Архитектор Душ II

Глава 1

Едва мы переступили порог, как меня буквально ослепило. После тишины особняка и уличных сумерек это место показалось другим миром, существующим по своим законам.

Мы оказались в огромном, залитом светом холле. Под высоким потолком висели гигантские хрустальные люстры, роняющие на полированный мраморный пол тысячи золотых бликов. Вокруг плавно перемещались сотни гостей. Гул стоял неимоверный.

Мужчины в строгих фраках, дамы в шелках и бархате, блеск драгоценностей — все это переливалось и сверкало в потоках света.

Ненавязчивая мелодия скрипки, доносившаяся откуда-то из глубины зала, переплеталась со звоном бокалов и гулом голосов. Между группами гостей бесшумно скользили официанты в накрахмаленных ливреях, держа серебряные подносы, уставленные закусками и высокими бокалами с игристым вином.

Я на мгновение замер, пораженный всей этой роскошью. Я смотрел на все это и не мог понять, что заставило Громова бросить весь этот светский фарс и с головой уйти в оккультизм? Что он искал в этих пыльных запретных книгах, чего не мог найти здесь, среди блеска хрусталя и звона золота?

Чего он хотел добиться? Бессмертия? Абсолютной власти, не ограниченной ни законами, ни мнением света? Ради какой цели он поставил на кон все что имел?

— Громов, чего ты замер? — тихо спросила Лидия, выдернув меня из размышлений.

Я оторвал взгляд от сверкающего зала и посмотрел на нее. Она уже кого-то приметила из знакомых, едва заметно кивая головой. Но что-то я не видел, чтобы ей кивали в ответ.

Скосив глаза, я заметил, что Алиса наоборот явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она стояла напряженно, как солдат на параде, и ее взгляд панически метался по толпе.

— Пойдемте, — сказал я, делая шаг вперед. — Нечего стоять на проходе.

Мы медленно двинулись вглубь зала, лавируя между группами гостей. Шум словно окутал нас, и я почувствовал, как чужая память, словно проснувшись, начала подбрасывать мне короткие, сухие справки о проходящих мимо людях.

Вон тот седовласый мужчина с бокалом — Геннадий Осипов, аристократ. Владелец сети обувных магазинов. Сам живет в столице, в Феодосии у него имение, куда он приезжает на лето поближе к морю.

А вот этот, помоложе, что-то оживленно доказывающий своему собеседнику — Андрей Каммерер, тоже аристократ. Директор центрального Феодосийского Импербанка.

Впрочем, удивляться тому, что здесь собралось высшее сословие, было глупо. Муравьевы явно не планировали звать кого-то другого.

— А, Виктор! Ты все же пришел! — раздался знакомый голос.

Я повернул голову и увидел Корнея. Он подошел к нам и протянул мне руку в приветственном рукопожатии.

— О, ты не один, — удивился он. — Дамы, рад вас видеть, — сказал он, галантно подав руку сначала Лидии, а затем Алисе, и едва коснулся губами воздуха над их кистями. — Прошу прощения за тот случай у «Будуара». Моя работа, знаете ли, не слишком предрасположена к следованию правилам хорошего тона.

Я увидел, как на их лицах промелькнуло узнавание, тут же сменившееся испугом. Взгляд Лидии стал жестким, а Алиса непроизвольно сделала крошечный, почти незаметный шаг назад.

Их ступор был почти осязаем, и я мог прочитать его: «Мастер Корнелиус? Здесь? Почему он обращается к Громову по имени как к старому другу?»

Он выхватил два бокала с разноса, который нес мимо официант, и протянул девушкам, после чего взял еще два и для нас.

— Я крайне удивлен, что вы решили сюда прийти вместе с Виктором, — сказал он, протягивая бокал. — Это он вас надоумил?

— Не без того, — любезно ответила Лидия, мгновенно нацепив маску аристократичной любезности. — Господин Громов был очень убедителен, чтобы мы составили ему компанию. Да и я, знаете ли, тоже решила, что засиделась дома. Выбралась развеяться.

— А вы? — обратился он к Алисе.

— П… п-примерно п-по той же причине, — запинаясь, пробормотала она.

Корней пристально посмотрел на Алису. Я видел, как он испытывает ее взглядом, буравя насквозь, как тогда у магазина с одеждой. А затем внезапно рассмеялся.

— Расслабьтесь, барышня. Вы так напряжены, что у вас мышцы судорогой сведет в любой момент. Выпейте вина, потанцуйте, там чудесная танцевальная площадка у бассейна на заднем дворе. Понимаю, что Бенуа не частые гости на подобных раутах, но, возьмите пример со своей подруги. Отдыхайте, — он повернулся ко мне. — Виктор, не составишь мне партию?

Я посмотрел на него чуть подняв брови, но мозг тут же подбросил мне выдержку из воспоминаний: тусклый свет лампы над зеленым сукном, запах сигар и виски, тихий щелчок фишек. Покер. Громов и Корней раньше любили перекинуться картами.

— Почему бы и нет.

— Отлично! Нас уже ждут, как раз пятый нужен был. Пошли.

Я повернулся к девушкам, но даже не успел ничего сказать. Они и так поняли, что им следует держаться в пределах допустимых ограничений. Лидия едва заметно кивнула, а Алиса лишь смотрела на меня широко раскрытыми глазами, все еще не придя в себя.

Мы отошли от них, и как только шум зала немного отступил, Корней, не выдержав, хлопнул меня по плечу.

— Ну, выкладывай, старина, как ты это провернул? — его голос понизился до заговорщицкого шепота. — Приволочь с собой двух девиц, которые, я уверен, мечтают выдернуть тебе кадык при первой же удобной возможности. Что это, стокгольмский синдром в ускоренном режиме?

Я хитро улыбнулся.

— Секрет фирмы, Корней.

Он громко рассмеялся, привлекая внимание проходящей мимо пары.

— Ах ты хитрый лис и ловелас! — он погрозил мне пальцем. — Ладно, храни уж свои секреты. Но выглядит это чертовски интригующе.

Мы прошли через высокий арочный проем и оказались в другой части дома, где атмосфера была совершенно иной. Здесь, в просторной библиотеке с высокими книжными шкафами, царил полумрак, а воздух был пропитан запахом кожи и дорогого табака. Я слышал, как под потолком активно гудели вытяжки.

Вдоль стен стояли различные игровые столы: за одним резались в преферанс, за другим в двадцать одно, чуть поодаль виднелась привычная моему миру рулетка. Но нашей точкой назначения был большой круглый стол для покера под отдельным абажуром, дававшим на зеленое сукно мягкий свет.

За столом в ожидании сидели двое мужчин и одна женщина. Память услужливо подсказала, что это была старшая дочь Муравьевых, Ангелина. Она была одета в очень элегантное, при этом достаточно открытое шелковое платье цвета ночного неба с глубоким вырезом. В руке она держала сигарету с длинным мундштуком. Девушка кокетливо поглядывала на окружающих.

Мы подошли к столу.

— Приветствую, господа, — сказал я, кивнув.

— Я нашел нам пятого! — радостно заявил инквизитор.

— Ну наконец-то, — пробурчал мужчина лет сорока пяти с козлиной бородкой и в очках в круглой оправе, чем-то напоминавший внешне Зигмунда Фрейда. — Я уж думал, до завтра ждать будем. Как дела, Громов? — спросил он. — Сто лет в обед.

— Работы полон рот, — ответил я, попутно роясь в памяти. — А недавно еще эльфийку убили, так что скучно не было от слова совсем. Сам понимаешь. А у тебя что нового?

Мужчина сочувственно покачал головой. Это был Арсений Вяземский, известный в узких кругах психоаналитик и коллекционер античных монет. Говорили, что он мог разговорить даже камень, но брал за свои услуги столько, что дешевле было бы этот камень позолотить.

— А! — Арсений отмахнулся. — Могу сказать то же самое. Работа. Вот, впервые за месяц удалось разгрести все дела и выбраться в люди. Раздавай уже, чего стоишь столбом, — обратился он к крупье, что до этого времени и вправду не пошевелился ни разу.

Крупье, словно очнувшись от транса, кивнул. Его руки пришли в движение. Колода карт зашелестела, заплясала в его пальцах с завораживающей ловкостью, и вот уже по две карты легким щелчком легли перед каждым из нас на зеленое сукно.

Я поднял уголки своих карт, оценивая расклад. В этот момент Ангелина, выпустив тонкую струйку дыма, повернулась ко мне.

— Давно не виделись, Виктор, — ее голос был низким, с легкой хрипотцой. — Как там твоя… подружка? Почему не привел ее с собой сегодня?

Я почувствовал подвох в ее вопросе, в издевательской паузе перед словом «подружка». И тут же ощутил на своей голени легкое касание чужой ногой. Нога в шелковом чулке медленно, почти лениво скользнула вверх по моей брючине.

Я поднял на нее глаза. Взгляд скользнул по сидящему рядом с ней мужчине. Павел Трубецкой, второй сын крупного сталелитейного магната. Возглавляет крымский филиал Холдинга «Трубецкой и К». Молчаливый, безупречно одетый аристократ лет тридцати. Он, казалось, ничего не замечал, полностью сосредоточившись на своих картах.

— Так сложились обстоятельства, — ответил я ровным тоном.

Ногу я убирать не стал. Вместо этого я попытался порыться в памяти, чтобы понять, что связывало Ангелину Муравьеву и Громова, но наткнулся на пустоту. Никаких вспышек, никаких обрывков. Словно этой части его прошлого просто не существовало. Но ее взгляд говорил о многом. Она смотрела на меня не просто кокетливо, а с каким-то вызовом, почти хищно, словно оценивая свою собственность.

В моей руке была пара четверок. Не густо. На стол легли первые три карты: двойка, пятерка, шестерка. Опасный расклад, открывающий кучу возможностей для стрейта.

Трубецкой, не меняя выражения лица, молча двинул в центр стола стопку фишек, поднимая ставку. Вяземский посмотрел на свои карты, недовольно хмыкнул и сбросил их в пас. Ангелина, бросив на меня быстрый взгляд, уравняла ставку. Я, после короткого раздумья, тоже бросил фишки в банк.

Крупье «сжег» карту и выложил на стол четвертую — валет. Ничего не менялось. Трубецкой снова сделал ставку, на этот раз крупнее. Ангелина, поджав губы, отправила свои карты в пас. Слово было за мной. Я снова уравнял.

Последняя карта легла на стол. Четверка.

Мое лицо осталось непроницаемым, но внутри словно что-то щелкнуло. Сет. Из обычной пары у меня внезапно получилась самая сильная из самых слабых комбинаций. Пара и две пары сразу уходят в мусор.

Трубецкой, уверенный в своем преимуществе, двинул в центр добротную порцию фишек. Навскидку я бы сказал, что там было две трети. Я посмотрел на него, а затем на свои карты.

Что ты там прячешь, Трубецкой? Что у тебя такого, что ты ставишь почти треть своего бюджета на такой приход?

— Колл, — сказал я спокойно, хотя внутри слегка напрягся.

Он перевернул свои карты. Пятерка и шестерка. Две пары.

— Неплохо, — кивнул я и медленно открыл свои две четверки.

За столом на мгновение повисла тишина. Ангелина удивленно вскинула брови. Вяземский снял очки и протер их, вглядываясь в карты. Крупье без единой эмоции на лице сгреб гору фишек и подвинул ее ко мне.

Следующие полчаса прошли в размеренном темпе. Я не рисковал, играл осторожно, забирая мелкие банки на хорошей карте и без сожаления сбрасывая мусор. Ангелина продолжала свои тактильные намеки, Вяземский ворчал на крупье и плохие карты, а Трубецкой оставался непроницаемым. Казалось, что игра его интересовала куда больше, чем общество аристократов за общим столом.

В итоге, оставшись в небольшом плюсе, я решил, что пора закругляться. Сидеть здесь всю ночь не входило в мои планы. Нужно было посмотреть, что еще интересного происходит вокруг, и, что более важно, проверить, как там мои подопечные.

— Господа, дама, спасибо за игру, — сказал я, отодвигая стул и поднимаясь. — Пожалуй, на сегодня с меня хватит.

Я обменял фишки у крупье и, кивнув на прощание, повернулся, чтобы покинуть комнату. Но в момент, когда я сделал шаг к выходу, резкий, полный ярости голос заставил меня замереть.

— Вот ты где, мерзавец! Громов, я к тебе обращаюсь! Я вызываю тебя на дуэль!

В проеме двери, ведущей в главный зал, стоял мужчина лет сорока. На нем был идеально скроенный фрак, но общее впечатление портили раскрасневшееся от выпитого лицо и горящие яростью глаза. Притягивали внимание лихо закрученные гусарские усы, уже тронутые легкой проседью. Рука его лежала на эфесе парадной шпаги, висевшей у пояса.

Все разговоры и шелест карт в комнате мгновенно стихли. Все взгляды устремились на нас.

— Спасибо за такое интересное предложение, — сказал я, пока пытался вспомнить, что это за хлыщ, и с чего вдруг он разбрасывается такими резкими высказываниями. И еще больше меня удивило то, что здесь до сих пор существовал дуэльный кодекс и вообще дуэли как таковые. — Но я отказываюсь.

I refuse (анг.) — Я отказываюсь

Лидия давно не была на приемах. Последний раз, самый громкий, был, наверное, за год или полтора до ее свадьбы, когда отец даже не подозревал об их с Артуром отношениях. Она пусть и не была очень частой гостьей, но любила бывать на подобных мероприятиях.

Ей нравилось обсуждать новое кино, последнюю модную линейку платьев от «Коко Шинель» или просто перемывать косточки общим знакомым за бокалом игристого. И, чего греха таить, ей нравилось выбираться в люди. Даже с Громовым. Развеяться всегда было приятно.

Когда Громов ушел с Корнеем в игорную, им с Алисой пришлось сместиться ближе к тому крылу дома. Как только дистанция достигла критической отметки, что Лидия, что Алиса почувствовали неприятное, тянущее ощущение в солнечном сплетении, что заставило их войти в комфортную зону пребывания.

— Лидия? — услышала она знакомый голос.

К ней подошли две девушки, одетые по последней моде. Когда-то давно они были ее подругами.

— Ольга, Катерина, здравствуйте, — вежливо кивнула Лидия. Алиса, стоявшая рядом, чувствовала себя максимально дискомфортно, словно экспонат в музее.

— Дорогая, как ты? Столько времени не виделись, — проворковала Ольга, самая высокая из них. — Мы уж думали, ты совсем затворницей стала после… всего.

— Я в порядке, спасибо, — ровным тоном ответила Лидия.

— А это кто с тобой? — Ольга смерила Алису пренебрежительным взглядом с ног до головы. — Не припомню ее.

— Это Алиса, моя коллега, — нашлась Лидия.

— Алиса? — Ольга картинно вскинула брови. — Бенуа? Лидия, дорогая, я всегда знала, что у тебя экзотический вкус, но не думала, что ты начнешь якшаться с обычной простушкой, пусть и из зажиточных. Тем более она вроде не зажиточная уже, да, Кать?

— Точно… — кивнула вторая девушка.

Лидия, привыкшая постоянно терпеть подобные подколки после скандала с отцом, почувствовала, как внутри что-то оборвалось.

Хватит.

— В чужом глазу соринку замечаешь, а в своем не наблюдаешь и бревна, Ольга, — ее голос стал ледяным. — И что-то я не вижу, чтобы твой Андрей, или Николай, или Михаил сегодня были с тобой. Ой, или, кажется, у тебя уже кто-то новый?

Лицо Ольги вспыхнуло яркой краской. Она открыла рот, но не нашла что ответить. Схватив за руку подругу, она, фыркнув, подобрала полы платья и почти бегом удалилась, бросив на Лидию полный ненависти взгляд.

— Шалава, — только и сказала Лидия, перехватывая у разносчика бокал игристого и осушая его одним глотком.

— Лидия, кажется, мне лучше уйти, — робко сказала Алиса.

Лидия хмыкнула, передавая еще один бокал Алисе.

— Куда, дорогая? — спросила она самым миролюбивым тоном, словно пыталась объяснить очевидную вещь ребенку.

— Не знаю. Может, хоть в уборную и там переждать.

— А вдруг нашему полоумному взбредет уйти еще в один конец зала. И что тогда? Бежать за ним, спотыкаясь об платье, а потом распластаться посреди толпы и выглядеть полной дурой? Ну уж нет. Пошли лучше со мной, покажу тебе, что тут еще есть, и познакомлю с привычными для аристократов вещами. Думаю, тебе понравится.

Они прошлись в допустимой им зоне, и Лидия привела Алису в зимний сад, примыкавший к главному холлу. Одной из стен здесь был огромный, от пола до потолка, аквариум. В его голубоватой воде, среди кораллов и подводных замков, скользили десятки разноцветных рыб.

— Вот, смотри, — сказала Лидия. — Муравьевы всегда славились своей любовью к экзотике.

Алиса прижалась носом к стеклу.

— О, это же рыба-клоун. А та, полосатая — крылатка. Она ядовитая. А вон там, у камней, мурена.

Лидия удивленно посмотрела на нее.

— Откуда ты их знаешь?

— Я с детства болела морем и океаном, — Алиса не отрывала взгляда от аквариума. — Хотела, когда вырасту, уйти в кругосветное на корабле. Много чего читала, смотрела. Даже научилась ориентироваться по звездам, пускай это вообще прошлый век, — она вздохнула. — Но, не задалось.

Помолчав, Лидия повела ее дальше, в коридор, стены которого были увешаны картинами. Она остановилась у странного полотна, где плавились часы, а по пустыне шагали слоны на тонких, как у пауков, ногах.

— А это — Сальватор Вдали. Сюрреализм. Попытка изобразить сон наяву.

Они прошли еще немного и остановились у знакомого всем с детства пейзажа.

— А эту, наверное, знаешь, — сказала Лидия. — «Три медведя».

Алиса кивнула.

— Только на самом деле она называется «Утро в сосновом лесу». А медведей, говорят, вообще другой художник дорисовал, не сам Шишкин. Так, к слову.

Они дальше гуляли по залу, и Алиса чувствовала себя так, будто на ней нет платья. Каждый косой взгляд, каждый приглушенный смешок за спиной заставлял ее съеживаться. Она не привыкла к такому вниманию, к этой тихой травле, которая была главным развлечением аристократов.

Лидия же, наоборот, держалась так, словно была королевой на собственном балу. Она шла с гордо поднятой головой, демонстрируя полное пренебрежение к шепчущимся за спиной гостям. Заметив, как ссутулилась Алиса, она тихо сказала:

— Не давай им себя задеть. Завидев слабость — заклюют, как куры. У тебя же бойкий характер, девочка. Думаешь, раз они аристократы, то им все можно? Как бы не так. Такие же люди из плоти и крови, как и ты. И, из того, что я успела понять за наше с тобой небольшое пребывание вместе, Алиса, ты можешь, знаешь и умеешь куда больше, чем многие из этих напыщенных болванов. Держи спину ровно, подбородок прямо, выпяти грудь. Ты красавица, и должна всем показать, что они тебе в подметки не годятся.

— Ага, вот они! Две потаскухи, которых притащил Громов.

Голос, громкий, пьяный и полный презрения, разрезал шум зала. Лидия замерла, вскинув брови. Алиса, воодушевленная речью подруги, тут же вспыхнула. Она резко обернулась на голос.

— Как ты меня назвал⁈

Когда он сделал пару шагов из тени дверного проема, я смог его разглядеть и вспомнить: Дмитрий Орлов, старший отпрыск старинного, но обедневшего рода.

Два года назад. Шумный прием. Его юная сестра Екатерина, влюбленно смотрящая на Громова. Слишком много вина, пустая гостевая спальня и ее слезы на следующее утро, когда Громов, уже потеряв всякий интерес, холодно бросил ей, что это была всего лишь одна встреча, да и та, была ошибкой. С тех пор пьяный Дмитрий искал повод для мести.

— Как это, отказываешься⁈ — взъерепенился он. — Ты не имеешь права!

— В смысле? — спокойно удивился я. — Вполне себе имею. Как и твою сестру в свое время.

Я тут же щелкнул зубами, пожалев о сказанном. Я не хотел этого говорить. Фраза вырвалась сама собой. Наследие старого Громова, его злой и ядовитый язык.

— Че ты там вякнул? — процедил он, набычившись.

Вмешался Корней.

— Так, господа, спокойнее. Давайте не будем устраивать сцен в такой торжественный вечер. Давайте я попробую решить ваш спор: Дмитрий, у вас есть претензии к Виктору?

— Да! Он… ик… должен ответить за свои действия!

— Господь милосердный, — сказал я, — да ты пьян вдрызг. Давай ты проспишься, и мы обсудим это в следующий раз, на твою трезвую голову?

— Ты всегда так отмахиваешься! А потом тебя ищи-свищи! Я все ждал, пока ты появишься! Думал, что совести не хватит сюда припереться, но не-е-ет, — он покачал пальцем, держась за дверной проем. — Явился не запылился.

— Хорошо, — сказал Корней. — У вас есть претензии, Дмитрий. И вы хотите провести дуэль с Виктором Громовым. Виктор, как сторона, которой бросили вызов, ты имеешь право либо выбрать оружие, либо отказаться.

— Я отказываюсь, — повторил я свои слова. — Как минимум потому что он пьян и не понимает, что несет.

Корней развел руками.

— Причина отказа аргументирована, Дмитрий. Мои соболезнования.

— Да? Это мы еще посмотрим! — рявкнул тот, развернулся…