Бремя власти III

Глава 1

«Политическая власть исходит из ствола винтовки.»

Мао Цзэдун

Москва. Арбат. Полдень.

Аромат дорогого кофе и свежей выпечки уже давно висел в воздухе элитного ресторана «Роза Ветров». Но София Верейская его не чувствовала. В чашке перед ней остывала черная бездна — зеркало ее настроения. Пальцы в черных кружевных перчатках нервно теребили красивую, но ненужную вилку. Мысли кружились, как осенние листья над помойкой ее репутации. Тот бал… Публичный осмотр… Унижение, выжженное в памяти раскаленным клеймом. Весь высший свет шептался, хихикал, тыкал пальцами в спину «опозоренной княжне». Даже отец, жалкий мешок страха и политических расчетов, не смог… не посмел…

Но додумать ей не дали… Внезапно дверь ресторана распахнулась с диким грохотом, и на пороге возник юный, запыхавшийся парнишка-газетчик. Его лицо сияло от сенсации… Он заорал на весь зал:

— Свежий выпуск! Сенсация! Чудовищная трагедия в Королевском Лесу! Император Николай III чудом спасся от лап Зверобога! Свадьба под угрозой! Регентша Меньшикова при смерти! Полдвора полегло в неравном бою!

Тишина в зале взорвалась: стулья заскрипели, фарфор зазвенел. Десятки рук потянулись к газетчику, голоса слились в требовательный гул: «Дайте!», «Сюда!», «Мне две!». Даже официанты замерли с подносами.

София даже не пошевелилась. Ледяная волна сначала сдавила ее сердце, потом… разлилась теплом. Сладким, густым, пьянящим теплом злорадства. Ее изумрудные глаза, холодные и острые, как стилеты, сузились. Чудом спасся? При смерти? Полегло? Она медленно подняла руку, поймав взгляд газетчика. Позолоченная купюра мелькнула в воздухе. Мальчишка, ошеломленный ее красотой и щедростью, сунул ей свежий «Московский Вестник».

Девушка развернула газету и принялась за чтение:

'СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ТРАГЕДИЯ В ЦАРСКОМ ЛЕСУ!

ГИБЕЛЬ ДВОРЯН, РАНЕНИЕ РЕГЕНТШИ, ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ ИМПЕРАТОРА!

(От нашего специального корреспондента)

Вчерашняя «королевская охота» в окрестностях Царского Леса обернулась кровавой бойней. По невыясненным до конца причинам произошел прорыв чудовищной мощи — в наш мир вторглась Химера невиданной силы, классифицируемая как «Зверобог». Монстр, сочетающий черты льва, быка, скорпиона и летучей мыши, обрушил ярость на собравшуюся знать.

Погибли:

— Князь Дмитрий Оболенский

— Граф Петр Шереметев с супругой

— Барон Карл фон Унгерн

— Фрейлина Регентши Анна Толстая

…и еще более пяти десятков представителей знатных фамилий (полный список смотрите на стр. 4). В живых осталось всего несколько гвардейцев. А регентша Империи Княгиня Ольга Меньшикова тяжело ранена (ожоги, травмы, состояние критическое).

По свидетельствам выживших дворян, именно Император Николай III, проявив неожиданную отвагу и владение магией, нанес чудовищу решающий удар, хотя и сам получил истощение Источника. Его Императорское Величество, а также Княжна Анна Меньшикова, Капитан Рыльский и Капитан Ордена Охотников Валерия Орловская чудом избежали гибели благодаря героизму Императора и прибывшим подкреплениям.

Двор погружен в траур. Свадьба Императора и Княжны Анны откладывается на неопределенный срок. Министерство Внутренних Дел ведет расследование причин катастрофы. Возникают вопросы о безопасности увеселительных мероприятий такого уровня и компетентности охраны…'

София впитывала каждое слово, каждую фамилию в списке погибших. Ольга при смерти… Анна чуть не погибла… Николай, этот ничтожный шут, вдруг оказался великим магом? Ха! Это была скорее случайность или удачный удар испуганного зайца. Но неважно. Важен был результат.

Трон зашатался. Двор окунулся в панику и траур. Пол-Империи теперь будет в ярости из-за убитых родственников. Это идеальная питательная среда! Отец теперь точно соберет свою жалкую коалицию. А если нет… она найдет других. Союзников будет море!

Жгучая ненависть, сладкая как яд, заполнила ее сердце. Она представила Ольгу Меньшикову — обгоревшую, беспомощную, задыхающуюся в своей роскошной постели. Как бы она наслаждалась, прижав подушку к этому ненавистному лицу! Жаль, что она так далеко. Хищная, безжалостная улыбка растянула совершенные губы Софии. Враги получили по заслугам.

Московская Губерния. Глухой сосновый бор. Полдень.

Под могучим звуконепроницаемым куполом, скрытым иллюзией вековых елей, кипела жизнь невидимой крепости. Арсений Луначарский, как и всегда безупречный в своем темно-сером костюме, стоял посреди лагеря. Он держал в руке трость с буквой «R» на набалдашнике и наблюдал. Его пронзительные зеленые глаза, спрятанные за пенсне, спокойно скользили по тренировочным площадкам.

Молодые люди и девушки в практичной серой форме фехтовали на клинках, стреляли по мишеням, отрабатывали боевые заклинания. Смесь идеализма, ярости и дисциплины витала в воздухе.

Князь Олег Верейский, стоявший чуть позади, тяжело дышал, его багровое лицо выражало смесь трепета и надежды. Видеть столько юных графьев и княжичей, готовых встать под знамена Республики… Это вдохновляло даже его, сломленного позором дочери.

Но привычный шум нарушил быстрый и тяжелый шаг. Игорь Железный Ветер ворвался на центральную площадку, словно ураган. Его золотые волосы, выбившиеся из строгого хвоста, слиплись у висков, новое кожаное обмундирование было в пыли и мелких порезах. В глазах, обычно таких уверенных, горел огонь поражения и… сомнения.

— Луначарский! — Игорь остановился, едва переводя дух. — У меня срочные новости!

Арсений, нахмурившись, едва заметно повернулся. А Верейский недовольно насупился.

— Докладывайте, Игорь. Надеюсь, вы с хорошими новостями. Нас тут прессой не балуют.

— Нет! Все провалено! — выдохнул Игорь, и его голос сорвался. — Покушение… оно было бессмысленным! Император… он не тот, за кого себя выдает!

— Что? — фыркнул Верейский. — Этот сопляк-дурак? Очнулся от страха и пальнул наугад?

— Молчите, князь, — не глядя на него, отрезал Луначарский. Его взгляд пригвоздил Игоря. — Можно больше конкретики?

Игорь заговорил быстро, сбивчиво, рисуя картину кошмара в Царском Лесу: паника, гибель десятков людей, чудовищная Химера… и Николай. Николай, превращающийся в янтарную молнию. Николай, уничтожающий Зверобога в одиночку. Николай, ловящий пули взглядом и читающий его мысли. Николай, говорящий о войне со Скверной как о главной цели.

— … Он не дурак! — закончил Игорь, в голосе его звучала горечь прозрения. — Он притворялся! Все это время! Он носил маску… чтобы знать не раздавила его сразу. А он… он борется. С настоящим врагом. А мы… мы хотели убить его из-за политических игр! Нарушили клятву Охотника!

Верейский побагровел:

— Бред! Чушь собачья! Ты, Железный Ветер, и струсил! Нашел оправдание! Он — марионетка Меньшиковой, слабак и…

— Заткнись, Олег, — голос Луначарского был тих, как шелест лезвия по шелку, но князь замолчал, будто удавленный. Зеленые глаза идеолога ЛИР изучали Игоря. — И что ты предлагаешь? Присягнуть на верность «истинному императору»?

— Я предлагаю уйти! — выпрямился Игорь, в его глазах вспыхнул стальной блеск былой уверенности. — Все-таки я — Охотник. И моя настоящая война ведется с демонами и Скверной. А не с политическими противниками. Свою ошибку я признал. И дальше участвовать в заговоре против того, кто, возможно, единственный реально борется с Пеклом… я больше не могу. Разбирайтесь с Николаем сами. Я выхожу из игры.

Густая и тягучая тишина над лагерем. Даже шум тренировок стих. Луначарский медленно покачал головой.

— Уходить, Игорь? При этом зная так много? Зная расположение баз, имена, планы? — мужчина усмехнулся, холодно и беззвучно. — Это не игра в песочнице. Это революция. Из нее просто так не уходят.

Затем Арсений едва заметно кивнул стоявшим по периметру площадки двум крепким молодым людям в серой форме. Их ауры — одна холодная, как ледник, другая зыбкая, как дым — вспыхнули.

— Возьмите его. — скомандовал Луначарский. — Живым. И посадите в темницу. Нам еще пригодятся его знания об… истинном лице императора.

Игорь взревел от праведной ярости. Его золотые волосы встали дыбом, артефактный огненный клинок материализовался в руке вспышкой ослепительного света.

— НЕ СМЕЙТЕ!

Он рванулся вперед, рассекая воздух пламенным мечом, высекая снопы искр. Первого серого мага льда он встретил взрывом пламени, сбив того с ног и оплавив ему броню. Второй — иллюзионист — растворился в дыме, пытаясь опутать сознание охотника. Игорь вскрикнул от внезапной головной боли, но его воля, закаленная в боях с демонами, была крепче. Он рванулся сквозь дым, клинок очертил смертоносную дугу — там, где должен был быть иллюзионист. Тот материализовался сбоку, бледный, с носом, сочащимся кровью от обратной связи.

Из-за спины Игоря выросла ледяная глыба — опрокинутый маг быстро пришел в себя. Удар был страшен. Игорь успел частично прикрыться щитом из сгущенного воздуха, но ледяной шквал сбил его с ног, обморозил плечо и заковал ноги в лед. Он рухнул, его огненный клинок погас. Еще двое приспешников Луначарского оказались перед ним. Они мгновенно прижали его к холодной земле и нацепили магические наручники, гасящие Источник. Если бы этих людей не натаскивал сам Магистр… И если бы на их месте были демоны… То он бы победил их… А, впрочем, сопротивляться было глупо…

— Вы… слепые… дураки… — захрипел Игорь, захлебываясь кровью из разбитой губы. — Он… сильнее… вас всех… Скверна… ударит… по Империи… если вы… не прекратите…

— Отведите его, — холодно приказал Луначарский, поправляя пенсне. — И подлатайте. Он нам будет еще полезен. А ты, князь, — он повернулся к побледневшему Верейскому, — начинай собирать свою коалицию. Истинный император, похоже, требует новых правил игры. И мы их напишем. Кровью.

Санкт-Петербург. Зимний дворец. Обеденное время.

Боль.

Она была везде. В каждой мышце, в каждой кости, в самом нутре, где пульсировал воспаленный, выжженный дотла Источник. Я проснулся не от солнца, а от этого глухого, назойливого гула боли, как от радиационного фона после ядерного взрыва. Без регенерации, подаренной Героической Душой и усиленной Сердцем Князя, мое нынешнее тело Николая давно бы разложилось, как труп под землей.

Химера… Печать… Купол… Поглощение… Поединок с Игорем… Каскад кульбитов, каждый из которых перегружал систему моего организма на запредельные проценты. Хорошо, что Мак успела подкормить меня в лесу, иначе обратный путь во дворец превратился бы в агонию. Как мы тащились… Поджаренный Рыльский нес на руках обугленную Ольгу и смотрел на меня, как на привидение. Анна всю дорогу в шоке молчала, пока к нам не подоспело подкрепление на дирижабле. Валерия истекала кровью (острый сук какой-то ветки вонзился ей в бок), но сжимала револьверы до побеления костяшек. Горстка уцелевших гвардейцев лишь походили на тени людей. Дворец встретил нас не ликованием, а оцепеневшим ужасом. Отправили всех по койкам, а меня — в мои позолоченные покои-тюрьму. Вырубился я тогда мгновенно.

А пробуждение встретило болью… Но у меня не было времени, чтобы оказать достойную жалость самому себе. Нужно было срочно действовать.

Я мысленно нырнул в Кольцо. Пространство «Сада» встретило меня знакомым, но теперь тревожным гулом. Воздух вибрировал от сконцентрированной мощи. И от ужаса.

Мак, моя перламутровая Садовница Бездн, деловито поливала из лейки… дерево. Но какое! Гигантское, чудовищное, с корнями, уходящими в темную почву Сада, и ветвями, упирающимися в купол этого пространства. Его ствол и ветви были черными, жилистыми, пульсирующими темно-фиолетовыми прожилками Скверны — чистейшим ядом, вытянутым из сердца Химеры. От него исходило гнетущее ощущение первобытной ярости и боли. Дерево было живым и злым. Но оно было приковано. Массивные золотые цепи, испещренные рунами Пленения и Подчинения, туго оплетали ствол и тянулись к огромному кристаллу из чистого адаманта, врытому в землю неподалеку. По этим цепям, как по проводам, текла темная, густая энергия Скверны. Она оседала в кристалле, и внутри его граней, происходило чудо: яд фильтровался, расщеплялся, преобразовывался. На выходе из камня уже сочился чистый, сияющий, золотисто-янтарный эфир, впитываемый самой почвой Сада и наполнявший пространство живительной силой.

Рядом, бледный как полотно, стоял Призрак Николай. Его полупрозрачная форма дрожала, глаза были круглы от ужаса.

— С-Соломон⁈ — он подпрыгнул, увидев мой мысленный образ. — Что это⁈ Что она делает⁈ Это же… это же сама Скверна! Живая! Она… она вырастила его из этой гадости!

Мак обернулась, щель между зубами сверкнула в беззаботной улыбке.

— О, Господин! — Она ткнула лейкой в сторону дерева. — Смотрите! Огурчик подрос! Немного капризный, но ничего, приручим! Цепочки держат! А кристаллик — самый лучший соковыжималка! Скверну — в свет! Как вы меня и учили когда-то!

— Она сумасшедшая! — зашептал Николай, глядя то на Мак, то на пульсирующее древо. — Она говорит с ним! Поливает! Это же абсурд! И… и что теперь⁈ Все ведь знают! Рыльский, Анна, Валерия, полдворца! Ты светился, как солнце! Видно, нашей маскировке пришел конец, Соломон! Что мы будем делать⁈

— Цыц, Призрак! — Мак надула губки. — Царь Соломон и не из таких передряг выкручивался! Горы демонов выше этого деревца давил! Успокойся! Все будет по маслу! Хочешь, я тебе книжек материализую? Про садоводство? Или про историю? Очень успокаивает!

Я мысленно вздохнул. Николай был прав. Маска сорвана. Но было ли это катастрофой? Учитывая обстоятельства, все сложилось как нельзя лучше. Я раскрыл свою истинную суть в тот момент, когда регентша и ее прихвостни оказались в самом уязвимом положении. Только за это уже можно было благодарить зверобога…

— Николай, — мысленно сказал я, вкладывая в голос максимум спокойствия и уверенности. — Паника — худший советчик. Да, меня видели. Да, все боятся. Но видели они и то, что я спас их от химеры, что я — сила. А сила в этом мире, как и во многих других — единственная реальная валюта. Мы не бежим. Мы действуем. Прямо сейчас. Мак, — обратился я к джинну, — найди ему хорошие книги из Астрала, пожалуйста. Самые толстые и умные. По государственному управлению. По военной стратегии. По истории различных Империй. Ему учиться надо. И причем быстро.

Мак радостно щелкнула пальцами. Рядом с Николем материализовалась стопка увесистых фолиантов. Призрак посмотрел на книги, потом на меня, потом на Мак… Паника в его глазах стала уступать место привычному сарказму и… любопытству.

— Управление? Стратегия? Ты… ты хочешь, чтобы я…?

— Чтобы ты продолжал, — мысленно улыбнулся я. — Ты ведь не просто призрак. Ты — наследник. И тебе нужны знания. Читай и впитывай. А теперь, — вновь обратился я к джину. — Мак… поделись. Мне паршиво. Очень. Источник пуст и горит.

— Конечно, Господин! — Девочка широко улыбнулась. Она подбежала к кристаллу, из которого струился свет преобразованного эфира, и… глубоко вдохнула. Потом подула в мою сторону, как на одуванчик. Волна чистейшей, мощной, солнечной энергии влилась в мой мысленный образ, а через него — в мое физическое тело в покоях. Это было как глоток ледяной воды в пустыне. Боль отступила, сдавленная этой силой. Источник перестал выть сиреной, перейдя на тихий, но устойчивый гул. Сил вернулось достаточно, чтобы действовать.

— Спасибо, Мак. Присматривай за… огурчиком. И за учеником.

Я вышел из Кольца, вернувшись в реальность покоев. Боль притупилась, но слабость оставалась. Я активировал Абсолютное Зрение и Абсолютный Слух. Дворец пронзило моим восприятием.

— Говорят, глаза, как угли, горели… — шептал за дверью один гвардеец другому. Его голос подрагивал.

— … молния… из рук… сжег… — вторил ему второй, проглатывая ком страха. Их ауры колыхались, как огоньки на ветру — сплошной, густой, осязаемый страх.

Я переключил взор на коридоры дворца и почуял нервные импульсы магических патрулей арканистов. Их стандартные, скучные ауры (60–75 Эф) теперь колыхались, как испуганные птицы в клетке. Их шаги были осторожными, а дыхание — учащенным.

Я сместил фокус к дальним покоям дворца и услышал приглушенный, мучительный стон. Это была Ольга… Я ощущал ее боль, ненавистную слабость и страх за дочь, она усиленно цеплялась за жизнь.

Где-то ниже чуть ниже доносился ритмичный, тяжелый и разбитый шаг Рыльского. То был шаг загнанного зверя, несущего неподъемный груз — ответственности за Ольгу, страх за Анну и ужас передо мной…

Вокруг царили смятение, страх и вакуум власти. Это был идеальный момент. Больше медлить было нельзя. Мне предстояло вбить клин, пока эта трещина не затянулась.

Я поднялся с постели, превозмогая остаточную дрожь в ногах. Холодный душ смыл остатки сна и слабости. Вместо привычной парчи «Николая» я, к удивлению, нашел в гардеробе строгий, идеально скроенный черный мундир принца Империи. Он явно принадлежал временам покойного императора Юрия.

Мундир сел безупречно, подчеркивая мои плечи и скрывая худобу. Золотые эполеты брызгали каплями необходимого блеска. Волосы я убрал назад. Мое лицо казалось бледной маской. Только глаза… Янтарь в них горел ровным, иномирным светом. Власть. Сейчас она должна была исходить от меня с непреодолимой силой.

Я открыл дверь. Два гвардейца вздрогнули, как от удара током. Их лица побелели.

— Немедленно сопроводите меня в Императорский кабинет, — сказал я. Лед и сталь сквозили в моем голосе. И никаких «пожалуйста». Это был непререкаемый приказ.

— С… слушаюсь, Ваше Величество! — глотая воздух, выпалил старший.

И они пошли за мной, как выдрессированные псы.

Спустя несколько минут я оказался в кабинете. Пыль веков и тень великого воина гуляли вдоль стен. Большой дубовый стол, карты Империи, шкафы с книгами — все здесь казалось заброшенным. Я сел в кресло. Оно приняло меня, как свое. Перьевая ручка в моей руке стала тяжелее меча.

— Вызвать ко мне главного секретаря Императорской канцелярии. И немедленно разыскать и доставить сюда Главу Тайного Отдела, Князя Юрия Викторовича Рябоволова. Скажите — Император требует.

Гвардеец выскочил, как ошпаренный. Я схватил лист бумаги и начал ваять указы. Первый, понятное дело, был о трауре. Мне нужно было охладить буйные головы оказанным сочувствием и щедрыми компенсациям. Золото и земли для семей погибших являлись тем немногим, чем я мог их успокоить… Хотя бы на время. Сюда же я включил и временную отмену свадьбы с Анной. Траур лишь оказался удобным предлогом для этого решения. Уж что-что, а мне сейчас было не до женитьбы.

Второй указ был посвящен героям. Рыльскому, Орловской, выжившим гвардейцам, а также регентше. Их всех стоило представить к наградам, как и тех, кто пали в бою. Я должен был создать им всем ореол спасителей Империи. Это свяжет их с новой властью, а мне даст немного времени перед грядущими потрясениями.

Третий указ оказался самым главным… Роспуск Регентского Совета. Упразднение должности Регента. Вся полнота власти должна была перейти ко мне, к Императору Николаю III. Все ветви — от судебной до исполнительной. Ведь «Государь, дабы спасти корабль Империи от крушения в бурю, должен сосредоточить руль в своих руках, отбросив советников, что гребут врозь…» Макиавелли, как всегда, удачно подходил для таких случаев. А что до политического вакуума? То заполню его собой. А смятение обращу в трепет.

От дел меня отвлек стук в дверь. Твердый и точный. Его стук.

— Войдите, Князь.

На пороге появился Рябоволов. Темно-синий костюм на нем сидел как влитой. Безупречная опрятность сквозила во всем его облике. Правда, деревянно-механический протез правой руки с рубиновыми вставками выдавал недавние приключения. Его пронзительно-синие глаза мгновенно оценили меня, кабинет и лежащие на столе листы. Ни тени удивления. Он уже догадался о моем решении, но на всякий случай решил подбросить дровишек.

— Ваше Величество, — он сделал легкий поклон. — Страна находится на лезвии ножа. Эта трагедия всколыхнула улей. ЛИР не дремлет, опальные князья, особенно московские, собирают силы. Юсупов… — его губы тронула едва заметная гримаса, — … проявляет нездоровый интерес к произошедшему и к Вашей… неожиданной силе. Западные королевства и Османы только и ждут нашего ослабления, чтобы откусить кусок от державы. Тайный Отдел готов поддержать законную власть для сохранения стабильности. Но действовать нужно. Жестко. Быстро. Вам нужно официально взять бразды правления в свои руки. И… — он замер на секунду, — от Меньшиковой желательно избавиться. Политически. Она — символ старого порядка и ваш главный враг внутри.

Я горько усмехнулся, глядя на его протез. Я и так это знал… Бремя власти карает невинных и виновных…

— Согласен. У меня нет выбора, Юрий Викторович, — сказал я, отодвигая от себя написанные указы. — Стабильность — прежде всего. Тайный Отдел будет моей опорой. И главным орудием. Вы возглавите официальную комиссию по расследованию катастрофы. С максимальными полномочиями. А сейчас… — в дверь снова постучали, появились перепуганные секретари, — … мне нужен Тронный зал. Через час. Пресса, двор, высшие чины. Я сделаю объявление. Будете рядом?

Рябоволов склонил голову, в его глазах мелькнуло холодное удовлетворение.

— Всегда, Ваше Величество.

Я молча встал под дверьми тронного зала. Послеполуденное солнце пробивалось сквозь высокие окна, ложась золотыми дорожками на паркет. Воздух гудел от шепота, звяканья шпор, нервного шуршания шелков. Собралось человек пятьдесят — бледные чиновники, местные князья и графы с опасливыми лицами, придворные дамы.

Анна стояла чуть поодаль, застывшая статуя в черном траурном платье. Ее лицо было маской льда, но глаза… глаза метались, как пойманные птицы, полные ненависти, страха, и какого-то невероятного смятения.

Рыльский стоял у подножия тронного возвышения, вытянувшись в струнку. Его обожженное лицо скрывало под собой смесь боли и солдатской дисциплины, но мелкая дрожь в его сжатой руке на эфесе шпаги выдавала бурю внутри.

Алексей Юсупов появился как тень. Его аскетичное лицо держало учтивую маску равнодушия, а узкие глазки-щелки сканировали зал и меня с жадным, хищным, научным интересом. Он чувствовал Скверну? Или просто видел силу?

Я вошел. Не в парче, а в черном мундире. Простом. Смертоносном. Волны шепота захлебнулись, сменившись гробовой тишиной. Я не пошел сразу к трону. Я остановился перед ним, доминируя лишь пространством. Мои янтарные глаза, светящиеся изнутри ровным, нечеловеческим светом, скользнули по толпе, заставляя людей отводить взгляд или съеживаться. Власть. Она исходила от меня, как физическое давление. Я протянул главному секретарю, трясущемуся как осиновый лист, пергамент. Мой голос резанул тишину, как сталь по камню:

— Огласите.

Секретарь запинаясь, срывающимся голосом начал читать:

'УКАЗ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ III!

Объявляется неделя траура по погибшим в трагедии Царского Леса. Семьям погибших назначаются щедрые компенсации из императорской казны: золото и земельные наделы. Церемония бракосочетания с Княжной Анной Меньшиковой откладывается на неопределенный срок в связи с трауром.

Регентский Совет — распущен. Должность Регента Империи — упразднена.

Вся полнота государственной власти отныне и впредь принадлежит Императору Всероссийскому Николаю III.

Князю Юрию Викторовичу Рябоволову, Главе Тайного Отдела, поручается возглавить официальную комиссию по расследованию причин и обстоятельств катастрофы в Царском Лесу. Тайному Отделу предоставляются чрезвычайные полномочия для выполнения данной задачи и обеспечения государственной безопасности.'

Зал ахнул. Единым, приглушенным стоном. Рябоволов, стоявший чуть позади и слева от меня, позволил себе едва заметную, одобрительную усмешку. Рыльский вздрогнул всем телом, как от удара кнутом, едва сдержав рывок вперед. Его каменная маска треснула, показав мгновение чистой агонии. Анна замерла, будто превратилась в соляной столп. Только ее глаза расширились, в них мелькнул не просто страх, а ужас перед открывшейся бездной. Юсупов склонил голову в глубоком, почтительном поклоне, намеренно скрывая свое лицо.

Я поднял руку. Ту самую, с Кольцом Соломона. Будто опираясь на незримую силу, текущую из него, на мощь Мак и преобразованную Скверну Химеры. Мой янтарный взгляд скользнул по лицам, задержавшись на Юсупове на долю секунды дольше. Потом взгляд устремился вперед, сквозь стены дворца, туда, где копошились тени движения ЛИР, Верейских, западных шпионов и восточных агентов. Туда, где назревали новые бури.

— Исполнить, — прозвучал мой голос, тихий, но перекрывший гул зала, как удар колокола. — Немедленно!

Тишина, опустившаяся на зал, стала гробовой. Звенящей. Насыщенной до краев ужасом, недоумением, крушением старых миров и леденящим душу осознанием: Золотая клетка «Николая-дурачка» разлетелась вдребезги. Император не просто вернулся. Он взял власть в свои руки. И править он будет железом, магией и холодным расчетом Царя Соломона. Новая эра началась. Со звоном разбитых цепей и скрежетом затачиваемых ножей.

Казалось, эта звенящая тишина длилась вечность. Потом, как по сигналу, зал взорвался шепотом, перекатывающимся в гул растерянности, страха и сдерживаемых эмоций. Чиновники и дворяне начали расходиться, кланяясь, шаркая ногами, бросая на меня испуганные или расчетливые взгляды. Анну увели две фрейлины — она шла, не глядя по сторонам, будто в трансе. Рыльский бросил на меня взгляд, полный немого вопроса и боли. Юсупов растворился в толпе, как тень.

Я остался стоять перед пустым троном. Рябоволов, как статуя, замер чуть позади. Власть, только что пролитая в зал, сгустилась вокруг нас, холодная и тяжелая.

— Оставьте нас, — сказал я тихо, но так, что слова достигли ушей последних уходящих.

Дверь закрылась. В огромном, внезапно пустом Тронном зале остались только мы двое да эхо недавних потрясений. И… еще одна фигура, задержавшаяся в тени у боковой двери. Императорский лекарь, старый, сухопарый мужчина с умными, но вечно усталыми глазами и дрожащими руками. Он робко кашлянул.

Рябоволов повернул голову, его ледяной взгляд скальпелем срезал с лекаря последние сомнения. Тот подошел, шаркая по паркету, низко кланяясь. Запах лекарственных трав и чего-то кислого витал вокруг него.

— Ваше Величество… — прошептал он, подойдя так близко, что его дыхание коснулось моего уха. Голос был сухим, как осенний лист. — Докладываю… Госпожа Меньшикова… Ольга Павловна… только что скончалась. От… последствий чудовищных ран. Отказало сердце… — Он сделал микроскопическую паузу, его глаза метнулись к Рябоволову, потом обратно ко мне. — … Как и предвиделось. Никаких иных причин.

Я просто кивнул один раз, коротко и четко. Словно получил доклад о погоде.

— Понятно. Благодарю за службу. Князь Рябоволов, — я повернулся к нему, — вручите доброму лекарю вознаграждение. За его усердие и… молчание.

Рябоволов, не задавая вопросов, не выражая ни малейшего удивления, достал из внутреннего кармана своего безупречного сюртука небольшой, но явно тяжелый мешочек из грубой ткани. Звон монет внутри был отчетлив и соблазнителен. Он протянул его лекарю. Тот схватил мешок дрожащими руками, алчная, облегченная улыбка растянула его морщинистое лицо.

— Я ваш вечный слуга, Ваше Величество! — залепетал он, кланяясь в пояс. — Буду молчать! Как в могиле! Ни единого звука не издам!

— Уходите, — сказал я, глядя поверх его головы, в окна, где садилось петербургское солнце. — И помните о цене излишней болтливости.

Лекарь, крепко прижимая к груди драгоценный мешок, юркнул к боковой двери, как испуганный таракан.

Доктор Игнатий Петрович Свиридов вышагивал по набережной Мойки, насвистывая бодрую мазурку. Вечер был прохладным, но в его груди пылал жар — жар удачи и предвкушения. Мешок золота! Целый мешок! От самого Императора! За такую простую работу — подлить в микстуру для Регентши ту безвкусную, без запаха жидкость, что передал тот холодный господин из Тайного Отдела… И все! Никаких мук, никаких криков. Тихий уход. И теперь — свобода и богатство!

Он купит своей пучеглазой Машеньке шелковое платье, о котором она трещала без умолку. А Катюше подарит настоящую куклу из Парижа! И купит дом в Крыму… Да, да! Нужно теперь уехать отсюда, подальше от дворцовых интриг и этого жуткого нового Императора с горящими глазами. Нужно зажить наконец полной жизнью!

Он зашел в узкий, грязноватый переулок, который вел к его скромному особнячку. Свист его был громок и беззаботен. Впереди маячила теплая семейная жизнь, полная достатка.

Из глубокой подворотни, смердящей сыростью и помоями, выползла сгорбленная фигура в грязном, рваном балахоне. Старуха, нищенка. Она протянула к нему костлявую, дрожащую руку.

— Подай, батюшка… Христа ради… — прохрипела она жалобно, перекрывая его свист. — Хоть копеечку на хлебушек…

— Прочь, старуха! — брезгливо буркнул Свиридов, пытаясь обойти ее. — Не до тебя! Самому не хватает!

Он машинально оттолкнул протянутую руку. И в этот миг случилось нечто невероятное. Сгорбленная фигура выпрямилась с кошачьей грацией и силой. Старушечий хрип сменился низким, мужским голосом, полным ледяной пустоты:

— Придется заплатить сполна, Игнатий Петрович.

Блеснуло лезвие. Короткое, острое, как игла. Доктор даже не успел вскрикнуть. Он лишь почувствовал страшный удар под ребра, жгучую боль, и странный хлюпающий звук — будто кто-то наступил на перезревший помидор. Он грохнулся на мокрую булыжную мостовую, глядя в мутное вечернее небо.

Последнее, что он увидел — так это дрожащую руку «старухи», выхватывающую из его ослабевших пальцев мешок с золотом. Потом фигура в балахоне метнулась обратно в подворотню. Там, в полумраке, балахон был сброшен одним резким движением, обнажив стройную мужскую фигуру в сером практичном костюме. На отвороте пиджака мелькнул маленький, почти невидимый значок — закрытый глаз в звезде. Эмблема Тайного Отдела. Агент на секунду взвесил мешок в руке, кивнул самому себе и призраком растворился в сгущающихся сумерках переулка. Звон монет больше не слышался.

Доктор Свиридов хрипло выдохнул, и в его остекленевших глазах погас последний отблеск радостного свиста и шелковых платьев для дочерей. Насвистывать больше было некому.