Четыре демона. Том 2

Глава 12.1 Новые горизонты

Утро опять началось не с лучшей ноты. Кто бы обрадовался тому, что второй день подряд раздаётся телефонный звонок от Еврея, и ты сознательно отдаёшь ему сутки, а то и более?

Раз получилось так, что он заставил меня ночевать в какой-то страшной квартире, где пару дней назад умерла неизвестная бабушка. Происходило всё это за три сотни километров от дома, куда мы отправились, дабы забрать номера от машин и сразу назад.

— Ну, до Мичуринска и обратно. За день сто процентов управимся, — обещал он мне в тот раз.

Да и историй таких соберётся не один десяток, притом, что каждый из наших ребят способен расширить список примеров в отношении Димы своими на ту же тематику. Основная мысль заключается в том, что с Евреем нужно держать ухо востро. Меня, признаться, это совсем не парило, мне далеко до образа занятого человека, но и докопаться до Димона лишний раз не грешно.

Подняв трубку, я, наученный опытом, рассказал ему, что уже давно встал и только вышел из ванной. Повезло, что через пару минут он позвонил ещё раз, прервав моё продолжающееся наслаждение компанией подушки. И плевать на рассказанное несколько минут назад. Во втором разговоре разум больше походил на сознание, но и подсознание ещё отдыхать не отправилось.

Дима как-то меня обозвал и напомнил о графике. Задержка вела к более долгому прохождению внешнего рубежа Москвы. Припугнув пробками, он заставил призадуматься о необходимости выиграть ежедневный поединок с кроватью.

Лишь заварив кофе и сделав пару глотков, я начал приходить в себя, но сразу зазвонил дверной звонок. Открыл, представ перед Димой в халате, с чашкой и помятым лицом, хоть голову успел помыть. Рожа у соседа оказалась не самая довольная, он полностью собрался и первой же фразой принялся меня торопить. Выслушав распорядок Димона, я смог только посмеяться над ним, в очередной раз назвав оптимистом и поставив в известность, что хочу выехать обратно хотя бы до восьми вечера. Он в ответ назвал меня тем же словом, заставив призадуматься о том, на что я вообще подписался.

Спускаясь по лестнице, я перепроверил, все ли камни взял. По итогу на руках у меня находилось восемь кристаллов. Продать хотел шесть или семь, а один оставить себе. Это, скажу я вам, неплохие деньги. Следовало найти хорошего покупателя без дополнительных проблем и сюрпризов. Исходя из слухов, больше половины всех скупщиков признавались ненадёжными и опасными. Даже проверенные могли повестись на семь кристаллов и создать нам очень много проблем.

Судя по масштабам запланированного, можно было смело заявить, что замысел у Еврея прям-таки Наполеоновский. Продать камни, попасть на авторынок и к поставщикам какой-то ерунды, нужной ему для работы автоателье, но самое долгое последнее — заехать к отцу в Шереметьево. Я сразу посоветовал расставить приоритеты, аргументируя фразой:

— Не последний раз ты едешь в Москву.

Он явно призадумался, однако ничего менять не собирался. Как я уже говорил, Дима сильно от нас отличался, особенно стремлением и производительностью — две черты, составляющие львиную долю этих отличий. Мы с парнями относились к крупной группе людей, которые больше говорили, чем делали, ленились и оправдывались перед собой или окружающими. Он же всегда брал и делал. Впахивая с самого юношества, Дима не редко удивлял меня целеустремленностью, порой доходя до полного абсурда, но и чуйка выгоды его не подводила. Когда подворачивались варианты лёгкого заработка, которыми я пользовался годами, существуя за их счёт, Дима участвовал только в паре и то глубоко не погружаясь. Не брезговал, тут другое: не хотел вестись, чтобы не облениться, держался за более физически затратное и менее прибыльное, но надёжное, стабильное дело.

Прогрев машину не более пяти минут, что после затяжной зимы показалось чертовски непривычным, я пошутил над Димой, что тот, всегда имеет уникальную возможность одного экспресс-прогрева движка. Так сказать, путём воздействия, в соответствии со стихией, ну а что, принцип вроде тот же, маслице подрастопить. Ну, а я всегда мог потушить, если бы что-то пошло не так.

— Кстати, — осознав, прозрел Дима, улыбаясь и несколько секунд глядя на меня. — Ты задолбал так долго и крепко спать.

Я же тем временем уже успел, довольно удобно расположится, отрегулировав сидение, и задумался.

— Невзирая на всю любовь ко сну, когда встал, усну я вновь не скоро, — ответил Диме почти в рифму, выйдя из своих мыслей.

Он снова улыбнулся и спросил:

— Долго думал?

— Да нет, только что на ум пришло.

— Ну, ты прям рифмоплет, но вопрос остаётся тот же! Ты не замотался?

— Сплю, как полагается здоровому человеку, поздно ложусь и так же встаю, какая разница, Димон? Как там говорится, от перестановки слагаемых… — пробормотал, оправдываясь.

Он и сам всё отлично знал, но видимо, решил завести диалог.

— Ладно, про дела и полезность тогда начинать не будем, смысла нет, — выждав почти минуту, заключил Дима. — Ты уже ответил. Я прочёл между строк: лень-матушка.

Пир о чём-то призадумался, отстал от меня и будто разумом переместился, правда всего на несколько секунд. После чего мотнул головой, с чистым взглядом, как бы отмахнувшись от мысли и неопределенно улыбнувшись. Чем заинтересовал меня.

— Чё залип? — полюбопытствовал я.

— Да хрен его знает, Арчи, — выждав короткую паузу и внося некую нотку драматизма, он продолжил с лёгкой растерянностью: — В последнее время часто запариваюсь, и не о чём-то конкретном, а о целой базе тревог. И архив в свою очередь постоянно пополняется новыми или вытекающими одна из другой проблемами.

Я улыбнулся, анализируя сказанное Димой. По интонации голоса и самому стилю высказанных слов одно стало понятно сразу: тревоги действительно оказались глубокими или залежавшимися. Хорошо зная Еврея, а точнее, его тонкую, эмоциональную натуру, я воспринял жалобу со стандартной холодно-рациональной позиции. Спустя пару минут поспешил успокоить, не отдавая отчёта всей серьёзности случая, посчитав, что это перманентный и малозначимый загон, которым, откровенно признаться, подвергался мой друг часто.

— Во ты задвинул, Димон, так и не знаю, что сразу сказать. Не совсем понял, у тебя подобие депрессии? Или хочешь, но никак не можешь понять, чего?

Не стану утверждать, что всегда смотрел на все возникающие ситуации и проблемные моменты с хладнокровием, но, по крайней мере, очень старался так делать, да и вроде бы неплохо получалось, особенно, если касалось других. Человек я очень спокойный, и вывести меня из себя практически невозможно. До моих эмоций могла достучаться разве что девушка в скандале, но у особей женского пола на то есть природный талант, пред ними устоять очень сложно. В ссорах просто немного повышал голос, но не позволял происходящему перерасти в пустые крики, до последнего продолжая излагать аргументы и рассуждения. В крайнем же случае старался просто отойти или абстрагироваться на время, пока успокаивался.

Пожалуй, стоит немного изложить о себе, ибо дотянул, остался последним в пятерки: Я беспечен и не способен назвать многие из своих личных качеств. Точнее, не так. Замечал их, но конкретно сейчас не вспомню. Выделял их только во время проявлений, на моменте, подлавливая себя на конкретной черте, а после забывая. Теперь не могу сгруппировать все, по желанию создать список.

Сам из себя человек я крайне тяжелый, неподъемный во всех пониманиях этого слова, конкретнее, как физически, так и духовно, но главное, всегда находился в мире с собой. Мне для этого, не пришлось, что-либо забыть, чистить совесть или делиться с кем-то переживаниями. Мирские заботы меня совсем не тревожили, так же как мораль или закон, хотя к первому относился на порядок серьёзнее, чем ко второму. Просто совесть моя избирательна и хорошо знает наши с ней общие потребности. И что бы там в кодексах не написали, властям никогда мне не доказать, что заниматься селекцией — это плохо, а травить свой народ за проценты палёной водкой и сигаретами можно, ведь это разрешено законом.

Первопричина недоверия к актам права родилась очень давно, как только я осознал, что все эти бесчисленные запреты пишутся для масс одной узкой группой, а сами писаки свои филькины грамоты ни во что не ставят. Наверное, понимание пришло в институте. Закончил юридический, да не простой, а ведомственный.

Впрочем, я и до учёбы умел отвечать за собственные поступки, а потому, в отличие от большинства не нуждался в использование самообмана.

Цынус в том, что все люди предрасположены к подобным практикам, помогающим забыться и избавиться от вины. Технологии столь удобны и так давно у нас в обиходе, что мы перестали замечать, когда их применяем. Равно необдуманному поиску божественного объяснения любого события от плохих до хороших. Убедив себя в положительности собственных действий, человек пойдёт на многое, игнорируя совесть, а она и есть часть здравого смысла. Самообман — внутреннее свойство из числа тех, что полностью искоренить из людей уже невозможно, получится лишь приглушить, но и этого добиться сложно. Развращение личности толкает человека на страшные вещи, представьте, что будет, потеряй мы всяческие внутренние ограничения, а к этому всё и шло. Я же принимаю все свои грехи и оставляю их при себе, в следующей жизни заплачу по счёту, если потребуют…

У меня сильная воля, но всегда не хватало мотивации. Не притворялся, но и когда что-то не нравилось, предъявлять не стремился или не торопился — зависимо от личности. Даже если видел собственное вмешательство востребованным, высказывался лишь в отношении тех, кто мне импонировал.

Почти во всём похабен, небрежен и безалаберен, но только не со своими девушками. Семья для меня одна из важнейших жизненных прерогатив, и точно знаю, что дети меня любить особо не будут, ибо проявится требовательность, строгость и властность.

Высокомерен, безразличен и даже зануден, редко вызывал понимание у других людей и никогда не признавал социум. Да и человечество в целом недолюбливал. Наглость — моё второе счастье. Часто казался лицемером, таковым не являясь, но не делал ничего, дабы этого избежать. «Себе на уме» тоже очень ко мне подходило…

Благородством тоже особенно не награждён.

Для полноты образа мне только собственной колокольни не хватало…

Пока я размышлял о природе Еврейского приступа пессимизма, он продолжил излагать, в чём именно странность такой депрессии:

— Да вот в том-то и беда, всё вроде хорошо, и в достатке живём, прям жаловаться стыдно, блин, — улыбаясь, но прежде прищурившись, а затем, отвернувшись. — Может, конечно, сам накручиваю, как обычно, но состояние неприкольное, будто не на своём месте сижу, как на иголках.

— Да брось, Димон. Не поддавайся унынию. Конечно накручиваешь, ты просто работаешь много слишком. Постоянно в сервисе, плюсом с нами по лесам бегаешь, а отдых у тебя сводится к компу с пивасиком и сексу по выходным, — потом не смог удержаться от вставки: — Да и то не всегда… Судя по тебе, — проговорил так спокойно, что заставил его улыбнуться.

— Мы, кстати, и вправду очень давно никуда не вырывались, нужно сходить посидеть в ресторанчике каком, — поддав немного газу, подметил Димон и продолжил: — Так называешь, «сервис»! Приятно даже слышать, может быть, когда-нибудь он им и станет, но пока что, просто гараж с небольшим набором услуг, — засмеялся он, но спустя каких-то двадцать секунд снова опустил взгляд на дорогу и погрузился в мысли, а кратковременный просвет затянулся.

В этот момент подозрения подтвердились, ситуация оказалась из ряда вон выходящая. Хорошо его тревоги ещё не переросли в помешательство. Глубокое познание этой бездонной еврейской души говорило, что такие глубокие страдания несвойственны даже для этого эмоционального индивидуума.

От нагоняемой Евреем тоски я и сам призадумался, уставившись в окошко, рассматривал родные просторы в виде красивого и почти оттаявшего леса. Берёзы и сосны беспорядочно перемешались между собой, но при этом стремились разделиться в обособленные рощицы. Никогда раньше данная особенность не попадала в поле моего внимания, а теперь в момент выстроилось странно сравнение с людьми, живущими в обществе. Снег, местами переходящий в серо-зелёную траву, добавлял свой шарм в идеальную картину ранней русской весны.

Главное, не замечать грязь и немалое количество мусора, расцветающего по обочинам каждый год ещё раньше подснежников. Власти начинали чистить трассы и леса, отменили многолетний, наиглупейший запрет на сбор повала и сухостоя, но успели столь сильно запустить вопрос, что разгребать им предстояло ещё долго. Жаль, не добрались до выплат небольших процентов с продаж природных богатств нашей родины населению и до контроля нефтяников. Со стремительным падением цен на нефть бензин не дешевел.

Через несколько минут я отвлёкся от окружающей среды и обратился к сосредоточенному Диме, внимательно следящему за дорогой.

— Знаешь, братан, я уже тебе говорил. Найди себе занятие, что доставляет удовольствие. Только без твоего максимализма, а то опять дойдёт до поломанной шеи.

Он засмеялся. Кроме двух более ранних примеров, был и третий, Дима ключицу ломал, когда занялся паркуром.

— Я сам уже долго пытаюсь определить причину депрессивного настроя, Арчи. Пока что склонен отдать пальму первенства своему образу жизни!

— Ага, блин, нормальный варик, не знаешь, в чем проблема, назови ей саму жизнь. Ништяк, Димон. Прямо вижу, это твой вариант.

И снова мы засмеялись.

Мне всегда очень нравился наш стиль преодоления любых неприятностей через шутки над ними или существенным повышением настроения за счёт обыкновенного общения с ребятами. На мой взгляд, святая функция друзей заключается в способности помочь в преодолении кризиса, не финансового, а гораздо более значимого для Русского человека — душевного. Под таким же девизом не один год действовала церковь, называя это фундаментальной задачей веры в современной жизни.

— Можешь ещё исповедоваться сходить, Димон, вдруг поможет, пробей на фарт, — я не отступал от цели по улучшению его настроения.

И он оценил, поскольку был не против богохульных шуток.

— Не поможет. Пробовал, — утвердительно ответил он.

Быстро преодолев возникший от серьёзности ступор, я переспросил:

— Серьёзно. В синагоге, наверное, от грехов откупался? — засмеялся я. — Ну, а что, какие у тебя ещё варианты? В нашу придёшь, священник пять минут послушает и сначала закурит, а потом и вовсе в запой на неопределенный срок погрузится.

— Да я просто, наконец, добрался до языческой тусовки, когда был у Насти на выходных. С шаманами там общался, энергетику просматривали у меня, ну, и всё в том духе, — с улыбкой рассказал Димон.

На какой-то момент из него вновь улетучились все проблемы, он превратился в привычного для меня, внешне надменного представителя самой продуманной нации нашей планеты. С язычеством у Димы связалась пусть и очень непродолжительная, но в последнее время значимая часть внутренних убеждений. Начало было положено ещё в старом мире, я тоже не раз интересовался этой тематикой, но довольно-таки поверхностно, в рамках изучения истории Славян. В целом, несмотря на мои нигилистические взгляды, каноны язычников вызывали менее всего вопросов и недоверия.

Внимание Димы старинное учение захватило более любой другой религии, а по мере его общения с одной из пассий, вхожей в круг значимых представителей этого движения, взгляды только крепли. Окончательное перенятие идеалов произошло после появления явных фактов существования энергии внутри людей. Ну, а при наличии у Дмитрия явной предрасположенности к поискам себя, пускай лучше язычники, чем те дураки в Полисах или послушники Ордена со своими россказнями о служении чему-то там высокому и о Рационализме. Я бы, кстати, нисколько не удивился, попади Жид однажды в секту, прям вижу его в образе…

— Ну, и чё они там? Нормально, наверное, тебе по большим ушам поездили. Ничего никуда перевести не просили? — с довольной улыбкой во всё своё немалое лицо спросил я.

— Да ладно тебе. Нормальные они там все, взрослые адекватные люди.

— Ага, мля, никто в битве экстрасенсов не участвует и не взывает к тёмным или светлым для раскрытия потенциала, прям-таки пример адекватности, да, Димон?

Это, конечно, был сарказм чистой воды, основанный на информации, получаемой мной от него же чуть ранее, и соответственно, эти слова друг воспринял правильно. Еврей однажды мне доказывал, что передача по ТНТ — правда, и пусть не все, но там много сильных магов.

— Видел я этих взрослых в Анастасийской деревне, тоже вроде как Сибирское учение, а на деле… — посмеявшись, добавил со ссылкой на личный опыт. Мы с Костей в их поселении однажды дом своеобразной бабушке строили.

— Ну, не без этого, конечно, но в целом… — начал было исправляться Дима, но тут я его перебил, продолжив фразу:

— Они и не должны сильно отличаться от большинства странных людей, но смысла это не меняет. С твоей впечатлительной натурой лучше особенно не показываться в подобных местах.

Наш диалог перешёл в позитивный настрой с обеих сторон. Обсуждаемые нами ранее систематические запарки Еврея уже ничего не значили, он отвлёкся и забылся, однако в любой момент состояние могло измениться. Как бы там в дальнейшем не сложилось, за душевной беседой мы почти добрались до Москвы. Движение на трассе с каждой минутой теряло в скорости, а количество машин резко прогрессировало.

— Ты не обратил внимания, по ходу? — показал Дима пальцем на место, где обычно висит зеркало заднего вида, которое он снимал в каждой из своих машин.

Там была вклеена резная деревянная реечка, узкая и не очень длинная, разделённая на три секции и в чём-то похожая на иконы, разве что не покрытые краской поверх дерева. Рассмотреть более чётко было сложно из-за недостатка освещения, да и желания не возникло.

— И что это, оберег? Думаю, тебя не спасёт, Дим.

— Да это я от тебя повесил, там ещё в бардачке несколько штук, если одной тебя отогнать не получится. Моя машина теперь самое защищённое от нечисти место, странно только, почему не работает. Ты должен был забиться в конвульсиях и показать свою истинную форму, — ответил он.

— Да они просто только на низшие классы в иерархии ада работают, со мной такой ерунде не совладать. Тебя надули! — забавляясь, высказался я. — И вообще, зря, поздно бороться начал. Душа твоя уже принадлежит мне, ты что, забыл? Она теперь со мной отправится, если ты меня изгонишь…

Дима не понял, о чём речь, и уставился с опасением.

— Ну, на тех выходных. Вы тогда ещё набухались, и ты мне её в карты проиграл. Вот теперь обереги и не пашут. Пора, кстати, по долгам платить. Давай доставай её, прямо сейчас.

Внимание Димы всецело сосредоточилось на мне, пока я тянул к его лицу руку и продолжал:

— Отдавай её мне, сука… — прорычал в стиле одержимого и схватил его за морду.

Успокоиться мы оба не могли не меньше минуты.

— Блин, не понимаю, почему пробка так рано начинается? И обрати внимание, сколько кораблей туда-сюда гоняет, — заметил Дима, отсмеявшись.

И ведь действительно, до города оставалось около двадцати километров, а движение почти полностью остановилось, будто ремонт дорог. А активность кораблей напоминала, что мы в самом живом из русских городов, да и большая часть Виманов — боевые, а не транспортники и грузовые, что казалось странным.

— Ты давно ездил-то сюда в последний раз? Может, там ремонт какой? — полюбопытствовал я.

— Меньше недели назад, тогда ничего не было, как обычно, проверка на периметре города. Ну, а так мало ли что, поселение немаленькое, кто их там знает, что за кипиш, поводов возможно множество.

Настроение моё тем временем всё больше скатывалось, по мере осознания ожидаемых нас затрат времени на бесполезное просиживание в очереди.

При общении с москвичами, которых у меня немало в родственниках, очень давно заметил, что они являются наглядным примером адаптации человечества к окружающей среде. Никто из приезжих не способен наравне с ними переносить пробки. Они перестроились, занимаясь там вс…