Первая часть.
Жаль, что дети не рождаться только в счастливых семьях? Было бы так замечательно, если бы каждый ребенок был желанным и любимым. Я мечтала об этом уже даже когда стала взрослой и благополучной дамой, хотя понимала что это глупо, всеобщего счастья не бывает. Хотела простую обычную семью, где есть папа и мама, и они заботятся о тебе, радуются твоим успехам и разделяют твои неудачи и печали. Семья, в которой есть душевное тепло и все любят друг друга и поддерживают и в радости и горе.
Так уж получилось, что я не была любимым ребенком, залетным как сейчас говорят. Обычное дело, девушка забеременела, и парню пришлось жениться. Иногда такие семьи живут всю жизнь и довольно счастливо, привыкают друг к другу и идут по жизни вместе. Но гораздо чаще такие семьи, прожив короткое время с облегчением разбегаются, стараясь выкинуть забыть семейную жизнь как страшный сон. Родители мои поженились совсем молодыми. Не знаю, как они жили вместе, плохо или хорошо. Я была слишком мала, что бы это помнить. Но разбежались они быстро и с явным облегчением друг от друга. А я осталась как упрек, не состоявшийся семье. Может поэтому, и росла как сорная трава. Замкнутая и нелюдимая, самостоятельная и никому не нужная обычная девочка. Это не жалость к себе. Не знаю уж почему, но я воспринимала это спокойно, уже тогда понимая, что я ничего не могу изменить. Мне хотелось ласки родителей, но мать была вечно занята, а отец исчез из моей жизни сразу же после развода. Первое время я очень скучала по нему. Мне так хотелось, что б он пришел и взял на руки, обнял, прижал к себе. Но через какое то время я поняла, что я не помню его лица, совсем. Так темный высокий силуэт на свету, далекий и бесконечно чужой. После развода родители разменяли трехкомнатную огромную квартиру в центре Тамбова – на две однокомнатных на окраинах. Подальше друг от друга. Мать моя часто сетовала на то, что в однокомнатной квартире с ребенком своего личного женского счастья она не построит. Кому она нужна с ребенком на руках. И – за, этого она злилась на себя, на меня. А потом долго плакала о своей несчастной жизни и что ей приходиться всем жертвовать ради меня. Я старалась не мешать ей и быть самостоятельной. Мне казалось, что если я буду незаметной, то ей будет легче. Но Мама постоянно говорила, что я только все делаю только хуже и назло ей. Да и я, – как говорила мама, ко всем моим недостаткам была еще и странной. Ложь я чувствовала сразу и у любого человека и никогда не могла промолчать. Как будто меня кто толкал под руку, и я с детской непосредственной могла сказать материной приятельнице зашедшей в гости или самой матери.
– Ты врешь сейчас или ты говоришь не правду.
За что и получала подзатыльник. И потом долго выслушивала свою мать, что меня даже нельзя показывать гостям.
– У всех такие хорошие дети, а ты,– часто мне говорила Мама, – некрасивая неуклюжая и говоришь глупости. Мне так стыдно за тебя.
Она действительно стеснялась меня, и когда к ней кто приходил из подруг или знакомых я старалась не попадаться на глаза. Иначе ее это злило и все свое раздражение, она выплескивала на меня. Наказывала она меня часто, в основном стоянием в углу. Я и старалась быть всегда незаметной, маленькой серой мышкой. Жизнь вдвоем с матерью стала у нас совсем не веселой, и она решила отправить меня к своей матери в деревню, сначала на лето.
Бабушку свою по матери я никогда не видела, и у нас в доме не было ее фотографий. Моя мать в свое время сбежала из дома и в суматохе городской жизни не вспоминала о доме – где выросла. Она никогда не рассказывала никому о семье, в которой родилась. Стеснялась деревенского происхождения. Со стороны отца дедушка и бабушка погибли незадолго до моего рождения. Попали в автомобильную аварию. И я, почему то всегда думала, что если б они были живы, то забрали меня.
Я еще нигде никогда не была. Даже в Тамбове окружающим меня миром была детская площадка во дворе и небольшой парк рядом. И я очень ждала поездку к Бабушке. Для меня тогда это казалось самым настоящим путешествием. Дорога до бабушкиной деревни казалось мне страшно далекой и необычной. Да и было то, мне на тот момент лет пять, я считала себя ну совсем взрослой. С радостью уложила я в свой рюкзачок смену одежды и ветровку и была готова к путешествию.
Нам предстояло несколько пересадок. Вокзал в Тамбове показался огромным и шумным. Столько автобусов на пыльной, пропахшей бензином и пирожками, вокзальной площади. И огромные яркие междугородные автобусы, у которых стояли с огромными чемоданами и баулами и тут же небольшие юркие пригородные автобусики. Хрипение из громкоговорителей, которое невозможно понять. Люди, торопящиеся к своему рейсу, озабоченно оглядывались по сторонам. Столпотворение шум и гам, я тут же совершенно растерялась в этой суматохе. Мы то, с матерью, ехали налегке. У меня рюкзачок на плечах, а у матери небольшая сумочка в руках и поэтому казались немного чужеродными в этой суматохе. Мама вообще непривычно молчала и только держала меня за руку, что б я не потерялась в толпе. Сначала мы сели на большой междугородный автобус в Тамбове. Кресла в автобусе были большие и мягкие, и я глядя в окно неожиданно сразу уснула и проспала всю дорогу до города Морши. Так было обидно, что я ничего не видела и проспала основную часть нашего путешествия. Двухчасовая поездка мне казалась далекой и таинственной. Город Моршу, я не запомнила, только мельканье домов, машин, людей. На этом же вокзале уже в Морше, мы пересели на маленький чихающий автобус с жесткими креслами. Людей было много и все тоже с сумками и мешками и так же торопящиеся куда – то. Но все расселись, уместились, и автобус шумно тронулись в путь. Дорога, как только выехали из Морши, была грунтовой и пыльной. Автобус постоянно подпрыгивал на ухабах и, чтоб не упасть мне приходилось держаться очень крепко. Кто – то повизгивал или ругался, при каждом подпрыгивании автобуса. А я старалась держаться и смотреть в окно, не отвлекаясь, на шум и гам. За окном я снова видела только мельканье ярких пятен. Деревья вдоль дороги сменяли засаженные поля да яркое небо кусками между деревьями.
Наконец автобус высадил нас на обочине, за которой стеной шел лес. Мне, маленькой горожанке, лес показался, очень огромным. Я в городе таких больших деревьев не видела никогда. Тем более в городе деревья высаженные рядами постоянно обрезали и стригли. Я не сразу увидела грунтовую дорогу, и знак с названием села Аласово. Читать и складывать слова, написанные печатными буквами, я умела, медленно – хотя не помню, кто мог меня научить читать. От знака на дороге нужно было еще долго идти пешком. Село было, где то там, в глубине леса. Автобус проходил по маршруту мимо Аласово, не заезжая в село. Люди, которые вышли с нами привычно, быстро и как то незаметно растворились впереди нас по дороге в наступающих сумерках. И – за меня мы шли медленно, я уже устала и не могла быстро идти. Казалось мне, что дорога упирается в деревья, но когда мы шли дальше – лес раздвигался и пропускал нас. Это было страшно и красиво одновременно. Но до села нужно было еще дойти. Мы шли и шли-по дороге, которая изгибалась среди деревьев, и не было ей конца. А когда я уже устала совсем, то увидела впереди темные силуэты домов. Только вошли в село, и стало очень быстро темнеть. Лес остался позади, а перед нами возникли дома освещенные редкими фонарями. Мне дома показались очень красивыми, в сравнении с серыми многоэтажными коробками домов в Тамбове. Они выступали из темноты, и все они были разные. Кирпичные и деревянные дома стояли просторно и свободно друг от друга и утопали в цветах. Широкая ровная дорога разделяла село. Уличное освещение было редким, и улица выглядела таинственно. Тротуар, с-двух сторон, был густо обсажен, цветущими кустами. А людей почти не было видно. Мне после большого шумного города это было в диковинку. И запах совсем другой, весенний чистый. Запах шел от цветущих садов, смешивался с запахом от кустов и травы. И не привычная тишина, даже резала уши. Только редкое мычание коровы или шум редко проезжающей вдалеке машины, нарушали тишину. Мы неторопливо прошли через все село – до самого края, снова начинающегося леса. Даже моя усталость уступила любопытству и вроде и сил прибавилось. Людям, которые встречались нам по пути, тоже было любопытно, и они останавливались и с интересом смотрели на нас, но заговаривать не спешили. Так же молча провожая нас любопытными взглядами.
Бабушкин дом был самым крайним. Старая почерневшая от времени изба с маленькими окошками, за которой вроде совсем рядом снова темнели огромные деревья густого мрачного леса. За небольшой кривоватой изгородью оказался просторный двор. Низенькая дверь в дом распахнулась и на крыльцо вышла сгорбленная невысокая очень худая женщина. И еще она показалась мне очень старой. Простое лицо в глубоких морщинах и уставший, но очень спокойный взгляд.
Надежда? – Ты ли это!– Обратилась она к моей матери. С кем это ты приехала? – Да так поздно.
– Это Елена моя дочь, сказала мать. Вот привезла ее к тебе познакомиться.
Непривычно тихая мать, – она подтолкнула меня к бабушке.
– Да она еле на ногах стоит, устала, столько пешком отшагать.
Растерянно сказала бабушка и, взяв меня за руку – повела в дом. Мы вошли в просторную комнату, она была такой необычной. Низкий потолок и беленые неровные стены. Большая печь у стены. Маленький диванчик у окна с очень высокой спинкой. Небольшой стол с двумя табуретками и около печи железная кровать. Домотканые половички на крашеном полу. В углу почерневшие от времени иконы с тускло тлеющей лампадкой. Неяркая лампа на потолке торчащая немного вбок. На окне белые шторы – задергушки. Перед печкой еще дверной проем закрытый яркими шторками. За дверью еще одна крохотная комната с двумя кроватями. На стенах над кроватями плюшевые коврики. На одном олени пили воду из озера, а на другом были лес и горы. Мне все понравилось, и я почувствовала себя очень уютно и спокойно. Я прошлась по комнатам, и даже присев на кровать погладила оленя на коврике, решив спать именно на этой кровати. Бабушка позвала меня к столу, есть мне не хотелось, уж очень я устала. Мать с бабушкой сразу зашептались о чем то. Слишком много впечатлений для одного дня, я присела на диванчик и почти сразу уснула. Как меня раздели и уложили,– я не запомнила. Утром, когда я, проснулась, матери уже не было.
–Уехала первым автобусом твоя мама. – Сказала, входя в комнату бабушка. Вот давай знакомиться с тобой. – Теперь нам, жить – вдвоем долго. Да и здесь тебе лучше будет, чем в городе с матерью. – Я не знаю, как вы там жили в городе и к чему тебя приучали. А здесь запомни, работы у меня много и ты будешь мне помогать. И слез и капризов я не потерплю.
Странно,– хоть бабушка и разговаривала со мной строго, мне это понравилось. Она разговаривала со мной без раздражения или сюсюканья, как с взрослой. Бабушка была очень немногословна, и, я видимо, пошла в нее. И как ни забавно звучит, мы сразу привыкли, и приняли друг друга. Я чувствовала, что нравлюсь бабушке, и она рада мне хоть и говорила со мной всегда сухо. Да и работа по дому меня не пугала, а без криков и ругани даже была в радость. Многого от меня не требовалось, обычные домашние хлопоты. Мыла посуду и полы, подметала двор, носила курам еду. И очень было приятно слушать от бабушки редкую похвалу. Село, в которое меня привезла мать, считалось богатым. Хорошие дома крепкие хозяйства с множеством домашней скотины. В каждом доме коровы и козы, бараны, а уж птицу то никто и не считал. В основном все люди работали с утра до ночи, ведь кроме своего хозяйства и огородов еще и работа в колхозе. Тяжелая работа и никаких развлечений кроме танцев по субботам в клубе для молодежи. А взрослое население развлекалось просмотром телевизора да сплетнями баб. На меня все смотрели с любопытством, все – таки новый человек. Моя мать сбежала из села еще совсем молоденькой девчонкой и никогда сюда не приезжала. А бабушка всегда помалкивала, не желая не с кем обсуждать свою дочь. Некоторые особенно любопытные кумушки даже пытались меня расспрашивать, когда я выходила из дома за нехитрыми покупками. Очень всем было интересно послушать про мою мать. Кумушек местных, аж судорогой сводило, как им было интересно узнать да и приврать про мою мать. Которая жила и работала – виданное ли дело, аж – в Тамбове. Но я молчала и дичилась, молчала, упрямо сжимая губы, когда меня пытались расспрашивать. Они меня пугали своим напором, наглостью и любопытством. И, каждая из них думала, что вот ей то, я все и расскажу. Приторно сладкие голоса и раздраженное шипенье в след. Когда я, почти зажмурив глаза, пыталась обойти очередную сплетницу. Чем сильнее злила местных хабалок. И тут же получила прозвище гордячка городская. Много о себе думает такая мелкая и с гонором, шептались кумушки. Принимая мое нежелание говорить, за гордость городской фифы. И бабка и внучка слова лишнего не скажут, молчуньи странные. Бабушка моя и правда мало с кем общалась, такой уж характер у нее всегда был. Ее в селе очень уважали и никогда не расспрашивали. Смысла не было, все равно ничего никому не скажет. Бабушка и мне не велела.
– Нечего языком болтать,– обычно говорила она. В селе скучно вот сплетницы и радуются новому событию. – Тем более что ты им не скажешь, все переврут. Понадаедают да отстанут от тебя со временем.
В этом же году бабушка отвела меня в школу, что мне пять лет всего ее не остановило.
– Летом то хорошо сказала она, а зимой что делать будешь. Дома сидеть? Лучше уж в школе среди детей, все тебе веселей будет. Ты так- то высокая по росту и сообразительная. Никто ж не знает, когда ты родилась. – А уж если не сможешь учиться, не справишься,– то на другой год пойдешь, не беда.
Мать забыла, привезти мои документы, или не подумала, что они мне понадобятся. В деревне все проще, и бабушка, отвела меня в школу, сказав, что мне уже семь лет, а документы она позже принесет, когда дочка ее, их привезет. И меня без особых вопросов, определили в первый класс. С одноклассниками у меня тоже как то отношения не сложились. Даже на фоне самостоятельных сельских детей я была не по возрасту взрослой. Учеба давалась мне легко и особенно когда я научилась читать, то книги с их придуманными мирами полностью мне заменили отношения со сверстниками. В селе была, очень замечательная библиотека и мне, почему то разрешали брать любые книги. Не пытаясь меня ограничивать по возрасту. Мои одноклассники какое то время дразнили то брошенкой , то подкидышем. Для села, где сильны семейные уклады, я оказалась сиротой при живых родителях. И это в глазах детей и взрослых делало меня изгоем и предметом насмешек. Я понимала, что если я поддамся то – отношение ко мне таким будет всегда. И поэтому все уроки я сидела, не пытаясь с кем то заговорить. И на переменах тоже утыкалась в книжку и не слушала, когда ко мне обращаются, или делала домашнюю работу, не откладывая заданий на дом. А после уроков, молча складывала учебники, в рюкзак и гордо подняв голову, неторопливо шла домой. И даже позже когда со мной кто- то из одноклассников пытался подружиться, я уже осознано отвергала протянутую мне руку. Я не верила никому, да и особого общения мне было не нужно. Новая книга казалась мне лучше и интересней. Я погружалась в книгу как в другой мир, где меня никто не мог обидеть. Там были у меня и друзья и приключения, и даже семья, переживающая за меня. И, только однажды в начале учебного года наслушавшись своих одноклассниц о том что мои родители меня бросили и – за того что я бука и поэтому я живу у бабушки, перешагнув порог дома, я заплакала. Бабушка сразу поняла причину моих слез и приобняв сказала.
– Терпи и больше не плачь. Ты не виновата, что так складывается твоя жизнь. Тем более, никто не знает – какая, она у тебя будет дальше. Может лучше всех, время покажет. – А пока терпи и никому не показывай свою слабость. – Закончила она разговор.
Бабушка моя никогда никого не обсуждала или осуждала. Каждому свое всегда говорила она. Ее уважали за это, и где то побаивались. Частенько соседки забегали обсудить с ней свое личное, зная, что дальше это не пойдет. Я все это понимала интуитивно и перенимала. Дразнить меня детям быстро надоело. Если меня ничего не задевает, то какой толк дразнить дальше. Я, показала характер, и меня оставили в покое. И это мне нравилось гораздо больше, я сама не знала, почему я такая. И почему мне не хотелось общения с другими детьми. Может, боялась, что будет больно смотреть на чужую семейную жизнь, так отличающуюся от моей. Бабушка была очень стара и получала мизерную пенсию. Большое хозяйство уже держать она не могла, так только огород и десяток кур. Мы жили очень скромно, но мне все нравилось. В доме бабушки я чувствовала себя нужной и любимой, а что живем скромно, то это тоже не навсегда, вырасту, и нам будет легче. Главное чтоб бабушка была здорова и пожила подольше. Бабушка себе вообще ничего не покупала, стараясь одеть меня, и я это ценила, она единственная искренне заботилась и переживала за меня. И я старалась быть очень аккуратной, научилась штопать и перешивать свои платья, чтобы носить их как можно дольше. Бабушка приучила меня быть аккуратисткой.
– Штопка на платье ерунда,– говорила она. А если ты будешь ходить распустехой, то это беда. Учись быть аккуратной и чистой и все за собой убирать.
Мне нравилось жить с бабушкой, и я постепенно взяла на себя всю домашнюю работу, чем заслуживала ее скупую похвалу.
Кто, знает, как и из чего складывается наша судьба. Несколько лет пролетели как один день, но в нашей жизни пока ничего не менялось. Я росла и интересовалась всем – что происходит вокруг меня, но так для общего развития. Бабушка всегда говорила что, что – бы не происходило в стране, нам будет только хуже, и нужно просто пережить любые перемены. А здесь вокруг тоже много было всего интересного. Тамбовская область, – это глухие непроходимые леса – красивые пруды и озера, полноводная и загадочная река Цна. Область, в каждом районе которой свои легенды и сказки. А в каждом селе живут колдовки , ведьмы, а за околицей бегают волки оборотни. Наши места тоже издревле славились обилием нечистой силы. Тем более что на дворе был конец 90 х годов. И гадалки экстрасенсы – целители вещали постоянно с экранов телевизоров. И не только вещали. Заговаривали с экрана воду, давали какие – то установки на лечение. Но это где то далеко, а тут вот оно таинственное рядом. Я, хоть и была молчалива, на любопытство это не влияло. Как и все дети была любознательна сверх меры. Я уже выполняла не только домашнюю работу в доме, но и помогала в саду и огороде. Тяжелая однотонная работа, а хотелось чего – то такого необычного. Бабушка, когда я стала у нее жить, даже телевизор купила небольшой черно белый с рук, и мы смотрели его по вечерам, удивляясь всему, что происходит в мире. А, непонятное и таинственное меня почему – то, интересовало особенно. Я не верила в такое количество экстрасенсов и ведьм, настоящих я имела в виду. Но все равно думала, а вдруг есть и настоящие ведьмы и как бы это было здорово. Каждая девочка мечтает стать волшебницей и мне этого хотелось особенно. Мечтала часто о том, как я бы могла изменить свою жизнь и стать другой, имея такие способности. Я хоть и училась хорошо, но всегда была неуверенная в себе. И мне казалась, что только волшебство может изменить мою жизнь. Вот так хлоп, и я красавица, и все меня любят, и у меня нормальная семья. Все – таки изучать человеческие отношения только по книгам это плохо. К тому же, сельчане, болтая и сплетничая, часто, не обращали внимание, на детей, которые крутятся под ногами. И стоя в очереди в магазине, или же летним вечером около бабок на скамейке – можно было послушать страшные рассказы и сказки, на которые старухи были особенно охочи, пугая нас детвору волками оборотами или же злыми колдуньями. Колдовками как их называли местные. А еще прямо рядом с бабушкиным домом жила Мария целительница. А чуть подальше гадалка Ефросинья. Был у нас и колдун Ефим. Противный старик небольшого росточка и с неприятным взглядом, весь день, бродивший по селу в поисках выпивки. О…