Единый

Глава 1. Гипотезы

Сон был тяжелым и муторным. Не совсем кошмар, но далеко и не обычное ни к чему не обязывающее сновидение, о котором забываешь через считанные секунды после пробуждения.

Мне снилось, что я стою посреди сумрачного поля с редкими низкорослыми кустами, торчащими, как пальцы мертвецов, из лохмотьев грязного тумана.

Не слышно ни звука: ни шума ветра, ни пения птиц, ни звона насекомых. Полная, замогильная тишина.

Небо низкое, темное, тяжелое, затянутое мутной пеленой, из-за которой не видно ни солнца с луной, ни звезд.

Я чувствую, что поле обширное, но не вижу дальше нескольких шагов. В сером тумане кто-то скрывается; их много; они следят за мной холодно и внимательно.

Я пытаюсь найти выход... хотя какой выход может быть из этой бесконечной туманной равнины? Эта равнина и есть вся вселенная, а я в ее центре. Я бегу сначала в одну сторону, затем в другую, но вокруг ничего не меняется, я попросту топчусь на одном месте.

Между тем кто-то злой приближается ко мне, окружает, и, возможно, уже поздно куда-то бежать...

В какой-то момент я останавливаюсь и озираюсь. Хватит бежать! Пора заглянуть в глаза преследователю. От этой мысли сосет под ложечкой и подгибаются колени. Мне страшно – причем так, будто я маленький ребенок, что заблудился в лесу, а папа с мамой больше не отзываются на отчаянное “Ау!”

И тогда из тумана выходят вовсе не чудовища, а обычные на вид люди. Худощавый седой старик с неопрятной щетиной и глубокими морщинами. Сгорбленная старуха со злобным взглядом; она кажется мне смутно знакомой. Женщина, чье лицо я не могу разглядеть как следует; вроде бы она красива и стройна. Взрослый мужчина со скрытым под капюшоном лицом.

И ребенок. Парнишка лет четырнадцати, востроносый, худенький, с растрепанными волосами.

Все пятеро мне смутно знакомы. Но, как я ни напрягаю память, вспомнить ничего не удается.

Разве что спустя какое-то время я узнаю́ ребенка.

“Витька?” – говорю я, но голоса нет, и изо рта вырывается тихое сипение.

“Олесь, – отзывается Витька неестественно громким и гулким голосом, который бьет по барабанным перепонкам. – Почему ты не ищешь меня? Я совсем отчаялся тебя ждать”.

“Я ищу! – сиплю я, но голоса по-прежнему нет. – Я стараюсь, но не знаю, где тебя искать! Подскажи, где ты, и тогда...”

“Я устал ждать, – перебивает Витька и слегка оборачивается к прочим людям, что вышли из тумана вместе с ним. – Я нашел других друзей. Мы вместе гуляем по этому полю день и ночь. По этому Поганому полю, Олесь... Мы гуляем тут вместе. У тебя совсем мало времени, потому что скоро я и мои друзья будем едины. Понимаешь, Олесь? Скоро, совсем скоро мы станем ЕДИНЫ во славу нашей расы”.

Последняя фраза звучит так оглушительно громко, что я закрываю уши ладонями, но это не помогает. Фраза гремит и гремит, постепенно превращаясь в заполняющий весь мир грохот. У меня лопается череп от этого грохота...

***

...Я проснулся и увидел край подушки, а за ней – тусклые обои, едва освещенные светом, просочившимся сквозь неплотно задернутые шторы.

В пустой комнате отчетливо прозвучал мальчишеский голос:

– Совсем скоро...

Я рывком повернулся на другой бок.

Ощущение, что прямо за спиной посреди комнаты кто-то стоит, было неимоверно реалистичным.

Никого не было, естественно. Просто до моего потрепанного мозга долетела последняя фраза из сна... Бывает такое иногда.

В комнате царил полумрак. У окна вырисовывался силуэт старого кресла, на спинке которого громоздилась куча одежды. Из мебели – стол с ноутом, шкаф и две табуретки. Ну и кровать, на которой я, собственно, и возлежал.

Моя родная съемная квартира.

...Я снова жил в мире Золотого Тельца. Или в эпоху буржуев. То есть в самом обычном и банальном мире с рекламой, социальными сетями, политической пропагандой из каждого утюга и безработицей. В этом мире нет ни магии, ни ночных чудовищ. Скучно, одним словом. Но зато нет риска, что ночной кошмар внезапно материализуется...

Доктор Пономарев подкинул мне деньжат за моральный ущерб, нанесенный в ходе научного эксперимента, и я оплатил аренду квартиры за пару месяцев вперед, так что выселение мне больше не грозило. Но и работу я не нашел. Подозреваю, что если бы не “моральная компенсация”, я бы шевелился в направлении поиска работы куда энергичнее и, глядишь, что-нибудь нашел бы. А так искать работу не хотелось.

Несколько дней после того злосчастного эксперимента я пребывал в странном полуоглушенном состоянии. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что вернулся. Хотя куда я мог вернуться, если никуда и не уходил? Поганое поле мне примерещилось.

И Вечная Сиберия примерещилась, и Республика Росс со становищем Отщепенцев. И тетя Вера из 37-го Посада, и Кира Огнепоклонница, и ее полудурочный брат Борис с обожженной физиономией. И Габриэль, и Ива, и ведуны с берега Танаиса.

Просто офигеть как много всего разного я увидел в коротком сне, наведенном приборами Пономарева.

В интернете я нашел инфу, что при определенных условиях человеческий мозг способен генерировать целые миры, в которых время идет в сотни раз быстрее, чем в реальном мире. Собственно, понятие времени – штука субъективная; мозгу достаточно в н у ш и т ь, что время идет быстро, и так оно и будет восприниматься.

Иными словами, мозгу вовсе не обязательно хранить кучу информации о сне; хватает и того, что он верит в эту кучу.

Увиденное во сне Поганое поле было, по всей видимости, вовсе не таким детализированным, как вспоминалось мне сейчас. Это просто самовнушение.

Вообще-то, события из этого удивительного “электрического” трипа успели стереться из памяти. Остались лишь отдельные яркие моменты и сцены. Возможно, других событий и не было вовсе, даже в самом трипе. Я лишь предполагал, что они были, но на самом деле это результат самовнушения.

Тем не менее основные события из этого “Поганого трипа” я помнил очень отчетливо.

Глава 2. У дольмена

В машине семьи Резчиковых – новехоньком Ауди А6 – меня охватило чувство неправильности происходящего. Во-первых, потому что, несмотря на решимость вернуться в Поганое поле любыми средствами, что-то на окраине сознания подсказывало, что мы творим какую-то феерическую глупость. Во-вторых, мы с Витькой должны сидеть впереди – я за рулем, он рядом, а не на задних сидениях. В-третьих, не получалось привыкнуть к мысли, что я умею колдовать в обычном мире.

Пока не выехали из города, то и дело застревали в пробках. Мы молчали, только Витька изредка показывал Матвею направление. Затем потянулись окраины, мы выехали на междугороднюю трассу, и замороченный водитель, который, впрочем, ничуть не утерял своих навыков, поддал газу.

Последний раз я выезжал за город сто лет назад – в этом мире. В Поганом поле, я, наоборот, довольно редко въезжал в какие-либо населенные места, путешествуя по дикой природе с жалкими остатками былой цивилизации. Крайне непривычно было лицезреть оживленное автомобильное движение на дороге, ухоженные, а не заброшенные дома, магазины, станции техобслуживания, суетящихся людей, все эту обычную движуху.

Я загляделся на виды из окна и вздрогнул, когда у Витьки зазвучал рингтон на айфоне.

Витька мельком глянул на экран и выключил звук. На мой вопросительный взгляд коротко ответил:

– Предки.

– Они будут волноваться, – помолчав, сказал я. – Может...

– Нет, не может, – отрезал пацан. – Их гиперопека знаешь у меня где? Я их постепенно приучаю, что вполне самостоятельный. Регулярно не прихожу домой ночевать, один раз и вовсе на три дня пропал... У друга зависал, – пояснил он, усмехнувшись. – Потом оба получили... Но результат был достигнут: в следующий раз обошлось без особого шума.

Он помолчал, потом кивнул на неподвижный затылок Матвея впереди.

– А потом они этого токсика мне подсадили.

Едва Витька упомянул водителя, как у Матвея тоже зазвенел телефон. Рингтон был отвратительный: какая-то блатная песенка хриплым прокуренным и пропитым голосом.

Вечная Сиберия – бывшая тюрьма, говорил нам с Кирой Габриэль, и все шуточки и мемчики, так сказать, в ней родом прямиком из тюремной хаты. А как дела обстоят с этой, современной, Россией из Эры Тельца? Мы тоже ведь живем в большей степени по тюремным понятиям, нежели по законам, которые вообще никто не уважает. Мир шагнул к нейросетям и искусственным интеллектам, вроде умбота Ивы, а у нас до сих пор на рингтон ставят эту блатоту.

Меня вдруг осенило. Этот мир, в котором я сейчас, – неважно, реальный он или нет, – стоит на распутье. Или мы все пойдем к Вечной Сиберии, или в Республику Росс. Третьего не дано.

Хотя нет. Дано.

Третий путь ведет в Поганое поле, к вырождающимся племенам Детей Морока, Карго-аборигенам и иже с ними. Вот так.

Поскольку Матвей не отреагировал на звонок, Витька обратился к нему, перекрикивая блатные рулады:

– Кто звонит?

Матвей только сейчас соизволил поглядеть на телефон. У него была жесткая программа – везти нас на деревню к дедушке (с конкретным адресом, в отличие от письма из классического рассказа), и он ни что иное не отвлекался. Волшба действовала как надо, что не могло не радовать.

– Жена шефа, – отчитался Матвей.

– Скажи, что к деду едем на ночь. Завтра вернемся. Пусть не кипишуют.

Матвей послушно взял телефон, оборвав хриплоголосую исповедь певца о том, как он “зону топтал”.

– Але? Едем. К дедушке на деревню. На ночь. Завтра вернемся... А? Виктор велел, я исполняю. Вы ж сами мне сказали, что я к Виктору приставлен защищать и приказы выполнять, а не интересоваться, что да как.

Он помолчал, в то время как трубка что-то долго невнятно бубнила высоким женским голосом.

– Просит передать тебе трубку, – сказал он Витьке.

– Не буду брать, – помотал тот головой. – Не маленький.

– Не будет брать трубку, – повторил Матвей в телефон. – Говорит: не маленький... Что? Понял.

Он нажал кнопку отбоя и кинул телефон на соседнее сидение.

– Что она сказала? – спросил Витька без особого интереса.

– Сказала, чтобы завтра к обеду был дома. У нее к тебе серьезный разговор.

– Да-да, понятно... Сейчас отцу скажет, они по шпионской проге отследят, что я еду именно к деду, и успокоятся. Я специально телефон не отключаю.

– Молодец, Витька, – одобрил я.

Витька замаслился. Моя сдержанная похвала ему понравилась.

Дальше ехали молча. Я снова прилип к окну. В какой-то миг возникло ощущение, что в оба глаза попали соринки. Я заморгал и снова на долю секунды увидел нейроинтерфейс.

Так. Значит, волшба возвращается, нейрочип с допартами тоже мало-помалу подключается. Версия о сумасшествии отметается, как ложная. А это, в свою очередь, означает, что скоро мы вернемся в Поганое поле.

***

Деревня, где жил дедушка Витьки, вытянулась этакой длинной колбасой вдоль трассы. Аккуратная, ухоженная, населенная небедными, судя по всему, гражданами. Тут были в основном дачи, но не только.

Мы подъехали к ней в сумерках. Съехав с трассы, очутились на узкой улице, которая пронзала всю вытянутую деревню. Светили фонари и окна высоких, преимущественно кирпичных домов, с мансардами и благоустроенными лофтами. Асфальт на дороге, впрочем, был старый и неровный, со следами “лепешечного” ремонта.

Дом дедули имел один этаж, но его недавно очень недурно отремонтировали, и выглядел он как жилище состоятельного человека. За метровым шлакоблочным забором благоухали клумбы и росли яблони, освещенные мощным светодиодным фонарем. Мы нажали на кнопку звонка на кованых воротах, и где-то в глубине двора под навесом зазвучал зуммер. Затявкала мелкая собачушка, на ее лай тут же отозвались соседние четвероногие охранники.

Калитку отперла удивленная, но ничуть не встревоженная дородная женщина, напомнившая мне Дашу Широнину, повариху из 37-го Посада. Чтобы не маяться с объяснениями, я наложил на нее заклятье и велел принести два матраса, подушки и одеяла. А еще – если есть – репелленты от насекомых, брезент и что-нибудь пожрать.

Глава 3. Нуарные жители

Я протиснулся сквозь узкую щель под дольменом первым, испачкав рубашку о гранит. Витька пролез следом с куда большей легкостью.

Лучи наших фонарей осветили высокую, по колено, траву и огрызки кирпичной кладки, оплывшей от времени и непогоды.

Сразу стало кристально ясно, что мы уже совсем в другом месте. Вокруг простирался редкий лес, состоящий из хилых сосенок и кленов, совсем другой, не тот, где мы заночевали. Позади так же высился дольмен, но выглядел иначе – приземистей и шире. По другую его сторону, естественно, не было ни наших спальных принадлежностей, ни застывшего Резчикова и бесчувственного Матвея.

Ни Скучного мира в целом.

Мы попали в Поганое поле.

– Получилось, – прошептал я.

– Что получилось? – тут же отреагировал Витька, синхронно крутя фонарем и головой. – Мы телепортировались, да?

– Ага. Чуешь: теплее стало? И влажность здесь больше, чем там... И тише – автомобилей не слыхать.

Действительно, сомнений не оставалось – мы переместились в иной мир. В фильмах бывает такое, когда герои попадают в другой мир и долго не догоняют, что они только что очутились совсем в ином измерении. Как можно этого не понимать? Воздух, температура, звуки, аура (если так назвать особое ощущение места) – все другое. Нельзя этого не чувствовать. Я это воспринимал каждой порой организма и без колдовского чутья.

– Ну, ни фига себе! – звонко воскликнул пацан.

Вероятно, он до последнего не верил в нашу авантюру. Вытянув из кармана айфон, засветил экран и убедился в полнейшем отсутствии всякой связи.

– Тихо ты! – шикнул я. – Сейчас Уроды или Лего припрутся... Или еще хуже: сиберийцы.

Витька сразу успокоился и втянул голову в плечи.

– А куда именно нас занесло? – еле слышно спросил он.

Я очередной раз крутанулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов.

Над головой – купол звездного неба. Без мигающих огней самолетов, зато с тенями облаков и молодой луной, чего не было минуту назад в Скучном мире. По сторонам – жидкий лес. Тишина – не слышно журчания воды или звона насекомых.

Это северные края Поганого поля; очевидно, где-то поблизости от Вечной Сиберии. На юге по ночам жарче и душнее, а букашки шумят так, что в ушах закладывает.

Если Князьград поблизости, его светящиеся высотки должны быть видны далеко...

– Залезу на дольмен, – сказал я. – Посмотрю с высоты. Подержи фонарь и пистолет. Жаль, налобные фонарики там остались...

Я вручил небогатое имущество Витьке. Тот принял его без возражений. На его лице блуждала глупая ухмылка. Руки тряслись.

Я помедлил, стоя перед ним.

– Ты в порядке?

– Я в Поганом поле... – проговорил Витька медленно. – Подумать только! Я – в своем сне! Прошел через портал и попал в...

– Алё! – пощелкал я перед ним пальцами. – Только не надо истерики...

Витька нахмурился. Глупая улыбка испарилась.

– С чего ты взял, что я собирался истерить? – заворчал он. – По себе, что ли, судишь? Я просто должен... это... переварить.

– А, – с облегчением произнес я. – Тогда ладно. Все, я полез.

Но не полез, а снова застыл – на сей раз у самого дольмена, утонувшего в рыхлой земле.

Вспомнил кое про что. Точнее, кое про кого. Хотя в ее случае можно выражаться двояко.

– Ива! – позвал я. – Ты меня слышишь?

И задрал лицо кверху, ибо не исключено, что умбот видит меня с самой орбиты. Самолеты здесь не летают, но летают спутники Росс.

Ответа не последовало. Но на самой границе сознания проклюнулось смутное ощущение чьего-то присутствия. Словно Ива пыталась пробиться ко мне откуда-то издалека, но у нее не совсем получалось. Мой нейрочип из-за всех этих трансграничных переходов заглючило, и, судя по всему, именно по этой причине Ива не могла до меня достучаться.

Я смежил веки, “приглядываясь” к интерфейсу. Ярче всего выделялась иконка Дольмена, неплохо различались Знаки Урода и Морока. А вот Знак Умбота как-то потускнел.

Я мысленно потыкал на него, но результата не добился. Тогда нажал на Знак Дольмена.

ПОРТАЛ В АКТИВНОЙ ФАЗЕ НЕ ОБНАРУЖЕН

Вот ведь зараза! Как эта технология работает? Когда дольмены включаются и когда отключаются? Есть ли тут хоть какая-то система?

Я вскарабкался на прохладный замшелый камень и осторожно выпрямился во весь рост. Огляделся.

Особо виднее не стало. Вокруг так же темнел молчаливый лес с посеребренными луной верхушками. Но далеко вдали на юго-западе (если ориентироваться по Полярной звезде) на горизонте расплывалось красноватое сияние.

То ли пожар, то ли огни большого города.

Как я ни подпрыгивал, больше разглядеть ничего не удалось.

Я слез на землю и ненадолго задумался.

– Ну? – сказал Витька.

Я вздрогнул.

Ранее, в Скучном мире я свыкся с тем, что Витька, которого я лично хоронил в Ведьмином кругу, жив-здоров. Но в Скучном мире все иначе, поэтому другой Витька воспринимался как нечто естественное. Но этот же Витька в Поганом поле – это что-то особенное...

Я уставился на него так, словно впервые увидел. Потом подошел и крепко обнял.

– Только не надо говорить, что великий ведун расчувствовался, – пробурчал Витька, поправляя прическу, когда я его выпустил.

– Не верится, – сказал я, забрав у него пистолет и фонарь и отступив на шаг назад. – Если б ты знал, как я тебя искал! И ведь нашел! Вот в чем чудо!

– Никакое это не чудо, – отмахнулся Витька, который, несмотря на демонстрируемый пофигизм, был определенно тронут. – Кармический узел. Наши судьбы связаны. Поэтому мы друг от друга никуда не денемся. Мы должны что-то сделать вместе, закрыть гештальт, поставить все умляуты.

– Какие именно?

– А я знаю? Этого никто не знает... Короче, что ты там увидел? Или так и будешь обниматься?

– Кажется, город. Километрах в пяти.

Я посветил фонарем в нужную сторону.

– За час дойдем, – уверенно сказал Витька.

– Погоди... А зачем нам туда идти-то? Тебя я вернул... Поехали на юга, в Росс или к Отщепенцам-ведунам. Там у меня хозяйство с наложницами.

Глава 4. Честно́е Собрание

– Прикалываются они, что ли? – проворчал Витька. – Насчет вакцинации? Как думаешь?

– С чего им прикалываться? – сказал я, занятый усилиями сосредоточиться на магическом чутье. Секунду назад я как будто “разглядел” стены и потолок помещения – камеры, куда нас поместили в ожидании Честно́го Собрания.

Потолок был, как нетрудно догадаться, невысоким, я почти что задевал его теменем. Стены гладкие, холодные (и как я определил на расстоянии температуру?), шершавые. Само помещение размером примерно три на четыре метра. Кроме двух коек, накрытых чем-то мягким (матрасы и одеяла?), и чего-то вроде комода в углу, больше никакой мебели.

“Картина” вспыхнула мимолетным видением перед внутренним взором и пропала. Снова схлопнулась плотная чернильная тьма, в которых плавали световые пятна – фосфены. Я так и не определил, заработала ли это экстрасенсорика или я стал жертвой зрительной галлюцинации из-за длительного пребывания в темноте.

– В Скучном мире столько слухов про эти вакцинации ходило! – бубнил Витька. – Что она бесплодие вызывает и жизнь сокращает. Хотя для таких утверждений нужно провести капитальное когортное исследование на протяжении жизни как минимум одного поколения. Как можно говорить о сокращении жизни, если никто из вакцинированных еще не прожил жизни? Бред на бреде бредом погоняет... Но эти-то ослепли... Или они ослепли от чего-то другого, но винят вакцинаторов?

Не особо прислушиваясь, я подошел к “комоду” в углу. Если там на самом деле что-то стоит, следовательно, моя волшебная чуйка возвращается!

Но я наткнулся на цементную или бетонную стену.

Нет тут никакого комода.

Настроение разом прокисло. Держась одной рукой за стену, я засеменил по периметру помещения и сразу же ударился коленом о нечто твердое. Громко лязгнуло, но я выругался еще громче.

А потом радостно присвистнул.

– Ты чего с ума сходишь? – спросил Витька.

Я с трудом удержался от того, чтобы немедленно ему все выложить.

Чутье не обмануло: “комод” на самом деле притулился в углу, просто я немного промахнулся, направляясь к нему.

– Колено ушиб, – проворчал я. – А потом понял, что коленная чашечка цела. Вот и обрадовался.

Нас, скорее всего, внимательно слушали из-за двери. У местных слух лучше, чем у летучих мышей. Зачем им знать о моих восстанавливающихся скиллах? Притом, что чутье вернулось и снова пропало, как я ни сосредотачивался.

– Ты странный, – заявил Витька спокойно. – И я странный. И миры вокруг нас странные... Но я потихоньку привыкаю. Хотя иногда кажется, что я куда-то падаю. И при этом мне не страшно, что падаю. Страшнее то, что меня это падение устраивает... Почти нравится.

– Постарайся об этом не думать, – предложил я, ощупывая “комод”. Это был на самом деле никакой не комод, а раковина с краном сверху и самой натуральной парашей внизу. Этакий металлический бак – и без запаха. Видно, давно не пользовались.

Здравствуй, Вечная Сиберия; здравствуйте, бараки, колючая проволока и параши!

В Скучном мире я встречал унитазы, совмещенные с умывальниками, а здесь, в Вечной Сиберии умудрились соединить рукомойник и парашу. Затейники!

Настроение, тем не менее, поднялось. Чутье потихоньку воскресает из мертвых!

– Туалет нашел, – сообщил я. – Если надо, то пожалуйста.

– Пока не надо. И вообще, потерплю.

– А если мы тут надолго?

– Почему-то мне кажется, что не надолго, – после некоторого молчания сказал Витька. Судя по звукам, он сел на койку. Я присоединился к нему. На ней и правда лежал тонкий матрасик. – Будто все не по-настоящему. Понарошку. Как во сне – очень подробном и реалистичном сне в “четыре ка”, но все же сне.

Я промолчал, не зная, что сказать. Конечно, к Витьке возвращается память, но это не значит, что перемещение в другой мир не пошатнуло малость ему психику. Он еще отлично держится... Надеюсь, у него не произойдет срыв в неподходящее время. Сейчас его разум пытается выставить все это как сон, то есть убежать от действительности, не принимать ее. Но в какой-то момент убегать станет некуда.

Я понимал Витьку лучше кого бы то ни было. Сам через подобное проходил. Причем трижды: сначала – когда попал в Вечную Сиберию, во второй раз – когда вернулся в Скучный мир, и вот сейчас, когда снова вернулся.

Сильней всего, безусловно, стресс долбанул меня в первый раз. А сейчас обошлось легким удивлением и сильной радостью по поводу того, что все получилось. Если мне суждено совершить трансмировой переход в четвертый раз (не приведи судьба!), это для меня будет, как поездка от одной остановки до другой.

Витька опять заговорил в темноте:

– Там, в Скучном мире, мне снилось не только Поганое поле, Олесь. Снилась еще какая-то туманная равнина, большущая, пустая и тихая... Я по ней бродил – вроде бы долго, целыми днями... или годами. Искал выход, но выхода не было. Тот мир был будто зациклен сам на себя, как кольцо. И там всегда была ночь, не такая темная, как вот эти подземелья, но и солнце никогда не появлялось. Грустное место и какое-то... беспросветное, что ли.

Я настороженно слушал. Мне самому приснился похожий сон – в нем я встретил Витьку и...

– Там были другие люди, – сказал Витька, и я чуть вздрогнул. – Мужик, женщина, старик, старуха и...

– ...и ты, – договорил я. – Вас было пятеро.

– Откуда ты знаешь? – ошалело спросил Витька.

– Мне как-то приснился такой же сон. Но мне не чудилось, что я брожу по тому месту годами. Я увидел пятерых людей, четырех из них узнал. Старик – это Решетников, старуха – баба Марина, мать Морока, женщина... женщина – это Кира Огнепоклонница... кажется. Тебя узнал. А мужика не узнал, у него было закрыто лицо.

– Нам обоим приснился один и тот же сон? Ты осознаешь, что это может значить?

– Осознаю. То, что это тоже не сон. А еще одно измерение, где мы успели побывать, но забыли.

Наступила тишина. Мы с Витькой не шевелились и не производили никакого шума. Будто растворились в непроницаемом мраке, как иные его обитатели.