Эльфийский талисман (СИ)

Глава первая Заговорщики под лесной завесой

По узкой извилистой тропинке, причудливо петлявшей вдоль берега красивого лесного озера с тёмной водой, среди зелёного мха, среди крошечных красных и белых цветов, среди полупрозрачных «лесных фонариков», горевших почти невидимым пламенем, на изящных длинногривых конях медленно ехали двое.

Впереди, на белом коне с заплетённой в косички гривой, лёгким шагом двигался тонкий, изящный молодой человек с холёным лицом, лишённым даже намёка на усы и бороду. Зато его длинным двуцветным золотисто-коричневым волосам позавидовала бы любая красавица. Молодой человек носил плиссированную тунику золотистого цвета, перехваченную в талии широким зелёным поясом с пышными кистями, узкие зелёные брючки и длинные — выше колена коричневые чулки, коротенькие сапожки с острыми носами, ладно вдетые в стремена. На плечах лежал короткий жёлто-зелёный плащ, слева с пояса свисал слегка изогнутый длинный меч, а на правом плече покачивалась лютня с витым грифом. Пышные двуцветные волосы, схваченные тонким серебряным обручем с круглой эмблемой над переносицей, обтекали непривычно длинные уши с заострёнными кончиками, а золотистые глаза имели вертикальный, «кошачий» зрачок.

Маленький горбун на великолепной золотисто-коричневой лошадке, отставший, согласно обычаю, на два шага, явно принадлежал к этому же народу. О чём в первую очередь говорили глаза — красноватые, но с точно таким же вертикальным, «кошачьим» зрачком. Заметно ниже ростом, поуже в плечах, с более тёмным оттенком кожи — этот оттенок, да два светлых пятна, под носом и на подбородке, след фальшивых усов и бороды, свидетельствовали о том, что их обладатель частенько выбирается из-под лесной завесы на яркое солнце. Горбун носил чёрную тунику при широком зелёным поясе-кушаке и чёрные же брючки, но сверху набросил длинный ярко-алый плащ с золотой каймой, с капюшоном, надвинутым чуть ли не на самые глаза. Руки в зелёных перчатках крепко сжимали поводья, а справа, притороченный к седлу, покачивался белый посох с витым навершием.

Вокруг царил тот волшебный, золотисто-зеленоватый сумрак и та абсолютная, полная тишина, какой могут похвастаться только настоящие Зачарованные Леса. Здесь не услышишь ни лёгкого шороха и мышиного писка под ногами, ни хлопанья крыльев и звонкого птичьего пения в вышине. Только усыпанный мелкими яркими цветами пышный зелёный мох, в котором копыта коней по-настоящему тонут, цветущий тростник, растущий в тёмной воде у самого берега да огромные, словно скалы, морщинистые стволы «золотых деревьев», поднимающиеся на невероятную высоту. Где-то там, в полумиле над головой, в ярких солнечных лучах золотится зелёная крона, по морщинистой коре медленно стекает на землю «светящаяся роса», а во мху, на камнях и на верхушках стеблей тростника призрачно горят «лесные фонарики». Узкая, извилистая тропинка, посыпанная плотным бордовым песком, послушно следует причудливым извивам берега.

— А знаешь, принц, как сильно я порой завидую ВоследИдущим? — неспешно вёл разговор горбатый человечек в ярко-алом плаще.

— Это почему же, Малькааорн? — удивился обладатель двуцветных волос.

— У них не бывает проблем с наследованием трона, — ответил Малькааорн, похлопывая лошадь по золотистой гриве. — Когда умирает эгль или таль, ему наследует старший сын. Наследует сразу же, без вопросов, долгих споров или прений в каком-нибудь варварском совете. Если же старший сын вдруг погибнет прежде отца — на войне или на охоте, или от какой-нибудь болезни, каких у ВоследИдущих всегда хватает, ему наследует второй сын, третий… Редко случается, чтобы кто-то из их князьков умирал, вовсе не оставив наследника.

Принц слушал, искоса наклонив голову и нервно теребя ненатянутые поводья кончиками пальцев. А при последних словах его и вовсе передёрнуло.

— Вот ведь мерзость! — воскликнул он. — За что тебя ценю, Малькааорн, так это за способность в момент испортить настроение всерьёз и надолго.

— Таковы уж их свойства натуры, — ответил Малькааорн. — Ты редко выходишь из-под Кроны, принц. Раз в четыре-семь лет, да и то, если случается очередное посольство…

— Избави Небесный Чертог! — возмутился принц. — Случалось мне видеть несколько деревень и так называемый город. Клянусь Кроной, этих впечатлений мне хватит надолго. Жить среди мёртвых вещей и грязи, под этим ужасным солнцем… Однако ты не спроста завёл этот разговор.

— Да, мой принц, — согласился Малькааорн. — Если же у князька из ВоследИдущих не окажется взрослых сыновей, ему наследует младший брат. А чаще — старший сын младшего брата. Если же и у младшего брата не окажется взрослых сыновей, шанс на наследство получают сыновья третьего брата, четвёртого… В крайнем случае, за решением спора можно обратиться к синьору. Таль в таких случаях обращается к эглю, эгль — к рана или к ирайса, вассалом которого является.

— Малькааорн, Малькааорн! — раздражённо бросил принц, которому от речей собеседника сделалось вовсе тошно. — Только избавь меня от страноведческих рассказов. Ты же сегодня пригласил меня вовсе не за этим…

— Верно! — как ни в чём не бывало согласился Малькааорн. — Я пригласил тебя, чтобы напомнить, что ты — сын Короля.

Прежде, чем оглушительно расхохотаться, принц даже привстал в стременах.

— Удивил! — воскликнул он. — Ты ещё расскажи, что вода течёт сверху вниз, а каждый из ЗвёздноРождённых должен раз в два года принимать участие в Церемонии. С чего вдруг именно сегодня тебе вздумалось с таким умным видом рассуждать о вещах, известных каждому?

— Ты — сын Короля, — повторил Малькааорн. — Но тебе никогда не бывать на престоле. Скорее вода потечёт вверх… Твои старшие братья? Они всегда будут смотреть на тебя свысока, как и подрастающая молодёжь из Высоких Кланов. Твой собственный клан? Его, почитай, что и нет. Ты — всего лишь принц, двенадцатый из четырнадцати королевских сыновей, полусотник в Зелёном Отряде, да время от времени — почётный страж при Великом Древе Королевства. Высокое положение, что и говорить.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился принц.

— Только то, что ты умён и талантлив, — словно ничего не замечая, ответил Малькааорн. — Если бы ты знал, как я порой плачу, слушая твои песни. А кроме песен, кто знает — вдруг при иных обстоятельствах ты мог бы стать великим правителем или военачальником… Ты сам не знаешь всех своих талантов, мой принц, просто потому, что тебе не позволяют их проявить. Пройдёт сто и тысяча лет — а ты так и будешь командовать полусотней в Зелёном Отряде и нести почётную стражу у Великого Древа. В свободное от почитания отца-Короля и матери-Владычицы время. А прекрасная Нахтиэн никогда не потупит нежных очей перед твоим взором, не преклонит колен перед твоим ложем и не скажет тебе заветных слов. Сколько бы ты не пел ей, какие бы дивные песни в её честь не сложил…

— Замолчи! — чуть ли не крикнул принц.

Длинный, слегка изогнутый меч, выметнувшись из ножен, сверкнул в воздухе, словно серебряная молния. Золотисто-коричневая лошадка Малькааорна, возмущённо заржав, закружилась на месте. Чтобы успокоить её, горбуну пришлось изо всех сил натянуть поводья.

— Хочешь меня зарубить, принц? — так же громко крикнул Малькааорн. — Что же, ты в своём праве! Можешь бросить вызов по всем правилам, или вовсе обойтись без него. Вот только поможет ли это делу?

Два всадника встали друг против друга — тонкий, изящный принц в жёлто-зелёном, с длинным мечом в руках и маленький Малькааорн, крепко сжавший посох и поводья, похожий в ярко-алом плаще на крошечный язычок пламени.

— Йох! — выкрикнул сдавшийся первым принц, вбрасывая белоснежный клинок обратно в ножны.

Довольно долго после этого всадники ехали молча. Бросивший поводья, низко наклонивший голову принц — впереди, Малькааорн — следом, отстав на предписанные обычаем два шага. Глядя на посыпанную тёмно-красным песком тропинку, неторопливо плывущую навстречу, он терпеливо ждал.

Тем временем тропинка, послушно следуя извивам берега, вывела обоих всадников на длинный, далеко выступающий в воды озера мыс. Здесь берега подходили так близко друг к другу, что между ними образовалась узкая протока с тёмной водой, с обеих сторон окружённая плотной стеной высокого тростника. На вершинах стеблей, на пышных метёлочках, на концах листьев — всюду горели полупрозрачные голубые огоньки. С конца мыса на противоположный берег был переброшен длинный, узкий, изящно изогнутый мостик из белого с тёмными прожилками камня.

Оказавшись на мосту, принц натянул поводья. Бронзовые подковы глухо стукнули о выщербленный камень. Лёгким движением Малькааорн заставил встать рядом свою золотисто-коричневую лошадку.

— Скажи, Малькааорн! — начал принц, явно боясь произнести вслух то, что хотел сказать. — А ты… в самом деле, мог бы… сделать меня Королём?

— Да, — не колеблясь ни минуты, ответил маленький чародей. — Вернее, мы оба могли бы сделать тебя Королём. Твои происхождение и Сила. Мои мудрость и знание…

— И?.. — принц не решился договорить.

— Доступ к Великому Древу Королевства сроком на два Времени, — сказал Малькааорн. — Скажем, в продолжение Заполдневья и Сумерек. На самом деле мне с лихвой хватит и одного Времени, скажем, Заполдневья, но лучше путь будут два. Так мы сможем сделать всё спокойно.

— Да ты — сумасшедший, Малькааорн!

— Мне нужна Сила, мой принц! — спокойно объяснил маленький чародей. — Даже зная Высокую Тайну Эльфов, я ничего не могу сделать без Силы. В эти девять дней твой отец-Король ещё не успеет вернуться. В эти пять дней твоей полусотне из Зелёного Отряда выпадает черёд нести стражу на Асениль. Решайся, мой принц! Второй такой шанс представится нам не скоро…

— Небесный Чертог! — воскликнул принц, ударив коня пятками в бок. — Всегда считал тебя безумным, Малькааорн, но не до такой же степени. Что бы ты не говорил — ты не слышал рассказов моей матери-Владычицы о становлении Первого Королевства. Зелёная Корзинка едва не погибла в те дни. А три тысячи лет назад, во время Попытки Семи Отважных…

— Одним из которых был твой отец! — заметил Малькааорн. — Сделавший твою мать Владычицей, а сам ставший Основателем и Государем. Да, это опасно, мой принц — именно тогда, если верить хроникам, на Расколотом Континенте появились драконы, и не случайно Высокая Тайна Эльфов сокрыта от всех, за исключением Государей. Но Расколотый Континент цел, пусть и остался расколот, Зелёная Корзинка жива, Приморье процветает, а мы рискнём лишь один раз. Для тебя.

— Но мои воины из Зелёного Отряда… — попытался возразить принц. — Ты же сам говорил… Если я прикажу пропустить тебя к Великому Древу… Да даже не к Великому Древу, а всего лишь на Асениль, меня не никто не послушает.

— Об этом тебе совершенно незачем беспокоиться, мой принц, — спокойно сказал Малькааорн. — В твоём распоряжении будет собственный, верный лишь тебе одному отряд. Всё, что тебе нужно — быть на мосту, ведущем на Асениль и приказать воинам не вынимать мечи из ножен, когда мой усыновлённый правнучатый племянник Райнэ приведёт его к тебе.

Принц не ответил. Несильно ударив белого коня каблуками в бок, он заставил его спуститься с моста. Догнавший его Малькааорн пристроился рядом, отстав на положенные два шага, и оба всадника неспешно двинулись по тропинке, продолжившейся и на противоположном берегу. Где-то там, на невероятной высоте высоко стоящее солнце красиво подсвечивало зелёную крону, заставляя её переливаться причудливыми оттенками — от тёмного, почти чёрного, до светло-зелёного, цвета молодой травки. Прорываясь сквозь разрывы в переплетении ветвей, солнечные лучи застывали в воздухе наклонными полупрозрачными колоннами, окрашивая его в зеленоватые и золотисто-медовые тона. Окружающий мир казался волшебной сказкой — застывшей, замершей в неподвижности, но тем не менее живой, а оттого особенно чарующей.

Чуть правее, на одной из покрытых зелёным мхом прогалин между исполинскими стволами вдруг зазвучала нежная, чарующая музыка и заплясали, закружились в весёлом танце яркие разноцветные огоньки. Слишком яркие и слишком большие, слишком непохожие на призрачный свет «лесных фонариков». Ещё через некоторое время под деревьями послышались переливчато-звонкие девичьи голоса.

— Праздник «Танцующих звёздочек»! — сказал Малькааорн. — Хочется молодёжи показать себя перед старшими. А ведь она там, твоя прекрасная Нахтиэн. Такая весёлая, такая живая, такая нарядная в нетканом ярком платье, убранном живыми цветами. Что в целом мире может сравниться с танцующей эльфийской девушкой? Подойди к ней! Расскажи о том, какая она красивая, как тебе нравится, и как ты её любишь. Расскажи не словами, а песней — у тебя красивые песни. Как знать — вдруг тебе повезёт? Сейчас, завтра или лет через двести…

Принц лишь усмехнулся.

— Как складно у тебя всегда всё получается, Малькааорн! Любая змея позавидует твоему языку. Дождаться возвращения отца, испросить аудиенции и рассказать, что один из его доверенных советников — изменник и подстрекатель. Пусть все убедятся, что не следует слишком доверять тому, кто больше времени проводит в грязных городах ВоследИдущих, чем под Кроной. Но… Ты говоришь, через пять дней?..

— Да, мой принц! — ответил Малькааорн, откидывая капюшон.

Волосы эльфийского чародея были длинными. Непривычно редкие, спутавшиеся, тем не менее, согласно обычаю они спускались на плечи широкой, пусть и некрасивой волной. Вот только они не были двуцветными, как и вообще цветными. Не было в них ни крупицы того тёмного оттенка благородного, старого золота, которым так гордятся уроженцы Приморья, ни той лёгкой, нежной золотистости, какой любят прихвастнуть уроженцы Высокого Заката, и даже той благородной, платиновой белизны с едва заметным желтоватым оттенком, что отличает подданных Лазурного Острова. Не сразу принц понял, что волосы Малькааорна попросту седые — словно у дряхлеющего старика из ВоследИдущих, о которых тот совсем недавно рассказывал.

Нетерпеливо переступив копытами, белый долгогривый конь принца тоненько заржал.

— Ровно через пять дней, в последний из эти пяти, не считая сегодняшний, — подтвердил Малькааорн. — Так должен ли я, мой принц, понимать твои слова, как согласие?

Глава вторая Разговор под стук колёс

— Послушай, Юркин! — начала Анечка Коростелькова, улыбнувшись так чарующе и нежно, как умела, наверное, только она одна. — А что за чудик у вас в отделе объявился? Помнится, кое-кто обещал рассказать…

Осторожно, двумя пальчиками взяв кусочек хлеба, немного тоненькой, полупрозрачной, просвечивающей на солнце ветчинки, и положив сверху лист салата, Анечка принялась жевать, искоса поглядывая то на Юру, то на быстро уносящийся пейзаж за окном. Бесконечные гаражи, жилые дома — в пять этажей, а то и в двенадцать, бесконечные бетонные заборы с трещинами и дырами, проделанными любителями сократить путь, бетонные опоры мостов, разрисованные теми же любителями, порой далеко не бесталанными. А когда закончились московские предместья, и за окнами скоростного поезда потянулся зелёный смешанный лес, так красиво подсвеченный летним солнцем, Анечка наконец-то прожевала и, устроив хорошенькую головку у Володи на плече, сказала всё с той же чарующей улыбкой:

— Так как?

Юра слегка замялся. Перед большой аудиторией — или, как сейчас, перед двумя очаровательными девушками, он всегда чувствовал себя несколько скованно. Высокий светловолосый парень с огромными серыми глазами, с едва намеченной юношеской бородкой, которую носил из шика, он был бы невероятно привлекателен для хорошеньких особ женского пола, несмотря даже на очки в металлической оправе, если бы не вечная застенчивость, забавное заикание — словно ему было трудно произносить слова и постоянная привычка ходить слегка согнувшись, словно извиняясь за сам факт своего присутствия на этой грешной земле.

А Анечка была красива и знала об этом. Среднего роста — случись ей встать напротив, скажем в танце, её пушистая макушка оказалась бы точно на уровне Юриных глаз, тоненькая, гибкая, изящная словно кошечка, и такая же подвижная, со слегка раскосыми глазами и короткими пышными волосами, подстриженными в форме каски. Светлые брючки и пёстрая рубашка навыпуск только подчёркивали изящную, ладную фигурку. Прижавшись к Володе так, что её светлые волосы касались его загорелой щеки, Анечка в то же время не без лукавства посматривала на Юру. Словно спрашивала: «Ну что? В этот раз сумеешь меня заинтересовать, или всё опять закончится пшиком?».

Впрочем, и Володя, её нынешний кавалер, был вполне достоин своей очаровательной спутницы — высокий, темноволосый, загорелый, с острым взглядом тёмно-карих глаз. Когда он был студентом, все девчонки потока откровенно на него заглядывались. И не только девчонки. Ляля Завдетовна, старая карга, читавшая обеим группам философию, всегда ставила Володе только отличные оценки — даром, что по её предмету он не знал ни «аза», а «говорильные» науки откровенно презирал. В тёмно-зелёных камуфляжных брюках с мелким рисунком, в однотонной зелёной футболке, при камуфляжной куртке, что висела рядом на крючке, он казался эдаким рубахой-парнем, прошедшим огонь и воду и готовым ко всему. Правда, и куртка, и футболка, и брюки выглядели подозрительно новыми, не обмятыми, словно только что купленными в магазине.

— В самом деле, Юрыч! — вмешался он в разговор, обняв Анечку за плечи. — Уже с год слышу, как в вашей тупой конторе некий «господин Кадушкин» объявился…

— Ну, в общем-то… — как всегда, не слишком уверенно начал Юра.

От одного взгляда на вечного везунчика Володю, обнимавшего девушку, сердце неприятно заныло. Перед этим Юра почти два месяца бегал за Анечкой, расписывая прелести отдыха на островах, в палатке, с гитарой у костра, никак не ожидая, что она пригласит его вечного соперника. Словно в поисках поддержки молодой человек бросил быстрый взгляд по сторонам.

В уютном, пусть и тесном салоне скоростного поезда не осталось свободных мест. Пассажиры молча сидели в креслах — кто-то спал, кто-то просто смотрел в окно, а кто-то, воткнув наушники в уши, слушал музыку, уткнувшись в телефон или в ноутбук, или смотрел фильм по телевизору, подвешенному под потолком. Юра подумал, что хотя путешествие и оказалось скомканным с самого начала, с билетами им повезло — все четверо оказались вместе за столиком, а не в разных концах вагона.

— Так что же? — спросил Володя.

Продолжая обнимать Анечку, он ловко, одной рукой налил в стаканчики чаю — себе и ей. Поставив термос рядом с начатой литровой бутылкой «кока-колы», которую Юра успел купить на вокзале перед самым отъездом, он в свою очередь сделал себе бутерброд.

— Ну, не… э-э… год, — начал Юра не слишком уверенно, привычно заикаясь через каждое второе слово. — Не надо… э-э… передёргивать. Он к нам осенью пришёл, уже после меня. Ну, понятно, сначала наш Валентиныч хороший шум поднял. Всё говорил, что приходит новый программист, да приходит новый программист. Да с таким придыханием, будто у нас теперь будет работать сама Анюта Лесанж, и к её приходу нужно срочно купить… э-э… гладиолусов. Место ему рабочее приготовил, два стола, кресло, компьютер новый, самый лучший. А потом, однажды открывается дверь и заходит к нам эдакая кадушка на ножках. Мы, когда увидели, чуть со стульев не попадали.

— И что смешного? — спросила Анечка, приподнимая хорошенькую головку.

— Просто ты… э-э… не видела, — привстав,…