Глава 1
Финляндия
27 февраля 1799 года (Интерлюдия)
От пронизывающего холода не спасало ничего. Снег кружился. Снежинки, попадая на лица мужчин, таяли, тут же капли скатывались на нос, после на усы, если они украшали мужественные мужские лица. Частью снег, превращённый теплотой человеческого тела в воду, становился льдом на воротниках шинелей или тулупов.
Уже не до канонов мундиров и формы, соблюдения недавно введенных уставов. Солдатам было разрешено покупать валенки, а офицерам в Военторге предлагали более изысканные унты. Так же в более выгодном положении были те, кто купил в Военторге вязанную шапочку, названную почему-то «балаклавой». Если с ней, то не так сильно напрягал ветер.
Русские войны шли к Свеаборгу по льду Финского залива.
После того, как шведские газеты дошли до русского императора и Павел Петрович, прочитав их, впал в безудержное буйство, чего уже достаточно давно не случалось, последовал приказ начать военные действия со шведами.
Русские войска, ведомые фельдмаршалом Суворовым, начали компанию резво. Уже на третий день пала крепость Свартхольм. Там в небольшой цитадели было сосредоточенно семь тысяч шведских войск. Фельдмаршал предложил гарнизону крепости сдаться, ему отказали, через час на территорию цитадели уже летели сотни ракет. Через два часа начался и артиллерийский обстрел шведской цитадели.
Шведы совершили глупость, ну или излишний героизм. Они решились на вылазку. Лихим ударом гренадеров шведские воска были отброшены с большими потерями для них обратно в крепость. А после опять летели ракеты, вновь разрывали тишину своим свистом артиллерийские ядра.
Пришедшее стороны Борго подкрепление, числом в пять тысяч штыков шведско-английского войска, смогли потеснить корпус Федора Федоровича Буксгевдена, но противник не воспользовался моментом и не развил свой успех. Маневренный охват шведского подкрепления и как итог — полная победа русских. Три тысячи пленными, более тысячи убитыми — такие потери понесли шведы.
Окрыленные первым успехом, а также соблюдая пункты плана ведения войны, кавалерийские части, гусары и казаки, устремились к городу Борго, сходу заняв его. Путь на Свеаборг был открыт, и русская армия пошла на эту твердыню. При этом было принято решение охватить Свеаборг с двух сторон. Вот и шли по Финскому заливу русские воины, чтобы ударить одновременно и по Свеаборгу, и отрезать крепость от Гельсингфорса.
Сложнейший переход по льду был поручен генерал-майору Петру Ивановичу Багратиону.
— Ваше превосходительство, разведка сообщила, что впереди красные мундиры, — сообщили Багратиону, когда по подсчетам до Гельсингфорса оставалось не более двадцати верст.
— Как? На льду? — удивился командующий дивизией.
— Так доложили, — несколько сконфужено отвечал есаул из второго Донского казачьего полка, на котором лежала задача разведки и авангарда.
На самом деле ситуация крайне сложная. Погодные условия не позволяли вести боевые действия. Переходы были столь изнуряющие, что дивизии нужен был, причем, срочно, отдых. А тут с боем пробиваться.
— И как они решились? — скорее, не для ушей есаула, а размышляя вслух, спросил генерал-майор.
Предполагалось, что никого на льду встречать не придется. А тут… И что делать? Лед, на самом деле, не такой уж и прочный. Последние пару дней было некоторое потепление, и толщина льда составляет до пятнадцати сантиметров. Это нормально, чтобы передвигаться, но мало, чтобы давать бой. Раскалённые ядра могут растопить лед, как и бомбы. А это чревато трещинами, образованными полыньями.
— Сколько до них? — спросил Багратион.
— Три версты, не больше, ваше превосходительство, — отвечал казак.
— Число? — последовал следующий вопрос.
— Так сразу и не скажешь, мы же вплотную не подходили, тут все просматривается далеко, так, подползли чутка. Но не меньше пяти тысяч будет, — отвечал казак.
— Давай-ка, братец, скачи к своим. Готовьте коней к атаке. Пусть отдохнут, подкормите… Да не мне вас учить, — подражая манере общаться своего кумира, Суворова, повелел генерал-майор.
Вполне хитро получалось со стороны англичан, или же в том войске шведов больше, не суть — все враги. Устраивать побоище не с руки, причем, и русским, и их противникам. Англичанам, судя по всему, до ближайшего берега оставалось верст семь, они могут рассчитывать на то, чтобы оттянуться и бить русских с берега. Тут уже и раскаленные ядра, и бомбы, все пойдет в ход, чтобы расколоть лед. Так что позиция у Багратиона плохая.
— Господа, решение у меня одно — быстрый марш, бегом, дабы не дать неприятелю опомниться. Только так, — на срочно собранном Военном Совете говорил Багратион. — Уйти на северо-восток нельзя, так как там должен быть шведский корпус. Если они еще не разбиты основными силами, нам не сдюжить.
— И вернуться не можем. Так потеряем санитарными потерями до половины дивизии. Уже сейчас отдых и тепло нужны. А назад сколько идти? Три-четыре дня? Без фуража и припасов? Без дров? — высказался Николай Николаевич Раевский.
Полковник Раевский буквально три месяца назад вернулся на службу, которую покинул, не желая подчиняться военной реформе Павла. Он и сейчас крайне негативно относится к буклям, да ко всей шагистике. Вот только в армии принято негласное правило: если на параде, в караулах, перед лицом начальствующим, то будь в форме и по уставу, ну, а на войне… Пока Суворов дарит победы, которые ложатся героическим грузом на славе русского императора, Павел не лезет в дела армии больше, чем в командование Петербургским гарнизоном и разводами караулов. Вот только стоит оступиться фельдмаршалу…
— Господа, но это же свалка, словно в древности, без тактики и плана, — не предлагая, майор Егор Иванович Властов, критиковал.
На самом деле, Властов в своей критике руководствовался не страхом за жизнь, он только что получил в свое подчинение целый полк и ожидал повышения в чине. И что произойдет, когда он лишится своего полка? Правильно, не быть Властову полковником и не водить в бой этому греку, вскормленному Россией, дивизии.
— Все! Решение принято, господа! — сказал Багратион, давая понять, что никакие доводы его не переубедят.
Вообще, было удивительным, что горячий и быстрый на решения Петр Иванович Багратион собирал офицеров дивизии. Обычно генерал-майор все решает сам.
Через три часа русские воины, превозмогая тот же снег, тот же ветер, но теперь уже мало обращая внимания на капризную природу, бежали в сторону английских позиций. Было очень важно, как можно скорее сократить дистанцию, не дать англичанам возможности массированно использовать артиллерию. Именно поэтому солдаты не шли колонами, чему были уже обучены, не шли они и более привычными линиями, они бежали.
Офицеры накрутили хвосты своим унтерам, а те уже по цепочке настропалили рядовых. Все знали, что от скорости и того, как быстро добегут до англичан, зависит выживаемость всех и каждого. А там… В штыковом бое нет более злого солдата, чем русский.
Все бежали, отяжеленные не только одеждами, но и льдом, который образовался на ней.
— Бах-ба-бах! — наконец, отреагировала артиллерия англичан.
Интерлюдия
Джон Мур стоял на небольшой возвышенности, посыпанной песком, чтобы не было сильно скользко английскому командующему наблюдать за разворачивающимся сражением. Еще минут десять назад он был доволен собой, что просчитал русских, смог их поставить в крайне неудобную позицию.
Бригадный генерал поссорился со шведским командованием в крепости Свеаборг. Он видел в своих войсках главную силу, которая может свернуть голову русскому медведю и отослать старика Суворова на покой без почета. Так что решил проявить своеволие и загнать русских в ледяную ловушку. В специальных железных чашах на подставках разведены костры, в которых ждут своего часа коленные ядра, артиллерия отведена подальше, чтобы в случае движения льда успеть уйти. Джон Мур был уверен, что русские получат свое «Ледовое побоище» [в РИ Джон Мур, как и все английское командование во время русско-шведской войны 1808–1809 годов рассорилось со шведами, сам генерал был арестован шведским командованием и бежал из-под ареста].
Англичанин был уверен, что русские отвернут, не пойдут на него. Он сам бы так сделал, ну или отошел на двадцать миль восточнее и попробовал там выйти на берег. Русские развивают наступление, но на подходе к Гельсингфорсу их встретил объединенный англо-шведский корпус численно не сильно уступающий русским. А, как было доподлинно известно Муру, русские умеют побеждать либо турок, либо намного превосходящими силами.
Но прошло десяти минут после того, как войско противника начало суетливо готовиться к действиям… Джон Мур ожидал, что русские развернутся и уйдут, а они…
— Что происходит? — выкрикнул бригадный генерал. — Это против всех законов войны.
Расчет был на то, что русские будут идти размеренным шагом колонами, по которым и впереди которых будут лететь раскалённые ядра, должные пробивать лед и приводить его в движение. Однако на англичан просто бежала толпа. Она не шла, а бежала! Все пространство вокруг покрылось пятнышками вооруженных людей, которые приближались.
— Бей! — кричал генерал, отдавая команду своим артиллеристам.
Ударили пушки. В нескольких, далеко не во всех местах, куда попали ядра, вздыбились льдины. Некоторые русские падали в воду. Это явление было бы более массовым, если бы русские шли построениями. А так выходило, что интервалы между солдатами противника оставались относительно большими и те, кто бежал сзади, чаще успевали среагировать и обходили препятствие, некоторые помогали своим сослуживцам, упавшим в воду, им бросали веревки и оставляли нескольких солдат, чтобы те вытягивали тонущих. Они предусмотрели веревки!
Артиллерия била, добиваясь результата, но недостаточного для того, чтобы рассчитывать на абсолютную победу. Скоро Джон Мур поймал себя на мысли, что на месте русского командования все же дал бы приказ вернуться на исходные позиции. Хотя… Он думал, что русских никак не больше пяти тысяч, а их тут была полноценная дивизия, под десять тысяч человек. Вообще русских в этой войне численно больше. Опять они хотят взять количеством.
— Полмили осталось! — прокричал один из английских офицеров.
В этом крике бригадный генерал расслышал нотки паники. Русские, будто не замечали препятствий, они бежали, словно одурманенные. Это была стихия, которая надвигалась на англичан. А готовы ли они, дети Туманного Альбиона, бороться против стихии?
— Готовьте колоны! Выдвигаться навстречу! — отдал приказ Джон Мур.
Бригадный генерал подумал, что залповый огонь сметет эту навалу, уничтожит русских. Раз они не попались в одну ловушку, то получат другую.
— Вражеская конница слева ускорилась! — прокричал один из офицеров.
Выбор… Нужно выбирать. Или построить каре и встречать конных, или срочно менять позиции артиллеристов. Мало было своей конницы у англичан, они больше рассчитывали на то, что шведы обеспечат конями, как и своими кавалерийскими частями. Однако, в шведской армии было с этим тяжело, по крайней мере, не так, чтобы раздавать добрых лошадей англичанам.
— Конницу навстречу неприятельской! — решился на приказ бригадный генерал.
Он надеялся, что трех сотен английских драгунов Третьего Лейб-кавалерийского полка Его Величества хватит, чтобы задержать этих казаков. Да, русских больше, но это же Лейб-кавалерия! Англичане экономили на создании кавалерийских частей, не было в их армии кирасир, почти все — это драгуны, экипировка которых намного дешевле.
По фронту русские уже были близко, даже первые английские пули достигли на излете русских солдат, когда примерно до роты северных варваров остановились и стали стрелять по английским колонам. Стрелять⁈ Расстояние было шагов триста, не меньше, а они стреляли и поражали, и это через толстую зимнюю одежду!
— Из чего они бьют? — сам себе задал вопрос Джон Мур, всматриваясь в тех самых русских стрелков. — Штуцера?
На это и рассчитывал бригадный генерал, когда всматривался в свою зрительную трубу. Что такое штуцер? Это один выстрел, всего один, а после больше минуты заряжания. В таких погодных условиях, да еще при необходимости бежать, стрелки не представляли большой угрозы. Тем более, что некоторые штуцерники, из русских егерей, разрядив свои ружья, бежали вперед, далее надеясь только на штык.
— Как? Так быстро? Пуля сама ушла в ствол? — комментировал Джон Мур действия одного из русских егерей той самой сотни.
Они перезарядились секунд на двадцать или, может, только немного больше и разрядили свои ружья.
Командующий увлекся наблюдением за егерями, которым в подарок за совместные победы Сперанский подарил и винтовки, и большое количество пуль, в иной реальности называемых «пулями Минье».
Мур не заметил, пока один из офицеров не стал кричать, что королевские драгуны разбиты. У казаков также были пистолеты, но еще у них были пики, которые, вроде бы и пережиток, но устаревшее оружие победило тех, кто такого оружия не имел.
— Приказ на отход артиллерии! — выкрикнул Джон Мур, понимая, что сделал это запоздало.
Можно было еще ударить и картечью, хотя нет… Артиллерия была оттянута назад и картечь будет бить по своим. Так что пушки все равно больше мало что могут сделать. Не выкатывать же их на прямую наводку, на передок! Это только французы столь беспечны, чтобы так поступать.
Русские падали, спотыкались, уже песок, которым натирали обувь, давно не помогал бежать по льду, но все равно они продвигались. Еще более стремительными были казаки, которые, озверев от серьезных потерь после схватки на встречных с английскими драгунами, стремились, во что бы то ни стало, отомстить за своих погибших и раненных товарищей.
Когда началась свалка, англичане к этому не были готовы. Они рассчитывали на то, что расстреляют русских, что большая часть этих варваров просто провалятся под лед, так что солдаты Мура были ошеломлены напором противника, его самоубийственному, животному стремлению бежать дальше, убивая всех на своем пути.
А еще, несмотря на существенные потери, русских было больше. Мало того, англичане лишились и без того скудной кавалерии, но при этом не успели перестроиться в каре и казаки со всем своим праведным гневом обрушились на красномундирников.
Вот один солдат Мура побежал, второй, эти трусы увлекли за собой десяток. Но бегство не спасало. Многие казаки, потеряв пику, рубили саблями по обе стороны от себя. Убивать бегущего врага — самая излюбленная забава для иррегулярной кавалерии.
Все сражение превратилось в собачью свалку. Казаков на всех не хватало, чтобы окончательно сокрушить англичан, тем более, что по центру сражения было сложно управлять конем. Там смешались и свои, и чужие. Ослабленные бегом и долгими переходами русские солдаты на последних морально-волевых качествах и на жажде жизни убивали англичан. Это была бескомпромиссная битва.
Даже, если бы кто-то и захотел сдаться, то не понятно, как это сделать. Были те, кто поднимал руки, но этого жеста не видели. Русский солдат, с налепленными на ресницы снегом, видел только цель — красный мундир, который нужно пробить штыком.
— Приказ на отступление! — приказал Джон Мур и развернул своего коня прочь.
Он еще не понимал, что бежать ему некуда, если только по льду, а после вплавь в Англию, но и там поступок бригадного генерала не оценят. В выгодной позиции потерпеть поражение! Этого не простят ни свои, ни шведы.
Петербург
27 февраля 1799 года
— Алексей Андреевич, я взываю к вашему благоразумию! — эмоционально говорил я.
— А я к вашему, Михаил Михайлович, — так же с надрывом отвечал мне Аракчеев.
Более часа мы спорим. Два человека, которые должны быть далеко от столицы, спорят в центре Петербурга о том, что именно нужно сделать в сложившейся обстановке.
Я понял, что нельзя мне одному тянуть бремя решения проблемы. Вернее, не так, когда я все-таки принял решение, кому именно править Российской империей, посчитал, что нужно заручиться хотя бы чьей-то поддержкой. Нерешительность Державина я уже оценил, когда томился в Петропавловской крепости. Васильев… пусть занимается финансами, которые любят тишину, но скоро ее лишатся. Куракины… Так они разъехались по своим усадьбам, вроде бы как обиделись. Тесть? Не та фигура. Кутайсов? Так я его вовсе желаю слить, тем более, что он малохольный. Растопчин? Его государь собирался вернуть на службу, но пока тот, как по мне, лишь по недоразумению не в рядах заговорщиков. Многие заняты либо войной, либо участвуют в заговоре. Иные не те фигуры, чтобы на них ставить.
Так что Аракчеев показался мне тем самым, с кем можно было разделить лавры избавителя Руси от Смуты. Я послал к нему в Грузино людей с запиской, что близится реализация заговора. Он примчался, но показываться на глаза императору без вызова было нельзя.
— Если сейчас всех арестовать, то мы не докажем ни чью вину. Тот же Пален сказал императору, что он в курсе заговора, что он работает над его упразднением. А, по сути, Пален один из главных, — сказал я и почесал правую щеку.
Англичанин, скотина этакая, словно крыса, загнанная в угол, бросился на меня. Ударить толком не смог, но расцарапал щеку. Вот, заживает и чешется.
— А что есть на них? — уже более спокойным тоном спросил Аракчеев.
— Догадки, — ответил я. — В том то и дело, Алексей Андреевич. Я все знаю, как минимум пятьдесят заговорщиков назвать смогу, но доказательства возможны лишь тогда, как они войдут во дворец. Ну и после, когда станут друг друга топить и обвинять.
— В чем моя роль? — деловито спросил подельник.
Я рассказал, пока что не вдаваясь в подробности. Всю основную работу на себя взял я. У меня есть на то больше возможностей. Аракчееву же следует обратиться в нужный момент к тем офицерам, которыми командовал еще в Гатчино. Нужно показать, что гвардия не вся бунтует. Мало того, если как бы вдруг, возникнет сила, готовая открыть огонь, то весь план заговорщиков уже будет сорван. Александр — это не Николай, который и то с декабристами повел себя милосердно, Саша — ранимая личность, он жаждет не принятия сложных решений, а всеобщей любви. Тут же придется принимать решения, а не просто потихонечку отправлять в отставку заговорщиков.
— Хорошо, но, когда все должно начаться? — спросил Аракчеев.
— Я был почти уверен, что уже случится, но, думаю, на днях. Я отслеживаю ситуацию, — сказал я.
На самом деле, я теперь знаю все о том, что делается в стане заговорщиков. Мной был завербован Панин.
Никиту Петровича было достаточно схватить, привезти ко мне в подвал и показать, в какое животное превратился английский куратор заговорщиков. Слабенький в России вице-канцлер, заплакал Панин, попросил милости. Опасно, конечно, такого слабохарактерного товарища иметь в агентах, но без того, чтобы знать о каждом шаге бунтовщиков, никуда. Операция требует точной информации или даже коррекции действий заговорщиков.
У них завтра два собрания: одно в казарме Семеновского полка, Аргамаков уже что-то там химичит с охраной и это соберутся гвардейские офицеры; а второе, у сучки Жеребцовой, там будет элита заговорщиков. Так что… Работаем!