Сигнал тревоги настиг меня за поеданием консервированных ананасов. Прямо из банки лопал. Не вставая с койки, удобно подбив под спину подушку, открыл — и лопал. Полной ложкой, с удовольствием, жмурясь от приятной сытости. Представлял себя офицером-отпускником из богатой семьи на курорте. Или сыном мэра. Сам толком не решил, кем быть интереснее, однако оба варианта определённо не уступали друг другу.
Мимо вразвалочку, словно направлялся в душевую, а не на построение, прошёл Гаст Цапкис. Такой же, как и я, солдат первого года службы. Неплохой парень. Худой, жилистый, с покрытыми мелкими шрамами кистями рук — приветом из слесарного прошлого. По биографии — почти брат. Родом, как и все мы, из отсталой жопы галактики, заточенной под узкую специализацию. Всей разницы — мой мир был аграрным, засушливым, сплошь покрытым полями генномодифицированной пшеницы, а его — один большой завод с редкими вкраплениями сельского хозяйства.
В армию он тоже попал, как и я, только с поправкой на заводское происхождение — я не желал корячиться на полях, а он не хотел всю жизнь простоять у станка, следуя семейной традиции. О новом мечтал, вырваться из циклического однообразия жизни. Помог семье закрыть кредиты на всякую мелочь, выпил с друзьями в баре напоследок — и к вербовщику. Под мамкин плач.
Казённая жизнь, форма и дурацкие приказы ни меня, ни Гаста не пугали. Всё лучше, чем за нищенскую зарплату горбатиться без перспектив.
И ещё имелось общее: ни на моей родине, ни на его фрукты особо не росли. Повывели их за ненадобностью, или не прижились — кто знает? Потому любили мы их очень. Наесться не могли.
В некоторых садах, с искусственно изменённым климатом, я слышал, имелись всякие там вишни с виноградом, известные мне исключительно по учебникам образовательного курса. Целых три года учили читать, писать и всякому иному. По ускоренной программе, с применением гипнотехник. По старым понятиям — почти школу с училищем закончил.
А ведь... тут я душой кривлю. Росли у нас абрикосы со сливами. Плохонько, но росли. Вот только за лакомство мы их не считали — с детства оскомину набили. Ананасы же — другое дело! Сладкие, много, с кислиночкой.
Икнулось... Долька встала в горле комом. Не люблю школу. Как вспомню — так вздрогну. Еле высидел тогда обязаловку. На полях, под палящими лучами и то лучше было.
Покосившись на банку в моих руках, Гаст ничего не сказал. Каждый компенсировал скупое в продуктовом разнообразии детство и ещё более прижимистую учебку, как умел. На маяке кормили классно, продукты толком никто не экономил. Хочешь есть — ешь. К сержанту Бо подойди и возьми, чего душе угодно. Он дядька с пониманием, выдаст. Хоть тушёнку, хоть сока упаковку. Главное, не мусорить и жрать исключительно в свободное от службы время. Один чёрт потом калории с потом выйдут, на занятиях по физподготовке. Толстеть нам никто не давал.
Рассказать кому из оставшихся в дальних далях сослуживцев-рекрутов — рёбра пересчитают. Враньём сочтут. Ну или от зависти. Это же немыслимо — в нарушение всех распорядков можем жрать днём и ночью! Да ещё и эксклюзивы всякие!
Пусть завидуют... Мы по первой категории продовольственного обеспечения проходим. Которая для пилотов, разведчиков и прочих засекреченных товарищей. Положено мне ананасы, и во все ведомости вписано — положено. А мелкие послабления — сержант сознательно их допускает. Чтобы нажрались мы вкусностей вволю и успокоились. Перебесились после однообразной каши с мясной размазнёй, по внешнему виду более всего сходной с санитарной пастой для мытья рук.
У нас почти весь взвод в первые дни пугался разнообразия пищевого довольствия. По карманам еду прятали, чтобы потом, втайне, слопать. Под одеялами чавкали.
С обеспечением у нас сложностей нет: харчей полные подвалы, на две жизни хватит, питьевая станция автономная, и только фрукты-овощи поступают через специальную шлюзовую камеру. Тестируются там на яды, на аллергены. Местные поставляют по договору с Галактической Федерацией.
Мы поначалу всё подсмотреть пытались — люди они или нет? Или мутанты? Сгорали от любопытства, спорили, воображали всякое. Не смогли. Защитный периметр с четырёхметровым забором бдит в обе стороны. Мы не видим их, они — нас.
Узнали только, что ездят здешние на примитивных машинах. Один из наших рискнул, залез повыше, поглядел на отъезжающий рыдван с колёсами.
Позже выяснили — ничем не отличающиеся от нас люди. Увидели их по визору в фильме о первых колонистах, на который случайно набрели в архиве. Сам фильм оказался дрянным — пафосным и бестолковым, с постоянно мельтешащими героями, и, не досмотрев, решили переключиться на что-нибудь другое, позабавнее.
... Ананасы, кстати, здешние. Хорошо аборигены тут живут...
Не служба — рай. Но тоскливо. Увольнений нет, выход за периметр маяка по любому поводу — под запретом. Никого не выпускают. Вообще. Даже инженера-технолога, который вроде как главный здесь. Все сидим взаперти.
Почему так? Почему не выпускают? Ответ простой — маяк является стратегическим объектом. Метод несения службы — вахтовый. Мы на год, гражданский, он у нас всего один, на полгода. Вот только ему за подобную самоизоляцию заплатят хорошо, а нам — шиш. Всем, включая сержанта. Приказ, чтоб его...
С другой стороны, наговариваю я на своё счастье. Уютная казарма, адекватный командир, полный склад харчей, по вечерам — фильмы в общей комнате. Чего ещё надо? Баб?
Грузили мы ящики с узлами и агрегатами маяка дотемна. Забили практически всё свободное пространство челнока, даже в кабину пилота пришлось несколько железных коробок засунуть. Когда дело дошло до отлёта, инженер-технолог впервые за сегодня изобразил на роже хоть какие-то эмоции.
Начал с недовольства. Его пожиткам категорически не хватало места, и вялый, неторопливый голос обрюзгшего мужчины приобрёл истеричный накал:
— Мне до одной бабушки, как вы утрамбуете моё имущество! По контракту Федерация обязана предоставить все условия для эвакуации меня и принадлежащих мне вещей!
Брезгливо кривящемуся пилоту было решительно плевать на вопли гражданского. Сопровождающий транспорт десантник вообще смотрел мимо единственного планового пассажира, будто того и не существует на белом свете. Любовался безоблачным тёмным небом сквозь бронепластик шлема.
Не найдя понимания у экипажа лётного средства, мужчина рьяно переключился на сержанта, точно в его власти было приказывать несговорчивым флотским.
— Я требую...
Спорить и пререкаться Бо Мид не стал. Просто развернулся и погнал пустую электроплатформу и нас на территорию базы.
Технарь принялся блажить, что он этого так не оставит. Угрожал всем присутствующим разжалованием в рядовые и судом. Возможно, плевал в наши спины. Слишком визгливо верещал инженер, чтобы не исходить слюной и желчью.
Взвод тихо ржал с бесплатного представления.
Точку в мешочной суете штатского поставил летун. Коротко выматерившись, он сделал неуловимый знак бронированному сопровождающему, и тот без лишнего пиетета забросил успевшего всем надоесть Иви Масстенсена в отсек управления.
Что случилось дальше — мы не видели. Ворота закрылись, челнок взревел и медленно, будто упитанный шмель, поднялся в воздух. Барахло инженера если и осталось на месте посадки — то точно сгорело вместе с травой. Известное дело, при старте от дюз лучше держаться подальше — иначе одни головешки останутся. Минимальная дистанция — двести шагов. Это все знают.
Аэротаксист оказался неплохим спецом. Почти не выбрасывая лисьи хвосты пламени, он взмыл по крутой дуге в небо и только там позволил себе разогнаться. Рёв двигателей до нас ещё не докатился, а челнок уже исчез.
Со стороны смотреть — завораживающе получалось...
Именно поэтому на летунов учатся долго и вдумчиво. Вроде как пять лет штаны протирают то за партой, то в пилотском кресле. Подобрать пехоту в боевой обстановке и при этом их заживо не спалить — сложнейшая задача. Там кожей обстановку чувствуют, на минималках удерживают неповоротливый летальный, тьфу ты, летательный аппарат. Чуть-чуть мощи докинешь, закрылками на полградуса больше вильнёшь — и крематорий для своих получится.
Про уровень капитанов межзвёздных крейсеров и думать боюсь. Здоровенные бандурины, а они их сквозь пояса астероидов гоняют будто комбайны по полям, где опасней перезрелого колоска препятствий почти не встречается.
— Построиться! — всё не успокаивался сержант.
Команда начальства вызвала живейшую реакцию, словно и не таскали весь день увесистые ящики. Каждый спешил занять своё место в строю, на ходу проверяя внешний вид. Не хватало ещё выволочку схлопотать перед отбоем. Да и новостей хотелось всем.
Их, пожалуй, хотелось даже больше, чем отдыха.
В требуемый временной норматив уложились с запасом. Замерли, уставившись перед собой, животы втянули, грудь выпятили. Довольно цыкнув, Бо Мид встал перед нами, поправил кепи и начал зычно, так, чтобы все услышали, просвещать личный состав:
— Наш взвод эвакуируют завтра. В связи с ограничениями полётов в трёхсоткилометровой прифронтовой зоне, командование использует малые десантные челноки вместо привычных вам общевойсковых. Такой вот компромисс с властями... Причина, я думаю, ясна. Аэротакси более скоростная машина, более маневренная, вполне способная обставить почти любую здешнюю ракету. Местные не хотят осложнений в случае непосредственного боевого контакта... В стране со дня на день введут военное положение и туземное правительство очень пугается возможных атак авиации противника. Развёрнуты все средства ПВО. Любой взлёт только по личному разрешению президента или его заместителей. Не переживайте, у Федерации нужные допуски и коды имеются, — подбодрил он посмурневшую солдатню. — Бояться нечего. Не бросят нас тут. Вопросы?
Последнее слово Бо произнёс с таким видом, что всем сразу стало понятно — лучше промолчать. Всем, кроме нашего Ежи.
— Разрешите! — у Брока аж рот перекосило от нетерпения в миллион первый раз выделиться умишком.
Дождавшись кислого кивка командира, выскочка выпалил:
— Скажите, а почему маяк не в космопорту построен, а на отшибе от всего? Не логично ли...
На лопоухого зашикали, увесистый кулак стоящего за его спиной сослуживца треснул чрезмерно любопытного рядового по каске, отчего та немного сползла ему на нос. Все устали, все спать хотят, а Ежи поболтать вздумалось.
Мне тоже до тошноты захотелось пнуть выскочку ботинком по щиколотке. Чтобы рот на замке учился держать. Жаль, не судьба. Лопоухий стоял не рядом.
Правая бровь сержанта поползла вверх, призывая к порядку. Хороший знак. Не орёт — и спасибо.
Привычной, насквозь изученной территории маяка я не узнал. Всегда освещённые строения точно растворились в ночи, трансформировавшись из чистеньких, ухоженных обиталищ для людей и имущества в истерзанных падальщиками мертвецов.
Плац перепахан. Чудом уцелевший дежурный прожектор, точно запутавшийся в сером киселе каменной взвеси светляк, выхватывал рваные куски бетона и немного центр управления. Тому досталось крепко. Видимая часть стены иссечена, окна демонстрируют торчащие из рам осколки стекла, угол точно кто-то погрыз.
Что справа и слева — не разобрать. Темно...
Непонятный там, под уровнем земли треск превратился в нарастающий скрежет.
— Вит, дай выйти! — прошипел Дон, словно боялся, что его могут услышать. — Тут дышать нечем.
Не дожидаясь ответа, он протиснулся мимо меня в дверной проём с неизвестно куда исчезнувшей дверью и, закашлявшись, вывалился наружу.
Лопоухий не отставал. Выскочил, грамотно переместился в черноту, припал на одно колено, поводя винтовкой из стороны в сторону. Припомнив, чему учил сержант, я зеркально повторил маневр.
Вслушался, всмотрелся.
Что пытался увидеть — и сам не знаю. Ночи тут вырвиглазные. Естественные спутники у планеты отсутствуют, тьма почти кромешная. Ещё и свет прожектора не давал зрению нормально освоиться, неизменно притягивая внимание к своему рассеянному лучу.
Слух тоже откровенно подводил. Вдалеке вроде как кто-то скулил, но это не точно. Скрежет мешал понять, что и где вообще происходит. Ну и Чжоу со своим перханьем создавал вполне неудобный фон.
Вроде не стреляют.
— В груди печёт, — пожаловался Дон, вытирая влажный рот. — Хватанул дерьмища, когда рвануло.
— Рот закрой, — не терпящим возражений тоном бросил Ежи. — Про себя страдай.
Вот тут я целиком и полностью согласен с умником. Не хватало ещё чужое нытьё слушать. Момент не тот. Пресекая возможное препирательство, напомнил о ранее принятом решении:
— Надо Бо Мида найти.
— Где?
Самому интересно... Сказать-то умное сказал, а с чего начинать? В какой угол мчаться под надёжное командирское крылышко? Мы же не знаем, куда он пошёл. Как упоминал болтливый Сквоч — мечется без передышки, посты проверяет.
— Фонарик выруби, — дотошный Брок дал вполне ценный совет. — Демаскирует.
Послушно щёлкнул выключателем, подбирая словечки погадостнее, чтобы достойно огрызнуться. Тоже мне, полководец выискался, указаниями сыпет. Сам знаю, просто запамятовал...
Приступ раздражения прошёл так же резко, как и накатил. Причиной тому стал вновь закашлявшийся, шумно отплёвывающийся Чжоу. Аж на порог осел, так выворачивало. И чего ему в столовой не кашлялось? Все условия. Никто не услышит, кроме нас, никто не помешает.
— Да заткнись ты! — озлился я, разом позабыв о командных потугах лопоухого. — Ежи! Расходимся, ищем выживших. Сбор у ворот.
— Принято, — отозвался тот, на полусогнутых окончательно растворяясь во мгле. — Если что — свисти.
— А я? — просипело с порога.
— Отстань. Очухаешься — рви когти... куда хочешь, только недалеко. Позовём — чеши на звук.
Разойтись мы не успели. Скрежет, на который я почти перестал обращать внимание, превратился в чудовищную по громкости какофонию пренеприятнейших звуков, словно великанский гитарист елозил ногтем по самой толстой струне исполинского инструмента и аккомпанировал себе, царапая камнем по пластику.
Левее меня шарахнуло, затрещало, душераздирающе заскрипело. Нечто чёрное и длинное рухнуло с небес на землю, заставив вздрогнуть бетон под ногами. Брызнуло мелким, твёрдым крошевом. Тягуче провизжало сминаемое железо.
Шпиль навигационной системы рухнул. Тот самый, ради которого мы все здесь торчим. Высоченная ерундовина, метров под пятьдесят. Я его опознал по вскользь замеченным балкам и белеющим кругляшам каких-то там усилителей, в избытке покрывавшим иглообразную конструкцию.
— Прямо на оружейные казематы, — растерянно пробормотал Дон, распахнув рот в изумлении.
Вся глубина случившегося трындеца предстала во всём величии. Там же патроны, оружие, гранатомётные комплексы. А у меня — только стандартный боезапас. Мало, до обидного мало... Бери нас голыми руками.
— Самад, ты? – разверзлась ночь таким знакомым криком.
— Так точно! – обрадованно крикнул я в темноту. Ух... сержант обнаружился. Словно валун с плеч спал. – Со мной Брок и Чжоу.
— Передвигаться можете?
— Да!
— Ориентир – полоса препятствий, – снова раздалось из темноты. – Топайте ко мне!
Через командирский чип нас нашёл, не иначе. Впервые на моей памяти от этой штукенции за ухом хоть какая-то польза.
Бодрящий эффект ощутили все. Появилась определённость, понимание дальнейших действий. У солдата ведь как? Приказали бежать — бежишь, приказали спать — спишь. За тебя старшие думают. На том стояла и стоит армия, верой и правдой приняв эту краеугольную догму за основу. И это иногда несказанно радует.
Рванули резво, но не бегом, а быстрым шагом. Направление известное — до угла, потом прямо, и наискосок, между складом запчастей и вечно закрытой будкой неведомого назначения. По пути старались поднимать ноги повыше — гладкую в прошлом поверхность дорожек и проездов обильно усеивали всякие обломки с выщерблинами.
... Президент уже ждал. Не в парадном, насквозь изученном прикормленными журналистами и фотографами кабинете, откуда регулярно делались идеологически правильные репортажи, и любая публикация подвергалась нещадной цензуре, а в личном.
Имелся и такой, по соседству со спальней. Более строгий, тихий, настраивающий своим неброским интерьером на работу.
Глава государства ещё позёвывал, прихлёбывая крепкий кофе, когда в дверь негромко постучал секретарь — человек ближнего круга, допущенный ко всем секретам и не имеющий привычки беспокоить понапрасну.
— Входи!
Дверь бесшумно отворилась. В помещение вошёл мужчина лет шестидесяти, немногим младше хозяина кабинета. С папкой для бумаг в руке, как всегда целеустремлённый и предельно чётко понимающий, что делает и зачем.
— Бодрого утра, — начал он с порога. — Доброго не желаю. Поздно.
Местного диалекта, столь непривычного жителям других планет, они не замечали. Для них родная речь звучала полноценно и привычно.
— Присаживайся, Ивар, — наедине президент позволял себе лёгкую фамильярность. Как-никак, четверть века вместе, повидали всякого. — Огорчай.
— И есть чем, — папка легла перед главой государства. — час и девять минут назад спутник засёк, как неизвестные беспилотники с отключённой системой опознавания «свой-чужой», разнесли маяк Федерации. Я получаю информацию в онлайне, потому объективно на все вопросы смогу ответить только после всестороннего изучения проблемы.
От упоминания позабытого всеми поста с чужой солдатнёй главу передёрнуло.
— Что известно в настоящий момент? Факты давай. Факты!
— Вчера в Управлении Транспорта появилась директива, запрещающая полёты аппаратов классом выше, чем малый челнок и закрывающая воздушное пространство до особого разрешения в трёхсоткилометровой зоне от линии соприкосновения с противником. Стандартная писулька, предусмотренная на случай боевых действий в рамках стратегии общей безопасности государства. Чудесным образом туда попал и объект Федерации. Указание пришло по правительственной электронной почте, отправитель известен. Точнее, исполнитель, — поправился секретарь. — Мелкая сошка.
— И?
— В связи с автоматически запущенными протоколами лёгкий транспортник Федерации получил у министра обороны особое разрешение на вылет. Это предусмотрено в межправительственных соглашениях, потому законно... Добравшись до маяка, он эвакуировал оборудование, оставив людей. Охрана банально не поместилась.
Пояснения пришлись кстати. Президент, глобальный по своей натуре и одновременно безумно далёкий от процессуальных тонкостей, не любил, когда при нём оперируют незнакомыми пунктами и подпунктами каких-то там крючкотворских документов, захламляя мозг юридическими терминами.
Предпочитал узнавать суть, экономя время.
— Барахло вывезли, люди остались. Угу... Дальше что?
— Едва челнок стартовал за своими, пилота уведомили о новой директиве, категорически запрещающей перемещение транспортника в тёмное время суток, и назначили жёсткий коридор возврата. Основание — развёртывание и отладка дополнительных сил противовоздушной обороны. Это действительно так. Вокруг столицы и космопорта в настоящий момент расположились два полка зенитно-ракетных комплексов. Могут и сбить ненароком. Все приказы в порядке, распоряжение подписано вами вчера.
— Да, что-то такое припоминаю... От этой войны голова кругом. Я бумаги пачками визирую... В чём подвох?
— В расстоянии. Некто умышленно ошибся на двести тридцать километров. Искусственно включил маяк в перечень ограниченного доступа.
— Кто? — до хозяина кабинета начала доходить вся глубина случившегося.
— Исполнитель известен, — бесстрастно доложил секретарь. — Клерк из министерства обороны. Ещё не задержан, но, думаю, его использовали вслепую.
Допив кофе, глава государства, встал из-за стола, и, скрестив руки на груди, прошёлся по мягкому ковру, устилавшему пол и делавшему шаги совсем неслышными.
— Ты хочешь сказать, эвакуацию сознательно растянули во времени, давая Розении шанс размочалить объект?
— Про Розению я словом не обмолвился, — наблюдающий за шефом Ивар и бровью не повёл. — Орбитальный спутник, зафиксировавший факт бомбардировки, очень сильно сбоил и направление, откуда прибыли атакующие аппараты, осталось неизвестным. Программное обеспечение якобы подвело, — кривая усмешка секретаря буквально кричала о его отношении к подобным «случайностям». — С докладом тоже никто особо не спешил. Из-за этого я и узнал с такой задержкой о случившемся.
— Спутники Федерации? Они ведь тоже имеются?
— Спутник. Наши «белые господа» прижимисты. Находился на другом конце планеты. Всё просчитано до мелочей.
Аналогично подумал и хозяин кабинета. Нахмурился, демонстрируя не по возрасту морщинистое лицо.
— Допустим... Что сам думаешь? Почему беспилотники? И давай без формальностей.
— Примитивная игра с мощнейшей подготовкой, — в голосе мужчины слышалось презрение матёрого интригана к простым методам подковёрных битв. — В ста с небольшим километрах располагается крупный железнодорожный узел с парком автоматически управляемых летающих машин. Полноценная авиация отсутствует. Основная их задача — защита подвижного состава, депо и отражение наземных атак неприятеля. Командир наверняка предан министру обороны, других на такие должности не ставят... Вижу так, навскидку, — предупредил он босса, выставив перед собой ладони в жесте подчинения. — Злоумышленники, пользуясь служебным положением, ограничили полёты, зная, что федералы одним рейсом не управятся. После, под благовидным предлогом, тормознули челнок в порту. Ночью атаковали. Расстояние от железнодорожного узла до объекта — десять минут в воздухе. Шли, скорее всего, почти в слепой зоне, впритирку над землёй. На боевой курс встали в последний момент. Обстреляли — и назад, — он заглянул в папку, — радиус полёта ударного беспилотника — триста семьдесят километров. И у нас, и у оппонентов. Если и различается, то на считаные единицы. До маяка же...