Инверсия жизни

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Максимов М., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2023

Учительница русского языка и литературы резким движением руки вонзила карандаш себе в горло. Невзирая на острую боль, женщина оставалась спокойна, сидя в пустом классе за столом в кромешной тьме. Кровь тоненькой струйкой побежала по ее шее и, дойдя до выреза платья, начала впитываться в ткань. Нина Алексеевна провела рукой по столу и нащупала гелевую ручку. Когда женщина крепко сжала ее в кулаке, чтобы нанести себе очередной удар, то услышала в коридоре шум: крик, плач и ругань на фоне звуков копошения, топота и возни, будто там кто-то дрался. Учительница попыталась сосредоточиться, но…

– Она бежит! – раздался женский крик из-за двери.

Нина Алексеевна недовольно вздохнула, и боль от раненого горла растеклась по всей шее.

Снова собравшись с силами, женщина приготовилась ударить, но в этот момент топот прямо возле ее кабинета сбил весь настрой.

Желая довести дело до конца, учительница зажмурила глаза и, стараясь не слышать посторонние шумы, собрала волю в кулак…

– Петров! – взволнованно кричала девушка из коридора. – Сашка! Где ты?!

Нина Алексеевна положила ручку и встала. Вытянув руки перед собой, осторожно пошла в сторону двери сквозь непроглядно черную тьму класса. Женщина вышла в такой же темный, как и класс, коридор, чтобы прогнать мешающих ей хулиганов, но к этому моменту они переместились на лестничный пролет, и вскоре шум стих.

Учительница вытащила из горла карандаш и вонзила его снова, на этот раз сбоку, немного не попав в сонную артерию. Тяжело дыша, она постояла пару секунд и повторила действие.

После третьего укола в шею у Нины Алексеевны задрожали ноги, и спустя мгновение она рухнула, ударившись лицом об пол так, что левый глаз моментально начал заплывать, а из носа пошла кровь. Карандаш горе-самоубийца выронила. В надежде отыскать его во мраке она принялась шарить руками по полу. Когда женщина, оставляя за собой кровавый след, проползла пару метров, она все же нашла то, что искала. Проваливаясь в небытие из-за потери крови, Нина Алексеевна успела нанести себе еще один удар…

Одиннадцатиклассник Александр Петров сидел на последней парте и глядел в потолок. По-хулигански закусив губу, он на ощупь отдирал налепленные под столом жвачки. Этим делом он занимался целый день и скатал к последнему уроку из жвачек приличный такой по весу шарик размером с мячик для настольного тенниса, который собирался запустить в затылок Лёне. Лёня сидел через парту от Саши, поэтому попасть в него было бы не так сложно. Петров сжал в руке твердый как камень сгусток пережеванной засохшей черной субстанции, вычисляя траекторию полета этого снаряда в голову своего одноклассника. Бедолага Лёня, ничего не подозревая, слушал учителя, выпрямившись за партой и сложа руки перед собой. Большинство одноклассников Саши, будучи старшеклассниками, да еще и на пороге выпуска из школы, мечтали о поступлении в вуз, о карьере, кто-то даже о семье… а Сашка… Сашка катал жвачки в комок, чтобы как следует (не просто так, а как следует!) залепить этим комком в несчастный Лёнин затылок.

Облаков Юрий Эдуардович – их учитель физики – обратил внимание на Сашу, когда тот слегка замахнулся, чтобы совершить бросок. Саша резко опустил руку, услышав свою фамилию.

– Петров, – произнес учитель, пристально глядя Саше в глаза, – чего там у тебя в руке? Ты что опять задумал?

Ученики одиннадцатого «Б» обернулись на Александра.

– Ничего, – ответил Саша и быстро убрал комок из жвачек в карман.

– А ну покажи руки. – Облаков прошел между рядами парт, добравшись до середины класса.

– Ничего я не задумал, – недовольно пробурчал Саша. Подняв руки, он раскрыл ладони и отвернулся в сторону.

– Петров, а вот мы с тебя тогда и начнем, раз уж ты захватил мое внимание. Расскажи нам, пожалуйста, что такое дисперсия света. – Юрий Эдуардович поправил очки.

Саша нехотя поднялся из-за стола и принялся отыскивать в своей памяти хоть какую-нибудь ассоциацию со словом «дисперсия». Этот термин он слышал впервые, но решил попытать удачу, ляпнув следующее:

– Триста тысяч километров в секунду, – сдвинув брови, произнес он и понял, что был далек от истины, когда Лёня захихикал, прикрывая рот рукой.

– Что «триста тысяч километров в секунду»? Я у тебя спрашиваю, что такое дисперсия света? Определение мне дай. Так уж и быть, можно своими словами. – Юрий Эдуардович сверлил взглядом Сашку.

Петров помолчал несколько секунд, а потом, пристально глядя в глаза учителю, с ненавистью в голосе произнес:

– Я не знаю, что такое дисперсия света.

– А чего ты вообще ходишь сюда? – спросил учитель.

«Давай, Саня, – говорил сам себе Петров, – расслабься и просто спокойно смотри на этого идиота».

Саша стоял молча и надеялся, что ему быстренько поставят двойку и отстанут. На оценки Петрову было плевать, лишь бы не приставали с вопросами и не выставляли его глупцом.

Класс продолжал хихикать, а Петров не понимал, чего тут смешного.

– Что молчишь? – Юрий Эдуардович подошел к доске. – Дисперсия света, Петров? Только что же обсуждали. Глаза хоть разуй.

«Я бы тебе разул глаза, – думал Петров, – так бы разул. Сначала левой, а потом правой, и до свидания, Юрец».

Смешки в классе не умолкали. Когда Саша встретился в очередной раз взглядом с Лёней, ухмылка с лица Лёни быстро сползла. В глазах Петрова Лёня прочитал неистовое желание расправиться с ним, Лёней, ботаником по кличке Дарвин. Прозвище это Лёне дали из-за его любви к биологии.

– Я тебе сегодня после школы оторву голову, жирдяй, – тихо процедил сквозь зубы Саша. Лёня после этой фразы совсем скис и отвернулся.

Петров не отличался какими-то габаритами. Он был среднего роста и веса, внешностью заурядной, без особых примет, хотя они пригодились бы в будущем следственным органам, учитывая Сашкин склад характера, ведь когда-нибудь его наверняка будут искать за совершенное преступление. Единственное, чем Петров хоть самую малость отличался от сверстников, так это бледностью лица, контрастирующей с его черными, как вороново крыло, вечно лохматыми волосами.

В соседнем, левом от Петрова ряду сидела Настя – рыжеволосая девушка с веснушками, полными губами и зелеными глазами. Одевалась Настя всегда в джинсы и однотонные кофты. Платья не любила. Сашкина бывшая. Расстались они несколько недель назад из-за того, что Петров напился в очередной раз в маргинальной компании и переспал в подъезде со знакомой Насти. Как эта знакомая оказалась в обществе людей с низкой социальной ответственностью – загадка. Переспал Петров с ней самым неприличным образом, прямо на грязных ступеньках.

– На доску посмотри, – закатив глаза, тихо произнесла Настя, – написано же.

«Да чего же вам всем надо-то!» – В мыслях Саша кипел от злости. Он подошел к Юрию Эдуардовичу и дал учителю подзатыльник, отчего мужчина укатился к двери класса. Петров подбежал к Облакову, схватил его за шкирку и вышвырнул в окно, разбив стекла.

– На доску… – снова произнесла Настя, отвлекая Сашку от его фантазий.

Хихиканье в классе не прекращалось. Петров сфокусировал взгляд на надписи мелом на доске: «Дисперсия света – это разложение света в спектр при прохождении его через призму». После прочтения этого определения в уме Петров повторил его вслух.

– Садись, Петров. Не хочешь ты включать голову… никак не хочешь. – Юрий Эдуардович взял мел и принялся что-то писать на доске. Саша вынул из кармана спрессованные жвачки и со смакованием представил, как спустя несколько секунд гадкий Лёня будет корчиться от боли, держась за затылок. Пока учитель стоял, повернувшись к классу спиной, Петров полубоком развернулся в замахе и прицелился увесистым снарядом в Лёню. Краем глаза Саша увидел, что Настя смотрит на него. Петров повернулся к девушке и вопросительно кивнул ей, мол, что надо-то? Чего смотришь, овца? (Скорее всего, именно такие мысли были у Сашки в этот момент.) Настя повертела пальцем у виска, глядя на Петрова как на идиота, кем он и являлся в ее восприятии. Петров снова прицелился в толстого Лёню. Достигнув максимальной концентрации сознания, очистив мысли и разум и, наверное, сердце (почти как самурай!), он со всей силы швырнул твердый комок жвачек в Лёню…

Говорят, что в критической ситуации время замедляется. Так и у Петрова оно замедлилось, когда он понял, что шарик пролетел над головой ненавистного ему одноклассника и устремился дальше. Минуя Васю и Петю, Кирилла и Катю, минуя отличниц Дашу и Марину, сидящих на первой парте, и… и не минуя лысой макушки Юрия Эдуардовича…

С глухим звуком каменный шарик из жвачек отлетел от головы учителя физики. Юрий Эдуардович схватился обеими руками за затылок и стоял, чуть ссутулившись, не поворачиваясь секунд двадцать. В классе повисла тишина. Петров вжался в стул. Тишина буквально облепила и сковала Петрова. Вскоре учитель сел на корточки, все так же держась за затылок. Сидел молча. Спиной. Вообще ничего не говорил. Хоть ойкнул бы! Но нет. Молчал. Петров подумал, что преподаватель умирает.

– Юрий Эдуардович, – робко произнесла Настя. Но учитель физики ничего ей не ответил. Он лишь поднял указательный палец вверх. Петров не понял, что этот жест сейчас означает. Возможно, палец указывал на бога, который все видит и накажет Петрова, а возможно, Облаков попросил Настю подождать и не приставать в такой неподходящий момент. За двадцать пять лет работы в школе Юрию Эдуардовичу ни разу ничего не прилетало в голову от учеников. Вопиющая наглость со стороны Петрова. Воистину Сашка потерпел фиаско в неравной борьбе за аттестат.

Преподаватель все же встал. Заправил рубашку в брюки (та вылезла, когда он садился). Развернувшись к классу, учитель тут же поймал злобным взглядом Петрова, который, сморщив лицо, смотрел чуть искоса на Юрия Эдуардовича.

Девять миллиардов световых лет от Земли

Квадратный, Круглый, Треугольный, Овальный и Ромб стояли возле мертвой Трапеции, лежащей в коридоре лаборатории. Трапеция была практически разорвана на две части. Обожженные внутренности существа распустившимся цветком небрежно торчали из торса. На белой пластиковой стене возле тела яркими пятнами была размазана синяя кровь Трапеции, будто художник-импрессионист оставил грубые мазки большой малярной кистью.

– Кто нашел труп? – спросил Овальный.

– Я шел из колебаторной и увидел Трапецию, она лежала тут. Я ничего не трогал, – сказал Треугольный.

Овальный склонился к телу, чтобы лучше рассмотреть рану. Синяя кровь Трапеции все еще сочилась, стекая на холодный металлический пол тускло освещенного коридора.

– Я проверял пульт, – начал рассуждать Овальный. – Треугольный настраивал колебатор. Где были Круглый, Ромб и Квадратный?

– Я находился в центре управления, – сказал Ромб.

– Мы с Круглым запускали реактор, – ответил Квадратный.

– Вы с Круглым были в одном помещении? – спросил Овальный.

– В разных, – произнес Квадратный.

– Убили из выжигателя, – сделал очевидный вывод Треугольный. – Она погибла недавно, возможно, несколько пульсаций назад. И мы все были в разных местах в это время.

– Нас тут теперь пятеро, – с подозрением начал Ромб, – вы же понимаете, что никто больше не мог сюда проникнуть?

– Ты на что намекаешь? – грубо выпалил Круглый.

– На то, что кто-то решил остановить эксперимент! И этот кто-то – один из нас! – Ромб приблизился к Круглому.

– Если били из выжигателя, то у кого-то сейчас должно быть меньше зарядов, – заключил Квадратный.

Овальный достал свой выжигатель.

– У меня заряд полный, – произнес он. Ромб тут же выхватил свое оружие и направил его на Овального.

– Быстро опусти! – крикнул Ромб.

– А ну все к стенке! – Треугольный прицелился в Ромба и отодвинулся в сторону, так, чтобы всех видеть.

– Тише, тише! – Квадратный сместился назад, в противоположном от Ромба направлении, и тоже вытащил оружие.

– А ну замри, – Ромб навел выжигатель на Квадратного.

В этот момент Круглый взял Ромба на прицел.

– Сейчас нам всем надо сложить выжигатели и подумать, как быть дальше, – сказал Круглый, глядя на Ромба.

– Я точно знаю, что я не убийца, а значит, для меня убийца – один из вас четверых! С чего я должен складывать оружие?! – Ромб целился то в Квадратного, то в Круглого.

– А с чего нам знать, что ты не убийца? – возмутился Треугольный.

– А мне плевать, что вы там знаете или не знаете, – произнес Ромб.

– Если мы сейчас перебьем друг друга, – начал Квадратный, – то все будет провалено, надо что-то делать, времени у нас не так много. Поле долго не продержится!

– Надо запускать колебатор, пока они не ворвались сюда! – воскликнул Овальный.

– Значит, так, – нервно начал говорить Ромб, – сейчас мы все медленно кладем выжигатели на пол, интерфейсом вверх, так, чтоб было видно количество заряда, ясно?

Напряжение зашкаливало. Оно чуть ли не физически повисло в хлоре. Пятеро существ одновременно сложили оружие на пол голограммами вверх. Встав в кольцо вокруг выжигателей, ученые увидели, что на всех голографических интерфейсах сфера заряда полная.

– Либо он мог зарядить, либо здесь есть еще один выжигатель, – сказал Квадратный.

– Он бы не успел зарядить, – уверенно произнес Круглый.

Квадратный посмотрел в конец коридора на силовое поле в виде желтого пятна, обволакивающего входные двери в лабораторию, – пятна, защищающего их от угрозы внешнего мира.

– Мы теряем время. Надо начинать эксперимент, – сказал Квадратный. – Теперь будем ходить по двое и по трое.

– А если убийца окажется со мной в паре? – недоверчиво произнес Ромб.

– Если он будет с тобой в паре, он не убьет тебя, потому что сразу выдаст себя, – сказал Квадратный.

– Коллеги! А Трапеция вообще успела ввести параметры движения электрона?! – воскликнул Круглый.

Ученые переглянулись, и мигом все пятеро рванули в центр управления колебатором. Миновав по коридору помещение для отдыха, столовую, пульт и уборную, они оказались в просторной комнате с мониторами, висящими на стене. Треугольный приблизился к экрану, за которым работала Трапеция. Открыв таблицу интерфейса электрона, все принялись изучать данные.

– Успела, – сказал Треугольный, – но теперь кто-то всегда должен оставаться здесь и следить, чтоб убийца не повредил компьютеры.

– Очевидно, он убил Трапецию первой, потому что она единственная знала параметры для частицы, но она успела ввести их, – заключил Квадратный. – Ромб, ты сказал, что был тут, когда убили Трапецию?

– Да, – произнес Ромб.

– А с чего нам тебе верить? – усомнился Круглый.

– Когда я наткнулся на мертвую Трапецию, я видел, как Ромб выходил из центра управления, он не врет, – сказал Треугольный.

– Хорошо, значит, Ромб не может быть убийцей, ведь иначе он бы уничтожил все компьютеры, – предположил Квадратный.

– Чтоб сорвать эксперимент, убийце было бы достаточно избавиться от Трапеции и разбить всю эту технику, – подтвердил Овальный идею Квадратного. – Я тоже считаю, что Ромб не убивал Трапецию.

– А что, если он специально не уничтожил компьютеры, чтоб не выдать себя? Может, он ищет более удобный способ? – скептически заключил Круглый.

– Мы и так погибнем, после того как поле рухнет, какой мне теперь смысл дорожить своей жизнью? – парировал Ромб.

– Когда они сюда ворвутся и узнают, что ты остановил эксперимент, тебя пощадят, – сказал Круглый.

– Предлагаю перейти к делу, – начал Квадратный. – Самое главное сейчас – не дать убийце разрушить компьютеры. Второе – Треугольному нужно идти в колебаторную и готовить аппарат. И кого-то надо поставить на контроль подачи энергии, иначе все может сгореть.

– А если убийца повредит колебатор? – сказал Овальный.

– Колебатор выжигателем не получится повредить, – произнес Ромб. – Чего ты там выжигать собрался им?

– Надо начинать, – сказал Треугольный.

– За компьютерами придется оставить следить Ромба, он уже был тут один и не разрушил их, потому вероятность того, что он убийца, ниже, чем у нас. Все согласны с этим? – спросил Квадратный.

– Я согласен, – произнес Овальный.

– Согласен, – сказал Треугольный.

– Я не могу не согласиться, – ответил Ромб.

– А я вот против, – возмутился Круглый. – Охранять центр управления должны двое. Мы же договорились, что ходим парами или тройками.

– Кто-то должен всегда быть здесь, кого-то надо отправить на контроль подачи энергии и там оставить до конца эксперимента, а кто-то идет на колебатор, и при этом мы решили, что никто не ходит поодиночке. У нас не получится так разделиться, – Овальный озадачил коллег.

– Может, тогда не стоит оставлять охрану здесь? Я предлагаю, чтоб двое пошли на контроль подачи энергии и остались там до конца. Трое идут настраивать колебатор, потом за пульт, – выдвинул идею Треугольный.

– А что, если среди тех двоих, кто будет контролировать подачу энергии, окажется убийца? – задумчиво произнес Круглый. – Он убьет своего напарника, спокойно доберется до центра управления и разрушит компьютеры.

– Но тогда ему придется дать бой оставшимся троим, – сказал Ромб. – Убийца не пойдет на такой риск для себя.

– Пусть здесь останутся трое, – произнес Квадратный. – Это буду я, Ромб и Круглый. Овальный пойдет на контроль подачи энергии, а Треугольный займется подготовкой колебатора к запуску.

– А если Треугольный окажется убийцей и уничтожит Овального или наоборот? – спросил Круглый.

– Тогда, как мы и говорили ранее, убийца выдаст себя, – сказал Квадратный. – При этом компьютеры останутся целы и под защитой, ведь мы будем тут, да еще и расклад сил в нашу пользу – трое против одного. Мы будем контролировать вход сюда. Будем готовы стрелять.

Ученые единогласно одобрили идею Квадратного. Треугольный направился к колебатору частиц, а Овальный – к контролю подачи энергии, но перед этим, из эстетических соображений, присущих всему разумному во Вселенной, Овальный и Треугольный отнесли труп Трапеции в модуль отдыха.

Квадратный стоял напротив мониторов и рассматривал бесконечное количество показателей поведения частицы, которые передавались с колебатора. Круглый опустился на посадочную плоскость для отдыха. Не сводил светоприемники с Ромба. Ромб отошел к стене напротив входа. Все трое молчали.

«Имеем ли мы право вмешиваться в судьбу Вселенной? – размышлял Квадратный. – Что, если мир был задуман создателем именно таким, какой он есть? Но что, если нет никакого создателя? Если все это спонтанный всплеск? Все получилось из ничего и без причины. Если наша Вселенная – это следствие „ничего“ и это „ничего“ не имеет мотивов и воли, то в таком случае кому-то надо взять бразды правления в свои руки».

– Пошел вон отсюда, – прорычал на Петрова Юрий Эдуардович. Лицо его было красное. Прямо полыхало! Хорошо, что Петрову не пришло в голову рассуждать на тему: «А с чего вы взяли, что это я в вас кинул?»

Петров встал, сунул учебник с тетрадкой в рюкзак и молча вышел из класса.

Через полчаса Сашка стоял возле школьной калитки, прислонившись спиной к металлическому решетчатому забору. Этим прекрасным осенним днем светило теплое солнце и небо было безоблачным. Петров курил, глядя на изредка проезжающие мимо машины. Курил и ждал Лёню. Ученики провинциальной школы постепенно выходили из калитки. Некоторые здоровались или прощались с хмурым Петровым, а Лёни все не было.

«Может, он через забор перелез? – подумал Саша, оглядываясь. – Хотя нет, как этот жирдяй перелезет».

Петров докурил и прошел через калитку, зайдя на школьный двор. Вдалеке Сашка увидел размахивающего пакетом со сменкой, бодро шаркающего ногами Лёню, который тоже заметил Сашку. На мгновение Дарвин остановился, а потом продолжил движение, но уже чуть медленнее, с неохотой. Первое, что бросалось в глаза в образе Лёни, – это не его редкие усики, не его живот, на котором рубашка натянулась так, что пуговицы грозили оторваться, не его низкий рост и даже не постоянно красные от купероза щеки. Первым делом люди обращали внимание на его развернутые наружу стопы. Лёнин шаг напоминал походку Чарли Чаплина, разве что трости да шляпы нет.

– Пошли поговорим, Дарвин, – Саша прихватил Леонида под руку и направился с ним в сторону от калитки.

– Я тебе ничего плохого не сказал, – произнес Лёня, нелепо перебирая ногами. – Да, я смеялся. Возможно, тебе это показалось унизительным, но ты сам виноват в этом. На доске с самого начала был написан ответ на вопрос, а ты его не видел.

Лёня не смотрел в глаза Петрову. Сашка схватил одноклассника за ухо, отчего тот заохал и покраснел еще больше, выронив пакет со сменкой.

– Деньги есть? – Саша оглянулся. На школьном дворе никого.

– Я на обеде все потратил. – Лёня схватил Петрова за руку и попытался сорвать ее со своего уха, но ничего не вышло.

– Карманы выворачивай, – произнес Петров.

– Если хочешь кого-то ограбить, грабь после первого урока. Можно еще на втором уроке, до большой перемены. Говорю же, я все проел в столовой. – Лёня вывернул карманы брюк. Там были только ключи и телефон. Дарвин – единственный ученик в классе, кто носил обычные черные брюки со стрелками.

– Ах ты скотина жирная! – Петров второй рукой дал подзатыльник Лёне.

– Согласен с тем, что у меня есть лишний вес, но вот скотиной я не являюсь по определению. – Лёня говорил с трудом, стиснув зубы из-за боли в ухе. – Ну а если ты меня сравниваешь с животным, исходя из моих моральных принципов, а не внешности, то в этом случае на скотину больше похож ты. Это не оскорбление, просто констатация.

«Еще и огрызается, – подумал Саша. – Ну, теперь я от него точно не отстану».

Петров снова дал Дарвину подзатыльник.

– Я тебя сейчас тут уничтожу! – Сашка разозлился еще больше.

– Я не могу тебе помочь. Это не ко мне вопрос. Ищи проблему внутри себя, – затараторил Лёня. – Если б я мог урегулировать конфликт силой, то я бы, наверное, сейчас ударил в ответ. Это бы успокоило тебя, ведь ты не ожидаешь отпор от меня. Беда в том, что я не умею бить.

– Телефон давай сюда. – Петров сжал со всей силы уже припухшее ухо Лёни.

– Если ты заберешь телефон, я пойду в полицию, – пыхтел Лёня. – На самом деле у тебя сейчас безнадежная ситуация. Ты ничего не сможешь со мной сделать. Хоть мне сейчас и больно, но я могу такое терпеть.

Саша отпустил Лёню.

– Безнадежная ситуация? Ты чего это такой храбрый? – Сашка резко дернул кулаком, имитируя удар, немного не доведя руку до лица Дарвина.

– На самом деле я не храбрый. Я сейчас очень боюсь. – Лёня сделал шаг назад и уперся спиной в забор. – Но я вижу всю абсурдность этой ситуации. Неужели ты не понимаешь бессмысленность своей агрессии? Ты же ничего не добьешься от меня.

Дарвина Петров ненавидел не просто так, как это может показаться на первый взгляд. Пару месяцев назад, когда Петров был еще с Настей, до него дошли слухи, что Дарвин признавался ей в симпатии. С того момента Сашка и начал периодически приставать к Лёне. То пинка отвесит, то бумажку на спину приклеит с оскорблением, а однажды, пока все были на физкультуре, Петров с другом зашли в раздевалку (физкультуру Сашка обычно прогуливал) и нахаркали Леньке в ботинки. Целое болото в ботинках Лёни устроили! Видели бы вы лицо Дарвина, когда он сунул ногу в обувь и тут же промок. В общем, мерзко было Лёне. Петров тогда чуть не лопнул от смеха. А сейчас Петров очень злился. Но и растерян он тоже был, ведь никто из тех, кого Петров ранее пытался «обуть» на деньги или телефон, не угрожал ему полицией. А тут такая наглость!

– Ты Настьке говорил, чтоб она не общалась со мной?! – припомнил Петров, перескочив на другую тему.

– Да, говорил, но это было давно, и она, к счастью, с тобой больше не проводит время. Тебя после школы, скорее всего, ждет тюрьма, а у нее должна быть светлая жизнь. Я рад, что вы расстались, – выпалил Лёня и потер больное ухо.

Петров никогда не занимался боевыми искусствами и на самом деле, так же как Дарвин, драться не умел. Но дрался Сашка часто. Кое-как дрался. Махал руками – бил недругов, недруги били его, в общем, после боя все оставались с синяками и расползались в разные стороны. Сильная сторона Петрова была в том, что он не испытывал страха перед схваткой и мог броситься даже на нескольких противников.

Сашка «по-колхозному» кинул кулак и попал Дарвину в скулу. Лёня, всхлипнув и пошатнувшись, схватился за лицо.

– Ты что творишь! Отмороженный! – крик Насти заставил Петрова обернуться.

Девушка уверенной походкой двигалась в сторону своих одноклассников. Губы ее были надуты от злости.

– Ты чего руки распускаешь, а? – Настя подошла вплотную к Петрову и смотрела на него снизу вверх.

– Гном, иди отсюда, – с ухмылкой произнес Саша.

– Гном?! – звонко воскликнула девушка.

Настя была невысокого роста, чуть меньше метра шестидесяти, и с большой грудью. С натяжкой девушку можно было назвать полноватой. Петров, когда они еще встречались, ласково звал Настю гномиком. Все в классе считали девушку красивой.

– Я тебе сейчас дам «гном»! – Настя начала бить Петрова ладошками, целясь в лицо, но Сашка чуть отпрянул и прикрылся руками. Настя возненавидела Петрова после того, как узнала про случай в подъезде с ее знакомой, и сразу же рассталась с ним. Сейчас она одна, ни с кем не встречается. Наверное, если бы не их прошлые отношения и его измена, то Настя прошла бы мимо и не стала бы вмешиваться в конфликт. Девушка до сих пор чувствовала сильную обиду на Сашку. Он был ее первым парнем, можно даже сказать, первым ее мужчиной – и первым разочарованием в отношениях. В ее шестнадцать лет ей казалось, что мужики на планете Земля в душе все такие, как Петров.

– Да чего ты лезешь-то, гномиха? – Сашка не мог сдержать смех. Он оттолкнул девушку от себя. Лёня, до этого тихонько стоявший, держась за ушибленную скулу, вдруг воспрял духом.

– Кто тебе позволил толкать ее? – храбро произнес Дарвин. Лёня выпятил вперед грудь и распрямился, возможно, впервые в жизни. Так-то он всегда сутулился.

– Ого, да вас уже двое? – Петров улыбался. – Двое против одного, это нечестно.

– Извинись перед ней! – Лёня подошел к Сашке и встал перед ним. Уперся своим лбом в его лоб, приподнявшись на мысках. Петров еле сдерживал смех, а Лёня сгорал от гнева. Таким страшным Лёню еще никто не видел.

Вообще, глупо перед дракой стоять возле противника, упираясь в него головой, ведь враг может с легкостью ударить коленом в пах. Но Лёня о том не думал. Сейчас был его звездный час – момент, когда Дарвин мог произвести впечатление на Настю.

– Ты жалкий неуч! Лоботряс и бездельник! – Лёня с трудом вспомнил оскорбления, которые можно было бы применить. – Чего тебе все смешно?! Ты… ты лентяй и двоечник!

От таких «грязных» ругательств Петров начал смеяться чуть ли не до колик. Настя не смеялась. Она была удивлена, ведь Дарвина все считали трусом, а тут он выдает такое спартанское мужество. Секунд через десять Сашка немного пришел в себя и схватил Лёню за горло. Тот захрипел, и храбрость с его лица быстренько испарилась.

– Может, тебе кадык вырвать, а? – Петров резко переменился. От былого веселья ничего не осталось.

Настя не растерялась и решила помочь Лёне, который, кстати, ее очень сильно бесил, но сейчас это было неважно! Ведь тут появился такой яркий повод надавать как следует Петрову… Девушка подобрала с асфальта пакет с туфлями Лёни и попыталась со всего размаху ударить им по голове Сашку.

Иногда в жизни все случается не так, как ты запланировал. Хотя, возможно, ты очень ответственно подходил к делу. Промахи и неудачи – это обычное явление.

Неудачи…

И промахи…

Звон в ушах Дарвина не стихал. Из разбитого его же собственной сменкой носа сочилась кровь. Лёня сидел на асфальте и пытался собрать в кучу размножившееся изображение ругающихся перед ним Петрова и Насти. Дрожащей рукой он, как ему подумалось, вытер кровь, но, по сути, просто размазал ее по щеке. Задница его промокла, потому как присел он как раз в небольшую лужицу. Но из-за притока адреналина мокрую попу Дарвин не чувствовал, как и боль в разбитом носу.

Настя дала Петрову пощечину.

– Давай начистоту, – сказал Сашка. – Ты же подошла сюда не Дарвина защищать. Чего тебе от меня надо?

– От тебя? Ничего мне от тебя не надо!

– Ну так иди домой или куда там ты шла! – Петров перешел на крик.

– Вот и пойду! – Девушка повернулась к Лёне и протянула ему руку: – Пошли, Дарвин.

Настя кое-как подняла неуклюжего Лёню. Тот пока еще находился в прострации, но, видать, уже что-то соображал, потому как смог произнести:

– Спасибо, Настена.

– Дарвина я никуда не отпускал. – Петров сделал шаг в сторону все еще держащихся за руки одноклассников.

– Тебя никто не спрашивал, – огрызнулась девушка. – Пойдем, Лёня.

Петров схватил Дарвина за шиворот.

– Да угомонись ты уже! – Настя выпучила глаза на Сашку.

Юрий Эдуардович сумел незаметно подойти к дерущимся. Школьники обратили на него внимание, только когда он заговорил:

– Завтра, Петров, я буду говорить с директором по поводу твоего отчисления из школы. – Юрий Эдуардович поправил очки.

– Это еще за что? За то, что я случайно попал в вас жвачкой?! Я не хотел! – возмущенно произнес Петров и отпустил Лёню.

Все трое смотрели на учителя.

– Нет, Петров. За то, что с тобой постоянно возникают какие-то проблемы. То ты дрожжи в унитаз кинешь, то петарду в карман уборщицы засунешь, то в туалете накуришь… Пьешь! Дерешься! Отнимаешь у младших классов деньги! Ты неадекватный! Есть спецшколы для таких, как ты, – для трудных подростков. На педсовете на тебя жаловались все учителя, кроме физрука. И то физрук не жаловался только потому, что ты постоянно прогуливаешь его уроки.

– Никогда я не отнимал у младших деньги! Только у ровесников! – возмутился Петров. – Это моя принципиальная позиция! А уборщица эта тупая меня веником ударила за то, что я бычок бросил в туалете!

– В туалете вообще курить нельзя, Петров! Это школа! – ругался учитель. – Ты вообще, что ли, не… не… я даже не знаю, как с тобой разговаривать.

Облаков рассмотрел окровавленное лицо Лёни.

– И снова драку устроил на территории школы, – добавил учитель.

– Вообще-то это не я его ударил, – оправдывался Петров.

– Конечно, не ты. Еще скажи, что он сам себе нос разбил. Или, может, это Настя его так? – усмехнулся Юрий Эдуардович.

– Ну, вообще-то, да! Это Настя! Она его пакетом! Скажи же, Дарвин, – произнес Петров.

– Юрий Эдуардович, он все врет! Этот сумасшедший напал на нас! Он поджидал Лёню тут. – Настя подошла к Облакову и встала с ним плечом к плечу напротив Сашки и Лёни.

– Я и не сомневаюсь, Настенька, – сказал Облаков.

– Врать нехорошо. – Лёня еще раз провел рукавом по лицу. – Нос мне на самом деле разбила Настя, но она сделала это, пытаясь спасти меня от Петрова.

– Ха! Что? Съела? Гномиха! Очернить меня вздумала?! – захихикал Петров. – Молодец, Дарвин!

– Дурак ты, Леонид, – спокойно произнесла Настя.

Юрий Эдуардович сделал глубокий вдох и покачал головой:

– Вроде одиннадцатый класс, а ведете вы себя… – Облакову на мгновение стало как-то грустно. – Деретесь, как… как дети малые.

– А вы будто никогда не дрались, – дерзко произнес Петров.

Внезапно в своем сознании Облаков переместился в далекое прошлое. В семнадцать лет ему пришлось поучаствовать в единственной в жизни драке, когда на первом курсе после пар он с друзьями оказался в компании студентов из другого вуза. В тот день все были выпившие, и случилась заварушка из-за недопонимания. Семнадцатилетний Юрий Эдуардович в момент самой драки поскользнулся и упал, так и не успев никого ударить. А один из друзей Облакова случайно дал ему в лицо ботинком – видать, перепутал в пылу поединка. В общем, пока молодой Юра вставал, бой уже отгремел и противоположная сторона ушла с победой. Облаков ковылял тогда домой с разбитой губой, а лицо его было все в грязи.

– Дрался, дрался, – гордо произнес Облаков, – бывало… но только в целях самообороны и защиты близких.

На самом деле тем случаем Облаков совсем не гордился. Да и близких у него никаких нет. Пару лет назад жена ушла от него со словами: «Ты, Облаков, бедный и инфантильный».

– Но Петров тоже меня ударил, – сказал Лёня, отойдя на пару шагов от Саши. – А еще он собирался отнять у меня телефон. Это уже уголовно наказуемо.

– Готовься, Петров, к переходу в другую школу. Завтра я поставлю вопрос о твоем отчислении. Хотя зачем медлить, я прямо сейчас позвоню директору. – Юрий Эдуардович достал телефон.

– Знаешь-ка что, Юрец, – обратился к преподавателю Сашка, – да и плевать я хотел на тебя и твою школу. Выгоняй!

– Как ты меня назвал?! Какой я тебе еще Юрец?! – От такой наглости со стороны Петрова у Облакова очки уехали на лоб.

– Да тебя все так называют за глаза, Юрец, – нервно усмехнулся Саша. – А что, ты не Юрец, что ли?

Учитель подошел к Петрову на расстояние шага.

– Я для тебя Юрий Эдуардович, ясно?! – злобно выпалил Облаков так, что забрызгал Петрова слюной.

– А какая мне разница? Если меня все равно отчисляют! – Петров махнул рукой на преподавателя, а потом вытер лоб.

– Был бы у тебя отец нормальный, – ехидно начала Настя, – он бы тебя воспитал как надо, а так получилось… не пойми что. Некому тебе было ремня дать как следует!

– Ты рот свой закрой! – Петров направился в сторону Насти, но Облаков задержал Сашку.

– Против генов не попрешь, – ухмыльнулась Настя.

– Ты отца моего не трожь, шалава!

– А то что?! Если б он не пил как проклятый, то следил бы за тобой! – девушка продолжала провокацию.

– Сука! – Петров был в ярости.

– Импотент! – Настя – тоже.

– Импотент?! Я импотент?! Ты чего несешь?! Сама меня отшивала вечно! Хотя нет, был один раз за год, когда ты что-то предложила. В лифте тогда, помнишь? Катька вон в лифте как-то… и мне хоте-елось бы… – кривлялся Петров, передразнивая Настю. – Помнишь, что было в лифте?! Давай ты сзади, Сашенька…

– Быстро перестаньте! – Облакова было еле слышно.

– Ах ты тварь! – У Насти аж затряслись руки. – Трепло дешевое! Я вот про тебя ничего не рассказывала!

– А тебе и нечего сказать, дура!

– Да? Нечего?! А как я тебя будила на даче у Буравлева, когда ты перепил и обоссался? Все трезвые были, один ты нажрался там!

– Не было такого!

– Было!

– Иди подмышки побрей, уродка!

– Ой, один раз летом щетину заметил, теперь ходишь всем болтаешь! Обоссанец! Трепло!

– Так! – крикнул Юрий Эдуардович. – А ну замолчали! Что вы тут устроили?!

– Отпусти меня! – Сашка пытался отпихнуть от себя Облакова.

Никто не понял, какие синапсы замкнулись у Лёни в мозгу, когда он произнес:

– Волосы под мышками – это обычное дело.

– Уйди отсюда! – Настя оттолкнула Дарвина. – Нет у меня там никаких волос!

– Да что же вы за люди-то такие! – Юрий Эдуардович из последних сил держал брыкающегося Петрова.

Неожиданно в квартире одного из домов напротив школы раздался взрыв. Грохот остудил пыл беснующихся Петрова и Насти. Все четыре участника уличной разборки замерли, глядя через решетку забора на дым, валящий из квартиры третьего этажа. Несколькими этажами выше распахнулось окно, и оттуда высунулась женщина. Она посмотрела вниз, а спустя секунду перевесилась через подоконник и осталась в таком положении, балансируя между жизнью и смертью. В этот момент случилось несколько автомобильных аварий лоб в лоб напротив Петрова и компании. Кто-то выпрыгнул с балкона последнего этажа пятиэтажки, но увидеть завершение падения человека никто не успел – на улице резко потемнело.

Только пятно солнечного диска бледнело на черном небосводе, напоминая свет в конце тоннеля.

– Все живы?! – нервно произнес Облаков.

– Да, – ответил Лёня, пытаясь нащупать хоть кого-то во тьме. Он нащупал живот Юрия Эдуардовича. Учитель схватил Лёню за кисть.

– Настя, Саша, вы тут?

– Да, – произнесла девушка, разводя руками во тьме. Через мгновение Дарвин всхлипнул.

– Это я, – сказала Настя и взяла Лёню под руку.

Где-то прогремело еще несколько взрывов, похожих на утечку газа. Периодически с разных сторон доносились крики людей.

– Мы ослепли? – спросил Петров.

– Не похоже, – ответил Облаков, – вон солнце.

Все уставились на желтый круг в небе, который ничего не освещал. В некоторых домах горели квадраты света, сочившегося сквозь окна.

– Главное, не паникуйте, – произнес учитель.

– Никто и не паникует, – сказал Петров.

– Я паникую, – еле слышно простонал Дарвин, – только я тихо паникую.

– Не паниковать? Там кто-то из окна выбросился. Что вообще происходит? – дрожащим голосом произнесла Настя.

По телу Петрова пробежал озноб. Парню показалось, что на улице опускается температура.

– Сейчас я попробую посветить, – сказал Облаков.

Юрий Эдуардович достал из внутреннего кармана пиджака телефон и включил фонарик.

– Свет есть, но он почему-то не рассеивается, – произнес учитель.

Луч фонаря метался по асфальту, потом переместился на Настю. Девушка зажмурила глаза и прикрыла луч рукой.

– Что значит «не рассеивается»? – спросил Петров.

– Значит, что он освещает только то место, куда попадает, – ответил Облаков. – Видите четкую границу света и тьмы?

Все уставились на овал света от фонаря на асфальте. За пределами овала ничего не было видно.

– Когда ночью я включаю фонарик, то вокруг того места, куда я направляю луч, освещение остается скудным, – сказал Петров.

– Все верно. Но свет в нашей атмосфере не может иметь четкий контур, – продолжил учитель, – он должен слегка освещать еще и соседние области, а тут мы видим только то место, куда непосредственно попадает луч фонаря. Такого не может быть.

Облаков снова посветил на Настю. Девушка уставилась в телефон, набирая номер.

– Не работает, – сказала она и заплакала. – Мне надо связаться с мамой, она на работе в другом городе, на вахте. А вдруг они там все погибли?!

– Почему они должны погибнуть? – спросил учитель.

– Не знаю, – Настя шмыгнула носом. – Взрывы какие-то, люди в окна выпрыгивают. Тьма вокруг!

– Настя, я уверен, с твоей мамой сейчас все в порядке, – пытался успокоить девушку Облаков.

– Мой телефон тоже не работает, – сказал Лёня.

– Становится как-то совсем прохладно. – Петров поднес руку к своему лицу. Напрягая взгляд, он попытался увидеть силуэт пальцев, но ничего не вышло.

Прогремело еще несколько взрывов, но они не озарили улицу, хотя были рядом, буквально за забором через дорогу. Настя вскрикнула.

– Давайте вернемся в школу, – предложил Облаков. – Боюсь, что тут небезопасно. Без суеты, спокойно идем за мной. Все поняли?!

Ученики поочередно согласились с Облаковым. Юрий Эдуардович держал Лёню за руку и шел впереди, освещая путь фонариком телефона. Лёня сцепился пальцами с Настей, а Петров плелся сзади, аккуратно ухватившись за воротник кофты девушки.

– Не тяни ты так, задушишь! – возмутилась Настя.

– Дай руку тогда, – уныло произнес Петров.

– Не дам!

– Правильно, нечего ему руку давать, – вставил свое мнение Дарвин.

– Ты вообще рот свой закрой, – выпалил Сашка.

Издалека донесся чей-то крик – показалось, что какая-то девушка зовет на помощь.

– Идем в школу! – настойчиво сказал Облаков. – Никуда не сворачиваем!

Вереницей они медленно двигались по школьному двору, освещая путь перед собой.

– Ничего не понимаю. – Облаков светил фонарем вокруг себя, но в лучах виднелся только асфальт. – Мы уже должны были дойти.

Петров огляделся: бессмысленный свет в окнах домов все так же горел, не озаряя ничего вокруг. Из тьмы вдали снова раздался звук автомобильной аварии, и заработала сигнализация.

– За мной, – сказал учитель.

Сделав несколько шагов, Облаков закричал, а следом и Настя. Петров видел только светящийся телефон Юрия Эдуардовича, которым учитель махал из стороны в сторону, периодически освещая то асфальт, то школьников. Телефон взмыл вверх метра на два.

– Дети, стойте! Вперед нельзя! – кричал учитель откуда-то сверху.

– Я вас держу, Юрий Эдуардович! – завопил Лёня.

– Тяни! Тяни меня назад! – крикнула Настя Петрову. Сашка тут же обхватил девушку за талию и почувствовал, как какая-то сила пытается вырвать Настю из его объятий.

– Назад! Назад! – кричал Лёня. – Не отпускайте нас!

В хаотично бегающем луче света телефона Петров понял, что Облакова что-то пытается унести в небо, и если бы не Лёня, то учитель улетел бы прочь от земли.

– Держитесь! – продолжал кричать Лёня.

– Держусь! – ответил Облаков.

– Давай! Назад, назад! – Настя пятилась, обхватив Лёню, который двумя руками держал Облакова. Сашка сделал рывок и завалился на спину, утянув Настю и всех остальных за собой. Девушка упала на Петрова.

– Оставайтесь на местах, – с одышкой простонал Облаков, оказавшись на земле, – не двигайтесь! Не отпускайте друг друга!

Петров ничего не видел. Чувствовал запах Настиных волос. Девушка глубоко дышала, придавливая Сашу.

– Руку убери с груди, – злобно процедила она. Петров переместил ладонь ей на живот.

– Я случайно, – прошептал парень.

– Поднимайтесь, но не сходите со своих мест и держитесь за руки, – приказал Облаков. Сам учитель уже никого не держал за руку.

Ученики встали.

– Что это было? – спросила Настя.

– Мы шли, – начал тараторить Лёня заплетающимся языком, – а потом Юрий Эдуардович полетел вверх! Я подумал, что его кто-то схватил!

– Никто меня не хватал. – Облаков посветил на асфальт в то место, откуда он начал «падать» вверх. Учитель вытащил из кармана монетку и протянул руку вперед. Он отпустил монету, и все увидели, как та с ускорением свободного падения улетела в небо. Облаков почувствовал, как его рука потеряла вес, и теперь, чтоб держать ее в горизонтальном положении, ему приходилось прилагать усилие, дабы конечность не поднялась. Тогда Облаков попробовал расслабить мышцы, но рука, вместо того чтобы под собственным весом опуститься, вытянулась над головой. Учитель сделал шаг назад.

– Тут гравитационная сила направлена от земли, – заключил физик.

– Это как понять? В смысле, от земли?! – спросил Петров.

– Лёня, ты где там? – Облаков, не обращая внимания на вопрос Петрова, посветил на учеников. – Держись за меня. Настя за Лёню, Петров за Настю.

– Мы и так держимся, – произнесла девушка.

– Надо попробовать обойти это место. – Облаков сделал шаг в сторону и протянул руку с телефоном.

– Земля отталкивает все от себя? – спросила Настя.

– Да, – ответил учитель и отошел еще немного в сторону, так же держа вытянутую руку перед собой, – тут снова тянет вверх.

– Это невозможно, – произнес Дарвин.

Цепочкой, держась за руки, они шаг за шагом смещались в сторону от первоначальной траектории движения. Пройдя метров пять, Облаков понял, что его рука перестала улетать вверх, когда он ее вытягивал в зону аномальной гравитации.

– Кажется, тут можно пройти, – произнес учитель и робко шагнул вперед.

Медленно двигаясь во тьме, делая паузы после каждого шага, они добрались до ступеней крыльца здания школы. Поднявшись, Облаков схватился за дверную ручку и потянул железную входную дверь на себя.

Учитель шарил рукой по стене, пытаясь найти выключатель света в школьном коридоре. Петров, Лёня и Настя стояли возле стола охранника у входной двери. Когда свет вспыхнул, то все вокруг приняло обычный вид, за исключением места под лавкой, куда с удивлением уставился Петров. Под лавкой, казалось, заканчивалось пространство. Сашка сунул туда ногу и увидел, как по мере прохождения через границу света и тени она исчезает. С испугом он отпрянул. С ногой оказалось все в порядке, это была лишь оптическая иллюзия.

– Да… свет не рассеивается, – сказал Облаков и тоже ради эксперимента просунул ногу в тень, но только уже под столом охранника. – Те места, куда не попадают прямые лучи света, не видны нам. И все, что находится в этих теневых местах, тоже скрыто от нашего взора.

Настя села на лавочку, под которую только что Петров засовывал ногу, и заплакала.

– Ты чего? – спросил Лёня и присел рядом. Она закрыла лицо руками и разревелась еще сильнее. Лёнька попытался ее обнять, но девушка скинула с себя его руку. Юрий Эдуардович стоял напротив учеников и с задумчивым видом смотрел куда-то в сторону. В школьном коридоре застыла тишина, и только редкие всхлипы Насти нарушали ее. Все молчали, ожидая объяснения происходящего, но учитель тоже молчал. Через минуту Петров задал вопрос, который, несомненно, мучил всех присутствующих тут (а возможно, не только тут, но и во всем мире):

– Что с нами случилось? – Саша смотрел в смуглое морщинистое лицо Облакова.

– Атака инопланетян? – предположил Лёня.

– Или конец света? – высказал гипотезу Петров.

– А может, военные разработки испытывают? – продолжил перебирать версии Лёня.

Облаков ничего не отвечал.

– А где охранник? – спросила Настя, немного успокоившись, но вопрос также остался без ответа.

– Юрий Эдуардович! Вы нам объясните что-нибудь? – настойчиво обратился Лёня к учителю.

Облаков что-то нажал в телефоне, глядя в экран все с таким же озадаченным лицом.

– Я могу констатировать только одно, – не отрываясь от дисплея, сказал преподаватель, – изменились законы нашего мира. ЭМИ теперь ведет себя иначе. Гравитация тоже показала обратную направленность.

– Что такое ЭМИ? – спросил Петров.

– Электромагнитное излучение. – Юрий Эдуардович с неохотой отвечал Петрову, но понимал, что это все надо проговорить вслух хотя бы для самого себя. – Свет – это такое же электромагнитное излучение, как интернет и сотовая связь. Если изменились параметры света, то преобразовались и свойства всего остального электромагнитного излучения. Поэтому все, что работало по принципу электромагнитного излучения, сейчас не будет действовать. Я не знаю, что случилось с гравитацией, но на школьном дворе мы попали в область, где нарушились ее законы: вместо притяжения мы почувствовали отталкивание.

Петров, внимательно слушая учителя, прошел по школьному коридору до лестницы на второй этаж, расположенной напротив входа в школу. Прошел от лавочки он буквально метров десять. Ступеньки поглощались тьмой, не доходя до лестничного пролета. На лестницу Сашка заходить не решился – страшно. От лестницы коридор тянулся вправо и был полностью освещен с потолка. В конце коридора – еще одна такая же лестница вверх.

– Если лампочки в светильниках дают нам свет, то почему солнце ничего не освещает? – спросила Настя.

– Не знаю, – ответил Облаков.

– Видимый глазу свет от фонарика и от солнца ничем не отличается, – констатировал Лёня.

– Не отличается, – подтвердил учитель и убрал телефон в карман.

– Тогда почему солнце выглядит как желтое пятно, а небо все черное? – продолжил Дарвин.

– Не знаю, – произнес Облаков.

– А почему люди выпрыгивали из окон? – спросил Лёня и незаметно пододвинулся ближе к Насте.

– Да хватит ко мне жаться! – Девушка встала и отошла от лавки.

– Я понятия не имею, – озадаченно нахмурив брови, учитель потирал руками виски.

– А что нам делать дальше? Сидеть тут? – снова спросила Настя.

Петров, стоя возле лестницы, увидел в конце коридора человека, медленно и неуклюже приближавшегося к нему. Сашка сразу узнал его, это была школьная медсестра Тамара Ивановна. Полная женщина лет пятидесяти пяти тучно переваливалась с ноги на ногу.

– Тут медсестра. – Петров даже немного испугался. Парень попятился к лавочке, у которой находились остальные. Юрий Эдуардович не мешкая подошел к Петрову, а следом и Лёня. Настя в этот момент была у двери на улицу.

– Тамара Ивановна, – осторожно произнес Облаков.

– Да вот, что-то задержалась на работе, – с трудом ответила женщина, не сбавляя медлительного шаркающего шага. Доковыляв до Облакова и учеников, она свернула к выходу из школы и, добравшись до лавки, свалилась на нее. Женщина сутулилась, глядя в пол. Ее огромная грудь лежала на круглом животе, а руки безвольно свисали. На бледных щеках медсестры виднелись грязные ссадины, будто она валялась на асфальте. Белый врачебный халат тоже был испачкан. Облаков и ребята обступили женщину, которая, как им показалось, выглядела и вела себя очень странно.

– Что с вами случилось? – спросил Лёня.

– Болею я, – сказала она, не поднимая взгляда, – и это очень хорошо.

– Чего же тут хорошего? – удивился Облаков.

– Если болею, значит, я еще жива, – ответила медсестра.

Петров на мгновение отвернулся от Тамары Ивановны и глянул в окно, в котором отражался он сам. Саше показалось, что мир перестал существовать за пределами школы. Сейчас есть только освещенный желтыми лампами коридор первого этажа со старым деревянным паркетом и бледно-розовыми стенами, а больше ничего и нет. И еще есть эта зловещая медсестра.

«Почему она так странно разговаривает и ведет себя, словно робот?» – размышлял Петров.

– Юрий Эдуардович, – медсестра резко повернула голову в сторону Облакова, – есть ли у вас какие недуги?

Женщина замерла, глядя на учителя. Облаков поморщился от такого странного вопроса. По спине Сашки пробежал холодок. Парень огляделся. Ему показалось, что кто-то еще может неожиданно подойти из коридора, незаметно подкрасться сзади или с лестницы спуститься, той самой, возле которой он только что стоял. Теперь ученики и Облаков отчетливо понимали, что с Тамарой Ивановной что-то не так, ведь медсестра после вопроса о здравии учителя уже с полминуты молча смотрела на Юрия Эдуардовича. Облаков несколько раз отводил взгляд от этой неестественной женщины, но, возвращая свой взор к ней, видел безжизненные глаза, не выражающие ничего.

– Да вы знаете, Тамара Ивановна, – начал учитель, – если не считать гастрита и остеохондроза, то все нормально.

– Болеете, значит… – заключила женщина. – Я очень за вас рада.

Медсестра резко кинула взгляд на Настю. Девушка испуганно шагнула назад.

– Настенька, а ты как себя чувствуешь? – без интонации произнесла Тамара Ивановна.

Петров заметил, что грудь медсестры не вздымается из-за дыхания. Он всматривался в ее контур, пытаясь понять, дышит ли она. Петров решил, что дыхания нет, и страх объял парня еще сильнее. Он вздрогнул, когда Облаков незаметно пихнул его локтем в бок. Медсестра не обратила на это никакого внимания. Женщина ждала ответа от Насти, сверля ее стеклянным взглядом.

– С ней что-то не так, – шепнул Облаков Петрову. Парень еле заметно кивнул.

– Да… как бы… – замялась Настя, – все… хорошо, ничего не болит.

– А ты? Забыла твое имя… – спросила Тамара Ивановна у Лёни, резко повернувшись в его сторону.

– Я? Я… нормально я, – залепетал Дарвин. – А что вообще происходит? Зачем вы это спрашиваете?

– Хочу узнать, кому из вас дальше будет хорошо жить, – ответила женщина.

– Сашка, а ты-то как? – спросила она.

Петров заметил, что Тамара Ивановна делает вдох лишь перед тем, как что-то сказать. Парень шагнул в сторону лестницы. Медсестра повернула голову, наблюдая за ним. Саша сделал еще пару шагов. Женщина не теряла Сашку из виду, следя за ним взглядом. Петров, оказавшись возле угла стены между холлом у входа в школу и коридором, ведущим в глубь здания, к дальней лестнице, встретился взглядом с Облаковым. Тот жестом дал понять: мол, зайди, Саша, за угол, скройся из ее поля зрения. Что из этого выйдет?

Когда Петров, попятившись, сделал, как сказал учитель, визирная линия между ним и медсестрой исчезла. Парень не видел женщину, Облакова и одноклассников.

– Вы куда? – услышал Саша вопрос учителя. Медсестра появилась в коридоре и направлялась к Петрову, не сводя с него взгляда.

– Болит ли у тебя что-нибудь? – произнесла она, а потом улыбнулась. Сашка подумал, что лучше ничего не рассказывать этой странной женщине, так она быстрее отстанет. Вопреки его ожиданиям, после того как он отрицательно помахал головой и ляпнул что-то про свое крепкое здоровье, женщина ускорила шаг. За спиной медсестры показались Облаков и ученики.

– Тамара Ивановна? – обратился к ней учитель.

Петров обернулся, чтобы прикинуть, куда бежать в случае непредвиденной ситуации. От былой валкости и неуклюжести женщины не осталось и следа. Когда они пересекли половину коридора, она сунула руку в карман халата и достала небольшой нож для чистки овощей.

– Воу! Тише, тише! – Петров в испуге выставил руки перед собой, еще раз оглянулся, не переставая пятиться.

– Положите оружие, вы что творите?! – крикнул ей Облаков, идущий за ней на расстоянии в пару метров. Медсестра рванула на Сашку, но тот ловко развернулся и бросился бежать по коридору. Сзади кричали Облаков и ученики. Добежав до лестницы, Петров на полном ходу нырнул во тьму. Поднимаясь, он слышал, как сзади топает Тамара Ивановна. Сердце Сашки бешено колотилось от страха. Он перебирал руками по перилам, таким образом понимая, где заканчивается один лестничный пролет и начинается другой. На третьем этаже парень свернул с лестницы и выбежал в коридор, на ощупь ориентируясь по стенам. Шаги медсестры приближались. Лучи фонарей телефонов Облакова и одноклассников разрезали тьму. Петров встал, прижавшись к стене, напротив выхода с лестничного пролета. На мгновение в свете мелькнуло тело Тамары Ивановны. Петров сообразил, что она зашла в коридор, где стоял и он сам. Женщина замерла в трех метрах от Сашки.

– Петров! – кричал учитель. – Сашка!

Спустя мгновение Петров мельком увидел Юрия Эдуардовича, держащего в руке телефон со включенным фонарем. Луч попал на Сашу, и это выдало парня. Сашка от испуга выставил руки перед собой. Женщина сделала выпад вперед, атакуя его ножом. Петров вскрикнул от резкой боли и вслепую бросился в сторону, уже не ощупывая стену, а напрямик пересекая все здание школы. Добежав, как ему казалось, почти до конца коридора, он перешел на шаг и принялся перебирать руками по стене. Где-то тут должен быть вход в туалет. Нащупав деревянную дверь, Сашка завалился в уборную. Так же вслепую пройдя мимо трех кабинок, он зашел в четвертую и заперся там на шпингалет.

«Дверь открывается наружу, – думал он, держась за раненую ладонь, с которой капала кровь, – значит, она не сможет ее выбить».

Саша пытался успокоиться, чтобы дышать тише, но ничего не получалось. Из коридора доносился неразборчивый крик и топот. А потом все стихло. Сашка сел на унитаз, оставшись один в кромешной тьме. Пальцы на левой руке слиплись от крови.

Десять минут спустя

– Ключи! У вас же есть ключи?! – кричала Настя, подсвечивая телефоном дверь. Руки девушки были исполосованы ножом, и кровь капала на пол. Юрий Эдуардович, борясь с одышкой, рыскал по своим карманам.

– Есть, есть, – судорожно процедил Облаков, – сейчас…

– Она бежит! Быстрее! – Лёня стоял согнувшись и держался одной рукой за резаную рану на груди, а второй рукой направлял фонарь в глубь коридора, в котором появился силуэт Тамары Ивановны. Облаков наконец открыл дверь в свой кабинет, расположенный на втором этаже, и ребята с учителем вмиг заскочили внутрь.

– Сюда свети! На замочную скважину! – злобно зашипел Юрий Эдуардович. Когда дверь кабинета физики оказалась заперта, Облаков шлепнул рукой по выключателю на стене. Свет разрушил тьму, и учитель нервно сглотнул, увидев дрожащую Настю, всю измазанную кровью.

– Покажи раны, – сказал Юрий Эдуардович.

Девушка вытянула руки – на предплечьях было несколько неглубоких порезов.

– Жить буду, – Настя шмыгнула носом, – но болит сильно.

– Лёня, а тебя она куда задела? – Теперь Облаков рассматривал скрюченного Дарвина. Его рубашка была пропитана кровью.

Лёня расстегнул пуговицы, и Облаков увидел порез чуть выше солнечного сплетения.

– Чуть не погибли, – сказал Дарвин. – Вас не ранили?

– Нет, – ответил учитель. – Надо как-то перебинтовать вас. Сейчас… сядьте пока.

Облаков пошел в лаборантскую, которая находилась за аркой в конце класса, и достал с верхней полки стеллажа что-то наподобие аптечки – коробку с бинтами, зеленкой и таблетками от головной боли и прочих недомоганий. Юрий Эдуардович вернулся в класс и подошел к Насте, сидевшей на первой парте ряда возле двери. Лёня сидел напротив, в среднем ряду. Девушка держала трясущиеся окровавленные руки перед собой. Учитель обработал ее раны перекисью водорода, а потом помазал зеленкой. Настя, стиснув зубы, мужественно не проронила ни звука, хотя слезы все то время, что учитель водил ваткой по ранам, текли из глаз ученицы. Спустя пару минут Облаков закончил бинтовать Насте руки.

– Давай теперь тебя, – сказал учитель Лёне.

– Я сам! – Дарвин схватил бутылку с перекисью и вылил на грудь.

– Куда ты столько тратишь! – возмутился Юрий Эдуардович. – Она нам может еще пригодиться.

Лёня промокнул единственный, но глубокий порез зеленкой и, не в силах терпеть боль, взвыл на весь класс. Учитель израсходовал бинт, обматывая пухлое тело Дарвина.

Облаков подошел к окну. Оно выглядело как замыленное зеркало, в котором отражался пустой класс с тремя рядами парт, формулами на стене и портретами известных физиков. Учитель прислонился лбом к стеклу – ничего не видно, кроме редких огоньков в далеких домах напротив. Потом Облаков еще раз попробовал набрать номер полиции, хотя и понимал бессмысленность этого поступка. Связи нет.

– Почему она не пыталась вас убить, когда вы ее оттаскивали от нас? – спросил Лёня.

– Не знаю. Я вообще не понимаю, что на нее нашло, – ответил Облаков. – Какое-то помутнение рассудка. Возможно, изменения в мире сказались таким образом на ней.

– Интересно, как там Петров. – Настя старалась произнести эту фразу с безразличием.

– Такие, как он, не пропадут, – сказал Лёня.

– Это точно, – с тоской сказала девушка.

Облаков подошел к двери.

– Сидите тут, я вас закрою на ключ, – решительно произнес учитель.

– Куда вы собрались?! – удивилась Настя.

– Я должен отыскать Петрова, – сказал Облаков.

– Что?! Нет! – воскликнула девушка. – Я тут не останусь одна! Я с вами!

– Ты не одна, – недовольно буркнул Лёня.

– Или мы идем все вместе его искать, или никто не идет! – Настя поправила бинт на руке.

– Если речь идет о сохранении жизни, то вам надо бы лучше за нами присмотреть, – убеждал Облакова Дарвин. – Нас тут двое, а Петров там один. А если эта сумасшедшая сюда ворвется и зарежет нас?! Да и вообще, может, она стоит прямо сейчас за дверью и караулит!

Облаков задумался, взвешивая все за и против.

– Хорошо, хорошо. – Юрий Эдуардович вернулся к своему столу и сел за него. – Пожалуй, ты прав. Вас двое. Уберечь двоих важнее, чем одного. Хорошо…

– Мне кажется, что медсестра не просто так напала на нас, – начал свое рассуждение Лёня. – Она спросила у каждого про болезни, помните? Все, кроме вас, Юрий Эдуардович, сказали, что ничем не больны. Я думаю, дело в этом.

– Ты думаешь, она напала на вас, потому что вы здоровы? – Облаков покосился на Лёню.

– Это какой-то бред, – сказала Настя.

– Да, это бред, как и все, что случилось с нами за последний час, – ответил Дарвин.

– Хотя… если законы физики изменились, то, может, и люди стали другими, – задумчиво произнес Облаков, поглаживая подбородок.

– Но как законы физики могли измениться? – Лёня принялся застегивать пуговицы на рубашке, надетой поверх бинтов.

– Мы понятия не имеем, что собой представляет наш мир, – сказал Облаков. – И если те законы, которые в нем сейчас действуют, когда-то были кем-то или чем-то придуманы, то логично предположить, что создатель вздумал их поменять.

– Вы про Бога? – спросила Настя.

– Я не верю в Бога, – недовольно выпалил физик. – Я про волю, которая породила материю, пространство и время, действующих по заранее придуманным правилам.

– А разве эта ваша воля не есть Бог? Какая разница, каким словом назвать Создателя? – спросил Лёня.

– Нет, это не Бог. Воля – это причина, а наш мир с его фундаментальными законами и ограничениями – это следствие. Я не хочу использовать слово «Бог», потому что у всех сразу рисуется религиозный образ. А я рассуждаю не про религию.

– Я не понимаю, о каких фундаментальных законах и правилах вы говорите? – спросила Настя.

– О фундаментальных взаимодействиях и об ограничении скорости света. Я бы еще добавил сюда расширение пространства, – ответил Облаков.

– А как все это связано с тем, что случилось? – снова спросила девушка.

– Гравитация поменялась, – произнес физик, – свет изменился. И возможно, это только начало.

– Ну а при чем тут эти ваши правила мира?

– Тебе правда это сейчас важно? – спросил Облаков.

– Ну… как бы да! – с недоумением ответила Настя. – А ничего, что тут такой сюрреализм происходит?! Если у вас есть хоть какое-то объяснение, то я бы очень хотела его послушать.

– Ладно, попробую коротко объяснить. Вот смотри, Насть, как ты думаешь, – начал Облаков, – почему, к примеру, эта парта не рассыпается, а сохраняет свою форму? Она выглядит как парта. А твои сережки имеют вид сережек, а не растекаются, не разлетаются, не растворяются в воздухе или не распадаются на элементарные частицы?

– Потому что… – Настя принялась вспоминать уроки физики, которые ей очень нравились, но в которых она многое не понимала (знала на четверку). – Потому что они состоят из молекул, а молекулы крепятся друг к другу. Сами молекулы сделаны из атомов.

– А почему атомы существуют? – спросил физик.

– Не знаю.

– Потому что элементарные частицы внутри атома взаимодействуют друг с другом из-за фундаментальной силы. Это правило было изначально заложено в нашу Вселенную, – сказал Облаков. – А почему скорость света в вакууме постоянная? Потому что скорость света – это константа, которая тоже была изначально заложена в нашу Вселенную. Почему существует гравитация? Да потому что она просто есть, и все. Мир изначально был создан с фундаментальной силой гравитации.

– Все эти силы появились одновременно со Вселенной?

– Да. Помимо этого, существует еще электромагнитное взаимодействие. Это значит, что частицы, заряженные положительно, притягиваются к частицам, заряженным отрицательно.

– Это я знаю. Поэтому магниты магнитят.

– Да, звучит просто, но ты только вдумайся в это: Вселенная была создана по таким правилам, что элементарные частицы собираются в атомы за счет силы взаимодействия, скорость света всегда одинаковая, гравитация притягивает, а магниты, как ты выразилась, магнитят. Еще есть сила, отвечающая за распад частиц. Это надо не просто услышать, а именно осознать. Осмыслить тот факт, что это все – начальные параметры нашей Вселенной и не какая-то выдумка, а наш реальный мир.

– Понятно.

Лёня все это время увлеченно слушал, хотя многое и так знал.

– Есть еще одно фундаментальное правило, которое в итоге в будущем уничтожит мир.

– Уничтожит Землю?

– Всю Вселенную.

– Есть фундаментальное правило, из-за которого погибнет вся Вселенная? – уточнила Настя.

– Да.

– Вы хотите сказать, что крах Вселенной уже был изначально заложен в наше мироздание, как гравитация или магнетизм?

– Конечно, ведь все созданное стремится к саморазрушению, порядок – к хаосу, а жизнь – к смерти.

– И что это за правило, из-за которого все погибнет?

Облаков сделал глубокий вдох.

– Наша Вселенная появилась в результате Большого взрыва, а ведь это, по сути, и есть расширение Вселенной. Большой взрыв – это расширение пространства, в котором мы находимся, оно и сейчас до сих пор растягивается. Если посмотреть в телескоп, то можно вычислить, что все галактики разлетаются друг от друга. Это известный факт, доказанный Эдвином Хабблом. Великий астроном такой был. Потрясающий ученый. Помер давно.

– Я знаю, – перебила Настя, – в честь него еще космический телескоп назвали.

– Верно. Разлетаются галактики с ускорением, – продолжил Облаков, – с каждой секундой скорость их движения в разные стороны все выше и выше. Ну, кроме тех галактик, которые связаны между собой гравитацией, как наш Млечный Путь с Андромедой.

– А что их ускоряет?

– Разлетаются они как раз потому, что пространство между ними расширяется. Принято считать, что пространство растягивает некая невидимая нам темная энергия. Но лично я думаю, что ускоренное расширение пространства – это тоже фундаментальное правило, благодаря которому появилась Вселенная.

– А разве не в результате Большого взрыва?

– Большой взрыв – это начало расширения пространства. «Взрыв» можно заменить словом «расширение». Оно продолжается до сих пор – расстояния между галактиками увеличиваются за счет растягивания ткани пространства между ними. Почему пространство расширяется, никто не знает. Не было времени, когда наша Вселенная не расширялась, когда бы в ней не было гравитации или магнетизма, когда бы в ней скорость света не была константой. Все эти правила существуют с момента творения нашего мира. И у расширения нет причины, как и нет причины, по которой скорость света всегда одинаковая.

– А что плохого в том, что Вселенная расширяется?

– Плохо то, что в результате этого расширения в далеком будущем вся материя разлетится в разные стороны и прекратятся любые ее взаимодействия между собой. В таком мире не будет ничего существовать. Только квантовые частицы, расположенные на бесконечно большом расстоянии друг от друга, и температура в любой точке этой мертвой Вселенной будет одинаковая. Все замрет навсегда.

– Прямо вся материя во Вселенной распадется на элементарные частицы?

– Да. Это называется тепловой смертью Вселенной. Так наш мир и закончит свое существование. Но случится это очень нескоро.

– И нет способа как-то заставить ее не расширяться дальше?

– Ни разу не встречал такой вопрос. – Облаков впервые за вечер улыбнулся, хотя и скупо. – Нет, Настя, способа остановить тепловую смерть не существует.

– Понятно. Ну и как все, что вы сказали, связано с тем, что творится у нас на школьном дворе? Хотя… – девушка на мгновение закусила губу, – я уже и сама поняла. Фундаментальные законы, типа параметров света или гравитации, изменились, а этого не может быть, потому что они были созданы одновременно со Вселенной. Так?

– Так.

– Понятно… Ладно… Хорошо… И что нам теперь делать?

– Не знаю, Настюш… – Юрий Эдуардович встал из-за стола.

– Сейчас вернусь. – Мужчина не спеша пошел в сторону лаборантской, проводя руками по столам слева и справа от себя, и скрылся за аркой. Настя разжимала онемевшие пальцы, сжимая и расправляя ладони. Внезапно в лаборантской раздался грохот, будто что-то упало на пол и рассыпалось. Лёня в испуге вздрогнул и тут же скривился из-за боли, растекающейся от раны, но страх быстро развеялся, когда Облаков ругнулся, вспомнив чью-то мать. «Случись там что-то страшное, учитель выскочил бы с криком, – рассуждал Лёня, – так что все нормально». Вскоре Облаков вернулся, держа в руках пару отверток и молоток.

– Для самообороны? – предположил Дарвин.

Учитель молча подошел к Лёне и положил возле него молоток. Потом повернулся к Насте, сделал шаг в ее сторону и вручил ей отвертку. Себе он тоже оставил отвертку.

– Идем искать Петрова? – предложила девушка.

– Может, и правда стоит рискнуть? – неуверенно произнес Лёня.

«Интересно, а он бы пошел за мной?» – подумала Настя.

– Юрий Эдуардович, а вы что скажете? – спросил Лёня.

Облаков уставился в пол, стоя возле доски.

– Столько лет работы, и все зря, – внезапно произнес учитель.

– Что? – удивилась Настя.

– Столько научных статей. Столько стажа, а я все еще тут, в этой дыре, – у Облакова заблестели глаза, – не знаю, ради чего.

– Вы о чем вообще? – Лёня тоже не понял посыла.

– Через одиннадцать лет на пенсию, а моя научная карьера не сдвинулась ни на шаг, – не поднимая взгляда, говорил учитель.

– Вы что, плачете? – спросила Настя, глядя на слезу, бегущую по гладко выбритой щеке преподавателя.

– А ведь Циолковский тоже был школьным учителем, – бубнил себе под нос Облаков. – Микеланджело создал «Битву кентавров» в семнадцать лет, Эйнштейн опубликовал теорию относительности в двадцать шесть, а Пушкин начал писать «Онегина» в двадцать три…

Учитель провел рукой по вымазанному Настиной кровью краю стола и поднес испачканные пальцы к своему лицу. Когда Облаков перехватил отвертку так, чтоб ее острие было направлено на него, Настя выскочила из-за парты. До Лёни дошло, что в ближайшее мгновение произойдет катастрофа, только когда учитель взялся за ручку отвертки двумя руками и замахнулся.

Настя с Лёней сделали пару шагов назад, к двери. В этот момент учитель со всей силы ударил себя отверткой в живот и взвыл, согнувшись. Настя закричала и заступила за Дарвина. Облаков упал на колени, делая быстрые вдохи и выдохи. Он все еще держался за рукоять отвертки, торчащей из его тела.

– Что вы делаете?! – закричала Настя.

– Подождите, – Облаков показал указательный палец, – сейчас надо еще разок. Черт, больно-то как… сейчас…

– Надо его остановить! – продолжала кричать девушка.

Облаков упал на бок, вытащил отвертку, отвел руки и ударил себя в грудь. Грудную клетку он пробить не смог, и металл вошел в плоть лишь кончиком, прорезав грудную мышцу. На третьем замахе Лёня подскочил к учителю и схватил его за руки. Спустя мгновение и Настя подключилась к борьбе. Школьники, невзирая на боль в ранах, все же выдернули инструмент из рук Юрия Эдуардовича, лежащего на полу.

– Не мешайте мне! – крикнул Облаков и принялся бить себя кулаком по лицу.

– Надо это остановить! – Настя оббежала учителя, пыталась схватить его за руку, но у девушки ничего не выходило. – Дарвин! Чего ты стоишь?!

Облаков уже разбил себе нос и губы. Лёня схватил стул и с истошным воплем, шагнув вперед и зажмурив глаза, ударил Юрия Эдуардовича. Целился Лёня в голову. Спустя мгновение, судя по тому, что учитель, раскинув руки в стороны, лежал бездыханно на полу, Дарвин понял, что попал он, как и планировал. Парень отбросил стул в сторону и переглянулся с Настей.

– И что теперь? – спросил Дарвин.

– Он вообще жив? – Настя присела на корточки возле учителя. Кровь сочилась теперь не только из раны на животе и разбитого носа, но и из головы чуть выше уха. Лицо Облакова выглядело ужасно – опухший нос, опухшие губы и опухшие скулы. Опухло все, что можно.

– Проверь пульс, – предложил Лёня.

– Сам проверь.

Парень тоже сел на корточки и взял мужчину за запястье.

– Живой? – спросила Настя через пару секунд.

– Да. – Лёня пытался сделать серьезное лицо. – Ну… или нет. Я не знаю.

Настя приложила ухо ко рту учителя и замерла.

– Дышит, – спустя несколько секунд сказала девушка и встала. – Надо его как-то связать, а то он очнется и опять начнет.

– И с раной ему надо что-то сделать, у него кровь идет из живота. – Лёня принялся расстегивать кровавую рубашку Облакова.

– Я пойду в лаборантскую, посмотрю, может, там есть веревки или ремни какие, не знаю… что-то, чем можно…

– Ага.

Лёня полностью расстегнул рубашку преподавателя. Из черно-бордовой дырочки диаметром чуть меньше сантиметра сочилась кровь. Лёня вспомнил, что Юрий Эдуардович израсходовал на него весь бинт. Парень снял с себя верх, размотал кровавый бинт на своем теле и, скомкав, положил на грудь учителю.

Настя загремела чем-то в лаборантской.

– Все в порядке?! – крикнул парень.

– Да! Ищу!

Лёня остался с голым торсом в одних брюках и ботинках. В такой непростой ситуации Дарвина почему-то очень сильно волновало, что Настя вскоре увидит его раздетым, с жирными боками и слегка отвисшей грудью. Когда учитель бинтовал Лёню, парень специально повернулся к Насте спиной, а потом быстренько накинул одежду. Дарвин, обрабатывая раны учителя перекисью водорода и зеленкой, пообещал себе – в случае, если они выживут, – в будущем превратить весь этот жир в мышцы.

Озадаченный, Лёня не понимал, как перебинтовать тело лежащего на полу человека. Его же надо как-то приподнять!

– Насть! Ну ты чего там?! Мне помощь нужна! – крикнул Лёня.

– Иду!

Девушка вернулась. В руках у нее были металлические маятники на веревках и огромный, размером с трехлитровую банку, моток капроновой нити. На голый торс Лёньки она не обратила никакого внимания.

– Чем лучше? – Настя предложила выбрать Дарвину.

– Давай все, – ответил парень.

Школьники перевернули на бок учителя так, что обе его руки оказались за спиной. Облаков начал что-то бухтеть и приходить в себя. Лёня впопыхах связывал кисти, а Настя – лодыжки. Дарвин сделал, наверное, оборотов тридцать капроновой нитью вокруг рук учителя, а потом затянул на десяток узлов. Облаков пытался пошевелиться, продолжая что-то бубнить.

– Я все, – сказала Настя. – Мне кажется, крепко вышло.

– Я тоже.

Ученики встали перед лежащим на боку Юрием Эдуардовичем. Учитель пришел в себя и туманным взором смотрел на ребят.

– Надо бы ему раны перевязать. Я продезинфицировал как мог, но вот на животе, мне кажется, она глубокая, а еще он мог повредить себе кишечник, – сказал Лёня, почесывая подбородок.

– Я думаю, отвертка слишком тупая, чтобы порезать кишечник, – предположила девушка.

– Надеюсь, он просто порвал мышцы на животе.

– Кровь, по-моему, больше не течет.

– Вроде не течет.

– Свернулась.

Школьники принялись перебинтовывать использованным Лёниным бинтом живот Облакова.

– Есть еще один выжигатель! – внезапно прервал молчание Квадратный. – У Трапеции! Как мы сразу не сообразили?

– Да, надо проверить ее заряды, – сказал Круглый.

– Сначала дождемся Треугольного, – твердо произнес Ромб.

– А потом? Овальный-то уже не придет с контроля подачи, – задумчиво пробормотал Квадратный. – Надо подумать, как идти к Трапеции. Кого мы туда пошлем?

– Оставьте меня одного тут, – сказал Ромб, – быстро проверьте зоб Трапеции и возвращайтесь.

– Нельзя, ведь если убийца уничтожит свою пару и вернется сюда, – сказал Круглый, – то ты, Ромб, окажешься тут с ним один на один. Мы сами начинаем противоречить своим же правилам.

– Есть еще вариант, – начал Квадратный. – Мы втроем остаемся все так же здесь. Когда придет Треугольный, мы отправим его проверить заряды в оружии Трапеции.

– Если Треугольный окажется убийцей, – произнес Ромб, – он может выдумать что угодно. Например, спрятать выжигатель Трапеции, чтобы потом как-то его использовать, или соврать и сказать, что там не хватает зарядов, выстрелив при этом в стену где-нибудь в лаборатории, или… да все что угодно может быть. Нужно подробно разобраться в ситуации, поэтому к Трапеции надо отправить минимум двоих. И чтобы эти двое вернулись и все рассказали, подтверждая слова друг друга.

– Дождемся Треугольного, отправим его за Овальным, – рассуждал Круглый. – Они вдвоем проверят оружие Трапеции, вернутся к нам и все расскажут.

– А если не вернутся? Да и Овального нельзя срывать с места. Оставлять контроль подачи энергии при работающем колебаторе очень опасно, – возмутился Квадратный. – Аннигиляционный реактор – вещь нестабильная. Или мы выключаем колебатор, после чего Овальный может покинуть свой пост, или Овальный сидит в комнате контроля дальше. Мы не можем рисковать миссией ради проверки зарядов в выжигателе Трапеции.

– Может, тогда забыть про оружие Трапеции? Какая теперь разница? – спросил Круглый.

– Видимо, ты прав, – сказал Ромб. – Проверим его, когда будет возможность.

– Мы снова упустили важный момент, – взволнованно произнес Квадратный. – Если Треугольный или Овальный убийца, цель которого – сорвать эксперимент, то достаточно просто не следить за критическим уровнем энергии на колебаторе!

– Может, Овальный уже лежит мертвый, – сказал Ромб, – а Треугольный там стоит и дожидается, пока колебатор сгорит!

– Или, если Овальный убийца, он не предпримет никаких действий в случае какой-либо аварии, и колебатор также сгорит, – подметил Круглый.

– Надо срочно что-то решать! – Квадратный подошел к двери в коридоре.

– Мы не можем одновременно охранять компьютеры и следить за контролем подачи энергии на колебатор, – заключил Ромб. – Оставьте меня тут! Даже если я убийца и уничтожу компьютеры, вы же убьете меня! Если я сотрудничаю с внешним миром или имею какие-то свои цели, то не в моих интересах тут погибнуть. Убежать из лаборатории я тоже не смогу, пока не погаснет поле.

– Но это лишь в том случае, если ты сам не готов погибнуть, – подметил Круглый.

– Я еще раз повторяю, я уже был тут один в момент смерти Трапеции! Компьютеры целы! – со злобой произнес Ромб.

Квадратный и Круглый переглянулись.

– Хорошо, я согласен, оставайся, – произнес Круглый.

– Я тоже согласен, – дал добро Квадратный.

Квадратный с Круглым вышли из центра управления и направились по коридору в сторону комнаты контроля подачи энергии на колебатор. Проходя мимо модуля отдыха, Квадратный внезапно произнес:

– Давай быстро зайдем, проверим оружие Трапеции?

– Давай.

Коснувшись замочного лазера, Квадратный открыл дверь к комнатам отдыха. Как только ученые вошли в общий коридор корпуса отдыха, на потолке загорелся мягкий оранжевый свет. Поняв по тянувшемуся по полу следу крови, что Трапецию отволокли в пятую комнату (из семи), ученые проследовали к трупу. Трапеция лежала на полу между двумя спальными плоскостями. Квадратный склонился возле тела.

– В зобе пусто, – произнес он.

– Нет выжигателя?! – Круглый стоял за спиной Квадратного.

– Да, иди тоже проверь, чтобы ты мог подтвердить мои слова, а то остальные скажут, что я вру.

Круглый удостоверился, что оружия у Трапеции действительно нет.

Квадратный сел на спальную плоскость. Он не сводил взгляда с изуродованного выжигателем тела Трапеции.

– Вероятно, что кто-то из нас выстрелил оружием Трапеции в нее, – сказал Квадратный.

– Но зачем она вообще отдала кому-то оружие?

– Не знаю. Знаешь, что я думаю? Пока что никому не говори, что мы тут были, – настойчиво произнес Квадратный. – Если второй выжигатель сейчас при убийце, мы сможем его найти.

– Обыщем всех?

– Да.

– Тогда предлагаю начать друг с друга, чтобы точно быть уверенными, что мы с тобой на одной стороне.

– Хорошо. Проверяй мой зоб.

Круглый сунул одну из конечностей в полость в туловище Квадратного. Нащупав там один выжигатель, он подставил свой зоб на проверку. Квадратный тоже удостоверился, что у Круглого нет второго оружия.

– Когда зайдем к Овальному, первым делом проверяем его зоб, – сказал Квадратный.

Ученые направились к центру контроля подачи энергии. Спустившись по ступеням лестницы, они оказались в абсолютно темном коридоре.

– Почему света нет? – спросил Круглый.

– Не знаю, пошли на ощупь по стенке, осторожнее, – сказал Квадратный.

Перебирая конечностями, они медленно двигались вдоль коридора, пока не нащупали вход в комнату контроля. Квадратный коснулся лазера, дверь отъехала в сторону. На полу возле мерцающего монитора лежал в луже синей крови Овальный. Часть его туловища точно так же, как и у Трапеции, была вырвана зарядом выжигателя.

Петров просидел во тьме минут десять, а потом все же решился включить телефон, экран которого дал слабый свет, но достаточный, чтобы увидеть окровавленные руки.

«Вот тварь, – думал он, глядя то на продырявленную насквозь кисть, то на пол, также вымазанный кровью. – Сидеть тут не вариант. Может, добраться до полиции? Это пара километров. Во тьме с фонариком идти? Нет. А вдруг там еще какая-нибудь дура бешеная с ножом носится?»

Боль не стихала, и Саше приходилось держать руку чуть приподняв, будто он тянет ее, чтобы его вызвали к доске… Хотя нет, скорее, чтобы попроситься выйти из класса в туалет покурить, как он обычно и делал в середине урока. Стоило только ему опустить руку, в кисти сразу же начинала пульсировать боль, и Петрову казалось, что рука вот-вот раздуется и лопнет.

«Наверное, лучше сначала найти наших, если они еще живы». – Петров встал на унитаз и заглянул поверх двери в помещение туалетной комнаты. В тусклом свете экрана монитора он огляделся – медсестры там не оказалось. Дверь в школьный коридор была слегка приоткрыта.

«А что, если она там меня караулит?» – Парень спустился и положил телефон на пол светящимся экраном вверх. Одной рукой снял крышку с бачка унитаза, поставил ее на пол, прислонив к стене, и принялся мыть руки, стиснув зубы от боли.

«Надо бы с собой взять, – думал Саша, глядя на крышку и аккуратно вытирая больную руку об одежду. – Если что, перемкнуть этой дуре как следует по башке».

Петров поднял двумя руками крышку бачка, но не удержал ее из-за резкой боли, и та с грохотом упала на кафельный пол. Крышка раскололась пополам. Петров выругался про себя, поднял с пола телефон и снова залез на унитаз осмотреться. Никого.

Саша открыл дверь. В здоровую руку парень взял половинку крышки, которая весила килограмма полтора, а раненой левой рукой он поднял телефон. Осторожно Петров вышел из кабинки, светя перед собой экраном. В правой руке, отведенной чуть за спину для замаха, он держал крышку. Освещая пространство на пару метров впереди себя, Саша прокрался до коридора третьего этажа. Он высунулся в дверной проем и окинул взглядом уходящий направо во тьму коридор. Слева от Петрова была стена с дверью, ведущей в класс, и выход на лестничный пролет.

«А как мне их искать? – размышлял Петров, не решаясь покинуть свое убежище. – Все кабинеты проверять? Может, они вообще ушли из школы? А тут хотя бы есть где запереться. Но, с другой стороны, я же всегда могу добежать до любого туалета и закрыться».

Саша все же вышел в коридор и, окутанный мраком, пошел направо, стараясь не скрипеть старым деревянным паркетом. Дойдя до окна, он остановился, пытаясь в неярком свете дисплея что-то различить на улице, но, кроме редких квадратов света от окон соседних домов и пары автомобильных фар вдали, ничего не увидел. Искаженное солнце уже практически скрылось за каким-то из домов. Дойдя до следующего окна, Петров снова безуспешно устремил свой взор на улицу – картина та же. Вдруг сзади скрипнул пол. Сашка моментально выключил экран. Скрипы медленно приближались, и вот Саша уже мог расслышать старческое шарканье ног. Сжимая в руке кусок керамической крышки бачка унитаза, парень готовился к худшему. Петров представлял, что сейчас неожиданно во тьме он почувствует боль в теле от удара ножом – может, в животе, может, в груди… а после этого он тут же наугад махнет своим импровизированным оружием, надеясь попасть женщине в голову.

Скрип пола и шарканье медсестры зловеще звучали уже в нескольких метрах от Саши.

«Вроде не заметила, а то сразу бы бросилась на меня. Она просто идет мимо, – окаменев от ужаса, пытался успокоить себя Саша, упираясь в подоконник, – бредет куда-то во тьме».

Шарканье прекратилось, когда медсестра оказалась напротив Петрова. Сашка сжимал в руке увесистый кусок керамики.

«Надо бить, – думал он, – бить и бежать».

Петров контролировал свое дыхание, стараясь не издать ни звука.

«А что, если швырнуть эту штуку? – продолжал думать Саша. – Она кинется на шум, а я побегу в другую сторону, обратно в туалете запрусь».

От притока адреналина боль в руке Саши немного приутихла, перейдя в ноющее покалывание.

«Почему вообще она остановилась тут? – На Петрова начал накатывать приступ паники. – Шла мимо и остановилась. Стоит сейчас передо мной. Почуяла что-то? Запах? Не может быть. Да и если бы почуяла, то чего стоять-то? Напала бы сразу».

Сердце Петрова бешено колотилось. Парень не знал, как поступить.

– Думаешь, я не знаю, что ты тут? – хрипло произнесла женщина.

У Петрова от ужаса перехватило дыхание. Ком подступил к горлу. Саша повернул голову и уставился в черноту коридора. Казалось, он ослеп, ведь даже в самой темной комнате ночью, когда глаза привыкают к отсутствию света, со временем начинаешь различать какие-то контуры мебели, углы стен, люстру, цветы на окне. Здесь же не было видно ничего – ни в коридоре, ни за окном. И, лишившись зрения, он воспринимал звуки сиплого голоса демона, а может, просто сумасшедшей женщины еще ярче и отчетливей, будто она посылала сигнал Сашке непосредственно в сознание. И нож! Нож в ее руке… о котором Саша не забывал ни на миг.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, подойдя практически вплотную к Петрову. Саша почуял кислый запах из ее рта.

– Паршиво, – почти шепотом ответил парень, отвернув голову в сторону.

– Что тебя беспокоит? – Медсестра слегка прикоснулась мягкой грудью к Петрову.

Чувства слуха и обоняния обострились еще сильнее – голос и затхлый запах престарелой женщины иглой врезались в мозг Саши. Стиснув зубы, в отчаянии парень процедил:

– Рука… ноет.

Петров ждал ее реакции, но медсестра ничего не ответила. Эта поганая тишина казалась парню пыткой. Тишина сжимала Сашу, будто была в сговоре с давящей на него тьмой и стенами этой проклятой школы, которую Петров ненавидел всем сердцем.

«Почему она молчит?» – думал Сашка.

– Я могу идти? – робко спросил парень.

Медсестра молчала.

– Я пойду? – снова спросил он, но так и не получил ответа.

Простояв меньше минуты, Петров все же осмелился включить экран телефона и отошел чуть в сторону. Саша направил свет на Тамару Ивановну и был шокирован увиденным. Халат медсестры, залитый кровью, дал понять Петрову, что с его одноклассниками и учителем случилась беда. Из сдвинутого набок сломанного носа медсестры сочилась кровь. Женщина смотрела на Сашу. Когда Петров сделал шаг в сторону, медсестра повернулась, не сводя взгляда с парня.

– Это ваша кровь на халате? – спросил Саша и шагнул назад.

Медсестра молча, практически в унисон с Петровым, сделала два шага вперед и застыла. Сашка направил свет на нож в ее руке и увидел на лезвии кровь.

«Значит, они дрались», – думал Петров, медленно двигаясь назад. Женщина шла на Сашу, сохраняя дистанцию в пару метров.

«Она смогла кого-то ранить. А может, и убить, – рассуждал Саша. – Но они разбили ей нос. Кровь на халате, скорее всего, ее собственная. А на ноже?»

Петров остановился, а потом сделал шаг навстречу женщине. Та никак не отреагировала на изменение дистанции между ними. Тогда Петров развернулся и быстро зашагал по коридору в сторону туалета, светя перед собой. Скрип паркета и шарканье ног были слышны за спиной парня. Петров остановился и резко повернулся к Тамаре Ивановне, снова направив на нее свет.

– Почему вы пытались убить меня? – спросил Саша, разглядывая в полумраке ее морщинистое лицо с окровавленным вторым подбородком и обвисшими щеками.

«Попробовать пробить ей голову сейчас, пока она не сопротивляется?» – Петров отставил ногу назад, встав полубоком, чтобы было удобнее ударить женщину куском керамики, но, взглянув на лезвие ее ножа, передумал атаковать.

«Нет, слишком рискованно, она же не в себе, страшно как-то. Пусть лучше просто молча ходит за мной», – рассуждал парень.

Саша обошел медсестру и пошел обратно по коридору, удаляясь от туалета. За спиной слышались шаги и шорох.

– Юрий Эдуардович! – крикнул Петров и обернулся на медсестру. Женщина безвольно плелась за Петровым.

– Дарвин! – кричал Сашка.

Двигаясь во тьме и подсвечивая себе путь экраном телефона, Петров не мог избавиться от ощущения, что медсестра сейчас неожиданно вонзит в него нож. Когда парень дошел до лестницы, то решил проверить сначала четвертый этаж и поднялся наверх.

– Настюха! – крикнул он, выйдя в черный коридор четвертого этажа. – Дарвин!

Петров в очередной раз обернулся и посмотрел на медсестру.

– Ты так и будешь за мной ходить? – спросил он, хотя и понимал бессмысленность попытки вступить с ней в диалог.

Как и ожидалось, женщина молча смотрела на Петрова.

– Подсказала бы лучше, где тут свет включается. – Саша осветил телефоном стены вокруг себя в поисках выключателя, но ничего, кроме рисунков животных, не увидел. Петров побрел по коридору.

– Дарвин! Настька! – После каждого выкрика Саша оглядывался на медсестру, шаркающую за его спиной. Ближе к концу коридора в луче неяркого света Петров увидел какой-то силуэт на полу. Что-то похожее на свернутый ковер, а может… тело? Саша посветил на Тамару Ивановну.

– Ты знаешь, что это? – спросил он у медсестры. Петров не понимал, почему он с ней разговаривает, но ему становилось спокойней, когда он обращался к этой демонической женщине.

– Лежит кто-то, – сказал Саша, всматриваясь в силуэт с расстояния метров семи.

– Иди… пойди проверь, что там. – Он снова посветил на медсестру, а потом добавил: – Слушай, а может, я заберу твой нож?

«Схватить ее за руку и отнять оружие? – думал Саша. – А как я с такой раной буду ее хватать? Не…»

Медленно, шаг за шагом, Петров начал приближаться к силуэту, теперь уже без сомнения, тела человека. Когда парень оказался возле трупа, он узнал в нем учительницу русского языка и литературы – Нину Алексеевну. Сорокалетняя женщина лежала на полу, скрестив ноги, и держалась за карандаш, торчащий из ее шеи. На полу вокруг учительницы во мраке Петров рассмотрел черные пятна размазанной крови, которые уходили во тьму, будто женщина ползла, оставляя за собой жуткий след.

– Твоих рук дело? – спросил Петров у медсестры.

Саша сел на корточки и внимательно рассмотрел раны на шее Нины Алексеевны – несколько дыр в горле, похоже, от карандаша. Из ее открытого рта вывалился язык.

– А что, если тут еще кто-то есть? – Петров с отвращением смотрел на учительницу, длинное платье которой задралось выше колен.

Петров встал и повернул голову к медсестре.

– Ладно, Тамарка, пошли вниз, там теперь поищем, – сказал он, обходя труп.

Подойдя к лестнице, Петров еще раз позвал Настю и Лёню. Спускался парень с четвертого этажа на второй, уже не оглядываясь на медсестру. Выйдя в коридор второго этажа, Саша первым делом выкрикнул все те же имена. Его голос снова эхом разлетелся по коридору, отражаясь от стен, расписанных рисунками для детей, и стих. И тут Петрова осенило: она же может напасть на Лёню, Настю или Облакова!

«Может, увести ее куда? Запереть? – думал Саша. – А где запереть? Тут снаружи ничего не запирается. Выйти с ней из школы и… И что? Меня эта дура не трогает. Нет, идти к нашим придуркам с ней нельзя… Пойти в столовую, взять там нож, неожиданно воткнуть ей в шею и бежать? Это уже перебор. Не собираюсь я никого убивать. Что делать-то?! Завести ее в эту гравитационную аномалию на улице? Но это тоже убийство».

Спустившись на первый этаж, Петров в навязчивом сопровождении демонической Тамары Ивановны подошел к двери на улицу. Петров в свете первого этажа разглядывал женщину, и вид у нее, конечно, был жуткий. Ничего нового Сашка не заметил, осматривая медсестру до этого во мраке. Но при свете сама абсурдность этого зрелища – пожилая полная женщина, по совместительству врач-маньяк, в окровавленном халате, с ножом и съехавшим набок разбитым носом – воспринималась четче, острее…

Боль в руке чуть поутихла, но все же не переставала напоминать о себе. Кусок керамической крышки унитаза Саша положил на пол.

– Что же с тобой случилось? – произнес Петров, брезгливо глядя на медсестру. – На людей кидаешься. А я, знаешь, поначалу думал огреть тебя этим вот, – он указал на крышку бачка, – но, думаю, ладно, ты меня не трогаешь сейчас, я тоже не буду рисковать. – Петров попытался сжать раненую кисть, но не смог. – Ну что, подружка, на улицу выйдем? Прогуляемся?

Саша открыл первую входную дверь и вышел в темный «предбанник», медсестра прошла следом. Миновав вторую дверь, Петров и Тамара Ивановна оказались на улице. Высвечивая перед собой ступеньки крыльца, они спустились на асфальт школьного двора.

«Главное, в эту аномалию не попасть. Доведу бабку до подъезда… в третий, наверное, там и оставлю. Сомневаюсь, что она сможет кнопку нажать, чтоб выйти», – подумал Петров, но идея эта показалась ему не очень хорошей, когда он увидел, что кто-то бежит с фонариком за забором и зовет на помощь. Это был школьный охранник. За мужчиной во тьме раздавался топот множества ног.

Петров посмотрел на медсестру:

– А хотя знаешь, наверное, пойдем-ка мы лучше обратно. Что-то у меня пропало желание туда идти.

И только Саша собрался подняться на крыльцо, как вдруг все вокруг залило дневным светом, будто мир снова вернулся к своему прежнему укладу. Но продлилось это недолго – тьма опять растворила в себе вспыхнувший день. Изумленный Петров огляделся, а потом посмотрел вверх и чуть не присел от страха. Желтый солнечный диск двигался по черному небу с огромной скоростью. Пролетев весь видимый небосвод, звезда скрылась за домами, и в этот миг снова наступил рассвет. Секунд десять спустя, пока шокированный Петров чесал затылок, солнце снова появилось с другой стороны, погрузив мир в черноту, пролетело над землей и спряталось за строениями, парадоксально явив после своего ухода рассвет. Вскоре цикл повторился. Саша смотрел на небо, видя вновь и вновь пролетающее солнце. Петров заметил, что облака тоже вели себя странно. Они летели с какой-то невероятной скоростью. Другие звезды, траектории которых закруглялись на небосводе, то появлялись, то исчезали из-за облаков и туч, мельтешащих на небе. На луну Саша обратил внимание в последнюю очередь. Полет ее был такой же быстрый и чудной. Вдруг начался дождь, но тут же закончился, продлившись мгновение, однако с неба вылилось столько воды, будто Петров попал под невероятный тропический ливень. Промокший Саша поднялся на крыльцо и снова уставился вверх.

Петрову казалось, что он смотрит видеозапись неба, воспроизведенную в ускоренном режиме. Ночь буквально за десять секунд сменяла день, а день – ночь. Сашка понимал, что добром это не закончится. Парень и его спутница вернулись в школу. Петров сел на лавочку возле столика охранника у входной двери, а медсестра осталась стоять напротив, все так же бессмысленно глядя на Сашу.

Петров уставился в пол, поставив локти на колени, и подпер кулаками щеки. Слегка покачиваясь вперед-назад, он сосредоточенно пытался осознать увиденное на улице.

– Солнце стало летать быстрее. Точнее, Земля стала быстрее вращаться вокруг солнца. Нет, тогда тучи бы не перемещались так быстро. И луна бы… Получается, что там как будто время идет ускоренно, – изо всех сил напрягая мозги, Сашка пытался дать адекватную оценку ситуации, – но вокруг меня время идет, как и шло раньше.

Петров достал последнюю сигарету из пачки и прикурил.

– Дерьмо какое-то… А может, это у нас время идет быстрее? Нет. Подождите. Если там, наверху, проходит день, а у нас – секунд десять, значит, у нас время идет медленнее. А… ну да! Все правильно. Наверху, там, в космосе, время идет быстрее. А мы тут все, что на Земле видим, то движется с обычной скоростью. Даже нет, не так. Не в космосе время идет ускоренно, а просто наверху. Тучи-то не в космосе. Тучи в стратосфере… вроде… или как это называется?

Минуту спустя Саша швырнул бычок под ноги медсестре и встал. За окном все мерцало. Время суток неумолимо сменялось за мгновения. Петров поднялся на второй этаж, продолжая светить экраном в черный коридор, из окон которого периодически падал свет, озаряя лишь пол и стену напротив.

– Настя! Дарвин! – крикнул Петров, дойдя до середины коридора.

Неожиданно откуда-то раздался глухой ответ:

– Петров! Мы тут!

Саша узнал гнусавый голос Лёни, но не понял, из-за какой двери отозвался Дарвин.

– Только не выходите в коридор! – ответил Сашка, но было поздно. Пролив свет, распахнулась дверь ненавистного для Петрова кабинета физики, и оттуда высунулась не менее ненавистная рожа Лёни.

– Назад! – закричал Петров, но медсестра уже рванула к Дарвину. Сашка бросился за ней, успел схватить ее, и они оба упали в нескольких метрах от кабинета. Лёня с Настей выскочили в коридор. Девушка направила фонарик на Петрова, обхватившего сзади необъятную женщину, которая изо всех сил пыталась встать, лежа на Сашке, вдавливая его в пол. Она махала руками и ногами, будто жук, который не может перевернуться со спины.

– Я сказал – назад! В кабинет! Запритесь! – продолжал кричать Петров. – Меня она не тронет!

– Давай я посвечу! – крикнула Настя Дарвину. – А ты отбери нож!

Лёня подбежал к женщине и попытался схватить ее за руку, в которой она держала оружие, но та, извернув кисть, порезала парню предплечье. Дарвин зашипел и отскочил.

– Идиот! – завопил Петров. – Я вам сказал! А ну в класс! Поговорим через закрытую дверь!

Чуть помешкав, Настя с Лёней заскочили в аудиторию и заперлись. Как только школьники пропали из поля зрения Тамары Ивановны, женщина угомонилась, и Петров смог выползти из-под ее туши. Поднявшись с пола, Саша подошел к двери и произнес с одышкой:

– В общем, дела такие, – громко говорил он, – эта чертова бабка меня не трогает. Не знаю почему, просто ходит за мной, и все. Юрец с вами?

– С нами, но… – замялась Настя, – он не в себе.

Услышав голос девушки, Тамара Ивановна схватилась за дверную ручку и попыталась открыть дверь.

– Что значит «не в себе»?! – спросил Петров, а потом добавил: – Вы, главное, пока что дверь не отпирайте.

– Когда мы забежали сюда, он попытался зарезать себя отверткой! – крикнул Лёня. – А я его ударил по голове стулом. Я не хотел этого делать, ведь он наш учитель, но иначе бы…

– Он пытался убить себя, мы его связали, – перебила Лёню девушка.

– Вы шутите?! – Петров покосился на медсестру.

– Ты дурак?! – звонко крикнула Настя. – Какие тут могут быть шутки?! Я тебе говорю: он воткнул себе в живот отвертку!

– Хорошо, хорошо, верю, – затараторил Саша, – верю. Он сейчас в сознании?

– Да. Вот только недавно пришел в себя. Лежит, – сказала Настя.

– Он сказал что-нибудь по поводу солнца? Чего оно так быстро садится и встает? – спросил Саша.

– Нет, он просто молча лежит.

– Ясно, – решительно произнес Петров. – Значит, план такой: врачиха везде ходит за мной… Так вот… я отойду в конец коридора вместе с ней, потом крикну вам, чтоб вы открыли дверь, и постараюсь забежать в кабинет. Эта рухлядь бегает медленнее меня, я успею.

– Хорошо, – ответила Настя.

Саша трусцой добежал до конца коридора, а когда обернулся, увидел, что медсестры рядом нет. Выругавшись, Петров вернулся назад.

– План отменяется, она не отходит от двери, – произнес Саша. – Делаем иначе. Я на счет «три» валю ее на пол, а вы в этот момент открываете. Сможете быстро открыть?

– Да, – сказала Настя.

– Тогда начинаем. – Петров встал за спину Тамаре Ивановне. – Я считаю… Точно готовы?

– Точно! Давай!

– Хорошо! Раз… Два…

На счет «три» Сашка схватил женщину за то место, где обычно у людей бывает талия, и потянул на себя, сместившись резко в сторону и подставив подножку. Медсестра упала как раз в тот момент, когда Настя открыла дверь, а встала женщина, когда дверь закрылась. Если бы Петров в один прыжок не смог заскочить в класс, перескочив через пышное тело Тамары Ивановны, пришлось бы пробовать снова. Настя повернула ключ в замке. Дверная ручка опустилась вниз, а дверь затряслась, но вскоре все стихло.

Перешагнув через труп Овального, Квадратный выключил подачу энергии на колебатор.

– Надо на время прервать эксперимент, – сказал Квадратный, – иначе убийца нас всех перебьет поодиночке!

– Но у нас мало времени, неясно, сколько еще продержится поле. – Круглый нервничал.

– Сейчас у нас есть преимущество. – Квадратный подошел к Круглому. – Мы можем быть уверены в том, что убийца не один из нас.

– Согласен.

– Вероятнее всего, Овального убил Треугольный, пока мы все трое были в центре управления, – рассуждал Квадратный.

– Или Ромб, пока мы проверяли труп Трапеции, – добавил Круглый.

– Может, и Ромб, но у Ромба было меньше времени и возможностей, чем у Треугольного.

– Но отметать версию того, что убийца – Ромб, нельзя.

– Нельзя.

– Как будем дальше действовать? – спросил Круглый.

– Трапеция успела ввести все параметры для электрона, – рассуждал Квадратный, – она свою задачу выполнила. Если Треугольный успел настроить колебатор, то и он свою задачу выполнил. Мы могли бы и вдвоем закончить эксперимент.

– Ты предлагаешь убить их?!

– Как бы ужасно это ни звучало, но убийца один из них, – спокойно рассуждал Квадратный. – Или Ромб, или Треугольный. Если мы убьем их обоих, это даст нам гарантию успеха эксперимента.

– Я даже не знаю…

– Сейчас идем в центр управления. Убиваем Ромба. Как только Треугольный заканчивает настройку колебатора, убиваем и его. Потом отправляем электрон. – Квадратный отключил подачу энергии.

– Хорошо.

– Оружие Овального я заберу себе, ты не против?

– Забирай. Я тебе доверяю.

Квадратный и Круглый вышли из комнаты контроля подачи энергии в темный коридор. На ощупь двигаясь вдоль стены, они добрались до лестницы. Оказавшись в освещенном проходе, ученые переглянулись. Увидев уверенность в светоприемниках друг друга, они наполнились еще большей решительностью, но дальше крались осторожно. До двери в центр управления оставалась пара шагов. Круглый обернулся на коллегу. Тот сунул конечность в свой зоб и уверенно кивнул.

Когда Круглый показался в дверном проеме, Ромб и Треугольный уже целились в него из выжигателей. Круглый успел отскочить в сторону, но выстрелов не последовало.

– Что там?! – взволнованно спросил Квадратный, доставая выжигатель.

– Они целились в меня. – Круглый тоже вытащил оружие.

– Вы что задумали?! – крикнул Ромб.

– С чего вы взяли, что мы что-то задумали?! – ответил Квадратный. Они с Круглым отошли немного от прохода в центр управления, не опуская стволов выжигателей.

– Если появятся в дверях, сразу стреляем, – шепнул Квадратный. Круглый кивнул в ответ.

– Пропала подача энергии на колебатор. Вы ее выключили! И где Овальный? Он с вами? – спросил Треугольный.

– Овальный мертв, – сказал Круглый, – и одному из вас это должно быть хорошо известно.

– Из нас? – возмутился Ромб. – А разве не вы были у Овального?

– Когда мы зашли на подачу энергии, Овальный был уже мертв. Мы оба это видели. Убийца один из вас! – Квадратный прислонился к стене.

– А где гарантии, что вы не в сговоре? Или что ты, Квадратный, не держишь в заложниках Круглого, заставляя его все это говорить? – предположил Ромб.

– Вы считаете, что убийца один из нас, а мы точно так же думаем про вас! – крикнул Треугольный.

– Мы были у Трапеции. Кто-то взял ее выжигатель и убил им ее и Овального! – сказал Круглый.

– А с чего нам вам верить? Сначала докажите, что один из вас не держит в заложниках другого! – предложил Ромб.

– Я же только что хотел зайти к вам в комнату, – сказал Круглый.

– Да, хотел. Под прицелом Квадратного, – предположил Ромб.

– Выйди в коридор и посмотри, никто тут никого не держит в заложниках, – предложил Квадратный.

– Чтоб получить заряд из выжигателя? – не верил Ромб.

– Если мы сейчас не придем к какому-то согласию, то все окажется напрасным! – сказал Квадратный. – Убийца хочет сорвать эксперимент, и ему выгодно тянуть время. Сколько еще продержится поле? Может, мы уже не успеваем запустить колебатор!

– Давайте продолжим эксперимент, – предложил Ромб. – Мы остаемся тут, а вы идете на контроль подачи энергии и на пульт. Нам не обязательно попадаться друг другу на светоприемники.

– Не получится. – Треугольный говорил тихо, но его было слышно в коридоре. – Я не успел настроить колебатор. Они выключили энергию раньше.

– Зачем вы отключили энергию? – спросил Ромб.

– Затем, чтоб сначала вычислить убийцу, а потом продолжить работу, – ответил Круглый.

– Если вы уверены в том, что убийца кто-то из нас, вам было бы проще убить нас обоих, без разбора, – предположил Треугольный, – перед этим заставив меня закончить с настройкой колебатора.

– Я считаю, что, вероятнее всего, убийца Треугольный, – сказал Квадратный. – Во-первых, Ромб не разрушил компьютеры, во-вторых, у Треугольного было больше времени, чтобы спуститься к Овальному. А Ромб мог убить Овального только тогда, когда мы были в модулях отдыха, проверяя Трапецию. В-третьих, Треугольный так и не настроил колебатор, возможно, он и не пытался!

– Если бы вы не выключили подачу энергии, я бы его настроил! Кто из вас придумал отключить энергию?! – спросил Треугольный.

– Я, – ответил Квадратный.

– Круглый, тебе не кажется это подозрительным?! Квадратный отключил энергию, чтоб тянуть время! – кричал Треугольный.

– Нет, не кажется, – ответил Круглый.

– Я уверен, что убийца уже выдал себя, нам надо только понять это, – спорил Квадратный. – Фактов достаточно, чтобы решить это уравнение. Если все сводится к тому, что вам двоим надо понять, является ли кто-то из нас заложником, то давайте решим эту проблему.

– Если бы Квадратный держал меня в заложниках, – начал Круглый, – я бы попробовал напасть на него. Он бы пристрелил меня и тем самым дал бы вам понять, что он убийца. Мы же все знаем, что после падения поля сюда ворвется армия и нас казнят. Какой смысл для меня оставаться заложником, если я все равно погибну сегодня? А то, что мы не в сговоре, и так понятно, ведь мы не убили Ромба.

В лаборатории все затихли в раздумьях.

Сашка, Лёня и Настя рассматривали раны друг друга.

– Неплохо вам досталось, – произнес Петров. Потом снял промокшую куртку и швырнул ее на парту. – Есть еще бинты или зеленка или… чем там можно рану помазать?

– А что у тебя? – спросил Лёня.

– Эта сволота мне руку насквозь проткнула. – Петров показал кисть и окинул взглядом класс, а потом подошел к Облакову, лежащему между первым от окна и средним рядом парт.