Искатель, 1996 №3

1

Красивая холеная рука потянулась к телевизору, и палец с алым ноготком нажал на кнопку. На экране возникло лицо мужчины. Он снисходительно улыбался, слушая вопрос молоденькой дикторши. Потом с пониманием кивнул и ответил:

— Лучшая школа — сама жизнь. Действуешь, рискуешь. Накапливая опыт, преодолеваешь страх. Сегодня многие боятся открыть свое дело не только потому, что у них мозги не работают или денег нет, а еще из-за страха перед рэкетом. И кто у нас самый главный рэкетир? Знаете?..

Женщина перед телевизором налила в чашечку с кофе немного коньяку, усмехнувшись, спросила:

— Ну и кто же, Алеша, скажи?

Мужчина на экране словно услышал ее. Он нервно вздрогнул, пристально посмотрел прямо в камеру, затем тряхнул головой, снова улыбнулся дикторше и дерзко произнес:

— Государство!.. Недавно на конференции предпринимателей мы специально обсуждали эту проблему. Рэкет — как вирус. Там, где идет оборот наличных денег, он возникает всегда. Никакая охрана не спасет. Но доля этого несчастья всего два процента. А государственный рэкет в десять раз больше. Это налоги, плата за помещение, за регистрацию. Это взятки милиции, чиновникам, министрам…

— Алексей Казимирович, — торопливо прервала дикторша, она явно хотела уйти от скользкой темы. — Давайте перейдем к интимным разговорам. Вы счастливы в личной жизни?

Мужчина нисколько не обиделся такому повороту беседы. Глаза его сверкнули лукавством. Он изящно достал сигарету, щелкнул зажигалкой. То ли от дыма, то ли от нахлынувших воспоминаний прищурился и весело сказал:

— Мне повезло. В последнее время три… нет, пожалуй, четыре девушки испытывали ко мне сильную страсть. Я не оттолкнул их.

Женщина, сидевшая перед телевизором, резко вскочила.

— Мерзавец? — воскликнула она и плеснула в экран кофе.

2

Утром оперуполномоченному Махорину, прямо домой, позвонил следователь Панков.

— Саша, шустро собирайся и приезжай… — он назвал адрес. — Здесь убийство. Неординарное. Ты такие любишь — с психологией.

— Глупости вы говорите, Иван Петрович! — обиделся Махо-рин. — Как можно убийства любить? Я бы руку отдал на отсечение, чтобы их вообще не было.

— Ладно. Я пошутил, — примирительно хмыкнул Панков. — Приезжай. С твоим начальством я договорился…

Через час, покружив по престижному району в центре Москвы, Махорин оказался на месте происшествия — в большой, богато обставленной квартире, явно принадлежащей современному нуворишу.

В гостиной, в окружении сыскарей и криминалистов, сидел растрепанный, бледный человек в махровом халате. Сашка сразу узнал: Алексей Казимирович Тайгачев, глава «Российской промышленной биржи». Его интервью постоянно публиковались в газетах, он часто выступал на телевидении и, по слухам, даже собирался выставить свою кандидатуру на очередных президентских выборах.

Следователь Панков точными, резкими вопросами гонял «выдающегося бизнесмена», как бильярдный шар, загоняя то в одну, то в другую лузу.

— Итак, вы утверждаете, что сегодня, проснувшись в шесть часов в постели хозяйки дома Марии Федоровны Малютиной, которой двадцать пять лет от роду, вы обнаружили ее и себя в луже крови. Причем в вашей левой руке был зажат пистолет, а в «одноименном» виске вашей сожительницы зияло входное пулевое отверстие. Я правильно формулирую?

— Правильно, — не возражал Тайгачев. Несмотря на сложность ситуации, держался он молодцом и тут же с достоинством добавил: — Только я просил бы именовать ее любовницей. Мне это слово больше нравится.

— Я применяю юридические термины, — сухо парировал Панков. — Вы ведь, кажется, женаты?

— Естественно, — ответил Тайгачев. — У меня двое детей.

— А жена знает о вашем романе? — следователь многозначительно подмигнул.

— Ей об этом известно, — ответил Тайгачев. — И ничего тут странного нет. У людей нашей культуры и нашего мировоззрения это обычное явление. Семья есть семья. А любовница — это любовница.

— Вы считаете, что жить с несколькими женщинами — признак культуры? — Панков удивленно вскинул брови.

— Оставим эту тему. Она к делу не относится. И мы все равно друг друга не поймем.

— Как сказать, как сказать… — задумчиво произнес следователь и порылся в своих бумагах.

Махорин решил воспользоваться паузой и напомнил о себе:

— Иван Петрович, по вашему приказанию прибыл.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Панков. — Садись, внимательно слушай и вникай.

Тайгачев пристально посмотрел на Махорина. Его взгляд был цепким, оценивающим. Казалось, он сразу пытался определить роль вновь возникшей фигуры и степень ее влияния на происходящие события. Сашка даже поежился…

— Алексей Казимирович, — произнес наконец следователь. — Вот вы сказали, что проснулись в шесть часов при указанных обстоятельствах. А горничная покойной, гражданка Анна Владимировна, показала: в это же время она открыла своим ключом дверь — хозяйка попросила ее прийти пораньше, приготовить завтрак — и застала вас в гостиной, окровавленного, с пистолетом в руках.

— Это вполне объяснимо, — произнес Тайгачев. — Я проснулся и тут же услышал: кто-то входит в квартиру. Конечно, был определенный шок и растерянность. Я вскочил, бросился в соседнюю комнату, где и столкнулся с Анной. Я попросил ее вызвать милицию, а сам пошел в ванную. Кстати, обращаю ваше внимание, оружие я не мыл и на нем…

— Только отпечатки ваших пальцев, — иронично продолжил Панков. — В данной ситуации его мыть бессмысленно. Это усугубило бы ваше положение… Итак, ваша версия случившегося?

Бизнесмен достал из кармана халата пачку сигарет, трепетными пальцами долго разминал одну из них, потом тяжело вздохнул и сказал:

— Затрудняюсь сделать какие-либо выводы. Одно могу утверждать: я не убивал. Хотя понимаю, инсценировано все классно.

— Да уж… — подтвердил следователь. — Наши криминалисты не нашли никаких признаков пребывания в доме посторонних людей. Вы осознаете, что собранные материалы дают мне право сделать почти однозначный вывод?

— Тот, кто это устроил, на ваш интеллект не рассчитывал, — печально произнес Тайгачев и закурил.

— Попридержи язык, сука, — по-змеиному прошипел Панков. — В Бутырке сидеть будешь. В общей камере, с уголовниками. Там быстро с тебя спесь собьют.

В прихожей раздался звонок.

— Это, наверно, мой адвокат, Сидоров, — равнодушно сказал Алексей Казимирович. — Я его тоже вызвал…

Местный участковый открыл дверь, и в квартиру вкатился маленький сухощавый человечек с тоненькими усиками. Одет он был элегантно, даже щеголевато. Пахло от него какой-то заграничной парфюмерией, но опытный глаз по едва заметным признакам мог точно определить — карлик явно «с бодуна».

— Здравствуйте, Иван Петрович! — приветливо обратился адвокат к следователю. — Доброе утро, Алексей Казимирович, — почтительный кивок клиенту.

— Доброе?.. — горько хмыкнул Тайгачев. — Это вы, Николай Васильевич, ему сомнительный комплимент отпустили. Более мерзкого утра в моей жизни еще не было.

Адвокат кашлянул в сторону и решил согласиться:

— Возможно, возможно… — потом спросил у Панкова — Можно я пошушукаюсь со своим подопечным наедине?

— Ну, ступайте на кухню, — снисходительно распорядился следователь. — Пятнадцать минут хватит?

— Вполне, — четко ответил адвокат, призывно, снизу вверх, посмотрел на Тайгачева, и они вышли.

— Хорош лилипут? — хохотнул Панков, обращаясь к Махорину. — Усы-то у него приклеены, не растут… Я этого «полузащитника» тысячу лет знаю. В свое время он только воров в законе оборонял. А теперь другая эпоха… Э-хе-хе…

Вскоре адвокат снова возник в гостиной и своим кукольным голосочком пропищал:

— Иван Петрович, теперь можно мне с вами тет-а-тет устроить?

— А получится у тебя, Сидоров?

— Я постараюсь, — добродушно засмеялся карлик.

Следователь отправил всю свою команду в коридор, а Махо-рину велел заняться подозреваемым:

— Опроси его по вчерашнему дню, возьми адрес и телефон жены — чуть позже к ней поедешь. Ну, может, еще что-нибудь выудишь. Ты парень хваткий, чего тебя учить…

Оставшись одни, следователь и адвокат сразу перешли на «ты».

— Ваня, он ее не убивал, это точно, — уверенно сказал карлик.

— А кто же ее кокнул? Дух святой? До этого он только оплодотворять непорочных дев умел… Решил себя в новой роли испытать?

— Не шути, Ваня, дело серьезное. И давай работай с усердием. За Тайгачевым большие силы стоят. И просто так посадить его не удастся.

— А я за просто так никого не сажал. Я на основании уликовых данных его за решетку упеку. Мне это нынешнее поколение, которое выбирает пепси, очень не нравится. Мне больше то по душе, которому обещали жить при коммунизме.

Панков тихо матюкнулся:

— Вот… жалко, не слышит такой высокой оценки. А то возгордился бы.

— Ничего, еще услышит. А пока бери лист и записывай…

3

Когда Махорин вошел в кухню, Тайгачев снял с огня кофейник. Он повернулся и спросил:

— Пить будете?

— Да. Я не завтракал, — просто ответил Саша.

Алексей Казимирович открыл холодильник, достал масленку, сыр, пахучую заграничную колбасу. Хлеб, нарезанный тонкими ломтями, уже лежал на блюдце.

— Угощайтесь. Не стесняйтесь, — предложил Тайгачев. Голос у него был какой-то надтреснутый, дребезжащий.

— Распоряжаетесь здесь, как у себя дома. А ведь вы прописаны по другому адресу, — осторожно сказал Махорин.

Тайгачев в ответ только фыркнул, но не обиделся и, наполнив чашки, по-прежнему спокойно произнес:

— Не берите в голову. Ешьте…

Сашка сделал себе бутерброд и, стараясь скрыть торопливость, стал его жевать, запивая ароматным кофе.

— Вы меня охраняете или допрашивать тоже будете? — осведомился Тайгачев.

— Буду… — смахнув с губы крошку, кивнул Сашка.

— Вы следователь?

— Нет, оперативный работник.

— А какая разница?

— Я добываю улики, а он их документирует.

Алексей Казимирович усмехнулся:

— Не обидно? Победа, наверно, всегда достается ему?

— Я бумажки не люблю писать, — уклончиво ответил Махорин.

Тайгачев снова закурил, прищурил левый глаз — такая привычка, отметил Сашка.

— Вы со мной все время будете? — спросил бизнесмен.

— В каком смысле?

— Ну, покуда истина не воссияет…

— Да, наверно. До окончания следствия.

— Это хорошо. Вы мне сразу понравились.

— Вы мне тоже.

— Вот и ладушки… — Тайгачев глубоко затянулся и нараспев произнес: — Если предметом твоего изучения становятся люди, то в основе метода должно лежать сочувствие… Так один философ сказал.

— Действительно, мудро, — согласился Сашка и принялся за второй бутерброд.

— Что вас интересует? Спрашивайте…

— Расскажите, как провели вчерашний день.

— Встал очень рано. Меня пригласили принять участие в телевизионной передаче «Утро». Потом работал в офисе. Часа в два позвонила Маша. Очень просила, чтобы я приехал…

— Очень?

— Да… Говорила: соскучилась и все такое…

— А вы что, не баловали ее своим вниманием?

— Если честно, я всех своих девушек редко награждаю собой, чтобы крепче любили.

— У вас их много?

— Сейчас — три…

— А Маша?

— Маша была четвертая.

— Сообщите координаты оставшихся в живых. — Махорин достал из кармана блокнот.

— Это нужно? — Тайгачев кисло сморщился.

— Желательно.

— Ладно… — Алексей Казимирович продиктовал имена и телефоны.

— Давайте завершим этот список вашей женой, — мягко, без всякого нажима предложил Сашка.

Тайгачев хмыкнул и, открыв бумажник, протянул семейную визитную карточку.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с Малютиной?

Алексей Казимирович откинул голову, потер ладонью в области сердца, нервно кашлянул и сказал:

— Это произошло лет пять тому назад… Я отдыхал на вилле приятеля в Дуболтах. Вы любите Прибалтику?

— Ни разу не был.

— Теперь заграница…

— Увы!

— Там раньше существовал дом творчества Союза писателей СССР. В нем проходил семинар молодых поэтов. И Маша принимала участие… Как-то вечером прямо на берегу моря они устроили, я думаю, скорее для себя, показательные выступления. Представляете: платиновая рябь залива, солнце катится за горизонт, запах сосен, огромный костер… Они сидели на больших бревнах и по кругу читали стихи. А мы просто гуляли и подошли, привлеченные зрелищем. Юные, одухотворенные лица… И как раз очередь Маши… Она встала, протянула руки к огню… До сих пор помню эти строки…

Тайгачев несколько раз полной грудью вдохнул и выдохнул воздух, всхлипнув, произнес:

— Какие у нее грехи?.. Девушкой была… Но прозрение в ту осень, действительно, наступило… Мы две недели не расставались. И в перерывах между любовью — говорили, говорили… И я ей сказал: «Все! Эпоха наивного романтизма и подпольного капитализма завершилась. Теперь поэзия никому не нужна. Ты хорошо разбираешься в литературе. Открывай свое издательство. Я помогу…» И у нее дело пошло. Сначала выпустила серию романов «История женских страстей». Они мгновенно раскупались. Наши сентиментальные бабы заливали страницы слезами… Так появился первоначальный капитал. Маша даже вернула мне долг. Я не хотел брать, но для нее это, видимо, был принципиальный момент. Она стала полностью материально независимой от меня. И просто любила…

— А вы?

— Я тоже был к ней очень привязан. Но я не могу жить с одной женщиной…

— Почему?

— Потому что люблю ягоды разных сортов, — чеканя каждое слово, произнес Тайгачев.

Махорин задумался. Он был холост… Девушки почему-то обходили его своим вниманием. К тому же сильно выматывала работа. Для похоти нужна праздность. А чувства?.. Они дремали где-то в глубине души… И тоскливо стало Сашке…

— Вам ее жалко? — спросил Махорин.

— Все там будем, — холодно ответил Тайгачев.

4

Следователь еще раз окинул взглядом свои записи и, обращаясь к адвокату, сказал:

— Все его враги? Ты что, Коля, обалдел? Хочешь, чтобы я эту шайку проверял? Да у меня на это жизни не хватит!

Сидоров усмехнулся и произнес:

— Намек я твой понял. Будет у тебя круглосуточная персональная охрана. Автомобиль, деньги… Отряд бравых молодцов — на побегушках… Что тебе еще надо?

— Ничего! — взвился Панков. — Не втягивай меня в эту историю! Как ты представляешь такую работу? Эти господа-товарищи… — следователь постучал ручкой по листу бумаги, — сами на мокрое дело не пойдут. У каждого наверняка железное алиби. Значит, кого-то нанимали… Дайте хоть за ниточку уцепиться. Постой, весной, кажется, на Тайгачева покушение было. Машину обстреляли, гранату бросили… Вы выяснили, чьи это происки?

Адвокат снова ехидно усмехнулся.

— Тебе как своему человеку по секрету скажу: ложный ход. Это домашняя заготовка, чтобы во время предвыборной кампании внимание к шефу привлечь.

— Да пошли вы!.. — следователь замахнулся и чуть не стукнул карлика кулаком по темени. — Вы же сами бандиты… Может, вы и это убийство подстроили. А я должен отвлекающий маневр осуществлять…

Из коридора донеслась какая-то возня. Открылась дверь, заглянул участковый:

— Иван Петрович, патологоанатом звонит. Возьмите трубочку…

Панков подошел к параллельному телефону. Внимательно выслушал сообщение и только в конце подвел итог:

— Ясно! Спасибо за оперативность. — Потом выразительно глянул на адвоката, зло сказал: — Так вот, Сидоров. Убийство произошло приблизительно в шесть часов утра. А еще гражданка Малютина была на третьем месяце беременности. Что теперь запоешь?

Казалось, карлик впервые растерялся.

— Точно? Не блефуешь?

— Завтра можешь ознакомиться с актом судебно-медицинской экспертизы.

— Неужели он и мне не сказал правду? — пробормотал адвокат. — Нет. Не верю. Тут что-то не так…

— Вот и разбирайся сам со своим хозяином, кто из вас кого за нос водит. — Панков выглянул в коридор и зычно крикнул: — Махорин, веди подозреваемого сюда!

Тайгачев так и зашел с дымящейся сигаретой, за ним топал смущенный Сашка.

— Алексей Казимирович, — не скрывая ехидства, начал следователь, — вы знали, что гражданка Малютина ждала ребенка?

— Да, — сухо кивнул бизнесмен.

— А от кого?

— Надо полагать, от меня.

— Она пыталась как-то узаконить ваши отношения?

— Да. Маша хотела, чтобы мы поженились.

— А вы?..

— А я ответил, что не могу жениться на всех женщинах, которых любил.

— А она?

— Сказала, сделает аборт.

— И…

— Полагаю, выполнила свое обещание.

— Алексей Казимирович, я, видимо, не новость вам сообщаю. Однако, официально должен довести до вашего сведения. В ходе следствия установлено: этот выстрел убил два живых существа.

Тайгачев отшатнулся, гримаса ужаса исказила его лицо.

— Сволочи! — воскликнул он. — Сволочи! Боже, как таких земля носит… — Ноги его подкосились, он плюхнулся в кресло, но как-то быстро затих, собрался и спросил: — И что теперь будет?

— Я предлагаю вам чистосердечно признаться в содеянном, — спокойно предложил Панков. — Если раньше на вас указывали только улики, то теперь появился мотив. Вы меня понимаете?

— Я не убивал, — тихо ответил Тайгачев и, почему-то взглянув на Махорина, добавил: — Честное слово.

— Ладно. Так и запишем, — усмехнулся следователь, кивнул милиционерам: — Мера пресечения — содержание под стражей! Выполняйте!

И тут же дюжие молодцы подскочили к бизнесмену, заломили за спину руки, защелкнули их металлическими браслетами.

— Следуйте за нами! — приказал старший наряда.

Тайгачев понуро побрел к выходу. Рядом с ним семенил маленькими ножками адвокат Сидоров и все пытался что-то прошептать хозяину на ухо. Но тот шел прямо, не наклоняясь. И карлик не выдержал, громко пискнул:

— Леха, твою мать! Последний раз спрашиваю! Мне-то хоть правду скажи! Чтобы я знал, как действовать…

— Пошел ты!.. — огрызнулся Тайгачев. — Я два раза не повторяю… — И скрылся за дверью.

Следователь сел за стол, устало провел ладонью по лицу, спросил Махорина:

— Каковы впечатления?

— Сложные… — ответил Сашка.

— Я ведь тебе обещал… Ладно. Поработай пока с его связями.

— А со связями потерпевшей?

— Тоже… Хотя не усердствуй. Дело чистое. Даже суд присяжных приговорил бы его к электрическому стулу.

— Ну зачем убивать? Я не понимаю… Даже если она решила оставить ребенка, стоило ли из-за этого так ломать свою судьбу? Он ведь целый детский сад прокормить сможет.

— У богатых свои причуды, — глубокомысленно изрек Панков. — Это для нас с тобой точка отсчета — тарелка с супом. А у них совсем другая логика… Вот недавно в США — слышал, наверно? — кумир нации, звезда ихнего футбола, мультимиллионер… Встретил бывшую… Заметь, бывшую жену на пороге ее дома — заметь, ее дома — с любовником… Выхватил нож — и искромсал обоих. А когда его американские менты арестовывали, так он чуть было не застрелился… Кажется, чего человеку не хватало? Он за свои деньги любую красавицу купить смог бы…

— Настоящую любовь не купишь.

— Это точно… И аффект — вещь серьезная! Он ведь самые здравые умы набекрень ставит… Так что побегай, посуетись. Но я думаю — все без толку. Дня через два, максимум — через неделю этот фраер расколется. Хочешь, на бутылку поспорим?