Глава 1. Сливовый кофе со сливками.

36 часов до Нового года.

Снеговик что-то замыслил!

В этом не могло быть сомнений. Он ухмылялся, лениво покуривал гнутую папиретку и, очевидно, был при этом весьма собой доволен.

Шел снег, и этот несносный тип держал в руке горбатый черный зонтик, который выглядел так, словно им только что прочищали дымоходы во всем Габене.

А еще снеговик не мигая глядел на Зои Гримм, и его этот взгляд не сулил ей ничего хорошего.

Зои не знала, откуда он появился. Этим утром, когда она подошла к окну, он уже стоял возле трамвайной станции. В старом пальто, в шляпе-цилиндре, стоял и нагло смотрел прямо на нее.

Зои Гримм была не из пугливых и не из воображал, ну, может, слегка, и все же появление и внимание этого снеговика ее встревожили. Он не походил на тех забавных снеговичков, которых лепят дети в городе, скорее, он выглядел, как тот, кто только и ждет, когда очередной ребенок окажется поблизости. И тогда – хвать! И нет ребенка…

Ну, или это просто был снеговик, который бессмысленно стоял у станции и ничего не замышлял.

– Да, ты просто скучный снеговик, – подумав, проронила Зои Гримм и уже отошла было от окна, когда… снеговик чуть повернул голову.

Зои вздрогнула. Он точно повернул свою снежную носатую голову! Неужели никто ничего не видел?

Но пассажиры на станции, все, как один, стояли уставившись на часы на столбе: их заботило только время прибытия трамвая.

Зои Гримм глядела на снеговика. Снеговик глядел на Зои Гримм. И больше он, вроде бы, не подавал признаков жизни.

Зои вдруг подумалось, что он просто решил притвориться, решил при помощи своей нынешней неподвижности уверить ее в том, что ей все показалось. Но вот чего он не знал, так это того, что как раз на подобный случай у нее припасены полные карманы времени и большущий чемодан терпения. «Думаешь меня переглядеть, снежок? Меня не проведешь: я же видела, как ты шевельнулся!»

Время потянулось медленно и лениво, словно часы засунули в вязкий кисель, и в какой-то момент… терпение Зои иссякло. Ей стало скучно.

– Ну и ладно!

Она отвернулась от снеговика и пошагала разжигать камин (в доме было холодно).

А в следующий миг прыгнула обратно к окну с обличающим криком:

– Попался?!

Зои Гримм нахмурилась и почесала нос.

Снеговик исчез.

К станции, скрежеща и покачиваясь, подполз трамвай.

Зои вытянула шею и принялась выглядывать носатого среди оживившихся пассажиров. Где же он? Куда делся?

Трамвай закрыл двери и отошел от станции. Под навесом никого не осталось.

Зои Гримм пожала плечами и поежилась от холода. Камин все-таки стоило разжечь…

…В гостиной шел снег. Сыпался через прореху в крыше, словно пух из распоротой подушки.

Зои Гримм сидела на полу и глядела на то, как снежинки медленно оседают на ее дырявые чулки. Она все думала о носатом наблюдателе: может, ей и правда привиделось? Ей часто что-то видится. Однажды она стала свидетелем поразительной и невероятной картины: почтовая тумба отрастила длинные извивающиеся щупальца – такие же чугунные и выкрашенные в бордовый, как и она сама, – и поползла на них вниз по улице. «Нелепица!» – скажет кто-то и будет, вероятно, прав. Но этот снеговик… куда он делся? Просто ушел?

Старые напольные часы в углу показывали половину двенадцатого – как и всегда. На отрывном календарике стояло что-то осеннее, но на улице была явно не осень. В доме Зои Гримм время шло по-своему.

Снежинка опустилась на нос. Зои вздрогнула и чихнула.

Она уже вся была в снегу.

– Нужно включить варитель! Чай с кашалотом! Хочу чай с кашалотом! Где я его оставила?

Мисс Гримм вскочила на ноги и отряхнулась. А потом начались поиски – Зои была рассеянной и вечно все забывала: ее вещи часто играли с ней в прятки.

Варитель обнаружился под креслом, а жестянка с чаем – под подушкой в спальне – и как она туда забралась?

Разглядывая свою любимую этикетку, на которой был изображен кашалот с чашкой в плавнике, Зои отправилась за чайной ложечкой (кажется, та была в гардеробе, пряталась среди вязанных шапок).

Проходя мимо окна, она бросила взгляд на улицу и обомлела.

Снеговик!

На сей раз этот бесцеремонный тип был не на станции – он вальяжно облокотился на афишную тумбу, стоявшую на углу, и – вот ведь негодяй! – снова следил за Зои!

В этом уже не могло быть никаких сомнений, учитывая, что он глядел на нее… через подзорную трубу.

– Что тебе от меня нужно?! – воскликнула Зои Гримм и отпрянула от окна.

Почти в тот же миг в дверь позвонили: «Трыннь! Трыннь!»

– Ну все… – Зои швырнула жестянку с чаем на пол и сжала кулачки. – Я тебе покажу, настырная образина!

Чиркнула спичка. Зашипел, загораясь, фитиль.

Глава 2. Невзгоды и передряги.


Улица Бремроук, самая широкая улица Тремпл-Толл, была запружена. Экипажи толклись на мостовой, застряв в заторе. В их окошках виднелись раздраженные лица пассажиров, а на крышах уже наросли снежные шапки.

Не протолкнуться было и на тротуаре. Вечер всегда считался самым оживленным временем в Саквояжном районе, но сейчас здесь собрался едва ли не весь город.

Близился праздник, и на Бремроук это было наиболее заметно. Колокольчики над дверьми располагавшихся вплотную друг к другу лавок звенели не преставая. Ярко светились окна и витрины, горели все фонари – просто небывалое дело для Тремпл-Толл. Отовсюду звучала новогодняя музыка, а в воздухе висел пряный сладковатый запах грога и мягкий обволакивающий запах елочной хвои.

Джентльмены и дамы сновали от одной двери к другой и всякий раз, когда они снова оказывались на улице, в их руках появлялись все новые свертки или коробки.

Возле одной из лавок стоял латунный автоматон в костюме Человека-в-красном: он кутался в объемистую шубу с белой меховой оторочкой, на голове у него сидел алый колпак, а нижняя часть лица скрывалась под накладной седой бородой. В руке автоматон держал большой мешок и механическим голосом интересовался у прохожих, купили ли они уже праздничную елку, не забыли ли приобрести украшения для нее и советовал не затягивать с покупкой новогодних открыток на почте:

– Мэм, вы уже разослали открытки с поздравлениями? – Две круглые лампы, служившие автоматону глазами, уставились на шедшую мимо женщину.

– Нет, – буркнула та.

– Но ведь их еще нужно успеть раскрасить! – добавил неугомонный автоматон. – Поторопитесь! А то ваши близкие и родные не получат от вас поздравления…

– Отстань! Ты – ненастоящий Человек-в-красном.

Автоматон уже забыл о ворчливой мисс и пристал к тучному господину в клетчатом пальто со своим: «Сэр, вы уже разослали открытки?»

Зои Гримм пробиралась через толпу и раздраженно косилась на всех этих в разной степени довольных и предвкушающих что-то людей. Неужели они забыли, что Новогодняя ночь только завтра?! Зачем покупать все заранее?!

– Эй, осторожнее! – крикнула Зои какому-то вальяжному мистеру, задевшему ее плечом, но ее окрик потонул в шуме улицы, а грубиян даже не повернул головы.

В воздухе висели медленно опускающиеся на землю хлопья снега. Несмотря на то, что было не так уж и холодно, в толпе прохожих Зои чувствовала, что замерзает. Ей было одиноко. Еще более одиноко, чем обычно.

Лица кругом походили на пятна, голоса смешивались и сливались в неразборчивое ворчание: дети уговаривали родителей купить им что-то, кто-то обсуждал с кем-то грядущий праздник, еще кто-то возмущался взвинченными ценами.

Зои втянула носом воздух и остановилась у витрины лавки «Мисс Гусыня». На витрине в несколько рядов, прицепленные прищепками, висели утки и гуси. В лавке было не протолкнуться.

Зои сглотнула голодный ком, представив себе одного из этих гусей исходящим паром на большом блюде посреди стола, в запеченном виде и с золотистой корочкой. Нет, это не для нее… Ей гуся не видать.

Зои вдруг посетил неожиданный образ: она стоит у печи, в переднике, суетится в дымной из-за подгорелого гуся туче, – и ей стало еще более тошно. Она была не из тех, кто умеет готовить. Когда-то у них с папой была экономка, миссис Моллерсон, но, как и папа, она давно перебралась на Чемоданное кладбище.

Мисс Гримм отвернулась от окна лавки и побрела дальше по Бремроук, в сторону трамвайной станции.

– Что там говорил мистер Рэкхауз? Украсть праздник? Нет, она не может это сделать…

Зои погладила гладкую поверхность стеклянного снежного шара в кармане и вдруг, неожиданно даже для самой себя, улыбнулась. Ее посетило новое для нее чувство… Внутри словно поселился кто-то суматошный, всклокоченный и сотрясающийся в нервном возбуждении. Прежде она ничего не воровала…

Если бы только папа видел ее сейчас… Она представила себе его грустное лицо. Папины губы шевельнулись, и он сказал: «Этот город очень плохо на тебя влияет, кроха».

Зои невероятно захотелось ответить ему: «Но ведь этот мистер Тоббсон из лавки… он такой злобный! Он очень дурной человек! Как он обходится с людьми! Мистер Рэкхауз и мистер Бонти украли у него шарики, чтобы раздать их бедным детям. Они разве не поступили хорошо?»

Воображаемое лицо отца растаяло в голове Зои, и она осталась наедине с неопределенностью.

– Кто же здесь настоящий злодей? – спросила она себя. – Я не понимаю… просто не понимаю.

В голове у Зои все начало запутываться еще сильнее. Она тряхнула ею, и тут снова раздался этот мерзкий звон, сопровождающийся часовым тиканьем.

Зои вдруг ощутила себя крошечным кроликом, тонущим в вареве улицы, в этом вязком супе, с его гулом, голосами, людьми, экипажами, гудящими клаксонами и звенящими дверными колокольчиками.

– Кролик в кроличьем супе… – пробормотала она. – Кроличий суп… – Зои дернула головой и оборвала сама себя: – Что еще за кроличий суп?!

«Лучший в городе кроличий суп! – последовал скрипучий ответ. – Только в ресторане госпожи Примм! Приходите! Только у нас! Чемоданная площадь, 8! Лучший в городе кроличий суп!»

Глава 3. «Дорогой Человек-в-красном…»

Полдень. 12 часов до Нового года.

– Жди здесь! – велела злодейка Зои Гримм своему прихвостню-снеговику и прошмыгнула в открывшиеся двери следом за старушкой в длинной, до земли, шали и шляпке с вороньими перьями.

«Старушки – неторопливые, – напомнила она себе. – А у меня очень мало времени: “Салон карманных часов Блюмма” сам себя не ограбит».

Зои Гримм закашлялась, нырнув в тучу дыма от чьей-то папиретки, и сразу же нечаянно задела кого-то локтем. После чего задела локтем еще кого-то, но уже намеренно. В холле главпочтамта Тремпл-Толл было не протолкнуться…

По залу носились автоматоны и самоходные механические тележки, груженные пошатывающимися пирамидами посылок. Из боковых дверей то и дело появлялись, как называла их Зои, господа Фуражные Усы (почтальоны в темно-красной форме с блестящими пуговицами). Посетителей с каждой минутой лишь прибывало. И все приносили с собой нервозность, суетливость и снег с улицы.

Главпочтамт тонул в бубнеже, звоне механизмов, музыке из витых рогов на стенах, грохоте штемпелей и зубовном скрежете торопящихся людей. Ко всему этому добавлялись время от времени раздающиеся оповещения по громкой связи, становящиеся с каждым разом все менее разборчивыми.

– Добро пожаловать на станцию «Главпочтамт Тремпл-Толл», – проворчала мисс Гримм. – Покупайте билетики!

Большой почтовый зал, разделенный на более мелкие секции рядами растрескавшихся за годы колонн, и правда походил на железнодорожный или, скорее, на аэровоздушный вокзал. Повсюду, куда ни кинь взгляд, латунь и мрамор. Рыжий газовый свет едва протискивается через покрытые пылью круглые плафоны ламп, и на полу с гербом Почтового ведомства (конвертом и ключом) ползают тени. Ну и куда же без часов: громадный циферблат во всей своей опаздывающей на три с половиной минуты красе разместился напротив главного входа…

Зои не случайно назвала это место станцией, ведь когда-то, как рассказывал ей папа, сюда прилетал дирижабль «Фрокдирайк» из далекого Льотомна. Однажды прямое сообщение с Льотомном прервалось, и маленький аэровокзал стал тем, чем являлся и сейчас – всего лишь отделением почты, хоть и главным в Тремпл-Толл.

Зои Гримм по привычке задрала голову, как делала всякий раз оказываясь здесь. По привычке ахнула (но вот былого восхищения уже не было). Стеклянная крыша, которую не разводили и – что самое главное – не чинили уже много лет, выглядела довольно жалкой: в некоторых местах стекла исчезли, и проломы заколотили досками; сейчас вся она была затянута снежным покрывалом.

Под крышей, закручиваясь спиралями, проходили тонкие, также стеклянные, трубы внутренней пневмопочты, благодаря чему практически весь путь то и дело проносящихся по ним капсул с посланиями можно было проследить взглядом. В детстве Зои пыталась угадать, что же там, в этих капсулах, перемещается: папа говорил, что это всего лишь скучная служебная переписка, но юная мисс Гримм была искренне убеждена, что по стеклянным трубам туда и обратно блуждают самые настоящие тайны. Папа всегда смеялся, когда она озвучивала свои мысли. У него был такой смех… мягкий, обволакивающий… Он говорил, что у нее чудесные фантазии, и отчего-то был убежден, что однажды она станет настоящей писательницей…

Зои больше не нравилось это место – оно вызывало у нее грустные воспоминания. Вместе с папой они приходили сюда незадолго перед праздником, покупали открытки и рассылали подарки многочисленным родственникам-Гриммам, жившим по всему миру. Даже тетушке Громбли, которую папа называл спятившей каргой. Тогда это место казалось ей каким-то чудом чудным, она обожала здесь бывать и уже за месяц до праздника начинала изнывать от нетерпения: «Когда же, когда же мы пойдем на самую главную почту?!» Почтальоны в форме с натертыми до блеска пуговицами и блестящими от помадки усами, сверкающие латунные автоматоны, стук штемпелей, марки и письма, бечевка и коробки, запах чернил и сургуча – все это приводило маленькую Зои в восторг.

Но сейчас… во всем этом больше не было никакого чуда: почтальоны выглядели уставшими и злыми, автоматоны давно потеряли свой блеск, даже запахи истончились и поблекли – почта утратила свою таинственность – теперь это была всего лишь забитая бюрократами бумажная конторка, затерянная в глубине Тремпл-Толл.

И все же близость Нового года пыталась вдохнуть в это угрюмое место хоть немного того самого, о котором все говорят, настоящего праздничного настроения. Праздничное настроение по-габенски – это «Проклятье! Ничего не успеваю! Все валится из рук! А еще столько всего нужно сделать!»

В Габене издавна существовала некая новогодняя традиция, которой неукоснительно придерживались все – даже те, кто не признавал никаких традиций: делать всё в последний момент. Если нужно купить гуся, будьте уверены, в Тремпл-Толл найдутся те, кто забредет в лавку «Мисс Гусыня» мистера Погга за пять минут до боя часов в полночь, ну а если вы гуся купили заблаговременно и даже подарки все аккуратненько завернули, не забудьте надеть шляпу, когда в панике выбежите под снег, надеясь, что мистер Макфи все еще стоит у рынка в Скверном сквере со своими елочками («И как можно было забыть елку?!»), ну а что уж говорить о поздравлениях – обычно они так и вовсе откладываются, чтобы адресат получил их буквально за миг до того, как обидится и проворчит: «Ну вот, так и знал: обо мне все забыли!»

– Как хорошо, что мне некого поздравлять, – со смесью грусти и облегчения пробормотала Зои.

Почти все пространство в холле главпочтамта занимали собой выстроившиеся по сторонам от центрального прохода столы. Дамы и господа, которые за ними сидели, вооружившись ручками и приготовив чернильницы, спешно составляли душевные, но забитые ошибками, как подушка старьевщика блохами, письма. Тут и там можно было увидеть тех, кто раскрашивал поздравительные открытки, добрые и забавные, но с вылезшими от спешки или рассеянности за края красками.

Глава 4. Манерники и Скрытники.

Время близится к полудню. 12 часов до Нового года.

– Мамми, смотри: собачка! Какая необычная собачка! Ну, мамми!

Мама склонилась к дочери:

– Тише, Джен, не отвлекайся – смотри лучше представление. Ты ведь сама затянула меня поглядеть на мистера Крампуса – так отчего же сейчас не глядишь?

Девочка нехотя отвела взгляд и тут же забыла о странной собачке, которая сидела у ног стоявшего неподалеку высокого господина. Всем вниманием Джен завладел жуткий дух зимы, рогатый обладатель хвоста и тяжелых подков – закутанный в багровую шубу с капюшоном Крампус.

В эти зимние дни Крампус и его свита уродливых гоблинов пришли в Габен, вгрызлись в улочки города зубами – так, что и не отцепишь. Притащили с собой запах хвои, звон бубенцов и жуткие плети – бить непослушных детей. Это было время Крампуса и его гоблинов – до Нового года оставались считанные часы.

Жители Саквояжного района в эти часы были слишком заняты, чтобы замечать хриплый крампусовский смех, смешивающийся с каминным дымом из дымоходов.

Шум и веселые голоса наполняли Тремпл-Толл. Повсюду звучали пожелания счастливых праздников, а на перекрестках хмурым констеблям компанию составили группки празднично одетых дам и господ, хором поющих традиционные песни-кэрол.

На площади Семи Марок развернулась одна из городских ярмарок. Между деревянными прилавками, заставленными всякой всячиной, было не протолкнуться. Бурлили варители грога, в воздухе висели запахи печеных сосисок и жареных каштанов. То и дело тут и там раздавались возгласы, расхваливающие имбирные пряники в виде сапожка или бородатой головы Человека-в-красном.

Прямо на снегу у красной кирпичной стены стоял большой полосатый сундук, разложенный и перестроенный в некое подобие крошечной сцены. На этой сцене разворачивалось кукольное представление, а большая золоченая надпись на крышке сундука сообщала всем и каждому, что «В данный момент вы имеете невероятное счастье лицезреть ТАЛАНТЛИВЫХ ПАППЕРЕТОК ГОСПОДИНА ШАПИРО».

Вокруг балаганчика толпились люди. Куклами и кукольными театрами жителей Саквояжного района было не удивить, и все же марионеточник, тот самый господин Шапиро, не мог не привлечь внимание. Его ссутуленная фигура возвышалась над сундуком-театриком, но зрителям была видна лишь верхняя его часть, отчего со стороны казалось, будто у Шапиро нет ног. Высоченный цилиндр на его голове, похожий на городскую башню с часами из-за встроенного в него циферблата, то и дело покачивался и издавал звон. Лицо Шапиро было скрыто за маской с горбатым носом и длинными пышными усами. Руки марионеточника в тонких атласных перчатках танцевали над крошечной сценой, будто перебирали клавиши пианино. Кукловод выглядел впечатляюще, но не менее эффектно выглядели и сами куклы.

Проворачивались цилиндры размещенной в днище сундука шарманки, и из фыркающих труб в зимний воздух вырывались звуки мелодий, под которые маленькие актеры и исполняли свои сценки. Деревянная труппа состояла, по меньшей мере, из дюжины марионеток в милых костюмчиках.

Играли они «Мешок Крампуса», очень старую пьесу, которую в Габене традиционно показывали незадолго перед Новым годом. В «Мешке Крампуса» рассказывалась история Маленького Джека, мальчика, который себя плохо вел и к которому в новогоднюю ночь явился вовсе не Человек-в-красном с мешком подарков, а злобный рогатый Крампус с мешком, в который он засунул Джона-пуговку, младшего брата Маленького Джека. Крампус перепутал братьев и похитил того, который хорошо себя вел. И тогда, несмотря на собственный страх, Маленький Джек отправился в Глухую Чащу искать брата…

Это была местами страшная, но в целом добрая праздничная история о раскаянии и исправлении ошибок. Маленький Джек, претерпевая невзгоды и опасности в заснеженном лесу, из плохого мальчика постепенно стал хорошим, спас брата и обманул страшного Крампуса. Ну а в самом конце к братьям таки пришел Человек-в-красном и подарил им множество подарков.

В Габене не сыскать того, кто бы не любил эту историю: у нее был счастливый конец, она наполняла теплом даже самую студеную душу.

Куклы Шапиро в очередной раз показывали хорошо знакомую зрителям историю, но все, и дети, и взрослые, неизменно вздрагивали на страшных моментах и заливались смехом на забавных, словно никогда прежде не слышали ее.

Монолог Крампуса о плохих детях так и вовсе заставил зрителей замереть – каждому в тот момент показалось, будто злобный дух зимы припомнил их личные проделки и неблаговидные поступки.

И все же в толпе стоял тот, кому происходящее крайне не нравилось. Единственный из всех, он пристально оценивал каждое движение кукловода Шапиро, подмечал каждую мелочь как в оформлении сундука-балаганчика, так и в декорациях, и в нарядах деревянных актеров.

Высокая черная фигура застыла среди довольных зрителей – никто не обращал на нее внимания, хотя выглядела она весьма примечательно и отнюдь не празднично: черное, как душа убийцы, пальто, шляпа-двууголка, кроваво-красный шарф и белая носатая маска. Господин этот опирался на трость и при этом держал на поводке ворочающееся у его ног существо, похожее на средних размеров собаку – существо было одето в вязаную серую курточку, на его круглой покатой голове сидела такая же вязаная шапка, а из шести рукавов (или это были штанинки?) торчали шесть длинных тонких ног.

«Собачка» вовсе не была «необычной», как сказала заметившая ее девочка, – потому что это была отнюдь не собака. Это была здоровенная блоха, и от того, чтобы вцепиться в чью-то ногу, ее останавливала лишь сомкнувшаяся на поводке твердая рука хозяина.

Загрузка...