Белая птица била крыльями в синей выси, уходя к стоящему в зените солнцу. Юный послушник запрокинул голову, глядя на исчезающего в вышине голубя. Внизу, во внутреннем дворе цитадели, кричали люди. Доски, перекинутые от стены к голубятне, затряслись. Он не обернулся посмотреть, кто бежит к нему, бесшумно ступая мягкими черными сапогами. Так и стоял, запрокинув голову, пока не ожгло шею болью.
Фонтаном брызнула кровь, вмиг пропитав рясу. Заклокотал, запузырился воздух в перерезанном горле. Закружилась голова, подкосились ноги. Чьи-то руки подхватили, не давая упасть.
— Предатель, — прошептал учитель, глядя в глаза.
Он не успел ответить ему.
Да и не смог бы.
Скрученные за спиной руки, и нож, упирающийся под ребра.
— Ты кто такой? — Серо-стальные глаза. Следовало догадаться: от человека с таким взглядом не стоило ждать ничего хорошего. Никита сглотнул. «Столько лет мечтать об этой работе, бросить Москву и любимую девушку, чтобы все кончилось так?»
— Я? Да геолог я. Обыкновенный геолог...
***
День не задался с утра. Попав под ливень, он намертво забуксовал в одном из заповедных лесов своей необъятной родины. Отчаявшись вытолкать из канавы новенький служебный внедорожник, Никита Соколов, новоиспеченный сотрудник отдела геологоразведки одной из крупных строительных фирм, пробрался к капоту и, уже в который раз, склонился над картой. Незадача... Куда ни кинь — всюду клин. Угораздило же застрять посреди дремучего леса, когда до ближайшего жилья топать километров сорок, а то и все пятьдесят по бездорожью, да еще неизвестно, найдется ли в том населенном пункте тягач или, на худой конец, трактор.
И вновь без особой надежды он заглядывал под капот, дергал насквозь промокшие, набухшие грязью еловые лапы под колесами автомобиля, открывал багажник и, уже бездумно, изучал его содержимое. Домкрат, запаска, трос, геологический молоток, пробирки для проб и кучи бумажных пакетов — зеро. Он, наконец, смирился с неизбежным и принялся собираться в дорогу.
Связанные за шнурки кроссовки — через плечо, с заднего сиденья — куртку, органайзер, карандаш и шахтерскую каску, из бардачка — часы, бумажник и бесполезный в этой глуши сотовый. Решив, что по пути в деревню он может наведаться на контрольные точки своего будущего рабочего участка, Никита прихватил с десяток пробирок, пакеты, рюкзак и, заперев машину, сдернул разложенную на капоте карту, двинулся по затопленной весенними ливнями узкоколейке.
Ноги, вспомнив многокилометровые переходы студенческих практик и научных экспедиций, взяли заботу о дороге на себя. Часа через полтора лужи резко кончились, четко обозначив границу прошедшего ливня. Свернув к обочине, Никита присел, принявшись счищать грязь с босых ног, и невольно вздрогнул, когда сорока пестрым пятном сорвалась с ближайшего дерева и, возмущенно крича, пронеслась над дорогой. Громко щелкнув, треснула под чьей-то ногой ветка. Рубашка на спине моментально взмокла. Забыв про кроссовки, он вскочил на ноги, покрепче вцепившись в геологический молоток.
Раздался звонкий короткий смешок, и, прикрывая ладошками улыбку, из леса вышла девочка, лет десяти, не старше. Белая майка, шорты, рваные сандалии на тоненьких хрупких ножках и копна пышных огненных волос, вспыхивающих при каждом движении. Круглые голубые глаза озорно щурились.
— Ты заблудился? — спросила она.
— Я?! Заблудился?! — Продевая молоток в петлю на поясе, он незаметно вытер ладонь о джинсы. — Я не могу заблудиться. У меня есть карта, — развернул в подтверждение многократно сложенную простынь с намеченным рабочим участком на ней.
— А что это у тебя такое? — девочка кивнула на босые ноги и вновь прикрыла рот ладошкой.
— Под дождь попал, машина застряла. — Он вновь опустился на траву у обочины и продолжил счищать присохщую к ногам грязь.
— А на голове это зачем? — спросила девочка, все так же улыбаясь из-под ладошки.
Не снимая каски, он включил фонарь.
— Вуаля! Это — шахтерская каска.
— Ты что, шахтер? — удивилась девочка, — А где здесь шахта?
— Шахты здесь нет, и я не шахтер. — Обувшись, наконец, он двинулся дальше, и девочка увязалась следом. — Я геолог. А ты? Красная Шапочка и несешь пирожки своей бабушке?
Девочка недовольно сморщила носик.
— Нет у меня никакой красной шапочки. И пирожков нет.
— Ну, так и я — не Серый волк... — Он провел ладонью по ее нагретым солнцем волосам, и вновь почему-то вспомнил, как невероятно сложно было найти эту работу.
— Я убежала, — она бросила косой испытующий взгляд.
— Вот как, — бросил он с деланным безразличием.
— Да! — Это очевидное равнодушие явно ее возмутило. — От деда с бабкой.
— Так ты Колобок! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел... Вредные дед с бабкой?
— Страшно! — Девочка обрадовалась догадке. — Ничего не разрешают, заставляют за свиньями ходить, а они такие... — втянув голову в плечи, она отчаянно замотала головой. Потом, как-то очень уж по-взрослому, вздохнула. — Домой мне нельзя: мама заругает. Она говорит, что у нее и без меня хлопот полон рот. Пусть, говорит, за тобой хоть бабушка присматривает.
— Что же ты делаешь?
— А я к бабке совсем не хожу... Ну, почти что... Но зато я гуляю по лесу!
— Одна? — Никита вскинул бровь.
— У меня есть собачка, только она сегодня дома осталась.
— А далеко до дома? — Он остановился, прикидывая, как будет лучше поступить. Не хотелось терять день, они и так отставали по графику, но и за машину, оставленную на дороге без присмотра, по головке не погладят.
— Не, — девочка махнула рукой в нужном направлении, и приняв, решение, Никита свернул с узкоколейки в лес.
— Слушай, подруга, — предложил он, — а давай ты мне пробы собрать поможешь? А потом покажешь, у кого там на вашей деревне есть машина или трактор.
***
Это стало его первой ошибкой. Самой первой и самой ужасной. Даже лезвие, твердо и жарко упирающееся в бок не беспокоило так, как беспокоило отсутствие девочки. Он все еще вглядывался в темные заросли, надеясь и боясь, что вот сейчас ее приведут. Или принесут...
— На охрану не очень-то рассчитывай. Я наверняка успею выпустить тебе кишки, крыса.
— Верю, — высокий светловолосый человек с холодными серо-стальными глазами неверно истолковал его мечущийся взгляд, — только и ты поверь мне, пожалуйста, я не крыса... и не стукач, и не подсадная утка. Я вообще не знаю, как я тут очутился.
«Нет, конечно, в общих чертах...»
***
Девочка согласилась легко и радостно Где-то здесь начинался обширный участок, где Никите предстояло провести полных два месяца полевых работ. От подлеска тянуло сыростью, а солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы пробить густую поросль над головой, и он отдал девочке свою ветровку. Через пару шагов стало еще холодней, и они вышли к мелкому ручейку, журчавшему под корягами и раскидистыми листьями лопухов. Ориентируясь скорее на звук воды, чем на яркую влаголюбивую растительность, тронулись вверх по течению, то теряя ручей из виду, то внезапно наталкиваясь на прихотливо изгибающееся русло.. Тарахтя без умолку, девочка с энтузиазмом продиралась через бурелом. Никита автоматически отмечал возможный состав почвы и рельеф местности, делал пометки в блокноте. Перед планируемым строительством стоило уточнить старые карты. Ландшафт не радовал: сырой перегной под ногами сменился суглинком, и смешанный лес постепенно переходил в хвойный — это обещало непредвиденные затруднения. Но нырнув под очередную низко нависшую еловую лапу, Никита застыл как вкопанный.
Ручей выходил из пещеры в скале. Его стремительный бег дробился о каменные стены и рассыпался звонким эхом, отражаясь от ее низких сводов. Рука невольно потянулась к затылку. Скала. Метров пять не меньше, обнаженная порода указывает на достаточно ранний период формирования и, что самое любопытное, судя по звуку бегущей воды, полость в скале достаточно велика. Девочка уже кидала камушки и слушала, как прокатывается под сводами эхо.
— Эта штука всегда тут торчала? — Определенно, старые карты требовали значительных уточнений.
Девочка лишь пожала плечами в ответ.
— Жди здесь, я быстро.
На входе пришлось согнуться в три погибели, но уже через шаг стены раздвинулись настолько, что их уже можно было различить лишь в направленном свете фонаря. Сзади что-то заскреблось, раздался плеск воды, и рыжая головка вынырнула из-под его руки. Вцепившись в ремень брюк, девочка шмыгнула носом и заявила:
— Я не хочу оставаться там одна!
Бурный поток пенился вокруг ее щиколоток, ледяная вода свободно забегала в сандалии.
— Куртку надень... чудо. — Она послушно сунула руки в рукава наброшенной на плечи куртки.
Никита вновь обернулся, окинув взглядом испятнанные белесыми потеками стены. Вода под ногами казалась черной. Он как будто снова стал студентом-первокурсником. Хуже — он ощутил азарт. Этакий исследовательский зуд в заднице. Краем сознания успел еще подумать, что, прежде чем лезть не пойми куда, не мешало бы отвести девчушку домой. Если бы только он доверился чутью...
***
Человек, разозлившись, чуть надавил на лезвие. Никита зашипел от боли.
— Слушай, а может мне попросту вырезать твой лживый язык, да и дело с концом? Если ты не стукач, никто в обозе и не почешется. Всё одно все мы тут ровно, что мертвые.
Мозги, и так крутившиеся на предельных оборотах, закипели, и не родили ничего лучше правды:
— Я не стукач! Я вообще не отсюда! Я вышел из подземного лабиринта!
***
Он не планировал заходить далеко. Он думал тут же найти исток ручья или место, откуда тот нырял с поверхности под землю. Но стоило сделать пару шагов, и они уже не в силах были остановиться, углубляясь все дальше и дальше по казавшемся бесконечным коридору.
— Ты тоже видишь это? — спросил он девочку через несколько шагов, не в силах поверить собственным глазам.
Стены сплошь были испещрены мелким замысловатым рисунком. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Сложные извилистые линии, как трехмерные картинки, при беглом взгляде рождали образы людей и животных, ясно угадывались силуэты крепостных стен и башенных шпилей, светило солнце, облака бежали по небу. Но стоило посмотреть на рисунок прямо, как наваждение исчезало, и глаз не был в состоянии зацепиться за что-либо в этом диком переплетении кривых.
— Да... — выдохнула девочка, кончиками пальцев собирая силуэт опирающегося на копье воина.
***
— Не ври, сука! — Ярость, зазвеневшая в голосе, заставила его зажмуриться. Он ожидал верного удара ножом в бок. Но человек с силой оттолкнул его. Никита повалился лицом в землю. Боль в переносице, как ни странно, принесла облегчение. Он завозился, пытаясь подняться без помощи связанных за спиной рук.
— Знающий человек близко туда не пойдет, потому как запретное это место.
«Еще бы...».
***
Они шли по нескончаемому коридору, а вокруг, на периферии зрения, сменяли одну за другой картины, рассказывающие некую историю. Ощущение, исходящее от первых изображений, вселяло тревогу и страх. Страх, дерзавший надеяться на лучшее, готовый сразиться за будущее. С десяток метров стены повествовали о великой войне, об изнуряющих годах битв, о победе, что близка к поражению. О долгожданном мире и затаенной ненависти. Далее шло простое перечисление бесконечной череды весен: бед, радостей, небесных знамений, земных правителей. Мирные картины народных празднеств, сбора урожая, строительства городов. Сквозь жаркую пустыню шли богатые караваны, многомачтовые парусники бороздили моря. Но даже в картинах благополучия и процветания ощущалась древняя, затаенная обида. Фанатичная готовность преследовать до конца.
Если бы не девочка, снующая вокруг, касающаяся стен пальцами, вздыхающая и задающая вопросы, он решил бы, что все это лишь мерещится ему. Любые попытки всмотреться, уловить детали картинки ломали образ, превращали его в нагромождение беспорядочных кривых. Они ускорили шаг, чтобы чередой сменяющихся кадров просмотреть нехитрую историю, запечатленную на стенах. У последних рисунков, изображавших вырвавшуюся на свободу всеобщую смуту, горящие города, шагающие сквозь дым пожарищ когорты, он заметил вдруг едва заметный голубоватый отсвет в прочерченных по стенам бороздах. Бросив взгляд вперед, он увидел его источник.
Коридор кончился. Стены просторным куполом смыкались над подземным озером. Ярко-голубое, оно находилось в самом сердце пещеры, освещая ее своим, внутренним светом. Луч фонаря с трудом ловил влажный блеск камня высоко наверху.
— Метров сорок-пятьдесят ... Этого просто не может быть! — Никита запрокидывал голову, силясь разглядеть потолок.
— Иди сюда! — Посреди озера, ступеньками уходя под воду, находилось возвышение. С берегом пьедестал соединяли четыре моста. Девочка уже успела взбежать по одному наверх и теперь рассматривала что-то, стоящее на самой вершине.
Он пошел на зов.
Вокруг озера, кольцом огибая его, тянулась какая-то надпись. Но язык был незнаком. Лишь обилие сложных кривых и элементы, повторяющиеся через рваные промежутки, позволяли рассмотреть в замысловатом узоре послание.
Девочка разглядывала свое отражение в глубокой, грубого камня чаше. Та покоилась на тонко сработанном базальтовом треножнике. Единорог, грифон, феникс. Смеясь, девочка погрузила лицо в неестественно голубую воду. Метнувшись, он поспешно отдернул ее назад. Каскад брызг блеснул горстью самоцветов. Резко потемневшие до цвета запекшейся крови волосы прилипли ко лбу.
— Ты че-е-го-о? — удивленно протянула она, вытирая лицо ладошкой.
— Извини, — несмотря на то, что поступил правильно, он почувствовал себя полным идиотом. Достав из рюкзака пробирки, осторожно взял пробы воды, — здесь может быть все, что угодно... — вопреки ожиданиям вода не потеряла цвет. Длинный тонкий стержень как будто светился изнутри. — Любые примеси...
Бросив взгляд на часы, он понял вдруг, что путешествие заняло слишком много времени. Дело шло к полудню, и если они хотели добраться до поселка засветло, надо было срочно возвращаться назад. Стоило неимоверного труда оторвать девочку от чудес пещеры, но когда они, наконец, тронулись в путь, их ожидал очередной сюрприз. При «перемотке» назад «пленка» показывала совсем другое «кино». Двое бегут, спасаясь от преследующей толпы, их товарищи лежат, утыканные стрелами, пронзенные копьями. Сгибаясь под тяжестью громоздкой ноши, двое бегут по тоннелю, ведущему к подземному озеру. Один, обнажив клинок, готовится схлестнуться с преследователями. Второй застыл над каменной чашей, в которой покоится огромное сияющее яйцо. Обернувшись ко входу, он отнимает руки от кровоточащей раны в боку и прикасается к его гладкой поверхности. Свет, вырывающийся из-под окровавленных ладоней, ослепляет толпу преследователей. В следующий миг, обезумевшая, та рассыпается, и вот уже горстка перепуганных людей ищет спасения под высокими сводами тоннелей. Блуждание по бесконечным лабиринтам, ссоры, одиночество, безумие и смерть от истощения — такова была судьба каждого из преследователей.
***
— Для тебя может и запретное, дубина, — он рисковал, он рисковал очень сильно, — а для посвященных в темные таинства... Тот, кто не имеет права ступить под священные своды проклятых тоннелей, будет вечно блуждать в подземелье, преследуемый демонами и виденьями. Он познает все муки ада и проклянет день и час своего рождения.
«Я уж точно проклял...»
***
Спустя пару часов, когда девочка, выбившись из сил, дремала у него на закорках, Никита все еще верил в свою звезду и пресловутое профессиональное чутье. Коридор тянулся бесконечно. «Это все равно, что заплутать в собственном офисе», повторял он себе, боясь даже подумать о том, что в темноте подземелья мог случайно ткнуться в боковое ответвление, и за ослиное упрямство был вознагражден выходом.
Конечно, этот выход не был входом. Тем самым, через который они попали в пещеру. Но это определенно был выход. Широкая деревянная дверь, ряд темных, разбухших от постоянной сырости досок — это не тупик и не развилка, это определенно старый добрый выход, надежное спасение заплутавшего спелеолога. Он хохотал так, что девочка проснулась. Протерла заспанные глаза, уставилась на него удивленно.
— Ты чего?
— Ничего, — он вытирал выступившие слезы, — просто дядя Никита нашел выход.
— А разве мы заблудились, — и за эту детскую веру в себя-любимого он почувствовал, что готов продираться на поверхность голыми руками. Благо, делать этого не пришлось. Он устало пнул дверь ногой.
— Нет, маленькая, просто у дяди Никиты шалят нервы. — И с этими словами переступил порог древней хибары.
***
— Лабиринт...
Похоже, это слово действовало на белобрысого завораживающе. Обретя, наконец, равновесие, Никита рискнул оглянуться. Человек, только что тыкавший его под ребра ножом, весь как-то отстранился, стальные глаза смотрели внимательно. Ножа уже не было видно. Никита невольно задался вопросом, как этот тип вообще его достал, держал и куда спрятал. Его руки были так же скручены за спиной.
— Да, лабиринт. — В этой вдруг проснувшейся осторожности Никите почудился шанс на спасение. — И если бы эти олухи не набрели на мою избушку... — Он замолчал, как ему казалось, многозначительно.
— Так ты живешь там?! — это произнес уже другой пленный, из тех, что закрывали спинами их маленькую разборку. Ужас в его голосе был неподдельным. И когда всех вдруг качнуло в сторону, подальше от него, Никита вдруг почувствовал, как неприятна эта внезапная пустота вокруг.
«Конечно, жить в такой хибаре никому не захочется...»
***
Осмотрелся он уже сидя на каком-то шатком нагромождении ящиков. Да. Именно хибара. Трудно было подобрать более точное слово. В щелястые стены било идущее на закат солнце. Черепки и лоскутья, пестро разбросанные вокруг, казались принесенными приливом галькой и водорослями. Все указывало на то, что дом был покинут много лет назад. Полное запустение. Но вторая дверь хибары давала надежду выйти к дороге, или, хотя бы, в лес. Мысль об еще одном дне в лесу пугала. Бросая взгляды на девочку, догрызавшую найденный в рюкзаке вчерашний бутерброд, он растирал закоченевшие от ледяной воды ступни и думал о том, что эту ночь им лучше провести тут. Но нужно было хотя бы развести костер и попытаться сориентироваться на местности. С болезненным наслаждением приложившись к походной фляжке с коньяком, он ощутил, наконец, долгожданное тепло, и, с отвращением сунув ноги в еще сырые кроссовки, встал, толкнул вторую дверь, делая шаг наружу.
Яркий свет восходящего солнца ударил по глазам. Щурясь и смаргивая набегающие слезы, он смутно различил темные силуэты приближающихся людей. Обрадованный, сделал еще шаг вперед, поднял руку, но отшатнулся, разглядев, наконец, лица. Страх отвратительно мешался в них с угрюмой, первобытной злобой. Руки нервно сжимали суковатые дубины и длинные дреколья. Многие принялись нагибаться, подбирая с земли камни и жирные комья грязи. Что-то страшное творилось вокруг. Увлекая за собой выскочившую за ним девочку, Никита попятился назад. Заметив его маневры, кто-то в толпе взвизгнул и, до этого безмолвная, она взорвалась неистовыми воплями, ринулась навстречу с бешеной скоростью. Он развернулся, толкнул девочку вперед себя, заслоняя от пронзительно свистящих камней. Шаг. У проклятой двери не было ручки. Он вцепился в нее ногтями, силясь открыть, но не успел. Камень, впившись в затылок, заставил изогнуться дугой. В глазах потемнело. Он тяжело осел на землю. Девочка смотрела на приближающуюся толпу, все так же держа его за руку.
— Беги! — крикнул он, отталкивая ее, выдергивая ладонь. Она сделала пару шагов назад. Прежде чем обогнуть злосчастную избушку, испуганно оглянулась.
Именно этот последний взгляд помог ему вынести избиение нахлынувшей толпы. Уп…