Красавица, чудовище и волшебник без лицензии

-1-

Глава 1. «Старый котелок», беды мастера Скиптона и три силенсийские красавицы

Безвестный имерийский городок Силенсия, в котором Хорас Скиптон много лет кряду держал гостиницу «Старый котелок», мог по праву считаться если не краем света, то, по меньшей мере, его околицей. Со всех сторон его окружали бесплодные пески, скалы, а там, где высшие силы поскупились на скалы и пустоши, глаз печалило серое холодное море. Порт в Силенсии пришел в упадок с тех пор, как отважные мореплаватели-имерийцы проложили южные торговые пути, и корабли здесь в последние годы появлялись лишь для того, чтобы переждать бурю или произвести несложный ремонт снастей.

Разумеется, от таких перемен гостиничное дело страдало едва ли не больше прочих, и Хорас частенько в сердцах говорил, будто заколотит окна гостиницы крест-накрест, соберет мало-мальски ценное добро и подастся к родичам своей жены, в солнечный Мелеус. Зимние туманы Силенсии, приходящие с моря вместе с холодным ветром, сами по себе были губительны для жизнелюбия, а уж если к ним прибавить безденежье, скуку и отсутствие всяких надежд на перемены к лучшему!.. Неудивительно, что госпожа Скиптон несколько лет тому назад принялась хворать, ослабела едва ли не до беспамятства, а единственным лекарством от ее болезни местный лекарь назвал теплую и сухую погоду – аккурат как в ее родных местах. Так и вышло, что три четверти года - осень, зиму и весну - Милли Скиптон поправляла здоровье в шумном Мелеусе, переезжая от одной своей кузины к другой, а одну четверть – страдала и чахла рядом со своим мужем в унылой Силенсии, которая даже летом в подметки не годилась южному побережью.

Нелишним будет упомянуть, что силенсийское семейство Скиптонов состояло не только из Хораса и Милли. Как не были бы плохи дела в Силенсии, однако время от времени дети рождались и здесь. В те времена, о которых пойдет речь в этой истории, Скиптоны могли похвалиться тремя прехорошенькими дочерями на выданье. Старшую звали Табитой, среднюю – Урсиллой, а самой младшей дали звучное имя Джунипер, но все соседи звали ее попросту Джуп, единодушно посчитав, что семейству, владеющему всего-навсего захудалой гостиницей, следует быть скромнее в выборе имен.

От здешней дурной погоды девиц Скиптон пока что хранило крепкое юное здоровье, потому Милли оставила дочерей на попечение супруга, хоть на сердце у нее при этом легла тяжесть. Гостеприимство мелеусских родичей не простиралось безгранично, и матушка Скиптон понимала, что для сохранения теплых отношений с кузинами навещать родные места следует в сопровождении одной-единственной дочери за раз - не более того.

Так и вышло, что счастливицы Табита и Урсилла уже побывали в теплых богатых краях – каждая по разу, в прошлом и позапрошлом году соответственно, - а Джуп изо всех сил надеялась, что этой весной матушка Скиптон пришлет сразрешения своей родни приглашение и для нее. В ожидании замечательного путешествия она, как обычно, вместе с сестрами помогала отцу вести дела гостиницы – последний из слуг попросил расчет еще в минувшем году.

Благодаря тому, что девицы Скиптон уродились крепкими и смышлеными, Хорас сберег порядочно денег, ведь, в отличие от наемных работников, дочерям платить жалованье не обязательно. С малых лет дочери мастера Скиптона стряпали, подавали обеды и ужины, мыли посуду, поддерживали чистоту в комнатах постояльцев и даже штопали прохудившуюся в дороге одежду путников за отдельную плату. Хорасу-отцу это совершенно не нравилось - ведь чего только не наслушается девица в портовой гостинице! - однако Хорасу-дельцу не оставалось ничего иного. Более всего он желал – и более всего страшился! – наступления часа, когда Табита, Урсилла и Джуп выйдут замуж. Замужество при некоторой доле везения могло изменить жизнь девушек к лучшему, но гостиничному делу Скиптонов несомненно сулило скорую гибель. В дни, когда гостиница пустовала, Хорас впадал в меланхолию и мрачно думал, что следует покончить с этим беспросветным мучением, выдать дочерей замуж как можно быстрее, а самому отойти от дел и надеяться на милость зятьев. Но стоило только усталому путнику переступить порог гостиницы – и тогда Хорас в отчаянии представлял, как сложно будет угождать постояльцу без помощи шустрой Урсиллы, любезной Табиты или старательной Джуп, а мысли о возможном разорении жалили больнее, чем любые угрызения совести.

И все же «Старый котелок», медленно и неумолимо движущийся к своему краху, был спасен совершенно неожиданным и невообразимым образом. История вышла темная, а мастер Скиптон всячески избегал любых обсуждений, так что со временем она обросла множеством зловещих догадок. Впрочем, ни одна из них не была настолько смелой, чтобы приблизиться к истине, и вот о ней-то и пойдет дальнейший рассказ.

-2-

Глава 2. Характеры сестер Скиптон, вечерний гость и сундук из ниоткуда

Началось всё в промозглый зимний вечер, когда гостиница пустовала после череды праздничных ужинов, на которые по старой памяти сходились соседи, из вежливости не замечавшие, что стол становится все скромнее, а вино – все хуже. Погода во второй половине зимы выдалась особенно ветреной, поэтому даже старинные приятели мастера Хораса не решались прийти к подаче вечерних горячительных напитков, как это было заведено испокон веков в «Старом котелке». Гостиница располагалась в отдалении от прочих силенсийских домов, на пятачке, открытом всем ветрам, и путь к ней в столь ненастный вечер показался бы излишне тягостным даже бывалому путешественнику.

В «Котелке» было темно и тихо – последнее время приходилось экономить на свечах, - и все семейство Скиптонов собралось около очага, безо всякой охоты занимаясь мелкой домашней работой. Невысокий рыжеватый мастер Хорас с ворчанием отчищал одежду от смолы. Он только что принес к очагу охапку свежих поленьев, и, вертясь вокруг своей оси, словно маленький беспокойный бочонок, жаловался, что годы берут свое: ни согнуться, ни извернуться!.. Дочери привычно пропускали мимо ушей его сварливое бормотание и вполголоса, между делом, пересказывали друг другу местные сплетни – в маленьком городке все волей-неволей обсуждают дела соседей, а девицы Скиптон были болтливы и приметливы.

Тут в дверь гостиницы постучали – точно три маленьких камешка ударили один за другим: тук-тук-тук.

Негромкий звук показался сонной Табите тревожным, о чем она тут же объявила вслух; да и потом, вспоминая тот вечер, всегда настаивала, что сразу ощутила дурное предчувствие.

-Пустое, - ответила Урсилла, протиравшая пивные кружки старой ветошью. – Это ветка на ветру качнулась и ударила по двери.

-А мне кажется, что стучал человек, - не согласилась Джуп, отставив в сторону метлу. – Но как-то странно, словно сил у него едва хватило.

-Бездельницы! – проворчал мастер Скиптон.- Отчего бы вам не проверить, кто там за дверью? Или вы устали кланяться постояльцам – сколько их там было за прошлый месяц? Двое?.. Даже если комнату у нас попросит утопленник, которого нынешняя буря немилосердно вышвырнула на берег – мы примем его, пусть только пообещает расплатиться не морским песком или рыбьей чешуей.

Дочери ничуть не боялись отцовского гнева, да и утопленниками их было не испугать – наоборот, мысль о том, что за дверью стоит растерянный мертвый господин, поднятый волной со дна морского, а карманы его полуистлевшей одежды набиты мелкой рыбешкой и ракушками, заставила их дружно захихикать. Как не могла совладать сырая холодная погода со здоровьем девушек, так и унылая однообразная жизнь не успела превратить их в угрюмых молчаливых затворниц: дочери мастера Скиптона были, как на подбор, живыми, веселыми и весьма хорошенькими. Невысокие, светловолосые и кареглазые - они на первый взгляд были похожи между собой, но самой красивой все-таки считалась Табита, невесть от кого унаследовавшая изящные очертания рук и тонкий ровный нос, сделавший бы честь и благородной барышне. Круглолицая Урсилла рядом с ней могла показаться грубоватой, однако она хорошо шила и держала свою одежду в безукоризненном порядке, отчего всегда выглядела нарядной словно картинка из модного журнала, пусть даже слегка устаревшего. Младшая, Джуп, уродилась самой крепкой изо всех – ее широкие плечи и полные руки показывали, что работы она не боится, и шагала она всегда широко и уверенно, отчего одежда ее постоянно приходила в беспорядок, а лицо горело румянцем. Природа, не одарив ее изяществом, восполнила этот недостаток прекрасными густыми волосами и нежной белой кожей, так что и она не могла пожаловаться на недостаток ухажеров. Но, разумеется, Джуп не смотрела в их сторону, наслушавшись от сестер, как прекрасен южный Мелеус – именно с ним девицы Скиптон связывали все свои тайные мечты, не помышляя о чем-то более значительном, ведь ничего другого они и повидать-то не успели.

…Впрочем, приди кому-то в голову блажь расспросить сестер о их сокровенных мечтах, то оказалось бы, что к удачному замужеству сводятся мысли разве что у старшей Табиты. Урсилла, напротив, не желала поспешно вступать в брак и надеялась начать в Мелеусе свое маленькое портновское дело – шитье было ее подлинной любовью едва ли не с детских лет. Устремления Джуп были самыми взбалмошными и несуразными: поначалу, наслушавшись болтовни постояльцев, она хотела стать пираткой, затем, после некоторых размышлений,решила, что лучше уж быть отважной путешественницей, которой грозят многие опасности – но уж точно не виселица. Старшие сестры, конечно же, высмеивали ее мечты и дразнили, доводя иной раз ссору до драки; отец сокрушенно вздыхал над разбитыми носами своих чересчур боевитых дочерей и полагал, что это все - прямое следствие отсутствия женского воспитания. Добрая матушка Скиптон, признавая некоторую свою вину, обещала младшей дочери в утешение, что спокойная жизнь в Мелеусе покажется ей гораздо интереснее, чем какие-то приключения в дальних странах. Джуп вскоре вышла из возраста, когда голос мечты заглушает любые доводы рассудка, и для виду согласилась, что девушке, - да к тому же столь простого происхождения и малого достатка! - не положены приключения. Но в глубине души она все еще отчаянно надеялась, что брак с достойным мелеусцем не станет первым и последним важным событием в ее жизни.

…Стук повторился – он стал еще тише, но ошибиться было невозможно: кто-то скребся за дверью, страдая от ледяного дождя.

-Пусть идет Джуп, - сказала Табита. – Она битый час метет и без того чистый пол! Пусть сделает хоть что-то полезное!

-А тебе, выходит, можно без конца переставлять посуду на полках, как будто она от этого становится новее? – огрызнулась Джуп. – Оттого, что я младше, мне не достается ни единого дня в Мелеусе, зато застудить ноги на ветру – всегда выпадает на мою долю!..

От скуки сестры затеяли было браниться, но отец прикрикнул на них, и унылая ссора закончилась, не успев начаться, благо серьезных обид между девицами Скиптон до сих пор не водилось – делить им в «Котелке», да и во всей Силенсии было нечего.

-3-

Глава 3. Странная болезнь, бред безбожника и прочие огорчительные события в гостинице

Табита и Урсилла безо всякой охоты накинули свои плащи, прихватили зонты и отправились в город за помощью. Джуп и Хорас внесли бесчувственного постояльца в лучшую комнату с камином, сняли с него насквозь промокшую одежду, а затем отправились за сундуком. Постоялец время от времени шептал что-то о своем драгоценном имуществе, и Хорас, будучи человеком дальновидным, не желал, чтобы его впоследствии обвинили в умышленной нерасторопности. На шее у больного обнаружилась цепочка с небольшим ключом, и, по тому, как двигались в беспамятстве его руки, можно было догадаться, что он изо всех сил желает уберечь ключ от неких воров. Стало быть, открывал он тот самый заветный сундук.

Доктор Хоки прибыл первым, однако, осмотрев больного, с большой неохотой признал, что не знает, как облегчить его страдания.

-Видите ли, мастер Скиптон, - раздраженно сказал он. – Болезнь эта похожа черт знает на что! По виду это лихорадка, но пациент холоден как лед. Я слушал биение его сердца – и если бы он при этом не дышал, то мне не оставалось ничего другого, кроме как поклясться, что передо мной лежит покойник. Стук сердца почти не слышен! Кровь остыла и едва проступает на том месте, где я сделал надрез для кровопускания, но в то же время посмотрите на его лицо – десятки сосудов лопнули, и глаза красны от кровоизлияний! А волосы? Они же осыпаются клочьями! Буду предельно честен: его спасет только чудо господне.

Но и с чудом господним вышла заминка: преподобный Тумор долго и терпеливо ждал, пока сознание у больного прояснится хоть на минуту, но стоило только им перемолвиться парой слов, как священник вскочил с места и заявил:

-Увы, ничем не могу помочь – это отъявленный безбожник!

-Что он сказал? – не удержалась от вопроса Джуп, чутко ловившая каждое слово.

-Я не желаю это повторять! – отрезал Тумор. – Скажу лишь только, что он признался в служении темным силам!

-Темные силы! – воскликнул донельзя огорченный мастер Скиптон. – У нас, в Силенсии! В моей гостинице!.. Быть может, бедняга просто бредил?..

-Если и так, то это был ОПАСНЫЙ бред! – очень значительно ответил преподобный и безо всякой любезности попрощался.

-Подумать только, - сказала Табита Урсилле, после того, как Джуп пересказала им подслушанное. – Служитель темных сил – и такой невзрачный!

-Он похож на стряпчего, - ответила Урсилла. – Только одет получше, чем наш господин Квартум.

-Кто знает, может и у сил зла есть свои чиновники для мелких поручений? – задумчиво заметила Джуп.

Ее слова были необычайно близки к правде, но на них никто не обратил внимания. Безымянному постояльцу становилось все хуже, и добросердечный мастер Скиптон вошел в немалые убытки, вызывая к нему доктора, который каждый раз клялся своей покойной матушкой, что не знает, как лечить эту болезнь, но исправно брал плату за вызов.

Прошло то ли пять, то ли шесть безрадостных – еще более безрадостных, чем обычно! - дней и, наконец, настал тот вечер, когда Урсилла торопливо сбежала по лестнице в общий зал, чтобы объявить:

-Кажется, он умер!

-Ох, дернул же черт его скончаться в «Старом котелке»! – не скрывая досады, воскликнул Хорас, ожидавший чего-то подобного со дня на день, но до последнего надеявшийся, что похоронами займется кто-то из числа внезапно объявившихся скорбных родичей постояльца. – Что теперь? Где его родственники, дьявол их побери? Неужели и хоронить его придется за наш счет? – тут он, решившись на что-то недоброе, нахмурился. – Ну уж нет! Я честный человек и отродясь не рылся в вещах моих клиентов, но сейчас особый случай. Я вызывал к нему врача, священника и за все платил из своего кармана. Нам не остается ничего другого, как вскрыть его сундук!

-Но разве это не подсудное дело? – Табита переглянулась с сестрами.

-Мы возьмем только то, что нам причитается, - твердо сказал мастер Хорас. – А сундук будет дожидаться наследников покойного господина, если таковые найдутся.

Погода в тот вечер, как на грех, испортилась окончательно. В доме, где появляется покойник, всегда тягостно и страшно, а тут вдобавок ветер принялся выть в трубе, как голодный волк, и шум неспокойного моря звучал точно зловещий глухой шепот. Ступеньки лестницы, по которой поднимались Хорас и его дочери, душераздирающе скрипели, а стоило им войти в комнату, как мокрая голая ветка постучалась в темное окно – точь-в-точь длинные пальцы заскребли по стеклу.

-Он действительно умер? – спросила Джуп, косясь на кровать.

-Когда я зашла, он не дышал, и, кажется, успел окоченеть! – ответила Урсилла, испуганная куда больше, чем хотела показать.

-А ведь сундук открыт! – воскликнула Табита, и простые эти слова напугали всех сильнее, чем самая зловещая история, рассказанная заполночь. В самом деле, крышка сундука была опущена, но ее более ничто не удерживало – кто-то вставил ключ в замочную скважину и провернул нужное количество раз.

-Наверное, это он и открыл! – прошептала Джуп.

-Глупости! – излишне резко произнес Хорас, не желавший, чтобы дочери испугали друг друга до полусмерти раньше времени. – Господину этому не хватало сил даже для того, чтобы назвать свое имя! С чего бы перед самой смертью ему подниматься и открывать сундук? Должно быть, замок с самого начала был не заперт, а мы просто не заметили.

Сестры переглянулись: слова отца их ничуть не убедили – до сегодняшнего вечера ключ висел на шее постояльца, а не торчал в замочной скважине, в этом у них не имелось никаких сомнений.

-Ох, давайте уйдем отсюда, - взмолилась Урсилла.

-Непременно уйдем, но только после того, как возьмем из сундука то, что нам причитается! – с удивительной суровостью объявил Хорас. – А если вы так боитесь, то подумайте лучше, как мы оплатим дорогу до Мелеуса, если долгов у нас за последние полгода только прибавлялось и прибавлялось? Этот господин был нашей последней надеждой. Он скончался – несомненно, весьма печальное событие! – но надежда все еще жива! Такой тяжелый сундук не может оказаться пустым!

-4-

Глава 4. Внезапное богатство, оживший покойник и некстати освободившаяся магия

-Ай, мне показалось, что покойник шевельнулся! – прошептала Табита, вцепившись в Урсиллу так, что та едва не выронила свечу.

-Что там? – спросила у отца чуть более храбрая Джуп, пытаясь заглянуть в сундук.

-Бог смилостивился над нами! – Хорас со счастливым кряхтением выпрямился и оглянулся на дочерей, смахивая непритворную слезу. – Тут полно денег!.. И не медяки, а сплошь серебро и золото!

И в самом деле – сверху, на аккуратно сложенной одежде, лежал кошелек, набитый новехонькими золотыми монетами со странной чеканкой. Но что значит чеканка, когда речь идет о золоте?.. Табита, никогда раньше не видевшая такого богатства, схватила одну из монет и принялась вертеть в руках, любуясь ее блеском.

-Да вы только посмотрите из какого чудесного полотна все эти рубашки! – вскричала Урсилла, тоже позабыв о всяком страхе, и принялась ворошить одежду покойного, приговоривая: «Я ведь могу перешить из этого себе добрый десяток блуз!».

Джуп, которую поначалу оттеснили от сундука, наполненного сокровищами, сердито фыркнула и наугад просунула руку между сестрами, припавшими к сундуку, как больные чесоткой к святому источнику. Ей повезло куда меньше, чем сестрам: пальцы наткнулись на какой-то продолговатый футляр, который оказался вполне обычным тубусом для бумаг.

Без особого интереса Джуп открыла его. Внутри лежали плотно скрученные листы странного вида – черные, как смоль, гладкие, как атлас – и в свете лампы они искрились, точно кто-то посыпал их мельчайшей алмазной крошкой. Они были тщательно обвязаны алым витым шнуром с кистями и запечатаны потрясающе красивой кроваво-красной печатью, от которой до сих пор исходил сильный аромат благовоний. Оттиск на ней был похож на соцветие и сам по себе мог считаться произведением искусства – вряд ли в мире могли существовать две таких необычных и сложных печати.

Конечно же, любой мало-мальски сведущий человек понял бы, что дело пахнет не только розовым маслом, но и волшебством высшей – и самой опасной! - разновидности. Однако Джуп, как и ее сестры, ничего не смыслила в магических делах и не имела ни малейшей склонности к этому искусству. Оттого она, немного посомневавшись для приличия, сломала печать и развернула плотный свиток.

Говорят, что магия избегает показываться простакам и приобретает в их присутствии такой обыденный облик, чтобы те нипочем не поняли, с чем имеют дело. Однако заклятие, которое по недомыслию выпустила на свободу Джуп, оказалось совсем иным: ничуть не скрывая своей природы, оно взметнулось огненным столбом, затем рассыпалось на тысячи алых искр, которые принялись носиться по комнате, как рой злых мух. Испуганный Хорас повалился на пол, прикрывая голову руками, девушки завизжали и спрятались кто куда. Искры оказались не такими жгучими, как от обычного огня, но жалили не хуже гнуса. В комнату словно ворвался горячий сухой ветер, желающий выбраться из ловушки четырех стен, но пока не находящий выхода.

-Подлые воришки! – завопил вдруг покойник, вскакивая с кровати. – Бессовестные мерзавцы!

Сестры, увидев, как он стоит среди комнаты, обмотав простыней свое тощее бледное тело, завопили еще громче, не зная, что и думать: обычный постоялец, поймавший хозяина или челядь гостиницы за воровством, всегда зол, как черт, что уж говорить об ожившем покойнике!..

А владелец сундука, морщась и охая от искр, вьющихся вокруг него водоворотом, упал на колени, сжимая в руках свиток, который на глазах истончался и рассыпался в пыль, как обычная горелая бумага.

-Да вы же сломали печать! – возопил он, и в каждом пронзительном звуке, исходящем из его уст, угадывались признаки особого рода учености - пресной и унылой, словно постный суп без крупинки соли.

–…Печать самой Эсфер, дамы герба Молочай! Скрепленная приговором высшего суда присяжных Росендаля!..

-Это, должно быть, весьма важные особы, - отозвался дрожащий мастер Хорас, выглядывая из-под стола. – Но, должно быть, они проживают весьма далеко от здешних мест. Мы о них не слыхали и не можем взять в толк…

-Еще бы вы о них слыхали, презренные, - оборвал его постоялец, с донельзя печальным и важным лицом просеивая черные хлопья сквозь пальцы. – Конечно, вы ничего не знаете о Росендале, величайшем из городов Плеад – кто бы вам рассказал об истинных мирах. Но при всем этом вы исхитрились выпустить на свободу презлейшее проклятие, которое нельзя остановить или обезвредить законным путем!..

-Проклятие? – пискнул кто-то из сестер.

-Да, великое и злое проклятие, - торжественно и мрачно ответил оживший постоялец, поднимаясь на ноги среди искрящегося алого облака. – Своего рода совершенство! Созданное весьма искусной дамой из древнего рода и усиленное многократно коллегией присяжных магов, согласившихся, что это справедливый приговор для виновного. Впрочем, вам это знать не положено, гнусные воры и воровки. Вам положено уяснить, что проклятие это было надежно запечатано, и если бы не ваши жадные руки…

И он, не закончив свою загадочную речь, смолк так же важно, как и говорил, выражая всем своим тощим несуразным телом скорбь и презрение.

-5-

Глава 5. Магия иного мира, мэтр Мимулус Абревиль и наказание за дерзость

-Ну, знаете ли, сударь! – возмутился в ответ мастер Хорас, ощутивший прилив мужества после стольких непонятных, но, несомненно, обидных слов. – Не вам упрекать нас в преступлении, если сами притащили безо всякого спроса в мою гостиницу эдакую дрянь! Сказал бы кто, что в вашем сундуке лежит проклятие – я б вас ни за что не пустил бы на порог!

-Мелкий склочный простолюдин, - скривился гость. – Будь у меня чуть больше времени – непременно бы подал на твою грязную гостиницу жалобу в местный суд и лишил бы лицензии до скончания века! Полагаю, что и в этом… э-э-э… простецком мире воровство – веский повод для судебного разбирательства.

-А в вашем, выходит, таскать проклятия в сундуке вполне законно? – не остался в долгу мастер Хорас, который мало что понимал в происходящем, но, будучи от природы человеком проницательным, угадывал, что у ожившего постояльца совесть также не вполне чиста.

-Я хранил его в целости и сохранности, даже угодив в небытие! – вскричал возмущенный гость. – И если бы вы не поторопились растащить мои вещи, посчитав окончательно мертвым, то через… - тут он нахмурился, что-то подсчитывая. - Через три… да, пожалуй, не далее, чем через три дня я бы вас щедро наградил, едва только пришел в себя!

-В наших краях, сударь, так поступать не принято, - возразил Хорас, обретший мужество, свойственное людям, которым нечего терять. – Те, кто угодил душой в небытие, телом отправляются в могилу на следующий же день, а вовсе не через три, и уж точно я не ждал бы, что вы со мной расплатитесь с того света!

-Оттого-то ваш мир как был никчемной окраиной, так и останется во веки веков, - скривился воскресший постоялец, с каждой минутой казавшийся все более неприятным, и мастер Хорас невольно подумал, что лучше б ему оставаться мертвым.

Все это время сестры Скиптон сидели тихо, как мышки, но Джуп, как самая храбрая, высунула испачканную в пыли и паутине голову из-под кровати, и спросила:

-А что же проклятие? Это оно сейчас летает в воздухе? Какой от него вред?

-О, это отличное проклятие, сотворенное на совесть по всем правилам магической практики! – отозвался гость. – Разумеется, вашему городу – да и не только ему! - придет конец, если я немедленно не найду для него новое вместилище взамен испорченного старого.

Джуп в испуге охнула, со страхом глядя на искры, отплясывавшие в воздухе какой-то веселый танец. Они словно чувствовали, что вот-вот получится вырваться на волю и натворить бед.

-Но с чего бы кому-то проклинать Силенсию? – в отчаянии возопил мастер Хорас.

-Кто бы тратил столь искусные чары на такую дрянь, как ваш городок! – высокомерия ожившему постояльцу было не занимать. – Разумеется, оно было приготовлено для совсем иной цели и использовалось лишь единожды – согласно приговору суда, как я уже говорил. Подсудимый, которого признали виновным присяжные маги из Росендаля, исключительное существо чистейших кровей лесных Ирисов! И проклясть его, как следует, было задачей не из легких. Но дама Эсфер Молочай…

-Ох, сударь, эти ваши речи звучат важно, да только совершенно непонятно! – взмолился Хорас. – Скажите лучше, отчего судились Молочаи с Ирисами, а проклятие падет на бедную Силенсию, как будто тут своих бед мало?!

-И в самом деле, - пробормотал незнакомец, который к этому времени покрылся второй кожей из искр, из-за чего, видимо, его одолевала чесотка, заставлявшая притопывать на месте. – Если ты не слышал о Росендале, то уж о цветочной знати Лесного Края тем более ничего знать не можешь. И в проклятиях ничего не смыслишь. Объясню как можно более просто: у таких чар есть своя воля, и их ни в коем случае нельзя выпускать на свободу – они нипочем не остановятся, пока не выдохнутся полностью.

-Для чего же их создают, если это настолько опасное дело? – мастер Скиптон с опаской смахнул пару искорок, попытавшихся прилипнуть к его вспотевшей от переживаний лысине.

-Это было создано для справедливого наказания. Или, по крайней мере - признанного таковым судом присяжных. Им наказали виновного, а затем надежно запечатали остатки, и если бы не вы…

-…Скажу вам ровно то же самое! – огрызнулся Хорас. – Если бы не вы!..

-Что ж, не могу не признать, что кое в чем ты прав, ничтожный вор, - внезапно согласился постоялец, но лицо его при этом стало гораздо кислее. – Мне нет дела до вашего городка, но я обязан повторно запечатать проклятие, хоть это и совершенно незаконно.

-Незаконно – возить с собой проклятие в сундуке, - проворчал мастер Скиптон, теперь уж окончательно убедившийся, что влип в темное дело. – Вы, поди, сами его украли!.. Не знаю, что там у вас за суды присяжных, но кто б доверил такую важную штуку тощему прощелыге!

-Прохвост! – неожиданно тонким фальцетом выкрикнул постоялец, а затем топнул босой ногой. – Немедленно вылезай из-под стола! И визгливых девчонок своих вытаскивай – мы и так потеряли много времени! В полночь проклятие окончательно освободится и поразит весь город, а начнет, разумеется, с вас, пустоголовых болтливых мошенников…

Сестры Скиптон, хныча и тихонько попискивая, выползли из своих укрытий. То же самое сделал и Хорас. Не сговариваясь, они выстроились в ряд, пугливо отмахиваясь от искорок, которых становилось все больше. Постоялец прошелся взад-вперед, смерив их косым презрительным взглядом. «Какие никчемные людишки мне достались!» - читалось на его длинном унылом лице, даже в гневе остававшемся невыразительным и постным.

-Хорас Скиптон, - откашлявшись, запоздало представился бедняга Хорас. – А это – мои дочери, Табита, Урсилла и…

-Не имею обыкновения знакомиться с каждым грабителем, позарившимся на мое имущество! – перебил его несносный постоялец, задрав свой длинный нос куда-то к потолку. – Да и наглые трактирщики не входят обычно в круг моих знакомств. Но, так и быть. Я Мимулус Абревиль, для тебя – мэтр Мимулус, и никак иначе. Не вздумай распускать язык, как будто мы с тобой ровня. Перейдем сразу к делу! Итак, какую из своих дочерей ты отдаешь в уплату за преступление, как это положено по закону?..

-6-

Глава 6. Законы росендальского уложения, дама Эсфер Молочай и самопожертвование бедной Джуп

Этим вечером в "Старом котелке" произошло невероятно много огорчительных событий, но слова господина Абревиля все-таки стали воистину неприятной неожиданностью для испуганного семейства Скиптонов.

-Что? – поперхнулся мастер Скиптон. – Ну, мэтр, это вы загнули! У нас здесь не принято расплачиваться дочерями ни за какие правонарушения. Силенсия – приличный город! Что в суде, что без суда вам положена разве что денежная компенсация. Да и то, узнай судья, что вы притащили сюда черную магию – наверняка присудит штраф вдесятеро больший, чем вы отсудите у меня…

-Законы здесь весьма несовершенны, - процедил Мимулус, сморщив лицо премерзким образом. – Наверняка местные судьи ничуть не разбираются в проклятиях, как и ты, старый негодяй. Но так как сегодня ночью эта комната во власти магии моего мира, то и спор наш мы решим по законам росендальского уложения. А в них прямо сказано, что человек, выпустивший на свободу чары, запечатанные решением высшего суда присяжных магов, немедленно переходит в собственность к любому чародею, находившемуся поблизости, и его здоровье и жизнь с той самой минуты должны быть употреблены на обуздание заклятия, если существует подобная возможность. И я, как маг, получивший лицензию и аккредитацию согласно…

-Маг? – недоверчиво переспросил Хорас, мало что уразумевший из этой долгой речи. – Ох, на кой же черт я пустил вас в свою гостиницу?!..

-Маг, - с легкой заминкой подтвердил гость. – Аккредитация, правда, не позволяет мне пока что работать с высшими проклятиями, но, как я понимаю, других чародеев здесь и вовсе не сыскать.

-И что же это – я теперь должен поверить в какие-то законы иного мира, которые присуждают мне отдать одну из дочерей… - закипая от негодования, начал Хорас, но Мимулус, приняв повелительный вид, громко шикнул и мастер Скиптон внезапно почувствовал, как язык его онемел.

-Да, я предпочел бы какую-то из девиц, поскольку они моложе и вместилище для чар из них получится покрепче, - мэтр с отвращением посмотрел на сестер. – Решайте побыстрее, полночь уже близко! Ну, что вы смотрите на меня, как будто впервые увидали? Думаете, мне самому нравится возиться с черными проклятиями и с глупыми девчонками? Да будь моя воля, я бы и пальцем не притронулся ни к одному, ни к другому!

Сестры Скиптон, до того от страха молчавшие, как рыбы, и едва только пузыри не пускавшие, теперь испугались настолько, что взвыли на три разных голоса.

-Слезами делу не поможешь, - раздраженно заметил мэтр Мимулус. – Если одна из вас не станет вместилищем для проклятия, то вскоре оно обрушится на весь ваш гадкий городок, и тогда уж точно никто не спасется.

-А что будет с той, кто согласится… на вот это ваше колдовство? – робко спросила Табита, белая от ужаса.

-Честно сказать – понятия не имею, поскольку никогда еще не запечатывал проклятие в людей, - ответил мэтр, приобретая вид одновременно надменный и смущенный. – И вообще подобные чары – не моя специальность. Я изучал по большей части магическое право, в частности – карательный кодекс, откуда и почерпнул сведения о наказании для тех, кто выпустил судебное проклятие.

-Ах, так вы еще и не умеете этого делать? – закричал мастер Хорас, схватившись за голову.

-Так поищите того, кто умеет! – закричал Мимулус еще громче, и стало предельно ясно, что он тоже испуган донельзя, а мерзкий надменный вид напускает на себя для того, чтобы об этом никто не догадался. – Но только помните, что в полночь это проклятие расползется по всем домам, принося болезни, смерть и горе, а затем… затем…

-Что – и это еще не все?!

-Разумеется, нет! Ох, как же мне это втемяшить в ваши пустые головы… Поймите же, даже если вам повезет, и вы не умрете в страшных муках сразу же… Дама Эсфер, сотворившая проклятие, непременно отыщет того, кто выпустил ее чары на свободу!

-И что же она сделает? – шепотом спросила Джуп, рыдавшая чуть тише остальных.

-Откуда же мне знать? – вспылил мэтр Мимулус. – Цветочная знать Лесного края – странные существа! Возможно, медленно сварит вас в сладком кленовом сиропе и прикажет подать к обеду. Или удушит побегами девичьего винограда, перед тем напустив рой диких королевских пчел. Устроит охоту, созвав всех лесных господ – они сами не свои до веселой охоты, и больше всего им по нраву охота на людей. В тех землях царят совершенно дикие нравы…

-Ага! – вскричал мастер Скиптон, которого внезапно осенила страшная догадка. – Да ты сам сбежал от этой страшной дамы, прихватив с собой ее проклятие, а теперь заметаешь следы! Дай-ка угадаю – и болезнь твоя была колдовской природы!

-А это уж не твое дело, трактирщик, - огрызнулся мэтр Мимулус, выражение лица которого сразу стало более человечным от огорчения и неловкости. – Но если ты внезапно стал таким догадливым, то отчего до тебя никак не дойдет, что сейчас не время препираться?! Проклятие нужно немедленно закупорить в чьем-то теле – раз уж другого годного вместилища здесь нет, - иначе оно прикончит нас всех…

-И вас, сударь? – недоверчиво переспросил Хорас.

-Нет, я, пожалуй, успею сбежать, - со внезапным спокойствием отвечал мэтр Мимулус. – Но затем меня сотрет в порошок дама Эсфер Молочай, что куда хуже.

Тут он обвел совершенно безумным взглядом семейство Скиптонов и закричал, словно припадочный:

-Так в какую из этих девчонок мне запечатать проклятие?! Отвечайте немедленно!

Табита, Урсилла и Джуп заголосили громче прежнего, обнявшись, словно перед вечной разлукой. Хорас припал к ним, в этот миг испытывая к дочерям столько любви, сколько не испытывал за все предыдущие двадцать лет. «Как я все это объясню Милли, скажите на милость?!» - бормотал он беспомощно.

Затем, Джуп, уняв всхлипывания, сказала, что раз уж она сломала печать, то ей и расплачиваться. Сестры заревели пуще прежнего, а мэтр Мимулус, обхватив голову, простонал: «За что мне это все?!» - по-видимому, ему и в самом деле не нравилось насильно околдовывать юных девушек и ссориться с их пожилыми отцами.

-7-

Глава 7. Щедрость мэтра Абревиля, исполнение желаний сестер Скиптон и первое приключение Джуп

Разумеется, посторонний наблюдатель мог бы задаться вопросом, отчего мастер Скиптон и его дочери почти сразу поверили в слова постояльца и покорно подчинились его безумным требованиям, опирающимся на законы магического города, о котором они впервые слышали. Но, посудите сами - легко ли сомневаться в правдивости человека, который только что воскрес из мертвых? Как усомниться в силе чар, если они заполонили огненными вихрями всю комнату и пребольно жалили кожу? К тому же, мастер Скиптон никогда не выезжал далее Мелеуса и, как он сам признавал, не мог здраво рассуждать об устройстве и законах иных земель. Моряки, заглядывавшие в "Старый котелок", рассказывали, что за морем видели совершенно невероятные чудеса, да и в столице, если верить газетам, обычаи были совсем иными. Хорас ничуть не сомневался, что в мире существует огромное количество стран, о которых он слыхом не слыхивал, и оттого легко допускал, что там могут твориться бог знает какие безобразия. Положа руку на сердце, он всегда верил, что тихая обыденная жизнь Силенсии, где не было ни настоящих богачей, ни высокородной знати, ни многоумных ученых - скорее, исключение из правил, и стоит только покинуть родные места или же попасть в поле зрения какого-то важного человека, как все пойдет кувырком.

Мэтр Мимулус, к сожалению, сочетал в себе все самые страшные для Хораса черты: очевидно, что он был богат, неприятное поведение его с головой выдавало знатность происхождения, а речи казались такими запутанными и непонятными, что ученость их признал бы и сопливый портовый мальчишка.

Но нельзя сказать, что мастер Скиптон не пытался сопротивляться чужой загадочной воле.

-Как! – возмущенно воскликнул он, сбросив с себя бездеятельное обреченное оцепенение. – Ты, колдовской негодяй, собираешься куда-то увезти Джуп?

-А ты, мошенник, предпочел бы, чтобы она осталась здесь вместе с проклятием? – язвительно отвечал мэтр Мимулус. – Все-таки люди, ничего не смыслящие в волшебстве, ограничены донельзя во всех отношениях. Человеческое тело – крайне ненадежный сосуд! Проклятие быстро его разрушит и вырвется на свободу. Для того ли я рискую своей лицензией, чтобы получить мизерную отсрочку?!

-Так твое колдовство все-таки уморит мою девочку?! – вскричал несчастный отец, теряющий последнюю надежду и, вместе с тем, перестающий различать хоть какой-то смысл в происходящем.

-Нет! – решительно и даже несколько обиженно произнес мэтр, но не успел Хорас облегченно перевести дух, как он продолжил:

-Нет! Я же сказал – это не мое колдовство!

И не дав мастеру Скиптону возможности еще раз возмутиться, разразился новой гневной речью:

-Сколько можно препираться! Вы должны пасть предо мной на колени за то, что я пытаюсь исправить содеянное вами! Хотя вообще-то не имею законного права что-либо менять в этих чарах, равно как и переносить их из одного вместилища в другое! Но если ничего не предпринять – проклятие уморит и вас, и вашу крошку, и добрых две трети этого города. Как долго я еще буду объяснять, что иного выхода нет? Или семейство ваше настолько же глупо, насколько жадно?..

Обвинение это было несправедливо по большому счету: вряд ли быстрое согласие в таком деле выставило бы Скиптонов в лучшем свете; любой на их месте не торопился бы соглашаться с предложением мэтра Мимулуса, какой бы важный вид он на себя не напускал. Но, увы, Скиптоны и впрямь угодили в ловушку: узнай впоследствии Силенсия, что это кто-то из дочерей Хораса выпустил злое проклятие – а чары совершенно очевидным образом бушевали в темной комнатке и рвались на свободу! – их всех не иначе как утопили бы в море. Кроме того, мэтр Абревиль, спохватившись, прибавил:

-Разумеется, я щедро вознагражу вашу семью за помощь, - и указал на сундук.

-Да, пожалуй, тут хватит золота, чтобы расплатиться со всеми долгами, - пробормотал мастер Хорас, застигнутый врасплох любезным предложением.

-У меня будет приданое, - негромко прошептала Табита.

-Я смогу открыть свою лавку модной одежды! – эхом отозвалась Урсилла.

Джуп по их смущенным и испуганным взглядам поняла, что от нее требуется, и нехотя произнесла:

-А я всегда желала приключений, ну вот и получила, - и сморщила нос, чтоб не заплакать.

Мастер Хорас и старшие сестры Скиптон прекрасно знали, что она сказала это лишь для того, чтобы в какой-то степени облегчить груз на их совести, но сделали вид, что это впрямь звучит справедливо - словно Джуп действительно всегда хотела стать вместилищем для проклятия или чем-то вроде него.

-8-

Глава 8. Условие мастера Хораса, еще один повод для слез Джуп и прочие силенсийские сплетни

Мэтру Абревилю не было дела до внезапно осложнившихся отношений прежде дружного семейства Скиптонов – сестры в то время казались ему совершенно неразличимыми внешне, а их испуганный писк порядком раздражал. «Три или две – какая разница?! – бормотал он, готовясь к колдовству. – Они все равно одинаковые. Сколько ни множь посредственность – лучше она от того не станет!»

-И все же, сударь, нам нужно прежде договориться еще кое о чем! - обратился к нему мастер Хорас, нахмурившись и покраснев от волнения. – Ладно еще – проклятие! Если без этого никак не обойтись – я согласен. Чего не сделаешь для спасения нашей доброй Силенсии… Но разрешить своей дочери путешествовать неизвестно куда с посторонним мужчиной – это уже чересчур! Что я скажу соседям? Как объясню это ее матушке?

-Я же сказал, что ее необходимо доставить в Росендаль, - раздраженно отозвался Мимулус, раскладывавший на столике какие-то крохотные металлические инструменты, напоминавшие хирургические – их он достал из сундука.

-Ох, да какая разница – в Росендаль или еще куда! – вскричал смущенный и встревоженный отец. – Джуп не может уехать с первым встречным! Что о нашей семье будут говорить люди и как мне объяснить ее пропажу?

-Это все не моя забота! – сухо ответил мэтр Мимулус.

-Нет уж, сударь! Ваша! – тут мастер Скиптон хлопнул ладонью по столу так, что инструменты мэтра Абревиля звякнули. – Я, заметьте, согласился с тем, чего требуют ваши законы! Теперь ваш черед согласиться со здешними правилами. Деньги деньгами, но есть же и кое-что поважнее! Признаю, что повел себя не слишком-то достойно и законопослушно, когда полез в ваш сундук, но и вы должны согласиться, что к законодательству наших краев отнеслись безо всякого уважения - вот где начало всех бед. Уж если силенсийские Скиптоны честно отвечают за свои проступки, то и невесть-каким Абревилям не стоит бегать от ответственности!

Мимулус, который собирался поначалу разразиться гневной отповедью, оказался не столь уж глух к справедливым доводам: он хмурился, презрительно дергал кончиком длинного носа, фыркал, но к концу речи мастера Хораса все-таки смирился и с недовольным видом признал:

-Ладно, жулик. В твоих словах есть доля истины. Чего ты хочешь?

Лицо мастера Хораса посветлело – он, признаться, не ждал, что постоялец сдастся так быстро.

-Помолвка! – торопливо объявил он. – Единственное, что успокоит мою Милли и всю Силенсию – так это то, что Джуп выйдет замуж по всем правилам, за воспитанного богатого господина. А вы, сударь, кажется, именно таковы!

-Что? – поперхнулся мэтр Абревиль, глядя на сестер Скиптон с таким же ужасом, как до того они смотрели на него. – Женитьба? Ну уж нет! У меня в планах окончание магистратуры, кафедра магического права, научная работа – и все это, между прочим, теперь под угрозой из-за сегодняшней истории! – но никак не свадьба.

-Так и у нас были совершенно иные взгляды на будущее Джуп! – развел руками мастер Хорас, с легкостью позабыв, что еще недавно мог говорить с определенностью только о скором разорении «Старого котелка».

Пришло время Мимулусу Абревилю недовольно кривиться: еще недавно он говорил Скиптонам, что время на исходе и тратить его на пустые споры – неуместно, а теперь ему самому приходилось прикусывать язык.

-Ох, да все равно никто не знает, как долго она проживет с проклятием внутри, - наконец пробурчал он себе под нос и согласился подписать обязательство о женитьбе сразу же после того, как будут улажены магические дела.

…Джуп, и без того онемевшая от испуга, теперь не могла проронить ни слова от негодования: брак с унылым Мимулусом казался ей гораздо страшнее любого проклятия. Приключение становилось все ужаснее и ужаснее. А мэтр Абревиль тем временем старательно чертил на полу круги, линии и символы, обмакивая тонкую кисточку в разные флакончики по очереди. Колдовские искры, почуяв в этих действиях что-то близкое им, прекратили носиться по комнатке, как рой беспокойных мух, и замерли в воздухе.

-Становитесь в круг, милая, - с неприязнью сказал мэтр Мимулус Урсилле, так и не разобравшись, какую из сестер ему отдают в жены, - да побыстрее.

Испуганная Урсилла залепетала что-то невразумительное и спряталась за спину мастера Хораса. Мимулус свирепо уставился на Табиту, но та взвизгнула и закрыла лицо передником.

-Неужто, сударь, - с презрением сказала Джуп, стоявшая прямо и гордо, - вашей учености не хватает для того, чтобы различать женщин между собой?

-Ох, да какая мне разница! – закричал мэтр Абревиль, покрываясь гневными красными пятнами. – Я ваших имен знать не знаю, и запоминать не собираюсь! Одна из вас должна стать в круг, или я за себя не ручаюсь!

«Лучше уж умереть от проклятия, чем выходить замуж за такого мерзкого склочного человека! – подумала Джуп, от обиды и несправедливости позабыв о страхе. – Ни одна сломанная печать не стоит такого наказания! Возможно, даже спасение Силенсии того не стоит!..». Но отец и сестры смотрели так жалобно, что она стала в круг и выполнила все то, что сказал мэтр Абревиль: дала уколоть свои пальцы тонкими серебряными иголками, повторила за ним какую-то магическую околесицу, и, наконец, громко сказала, что согласна стать вместилищем для освобожденных чар.

И вовремя – вдалеке раздался звон с колокольни. До сих пор силенсийский звонарь никогда не отмечал полночь, но сегодняшняя ночь была особенной и колоколам не нужна была помощь человека, чтобы звучать громко и ясно.

Наутро, когда сразу несколько горожан пришли жаловаться на неурочный ночной шум, звонарь напрасно клялся, что не поднимался на колокольню – ему никто не поверил. А затем кто-то из глазастых кумушек увидел, как со стороны гостиницы идет сонный недовольный нотариус, господин Роус. «Никак тот приезжий господин перед смертью пришел в себя и решил составить завещание!» - зашептались утренние зеваки между собой, а самые любопытные сделали вид, будто решили прогуляться, и вскоре нотариус попал в окружение.

-9-

Глава 9. Первое путешествие Джуп, чудесная повозка и признания мэтра Мимулуса

Судьба любит порой подшутить над человеком самым злым образом: всю жизнь Джуп мечтала отправиться в путешествие и полагала, что исполнение этого желания принесет ей счастье. На деле же начало путешествия оказалось самым неприятным событием в ее жизни: не в силах сдержать слезы, она покорно шла за сердитым Мимулусом. Будь Джуп не так огорчена, то непременно бы заинтересовалась, как он собирается покинуть Силенсию, не имея ни лошади, ни экипажа. Но кто думает о таких мелочах, если внутри жжется и щиплется проклятие, способное погубить целый город?.. «Если меня не убьет колдовство, - думала Джуп, - то придется выйти замуж за мэтра Абревиля, а это еще хуже! Хуже!..» - и от этих мыслей слезы брызгали из глаз, как это бывает, когда прищемишь палец или стукнешь по нему молотком.

Мэтр Мимулус не обращал никакого внимания на красный распухший нос невесты и на ее мокрое от слез лицо, хотя того требовали если не зачатки милосердия, то, по меньшей мере, соображения приличия. Он твердо и решительно, словно не пребывал недавно в небытии, отчеканил десять шагов, затем остановился над небольшой лужицей грязи. Ничего не объясняя, он сломал ветку у засохшего при дороге куста, затем разломал ее на две равные части – точнее говоря, у него вышло два достаточно кривых прутика. Их он уложил поверх грязи, как это делают дети, сооружающие понарошечный мостик над ручейком, а затем нетерпеливо окликнул Джуп:

-Долго вас ждать? Быстрее!

Джуп, растерянно всхлипнув, шагнула к нему, но, видимо, с точки зрения Мимулуса делала она это крайне медленно. С внезапной бесцеремонностью он схватил ее за руку и резко дернул вперед, да так, что она едва не упала. Джуп хотела было возмущенно крикнуть: «Да как вы смеете?!», но ее голова закружилась, перед глазами потемнело. «Должно быть, это от того, что я сегодня не завтракала! - успела подумать она. – И в этом тоже виноват этот мерзкий мэтр Абревиль!». А затем в ее ушах что-то громко хлопнуло или задребезжало, и Джуп, готовая поклясться, что закрыла глаза только на секунду, обнаружила, что сидит в какой-то трясущейся повозке, разукрашенной словно для ярмарки – стены были расписаны цветами, а потолок – звездами, повсюду нашита золотистая бахрома, а над дверью позвякивало сразу несколько медных колокольчиков. Многочисленные окна и окошечки были забраны осколками разноцветного стекла, чудесным образом оплетенными и соединенными медной проволокой. На крюках висели изящные птичьи клетки, покачивающиеся в такт движению повозки, и в каждой из них щебетали яркие маленькие птички. Словом, это была совершенно сказочная повозка, при виде которой на ум сразу шли леденцы, мармелад и прочие сладости. Ничего подобного в Силенсии и ее околицах точно не водилось.

От неожиданности Джуп охнула и, запрокинув голову кверху, ударилась затылком, да так, что дорожная шляпка съехала на нос.

-Ох, да прекратите шуметь! – тут же проворчал Мимулус, сидевший напротив, на очаровательной резной скамеечке, но выглядевший при этом таким недовольным, точно его силой усадили на гору отбросов. – От вас столько беспокойства в дороге!

-Что?.. – поперхнулась Джуп, не зная, какой вопрос задать прежде.

-Ну, во-первых, вы похрапываете, когда засыпаете, - безо всякого промедления принялся перечислять мэтр Абревиль. – А если я магически запрещал вам храпеть, то вы начинали пускать пузыри! Жуткое зрелище! Во-вторых, вы идете, когда вам приказывают стоять, и стоите, когда вас просят идти. В третьих, вы едва не свалились с моста, когда мы…

-Постойте! – вскричала Джуп, натягивая шляпку на положенное ей место. – Как я вообще здесь очутилась? Я ничего не помню! Мы только-только отошли от «Старого котелка», вы дернули меня за руку и… и…

-Все ясно, - скривился привычным для себя образом мэтр Абревиль, глядя, как она машет руками, не в силах подобрать слов. – У вас открылась непереносимость магических перемещений. А я, признаться, подумал что вот это, - тут он свел глаза к переносице и высунул на бок язык, - ваше обычное состояние, и даже начал сочувствовать вашему отцу-жулику....

Джуп, набравшая в грудь побольше воздуха, чтобы, наконец, выпалить побыстрее все слова, что одновременно пришли ей на ум, потрясенно выдохнула.

-Что это значит? – только и спросила она.

-То и значит, что вы не воспринимаете действительность, которая слишком сложна для вашего ума, - ответил Мимулус, осматривая ее со все большим недовольством. – Вы ведь никогда не пользовались магией?

-Зачем бы мне это? – растерялась Джуп еще сильнее.

-И действительно, - мэтр сказал это так, что было понятно: он считает, будто удачно съязвил. – Послушайте, э-э-э, Джуп?.. Вас ведь так зовут?.. Ваш разум формировался в мире, где магии нет, поэтому ему крайне сложно вместить даже самую малую толику волшебного опыта. Историю с проклятием вы, надеюсь, помните? Ну вот, этого вам оказалось предостаточно, и теперь ваш неразвитый мозг не в силах воспринять что-либо волшебное. У вас не получилось увидеть, понять и запомнить, что мы совершили переход из вашего мира в иной, призвали волшебного помощника – магу с моим уровнем аккредитации положен помощник! – и теперь едем в его повозке…

Джуп слушала его так внимательно, что Мимулусу постепенно становилось не по себе – с каждым его словом глаза девушки горели все ярче, рот приоткрывался, и выражение это было подозрительно похоже на восторг.

-…Едем в его повозке, а я об этом только-только узнала! – в конце концов, воскликнула Джуп с таким горячим возмущением, что мэтр Мимулус невольно вздрогнул, внезапно сообразив, что ничего толком не знает о своей невесте. – Я хочу увидеть помощника! Он действительно волшебный? Что это значит? – и она вскочила на ноги, вертя головой, чтобы понять, где находится то окно, через которое можно посмотреть на магических существ.

Мэтр Мимулус издал взволнованное восклицание и тоже вскочил на ноги, да так быстро, что Джуп от неожиданности пошатнулась и плюхнулась обратно на свою скамейку.

-10-

Глава 10. Истинные миры Плеад и их жалкие подобия

Если бы мэтр Абревиль хоть сколько-нибудь верил в разумность своей случайной невесты, то в ответ на ее взволнованные расспросы он мог бы рассказать, что миры Плеад, о которых он уже упоминал, многочисленны и разнообразны. Что истинных из них всего семь, а остальное бесчисленное множество именуется Туманностью. Что в семи истинных мирах полным-полно магии, а в мирах Туманности, также именуемых Блеклыми Мирами, волшебства совсем немного. Также мэтр Мимулус, как человек ученый, мог бы вкратце описать красоты семи истинных миров и назвать их по именам: Город, где родился и вырос сам мэтр Абревиль; Лесной Край, Равнинные Просторы, Озерная Гладь, Горный удел, Пустынный Дол, а также весьма неприятные и малонаселенные Болотные Топи.

Согласно учебникам, по которым обучался Мимулус, каждый из истинных миров был окружен бесчисленным количеством миров-спутников, в какой-то степени отражающих величие несравненного исходника. В некоторых из них магии содержалось чуть больше, в некоторых – чуть меньше, а бывали настолько невзрачные миры-спутники, что о магии в них и вовсе не слыхали. Образованные люди относились к таким мирам с презрением и нередко называли задворками великих Плеад, куда жителю истинных миров и ступить-то стыдно.

Но у изобилия магии имелись свои недостатки, равно как и у Блеклых Миров – свои преимущества, хоть говорить о них в приличном чародейском обществе было не принято. Мэтру Абревилю с большим трудом далось бы признание в том, что чародей, лишившийся лицензии, лишался и способности управлять чистой беспримесной магией истинного мира – но он и не собирался пока что в этом признаваться, полагая, что ума Джуп не хватит, чтобы во всем этом разобраться. Рассказывать о том, что маги без лицензии, проворачивающие свои темные делишки, обычно прячутся в Туманности и обходятся той малостью волшебства, которая в ней содержится, он тоже не собирался. От этого признания было рукой подать до неприятной истины: добропорядочный мэтр Абревиль, еще недавно собиравшийся стать магистром чародейского права, в одночасье превратился в мага-жулика, презренного фальшивоволшебника – а ведь еще недавно Мимулус не подал бы руки подобному отщепенцу и счел бы себя опозоренным знакомством с настолько гнусным отребьем. Но, увы, путешествовать по мирам мэтру Абревилю теперь следовало кружным путем, по самым дальним закоулкам и трущобам Плеад, как это делают все фальшивоволшебники – и в этом Мимулус убедился, едва только попытался совершить привычный ему переход. Однако сознаваться в своих слабостях и ошибках человеку, которого считаешь во всех отношениях ниже себя – а Джуп появилась на свет в одном из Блеклых Миров Туманности, служила при портовой гостинице, и, вдобавок ко всему была женщиной! - ужасно унизительно.

Но нельзя сказать, что мэтр Абревиль попытался попросту отмолчаться. Джуп не казалась ему смышленой или способной к обучению, но себя-то он считал просвещенным образованным человеком. А просвещенные люди обязаны время от времени рассказывать дикарям, как на самом деле устроена вселенная.

Но едва только он заикнулся про истинные миры и их жалкие подобия – миры Туманности, - как столкнулся с самой черной неблагодарностью.

-Что значит – блеклые миры?! – возмутилась Джуп, совершенно невежливо перебив объяснения. – И мой мир, выходит, такой же? С чего бы это он был хуже каких-нибудь еще?

-С того, что он как бледный оттиск настоящего мира, - старательно отвечал ей Мимулус, искренне не понимая, чем она обижена. – Посредственность как она есть. В нем нет магии и нет ничего выдающегося, вам ли не знать?..

-И чем же миры, которые вы называете настоящими, лучше моего? Вы что-то говорили про Лесной край, поля, озера и болота. Разве этого нет в околицах Силенсии или чуть дальше? В нашей гостинице останавливалось немало путешественников и уж чего они только не рассказывали! Хоть они не покидали пределы нашего мира, но повидали и горы, и пустыни, - горячилась Джуп.

-Ох, все жители Туманности совершенно одинаковы, - пробормотал Мимулус со страдальческим видом. – Защищают свои никчемные миры, не видев ничего другого. Скажите-ка, ведь путешественники, с которыми вы говорили, рассказывали, как перешли через горы? Переплыли озеро? Нашли за горами пустыню, а за пустыней – леса?

Джуп, подумав, кивнула, явно не понимая, к чему ведет мэтр Абревиль, но, тем не менее, собираясь спорить с каждым его словом.

-Вот! – победно воскликнул Мимулус. – Что и требовалось доказать. Все ваши леса, озера и поля – крошечны и подвластны человеку. У них есть границы, которые только по меркам вам подобных считаются далекими или близкими. И люди рано или поздно добираются до края, чтобы узнать, где заканчивается одно и начинается другое, а затем провозглашают себя великими первооткрывателями. Что ж, чем больше новых земель они откроют, назвав своим именем гору или ручей, тем теснее и скучнее станет ваш мир. Вскоре ничего неизведанного в нем не останется, и потомки нынешних путешественников будут ходить по следам своих предшественников, убеждаясь в том, что ничего нового им больше не увидеть. В то время как в истинных мирах нет пределов лесам в Лесном Краю, и бескрайни озера в Озерной Глади. Ни один путешественник никогда не достигнет пределов Пустынного Дола, и никто никогда не узнает, где заканчиваются скалы Горного Удела. Будучи ребенком, вы наверняка играли в грязи, как это заведено у вашего сословия, где-нибудь на заднем дворе. Разве вы не копали там канавки, воображая, что прокладываете путь для рек? Не строили из камешков кучки, изображающие горы? Так вот, смиритесь: все, что существует в вашем мире, известное вам и неизвестное – всего лишь детские поделки в сравнении с величием семи истинных миров.

Все то время, что он говорил, Джуп то и дело открывала рот, чтобы возразить, но, когда Мимулус закончил, не нашла, что сказать, и от досады покраснела. Мэтр Абревиль, довольный тем, что увел свои рассуждения в сторону и избежал расспросов о путешествиях между мирами, тоже порозовел – но от радости, к которой примешивалась гордость за столь отлично сказанную речь.

-11-

Глава 11. Побочное действие проклятия, губительная радость Джуп и очередное огорчение мэтра Абревиля

Конечно же, Джуп встревожилась, хотя и не понимала, в чем беда, если все вокруг видится прекрасным. Она засыпала вопросами помрачневшего Мимулуса, но тот лишь угрюмо смотрел исподлобья, беззвучно шевеля губами, словно споря с самим собой и не приходя к согласию.

-Что же это… - иногда слышался его шепот. – Как же оно работает… Почему именно так?..

-Да что с вами? – рассердилась Джуп, так и не дождавшись от него объяснений сверх уже сказанного и оттого решившая, что мэтра Абревиля одолела какая-то блажь. – Что вызвало ваше недовольство? Цветы? Повозка? Птицы? Я что-то не то сказала?

-Нет-нет, вы все правильно сказали, - торопливо ответил Мимулус, с трудом отрешившись от своих тревожных раздумий. – Было бы куда хуже, если бы вы промолчали. И мы бы узнали о вашей… э-э-э-э… особенности слишком поздно. Видите ли, это все крайне опасно. Я бы сказал – смертельно опасно!

-Что? – любой бы понял, что Джуп изо всех сил старается не хихикнуть. – Чем могут быть опасны полевые цветы и певчие птички?

-Да тем, что их нет! – вскричал Мимулус. – Вы видите несуществующие предметы! Нет, даже не так – вы видите то, что существует, но выглядит оно вовсе не так, как вам кажется!..

На этот раз помрачнело лицо Джуп: ей было неловко, но слова мэтра Абревиля, по-отдельности звучащие понятно, превращались для нее в бессмыслицу, стоило только попытаться соединить хотя бы три-четыре из них вместе. Мэтр Абревиль заметил это, страдальчески вздохнул и покачал головой, как это делают врачи после осмотра безнадежного пациента.

-Давайте идти к истине потихоньку, шаг за шагом, - промолвил он со всей возможной для него терпеливостью. – Начнем с поля. Вы говорите, что оно приятно глазу…

-Да, это очень красивое поле! – воскликнула Джуп, охотно поддерживая разговор, который, как ей казалось, мог исправить возникшее недопонимание. – Ни у кого в Силенсии нет прекраснее цветника – здесь и алые маки, и ромашки величиной с блюдце, и синее море колокольчиков ходит волнами на ветру!.. И надо всем этим – бескрайнее ясное небо, солнце так и сияет…

-Все-все, достаточно. Послушайте-ка меня, - перебил ее Мимулус, нервно перебирая пальцами. – Вы ошибаетесь. На самом деле там, за окном, пустошь. Понимаете? Ни колокольчиков, ни ромашек. Сплошь пожухшая трава и черные сорняки. Тоска такая, что смотреть тошно. Солнца не видать за тучами, а от сырости все кости ломит – должно быть, дожди здесь идут непрерывно всю минувшую декаду.

-Но как… - начала было возражать Джуп, однако Мимулус ее перебил.

-А что с повозкой? Вы, кажется, ее хвалили.

-Ну как же не похвалить, - тут же ответила Джуп, от растерянности позабыв, с чем хотела спорить. - В ней все такое разноцветное и милое. Столько ярких рисунков! Нарядные занавески, скамейки обиты едва ли не бархатом – вон какие мягкие! Ох, да тут даже гвоздики – и те позолочены…

-А ведь по правде повозка эта никуда не годится. Древняя рухлядь, которой судьба вскоре развалиться на ходу. Там, где вы видите рисунки – разве что плесень да пятна сырости. А вместо занавесок – паутина и грязные лохмотья, - продолжил мэтр Абревиль, и в голосе его послышалось что-то похожее на сочувствие. – Никакого бархата нет и в помине, мы сидим на колченогих лавках, от которых все седалище в синяках.

-Птицы в клетках…

-Не вполне уверен, но, по-моему, там крысы. И довольно злые, так что я не хотел бы рассматривать их вблизи, увольте.

-Ох, да что вы говорите такое! – возмутилась Джуп, начавшая считать, что мэтр Абревиль над ней попросту издевается. – Мне что же – не верить собственным глазам?

-Пожалуй, нужно, чтобы вы взглянули и на кучера, чтоб убедиться окончательно… - пробормотал Мимулус, и приподнялся, чтобы открыть окошко. – Ну, что же? Как он вам?

-О-о-о, какой он хорошенький! – воскликнула Джуп в восторге и разве что в ладоши не захлопала. – Неужто это эльф? Ну а кто же еще – с такими-то милыми острыми ушками! Я так рада с вами познакомиться, господин эльф!

И она, позабыв обо всем на свете, ринулась вперед, протягивая руку вознице, который, обернувшись, смотрел на нее с озадаченным, но, вместе с тем, польщенным видом.

-О, боги мои, - пробормотал Мимулус, силой усаживая ее обратно. – Поверить не могу, что все так плохо. Это же Петер, гоблин, уродливее которого еще поискать, а уж я их повидал немало, поверьте на слово. Если уж он вам красив, то вся магия мира бессильна что-то исправить…

Гоблин (а кучер, к несчастью, и вправду был гоблином; тут мэтр Абревиль ничуть не ошибся), до того расплывшийся в довольной и несколько мечтательной улыбке, угрюмо скривился и отвернулся, выбранившись себе под нос - нос весьма длинный, бородавчатый и крючковатый.

-Я вам не верю, - сказала, поразмыслив, Джуп, но уверенности в ее голосе поубавилось. – Выходит, что мое слово против вашего. С чего бы это мой взгляд непременно ошибочен, а ваш – правилен?

-С того, что во мне не сидит проклятие, от которого всего можно ожидать, - парировал Мимулус. – Видимо, оно искажает ваше восприятие на свой лад, а сущность у него весьма недобрая. Все неприятное, уродливое и страшное ему по нраву, ведь оно в свое время создавалось, чтобы ужасать и отвращать. Кто бы мог подумать, что это его свойство будет иметь столь необычное развитие!..

-Но я не вижу ничего ужасного и отвратительного!

-Вот это и удивительно! – воскликнул Мимулус. – Если бы меня спросили, как повлияет проклятие такого рода на человека, ставшего его носителем, то я бы сказал: «Хм! Пожалуй, у такого человека испортится нрав, он озлобится и начнет повсюду искать уродство, чтобы восхищаться им и злорадствовать». О таких случаях немало сказано в учебниках. Но чтобы человек видел вместо грязи и убожества цветущие луга и гвозди с золочеными шляпками!.. Поразительный случай!

И он стал осматривать девушку с любопытством истинного ученого, то есть, абсолютно невежливо.

-12-

Глава 12. Тайное искусство путешествий между мирами и новая неудача мэтра Абревиля

Путешествие в повозке гоблина Петера закончилось для Джуп так же неожиданно, как и началось: мэтр Абревиль, погруженный в заметно тревожащие его размышления, ни с того, ни с сего встрепенулся, достал карманные часы, и, сверившись с ними, объявил:

-Достаточно!

Повозка дрогнула и остановилась, как вкопанная, а мэтр Абревиль принялся проверять содержимое своей дорожной сумки перед выходом.

-Чего достаточно? – спросила Джуп, про себя решившая пристально следить за каждым движением и словом своего загадочного жениха, чтобы вовремя поймать его на лжи или злом умысле. Он мог бы сказать: «Приехали!» или же: «Мы у цели!», но предпочел загадочное ДОСТАТОЧНО, словно все это время отсчитывал поскрипывания колес повозки, пока не дошел до нужного ему числа. Выглядело это подозрительно и Джуп не собиралась пропускать странности мимо глаз.

-Не думаю, что вам это будет понятно, - несколько рассеянно ответил копошившийся в своих вещах Мимулус, искренне считая, что правда подобного рода не может показаться обидной.

-Я все же постараюсь разобраться! – преувеличенно вежливо сказала Джуп и угрожающе нахмурилась.

-Что за вредная идея, - пробормотал Мимулус. – Впрочем, как пожелаете. Вы бы и сами могли догадаться, если бы взяли на себя труд поразмыслить, но это занятие вам, наверное, непривычно. Постараюсь объяснить на понятных примерах: наверняка вам доводилось в детстве прыгать через какую-нибудь канаву забавы ради, других игр в городках вроде вашего все равно не сыскать. Вы должны были заметить, что перед тем, как прыгнуть, всегда лучше разбежаться. В магии перемещений используется схожий принцип. Перед тем, как применять чары, связанные с переходом между мирами, нельзя стоять на месте. Особенно, если…

Тут он запнулся, не в силах решить, что же прозвучит для него самого унизительнее: «…если чародей не слишком искусен в чарах подобного рода» или же «…если чародей лишился лицензии». По всему выходило, что признаваться надо и в первом, и во втором, но мэтр Абревиль скорее язык бы себе откусил, чем выставил себя неудачником перед нахальной девицей из портовой гостиницы.

-Кажется, я поняла! Нельзя перепрыгнуть в другой мир сразу же после того, как перепрыгнул в этот! – воскликнула Джуп, обрадованная своей сообразительностью. – Нужно сделать перерыв, чтобы совершить следующую попытку – так?

-Да, что-то вроде того, - согласился Мимулус, в свою очередь обрадовавшись тому, что не придется объяснять одно и то же несколькими способами. – Но вдобавок к этому желательно продолжать движение. Заклинание сработает вернее и лучше, если маг, прибыв в новый для себя мир, немедленно пустится в путь – неважно куда и зачем.

-А если бы мы шли пешком?

-Это тоже роли не играет. Но, согласитесь, ехать в повозке куда приятнее, тем более, что погода здесь отвратительная. Ах да, вы же этого не видите… Ну, что же вы сидите? Собирайте свои вещи и выходите! Мы должны попасть в нужный нам мир как можно быстрее – не забывайте, что меня ищут подручные дамы Эсфер, а нюх у них прекрасный, и следы магических переходов они чуют едва ли не лучше, чем следы наших ног. О, как замечательно! Тут есть мост! Переходы мне всегда давались лучше на мостах!..

И в самом деле, повозка остановилась перед старым каменным мостом, возвышавшимся над небольшой речушкой с заболоченными берегами. Мимулус осмотрел его и остался доволен: мосты всегда считались самым приличным и верным средством из тех, что использовались в дополнение к заклинаниям перемещения. Считалось, что каждый чародей в начале своего обучения должен выбрать предмет, в дальнейшем символизирующий для него переход, и оттачивать свое искусство на нем, пока, наконец, не научится довольствоваться символическим его обозначением – рисунком на земле, переплетением теней или нитей. Сам Мимулус чаще всего использовал поделку из прутиков, изображающую мостик – именно это и видела Джуп в Силенсии перед тем, как лишиться чувств.

Разумеется, среди магов встречались те, что тяготели к зрелищности – они предпочитали совершать переход, шагая в пропасть (впоследствии – в пропасть символическую, разумеется, но всем понимающим людям было понятно, что чародей этот некогда в своих тренировках избрал самый рискованный путь и не раз глядел смерти в глаза, прежде чем научиться с величественным видом спрыгивать с табурета); или же в огонь. Кое-кто пользовался исключительно лестницами, несмотря на все сопутствующие этому неудобства. Кому-то была необходима лодка или плот; находились и приверженцы зелий, дурманящих разум. Но мэтр Абревиль недолюбливал отступления от традиций: пропасть казалась ему опасным позерством, переход сквозь огонь нередко оставлял по себе запах паленых волос, а путь вверх по лестнице выглядел малопочтенным – особенно если лестница была сколочена наспех каким-то крестьянином и прислонена к первому попавшемуся дереву.

-Мост! – повторил он, выбравшись из повозки. – Какое везение!

Гоблин-извозчик с неприязненным ворчанием подал мэтру Абревилю его дорожные саквояжи, а затем с внезапной любезностью помог Джуп выйти, поддерживая ее под локоть, пока она нашаривала ногой подножку.

-Ох, спасибо вам огромное! – воскликнула девушка, и гоблин смущенно раскашлялся, а затем несколько раз поклонился, прижимая к груди потрепанную шапку (Джуп вместо шапки, разумеется, увидела венок из остролиста, увенчивавший золотистые кудри).

Мимулус, раздраженный тем, что подручный проявил больше уважения к его спутнице, нежели к нему самому, прикрикнул: «Быстрее! Время уходит, пока вы его тратите на пустую болтовню!» и решительно направился к мосту. Джуп, помешкав, подхватила саквояжи, и поспешила за ним, пару раз оглянувшись на повозку. Чем значительнее она удалялась – тем темнее и приземистее казалась; сообразительности Джуп хватило, чтобы понять: действие магической иллюзии ослабевало с каждым новым шагом, отделявшим ее от повозки. Суждениям мэтра Мимулуса следовало доверять – хотя бы тем, которые касались ложных видений.

-13-

Глава 13. Отчаяние Мимулуса, сочувствие Джуп и дружба, которая возникла из этих двух составляющих

Отчаяние мэтра Мимулуса было так велико, что он совершенно позабыл о необходимости держать лицо перед своей невестой. Не скрывая растерянности, он ерошил светлые волосы, тер покрасневший нос, сплетал длинные суставчатые пальцы так энергично, что потом с трудом их распутывал, а еще ходил взад-вперед, невнятно разговаривая с самим собой. Джуп оставалось только стоять и беспомощно наблюдать, ведь на ее неуверенные попытки заговорить мэтр отвечал свирепым шиканьем, а стоило ей только тронуться с места - он угрожающе тряс указательным пальцем, как это делают обычно рассерженные учителя.

-…Идти!.. – забормотал Мимулус, наконец-то сосредоточившись на какой-то одной мысли. – Или не идти?.. Что хуже?! Или не идти, разумеется, не идти, но и не стоять на месте…

Тут он принялся рыться в карманах, пока не нашел небольшую книжечку, похожую на записную. Внутри нее, как заметила Джуп, изо всех сил вытягивавшая шею, было полно листочков с замысловатыми разноцветными оттисками печатей. Мэтр Абревиль вырвал один из них, подбросил в воздух и торопливо выкрикнул короткое заклинание. Увы, ничего примечательного после этого не произошло, разве что листочек в воздухе рассыпался на пушинки, похожие на семена одуванчика.

-Ах так! – с беспомощной злостью вскричал Мимулус, и вырвал сразу три листочка сразу, а затем принялся их подбрасывать по очереди, повторяя заклинание с такой яростью, будто проклинал кого-то до седьмого колена. Но клочки бумаги превращались то в пар, то в брызги, то в щепотку блесток – хотя мэтр Абревиль, по всей видимости, ожидал от них отнюдь не этого.

-Что это? – воскликнула Джуп, глядя с невольным восхищением на эти крошечные проявления волшебства.

-Это?! – негодующе повторил Мимулус, уставившись на нее и потрясая книжечкой так, словно собирался изорвать ее на мелкие кусочки. – ЧТО ЭТО?! О, все очень просто! Это улетучивается всякая наша надежда на спасение! Я и не думал, что потеря лицензии так быстро отразится на… на… Словом, у меня отбирают одно право за другим! Подумать только, я еще был недоволен извозчиком-гоблином. А теперь, судя по всему, мне не положена и ездовая жаба!..

-Так эти бумажечки… - начала Джуп, с еще большим любопытством разглядывая книжку мэтра Абревиля.

-Бумажечки! – Мимулус воздел руки к небу, словно призывая силы небесные стать свидетелями невероятной глупости, но тут же вспомнил, что не это нынче главная беда, и вновь принялся скорбно причитать. – Да это же росендальские билеты, дающие право на передвижение с магической почтовой службой! Где бы ни очутился лицензированный маг, не считая мерзких миров Туманности – он может призвать почтового извозчика, чтобы накопить силы для следующего перехода между мирами. Собственно, так мы очутились в повозке Петера, если вы не поняли. Не думаете ли вы, что при межмировых путешествиях можно полагаться на случай? Да чародеи забыли бы свое имя, прежде чем добрались бы в Росендаль на своих двоих! Но билеты теперь бесполезны, мне больше не полагается пользоваться помощью почтовой службы, словно я грязный, подлый фальшивоволшебник, затерявшийся среди бесчисленных блеклых миров!..

И бедный мэтр Абревиль, потеряв последние крохи самообладания, взвыл от унижения и досады, в полной мере осознав, скольких благ лишился вместе с лицензией – и предугадывая, скольких еще лишится. Его худая сгорбленная фигура сотрясалась то ли от гнева, то ли от сдерживаемых рыданий.

Горе это было так велико и неподдельно, что Джуп, поборов нерешительность, подошла к нему и обняла, угадывая, что время высокомерного мэтра Мимулуса, чародея-гордеца, безвозвратно ушло – или вот-вот уйдет. Действительно, пару раз возмущенно дернувшись, Мимулус обмяк, приглушенно пискнул и обнял Джуп так же крепко, как и она его. Вместе с горько оплакиваемыми правами чародей утратил прежнюю личину самоуверенности, и теперь выглядел тем, кем и являлся на самом деле: испуганным и потерянным юношей, не знающим, что делать дальше. Это одновременно и успокаивало, и тревожило – с одной стороны Джуп теперь совершенно не боялась своего нежеланного жениха-чародея, с другой – становилось вдвойне страшно из-за загадочных опасностей, в которых Мимулус явно смыслил ненамного больше ее самой.

-Мэтр Мимулус… - промолвила Джуп как можно мягче. – Не убивайтесь так…

-Ох, да какой я теперь мэтр!.. Я потерял всякое право так называться, даже не успев к привыкнуть к этому званию. Вы… полагаю, вы можете звать меня Мимму, - сдавленно отвечал тот. – Это мое домашнее прозвище, - тут он и вправду всхлипнул. – О, милый дом! Я никогда не смогу вернуться туда! Даже если я каким-то чудом останусь жив после этого безобразного приключения – как я посмею переступить родной порог, будучи опозоренным навеки?..

-Это все из-за того, что я сломала печать? – спросила Джуп, решив быть безжалостной к себе.

Мимму – теперь уж просто Мимму, - сначала было промычал что-то жалобно-утвердительное, уткнувшись ей в плечо, но затем решительно вздохнул, отстранился и твердо произнес:

-Нет! Нет, я хотел бы, чтобы это все случилось из-за вас, ведь гораздо удобнее винить во всем кого-то другого, но это неправда. Тут целиком и полностью моя вина. Я нарушил предписания магического законодательства, когда украл запечатанное проклятие, а все остальное – следствие моего проступка. Я должен был лишиться лицензии в тот момент, когда взял свиток. Но тогда мне удалось обойти закон – недаром же я столько изучал магическое право! – а вот в Силенсии кара меня все-таки настигла. Вы всего лишь приблизили справедливый исход.

-Зачем же вы… ты, Мимму, украл проклятие? – Джуп хотела прибавить, что мэтр Абревиль меньше всего похож на человека, склонного к воровству и авантюрам, но не решилась – она до сих пор не была близко знакома со злоумышленниками и подозревала, что не так уж хорошо в них разбирается.

-Затем, что проклятие было преступным! – произнес мэтр Абревиль после некоторого молчания, и в словах этих было больше уверенности, чем во всем, что он говорил до сих пор. – А преступления должны быть раскрыты и преданы огласке. Благодарю тебя, Джуп, что напомнила мне об этом. Что-то я совсем расклеился, стыд мне и позор. Чуть не позабыл, что умолчание о злодеянии – такое же злодеяние, и об этом написано в кодексе магических законов! Стало быть, закон вынудил меня стать преступником, и я все еще служу росендальскому законодательству, как и прежде.