Кто-то должен умереть

В центре Марсополиса стоит бронзовая статуя – девушка с вытянутыми вперед руками, закрытыми глазами и счастливой улыбкой на лице в окружении маленьких детей. Надпись угольно-черными буквами на постаменте гласит: «Величайшей чемпионке Первой Космической Олимпиады с глубочайшей благодарностью от детей Земли и людей Марса». И хотя ни в одном соревновании она участия не принимала, перед памятником всегда лежат свежие цветы.

Она успела в самую последнюю минуту. Торопливо взбежала по трапу, едва не взлетая при каждом шаге из-за слишком слабой даже для марсианки гравитации Фобоса, несмотря на пристегнутые к лодыжкам свинцовые обручи, проскользнула мимо офицера безопасности, сверявшего личности пассажиров со списком в своем оллкоме1, и ворвалась, словно ракета, в отсек. Он был почти пуст. Лишь на месте рядом с ее собственным сидел мужчина – высокий, широкоплечий, просто огромный, с невероятно большими мускулами, чернокожий, похожий на гранитную гору, которую слегка обтесали для сходства с человеком и усадили в кресло космического корабля. Он поднял голову.

– Привет, – сказал гигант.

«Ой, говорящая гора», – едва не засмеялась она. Когда тебе 18 лет, ты здорова и только что убедилась, что у любимой мамочки все будет хорошо, тебе все кажется или удивительным, или смешным, и кажется, что весь мир должен танцевать, как и ты, от радости. Или хотя бы улыбаться вместе с тобой.

– Привет, – произнесла она и села на свое место рядом с ним.

«Я буду называть его Великан», – подумала она. На Марсе она никогда не встречала таких крупных людей, хоть среди местных, хоть среди посещавших Красную планету терранов, как называли на ее родине уроженцев Земли. Так что он, скорее всего, из «Камней».

– Вы с астероидов? – спросила она.

– Как вы догадались?

Она замялась с ответом. Потом невольно обвела его взглядом, и он сразу же понял, что она хотела, но стеснялась сказать – при почти нулевой гравитации, с которой жило население пояса астероидов, человеческое тело так и норовило увеличиться и в длину, и в ширину, а попытки сохранить способность существовать при обычной силе тяжести превращали жителей Камней в настоящие глыбы мышц. Чернокожий гигант ухмыльнулся.

– Да, для ваших шаттлов я великоват. А вы, наверно, с Марса?

– Точно, – ответила ему она и улыбнулась.

– На Олимпиаду?

– Да, я член марсианской сборной, – с гордостью в голосе сообщила она.

– И по какому виду спорта?

– Безошное космическое плавание, – заявила она и тут же пустилась в объяснения, ведь люди всегда спрашивали, что это такое: – Еще когда терраны только начали создавать крупные станции в космосе, их строители, а потом и персонал соревновались, кто быстрее сможет преодолеть определенное расстояние. При невесомости это все равно что плыть, только не в воде, а в воздухе. А потом задание решили усложнить – дистанцию надо было осилить, не пользуясь кислородным аппаратом. Поэтому и называется «безошное», потому что без «О», а этой буквой обозначается кислород в таблице элементов Менделеева.

Про себя она порадовалась своему уму. Еще в школе она постоянно путала Менделеева, Мендельсона и Менделя, хотя и знала, что однажды под написанную одним из них музыку, по традиции сопровождавшую каждую свадьбу на Марсе, она сама станет женой умного, красивого, замечательного парня, которого она когда-нибудь встретит. Но сейчас она все же сумела все сказать правильно.

Голос под потолком предупредил о старте. Однако Фобос не Марс и тем более не Земля – ускорение, необходимое шаттлу для взлета, оказалось таким незначительным, что она едва заметила его, но зато сразу почувствовала «неву»2. Сколько раз она тренировалась в ней.

– Да, похоже на старую «673», – изрекла гранитная гора. – Она тоже есть в перечне соревнований. Как и «Рипли».

– А что это? – спросила она.

– «673» – это игра, которая возникла после создания крупных станций в космосе. Кто дольше продержится в открытом шлюзе без воздуха, – охотно объяснил Великан. – Называется так потому, что при среднем сроке жизни 80 лет человек делает примерно 673 миллиарда вздохов. А у нас на Камнях ее превратили в борьбу – в открытом шлюзе остаются двое, и кто выкинет своего противника в «вак»3, тот и победил.

– Ой, – сказала она.

– Да, раньше это было не просто состязание, а дуэль.

– До смерти? – испугалась она.

– Сейчас нет, – успокоил ее чернокожий гигант и улыбнулся. – Сейчас при «Рипли» борются в скафандрах с автоматической отсрочкой подачи кислорода – когда проигравший вылетает из шлюза, срабатывает специальный датчик, и воздух снова начинает поступать. Так что риска для жизни не больше, чем в вашем безошном космическом плавании. И вообще – всякие мечи и шпаги тоже раньше применяли в бою, чтобы убивать людей, а сейчас это просто еще один вид спорта. И, кстати, фехтование в невесомости – тоже. Оно есть в программе Олимпиады.

Она успокоилась и заулыбалась ему.

– Я – чемпион Камней по «Рипли», – гордо добавил Великан.

– А я еще ни разу не участвовала в крупных соревнованиях, – призналась она.

– Значит, эта Олимпиада будет для вас первой во всех смыслах, – улыбнулся чернокожий.

– А откуда такое название – «Рипли»? – спросила она.

– Это в честь одной выдуманной героини из прошлого, которая выкинула своего противника – злого инопланетянина – из разгерметизированного шлюза4.

Она снова улыбнулась. Попыталась представить себе злого инопланетянина, да и вообще любое живое существо, чьи предки не появились в прежние времена на Земле, а родились где-то еще, в совсем ином мире, но так и не смогла. Да и стоит ли этому удивляться? Даже ученые, причем самые ученые из очень ученых, не могу себе представить, как будет выглядеть, что есть и чем дышать существо с другой планеты, поскольку до сих пор за пределами Терры никаких признаков жизни обнаружить так и не удалось. А к звездам человечеству еще лететь и лететь.

– Я думал, марсианская сборная должна быть уже на станции «Олимпийская деревня», – заметил Великан.

Эту станцию построили специально для проведения Первой Космической Олимпиады. Она находилась в точке, откуда во время проведения игр расстояние будет примерно одинаковым и до Земли, и до Марса, и до пояса астероидов, чтобы все видели, что эти состязания – для всех людей, как бы далеко от своей прародины они не очутились. Как знак единения всего человечества.

– Да, они уже там, – ответила она и перестала улыбаться, вновь заволновавшись о том, что она может не успеть вовремя и подвести команду. – Просто моей мамочке пришлось ложиться на срочную операцию.

– Сочувствую, – сказал ее собеседник.

– О, нет, все уже хорошо, – на ее лице опять появилась сверкающая счастьем улыбка от мысли, что мамочка скоро будет совсем здоровой, как раньше. – Операция уже прошла, и успешно. Мамочка в порядке, уже почти поправилась, ее завтра должны выписать из больницы. На Олимпиаду она, конечно, прилететь не сможет, и папочка тоже, потому что он остался с ней. Но они оба будут дома смотреть по стереовизору.

Она опять заволновалась. Что будет, если она не справится, а мамочка это увидит? И папочка? Конечно, родители ее никогда не отругают, но так не хотелось бы опозориться у них на глазах. Они должны гордиться своей любимой дочерью.

– Хорошо, что хорошо, – улыбнулся Великан, и она тут же успокоилась вновь. – А я отстал от своих из-за очередного злобула.

– Злобула?

– Это сокращение от «злой булыжник». Так мы называем метеориты, когда они наносят какие-нибудь повреждения. Тот злобул пробил покрытие оранжереи нашей Кооперации – это группы, в которые объединяются жители Камней, чтобы проще было выжить. В общем, пришлось остаться, пока не закончится ремонт. Без оранжерей ни еды, ни воздуха. Такая жизнь на у нас на Камнях – достаточно одного злобула, и вся Кооперация может погибнуть до последнего человека.

Она покивала головой. Однако смысл его слов не вполне дошел до нее – на Марсе жизнь нелегка, но все же далека от того почти постоянного хождения по краю, в которое превращается существование жителей пояса астероидов из-за многочисленных мелких и крупных опасностей и удаленности Земли и ее форпостов, способных в случае чего оказать помощь. Неудивительно, что драка в разгерметизированном шлюзе там стала видом спорта.

Ей захотелось расспросить его о жизни на Камнях. Она ведь нигде, кроме Фобоса, не бывала, да и туда летала только ради тренировок в своем космическом плавании, поскольку тренер ей говорил, что с ее мощными легкими и сильными руками у нее прекрасные шансы стать чемпионкой. А ей столько еще хотелось увидеть. Когда тебе 18 и дома все хорошо, так хочется отправиться в путешествие по местам, где ты не бывал, устроить вояж по самым удивительным и самым интересным территориям, знакомиться с новыми людьми, и чем чаще, тем лучше, увидеть и услышать как можно больше… И радоваться всему этому до глубины души.

– Кстати, меня зовут… – начала она, но в этот момент рядом с ними оказался тот самый офицер, что стоял у входа в шаттл. С ловкостью, достойной мастера спорта по космическому плавания, он приблизился со стороны кормы. В «неве» он явно был не новичком.

– Служба безопасности Военно-Космических Сил Земли, лейтенант Соколов, – небрежно козырнув, представился он. – Прошу прощения за беспокойство, последняя проверка. К сожалению, земному правительству во время организации Олимпиады поступало немало угроз, поэтому приходится быть настороже.

Великан нахмурился, но кивнул. У него терраны и их власти явно не вызывали особой любви, но и ругаться с офицером, выполняющим свою работу, смысла явно не было. Она же улыбнулась лейтенанту. В 18, если у тебя все хорошо, политика представляется очень скучной и совершенно неинтересной вещью, которой любят забавляться взрослые, успевшие постареть и растерять способность удивляться и радоваться чудесам своего прекрасного мира и новым замечательным людям, и оттого ставшие угрюмыми и злыми. Но с ней этого никогда не случится.

Конечно, кое-что она знала. Если ты не живешь в гордом одиночестве в густых лесах, которых на Марсе к тому же нет, ты не сможешь избежать политики, льющейся из каждого потокового канала новостей. Даже если тебе нет до этого никакого дела. Хотя бы просто потому, что у тебя есть множество занятий куда более интересных, чем пытаться разобраться, кто из обиженных жизнью стариков в их ужасные, невообразимые 40, 50, 60, а то и больше лет пытается в очередной раз что-то сказать всему миру, который как раз их-то слушать и не хочет. Потому что у мира тоже хватает своих дел.

И все же Первые Космические Олимпийские Игры были не просто спортивным состязанием. Земля, видя, что ее дети, расселившиеся по другим планетам, начинают, как и все подрастающие чада, грубить своей матери и всячески своевольничать, а то и откровенно обижать старушку, решила провести Олимпиаду в Космосе. Она должна была стать символом. Первым в истории человечества спортивным состязанием, в котором «Голубые», как иногда называли жителей Терры с ее океанами и кислородной атмосферой, «Красные» (марсиане), «Камни» (население пояса астероидов и спутников Юпитера и Сатурна), «смотрители» (обитатели космических станций) и «лунатики» смогут на равных померяться силами в новых видах спорта, родившихся в Пространстве, и тем самым ощутить свое единство. Взаимосвязь всех людей, на каком бы космическом булыжнике они ни жили.

Разумеется, многие были этим недовольны. Она не раз слышала в новостях, что на Марсе многие выступали против участия планеты в этом «проземном шоу», требуя, чтобы терраны сначала пошли на уступки в межпланетной торговле, вопросах расширения автономии и прочих вещах, которыми так интересуются угрюмые и разочарованные жизнью взрослые. А подпольная группировка «Свободный Марс» и вовсе грозилась устроить «Мюнхен»5. Она не знала, о чем идет речь, и ее это мало интересовало – старики, которые никак не могут поделить, кому какой кусок власти и привилегий достанется, не должны втягивать в свои склоки и ссоры молодых. Ведь у них еще вся жизнь впереди.

– Спасибо, и еще раз извините за беспокойство, – сказал Соколов, возвращая им документы. – Приятного вам полета и удачи на соревнованиях.

– Спасибо, – сверкнула она своей улыбкой, и Великан, не удержавшись, тоже улыбнулся и поблагодарил лейтенанта.

Когда офицер направился к носу шаттла, где располагалась рубка управления, чемпион-риплист повернулся к ней и сказал:

– Простите, я не разобрал ваше имя. Меня зовут Акимба Адави, а вас?

Она успела только открыть рот, и именно в этот момент все и произошло.

Удар! Страшный удар, словно гигантский молот ударил по шаттлу! Раз! И еще раз! Выбивая воздух из ее груди, взбалтывая ее тело, словно кувшин с коктейлем, заставляя беззвучно открывать рот в попытке закричать и раскидывать в разные стороны руки и ноги – словно марионетка, которой управляет кукловод-эпилептик. И огонь! Страшная, обжигающая, смертельная вспышка пламени, метнувшаяся откуда-то спереди, со стороны носа, несущая в своих пылающих волнах осколки стали и пластика – обломки переборки, отделявшей еще секунду назад кабину пилотов от переднего пассажирского отсека. И еще удар.

Она была слишком испугана и растеряна. Она даже не сообразила поднять руки, чтобы защитить лицо и голову от несущейся на нее струи огня и рваных кусков стали, которые в невесомости превращались в опасность не меньшую, чем пулеметная очередь. Ее спас Великан. Жизнь на астероидах выработала у него, как и у всех «Камней», прекрасную реакцию и чувство долга перед окружающими, поэтому чернокожий гигант мгновенно наклонился к ней, закрывая ее своими могучими руками и широкой грудью от пламени и осколков. Один из них попал ему в шею.

Совсем крошечный кусочек стали. Но этот вырванный взрывом лоскут внутренней обшивки пробил горло и сонную артерию словно пуля, пущенная спрятавшимся на носу корабля снайпером. Кровь мощной струей выплеснулась наружу. И в невесомости тут же развалилась на множество красных пузырей, разлетающихся в разные стороны будто праздничная гирлянда. Великан умер спустя несколько секунд. Она даже еще не успела прийти в себя от испуга и осознать происходящее, а он уже был мертв, поскольку принял весь удар взрыва на себя и тем самым дал шанс выжить ей, пожертвовав собой как истинный сын пояса астероидов, где Кооперация порой не может спастись без самопожертвования одного из ее членов. Акимба Адави погиб как настоящий «Камень».

Пламя погасло. Она чувствовала, как трудно стало дышать, – передний отсек шаттла явно потерял значительную часть атмосферы, ее тело и ноги были придавлены тяжестью мертвого Великана, а вокруг покачивались в невесомости гирлянды красных пузырей, словно исполняя ритуальный танец над погибшим. Но она была жива и цела.

Кто-то застонал неподалеку от нее. С огромным усилием оттолкнув мертвое тело – тренер был прав, у нее действительно сильные руки, – она оглянулась и увидела того самого офицера безопасности, который проверял у нее документы. Взрыв отбросил его в противоположный конец отсека. Однако ему повезло больше, чем чемпиону по «Рипли» – он был еще жив, хотя окутывавшее его облако мелких красных шариков давало понять, что это может быть и ненадолго. У лейтенанта не было правой руки. Точнее, ее оторвало взрывом сантиметров на 10 ниже локтя, и большая часть кровавых пузырьков появлялась из перебитых сосудов на ней, несмотря на жгут, кое-как наложенный немного выше раны. Видимо, космонавт завязал его сам. Но сил затянуть как следует у него не хватило, и кровь продолжала сочиться и превращаться в новые алые горошинки, грозя убить его через некоторое время своим дефицитом. И еще у него были глубокие ссадины и ожоги на лице.

– Что это было? – спросила она дрожащим голосом, все еще не осознавая весь ужас произошедшего. Вся эта кровь… раненный офицер… Мертвый Великан, который говорил с ней всего несколько секунд назад… Секунд? Она вдруг поняла, что прошло уже несколько минут, просто из-за шока она даже не почувствовала этого, в то время как раненный лейтенант успел наложить себе жгут. И даже добраться до нее.

– «Свободный Марс», будь они прокляты! – прохрипел он, схватившись уцелевшей левой рукой за спинку ее кресла. – «Мюнхен»!

Смешавшаяся с кровью слюна из его рта добавила переливающихся в аварийном освещении розовых пузырей к красным шарам в отсеке. Должно быть, взрывная волна сломала офицеру земного космофлота ребра, обломки которых повредили легкие. Ему срочно нужна была медицинская помощь.

– Вам нужен врач! – воскликнула она, цепляясь за эту ниточку, связывавшую ее с прежней реальностью, как утопающий хватается за соломинку в надежде избежать печального будущего.

– «Мюнхен»! – произнес Соколов, не обратив на ее слова никакого внимания. – «Свободный Марс» обвел нас вокруг пальца как распоследних дураков! Мы-то думали, что они устроят теракт на самой Олимпиаде. Кретины! А «Красные» подорвали шаттл, на котором в «Деревню» отправляли дополнительные силы космической пехоты для охраны мероприятия. Ублюдки!

– Вам нужен врач, – повторила она, – иначе вы можете умереть. От кровопотери.

– Две бомбы, – сказал он, по-прежнему словно не услышав ее. – Две бомбы. Рядом с рубкой пилотов и в среднем пассажирском отсеке. Там сидели наши парни. 20 человек. 20 космических пехотинцев! И все мертвы! Я не смог до них добраться – система внутренней защиты не сработала, мощная бомба – это тебе не метеорит. Там «вак» и «ан»6.

– Вам… – начала она вновь.

– Врач? Где ж его теперь взять? Даже аптечка разлетелась вдребезги. И рация тоже, – заявил офицер. – Прости, деточка, но, похоже, нам крышка. Пока в транзитном космопорту Фобоса или на базе ВКС на Демосе поймут, что у нас беда, да пока долетят, пройдет часов шесть. И это если нам очень крупно повезет. А кислорода нам здесь и на пару часов не хватит. И все непострадавшие резервуары могли сохраниться только в бортовых резервуарах или в кормовом…

Лейтенант вдруг замолчал. Лицо у него было как у человека, который внезапно со всей отчетливостью осознал, что есть вещи куда страшнее собственной неизбежной смерти, какой бы скорой и болезненной она ни оказалась. Он посмотрел на нее.

– О боже! – воскликнул Соколов. – Господь пресвятой! Кормовой отсек! Будь оно все проклято!

– Что там? – спросила она, бессознательно испугавшись за компанию с ним, хотя и не знала, что может быть для человека, тем более военнослужащего, страшнее смерти. Когда тебе 18, ты еще не утратил способности искренне сопереживать всем вокруг, разделять любые их чувства – просто потому, что жизненный опыт еще не закалил твою душу до потери этой способности, не превратил тебя в очередного угрюмого бесчувственного взрослого, который даже самым близким людям не может посочувствовать без откровенной фальши. Порой опыт убивает самое ценное, что есть в человеке.

– Дети! – ответил он.

– Дети?

– Да, дети! Господи боже! Дети наших офицеров с базы на Демосе, которые хотели побывать на открытии Первой Космической Олимпиады. 36 детей и с ними три их учительницы. – Он судорожно попытался сглотнуть и снова начал объяснять: – Они должны были лететь на другом шаттле. Но начальство в последний момент решило, что раз уж «Олимпийская деревня» все равно затребовала дополнительные силы космической пехоты для поддержания порядка на станции, то почему бы не сэкономить и не отправить одним бортом и солдат, и детей. Да и вроде так безопаснее – рядом с опытными вояками. А теперь им тоже крышка.

Он замолчал и как-то сжался. Казалось, из тела лейтенанта выкачали всю кровь и весь воздух, настолько обессилевшим он выглядел. Ей вспомнился ее тренер. «Отчаяние – последняя ступенька лестницы, ведущей в ад», частенько говорил он, но только теперь она начала постигать, что на самом деле ее наставник имел в виду. Все же без жизненного опыта многие вещи просто непонятны.

– Мы можем добраться туда и помочь им, – сказала она.

– Как? – безжизненным голосом спросил Соколов. – Туда можно попасть только через средний отсек, а там тепла и кислорода ненамного больше, чем в «ваке». И все скафандры повреждены.

– Я смогу, – ответила она и сама в этот миг поверила, что сможет. Ее тренер говорил, что у нее высокие шансы стать чемпионкой Солнечной системы по безошному космическому плаванию, а именно это сейчас и требуется. Она столько упражнялась. И сейчас ее натрениров…