Лето, пляж, зомби 6

Глава 1

Деревня напоминала разворошенный муравейник. Люди собирались и грузились в машины. В общем-то народа было не так уж и много, так что почти все они могли поместиться в «Урал», который достался нам в наследство от бандитов. Но естественно они были недовольны.

Недовольны тем, что им приходится покидать обжитое место и уезжать к черту на куличики, вроде как и в безопасное место, но при этом к Севастополю, где бродят толпы зомби. Тем, что мы не давали им взять с собой слишком много вещей: одна сумка на брата, да и все на этом. В целом люди были много чем недовольны.

Я смотрел на все это и молчал, наблюдая за тем, как Мустафа и его помощники носятся туда-сюда, командуя, упрашивая, уговаривая и все остальное. Кое-как, но толпа размещалась по машинам, и скоро мои товарищи поведут колонну к базе Росгвардии. Они, конечно, потом вернутся, а вот остальные уже нет. Потому что некуда будет.

Мы с Роджером занимались другим — перегружали имущество бандитов в один из КамАЗов. Он, несмотря на то, что был ранен в руку, особо не жаловался, а спокойно брался за ящики, грузил в грузовик, и даже не рассчитывал на то, чтобы потом получить десятку. А я находил в этой работе какое-то мрачное удовлетворение.

Они выдали нам какой-то хлам, хотя у них самих в арсенале имелись десятки нормальных стволов. Даже глушители какие-то нашлись, пусть и не очень много. И даже совсем интересные штуки были — я увидел, например, «Витязя» с глушителем, цевьем от «Калашникова» сотой серии, и с крышкой ствольной коробки, поверх которой шла длинная планка. Заранее отметил, куда ее положил, если что, прихвачу. Что-то подсказывало мне, что глушеный пистолет-пулемет может пригодиться, он все равно будет стрелять тише, чем АК-12 со штатным глушителем. Пули-то дозвуковые.

И вроде я и работал, но все равно чувствовал себя, как автомат. Потому что понимал, что отрезок относительно мирной жизни — да, с рейдами в мертвый город, и с партизанскими вылазками, но все равно мирной — закончился. И произошло это ровно в ту секунду, когда на моих руках умерла Лика.

Роджер периодически смотрел на меня, и я даже видел, что он как будто хочет что-то спросить. Но американец молчал. Что у него в голове творилось, я сейчас даже предполагать не хотел. Он пусть и морпех, но не пес войны по типу меня или тех ЧВКшников из «Белой Земли». Для него служба была попыткой продвинуться по социальной лестнице вверх, и уверен, что он даже и не думал, что в итоге станет солдатом Третьей Мировой Войны. А потом окажется здесь.

Время у нас было. Так как конвой так и не приехал, становилось ясно, что все, приняли их по дороге. И если двинет кто-нибудь еще, то снова примут. Так что, подозреваю, после таких потерь «Вороны» решат затаиться, и только под утро приедут расследовать происходящее.

Нет, если бы Изгой был жив, то они действовали бы немедленно. Но мы нанесли им большие потери за последние пару недель. Сколько их там было? Полторы тысячи? Ну так на сотню меньше уже. А нашего полку наоборот прибыло. Так что выметем мы эту мразь рано или поздно, так оно точно не останется.

Только вот и у нас потери были…

Мысль раз за разом сама собой возвращалась к Лике, пусть я и гнал из своей головы образ моей девушки. Уже мертвой девушки.

— Ну что, пошли? — спросил у меня Роджер.

Мы как раз устроились на перекур, вымотались, вот и решили передохнуть. А сейчас вроде уже нормально. Так что сейчас в очередной раз спустимся в подвал дома, где раньше квартировали бандиты, возьмем ящик и потащим его наверх, чтобы загрузить в КамАЗ.

Там не так много осталось на самом деле, а личное оружие мы уже разобрали. Есть еще склад мин, там противотанковые остались. Но и их я собирался забрать. Потому что это — мощное оружие, а если его немного модифицировать, то можно как противопехотную использовать. Сунуть, скажем, обычную ПМН в качестве инициирующего заряда, и тогда при нажатии будет большой, мать его, бум.

— Пошли, — кивнул я, и мы двинулись через двор, а потом внутрь дома, ступая по доскам пола, в который впитывалась кровь. Трупы уже оттащили в сторону, чтобы не мешались под ногами.

Спустились на склад, и я осмотрелся, удостоверившись, что осталось-то всего четыре длинных деревянных ящика, покрашенных в армейский зеленый цвет. Значит, это, а потом мины.

Ну и на выезде не забыть все сжечь. Бензина у нас хватит, а дома в большинстве своем деревянные. А где кирпичные, там досок все равно достаточно — полы, брусья, стропила и прочее. Так что справимся. Ломать, мать его — не строить.

— Край, — наконец обратился ко мне Роджер, отвлекая меня от собственных мыслей. — Что ты думаешь, что будет дальше?

— В смысле? — не понял я и скривился.

Меня ведь самого раздражало, когда люди постоянно переспрашивали. Хотя еще больше бесило, когда они задавали слишком общие вопросы. Как, например, сейчас. Что он мог иметь в виду?

— Ну, в том плане, что деревни больше нет, — ответил он. — Что… Что мы дальше будем делать?

Ну тут все ясно. Ему просто поговорить захотелось. Даже не так, отвлечь меня. Скорее всего, то, что морпех увидел сегодня во мне, напугало даже его. Зверь проснулся.

И ведь действительно.

Я скрипнул зубами. Во мне жил этот самый зверь. И, наверное, я бы и сам не сломался бы, после того, что узнал про себя — про Габон и прочие истории. Но выпустил бы это чудовище наружу, и я даже не знаю, чем в конечном итоге это кончилось бы для окружающих. И меня. Подозреваю, что поймал бы пулю от кого-нибудь из своих, от того же Овода, пусть он и сам начал слетать с катушек.

И единственным, что сдерживало этого зверя, была Лика. И теперь ее нет.

И действительно, что теперь будет-то? Если раньше вокруг меня были мирные люди, обычные обыватели, которым то ли повезло, то ли наоборот крупно не повезло, не сдохнуть и не обратиться в безмозглых мертвых тварей в самом начале. Сейчас же наоборот — команда Грома, ЧВКшники, даже этот морпех — такие же звери. Пусть, возможно, и не настолько лютые.

Так что, наверное, мне остается только выпустить его наружу. Только направить его ярость против тех, кто это заслужил.

— Край? — переспросил он, обеспокоенно посмотрев на меня.

Я вдруг обнаружил, что мы уже вынесли ящик из дома и стоим у КамАЗа, погрузив его в кузов. Теперь одному из нас остается только залезть внутрь и затащить его в сторону кабины, к остальным. И это делал я, потому Роджеру все-таки трудно забираться, он же в руку ранен.

— Воевать будем, что еще, — пожал я плечами, схватился руками за край и полез наверх.

Пригнулся, чтобы не получить по башке откидным задним бортом, который мы заблокировали с помощью распорок, взялся за ящик и поволок его по дну в сторону кабины, туда, где уже лежало множество таких же ящиков.

Отволок к остальным, поднял, положил. Зачем-то отряхнул руки, после чего спустился вниз, спрыгнул, наткнулся на взгляд Роджера.

— Ну и как будем воевать? — спросил он.

— Я не знаю, — честно ответил я, пожав плечами. — Сперва перегруппируемся и отойдем в лагерь. Там узнаем свежие данные. И тогда уже какой-нибудь план выдумаем. Пошли дальше, наше дело пока — ящики таскать.

Собрались и двинули. Что-то я расклеился на самом деле, а нужно бегом-бегом. Время до утра не резиновое, а к тому времени тут должно только пепелище остаться, и ничего больше.

Так постепенно, примерно за полчаса, разобрались с остатками оружия и минами, которые тоже оказались упакованы в ящики. Закончили, короче говоря. Теперь у нас оружия было достаточно для того, чтобы целый полк вооружить. Преувеличиваю, конечно, но ненамного. Другое дело, что людей вот только нет. И это проблема.

К тому времени и гражданские успели закончить погрузку. Расселись по машинам: кто-то в кузов «Урала», кто-то в «буханку» и другие тачки. И команда моих боевых товарищей собралась чуть в стороне вместе с Мустафой. Они что-то обсуждали вполголоса, а над селом повисла тишина. Было слышно как сверчки поют. Или кузнечики? Черт их знает.

— Пошли, — сказал я Роджеру, и мы двинулись к остальным.

Подошли, и на меня тут же уставились пять пар глаз. Они ждали моей команды, думали, что сейчас я скажу им, что делать дальше. Что ж.

— Все готово, Край, — проговорил Мустафа. — Никого в деревне не осталось. Так что мы в общем-то можем ехать.

Я прикинул. Они умудрились разместить всех местных в трех машинах. И водители у них были свои, в деревне даже нашелся кто-то из мужиков, кто умеет грузовики водить. Но отправлять людей без сопровождения все равно нельзя. Даже если берег остался таким же безжизненным, как и был в наш прошлый визит, разное может случиться.

— Ильяс, ты остаешься, — приказал я. — Остальные — езжайте. Потом возвращайтесь, встречаемся в лагере, вы сами знаете, где. Машины можете оставить, кроме «Урала», он нам еще пригодится.

— Хорошо, — почему-то за всех кивнул Иван.

— Край… — вдруг обратился ко мне бывший сельский администратор. — А нельзя деревню оставить? Может быть, мы еще вернемся сюда, получится?

— Нельзя, — я покачал головой. — Давайте так, валите быстрее, потому что мы потом жечь начнем. А если это местные увидят, то охи-вздохи начнутся. Так что давайте, по машинам.

— Но…

— Езжайте, я сказал, — грубо прервал я татарина. — Чтобы через десять минут, блядь, за горизонтом скрылись, и я вас больше не видел. По дороге увидишь, что они с другим селом, которое им подчиниться отказалось, сделали. И если мы помедлим, то тут то же самое будет. Грузитесь давайте уже.

Он вздохнул, и двинулся в машину — в тот самый «Урал», вместе с Алией. Они, кстати, при оружии были, прихватили с трупов. А через пять минут колонна из четырех машин уже поехала на юг по дороге, чтобы потом повернуть на запад и отправиться в сторону Севастополя.

Мы остались втроем. Я, Ильяс и Роджер. При этом татарин переглянулся с американцем, а потом с опаской посмотрел на меня. Он тоже видел.

— Вы начинайте жечь, — сказал я. — Я пока домой заеду, потом присоединюсь.

Уселся в УАЗ, тот самый, раздолбанный, на котором мы гоняли за КамАЗами, завел. Услышал сзади мычание, повернулся. Ага, Фред уже пришел в себя, глазами вертит, смотрит на меня. Связан он по рукам и ногам, причем, вполне себе профессионально, рот ему Роджер заткнул тряпкой, а сверху еще и несколько мотков сантехнической армированной клейкой ленты намотал. Так что говорить в таком виде у него точно не получится.

— Да помолчи ты пока, — проговорил я ему, посмотрев в мутные после пьянки, но удивительно широкие, с пятирублевые монеты, глаза. — Побереги силы. По потом еще с тобой пообщаемся.

Врубил первую передачу, медленно тронулся с места, и на скорости километров в двадцать поехал по деревне. Мы планировали на двух машинах уезжать, втроем — на этом «козлике», да КамАЗе, который Роджер поведет. Втроем, остальные-то все должны свалить.

Но только когда закончим с остальным. А мне…

Мне надо забрать тело Лики. Оставлять его тут я не намерен. Предам земле сам, как положено.

Повернул, проехал немного, остановился у дома, который уже привык считать своим, заглушил двигатель.

Фред снова замычал. Я вдруг почувствовал злость. Это ведь он на самом деле виноват, что не смог удержать в узде своих подчиненных. Если бы этот мудак не бухал бы, заперевшись у себя в комнате, и не жалел себя, то ничего этого не случилось бы.

Нет, все равно бы произошло. Но только был бы штурм по всем правилам, а Лика осталась бы цела.

Мне резко захотелось вытащить его из машины, а потом долго пинать ногами. Изо всех сил, так, чтобы в кровь, в мясо, превратить его рожу в кровавое месиво, заставить его блевать собственными кишками. Удержаться, честно говоря, было тяжело.

Он поймал мой взгляд через зеркало заднего вида и снова замычал.

— Помолчи ты уже, блядь, ты заебал, блядь! — заорал я.

Повернулся и ударом ладони по лицу заставил затихнуть. На щеке остался красный отпечаток, голова его мотнулась в сторону, он зажмурился в ожидании следующего удара, но я только посмотрел на него и выдохнул:

— Успеем еще наговориться.

Открыл дверь и выпрыгнул наружу, на землю. Двинулся в сторону дома, калитка и двери которого так же были открыты, вошел, прошел в комнату, чувствуя, как воздух пахнет железом. И снова увидел Лику.

Кровь уже успела остановиться и свернуться, на платье были отпечатки моих ладоней, после того, как я пытался зажать ее рану, еще несколько — напротив сердца, когда я проводил реанимацию. Без толку. На указательном пальце правой руки — простой ободок из белого золота.

Я выдохнул, огляделся. Не хочу, чтобы ее видели в таком виде. Нужно завернуть в какую-нибудь простынь, погрузить в багажник. А уже потом спокойно похороню, в одиночестве. Это мне нужно пережить самому, без чьей-либо помощи.

За спиной послышались шаги, я резко повернулся, вскидывая автомат, и поймал в прицел лицо Наташи. Чего? А это что тут делает?

— А почему ты с остальными не уехала? — спросил я.

И вдруг понял, что растерялся. Я не давал девчонке никаких указаний по этому поводу, вообще не возвращался домой, но думал, что это само собой разумеется — если гражданские уезжают, то и она должна тоже.

— А почему я должна с ними уехать? — с каким-то вызовом ответила она.

Выглядела она удивительно взрослой для своего возраста. Ей ведь только одиннадцать исполнилось. Сверстницы ее должны обсуждать мальчиков, маечки, аниме, ну и ложиться спать после того, как посмотрели «Спокойной ночи, малыши» по телевизору. Была бы она постарше года на три, я бы наоборот сказал, что она должна по веревке из простыней убегать к мальчикам, когда родители уже спят.

— Так… — пробормотал я.

Растерялся. Честно говоря, не ожидал такого.

— Ты меня в очередной раз сплавить хочешь? — спросила она.

— Чего? — не понял я.

— Того, — она говорила жестко, с бескомпромиссностью, характерной только для подростков. — Я спрашиваю: ты меня опять хочешь сплавить к кому-то?

— В смысле? — ситуация была такой, что я совершенно не догонял, что происходит.

— Ты пообещал моей маме, что проследишь за мной, — продолжила она. — Но сперва обо мне заботилась Яна. Теперь она мертва. Потом ты бегал и воевал с этими бандитами, а за мной следила Лика. Вон она лежит. Кто следующим будет?

Мне словно врезали по ушам открытыми ладонями, в голове зазвенели колокола. Вот ведь соплячка…

— Я и не ждала, что ты будешь мне папочкой, но ты ведь вообще про меня забыл, верно? — спросила она и тут же продолжила. — Бегает тут где-то недоразумение, и ей даже сказать не надо, чтобы она с остальными ехала. Другие приберут. Не так разве?

Я смотрел на нее, и всё, что во мне копилось за последние часы — смерть Лики, пустая злость, чувство вины, усталость — прорвалось наружу.

— Ах ты, маленькая дрянь… — прорычал я и шагнул к ней.

Она не отступила. Только упрямо вскинула подбородок, посмотрела на меня в упор.

Я схватил ее так, что ткань затрещала, толкнул к стене, прижал к ней, как тряпичную куклу, вскинул руку, чтобы ударить… Но в последний момент замер. Так и застыл, чувствуя, как по телу пробегают судороги. А она продолжала смотреть мне прямо в глаза.

Вот тебе, сука, и «дядя Край».

— Ну давай, — выдохнула Наташа. — Ударь. Ты же больше ничего не умеешь, только бить, стрелять и резать. Так же? Ты такой же, как и эти бандиты, которые ее убили.

Рука медленно опустилась сама собой. Я сделал шаг назад, не знаю зачем, но поправил воротник ее футболки. Растянул все равно ведь.

— Я… — выдохнул я, не зная, что сказать. — Я не…

— Нет, ты именно такой, — перебила она. — Плевать тебе на всех, лишь бы очередную войнушку устроить. Она ведь тебя любила, Край, и умерла из-за тебя. А меня ты сплавить хочешь, потому что боишься, как лох.

Я сделал еще шаг назад, а потом уселся прямо на пол. Просто сел, уткнулся лицом в ладони и выдохнул, как будто из меня вытянули воздух. Замолчал. Она стояла рядом, и тоже не говорила ничего. А потом я почувствовал, как тонкая детская рука коснулись моего плеча.

— Прости, — сказала она тихо. — Прости, дядя Край, я не хотела…

— Ты всё правильно сказала, — перебил я. — Я просто… Я не знаю, как теперь.

— Ты моей маме обещал, что меня с острова вывезешь, так ведь? — спросила она.

— Ну да, — кивнул я. — И не смог. И никто уже отсюда никогда не выберется. Нет пути наружу.

— Но ты ей все равно должен, — она пожала плечами. — Заботиться обо мне. Только это не значит, что нужно меня скинуть на кого-то и забыть. Не в том смысле, что «сыта, здорова, крыша над головой есть — и нормально».

Я промолчал. Она посмотрела мне в глаза и продолжила:

— Нам всем тут жить. А, значит, мне нужно научиться выживать. Если понадобится, то убивать.

— Я могу тебя защитить, — сказал я. Сам сразу же понял, насколько упрямо и глупо это прозвучало.

— Можешь, — кивнула она. — Но ты не можешь всегда быть рядом. Ты можешь опять словить пулю, играя в свою войнушку. Или можешь просто состариться и умереть. Я должна уметь защищать себя сама, дядя Край.

Она права. И она додумалась до того, до чего не все смогли. Можно было надеяться, конечно, что это плод моего влияния, но вряд ли. Дети ведь в Дачном жили, как и раньше. Бегали туда-сюда, помогали в огородах. Лето же, а в то, что в сентябре учебного года уже не начнется, и в школу никто не пойдет, так и не подумал.

А школа должна быть, правда, другая уже. И там не академические знания должны преподавать. А в том числе, и как выживать, и убивать. И зомби, и себе подобных. Потому что если мы не научим этому наших детей, то внуков у нас уже не будет. Никто не доживет. И будет Крым действительно островом мертвых.

Ладно, чего это я расклеился. Все нормально будет. Что-нибудь придумаем.

— Хорошо, — я вдруг улыбнулся, неожиданно для самого себя и продолжил. — Я там тебе ствол нашел под руку. Такой же, почти, как у тебя был, только очередью стрелять еще может. А если с ним разберешься, то потом из любого автомата Калашникова сможешь стрелять, принцип один и тот же.

Я вдруг не выдержал и обнял Наташу, прижал ее к себе. Потому что…

Потому что она — единственное, что у меня из прошлой жизни осталось. И я сейчас не про ту, что до Войны была, я о другом.

Я нес еще какую-то чушь, чувствуя, как по моему лицу стекают слезы. А она слушала, не отстранялась, и как будто даже… Обмякла что ли.

Не знаю, сколько это продолжалось, но потом в голову мне пришла мысль о том, что мы теряем время. И неизвестно, не едет ли уже в эту сторону очередной конвой из Белогорска. А там могут быть такие силы, что и наши союзники на дороге остановить его не смогут. Нужно было действовать, причем быстро.

— Пойдем, поможешь, — сказал я. — Найди простынь, Лику нужно увезти отсюда. А потом мы сожжем тут все.

— Сейчас принесу, дядя Край, — сказала она и двинулась в сторону комнаты.

А я прошел в нашу с Ликой, которую мы занимали, и увидел несколько сложенных сумок. Она уже собрала вещи, понимала, что мы вот-вот уйдем. Но не знала, что так закончится.

И меня снова придавило. Да. Кто же знать мог?

Но отчаяние поутихло. Потому что теперь мне есть ради чего жить. Ради чего воевать. Ради нашего будущего. И вещи Лики я, пожалуй, все равно возьму. Не на память, конечно, а потому что среди нас есть женщины. Та же Саша, она вообще с одной сумкой из деревни ушла, а там только медицина, да инструменты, никакой запасной одежды у нее не было. Пригодится.

И вот сумка, где рации и солнечная батарея к ним. И автомат.

Прихватив все это, я вышел из дома и положил в УАЗ, в ноги у пассажирского сиденья. Наташа все равно разместится, все-таки ребенок. Да ей, на самом деле, еще и нельзя без детского кресла ездить, если так подумать. Правда, никому в голову бустер таскать уже не придет. Интересно, как быстро эти усл…