На пороге смерти

Via Death 1938

Привет, Земля!

Марсианская Экспедиция Номер Один возобновляет связь по эфирной радиолинии. Говорит оператор Гиллуэй.

Восемьсот сорок седьмой день с момента отбытия с Земли во время последнего противостояния. Сорок первый день с момента отлёта с Марса. Батареи заряжены лишь наполовину, так как солнечное зеркало требует очистки, но полагаю, что вы нас слышите, поскольку мы уже в пределах полумиллиона миль от Земли.

Прошу незамедлительно ответить, подтвердив приём сообщения. Перехожу в режим ожидания…

…Хорошо! Отлично! Само собой разумеется, мы счастливы услышать, что спасательный корабль уже наготове. Нам, вероятно, придётся совершить посадку на Луне. Запас топлива едва достаточен для этого. Маркерс утверждает, что его хватит лишь на торможение в слабом гравитационном поле Луны. При посадке на Землю нам, скорее всего, не удастся безопасно погасить скорость и, есть вероятность того, что мы сгорим в атмосфере.

Но поверьте, мы счастливы вновь оказаться вблизи системы Земля - Луна — это словно вернуться домой после более чем двухлетнего пребывания у Марса. Жаль, что Круишэнк, Прусетт и Аладо не могут быть с нами. Они покоятся под золотыми песками Марса, принесённые в жертву этому путешествию.

Мы ни капли не сожалеем о нашем приключении. Это был потрясающий опыт. Мы видели холмы и пустыни иного мира. Мы наблюдали существ иной эволюции. Мы сражались с гигантскими трёхфутовыми созданиями, похожими на муравьёв. Мы обнаружили изображения и записи погибшей цивилизации, таинственно связанной с прошлым Земли.

И всё же самый великолепный момент настал вчера, когда Земля превратилась из звезды в маленький диск. «Дом!» — простое, скромное слово, от которого у всех нас перехватило дыхание, когда Дордо произнёс его вслух. Мгновение спустя он, не стыдясь, расплакался, но никто не осудил его. Думаю, ни у кого из нас в тот момент глаза не оставались сухими.

Вкратце резюмирую: летящий по вытянутой орбите астероид Антерос, как и рассчитывал Маркерс, за тридцать четыре дня добросовестно довёз нас от орбиты Марса до орбиты Земли. Мы в огромном долгу перед этим крошечным небесным телом. Нашего ограниченного запаса топлива не хватило бы, чтобы преодолеть эту пропасть в сорок миллионов миль менее чем за год.

Возобновлю связь завтра; батареи разряжаются. Мы будем очень благодарны, если вы поставите в эфир какую-нибудь музыку.

Восемьсот сорок восьмой день.

Всё шло хорошо на протяжении всего полёта, хотя однажды наш гироскоп остановился, и мы опасно приблизились к кремнистой поверхности Антероса, прежде чем механизм удалось починить. Затем мы возобновили циркуляцию по нашей короткой орбите вокруг астероида в качестве его спутника.

Вчера мы едва не попали в беду, когда готовились вырваться из гравитационного поля Антероса. Внезапно наши ракеты отказали. Было крайне важно немедленно освободиться от гравитационного захвата астероида — иначе он унёс бы нас прочь от Луны и Земли в глубины космоса!

Мы метались вокруг двигателей как безумцы. В конце концов Парлетти заметил, что топливная магистраль забилась. Мы даже посмеялись над этим: Парлетти — геолог и мало что знает о двигателях. После того как магистраль прочистили, наши ракеты легко унесли нас прочь от Антероса. Мы во всю мощь наших лёгких попрощались с этим маленьким космическим кочевником, удаляющимся от нас.

Но вот мы здесь — приближаемся к орбите Луны со скоростью пять миль в секунду. Луна, в свою очередь, движется навстречу нам со скоростью девять миль в секунду. Чтобы избежать столкновения, потребуются точные расчёты. Маркерс и капитан Этвелл работали над вычислениями 40 часов подряд. Поскольку запас кофе иссяк, они время от времени вдыхают чистый кислород в качестве стимулятора.

Сейчас мы находимся на том же расстоянии от Луны, что и Земля, но с противоположной стороны. Мы рассматриваем эту загадочную Обратную Сторону, никогда не видимую с Земли, в наш телескоп. Она выглядит так же, как и сторона, обращённая к Земле, с обычными кратерами, обширными равнинами и остроконечными горными хребтами. Впрочем, вряд ли можно было ожидать чего‑то иного.

Энергия на исходе; до завтра.

Восемьсот сорок девятый день. Срочно!

Немедленно отправьте спасательный корабль с включённой радиостанцией, чтобы он мог принять наш сигнал.

Перед нами встала довольно серьёзная проблема. Изначально мы планировали приземлиться где-нибудь на видимой с Земли стороне, отметив приблизительное местоположение согласно стандартной лунной карте. Это бы упростило задачу спасательного корабля по нашему обнаружению.

Но теперь, после многократной проверки расчётов, капитан Этвелл объявил: нам придётся совершить вынужденную посадку на Обратной Стороне Луны!

Конечно, мы приближались со стороны Марса к Обратной Стороне. Этвелл рассчитывал, что, используя набранную скорость, мы сможем по инерции обогнуть половину Луны и совершить посадку на видимой стороне. Однако из‑за неблагоприятных сочетаний орбитальных параметров и скоростей это может привести к серьезной аварии. Наша единственная надежда, похоже, — подойти к Обратной Стороне под косым углом, выйти на нужную траекторию и затормозить с помощью остатков топлива для посадки именно там.

Сейчас мы находимся примерно в десяти тысячах миль от Луны. Посадка ожидается в течение ближайших двенадцати часов. Суинертон в спешке набрасывает общий план Обратной Стороны. Мы постараемся сесть на каком‑нибудь обширном открытом пространстве, хорошо освещённом солнечными лучами, и отметить близлежащие ориентиры. Это облегчит спасательному кораблю наши поиски.

Вынужден прерваться. Если нам будет сопутствовать удача и мы успешно приземлимся, я немедленно выйду на связь со спасательным кораблем.

Восемьсот пятидесятый день.

Успешная посадка!

Марсианская Экспедиция Номер Один вызывает спасательный корабль. Мы поймали вашу передачу несколько минут назад. Капитан Этвелл передаёт свою сердечную благодарность вашему капитану Маклину, своему старому другу, за его ободряющие слова: «Мы найдём вас, даже если на это уйдёт год!»

Наша посадка прошла удачно. Мы опустились на обширной гладкой равнине, покрытой пористой породой, похожей на сыр. Мы разминулись с горной вершиной буквально на миллиметры. В задней части корпуса из‑за нагрузки при посадке образовалась небольшая трещина. Гривз ловко наложил резиновый пластырь на неё, прежде чем давление воздуха упало до половины нормы. У всех нас есть ушибы. Маркерс ударился о стену и потерял сознание, а у Дордо сломанная рука. Парлетти уже вправил её и наложил шины.

Теперь перейдём к вашей задаче — найти нас. Откровенно говоря, это будет непросто. Мы понимаем, что наши шансы невелики. Мы находимся на огромной территории, которую ни одна из сторон не может идентифицировать по чётким ориентирам. Ваша группа должна каким-то образом найти крошечную точечку нашего корабля на сотнях квадратных миль бесконечного, хаотичного лунного рельефа.

Мы постараемся направлять вас как можно точнее. К счастью, на лунном небе одновременно видны звёзды и Солнце, что позволяет проводить астрономические наблюдения для определения координат. Маркерс вычислил — насколько это возможно в наших условиях, — что мы находимся примерно в 31 градусе от западного края видимой с Земли стороны Луны и примерно в 17 градусах от лунного северного полюса.

Судя по наброску Суинертона, плато, на которое мы совершили посадку, на расстоянии нескольких миль к западу граничит с длинной горной цепью, протянувшейся с севера на юг. Мы видим их зубчатые пики, вырисовывающиеся на фоне звёзд. Непосредственно к югу от нас, на расстоянии около пяти миль, находится край кратера диаметром, вероятно, в пятьдесят миль. Этот кратер образует треугольник с двумя другими большими кратерами дальше к востоку. Судя по тому, что мы успели заметить при снижении, линия, делящая пополам основание получившегося треугольника напротив ближайшего кратера и продолженная через него, указывает почти прямо на нас.

Капитан Этвелл придумал способ указать наше местоположение. Он только что отправил Гривза наружу в воздушном шлеме с нашим единственным оставшимся селеновым элементом. Гривз разместил его примерно в трехстах ярдах от нашего корабля. Как только он зарядится под ярким солнечным светом, то начнёт испускать мощные искры — похожие на те, что уничтожали муравьёв на Марсе. На поверхности Луны давление паров достаточное, чтобы воссоздать условия, аналогичные внутренней среде вакуумной трубки: это позволит проводить заряд и заземлять его в скале.

Эти искры — вот, одна только что вспыхнула — имеют насыщенный голубоватый цвет и будут чётко выделяться на фоне белого плато. Вы должны легко их распознать.

Это все, что мы можем сделать. Остальное зависит от вас.

И теперь — крайне важный момент. Маркерс также вычислил, что на нас медленно и неотвратимо надвигается линия лунной ночи. У нас осталось примерно тридцать часов дневного света, а затем мы погрузимся в полную тьму долгой лунной ночи, длящейся две недели. В этот период поисковые работы будут невозможны.

Поскольку сомнительно, что наших запасов воздуха хватит на такой срок, мы можем лишь надеяться, что вы обнаружите нас в ближайшие тридцать часов.

Я выйду на связь через час — после того, как отлучусь из корабля в воздушном шлеме и очищу зеркало солнечной энергоустановки.

Кстати, выход Гривза на поверхность Луны разрешил давний спор среди ученых — быстро ли замерзнет человек в условиях, близких к космическому вакууму. Гривз пробыл снаружи час, будучи тепло одетым. Он сказал, что ему там было теплее, чем на Марсе с его атмосферой. Очевидно, потери тепла тела за счёт теплопроводности воздуха в холодной атмосфере больше, чем его потери за счёт излучения в вакууме.

Наш боевой дух высок. Мы уверены, что вы скоро нас найдете. Мы с нетерпением ждём возвращения на Землю.

Восемьсот пятьдесят первый день. (Час ночи)

Капитан Этвелл — капитану Маклину. Не падай духом, старина! Не кори себя так сурово за то, что не смог найти нас за последние десять часов поисков. Черт возьми, ты обследуешь целый мир! Неизведанный мир. Мы знаем, что ты делаешь всё возможное. Большего мы просить не можем.

Говорит Гиллуэй. Длинная узкая тень ближайшей горной вершины медленно ползёт по поверхности, но у всех нас хорошее настроение. Луна — место интересное, пусть и безрадостное.

Гривз, внимательно изучив обломки пористой породы (похожей на пемзу), в которые врезался наш корабль, объявил, что они пропитаны серебром. Так что старинная связь Луны с argentum[1] не столь уж беспочвенна.

Парлетти изучает окрестные формации в телескоп. Он выдвинул целостную теорию происхождения видимого нами кратера: этот кратер демонстрирует признаки того, что его «вытравили»! С усмешкой, скрывающей серьёзную мысль, он предположил, что много веков назад на Луне существовала кислотная атмосфера. Она постепенно конденсировалась, образуя лужи по всей поверхности Луны. Эти лужи медленно разъедали породу, протравливая её.

Маркерс десяток раз зарисовал солнечную корону и гало — они едва заметно меняются час от часу. Он предсказывает, что, когда межпланетные перелёты станут обыденностью, на Луне быстро появится крупная астрономическая обсерватория. Телескоп на Луне будет вдвое эффективнее земного благодаря идеальной видимости.

Ближайшая гора выглядит доступной для восхождения. Её высота около двух миль. На ней есть нетронутые эрозией выступы, образующие правильную цепь гигантских ступеней до самой вершины. Суинертон, на Земле увлекавшийся альпинизмом, говорит, что смог бы подняться на неё за двенадцать часов. Я легко верю этому — здешняя гравитация смехотворно мала. Гривз без усилий подпрыгивает на двадцать футов.

Дордо, несмотря на лёгкий жар из-за сломанной руки, уговорил остальных спеть. Это помогает снять напряжение. Сейчас они поют «Типперери»[2]:

Восемьсот пятьдесят первый день. (Одиннадцать часов утра)

Осталось всего шесть часов дневного света!

Мы понимаем, с какими трудностями вы сталкиваетесь при поисках нашего местоположения. Нам не удаётся обнаружить какой-либо взаимно узнаваемый ориентир или топографическую формацию. Мы не припоминаем два горных хребта, образующих крест, о которых вы упомянули. Возможно, вы всё ещё слишком далеко к западу от нас. Вы уверены, что не можете разглядеть три крупных кратера, образующих треугольник? На карте Суинертона они очень отчётливо видны.

Я думал, что смогу определить ваше приближение, отслеживая усиление вашего радиосигнала, но не заметил ни малейших изменений. Из этого я делаю вывод, что вы всё ещё на значительном расстоянии. Кажется, я понимаю, почему ваши попытки запеленговать мой передатчик методом пересечения двух или трех радиолучей потерпели неудачу. Я получаю эхо-сигналы со всех сторон. Горы, должно быть, насыщены намагниченными металлами.

Маркерс ещё раз проверил долготу: это значение по‑прежнему близко к тридцати градусам западной. Если допустить погрешность максимум в пять процентов, мы находимся в пределах тридцати миль к востоку или западу от этой позиции. Аналогично — в пределах тридцати миль к северу или югу от вычисленной широты. Поэтому мы всё ещё надеемся, что вы нас найдёте, хотя вам предстоит обследовать территорию в три тысячи квадратных миль без каких‑либо легкоузнаваемых ориентиров.

Селеновый элемент за бортом корабля исправно испускает искры — примерно каждые десять секунд. Их должно быть видно в радиусе десяти миль. Капитан Этвелл, глядя на возвышающуюся неподалеку горную вершину, говорит, что селеновый элемент, установленный там, был бы виден как минимум с расстояния в пятьдесят миль. Но это бесполезная идея. По иронии судьбы, даже если бы мы захотели поднять его туда, никто не сможет приблизиться к элементу сейчас — ударит током. Он будет работать, пока есть солнечный свет. Две других селеновых элемента, имевшихся у нас, недоступны — они остались на Марсе.

Мы не говорим ни о чём, кроме Земли. О том, какой она покажется нам после столь долгого отсутствия. Насколько зелёными и прекрасными будут её поля, насколько сладким — воздух, насколько восхитительной — еда… и как там будет безопасно. Земля — это рай! Гривз клянётся, что по прибытии упадёт на землю, зароется в благодатную почву и пролежит так три дня. У каждого из нас есть фантастические представления о том, что мы хотим сделать, когда вернемся. Парлетти собирается съесть целого жареного быка. Лично я просто буду наполнять лёгкие чистым, славным воздухом — снова, и снова, и снова…

Сообщение от капитана Этвелла капитану Маклину.

Маклин, лишь отчаяние заставляет меня просить об этом. Через шесть часов, если вы нас не найдёте, нас накроет двумя долгими неделями лунной ночи. Наши шансы пережить этот период крайне невелики. Я доставил этих шестерых людей на Марс и обратно, пережив вместе с ними множество опасностей. Мне ненавистна мысль о том, что они могут погибнуть сейчас. Поэтому я предлагаю тебе, хотя это и сопряжено с большим риском для твоего корабля, снизиться на высоту не более мили над поверхностью Луны. Если затем вы будете описывать большой круг, постепенно смещая его центр, вы вскоре облетите большую часть этой территории. Вы не сможете не заметить нас с высоты в милю. Но это потребует постоянной работы двигателей и тщательного маневрирования.

Я не прошу за себя, Маклин. Я умоляю лишь за этих шестерых храбрецов, что находятся рядом со мной.

Восемьсот пятьдесят первый день. (Шесть часов вечера)

Нас окутала чёрная, леденящая ночь!

Капитан Этвелл просит передать благодарность людям спасательного корабля за их доблестную попытку — полёт на высоте всего лишь полмили над опасной лунной поверхностью. Видимо, такова наша судьба — остаться ненайденными.

Мы все внимательно во всех направлениях всматривались в небо, ища ваш корабль. Однажды Дордо показалось, что увидел чёрную точку и крошечный красный огонёк ракеты, но когда остальные посмотрели в том же направлении — там ничего не было.

Однако, теперь, когда нас окружила полная, непроглядная тьма ночи, у нас остаётся одна-единственная надежда, У нас в баке осталось несколько унций топлива. Мы подадим его в верхнее ракетное сопло. Если сжигать его медленно, смешивая с кислородом, оно должно дать яркий сигнальный огонь — возможно, достаточно яркий для того, чтобы вы смогли его заметить и совершить посадку.

Маркерс предлагает вам подняться на высоту десяти миль, где бы вы ни находились, и наблюдать за поверхностью во всех направлениях. Дайте мне сигнал, когда будете на позиции, — и мы зажжём сигнальный огонь.

Восемьсот пятьдесят первый день. (Семь часов вечера)

Капитан Этвелл — капитану Маклину.

Нет! Ты не должен пытаться сесть, даже если вы видели наш сигнальный огонь и успели приблизиться к нам, пока он не погас. Я запрещаю попытку посадки, Маклин, у тебя нет ни единого шанса из миллиона сесть, не разбившись в темноте.

Мы рассчитывали, что огонь продержится дольше. Ещё пятнадцать минут — и у вас хватило бы времени подлететь и сесть. Но теперь уже поздно. Тем не менее, я и мои люди единодушно говорим: за саму попытку — благослови вас Бог!

Теперь вы должны вернуться на Землю и прилететь снова через две недели. Или, если у вас достаточно запасов, подняться на высоту около тысячи миль, заглушить двигатели и, дрейфуя по орбите, ждать. Вы должны быть готовы к тому, что, обнаружив наш корабль с приходом рассвета, вы найдёте мертвецов вместо живых людей.

Говорит Гиллуэй. Наш боевой дух по-прежнему высок. Мы сталкивались с худшими опасностями. Капитан Этвелл перевёл нас на аварийный паёк с момента посадки. Потребление кислорода сокращено до одной трети от нормы. За исключением общего чувства усталости, никаких побочных эффектов.

Парлетти тщательно проверил запас воздуха и говорит: если сильно постараться, пятеро из нас — в лучшем случае шестеро — смогут продержаться на нём две недели. Как выживут семеро — знает только Господь.

Необходимо экономить заряд батареи для обогрева. Марсианская Экспедиция Номер Один прекращает сеансы связи до наступления луной зари.

Восемьсот шестьдесят четвертый день. (Три часа ночи)

Приветствую тех, кто находится на борту спасательного корабля!

Марсианская Экспедиция Номер Один возобновляет связь после двух недель молчания. Час назад рассвет бесшумно проник в этот пустынный мир, вновь подзарядив мои разряженные батареи. Это было восхитительно — снова увидеть солнечный свет, но в то же время и болезненно. Когда мы в последний раз видели солнце, нас было семеро. Теперь нас только пятеро!

За дверьми наших шлюзов лежат тела Суинертона и Дордо. Они добровольно пожертвовали своими жизнями, чтобы остальные могли выжить. Упокой, Господи, их души!

У нас пятерых, оставшихся в живых, осталось кислорода примерно на четыре-пять часов. Мы надеемся, что вы сможете найти нас за это время.

Теперь вернёмся на две недели назад. Когда нас поглотила чернота лунной ночи, вместе с ней пришло отчаяние. Мы ещё надеялись, когда использовали последний остаток топлива как сигнальный огонь, но, когда это не помогло, мы поняли: наше положение поистине безвыходно.

Наших запасов воздуха, как бы много раз Парлетти и Маркерс их ни пересчитывали, не могло хватить семерым на две недели, даже при потреблении в четверть от нормы, до которого мы его уже снизили. Наконец, в конце того первого дня Суинертон попытался выйти в шлюз, но Гривз вовремя остановил его.

Суинертон просто объяснил:

— Один из нас должен уйти сейчас, или все семеро умрут в ближайшие две недели!

Мы все измученно переглянулись. От этой смертельной логики не было спасения. Тогда капитан Этвелл сказал:

— Парни, в моём руководстве больше нет нужды…

Остальные закричали, не дав ему договорить. Каждый из нас вызвался принести себя в жертву. Мелодраматично? Мир этого никогда не поймёт. Решающий голос капитана Этвелла наконец утихомирил нас:

— Будем тянуть жребий!

Это, разумеется, был единственно возможный способ. Мы использовали старый, проверенный метод — длинные и короткие палочки. Капитан Этвелл предлагал жребий каждому из нас. Сам он тянул последним, а палочки держал Парлетти. Процедуру повторили семь раз, чтобы исключить нас одного за другим.

В конце концов остались только Суинертон и Дордо. Я никогда не забуду эту финальную сцену. Никто из нас не забудет. Суинертон — с плотно сжатыми губами, но спокойный. Дордо — бледный, бережно придерживающий сломанную руку. И мы — нервничающие куда сильнее, чем они. Эти события навсегда врезались в нашу память.

Каждый тянул жребий трижды — смерть стояла у них за плечами и наблюдала. Суинертон вытянул две короткие и одну длинную. Он поднял взгляд с кроткой мрачной улыбкой. Шансы были явно не в его пользу.

Однако Дордо вытянул три коротких подряд. Суинертон выглядел ошеломлённым этим внезапным помилованием. Дордо не стал медлить. Просто попрощавшись и пожав руку каждому из нас — в каждом его движении было столько чувств (людям на Земле этого никогда не понять) — он вышел из шлюза.

Мы видели, как он, пошатываясь, удалялся от корабля в безвоздушную пустоту. Он свернул в самую глубокую тень корпуса, подальше от иллюминаторов, чтобы мы не видели его смерти. В каюте в последующий час почти не было сказано ни слова.

В ответ на ваш запрос: на нашей карте нет упомянутых вами гор на северо-востоке, и мы их не видим. Но, вероятно, Суинертон не указал их в своей поспешной зарисовке — у него было мало времени, пока корабль совершал манёвры при посадке.

Возобновлю связь через час, когда мои батареи подзарядятся от солнечного света.

Четыре часа утра.

После ухода Дордо мы установили распорядок, чтобы скрасить бесконечные часы ожидания. Мы лежали на полу, чтобы расходовать меньше кислорода, но почти не спали. Капитан Этвелл заставлял нас играть в карты, меняя партнёров. Смутный интерес к игре и звуки, порождаемые в процессе, помогали нам забыть об ужасающей тишине вокруг.

Временами, однако, наступали моменты полной, удушающей тишины, погружавшие нас в некое гипнотическое оцепенение, пока кто-нибудь не закашляется. Тогда мы все начинали кашлять, шаркать ногами и шуметь, лишь бы это не повторилось снова.

Мы не могли пользоваться рацией, так как батареи были недостаточно заряжены. Я сообщил, что электричества не хватит надолго. Поэтому Этвелл распорядился, чтобы единственная тусклая лампочка, что у нас была, горела только половину обычного времени. Он также снизил мощность обогревателя до минимума. С тех пор мы существовали при температуре немногим выше нуля, натянув на себя всю имеющуюся одежду. С течением времени тепловое излучение нашего корабля увеличивалось, хотя процесс шёл медленно.

Нам также пришлось урезать пайки — запасы еды тоже подходили к концу. По четверти белковой палочки и одному печенью на каждого в день, запивая глотком воды.

Мысль о том, что мы снова увидим Землю, поддерживала в нас жизнь. Мы также гадали, какой фурор произведут наши снимки и записи о древней марсианской цивилизации. Их в конце концов найдут и доставят на Землю — даже если нас уже не будет. Только эта мысль утешала нас.

Мы внимательно наблюдаем за всем окружающим пространством через иллюминаторы. Если заметим ваш корабль, я немедленно выйду на связь.

Датчик воздуха показывает довольно низкий уровень.

Пять часов утра.

Рассказать о Суинертоне и о том, почему он лежит снаружи — мёртвый, — несложно.

Вскоре после ухода Дордо Суинертон обратился ко всем нам, утверждая, что должен последовать за ним. Пятеро, по его мнению, имели отличные шансы на выживание, тогда как для шестерых это было сомнительно — с чем даже Парлетти был вынужден согласиться. Суинертон настаивал, что по жребию он всё равно должен был идти следующим. При этом он говорил всё это без излишней патетики. В нём не было фанатизма. Он был одним из тех редких людей, кто спокойно и беспристрастно обдумывает ситуацию и затем делают, что задумано, или пытаются сделать.

Однако капитан Этвелл строго запретил любые дальнейшие разговоры на эту тему. После этого он почти постоянно спал или просто лежал, завернувшись в одеяло перед шлюзом. В глазах Суинертона светилась решимость.

На вторую ночь Парлетти, чья койка находилась как раз над койкой Суинертона, услышал странный, приглушённый хрип. Мы обнаружили Суинертона с плотно затянутым вокруг шеи куском ткани. Его замысел — хотя он не сказал потом ни слова об этом — заключался в том, чтобы тихо задушив себя, дать нам больше шансов на выживание.

После этого мы все не спускали с него глаз. Бесполезно было убеждать его, говорить, что он неправ. Возможно, он повредился рассудком. Но не нам судить.

В следующие три дня он, казалось, пришёл в себя. Мы ослабили бдительность. Он снова участвовал в карточных играх и беседах, словно ничего не случилось. Но когда в каюте гасили свет, он подолгу сидел, уставившись в иллюминатор на возвышающуюся неподалёку зубчатую гору, словно всё ещё думая о том, что хотел бы взобраться на неё.

Если уж на то пошло, мы все проводили много времени у иллюминаторов. Луна в звёздном свете кажется сказочной страной — её суровость смягчается. Удивительно, но даже в безвоздушном пространстве звёздный свет обладает немалой силой. Каждая деталь ночного пейзажа отчётливо видна.

На третью ночь Суинертон исчез! Этвелл, измученный, уснул у воздушного шлюза. Прежде чем он успел вскочить, услышав скрип рычагов, Суинертон уже проник в шлюзовую камеру. Этвелл беспомощно стоял рядом, слушая, как распахивается внешний люк, а затем захлопывается. Мы нашли капитана на том же месте — плечи поникли, взгляд потух.

— Вот ушёл самый храбрый человек, когда-либо известный миру! — хрипло произнес он.

Если нам, выжившим, не удастся самим это сделать, пусть эти слова станут эпитафией на могиле Суинертона. Помните!

Шесть часов утра.

Больше особо нечего рассказать о тех двух тяжёлых неделях. Ноющие лёгкие, измождённые тела, синие от холода пальцы — и тишина. Эта проклятая тишина!

Но мы пережили её. И когда мы увидели, как первый краешек солнечного диска поднялся над горизонтом, то он стал для нас символом окончания вечности.

Восход солнца поднял не только наш дух, но и температуру. Мы продолжаем внимательно следить за небом в ожидании вашего корабля. Мы не теряем надежды. Мы снова немного убавили поток кислорода. Вы ищете нас уже три часа — с самого рассвета. Осталось один‑два часа.

Только что Этвелл сообщил о странном явлении. Огромная тень горы, укрывавшей нас, отодвинулась настолько, что открыла пространство перед кораблём. Селеновый элемент исчез!

Более того, тела Суинертона нигде не видно! При этом труп отважного Дордо отчётливо различим.

И третье обстоятельство: пропал воздушный шлем и маленький кислородный баллон к нему!

Что всё это значит? Мы можем лишь строить догадки, но они кажутся невероятными. Капитан Этвелл только что вышел в запасном воздушном шлеме, чтобы похоронить Дордо. После этого мы проведём короткую заупокойную службу. Он заслуживает этого — даже если на это уйдут последние остатки наших сил.

Шесть часов сорок две минуты утра.

Внимание, спасательный корабль!

Маркерс только что заметил движущийся огонёк среди звёзд на западе. Если это не комета, то, возможно, это ваш корабль. В нашей каюте — мертвая тишина, и на устах у каждого молитва. Стрелка кислородного манометра почти коснулась нулевой отметки.

Да… это должен быть ваш корабль!

А точнее, оранжево-красный отблеск ваших ракет. Сбавьте скорость и немедленно поверните на восток — хотя, я вижу, что даю вам ненужные указания.

Вы уже приближаетесь — мы видим, как свечение ракет становится ярче.

Вы сейчас пересекаете горный хребет. Плато за ним — то самое, на котором находимся мы. Теперь мы можем различить очертания вашего корабля. Капитан Этвелл предупреждает: не пытайтесь садиться с этой стороны — места здесь слишком мало. Поверните на юг и подходите к нам оттуда.

Вы уже видите наш корабль? Слава Богу, мы спасены!

Теперь всё ясно. Эти гигантские голубые искры, играющие на вершине ближайшей к нам горы, — те самые, что вы заметили за пятьдесят миль, — исходят от нашего пропавшего селенового элемента!

Тело Суинертона, должно быть, лежит рядом — уже десять дней, с тех пор как он покинул нас. Никто из нас тогда не подозревал, что он взял воздушный шлем. У него было кислорода примерно на двенадцать часов. Он говорил, что поднимется на ту гору за двенадцать часов. И он сделал это — при свете звёзд, неся с собой селеновый элемент!

Мы уже сочинили эпитафию Суинертону. Нам нечего к ней добавить. Когда‑нибудь мы высечем эти слова на склоне той горы — золотыми буквами.

Но что сказать о Дордо? Предавая его земле, капитан Этвелл заметил, что одна его рука полураскрыта, сжимая нечто, что он держал в момент смерти. Это был просто кусочек дерева — одна из коротких палочек, что мы использовали в жребии. Мы замечали, как Дордо каждый раз перебирал вытянутые палочки обеими руками, но списывали это на его сломанную руку. Теперь же очевидно: палочки, которые он показывал, и палочки, которые он вытянул, были разными!

У него была восьмая запасная короткая палочка, с помощью которой он принёс себя в жертву!

И вот мы видим, как ваш корабль снижается — длинный, стройный аппарат. Осторожнее!

Держите нос выше! Вот! Когда вы коснётесь поверхности и вспашете ее, вас окружит сверкающее облако пемзы, похожее на снег.

И теперь, когда ваш корабль остановился в полумиле от нас, мои товарищи кричат от радости, вопят и хлопают друг друга по спинам — я присоединюсь к ним через мгновение. Скоро вы, надев воздушные шлемы, придёте к нам, чтобы забрать нас на борт. Скоро мы будем на Земле! Нам всё ещё трудно в это поверить.

По милости Божьей, пятеро из нас дожили до этого великого момента. Но ценой жизни других, чьи имена навсегда останутся в истории человечества.

Марсианская Экспедиция Номер Один завершает передачу.