Хроники Климэнда: Том Первый. Падение Империи.

Ранее. Сны.

Зачастую мы оказываемся заложниками собственных мечтаний и надежд. Когда же мечты сбываются, а кровь стекает по щекам вместе с солёными слезами, приходит осознание, что всё то, к чему мы так сильно стремились, жертвуя самым дорогим, нам не по силам.

Нас взрастили в драконьем огне. С молоком матерей пришёл страх перед богами, а словами отцов трепет перед судьбой.

Но мы восстали из пепла. Мы поднялись, сразились за право жить свободно. Но только Боги: Старые и Новые, Драконьи и Предки, знали, что наша борьба лишь ниточка в пророческом полотне. Что все пути которые лежали перед нами, были давным-давно предопределены.

Когда настанет час Последний Битвы, когда Рассвет и Закат станут едины, а Старый Бог будет свободен, мир утонет в слезах, крови и пепле. А затем возродиться вновь, чтобы в тысячный раз прожить эту жизнь.

И мои надежды будут возложены на сына. Надежды на то, что он выберет правильный путь.

Из дневников Генри Стонн’Кассела, третьего этого имен,
короля Кинхарта, князя Джейстена, защитника Уэйстека,
отца Нерана Драконьей Крови.
Первая половина третьей эры истории Зантара от прибытия Олрида Старого.

***

Седьмая эра двести второй год от прибытия Олрида Старого.

Империя Кровогорья. Графство Карден-Холл.

Северо-восточный Кинхарт.

Пятнадцатый день Месяца Восходящего Светила. Аррака.

Осознание того, что это сон, пришло к Айдану не сразу. По началу мальчик даже не понял, что спит. Юноша трепетал, боялся и отказывался уснуть, как того велит Мать Снов и Ночи, Сатхакка — Драконица Тьмы. Айдан осознавал себя, но не понимал, где находился. Только чувство того, что он сейчас спит под толщей непроницаемой тёмной водной глади, что обволакивала его лёгкие, не давала ему покоя и сосредоточения.

В ушах громко зазвенело, будто от удара колокола. Перед глазами мелькали смутно знакомые, размытые образы прошлого, настоящего и будущего. Он никогда раньше не был в этих местах или же был? Сражался на полях брани? Жил в древних красивых городах? Айдан был уверен, что никогда не видел этой местности или же не был уверен в том, что эти горящие леса и тёмные стальные горы не были его домом? Лишь созвездия, мелькавшие на долю секунды, говорили о том, что он не находится в другом мире. Это не могло не радовать. Лишь созвездия были неизменными.

Образы, а скорее всего, видения прошлого, искажённые чьим-то злым помыслом, внезапно стали отчётливыми и ясными. Вместе с чётким картинами минувших событий: масштабных битв, прекрасных балов, танцев, песен, путешествий, пришло понимание того, что сны не бывают такими реалистичными, такими достоверными! Вместе с пониманием, пришёл страх, обволакивающий и склизкий, от которого сама тьма, явившаяся на минуту, содрогнулась, испугалась, и вскоре отступила вовсе, отставив после себя гудящий резонанс из сотен голосов, криков и воплей.

— Неран! — Послышалось где-то позади. Айдан обернулся и ответил нарочито громко, почти что злобным, обиженным рыком:

— Я не Неран! — Нет, он не был Нераном Стонн’Касселом, не был легендарным Императором первой Империи Климэнда. Нет, его звали Айдан. Айдан Анкит!

— Неран! — Вновь послышалось где-то в стороне и как Айдану показалось, сразу и отовсюду. Эхо разносилось, от видения к видению меняя интонацию, всё громче и громче оно становилось, покуда не стало хором из тысячи тысяч голосов.

Вот Айдан стоял в поле, что было усеяно обезображенными телами людей и животных, неисчислим количеством оружия, разбросанного повсюду. Алое от пролитой крови зарево ознаменовывало рассвет нового дня; новой эпохи для всего народа Кровогорья. В ту самую минуту, когда солнце поднялось высоко-высоко, яростный клич разнёсся по округе… нет, по всему миру, заставляя могучий горный хребет Баордар дрожать, а леса эльфов трепетать!

— Драконья Кровь! Драконья Кровь! Драконья Кровь!

В одно мгновения всё поменялось. Вот вспышка ударила внезапно, яркий белый свет ослепил его и Айдан стоял в торжественном тронном зале, а голову его венчала корона из легенд. Корона из мечей, что повелевала погодой. Корона, которую водрузили ему на голову с одной целью: сделать Царём Неба и Земли, корона, что отняла жизни сотен королей и королев! И вновь звучал не клич, а возглас победы, похожий на странное блеяние перед тем, кто поднимался по ступеням из крови, боли, слёз и смерти.

— Да здравствует Неран Стонн’Кассел! Да славится его род долгие века! Слава Драконьей Крови!

— Слава! Слава! Слава!

А потом, когда свет вновь ослепил Айдана, когда в ушах перестало звенеть, а сердце уже не колотило как бешенный, загнанный до полусмерти конь, мир вновь преобразился. На этот раз в роскошных покоях с шёлковыми перинами и мягкими подушками, Айдан лежал в обнимку с прекрасной женщиной. Её волосы были красивее и чуточку темнее плодов каштана, глаза её были голубыми, как небо без единого облака в летний день, а вкус губ оставлял лишь радость, страсть и желание жить. Под ухо нежно шептала она, самая дорогая женщина, укрытая тонким алым одеялом, что скрывало лишь верхнюю часть тела, оставляя прекрасные ноги открытыми для созерцания.

— Мой Неран. Как сильно ты устал? Позволь мне унять твою боль! — Шептала Юмкарана. Безумная, любимая и такая холодная… нет, не просто холодная, а смертельно холодная. Кожа на её пальцах, что дотронулись до Айданого лица, была подобно льду. Она говорила, но голос звучал лишь в его голове. Мертвенно синие губы открывались, не попадая в слова, звучавшие в уме Айдана.

— Я мертва из-за тебя. — Шептала Юмкарана, сбрасывая с себя одеяло, открывая одновременно красивое, крепкое тело и ужасный шрам от меча между грудей.

Пролог. Алыми чернилами на пергаменте времени.

Мы родились в эпоху мира. Наша молодость пришлась на эпоху перемен. Наша смерть стала началом новой эры.

В день, когда пророчества должны были сбыться, мы были на грани, на волоске от смерти. Мы сражались, мы умирали, мы любили, ненавидели, мы боялись, превозмогали.

Мудрецы Зантара говорят, что судьбу предопределяют Боги. Юнцы готовы сражаться с Богами, чтобы самим выбрать свою судьбу. Мы были юнцами, считали себя мудрецами, но в конечном итоге оказались блаженными, ничего незнающими глупцами.

Мы сомневались, как полагается мудрецами; спорили, как и должны были делать юнцы и жили, как того хотели бы глупцы.

Когда настанет час Последней Битвы, когда мир вздохнёт по новой, мы родимся в эпоху мира, проживём молодость в эпоху перемен и быть может, станем началом новой эры.

Седьмая эра двести двенадцатый год от прибытия Олрида Старого.

Из дневников лорда Энмавара Брайса Корреалеана II Мейстланда.

***

«Легионер должен полагаться только на себя, иначе не как. Меч может сломаться, доспехи погнуться, брат-легионер предать. Каждый Красный Легионер Кинхарта должен осознать это как можно раньше» — так заканчивается устав Красного Легиона Кинхарта, написанный, во времена третьей эры истории Зантара, лично императором Нераном Драконьей Кровью.

Так Айдан и считал, как и полагается легионеру. Но как же быть без верных товарищей? Как понять кто друг, а кто предатель? А если меч и доспех расколются в самый неподходящий момент? Рано или поздно каждый легионер это узнает.

Айдан Анкит, Красный Легионер Пятнадцатого Красного Легиона Кинхарта, должен будет выбрать на кого ему полагаться. На себя? На оружие? На доспехи? Или на товарищей?

Седьмая эра двести десятый год от прибытия Олрида Старого.

Из первых страниц дневника Корреалена II Мейстланда.

***

Красные Легионы были созданы Первым Императором Зантара — Нераном Драконьей Кровью, для борьбы с такими напастями как драконы, еретики, ренегаты, культы и секты, другие легионы, и конечно же, армии других стран и народов.

Но после гибели последнего прямого потомка Нерана, Эйдэна Четвëртого, и падения династии Драконьей Крови, Красные Легионы взяли власть в свои руки и возвели на престол Короля Ричарда Первого из дома Кон-Итьенов, прозванного Чёрным Волком. С тех самых пор, Кон-Итьены правят почти три эры.

К двухсот семьдесят шестому году шестой эры истории Зантара, Красные Легионы занимают не последнее место в политической жизни Зантара и его народов. Они пережили гражданскую войну, гибель трех легионов, предательства со стороны политиков и армий, но всё ещё остаются самой мощной и внушительной силой на материке.

Из патриотического сочинения неизвестного автора.

«Красные Легионы: сущность бытия, цель жизни»

Написано в последнюю четверть шестой эры истории Зантар.

Часть I. Последний пляс в тенях. Глава 1. Плохое предзнаменование.

Мои солдаты даруют победу своей стране и своему народу.
Они подарят почести офицерам, дворянам и королям после меня.
А долг и жизнь отдадут легиону, когда того потребует время.
И если Боги будут милостливы,
я смогу увидеть всех своих легионеров под крыльями Отцов и Матерей Основателей.

Неран Драконья Кровь во время битвы за гору Артура.
Первый и последний Император Климэнда.
Третья эра. Сто девятый год от прибытия Олрида Старого.

***

Седьмая эра.

Двести девятый год от прибытия Олрида Старого.

Десятый день Месяца Освобождённого Зарева. Марун.

В Империи Кровогорья, что заняла центральную часть материка Зантар, шла война.

Брат императора Уильяма, Первого этого имени, из волчьего рода Кон-Итьенов — Лоренц, прозванный за поднятое восстание Крамольником, прибрал к рукам власть южных провинций древней, как и сами этим земли, империи. И сейчас, Кровогорье терзала гражданская война, первая, за долгие годы мира. Соседние же государства, словно шакалы или обезумившие ир-меры, облизываются на приграничные земли и будто бешеные псы ждут подходящего момента, чтобы разорвать столь сладкую добычу на куски.

Тем временем, в славной столице империи, великом городе Кинхарте, во все обороты шел очередной сбор Красных Легионов Кровогорья — верной имперской армии присягавшей лично королевской семье.

Первыми в поход отправились Первый, Шестой и Двенадцатый Красные Легионы Кинхарта, составившие Первую Ударную Армию. Они составляли авангард Кинхарта и были укомплектованы раньше всех, на случай быстрого реагирования.

Сейчас, в третий день недели, заканчивался сбор Пятнадцатого Красного Легиона. Легионеры, по команде старших офицеров:

— Легион, в колонну, стройся! Раз-два! Быстрее-быстрее, вы, эллирмитры недобитые, прокляни вас Келтрик! Быстрее, салаги, кормёжка для ир-меров! Быстрее, иначе, клянусь пресвятой грудью Мираны, я вас сгною во Вратах Харды, и даже Адэонеса вас из них не вытащит! Быстрее, кому говорю, отродье Аст’Морауна, хотите казармы драить, а не воевать? А вот хрен вам, завтраки для драконов в казённых доспехах!

Легион быстро построились в походную колонну по пять человек, дыша друг другу в затылки. Одетые в пластинчатые и чешуйчатые доспехи, тщательно вычищенные и добытые у интенданта и кладовщика с титаническим трудом, легионеры не оставили неприкрытым и незащищенным минимум участков тела, одев на головы мягкие подшлемники. Шлема, которые закрывают шею и височную часть головы выделяли рядовых солдат и офицеров младшего состава с помощью гребней. Офицеры носили ленты или же специальные знаки на перчатках, предплечьях или груди. Командующего проще всего было распознать по походной ленте с вышивкой его боевых заслуг, выслуги его лет и прочих наград.

Легионеры, все как на подбор выглядели гордо, воинственно и устрашающе, а как иначе, не только на войну идут, так ещё и приказ командования выполняют! Как и положено выглядеть солдатам империи, легионеры стояли смирно, пока командиры проводили смотр. Вооруженные мечами и круглыми щитами с изображением герба империи — белого волка на красном поле, что воет во вьюге, легионеры ждали приказа выдвинуться. Старшие в отрядах проверяли наличие дальнобойного оружия, целости экипировки своих подчинённых. Пока было время, и пока командиры разрешали, некоторые успевали прощаться с семьями, любимыми, друзьями, что не служат в легионе. В строю же кто-то переговаривался, кто-то травил анекдоты, так, чтобы расслабиться. Поодаль от колонны стояли парочки. Юные девицы прощались со своими возлюбленными, шептали что-то на ухо, тихо плакали им в плечи, а затем отпускали.

— Я вернусь, обещаю, и пары месяцев не пройдет! Сейна, ты и моргнуть не успеешь, как я вернусь! — Как можно спокойней, уверенней, и стараясь не выдавать своих страхов, говорил Айдан Анкит, своей возлюбленной девушке — Сейне Элерон.

Сейна была послушницей Церкви Отцов и Матерей Основателей и сейчас, облачённая в белую рясу с черным поясом, она была необычайно красивой девушкой. Ромбовидное лицо с острым подбородком; большие, красивые карие глаза, длинная русая коса, которая была чуточку светлее, будто волосы Сейны на солнце выцветали; молочно-белая кожа — в общем, эталон красоты церковных послушниц. Она крепко держала своего легионера за руки. Кожа на её руках была нежной, а у него грубоватой и шероховатой. Она смотрела на него, и чувствовала, что сейчас заплачет. Слишком сильно Сейна привязалась к человеку, которого старалась избегать. Адан был словно камень. Лишь его зеленые глаза выражали печаль.

— А если тебя убьют? Ну кого я обманывая своим нытьём, а? Это же война! Если тебя ранят? А уж тебя точно ранят, дурачка, стремящегося в бой! Если ты погибнешь? Что мне тогда делать без тебя?! Если вас разобьют, а ты будешь валяться на поле боя и звать меня? Что мне делать тогда, скажи?! — Тараторила Сейна, не желая отпускать своего легионера. Он крепче обнял её и ответил:

— Верь в меня, родная! Я вернусь, обещаю. Ну, моя леди, мне на пора. Люблю тебя, Сейна, всем своим сердцем люблю! — В такие минуты голос Айдана был воплощением стойкости и мощи. От таких слов их его уст Сейна хотела жить в сто крат ярче.

— А я тебя, Айдан! — Она крепко его поцеловала, запомнила вкус губ на долгие ночи вперёд. А вот другие легионеры, завидев это, тут же радостно закричали и захлопали, к недовольству командиров, проводившись смотр. Словно на сцене дарили влюбленным овации, легионеры попутно кричали:

— Вот так-то!

— Не беспокойся, мы вернем твоего героя в целости!

— Ну даешь, Айдан! Такую красавицу заарканил! — От этого влюбленная парочка застеснялась, а лица их налились краской. Сейна ещё раз обняла легионера, надела на его шею серебряный амулет, снова поцеловала и отстранилась. Айдан, нацепив шлем, вернулся в колонну под злобные крики командира. Анкит продолжал смотреть на Сейну, а она на него, будто больше они бы никогда не увиделись.

Глава 2. Схватка на Амхарских полях.

Красные легионы создали с одной лишь целью.
Отомстить крылатым владыкам, изгнать их войска с наших земель и установить мир, который мы так долго ждали.
Когда Неран предложил своим легионерам выбрать стяг,
они с радостью пошли под стягами дракона с восьмью головами.
Ибо видели в Неране спасение и шанс отомстить за молодость, которую у них украли.
Шанс начать новую жизнь.
Шанс умереть свободными, а не в оковах страха.

Слова Клеора I Мейстланда, лорда амхарской заставы, произнесённые им после битвы за Амхару.

Третья эра. Сто десятый год от прибытия Олрида Старого.

***

Амхарские поля.

Бой только начался. Конные копейщики южан повязли в пехоте Пятнадцатого Легиона. Всадники один за другим падали со своих лошадей и оказавшись на земле, тут же были зарублены легионерами. Стоял дикий крик, перемешалось всё. Ор людей, ржание лошадей. Что не говори, всё равно у конника есть большое преимущество перед пехотинцем. Первое — высота, ведь конный боец чаще попадает по голове, нежели, когда пеший бьёт пешего. Второе — скорость. Скорость лошади суммируется с силой удара, не оставляя шанса пешему противнику, если тот один. Но конница может часто завязнуть и застрять в пехоте. В данной ситуации, когда плотный и сплоченные строй встретил на щиты коней противника, конница сумела прорвать лишь несколько рядов противника и завязнуть в пехоте. Кровь окрасила соколиные поля. Казалось, само небо ужаснулось при виде этой схватки. Чёрные тучи тянулись со всех сторон, кружились над провинцией, будто сражение было прямо в центре урагана.

Айдан удивился, когда каким-то образом ему пришлось столкнуться с конником один на один. На гнедом коне южанина почти не было брони, за исключением шор, закрывающих глаза. Сам всадник был закован в лёгкую броню из, скорее всего, вываренной кожи. Вооруженный укороченным копьём и каплевидным щитом, этот всадник словно специально выбрал Айдана своей главной целью. Как уж так получилось и думать как, в пылу битвы, что Айдан оказался в рядах, что приняли первый удар и что Анкит оказался прямо на пути конника, времени не было.

Между ними образовалась чуть-чуть свободная дорожка, посреди битвы. Навострив копьё, всадник понёсся на Айдана, подгоняя лошадь. Айдан, в свою очередь, крепко сжал рукоять своего меча и прикрылся щитом, чтобы не поймать лихой удар копья промеж ребёр. Всадник уже подготовил копьё, перехватив его древко так, чтобы получился удар сверху. Гнедая лошадь заржала, и поднялась на дыбы прямо перед Айданом, намереваясь ударить его копытами. Наверное, он свалился бы от такого удара сразу, если бы вовремя не отскочил в сторону. Пришлось вложить в прыжок всю силу и концентрацию.

Первый удар копья принял щит, всадник с особым рвением пытался пробить оборону своего противника, разворачивая свою лошадь, попутно нанося удары копьём. Айдан прикрывался щитом и ждал выгодного момента для удара. Юный легионер вознамеривался одним хорошим ударом свалить противника на землю и добить. Однако удар получился не совсем так, как он рассчитывал, но результат был ожидаем.

Когда на щит пришёлся очередной удар, копьё застряло в нём. Всадник попытался вытащить его, но Айдан исхитрился и притянув щит к себе, притянул и всадника. Айдан нанес рубящий удар, но немного промахнулся и попал лошади в голень. От боли зверь встал на дыбы и сбросил зазевавшегося всадника прямо на Айдана, помчавшись прочь.

Так они и прокатились кубарем пару метров. Айдан яростно оттолкнул противника и судорожно поднялся с грязной земли. Щит казался тяжёлым, ведь копьё до сих пор торчало из щита. Весь грязный, потный, злой и запыхавшийся, Айдан стоял напротив упавшего всадника, который тоже поднялся и уже успел обнажить свой короткий, изогнутый меч. Он выглядел разъярённым. Ещё бы, потерять коня и сражаться пешим, тут и не так разозлишься! Уж Айдан бы точно рвал и метал. Обозленный на своего врага, южанин окончательно решил прикончить его, собственными руками вонзить меч меж ребёр. Айдан выдернул копье из щита и откинул его в сторону. Южанин понёсся на Айдана с боевым кличем:

— За Ваетир! — Рычал он так кромко, как мог.

— За Кинхарт! — В свою очередь ответил Айдан, готовясь встретиться с противником лицом к лицу, уже на равных, в пешем бою.

Лязг стали о сталь звенел не умолкая. Крики ярости, боли и отчаяния наполнили округу. Всадник, прежде, чем быть поваленными на землю успевали ранить и убить одного-двух легионеров. Хватило буквально нескольких минут, чтобы эта дуэль закончилась. Всадник без коня быстро накинулся на Айдана, его короткий клинок раз за разом ударялся о щит Айдана, уж слишком быстро всадник наносил удары.

«И откуда у него столько силы?». Думал Айдан, обороняясь от его быстрых ударов. В конце концов Айдан не мог долго держать эти удары и решился на прорыв. Он отскочил назад, отвел первый режущий удар всадника слева своим же мечем, затем заблокировал второй удар сверху и заломил руку противника так, чтобы она оказалась внизу.

Удивленное выражение лица всадника — последние, что Айдан воспринимал адекватно. Проведя сильный, размашистый, режущий удар слева направо, он отрубил противнику голову. «Первый готов. Первый за этот день. Первый за пару лет.» Пронеслось в его голове. Голова покатилась по земле, а тело забилось в конвульсиях и упало на землю, пока из раны фонтанировала кровь. Её железный запах сводил с ума. Вкус её капель, окропивших лицо, было до боли горьким.

Айдан вновь убил. За какую-то секунду в голове все переменилось. Воздух стал затхлым от запаха крови, дерьма и пота. В ушах больно звенело, будто каждый крик был ударом колокола. Айдан с трудом понимал, почему ноги держат его. Почему руки ещё удерживают меч. Так не должно быть, да? Он не должен отдаваться битве, будто зверь? «Я обещал, что этого не повториться…»

Глава 3. Все дороги альвевианского тракта ведут в Амхару.

Нет гостя более желанного в Амхаре, чем Мейстланд с дарами.
И нет гостя более не желанного, чем Мейстланд со злыми намерениями.
И если погреб твой полон вина, изволь готовиться к долгой пьяной ночи.
И если Мейстланда ты перепьёшь, молись,
Ведь так Соколы Амхары находят себе друзей!

Отрывок из легенды о знакомстве Прейвана Мейстланда и Эйдэна Великого.
Написан приблизительно в начале Пятой Эры истории Зантара.
Авторство амхарского менестреля и сказителя Бриттона Прэйда.

***

Спустя три дня после битвы на амхарских полях.
Дворец Сапсана.
Амхарская провинция империи Кровогорья.

Странное это чувство — алкогольное опьянение. Оно вроде есть, а вроде и нет. Глядя на Теренела Мейстланда, а для семьи и друзей, Терона, не сразу можно сказать, то ли он пьяный, то ли притворяется. Походка ровная, спина прямая и взгляд проницателен. Только вот когда он начинает говорить, то тут уже сразу становится понятно, сколько и когда он выпил.

Говоря о его братце-близнеце, Корреалеане Мейстланде, а если коротко — Корре, то по нему сразу было видно, насколько сильно он пьян. Ноги заплетаются, речь и без того не очень внятная, становится вовсе не понятой, а в глазах наверняка двоится, если, конечно, не троится.

Два закадычных собутыльника, по совместительству братья близнецы, так ещё и наследники рода Мейстландов, Терон и Корр, сейчас стояли перед матерью, младшей сестрой и отцом, как провинившиеся, малые, неразумные, да ещё и безответственные дети, коими они в кругах семьи, амхарской знати и простого народа, считались.

Растрёпанные, густые, чёрные как смоль волосы, немного бледноватые и вытянутые лица, среднее телосложение, высокий лоб, были отличительными чертами почти всех Мейстландов. Проницательный взгляд Терона, немного с прищуром карих глаз, достался ему от прадеда, который так же любил выпить, но умудрялся, каким-то чудесным образом, сохранять трезвость ума и ясность мысли.

Корр, у которого постоянно было удивлённое выражение лица, с немного приподнятыми бровями, стоял по правую руку от брата. Впрочем, как всегда. Корр, был чуточку выше Терона и имел волосы длиннее, чем у брата. Да лицо Корра было, как он всегда считал, намного миловидней, чем у старшего. Корр брился почти ежедневно, Терон, упаси Боги, раз недели в две.

Реван Лесс Марий Мейстланд, глава рода, точными копиями которого уродились Терон и Корр, только лет на девятнадцать моложе, сейчас внимания на сыновей не обращал. Он был занят тем, что перебирал письма, поступавшие к нему каждый день. Война пришла в его дом и нужно было защитить его. Также он часами корпел над картой города, шаг за шагом продумывая оборону и пути к отступлению. Сейчас разгильдяйство сыновей волновало его куда меньше, чем высокая активность гильдии воров, план обороны и прочие проблемы его земель. Амхара стояла тысячу лет и простоит ещё столько же. Это была главная цель Мария.

Сейчас воспитанием сыновей с помощью метода кнута и пряника, а чаще всего кнута, занималась Эрвина Мейстланд, урождённая Прэйд. Красивая и гордая собой, осанистая, с длинной и тугой косой волос тёмно-каштанового цвета и румяной кожей, мягкими скулами, капризная и иногда жесткая, с постоянно презрительным взглядом, она восседала за гордо и надменно за обеденным столом, попивая сухого красного вина из серебряного кубка. Родившаяся в семье знаменосца Амхары, Эрвина должна была стать женой Бреатфора Мейстланда. Да только брат Мария спрятался от женитьбы в стоилце и в скором времени настолько осмелел на посту имперского казначея, что старая мать семьи Мейстландов призвала младшего сына. Марий принял участь быть мужем Эрвины, да только участь обросла любовью, пониманием и пятью детьми.

Большой обеденный зал, в центре которого стоял длинный расписной стол из тёмного дуба, накрытый белейшей скатертью и самыми вкусными яствами, обладал некой магической способность нагнетать обстоновку. За столом сидели трое. Марий Мейстланд восседал во главе стола и совсем не прикоснулся к поданному ему жаркому и баранему мясу. В то время как Эрвина и ей дочь покончили со своими порциями и сейчас обе понемногу пили красное вино. Селена Мейстланд с разрешения матери пила вино, во всём подражая родителю. Даже в манере держать кубок. Знамя Мейстландов, пикирующий сокол, висело на всех четырёх стенах большого зала. Стража за входной дверью перекидывалась в карты, не особо прислушиваясь к тому, что там происходит в господской семье.

— У меня сердце кровью обливается, когда я вижу вас в это ужасном, в таком поганом состоянии! — Как всегда с упрёком и ехидством проговорила она. Она откинулась на остроконечную спинку стула, закинув ногу на ногу. Длинное в пол платье тёмного зеленого цвета ей абсолютно не мешало. Манеры Эрвины походили на императорские. Что поделать, если она была женой самого богатого человека на Зантаре?

— Матушка, мы…ик… стеклы как трезвушко…ик…ой… да только что же всё нормально было… — Корр с трудом держался на ногах, поддерживаемый под руку своим братом. Ему не хотелось вновь что-то говорить, потому что Терон уже толкнул его локтем в бок, сбив и без того неровное дыхание. Корр покраснел, расстегнул ворот камзола, обнажая рубцы на шее и часто-часто задышал.

— Корр…ик…молчи…ик…иначе…ох… просто помолчи… — Было смешно наблюдать за тем, как близнецы держали друг друга под руку, чтобы не свалиться на пол. Сесть им не позволил отец, изредка кидавший взгляд в сторону непутёвых сыновей.

— И в кого вы такие пошли? Ни ваш отец, ни я так не упивались! Вы и сами до этого дня так не упивались! — Голос матери бил по сердце, разуму. Да только Терон и Корр к этому уже привыкли.

— Я бы поспорил…ик… но… это как всегда… будет бесполезно… — Ответил Терон на лицемерие матери, кое как удерживая внутри себя всё пиво, что выпил в городской таверне.

Глава 4. Крепость стоит на юге, а тени колышутся на севере.

Уже и не упомнить, сколько гномов Трехградья Эмон полегло под стягами Драконьей Крови! Скажу так: мы были верны императору и жалели лишь об одном. Родился бы Неран гномом, мы бы души в нём не чаяли! Честный, бойкий любитель пива, он воплощал собой все традиции Стальных Гор Юга! Немудрено, ведь его отец одним из первых обратился к трём нашим городам за помощью и мы отозвались! Мы были на его стороне даже в самые отчаянные времена. Жаль, что мы не сомгли уберечь его от безумия! В тот день даже камень дрожал от его гибели! Мы строили его людям города! Умирали рядом с ними и получили от них благодарность. Но время всё стёрло. Стёрло из истории память о том, как гномьи кирки возвели города до самих небес! Жаль, конечно, что так всё обернулось. Но наш долг — помнить и хранить.

Речь Ингол-Ор-Мохан во время заседания гномьего Совета Старейшин по вопросам помощи людям Кинхарта в войне с завоевателями из Ардахара.

Шестая эра. Триста второй год от прибытия Олрида Старого.

***

Пятый день Месяца Ярчайших Звёзд. Аррака. (5 августа. Суббота.)

Перевал Странника, южная граница Амхарской провинции.Империя Кровогорья.

Уже три недели прошло, как Пятнадцатый Красный Легион занял крепость Кулдар, что стояла на южном Перевале Странника, перекрывая проход любому движению по ту сторону Анноны, речи что отделяла юг империи от центральных провинций.

Три недели назад, когда легион только-только входил в крепость, перед ними предстала печальная картина. Обветшалые и замшелые стены с дырами, полуразрушенные башни, пыльные казематы и страшный холод.

Место, где располагался гарнизон было высечено в высокой скале и наверняка оно не отапливалось последние лет десять, может быть больше. Из более-менее уцелевших мест, в которых ещё модно было жить, остались лишь захудала, покрытая изнутри толстым слоем пыли и путины, таверна; пустая кузня, с давно не работавшим горном, промокшими мехами и ржавыми металлами, да пару стоек для коней, коих у Пятнадцатого Легиона не было, за исключением вьючных лошадей и небольших, но сильным скакунов, что тащили на себе повозки с припасами.

Боевой дух солдат легиона заметно упал. А чего ещё было ожидать от крепости, за которой уже лет тридцать никто не следил? Она ведь служила простым перевалочным пунктом, а некогда гномы строили её как один из своих бастионов! Лишь пара следов и костров говорили о том, что три красных легиона проходили здесь совсем недавно, хотя приказ был совсем другой: создать плацдарм для обороны и будущего наступления.

Казалось Гарет исчерпал весь свой запас матерных слов и прочих проклятий, пока легион расквартировывался по крепости. Дозорные встали на стены, умудрились залезть на башни, коих у крепости имелось четыре, две у южных ворот, которые уцелели больше всего, и две у северных, по большей части обвалившиеся и чудом державшиеся на соломинке. Несколько десятков человек сменялись патрулём по крепости, вырисовывая маршрут от одного прохода в стене, к воротам, ведущим на юг и к ещё одной дыре, потом к северным воротам, а затем обход по территории, смена караула и всё, впрочем, повторялось, как это обычно при смене караула и заведено.

Старшие офицеры легиона, в том числе и Гарет, разместились в таверне, создав там что-то на подобии штаба, с картами территории и прочим полезными вещами. Сам Гарет так же расположился в одной из таверных комнатах на втором этаже. Комната его явно предназначалась для кого-то богатого, кто в лучшие времена, когда это заведение ещё служило ночлегом для путников, готов был заплатить горсть золотых яширов сверху, чтобы спокойны выспаться. Просторная кровать, письменный стол, всё просто, но богато. Однако окно, что находилось в комнате, капитана Стонн’Кассела напрягала его больше остального. Смотря в это окно, можно было увидеть башню северных ворот, на которую легионеры побоялись лезть, ведь она держалась на одной стороне кирпичной кладки, в то время как другой частить вовсе не было, вместо кирпича была дыра! В лунном свете эта полуразрушенная башня напрягала Гарета больше чем раны от кобылы, которая его лягнула в прошлой битве! Боль от ран, кстати, уже начала сходить на нет, оставляя небольшие синяки.

Закрыв окно старой красной тряпкой, Гарет наконец-то смог спокойно уснуть. Ему не было страшно, ему было неприятно, что башня, словно смотрит на него в этом лунном свете. «Это дело надо отоспать». Думал Гарет, накрываясь одеялом, доспехи знатно натёрли определённые места и Гарет был рад, что наконец-то он может поспать, хоть немного.

***

Всю следующую неделю к Кулдару от Амхары шли торговые караваны. Ближайшие лесопилки, каменоломни, шахты и рудники поставляли в Кулдар всю самое не обходимое. Древесину, камень, металлы, и необходимое золото. Легионеры должны получать жалование, иначе они взбунтуются. Бывал Гарет Стонн’Кассел в одной такой переделке. Как при битве за Иниское плоскогорье, что перед вольным городом Тиром находилось и было место жарких битв. Жалования не было уже почти полгода и легионеры начали дезертировать, некоторые готовили бунт и лишь холодный расчёт помог тамошнему капитану, имя которого Гарет не помнил, выиграть время, казнить бунтовщиков и уговорить легионеров держать позиции до последнего. Правда в скором времени пришлось платить всем годовое жалование. А Гарет не мог допустить чтобы его солдаты начали бунтовать, а иначе сын Эврадара Стонн’Кассела прославится как второй Золотой капитан, которого казнили в чане с расплавленным золотом в годы пятой эры.

Как только утерянная труба прозвучала легионеры вмиг проснулись и были готовы исполнять указания командира. Всё повозки были выгружены, караваны уехали, Гарет отдал приказ: латать стены крепости, чинить башни и разбирать завалы, сделать всё, чтобы крепость была готова к возможной, а скорее всего грядущей, осаде. Глупо было надеяться, что среди легионеров были профессиональные каменщики. Однако, вместе с караваном, в крепость прибыли путники, один из них оказался беглый инженер Боривик Мурнитара, что как нельзя было лучше! Чем латать крепостные стены как попало, нужно было дать место профессионалу своего дела, это так же было хорошо, как для Гарета, так и для крепости.

Глава 5. Следы уводят в глубины Тихого Плато.

Амэрета, дорогая! Помни, что ты дитя юга, а не севера!

Когда Ной Блэк собрал своих сыновей, он дал им право жить среди пепельного пограничья так, как им захочет. Взамен старый одноглазый дед потребовал их мечи, которые он призовёт, если некроманты Эш'Хайгара придут вновь. Он основал Чёрные Легионы из бастардов, изгнанных сыновей и проклятых дочерей. Блэк подарил им шанс быть достойными своих предков.

Чтить их кровь; их долг сделать своим и быть чистыми в помыслах, даже если сам по шее в пепле и дерьме! Сестра моя, прошу тебя обдумать своё решение ещё раз!

Ты рождена не в пепельных земель и если проведёшь здесь остаток жизни, будешь полной дурой, как и я! Помни, что жили Чёрные Легионы Уэйстека, будто бирюки и бешенные псы, покуда Эйдэн Четвёртый не дал им возможность спасти этот бренный мир от полумёртвых магов. Последний император, который должен был умереть подле Красных Легионов, удостоил верных пограничников чести лежать в могиле рядом с ним, простив им всю ненависть и презрение, которым Легионы Уэйстека одаривали его каждый день.

Может быть, нам стоит помнить, что мы всё-таки дети Кровогорья, а не пепла? Стоит ли нам тонуть в этом дерьме, если есть те, кто всё же считают нас людьми, как ты считаешь, дорогая моя сестра?

Прошу, не отвечай на это письмо, если собираешься остаться в Уэйстеке. Молю тебя, живи подальше от этих мест, если не готова положить за Родину голову.

Из письма Деворы Тангер к её двоюродной сестре, Амэрете Блэк, сразу после победы Чёрных Легионов в Пепельном Море против сил вторжения армии некромантов.

Седьмая эра. Сто восемьдесят пятый год от прибытия Олрида Старого.

Как позже сказала сама Девора, Амэрета так и не ответила на её письмо.

***

Седьмая эра.

Двести девятый год от прибытия Олрида Старого.

Тихое Плато.

Северное Кровгорье.

Граница Уэйстека и Эш’Хайгара.

Десятый день Месяца Штормовых Ветров. Марун. (9 июля. Среда).

Когда Орин и Блэксворд забежали в башню, подземные толчки стихли и лишь порода над их головами, казалось, ещё трепеталась. В этой башне не было ни лестницы, ни ступеней наверх или вниз, лишь посередине стоял рычаг, который Блэксворд по неосторожности двинул, запнувшись в кромешной темноте. Как только рычаг достиг противоположного положения, сама башня затряслась, из противоположных концов этого помещения, послышалось, что словно из труб выходил пар. Её стены завертелись и платформа, на которой стояли Блэксворд и Орин, начала спускаться вниз. Это было совсем необычное ощущение. Они стояли неподвижно, а платформа, со скрежетом и выпущенным паром, который во тьме окутывал их, медленно двигалась вниз, при этом, всё внутренности легионеров, словно по команде, испытали чувство того, что сейчас, они окажутся в верхней части тела. К горлу подступил противный комок, а в висках застучало так, словно Блэксворда ударили молотком по шлему, при этом шлем был на голове.

Они спускались несколько минут, свет от факела всё тускнел, покуда не потух, оставив легионеров в полной темноте. Прошло ещё несколько минут пока платформа не остановилась окончательно. Всё замерло. Застыло резко, заставив внутренности подскочить. Орин понял, что кое-как сдерживает скудный ужин вчерашнего дня в себе. Кое-как привыкшие к темноте глаза Орина различали силуэт Блэксворда в клубах пара, от которого голова кружилась в сто крат сильнее.

— Орин! Ты здесь?! — Воскликнул Блэксворд, присев на корточки.

— Угомонись… я здесь… твоё дыхание слышно за лиги отсюда. — Орин напряг слух. Механизмы под ними остановились, пар перестал идти и только паникующий Блэксворд источал больше шума, чем старые гномьи строения.

— Я… ничего не вижу… ничего… кромешная тьма…где…где факел?! Боги, не могу дотянуться, весь вспотел... — Юный Тангер затрясся.

— Факела потухли. Блэксворд, успокойся. — Орин заставил свой голос перестать содрогаться. Пот проступил по всему телу.

— Орин, здесь есть выход? Я… я боюсь замкнутых пространств! Боги, я, кажется, сварился в этих доспехах! Слишком тесно. — Блэксворд часто дышал, почти что свернувшись клубком на каменном полу.

— Блэксворд, слушай меня, всё будет хорошо. Главное - успокойся. Нащупай в рюкзаке огниво и фонарное масло, я достану фонарь. — Блэксворд дрожал, стены давили на него, пар окутывал его, заставляя усиленно потеть. Жара стаяла неописуемая. Его губы дрожали, пальцы начинали неметь, сердце готовилось выпрыгнуть из груди. А тело, по ощущениям, скинуло в этой "бане" вес, равный его доспехам. Тангер медленно приподнялся на каменном полу, снял с себя рюкзак и начал шарить по нему. После пары минут он нащупал огниво и круглую баночку, в темноте было не разобрать, но в рюкзаке, насколько Блэксворд помнил сам, было только фляга и масло. Кое-как разглядев очертание Орина, Блэксворд подал ему огниво и масло. Орин в свою очередь, словно слепой котёнок, нашёл фонарь, ощупывая себя, с ног до головы, затем, прищуром глаз смотря на очертания Блэксворда, который протянул ему огниво, Орин опустился вниз, присел на корточки, поставил фонарь и взял в руку огниво и масло. Спустя ещё несколько минут копошения, Орин сумел зажечь фонарь. От этого им обоим стало на много легче. Тусклый свет фонаря кое-как пробивался сквозь клубы тёплого пара, но его лучи сумели осветить небольшое пространство.

Глава 6. Как-то раз в таверне "Старый Рог".

Помнится мне, мы с тобой грезили о приключениях, дорогой мой брат Николас.

Мы мечтали, что обойдём с тобой весь Зантар, а в итоге ведём наши легионы друг против друга. Мне очень жаль, что мы не смогли примириться, дорогой брат.

Я всегда восхищался твоими историями, всегда равнялся на тебя. Тебя любят в Трёхградье Эмон, в леса Ангвира и Иронала. А я как был злым волчонком в хвосте стаи, так и без стаи и умру. Я знаю, ты терпеть меня не мог. Ты меня ненавидел.

Я был первым законным ребёнком Нерана, ты был его первым сыном вообще. Но отец мёртв, и нам ничего не остаётся, кроме как сражаться за осколки его великой империи.

Мне жаль, Николас.

Я был дураком, я знаю. Я слепо верил отцу.

Но отступать уже некуда. И наши мечты о путешествиях стали грёзами о мире без войны между нами.

Мы с тобой в трёх днях пути от Карден-Холла. Если ты останешься в склепе Скарлайт, то я приду к тебе с мечом. А пока, я надеюсь, Райна счастлива в твоих объятиях. Передавай сестрице привет, она всегда охотно язвила в наших переписках.

Твой младший брат и вечный соперник, Павел.

Из письма Павла Верного, четвёртого сына Нерана Драконьей Крови.Приблизительно последняя четверть третьей эры истории Зантара и последние годы Войны Восьми Близнецов.

Письмо было отдано амхарскому музею, а после передано в Кинхарт.

По воспоминанием легионеров, Николас Предатель ответил брату в ночь перед битвой на полях Карден-Холла.

***

Восьмой день Месяца Ярчайших Звёзд. Фарон. (8 августа. Вторник.)

Леса Бэквотера.

Юг империи Кровогорья.

Спорные земли.

Река Аннона петляла то налево, то направо.

Названная в честь императрицы давних времен, Анноны Первой, прозванной Боевой подругой Марка Второго, правившего после Альвевы и Павла, единственных законных детей Нерана Драконьей Крови, река была, если так можно сказать, стихийным воплощение своей тёзки. Любительница турниров, битв, приключений и хмельных напитков, река петляла, словно пьяная и веселая императрица, которую и по сей день вспоминают добрым словом, попивая вино с названием: «Поцелуй Анноны» или вспоминая песню «И была такая дева, Анноной звали при дворе».

Своим руслом, которое любило неимоверно петлять с севера на юг, река образовывала карман. Когда русло вновь поворачивало назад, рисунок с небес был похожим на платье, развевающееся на ветру. Заканчивая этот карман, река тут же уходила порогами на юго-восток, в Рок’Яндар и Темногор.

Рок’Яндар — родина драконов, откуда в стародавние времена крылатые ящеры установили свою гегемонию на весь материк. Аномальная местность, в которой климат скачет как заяц: то холодно, то жарко, то лава, то ледники, то болота, то пустыни. Именно с тех мест родом все известные драконы Зантара: Лорнера Северная, прозванная Убийцей Родичей. По легендам она в день своего вылупления убила пять сестёр и осталась совсем одна. Рахварион Мудрый, Балкрас Бронегрыз, Вахангерон Тёмное Солнце. Все драконы пришли в мир на территории Рок’Яндара.

Чуть выше Рок’Яндара раскинулся Темногор. Или же, как его называют в Хаэфиле, стране отступников и ренегатов, и не редко в самом Кровогорье — Трейлиртор. Болотистая местность населённая самыми разнообразными существами: василисками и вивернами, могучими быками с золотыми глазами, гноллами, ящерами, которых часто, по глупости, путают с амункерами — человекоподобными ящеролюдами из пустыни востока.

Если ящеры Темногора больше похожи на людей строением тела и повадками, то амункеры, выше человека в два, а то и три раза и по легендам произошедшие от драконов, на людей походили разве что манерами, да амбициями, в то время как тело их было больше похоже на змеиное.

Но сейчас ситуация была совсем другая. В походы на край света никто не собирался. Нужно было разобраться с местными проблемами. Через карман, а точнее через восточную переправу, что образовало русло Анноны, шли мосты. А если точнее — пять мостов. Через западную переправу, где река углублялась и расширялась так, что в ней мог поместиться дракон, и его бы ещё снесло течением, шёл один, главный и красивейшие Медный мост. На самом деле, медной у моста была лишь его дорожная основа, а столбы, что держали его, были построены из отборного камня из гор Эмон, всё теме же гномьими мастерами, что некогда выточили кирками в Перевале Странника крепость Кулдар.

Так случилось, что отряд из трёх человек перешел Медный мост день назад и двинулся на северо-запад, по направлению к одному из крупных, по ту сторону Анноны, поселку — Старому Рогу, в том же направлении располагались и болота, которых не сторонился разве что сумасшедший или же отчаянный. Первый Красный Легион покинул крепость Кулдар два, а по прошедшему времени, уже три месяца назад, направившись в сторону северных болот. Туда-то Айдан, Терон и Корр направлялись.

Шли они быстро, а так как лошадей не было, им приходилось тащить на себе припасы и оружие. Айдан приметил для себя, что те пять мостов, что находились на восточной переправе, а если быть точным то три из них, уже были занятым отрядами южан, численностью, если смотреть издалека, в сто-двести бойцов.

Глава 7. Авантюрный бои на затопленной местности.

Нас воспитали в драконьем огне.
Так же, как и всех в те годы.
В извечно льющихся с небес крови и слезах мы жили, содрогаясь от страха.
Мы не были дворянским сынами и дочерьми Джейстена.
Наша кровь не была пеплом, что падал с небес, выбрасываемый пограничными горами.
Мы не стали фанатиками, что молятся в снегу, как северяне. Красные Легионы Кинхарта родились в ту секунду, когда Неран Драконья Кровь поднял меч против драконов Рок’Яндара.
Они начали существовать, когда дитя, которое я подняла на руки в холодном и страшном лесу закричало от боли раскрытых лёгких;
я увидела, что станет с Кровогорьем, когда Неран прижался к моей груди, в то время как его родная мать-королева лежала мертвенно-бледная подле старой ивы.
Я увидела, что станет со всеми нами.
И я на крови пообещала сыну, что не оставлю его, даже когда драконы угнали нас в рабство.
Мы соткали свой стяг под крик Нерана, ставшего драконом в первой битве за Амхару.Мы выковали свои доспехи и мечи гномьими руками и умением Трехградья Эмон, заговорили и наложили руны на боевую сталь голосами эльфов и окропили земли Кинхарта кровь драконов, водрузив на голову первого Стонн’Кассела-императора Корону Ветров.
Я лично подарила ему Корону, завоёванную в на берегах около Тира.
Я подарила ему то, что у него отобрали по праву.
Я — безродная и бесплодная крестьянка Карден-Холла, потерявшая отца и мать, не способная родить здоровое дитя, подарила ему наследие Олрида Старого. Всё потому что я любила его. Только мать может так сильно любить дитя.
Только мать была готова пойти подле него на бой.
И я пошла войной на всех, кто посмел ему угрожать.
Потому что я любила своего сына. Любила Нерана, подарившего мне пламя, что зажглось в ту секунду, когда он впервые заплакал на моих руках в том распроклятом лесу, подле тела своей королевы-матери, которой перед кончиной я пообещала спасти её ребёнка. Наши Красные Легионы приняли в свои ряды тех, кто вырос в пламени и рабстве.
Мы первыми сбросили оковы крылатых господ. Первыми положили головы за родную землю, костьми своими защищая мир от Скверны.
И я отдала жизнь за сына, которого нарекли Драконьей Кровью.

«Легионы Кинхарта, рождённые в слезах, крови и алом пламени».

Сто девяносто девятый год Третей Эры от прибытия Олрида Старого.
Последние страницы сочинения Сэйлеры Анкит, приёмной матери Нерана Драконьей Крови, казнённой на земле Рок’Яндара за день до прихода Нерана с Войском Освобождения.

***

Девятый день Месяца Ярчайших Звëзд. Марун. (9 августа. Среда.)
Спорные земли империи Кровогорья по правый берег Анонны.
Трясины Бэквотера.

Первый Красный Легион Кинхарта и империи Кровогорья сейчас действовал под командованием лейтенанта, что родом был из южных провинций. Не редко в Кинхартской армии под стягами и дракона и волка, и даже грифона, воевали эльфы, гномы, реже амункеры, ещё реже, уроженцы Эш’Хагара. Таким был Красный Легион — ребёнок Нерана — в его ряды шли все, кто хотел заработать славы на поле боя.

Лейтенант Первого Легиона не разделял взглядов своих земляков с юга, что устроили очередную войну. Третью по счёту за последние сот лет, если он не ошибался. Для него главным были его люди, благо империи, затем приказы, а уж потом тёрки лордов провинций.

Зашеир Пашар был уроженцем к югу пустынной, к западу степной и к востоку гористой провинции Ваетир. Одной из самых молодых провинций империи, родившейся в годы эры так шестой. Но жизнь Зашеира знатно помотала, а потом в последние годы ему приходилось сталкиваться с земляками, которые порочат боевой клич юга: «За Ваетир!» Для Зашеира это было самым большим оскорблением!

«Они дробят империю, рушат то, что предки так долго выстраивали, и ещё им хватает смелости кричать, что они бьются за Ваетир? Ведь Юг всегда был другом Центра, даже соратником Севера! Они — предатели, собаки, а собакам положена собачья смерть!» - Именно так Зашеир и считал. Люди под его командованием поражались его выдержке и стойкости, когда на болотах, помимо племён Темногора, объявился отряд южан, как всегда, в позолоченных доспехах, действующий с племенными наёмниками и налётчиками заодно.

Первый Красный Легион впервые столкнулся с воинственными племенами, которые у себя на родине, в болотах Трейлиртора, зовутся королевской армией лорда Тарита — старого воина-гнолла, взошедшего на престол вождя кровавым переворотом, когда переходил данные топи.

Капитан, человек бравый, в первую очередь заботившийся о своих людях, погиб, отважно сражаясь по пояс в грязной и вонючей болотной трясине с виверной, позволяя одному из стрелковых отрядов спастись от наступающих на них гноллов и ящеров.

Таким ужасным образом, командование перешло на плечи Зашеира Пашара.

Виверну-то командир, капитан Григор Вэйпэйн положил, но так здорово его цапнула эта тварь летучая, что откусила четверть ноги. Капитан пропал в трясине, а вода окрасилась в грязно-красный, кровавый оттенок.

Пришлось с боем углубиться в болота, надеясь на то, что крепость Бэквотер ещё способна держать оборону. Но, увы, от болотной крепости Бэквотер, в легендах обозначенной как страшная тюрьма по ту сторону Анонны, осталась одна не никчёмная, наполовину скосившаяся башня, в которой висели скелеты замученных узников.

Остальную крепость поглотила трясина, и лишь небольшой клочок устойчивой и твердой земли, небольшого холма, на котором безумцы-предки строили это проклятое место, легиону удалось оборудовать под оборону. Пашар, после долгих битв и переходов, уставший, со страшными синяками под глазами, услышал разговор, когда солдаты делали баррикады из чего приходилось. А приходилось делать из грязи, мокрых палок, мха, и склизких веток. А ловушки приходилось обтёсывать так, чтобы попавший в неё напоролся на вылетающую шипастую доску.

Глава 8. В предвкушении бури волнуются даже Боги.

Из Уны первым вышел Келтрик. Его рождение ознаменовали вулканы в Рок’Яндаре, что проснулись от сна векового и Ангвира горящие леса. Бурлела сама земля, кричала и горела, а Уна обжигала язык, умывая своего первенца. Игривый, дерзкий, буйный. Таким был Келтрик с самого дня своего рождения, когда воздух раскрыл его лёгкие и писк дракончика заставил стены пещеры содрогнуться. Скорлупа его яйца была не разбита, но расплавлена.

Келтрик — огонь, пламя и искра. Он горяч, скор на руку и такой же буйный, как шторм из огня, неостоновимый, как и горящие в засуху поля. Келтрик окутан пламенем с лап до головы. Его дом — озёра из лавы, его гнездо там, в глубине недр и костей своего отца, Эдхута. Там он един с отцом. Там он един со стихией.

Келтрик пляшет в языках кострах, вьётся в дыме и ревёт в искрах, летящих, когда сталь скрещивается со сталью. Он отец воинов. Их кровь. Их душа. Его черные шипы с когтями и клыками — мечи. Алые чешуйки и тлеющие крылья — доспехи и плащи.

В недрах Эдхута костей слышит Келтрик всё. Он крик и молитва легиона, их клич. Он величие и слава. Он кровь, что стекает с клинка на землю.

Келтрику поют, простят силы для битвы. Зовут его огненной бурей обрушиться на врагов. И если суждено легиону погибнуть, молят его принять тела смертные, бренные, в его озёра лавовые, где в вечном тепле будут покоиться они, ждать часа Последний Битвы.

Келтрик злится, когда видит трусость. Гневается, стоит предательству в сердце завладеть местом отваги и чести.

Когда Тай-Фер, Первый Старый Бог, породил скверну и вознамерился погубить этот мир, Келтрик первым пришёл к брошенным смертным. Отчаявшиеся, уставшие, измотанные войной и болью, они на коленях кровавых стоят перед драконом и молят его даровать доблесть и храбрость в грядущей битве. Келтрик не откажет. Охотник за битвой — он не просто рыцарь крови, не тень отца, Эдхута. Он пламя. Он синий огонёк в степи; сердце легиона и искры, порождающие пожар войны.

Келтрик правит огнём. Он правит теплом. И нет дела дракону до феникса-матери, великой Мираны, и её глупых обид. В озёрах из лавы купаясь, он слышит молитвы и в час нужды отзывается самым первым. Быстрее молний Мергшарона, брата — вечного соперника. Штормом белого пламени несётся над головами солдат и поёт песню войне. Ему нет дела до злата брата младшего, Яшира, проще Берангора, Кузню мировую, попросить выковать клинки и доспехи, что жар выдержат его.

Келтрик внемлет Алкиру. Младшему брату и сестре Элероне. Ветер и Вода порой унимают злобу Отца Огня и позволяют среди тысяч воинских молитв услышать голос тех, кто в жизни обычной нуждается в храбрости. И Келтрик шлёт храбрость юнцам, идущим на подвиг ради любимых девиц. Благославляет стариков, собравшихся в поломничетво. Порой слушает Фанзу, Мать Земли и много думает: и не зря ли первым отозвался на зов? Но вечна его жажда битвы и до славы охота. Пламя, бой и кровь — вот Келтрику цель, надежда и жизнь. Будоражить кровь, огнём по венам лететь, петь и кричать. Чтобы в час Последней Битвы не дать огню надежды угаснуть.

Песни об Отцах и Матерях Основателях. Глава первая «Рождение», стих первый «Келтрик. Первый-кто-отозвался».

Приблизительная дата написания: конец Эпохи Мифов и Легенд, первый дни прибытия флота Олрида Старого на Побережье Клинков.

Авторство Святого Аклегима III из рода Атридов, первого человека, причисленного к лику Святых в годы Первой Эры.

***

Двенадцатый день Месяца Штормовых Ветров. Йаркарана. (12 июня. Пятница).

Месяц спустя после донесения Капитана Гарета Стонн’Кассела о размещении солдат Пятнадцатого Легиона в стенах Кулдара.Имперская столица. Кинхарт.

Три гвардейский полка Кинхарта торжественным маршем шли из столицы, по направлению к Амхаре. Бойцы гвардии должны были укрепить гарнизон крепости Кулдар и всеми силами поддерживать капитана Стонн’Кассела и в случае чего принять бой против войск Лоренца под стенами пограничной крепости.

Император Уильям I Кон-Итьен должен будет возглавить основные силы Третьей Кинхартской Армии через несколько месяцев. Позже к ним присоединятся подкрепления Седьмого Чёрного Легиона Уэйстека, Восемнадцатого Серого Легиона Сайн-Ктора, и Восьмого Синего Легион Джейстена. Они примут удар у крепости Кулдар, затем форсируют Аннону, а позже ударят по Ваетиру и его вассалам всеми силами, чтобы отбросить Лоренца и придать его суду. Или же сразить Крамольника, коли тому хватит смелости лично вступить в битву.

Император Кровогорья, сюзерен Джейстена, покравитель Сайн-Ктора и защитник Уэйстека, правитель Кинхарта, Уильям Кон-Итьен, Первый этого имени, придерживался определения, сказанного ещё его прадедом:

«Власть делает человека таким, какой он есть на самом деле». Старый волк сказал это в день рождения Уильяма. Как говорили бабки повитухи и старые солдаты гвардии, в тот день Старый император скончался, улыбнувшись лишь рождённому правнуку.

Лоренц II Кон-Итьен всегда был честным человеком, хоть и с долей жадности, жестокости и некой животной жажды крови. Может быть, власть, что Уильям подарил брату над южными провинциями после Войны Домов и Восстания Четырёх Легионов, сделала Лоренца таким, какой он есть на самом деле? Жадный до власти, жаждущий получить Сапфировый Трон Империи волк? Может быть, это проделки Ненасытного, что своими кознями заставил брата идти на брата? Император Кон-Итьен не знал, но собирался узнать это у брата лично, через месяца три точно. Гражданской война в империи могла стать для всех соседних государств самым ярким и громким сигналом к тому, что империю можно рвать на части, как не до конца истлевший труп. Этого император допустить не мог. Он не мог предать идею великого Нерана, что первым создал империю, как центр Зантара для всех, кто желает строить свою судьбу там, где это представлялось возможным. Где не будет тирании драконов Рок’Яндара и гнева Старых Богов или же других всемогущих потомков старых сил. Уильям понимал, что на его плечи, а похоже на плечи его сына, Лайана, ляжет ответственность за сохранение Империи Кровогорья, впрочем, как и любому другом монарху до и после него.

Глава 9. Дворцовые дела в имперской столице.

Я ненавижу тебя, Эйдэн Стонн’Кассел.
Я тебя презираю. Ты подарил мне тепло, заставив отречься от пепла.
Ты убил во мне повелительницу мёртвых и ты же воскресил её, когда отрёкся от меня.
Ты отрёкся, забыл, убил и закапал меня в Пепельном Море. Ты любил меня, когда я была нужна тебе.
Ты просил меня, когда я могла дать тебе силы.Но ты оставил меня одну. Ты разрубил моё тело, ты забыл обо мне, прикрывшись долгом и честью.
Я ненавижу тебя, Великий Грифон. Я любила тебя всем своим мёртвым, холодным, сгнившим сердцем.
Но ты забыл то, что я тебе преподнесла, не взирая на боль, унижение и предательство. Я буду ненавидеть тебя до конца времён, Эйдэн Четвёртый.
Запомни это, ибо когда мы встретимся в Кардинийском Ущелье, я не буду лить по тебе слёзы. Я убью тебя бех сожаления, оставив на поле только твоё бренно тело, а голову привезу твоей матери-предательнице.
Я ненавижу тебя, «любовь моя». И ненависть эта сильнее, чем сам Ненасытный, заточённый в костях Эдхута.

Из письма Эльноры Айвенворд к принцу Эйдэну Великому.
Четвёртая Эра, семьсот сорок пятый год от прибытия Олрида Старого.
За год до гибели последнего императора династии Стонн’Касселов в битве при Кардинийском Ущелье.

***

Двенадцатый день Месяца Штормовых Ветров. Йаркарана.
Месяц спустя после донесения Капитана Гарета Стонн’Кассела о размещении солдат Пятнадцатого Легиона в стенах Кулдара. Имперская столица. Кинхарт.

На юге во всю свою жаркую и кровавую пору шла война; где-то в Хаэфиле Свободном и Непокорном, земле изгнанников и предателей, всё судачили о Лженаследнике; в Эш’Хайгаре, земля пепла и некромантов, как всегда, было неладно, хотя, эта проклятая страна покоя никогда не видела.

Но, во дворце, под руководство Её Императорского Величества, устраивали приёмы для дворян. Званный ужин, встречи, балы с танцами. Хелена, Десятая наречённая этим именем, из рода Кон-Итьен, рождённая в семье-знаменосце Истон-Дар, таким образом собирала все возможные сплетни, слухи, россказни и другую информацию, которая в дальнейшем могла бы пригодиться её дорогому мужу-монарху.

Вдобавок ко всему, так она могла чувствовать себя как хардарская щука: для неё общество дворян, аристократов и лордов являлось своеобразным озерцом, в который она погружалась с головой и чувствовала себя тайным наблюдателем. Хелена часто устраивала такие приёмы. Ей хотелось знать всё и обо всех, будь то комплимент, косой взгляд или неровный вздох. Знать все россказни, абсолютно всё сплетни, вплоть до простых вымыслов! Благо, что правда, а что вымысел, императрица распознать могла легко.

Сейчас, в жаркий день, в дворцовом зале Кинхарта собралось чуть больше сотни человек: в основном те, кто проживал в столице или находился к ней достаточно близко.

Большие золотые люстры свисали с высокого потолка, который держали массивные столбы, что стояли по углам зала. С двух стороны были расставлены резные белые столы с закусками на белой и кружевной скатерти; туда-сюда сновала прислуга: девушки и парни, совсем молодые, чистые, ухоженные, красивые, все как на подбор. Всё так, как хотела Хелена. Гости расположились по всему залу. Кто-то всё время стоял у столов с закусками, кто-то переходил от компании к компании, кто-то устроился на диванах и креслах. Группки дворян то тут, то там, разносили разные слухи, так необходимые императорской жене.

Императрица слышала и слушала их всех. Она была холодна снаружи: голубые глаза прожигали взглядом душу, золотистые волосы были аккуратно прибраны за спину в тугую косу, её бледноватая кожа казалась совсем холодной. На ней было длинною в пол алое платье с просторными рукавами, на её хрупких плечах красовался мех песца, а голову украшала золотая, рубиновая диадема.

В одном из углов зала собралась её родня, которую она, да и вся столица, в купе со всем княжествами, графствами, баронствами и другими уделами, теперь не могла.

Истон-Дары. Прилизанные, ухоженные и противные её взору. Чопорный, пернатые, светлые, горды. Вечно о чём-то шепчущиеся, они говорили друг другу лишь на ухо то, о чём думали. Манеры у них оставляли желать лучшего — Истон-Дары то и дело били себя в грудь, при любом упоминании в их сторону, будь то оскорбление и комплимент. Они норовили подойти как можно ближе к собеседнику, как-бы намереваясь всадить нож во время объятия, а самое ненавистным и противным было то, что они каждый раз пыжились и гордились свои родством с императрицей, что саму Хелену повергало в праведный гнев и неописуемую ярость.

Хелена уже давно не приписывала себя к Истон-Дарами. Она — Кон-Итьен, супруга императора, мать четверых детей этого рода, мать Отечества. Для своей родни она всегда была белой вороной. Ещё с детства Хелена была слишком доброй, слишком эмоциональной, слишком горячей на руку. Её слова и верность короне, всё это бесило матушку и отца. Но потом, став императрицей, они все, и мать, и отец, и все кузены с кузинами, вспомнили о родстве. Хелене было откровенно плевать на них, даже если они пыжились родством и какими-то притязаниями, она не считала их родными, а если они уж чересчур зазнавались, в дело вступала гвардия легиона, а именно Найт Аксель, выполнявший на приёмах роль защитника императрицы, следя абсолютно за всеми и подавая сигналы своим верным солдатам, готовыми к бою всегда и везде.

Найт Аксель, по разным, неподтверждённым слухам, проходился Уильяму Кон-Итьену сыном. Однако, не было столь неочевидных, очевидных в том числе, сходств внешности и характера Акселя и императора. Что же по этому поводу говорил сам император? От жены он ничего не скрывал, по всей видимости это было бесполезно, потому что правду Хелене узнала первой. Найт Аксель приходился ему незаконным племянником, от незаконной сестры. Давно было это дело, благо память у императрицы была хорошая.