Всё, что совершил я,
И чего не смог,
Чей расчет простителен,
А чей – жесток…
Стархэвен и Странник.
Что ты найти хотел
В королевстве кривых зеркал?
Тэм Гринхилл.
Часть первая. Мидантийская баллада.
Глава первая.
Начало Месяца Заката Лета.
Эвитан, Лютена. - Мидантия, Гелиополис.
1
Внеочередное заседание Регентского Совета. Без развоевавшегося Эрика и больного кардинала. На повестке дня – просьба Его Ничтожества о признании его до срока совершеннолетним.
На что короленок рассчитывает? Что все присутствующие Регенты – его лучшие друзья и собутыльники, вроде дядюшки Гуго? Тогда Карл – еще больший кретин, чем Ревинтер о нем думал. Или крысеныш созывал Совет в приступе белой горячки? В компании столь же разгоряченного любимого дядюшки.
Или это - дело нежных ручонок Полины? Надеется выплыть хоть на таком?
Но хочешь – не хочешь, а ехать придется. Хоть в такую жару и предпочел бы отсидеться дома. Принять прохладную ванну, выпить вина…
Всё идет по плану… почти. На границе с Квириной – армия Лойварэ. Этот, в отличие от Всеслава, с налета полстраны вражеской не завоюет. И, в отличие от Аллена, не продует первый же бой.
Всеслав бы сейчас нужнее на границе с Мидантией. Новости оттуда не утешают. Новый император – новые законы. А этот хочет слишком много. И раз уж с браком Карла пролетел – теперь просит принцессу Жанну. В жены… себе, перезрелый сладострастник.
Стоит ли? Или предложить сначала развести сына с загулявшей невесткой?
Или Жанна заслужила именно это – старого вдовца-самодура со склочным характером? И такого не отравишь – не дурак и в ядах разбирается лучше ее самой. Что, в общем-то, нетрудно.
А Карл, как назло, услышал, что ему могла достаться мидантийская принцесса. Понятно, что Полина – хороша, но уже приелась. Она еще продержалась дольше других.
Но в последнее время охи короленка о «прелестных невинных девах» начинают раздражать. Тем более, что одна – редкостная красавица. И на портрете, и по всем отзывам.
Мог бы на примере собственной сестрицы убедиться, встречаются ли девственницы среди принцесс. Прежде чем гнилую пасть мечтательно разевать. Займись невинными служанками – и утрись этим.
Кстати, о принцессах. Эвитанских. В спальню к незамужней королевской дочери не может войти мужчина, если он ей не отец, брат, духовник или врач. Подозревать семидесятилетнего кардинала Александра – как-то чересчур. А для Карла у Жанны слишком хороший вкус. Так что Бертольд колебался между ее сводным братцем Эриком и лекарем Руносом. А то и обоими. А надо бы знать точно. Шантажируют только наверняка – если хотят жить. Равно как и не замахиваются на кусок, если не проглотишь. А то и не откусишь.
Проблемы Полины, как стать матерью наследника. А выбора нет. Это - единственное, что еще может спасти ее хорошенькую шкурку. А Ревинтера интересует другое: если на том же Совете поднять вопрос о прощении мятежников – шанс есть или нет?
Эрика не будет. Но нет и кардинала. Всё еще.
2
Сочится тонкая струйка песка. Отмеряет время на отдых. И блаженное одиночество.
«Милая Ирэн. Вчера я был на приеме у одного из знатнейших патрикиев Гелиополиса. И думал о твоих глазах цвета изумруда…»
Или малахита? В Мидантии чудесные малахитовые колонны. В императорском дворце.
Да хоть нефрита! Потому что вспоминать два глубоких серых озера – слишком больно. Невыносимо. Эйда – печальна и кротка, а вот собственное бессилие вызывает лишь ярость. И на ее врагов, и на себя.
«Розы, что цветут в саду у господина Фомы Мавракомена…»
Так же ядовиты, как он сам. Только в отличие от него – худы.
«…прекрасны, как ваши… ваша несравненная красота. И так же благоуханны. Весь прием я мечтал оказаться у ваших прелестных ножек…»
Ну не у ножек же императорских львов. Впрочем, львы в Мидантии – еще наименее неприятное из возможного. На них хоть смотреть не противно. И они - не ядовиты.
Говорят, эти кошки любили Константина. Половину перебили лучники, потому что звери отказались есть.
Даже странно – тихий книжник не боялся кормить их с рук. Впрочем, эти львы в пятом поколении живут в клетках. И вряд ли даже во снах видели дикую саванну. Или вольные джунгли.
И у прелестных ножек Ирэн уж точно лучше, чем в любом месте Мидантии. Да и в большей части мест Эвитана.
Кого ты сейчас целуешь, Ирэн? Чьи признания волнуют твое легкомысленное сердце?
«Вы – мое счастье, Ирэн. И каждое воспоминание о вас наполняет меня…»
Облегчением, что где-то в подзвездном мире еще существуют прелестные, легкомысленные дурочки и влюбленные в них молодые и старые ослы. А не только Скорпионы, Барсы и Пантеры.
Глава вторая.
Мидантия, Гелиополис.
1
Всё повторяется. Кавалер, дама, беседка, «сюда идут!», ниша, портьера. Нежный шелест шелка и бархата, нежная дамская лапка.
Кажется, еще вчера в руке Алана трепетала хоть и узкая, но весьма крепкая ладонь Ирэн. А теперь – изнеженная длань мидантийской прелестницы.
И как назло – до весьма соблазнительного (но у Ирэн не хуже) корсажа Алан не успел даже добраться. Потому как эту же беседку облюбовали… нет, на сей раз не интриган и жертва. Два матерых интригана – Паук и Скорпион.
И за портьеру Алан едва успел скользнуть. И втащить окаменевшую от ужаса девицу.
В этой Мидантии у власти вообще возможно хоть одно не насекомое? Чтобы хоть было не так противно смотреть. И слушать.
Есть вообще-то. Мидантийский Барс – Октавиан. Был, точнее. Политиком. Только, увы, союзник Эвитана – не он. Интересно, это монсеньор и превратил Октавиана из сановника в преследуемого беглеца? Алан бы не удивился.
Дама то ли дрожит как осиновый лист, то ли готова нервно захихикать. А то и в обморок грохнуться. С томно-жалобным стоном.
И то, и другое, и третье – смерти подобно. И для нее, и для незадачливого кавалера. Алана Эдингема. Бывшего офицера для особых поручений. Нынешнего… кого? Во что такое Ревинтер превратил самого Алана?
Превратиться бы еще нынешней даме – в умную и смелую. Ирэн хоть знала правила игры. И весьма неплохо. Даже отлично. И знала, чем рискует.
Эх, Ирэн, где ты? Кого посылаешь за яблоневой гроздью, кого целуешь?
Алан покрепче обнял очередную товарку по приключениям. Заткнуть ей рот успеется вряд ли, но хоть всё прочее предусмотрим. Увы, хоть она и приятно ниже Ирэн (и уж точно – самой прекрасной принцессы Юлианы), но вряд ли легче.
Девица – фрейлина принцессы Марии – затрепетала ресницами и томно прикрыла глаза, подставляя медовые губки. Всё еще не поняла, куда вляпалась? Или настолько безоглядно верит во всесилие кавалера?
2
Убрались они или нет? Наконец-то?
Кажется, да. Теперь выждать совсем чуть и сматываться отсюда ко всем змеям.
Но не прямо сейчас. Потому как за беседкой могут следить. Мы в какой стране по беседкам ошиваемся, а? Тут каждый куст на кого-нибудь шпионит. А у каждого дерева – личная агентская сеть.
И вечерняя тьма не поможет. Тут факелов – не устроили бы пожар.
Алан приложил палец к губам. Чужим. Красотка натянуто улыбается. Еле живая от страха.
Ничего. Выберемся. Прорвемся.
Шаги. Настолько разные, что сюда опять прется не меньше, чем двое.
Эдингем пропустил забористое ругательство. Они что, вернулись договорить? Другого места не нашлось? Кружочек по прохладному парку – и назад? Долго дряхлые ноги не держат? А жирного Паука – еще и увесистое брюхо?
Впрочем, Скорпиона тоже к худым не отнесешь. Мидантийские излишества. Пьет он, кстати, довольно умеренно, зато уж вкушает…
Дядюшке Гуго здесь бы понравилось.
Если бы самого не сожрали - еще в нежном детстве. Тут такой разновидовой серпентарий – только держись. За что получится. Что не уколет и не отравит.
Впрочем, не сожрали же наглого принца Романа. Только мягкого книжника Константина. И, говорят, еще и наивного романтика.
Нет, за хрупкой бархатной преградой - не Паук со Скорпионом. Но двое. Один – семенит маленькими шажками. Дама?
Второй ступает легко, но уверенно.
Похоже, вторая парочка. Только любовной сцены там еще и не хватает!
Сейчас еще за портьеру полезут. Вот чужие шпионы удивятся – если еще поблизости.
Беседка тут или проходной двор? Почему бы всем жаждущим (неважно, чего) не уединяться дома? Включая Алана.
Ладно, всё лучше интриганов. Если, конечно, в беседку притащился не Роман. С какой-нибудь наивной девой, еще ничего о нем не слышавшей.
В Эвитане Алан уже слышал два голоса. Угрожающий мужской и загнанный женский. Теперь обе роли исполняют прекрасные дамы. Наверное, прекрасные. Потому как явно молодые. И вряд ли незнатные. Тут таким просто нечего делать.
Не служанки же в беседку ругаться притащились. Такой наглой прислуги не бывает даже у Ревинтера – не то что в мидантийском дворце.
И явились они – отнюдь не для любви по-квирински.
Одна из них умеет угрожать не хуже Всеслава. И вряд ли менее опасна. Есть ли в этой Мидантии вообще хоть кто-то неопасный? Хотя бы грудные младенцы? Или все делятся лишь на «более» и «менее». Жертва обернется палачом – едва встретит кого послабее себя?
Дама рядом дрожит как осиновый лист. Дамы за портьерой устроили перепалку. И чужих шпионов-то не боятся.
Впрочем, не исключено, что у дверей поставлены свои. И вообще тут каждый куст… И у каждого дерева.
Глава третья.
Мидантия, Гелиополис.
1
Летит из-под копыт дорога. Очередная. Среди местного редколесья. Не родная Ритэйна. И не елки-сосны Эйдиного Лиара.
Молчит ночной лес, пылит дорога, послушно скачет личная стража принцесс. Аж четверо. Больше достойных доверия не нашлось? Или не на всех компромат собрали?
Сговориться бы против шантажистов, да не то место. И змея… то есть принцесса Юлиана – близко. Вооруженная до зубов. И на что спорим – смертельно опасная даже без оружия.
Что удивительнее – как легко выбрались из дворца или из Гелиополиса? Похоже, дорога давно проторенная.
Да и кони бегут привычно. Явно уже не раз тут стучали копытами.
Не зря Алану расщедрились на лошадь из дворцовой конюшни. Никогда на таких не сидел и уже не доведется.
Зато теперь не отстает от прочих. К сожалению.
И самому с трудом верится, что согласился на такую авантюру. А куда было деваться?
Любимое оправдание всех.
Когда Алан уходил от «дядюшки Гуго» к Бертольду Ревинтеру - это еще объяснялось выгодой нового места, а не омерзением к старому. При желании.
В нежную, хрупкую Эйду Эдингем влюбился. Невезучую Александру Илладэн захотел спасти из-за ее сходства с Эйдой. Наверное, поэтому. И, наверное, они похожи.
И потому что «дядюшка Гуго» - настолько мерзок.
Но что эвитанцу за дело до мидантийской принцессы Марии? Подружки мидантийского же принца Константина? Врага ее же папочки.
Хуже. Не просто врага. Свергнутого бывшего императора. Законного, между прочим.
Если, конечно, не считать, что отец Константина – тоже узурпатор. Забавно: просидел на престоле подольше – уже законный король.
Сезар Основатель ведь тоже на троне Эвитана не родился.
Но нынешняя поездочка на лошадке ценой в поместье - это уже даже не очередной случайный шпионаж из беседки. В компании очередной ветреной красотки.
Это - прямое вмешательство в чужую политику. И прямая измена интересам монсеньора Ревинтера. А то и Эвитана.
И главное - зачем? Новый официальный жених Марии - отнюдь не Гуго. И даже не Карл. И ей вовсе не грозит угодить в лапы Всеслава и там сгинуть.
Чем плох наследный принц Бьёрнланда, а? Там король – отнюдь не дурак. Дочку Роману не отдаст, но вот чужую в невестки принять готов. Такую, как Мария. Юлиану ему, небось, и не предлагали. Во избежание будущей войны.
Вновь - тихая, мягкая старшая сестра и воинственная, жесткая младшая. Но Мидантия искажает всё - в кривом, ядовитом зеркале. Тихая Мария ради любовника - в заговоре против собственного отца. А взгляд яростной Юлианы даже не теплеет при виде влюбленной сестры. Будто она хоть и помогает Марии, но сама презирает ее - до глубины души. И за любовь, и за заговор. Хоть в последнем они и виновны обе.
Зато первый грех Мидантийской Лисице точно неведом.
А если даже она Марию и жалеет, то тоже уничижительно.
Нет, в Эвитане всё было иначе. Проще, человечнее… понятнее.
Можно убеждать себя, что помогаешь несчастным влюбленным. Но правда в том, что у тебя еще и нет выбора. А несчастные убьют тебя сами, не слишком колеблясь. Или позволят убить другим. Доброй, сочувствующей сестричке, например.
И вряд ли даже пожалеют.
Чего ты добиваешься, принцесса Юлиана? Чья у тебя масть - хитрой лисы или рыжей тигрицы? Что тебе нужно на самом деле? Спасти любовь сестры? Полно - да веришь ли ты в любовь вообще? Или считаешь разновидностью чужой слабости? Алан тоже когда-то считал. Забывая историю собственных родителей…
Он полагал себя циником в свои прежние девятнадцать-двадцать. Но лишь сейчас увидел подлинный цинизм - в столь юном возрасте. В восемнадцать лет прекрасной принцессы.
Увидел - и содрогнулся.
Ирэн - куртизанка с титулом, ветреная охотница за удовольствиями и любовница сластолюбивого старика. Юлиана - расчетливая, хладнокровная убийца, играющая против родной семьи.
Кнут и пряник. «Спасите свою языкастую подружку, а заодно мою сестру. И будем в расчете».
Только держат ли такое слово? Особенно в Мидантии? И кому? Что для таких цена уже оказанной услуги?
Алан вдруг едва не расхохотался - на весь чахлый мидантийский лесок. Вон – деревья высвечивает отблеск факела. Слева и справа. Среди таких и труп не больно спрячешь.
Впрочем, ночь поможет. Укроет темным саваном. Аж до самого утра.
И ночные же птицы прощально прокричат. Их как раз спугнут.
Кто тут обычно кричит по ночам в мидантийских лесах? Ну, кроме убиенных жертв – кого невинно, кого не очень.
Юлиана вполне может сдержать слово. Она ведь ни разу не обещала, что пощадит его самого - после всего. Просто не прикончила сразу - так это же ничего не значит? Особенно в Мидантии.
Или решила до кучи растянуть удовольствие. Здесь в этом толк знают.