Ночь, не наступая, кончилась. Забликовало по стенам от стекол соседней дачи, Женька натянула одеяло на голову, надеясь еще полежать. Под шерстяным пологом мир смутен и тесен – там всегда "до рассвета". И если покрепче зажмуриться, можно увидеть озеро, полное синевы, и непременно с волной и белыми барашками. Говорят, озеро было как море, только несоленое.
Ладно, хватит! Женька брыкнула ногой, скидывая одеяло, и затащила на кровать ком одежды – детская привычка балованного ребенка. Со штормовки на постель посыпался песок. Теперь без толстой куртки ходить нельзя, хотя в полдень жара невыносима.
Кто-то стукнул костяшками пальцев по стеклу. Женька подбежала, распахнула раму и перевесилась наружу. Сразу обожгло по-зимнему холодным воздухом, хотя солнце уже взошло. Коляй стоял под окном прямо на клумбе и выковыривал носком ботинка чахлое растеньице, которое пыталось несмотря ни на что жить.
– Долго спишь, соседка! – Коляй, передернув плечами, подбросил рюкзак на спине.
– А где твой... как его... Рем?
– Рем на берегу будет ждать, у лодки.
Женька выбросила в окно рюкзак и следом выпрыгнула сама. Да так неуклюже, что упала и больно стукнулась коленкой. Коляй презрительно фыркнул и сунул в рот ком хлебной жвачки. В защитных очках-консервах и надвинутой на брови кепке он напоминал бандита из старого фильма.
– Фляги взяла? – спросил он, гримасничая в попытке выковырять жвачку из зубов.
– Целых три.
– А воду?
– Стакан будет.
– Мало для приманки, - заметил Коляй.
– Рем пусть воду тащит, а у меня больше нет.
– Рем ружье принесет.
– А я топор несу, – огрызнулась Женька. – Вода между прочим – моя законная доля. И нечего на нее зариться, как будто ты имеешь права жить больше, чем я.
– Разумеется имею, – самодовольно хмыкнул Коляй. – Выживут сильные, остальные сдохнут.
Они шли прямиком через огороды. Мелкий чахлый кустарник прорастал там и здесь. Кое-где еще пытались сажать на неровных горбатых грядках. Повсюду стояли водосборы из ржавого железа. Но с неба падал лишь отравленный дождь, и все умирало, покрытое, как саваном, помутневшей от яркого солнца пленкой. Следом за ребятами брел старик в телогрейке с ведром в руках, а за стариком, подпрыгивая на трех ногах, плелась собака. Пес почти совсем облинял, лишь на морде и хвосте уцелело немного белой шерсти, голая розовая кожа покрылась темными пятнами и язвами. Старик остановился возле бетонного, почти полностью ушедшего в землю колодца, зачерпнул ведро, долго принюхивался к содержимому, а затем выплеснул на землю густую черную жидкость, мало напоминающую воду. Пес поджал хвост и отошел с виноватым видом. А старик, позвякивая ведром, поплелся дальше, к следующему колодцу.
– Дурак! – хмыкнул Колька. – Думает, если надыбает воду, она ему и достанется. Как же! Первыми мафиози прибегут, вторым – "Водпром". И пожалуйте – охрана, собаки, трехметровые заборы, а ты можешь свои талоны себе на задницу наклеивать.
– Он родник ищет, – сказала Женька.
Идея про родник, конечно, глупость, но ей так хотелось позлить Кольку.
– Родник! Ну, сказанула! Да здесь из земли одно дерьмо фонтанирует! – Коляй полагал, чем грубее и пошлее он выражается, тем остроумнее.
Сделав вид, что последних слов она не слышала, Женька достала из рюкзака тюбик защитного крема и принялась намазывать жирную бесцветную кашицу на лицо.
Территория садоводства наконец кончилась. Они пролезли под двумя рядами колючей проволоки и углубились в лес, сухой и серый. Лес умер несколько лет назад, и его чудом до сих пор не спалили: пожары вспыхивали среди сухостоя постоянно, а тушить давно было нечем. Но этот клочок огонь пока обходил стороной. Дачники постоянно наведывались сюда с топорами: повсюду мелькали кривые пеньки. В лесу почва еще не разогрелась с ночи, под ногами то и дело похрустывал ледок. Женька не удержалась и сунула в рот ледышку, но тут же принялась плеваться – лед был горьким, а влага, растопившись, обожгла язык. Коляй повертел пальцем у виска, и тут же матюгнулся, наступив на острый, как гвоздь, побег феррапланта.
Постепенно лес поредел и отступил, открывая берег, когда-то песчаный, а теперь покрытый коростой засохшей грязи, из которой торчали пучки жухлой травы. Озеро казалось черным, причем мутно-черным, без блеска. Поверхность едва колебалась, как жирная похлебка в миске. А над озером, в бесцветных, лишенных глубины небесах, плавал белый слепящий диск.
Рем стоял на берегу, возле перевернутой вверх днищем лодки. Вообще лодок на берегу было множество, но все гнилые. И уж вовсе непригодный, валялся на боку, как дохлая рыбина, старый проржавевший катер. Рем, как обещал, принес ружья: винтовка висела у него на плече, а парализатор, стреляющий ампулами со снотворным, стоял, прислоненный к лодке.
– А, дружище! – воскликнул Коляй с излишней восторженностью: как видно, ему очень хотелось быть на равных с Ремом.
Рем повернулся и милостиво кивнул. Он был в белом, вернее, когда-то белом, а теперь замызганном сером костюме. Но носил его Рем с таким видом, будто костюм по-прежнему оставался белоснежным, а широкополая шляпа, которую Рем держал в руках – необходимым дополнением аристократического наряда так же, как и защитные очки в щегольской сетчатой оправе. У Рема были светлые волосы, сухие и ломкие, а лоб и щеки покрывали мелкие гнойнички и язвочки.
– Это и есть обещанный ценный кадр? - спросил Рем, окидывая Женьку взглядом с ног до головы.
– Мы дадим ей топорик, – виновато предложил Коляй.
– Да хоть пилу, – Рем приподнял очки и, прищурившись, глянул на Женьку в упор. Серые с краснотою глаза мелькнули и тут же спрятались за темными стеклами. – А, может, она сядет на весла?
Глава 2
Лодка скользила по черной жиже, которую по привычке называли "водой". Волн не было, озеро лишь лениво булькало, выстреливая вверх фонтанчики грязи.
– Дерьмо пополам с нефтью. В один прекрасный день мы провалимся в эту жижу, как в Бермудах, – рассуждал Колька, налегая на весла. – Одно странно – почему эта гадость не горит.
– Значит, концентрация еще недостаточная, – предположил Рем.
– Вы что не знаете? – удивилась Женька. – Дерьмо было в начале, а потом размножились сине-зеленые водоросли и все отравили. – Рем повернулся к ней, и она осеклась, почудилось, что даже очки его выражают издевку. – Кажется... –добавила она и окончательно смешалась.
Солнце поднялось уже высоко, и почти внезапно холод сменился жарой. Явственно ощущалось, что каждый новый поток воздуха жарче предыдущего. Смрад, идущий от озера, все усиливался. Люди, как рыбы, которых больше не было в озере, раскрывали рты, задыхаясь.
– Все, больше не могу, – пробормотала Женька и, содрав с себя штормовку, осталась в одной футболке.
– Зря, – заметил Рем с сожалением и, приподняв очки, вновь бросил на нее пристальный взгляд в упор. – Поджаришься.
– Плевать! – Женька блаженно откинулась назад, ощущая приятное жгучее покалывание на щеках и шее. – Ведь это наше солнышко, родное, мы пока еще его не изгадили. Вы, ребята, циники, а я верю в хорошее, – она предвидела насмешки, но удержаться не могла. – Мы еще доживем до того денька, когда озеро станет синим. Мы будем в нем купаться! Надо только немножко подождать: через двенадцать лет вся вода сменится и...
– Ты помрешь к тому времени, если будешь загорать, – заржал Коляй.
– Какие двенадцать лет? О чем ты болтаешь?! – возмутился Рем. – В озеро давным-давно не поступает чистой воды. Всю мало-мальски пригодную воду к нам вообще не пропускают.
– У, сволочи, – сделал свой вывод Колька.
– Кто сволочь-то? Мы и есть сволочи, раз все это сотворили! – крикнула Женька в порыве самобичевания.
– Люблю самокритичных людей, – хихикнул Коляй и повертел пальцем у виска. – А я вот нормальный.
– Страшасик! – Рем ткнул пальцем в серое пятно, что пузырилось на черной поверхности. – Туда! Скорее!
Коляй схватился за весла, Рем – за ружье. Женька, не дожидаясь приказа, полезла в рюкзак за топориком. А вдруг ей в самом деле придется рубить топором по... Женька содрогнулась от отвращения. Ей захотелось нырнуть под банку и, скорчившись там, переждать охоту.
"Возьми себя в руки, идиотка! – приказала себе. – Там же вода!"
Мысль о воде заставила ее выпрямиться и впиться глазами в черную, лениво вздрагивающую поверхность. Но где же страшасик? Вокруг лишь хлопья серой нетающей пены. Вдруг вскипел грязевой фонтан, несколько струй, будто нарочно, ударили в людей и окатили с головы до ног. Почти перед самым носом лодки вынырнула тупая, вся в наростах и бородавках голова с крошечными глазками под кожистыми козырьками-надбровьями. Зверь повертел головой и выпростал на поверхность широкую пелерину. Лиловая с черными прожилками мантия, распласталась на черной глади. Края мантии вытягивались, образовывая щупальца, которые, не найдя, к чему присосаться, тут же исчезали. Рем вскинул ружье и выстрелил. На фоне серого нестерпимо брызнуло алым, страшасик пронзительно взвизгнул и вцепился в бок лодки множеством мгновенно выросших щупальцев. Лодка накренилась.
– Руби! – крикнул Рем.
Но Женька завизжала и, по-детски брыкаясь ногами, полезла к другому борту, лишь бы подальше от серо-лиловых отростков, что переваливались через борт и присасывались к дереву. Коляй попытался выдернуть весло из уключины, но оно застряло, и лопасть лишь взбивала пену вокруг страшасика. Рем выстрелил еще раз, в упор. Страшасик взревел, и его щупальца превратились в два тугих жгута, две уродливые гибкие руки обхватили Рема, и бледно-розовые, похожие на жадные младенческие рты присоски впились в плечи и грудь. Рем рванулся и закричал. Крик его был похож на крик страшасика – такой же пронзительный и такой же растерянный...
Тут Женька наконец опомнилась, размахнулась топориком и рубанула по мантии страшасика, потом еще раз и еще. Струя теплой воды ударила ей в лицо, и от неожиданности Женька задохнулась. А мантия на глазах стала опадать, щупальца превратились в дряблые лиловые клубки, на которых пузырилась розовая пена. Щупальца отвалились сначала от Рема, потом соскользнули с борта, и с громким хлюпаньем исчезли в черной жиже. Следом нырнула бородавчатая голова, а на поверхности закружились прозрачные струйки с красными разводами.
– Дура! – набросился на девчонку Коляй. – Кто рубит мантию?! По щупальцам надо, по щупальцам! Всю воду загубила, сука! Так бы туша на плаву осталась, а теперь все к чертям!
Женька провела рукой по лицу, посмотрела на мокрую ладонь, потом себе под ноги. Драгоценная прозрачная вода из мантии страшасика смешивалась с черной жижей на дне лодки. Коляй схватил пустую флягу, вырвал зубами пробку и попытался спасти хоть немного воды, но во фляжное горло тут же хлынула черная муть. Коляй выругался и отшвырнул флягу.
– Прекрати! – Брезгливо скривил губы Рем и, расстегнув ворот рубашки, стал растирать шею и грудь. На грязной коже виднелись красные точки укусов. – Ведешь себя как баба. Парализатор под боком, а ты в весло вцепился, как в мамкин подол.
– А ты... – прошипел Коляй, но договорить не успел: за кормой опять вспенилось серое пятно.
Колька, не отрывая взгляда от булькающей жижи, нащупал весла. Рем вскинул ружье, беря пятно на мушку.
– Не надо! – завопила Женька, осознав внезапно всю чудовищность этой охоты. – Не стреляй!
Как они добрались до берега, Женька не помнила. Она совершенно отупела от жары и ядовитых испарений. Когда лодка ткнулась носом в берег, Женька как во сне шагнула на черную твердую корку, прошла несколько шагов, волоча за собой рюкзак и штормовку, и остановилась. Эх, напиться бы сейчас вволю холодной воды, а потом лечь и лежать неподвижно в прохладе дома на диване, забывая все сегодняшнее: пальбу, озеро и страшасиков.
– Отдай рюкзак, – прохрипел на ухо Колька.
Она не сопротивлялась и покорно выпустила лямки из рук. Колька отбежал на несколько шагов и высыпал содержимое рюкзака на землю. Со злобой разбросал ногой барахло и выхватил из скомканного тряпья алюминиевую флягу с той приманчивой водой, которую непременно берут с собой, отправляясь на ловлю страшасиков. Коляй крутанул пробку и запрокинул голову. Вода в два или три толчка влилась в него вся до крошечной капли, обмывая воспаленное горло. В следующую секунду пустая фляга шлепнулась на песок. Коляй, даже не взглянув на "друзей", зашагал к серому высохшему лесу.
– Да что же это?!.. Останови его! – Женька в растерянности повернулась к Рему.
Тот уже перекинул через плечо оба своих ружья и тоже собирался уходить.
– Это ваши дела, – сказал кратко.
– Какие такие дела! – возмутилась Женька. – Нет у меня с ним никаких особых дел. Он воду украл. Ты что, не видел?!
Рем не ответил, пожал плечами, повернулся и пошел вдоль берега. Женька попыталась догнать его, но дыхание тут же прервалось, перед глазами поплыли синие и красные круги.
– Стой! – крикнула она тоном капризного ребенка, которого обманули злые взрослые. – Ты больше не возьмешь меня с собой?
– Конечно же нет, – буркнул Рем, не оборачиваясь. – Никудышный из тебя охотник.
– Погоди! – Женька опять задохнулась, от усталости веки сами собой закрывались, и она не могла разобрать, здесь ли Рем, или уже ушел. – Зачем тебе вода?
– А тебе зачем вода? – как эхо отозвался Рем.
– Мне надо.
– И мне.
"Но я – это я..." – хотела крикнуть Женька, но крика не получилось.
"В самом деле, а зачем мне вода?"
Спросить просто. А вот ответить...
Женька, пошатываясь, побрела к лесу. Хотелось быстрее укрыться от солнца. Доползти до дома. А там ни капли воды. Всю обменяла на новый защитный комбинезон цвета хаки. Понадеялась на удачу, на охоту. Коляй обещал, что страшасика они добудут непременно. Вот как получается: комбинезон на страшасика.
Женька остановилась возле ржавого катера. Под рыжим железным боком скопилось немного тени – фиолетовое пятно на фоне грязно-желтого. Женька опустилась на песок и блаженно прикрыла глаза. Она немного отдохнет здесь и пойдет дальше. И тут же провалилась в сон. Золотой, сверкающий, лежал песок. К ногам вкрадчиво подкатывалась прозрачная волна, чтобы тут же отхлынуть и уступить место другой. Под голубым небом раскинулось синее озеро, и белые барашки вскипали на гребнях волн. Женька разбежалась и с размаху бросилась в воду. Вода плеснула в рот, в нос. Вода почему-то была теплой, даже горячей. Но это была вода!
Женька открыла глаза и тут же зажмурилась: по лицу ее стекали теплые капли. И вновь кто-то здесь, наяву, брызнул ей в лицо водой. Задыхаясь, она ловила капли губами.
– Еще, еще, – шептала она, не понимая, что происходит, но наслаждаясь, наслаждаясь бесконечно.
Рядом кто-то негромко хрюкнул. Женька, опомнившись, вскочила на ноги. Рядом с нею в фиолетовом теневом круге сидел страшасик – тот самый маленький поросенок, ее найденыш.
– Ты?.. – удивленно протянула Женька и погладила бородавчатую серую голову.
Воротник страшасика распушился, вытянулось два или три отростка, и из одного прямо в рот ударила струйка воды.
– Ух ты, – выдохнула Женька, глотая воду, и в порыве восторга схватила страшасика на руки, будто любимую собачонку.
Поросенок по привычке вцепился щупальцами в руку, но тут же отпустил, виновато хрюкнув.
– То-то же, – засмеялась Женька, отирая мокрое лицо и оглядываясь с опаской, не видит ли их кто. – Я тебя заберу к себе домой, – доверительно сообщила она на ухо зверю. – Сейчас заверну в штормовку и спрячу в рюкзак. Будешь жить у меня в комнате под кроватью. Никто и не догадается, честное слово.
Она кинулась бежать, прижимая поросенка к себе. Теперь можно не обращать внимания на безумное, слепящее солнце и на черную жирную гладь мертвого озера. Озеро будет синим когда-нибудь.
Не скоро, но будет.