По ту сторону души

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Этот день не предвещал ничего хорошего. Лизка поняла это сразу после того, как под ноги бухнулась и разбилась вдребезги последняя чашка из хозяйского сервиза. Опять опаздываю, итак на волоске от сокращения, Петруша опять в блокнотике своем меня на заметку поставит, – думала Лиза, наспех собирая осколки. На кухню вбежала с вытаращенными глазами соседка Любка, недовольная тем, что которое утро ей не дают выспаться после очередного все ночного застолья. Во рту ее традиционно уже торчала папироса, периодически тухла и снова дымилась, но ничуть не мешала Любке продолжить увещевание нерадивой молодой соседки:

– Вот поэтому все мужики от тебя разбегаются, растяпа ты! Вот Тонька приедет в выходные, устроит тебе, – и ушла скалить своим беззубым ртом.

– Отстань, Люба, за собой смотри! – Лиза уже гремела разбитой чашкой в пакет. В нем уже почивали хозяйская хрустальная ваза из серванта и разбитое зеркало с входной двери. Наспех причесавшись, и бросив быстрый взгляд на оставшееся еще целым зеркало в прихожей на стене. Лизка отметила для себя, что, не смотря на бессонные ночи, выглядит она весьма прилично. В свои двадцать шесть ей иногда отказывают продать спиртное в магазине, просят показать паспорт и удивляются тому, как она выглядит молодо.

– Вся в маму, – думала Лизка, сбегая по лестнице, – Еще бы счастья маминого немножко! Родители Лизаветы счастливо живут уже тридцать шесть лет, вырастили троих детей. Лизавета младшая и самая непутевая, как любил говаривать ее отец. Старший брат Пашка уехал в 18 лет из родной Рязани в Москву, поступать в институт международных отношений. Решил и поступил, без проблем, красный диплом об окончании средней школы сыграл свою роль, а приложенные старания и полученные знания в сочетании с упертым характером, помогли ему окончить этот самый институт и неплохо закрепиться в жизни.

Средний Колька после школы пошел служить в армию, романтики захотелось, а юношеский максимализм подгонял и подстегивал. Не без участия полковника Рябова, родного дяди, он пристроился в хорошую часть под Ломоносовым, возил командира части и успешно женился после службы на его дочери. Зарекомендовал себя честным и исполнительным, в связи с чем, тесть помог зятю трудоустроиться в серьезную строительную компанию в Питере, где он работает начальником отдела снабжения и по сей день, чем радует своих родителей, молодую жену и ее родственников. Не то, что Лизка! Собирали единственную дочку старики, как на Северный Полюс, четыре огромные сумки с провизией на первое время и один большущий чемодан. Колька должен был встретить в Питере. Но до Питера Лизка так и не доехала. Девушка была натурой страстной, впечатлительной и особо доверчивой. В купе ее попутчиками оказались трое разговорчивых и веселых молодых человека. Они возвращались из командировки. Не успела Лизка расположиться, не без их помощи, на своей нижней полке, как на столике в купе расстелилась скатерть-самобранка с коньяком, шампанским, курой – гриль, солеными огурчиками и ароматным салом. Молодые люди услужливо, наперебой, предлагали симпатичной, молоденькой девушке присоединиться к их компании, поддержать, так сказать беседу. Лизавета, как девушка общительная, долго не отказывалась. Тем более, что уж очень приглянулся ей кареглазый, высокий, улыбчивый Роман. Ехать целую ночь, не спать же ложиться, как старая бабуля, думала Лизка, доставая и распаковывая аппетитные гостинцы, приготовленные заботливой мамой. Шутки, анекдоты, забавные истории не заканчивались в арсенале трех друзей. А Ромка сидел уже совсем рядом, явно давая понять, что девушка ему не безразлична.

Лиза в свои 26 лет, по современным меркам, была старой девой. Учитывая, что общение ее с мужским полом до этого заключалось только в «обнимашках» у подъезда своего дома, многие читатели согласятся. Родители строго бдели за ее целомудрием, мотивируя тем, что приличный человек иначе замуж не возьмет, а братья пока еще жили дома, отгоняли всех ее поклонников. Почувствовав волю и свободу выбора, Лизка отрывалась в компании малознакомых парней, позволяла себе кокетничать с понравившимся Ромкой и чувствовала себя раскованно, как вырвавшаяся из клетки птичка, но совершенно не соображала, правильно ли она поступает. Просто тогда ей хотелось делать все, что подсказывает сердце. Лизка, выпив приличное количество спиртного, уже позволила Роману приобнять себя и поцеловать в щечку, от чего она ощущала себя безумно взрослой и самостоятельной.

Тем временем, один из ребят явно перебрал с дозой алкоголя и забрался на верхнюю полку, тут же вырубившись, небрежно распластавшись и раскинув руки в разные стороны. Роман, Алексей и Лиза остались коротать остаток ночи втроем. Алексея слегка раздражало, что все внимание девушки было обращено только на его приятеля, и он постоянно выходил в тамбур перекурить. Когда молодая парочка в очередной раз остались вдвоем, а спиртное было все выпито, Роман предложил Лизе прогуляться, когда будет ближайшая получасовая остановка. На улице была чудная, теплая и звездная летняя ночь. Лиза без раздумий согласилась и посмотрела доверчиво в глаза Роману. Он порывисто наклонился к ней и поцеловал ее в губы, девушка от неожиданности хотела отстраниться от него и попыталась оттолкнуть наглеца. Но Роман схватил ее за плечи своими сильными ручищами и стал целовать ее более напористо и страстно, одной рукой придавив ее к стенке купе, а другой пытаясь сдернуть лифчик под кофточкой, но застежка не поддавалась. Лизка тихо рыдала, сквозь слезы умоляя оставить ее в покое, физических сил, бороться с возбужденным мужчиной у нее не было. Она брыкалась и выворачивалась, но парень как будто сошел с ума. Насильник все же справился с бюстгальтером, рванул его, отлетели хрупкие застежки белья, и начал остервенело кусать ее грудь, словно она была единственная женщина на земле. Рукой он в этот момент, с силой, зажал глупой доверчивой девчонке рот, чтобы она не закричала. Этим моментом и воспользовалась Лиза. Она собрала остатки сил и воли, да вцепилась зубами в пальцы насильника. Роман едва успел расстегнуть ширинку на своих брюках, как острая боль прошила его руку, так и ярость пронзила его.

– Кайфоломщица! – заорал он и с размаху ударил кулаком Лизу прямо в голову, несчастная потеряла сознание, а из носа потекла кровь. Тело девушки без движения лежало на полке спешащего поезда Рязань-Петербург. Свихнувшийся Роман, перевернул свою жертву на живот, стянул трусики и вонзил свой возбужденный орган в невинное лоно. Девушка от новых сильных и неприятных ощущений пришла в себя и закричала, что было мочи. Но голос свой она не слышала, он клокотал в гортани сдавленными хрипами. Выход из не поправимой и безвыходной ситуации она нашла неожиданно, размышлять Лиза не могла, взгляд уловил перочинный ножик на столике. Братья всегда учили, на всякий случай, стоять за себя, за свою честь и достоинство, до конца. Именно это она и сделала, схватив моментально ножик и вонзив его, не оборачиваясь, в трепыхающееся над ней тело. Ножик был не большой, а силенок у бедняжки маловато, спасительный предмет угодил насильнику в предплечье. Он заорал от острой, пронзающей боли и выпустил жертву. Лизе казалось, что кошмар длился вечность, лишь потом выяснилось, что прошло всего 15 минут, это рассказал на допросе Алексей, который вернулся из вагона-ресторана, куда он ходил за добавкой для продолжения банкета. Алексей столкнулся в дверях купе с Лизаветой, та с криками о помощи бежала по коридору вагона к стоп-крану, дернула его и поезд остановился. Тут начали просыпаться пассажиры, от резкого торможения, выскочила заспанная с опухшими глазами проводница. Моментально нарисовался среди толпы зевак начальник поезда и дежурный транспортный наряд полиции. Где были все эти люди раньше? Почему у нас никто, никогда, ничего не слышит и не видит, лишь бы его самого не затронули эти неприятности?! Лиза билась в конвульсиях от шока и физической боли, у проводницы в купе, которая напичкала ее успокоительным средством и протирала полотенцем запекшуюся кровь на лице девочки. Полицейские рванули в указанное купе, но обнаружили только храпящего Василия на верхней полке, на нижней валялась скомканная, окровавленная простынь и маленький перочинный ножик. Вещей насильника и его друга не было. Разбудили пьяного Васю, сняли с поезда и доставили в ближайшее отделение. Он единственный безучастный свидетель, способный помочь следствию, которого теперь не избежать. Лиза все еще рыдала в купе проводницы, навидавшейся за 17 лет работы на железной дороге всякого. Женщина гладила Лизу по голове, по ее густым, вьющимся волосам, приговаривая:

– Не плачь моя хорошая! Сама виновата! Кто же пьет с мужиками не знакомыми! Повод, значит, дала, дура ты, молодая! Урок тебе! На вот, «Постинорчика» съешь, чтобы не оказаться в « неловком положении». Все забудется, а с мужиками построже, запомни на всю жизнь, тогда они тебя только уважать больше будут! Ты девка красивая, одна не останешься, я жизнь повидала, поверь, – закончила проводница утешать девушку, потому что та перестала плакать и теперь только поняла, что начинается ее новая, другая и взрослая жизнь.

Пришлось Лизавете пройти все экспертизы с медицинским освидетельствованием и допросы. На следующий день, за ней приехал брат Николай вместе с дядькой на машине. Так как возбудили уголовное дело, Лизе запретили покидать место проживания и выезжать за пределы города. Благодаря связям полковника, ее отпустили в Питер после всех необходимых формальностей. Осталось только поймать насильника и его сообщника, который оказался двоюродным братом Романа. Улыбчивый же Роман, как выяснилось позже, возвращался домой из мест не столь отдаленных, где отбывал срок за подобное преступление и вышел раньше срока по УДО за прилежное поведение.

Затем, Лиза мужественно прошла все этапы, являлась в суд и к следователю. Романа поймали, он набрался наглости написать ей письмо прямо из КПЗ (где достал адрес проходимец, одному Богу известно), с просьбой отказаться от своих показаний. Мол, сама виновата, напилась, так получилось – все! У подонка в строках написанной просьбы о кассации не было и тени раскаяния или сочувствия, а только страх за свою шкуру, точнее сказать – задницу. В тюрьме насильников «любят»!

Санкт-Петербург встретил Лизу своим свинцовым небом и непроглядной серостью домов, улиц и людей. Казалось мрак и сырость – это визитная карточка ее нового места жительства. Теперь, думала Елизавета, ей, после того, что с ней произошло, здесь самое место, чтоб прозябать с тоской, одиночеством, полным уныния и отчаяния, из-за несбывшихся мечтаний и рухнувших надежд. Юность кончилась…

Николай всячески пытался поддержать сестру, успокаивая, что ее в Архитектурно-строительный институт, определит в общежитие, все наладится и забудется, как страшный сон. Но пока, к сожалению, девушке в это с трудом верилось, а то, что жизнь продолжается, ей с трудом верилось. Вот только хотела ли она того, чего желала совсем недавно? Она не могла ответить на этот вопрос, даже самой себе.

На первое время, Николай поселил Лизу у себя дома, познакомив, наконец, со своей женой, которая была старше Лизы на пять лет. Казалось, что у девушек есть много общего, на первый взгляд. Но Мария, жена Николая, встретила гостью сухо и надменно, как Коля не просил изменить свою позицию по отношению к сестре. Мария была непреклонна.

– «Сучка не захочет, кобель не вскочет!» Нечего теперь носиться с ней, как с хрустальной вазой. Лучше о жене подумай, мне волноваться нельзя! – не унималась в очередной из вечеров на кухне, Маша, ставя Николая в дурацкое положение.

– Я понимаю, виновата она или нет, сестра же все-таки, дай, поступит и съедет сразу, ну потерпи, родная! – Коля пытался взять тайм-аут.

– Сколько терпеть? Год , два? Мне рожать скоро!

Ее кислую мину мне противопоказано смотреть с утра до вечера! Белоручка, видите ли! Сидит в комнате, в магазин даже боится сходить, обед приготовить – не умеет, прибраться помочь – желания нет. Это не гостиница! – закончила свою тираду на повышенных тонах разгоряченная жена.

Лиза в этот момент выходила из ванной комнаты, и часть реплик Марии уловил ее слух. Она не сомневалась, с первого дня, об истинном отношении к себе родственницы. Тем же вечером, гораздо позже, у них с братом состоялся неприятный разговор, Коля чувствовал свою вину за жену, а Лиза не хотела никого стеснять и быть обузой:

– Коль, я домой вернусь, не могу я здесь больше!

– Ты что, совсем с дуба рухнула! Родители же ни о чем не знают и знать не должны! Ты поняла? Хочешь родителей до инфаркта довести?! Точно малохольная!

– Не ори на меня, мне и без того тошно!

– Так, если тошно, возьми себя в руки и устраивай жизнь, как надо, не перевешивай свои проблемы на других, большая девка уже, чтоб с тобой сюсюкаться!

– Легко тебе говорить, ты же мужчина! – расплакалась Лиза, уткнувшись в плечо брата, которое он тут же ей подставил и погладил мозолистой теплой рукой по щеке.

– Лизок, не обижайся на нас! Чем меньше мы будем жалеть тебя, тем быстрее ты забудешь все! Понимаешь, в жизни и не такое встречается, просто иди дальше и не оборачивайся. Я не хочу, чтобы ты в панцирь себя загоняла и сидела там, как улитка. Я люблю тебя!

На следующее утро Мария вскочила на кровати от грохота на кухне, Коля уже был на работе. Воры! Первое, что пришло на ум мнительной женщины. Она поверить не могла своим глазам, когда увидела на стремянке Лизу, пытавшуюся на кухонных полках протереть пыль. Почему пытавшуюся? Да потому что это не очень, очевидно, получилось! Не удержавшись на плохо установленной стремянке, Лиза вместе с тряпкой, кухонной полкой с посудой, с тарелочками расписными на стенке, полетела вниз. Эту картину и увидела вбежавшая на кухню Мария.

– Растяпа ты! Кто тебя просил? На своей кухне порядки наводи! – как иерихонская труба, горланила Маша.

– Я все уберу, тебе нервничать нельзя!– попыталась оправдаться Лиза

– Не прикасайся тут больше ни к чему!

Лиза в слезах вылетела с кухни и закрылась в своей комнате.

В голове путались мысли, мозг тщетно пытался найти решение. Обида и досада захлестнули все ее существо, за что ее так не любят?

В этот момент во входную дверь позвонили.

– Колька! – уже было обрадовалась Лиза и, тут же обреченно упала на диван, рыдая, ведь Колька больше не тот любящий и всегда находящийся рядом брат, он теперь глава семьи, другой, чужой.

Он же, конечно, примет не ее сторону. Опять скажет – непутевая!

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату влетел старший брат Пашка. Подтянутый, элегантный, мужественный и всегда дипломатичный, ее Пашка.

– Сестренка моя любимая, выбрался сразу, как смог! Извини, дел много! Ну как ты, роднуля моя, рассказывай! Надеюсь, призраки прошлого тебя не беспокоят? Ну что ты? Все будет хорошо, не плачь! Они обнялись так крепко, словно они уже никогда больше не увидятся еще. Павел на несколько мгновений стал простым и душевным рязанским парнем, которым его помнила Лиза. Они так давно не виделись, им было, что рассказать друг другу. Когда – то они были очень дружны. Павел всегда был более понимающим и тонко чувствующим человеком, нежели Колька, которому были присущи больше резкие, явно выраженные, мужские черты характера.

Семейную идиллию прервали причитания и громкие возгласы с кухни, по всей видимости, Маша так и не смогла успокоиться от медвежьей услуги своей любимой золовки. Только Павел предстал перед взглядом беременной женщины, как на него тут же обрушился весь этот шквал эмоций и негатива. Павел имел, конечно, большой опыт в общении с людьми, но влезать в женские дрязги, по его мнению, занятие неблагодарное, даже если одна из этих барышень его сестра:

– Так, девочки, вопросы кухни решайте без меня! Машенька, не нервничай дорогая, если вся причина твоего недовольства кроется в присутствии здесь Лизы, то, обещаю, – в ближайшее время решу этот вопрос, буквально до моего отъезда!

Маша недовольно фыркнула, развернулась и вылетела с кухни, чуть не сбив с ног стоящую в проходе Лизу. Стало ясно одно – здесь больше оставаться нельзя, лучше на вокзале с бомжами, чем под одной крышей с такой родней.

Павел похлопал ободряюще свою сестру по плечу и дал слово, что до вечера обязательно придумает что-нибудь и даст знать. С этими словами он , громко хлопнув дверью, вышел из квартиры по-английски, дав понять «гостеприимной» хозяйке, что ее поведение возмутительно и он не разделяет позицию Марии.

Несчастная Лизавета уже устала плакать, слезы, будто, высохли, а вместе с ними и ее душа. Не с кем ей в этом городе поделиться своими чувствами, никто даже не пытается понять девушку. В этом упадническом настроении она наспех покидала свои пожитки в одну большую сумку и решила ехать на вокзал. Хорошо, что в кармашке джинсов есть заветная купюра, достоинством в 100 у.е., которую Павел предусмотрительно подсунул Лизе на мелкие расходы.

– Очень кстати, – размышляла девушка, спускаясь в лифте многоэтажки.

Лизку уже не так страшила неизвестность, этот большой город, кишащий людьми разных цветов кожи и национальностей, его многочисленные проспекты и узкие улочки, и наводненный машинами, проносящимися с бешеной скоростью по КАД, и умирающий в пробках « часа пик», чего никогда не увидишь в ее родной Рязани. Страшнее всего сейчас было для Лизаветы ощутить непонимание и отсутствие поддержки в трудный момент родных и близких людей. Земля будто – то уходила из-под ног. Не стлало прочного фундамента из сложившихся ценностей и взглядов, будто этот город отформатировал ее суть и перезагрузил на другой уровень жизни. Вся эта новая жизнь превратилось в какое-то месиво, бесформенное и склизкое в ее голове, не складывались в пазлы мысли, логические цепочки не выстраивались, как жить дальше?! Она всю жизнь, до ужасного происшествия в поезде, жила под крылышком родных, не сделала ни одного самостоятельного шага, не задумывалась о собственном будущем. Беззаботность и юность канули в лету.

Сидя уже на вокзале, в зале ожидания девушка, рассматривала странную женщину, лежащую напротив нее, на железных сидениях в зале для ожидания. Женщина больше напоминала скрюченную мумию из склепа. Лизка взяла себя в руки и выдохнула воздух из легких. При этом сказала себе, что выбор все – таки, есть. Как жить? Ну, уж нет, так, как эта сморщенная и грязная, опущенная на дно жизни бабулька, она точно не будет. В этот момент глаза бродяжки распахнулись, как окошки темницы в яркий солнечный день. И Лизка растерялась, можно сказать, обалдела, увидев, как молодые, ярко – голубые глаза цвета синего неба смотрели из-под красного тканого платка на испещренном глубокими старческими морщинами лице. Лизу передернуло от этого пронзительного и проницающего насквозь, взгляда и она попыталась отвернуться. Тут глаза – сканеры померкли, потускнели и до девушки донесся голос, словно из загробного мира:

– Не связывайся с ними, они не прощают! – проскрипел голос старухи. Лизке стало жутко, бродяжка явно была не в себе. От оцепенения и холодящего изнутри ужаса ее освободил, внезапно появившийся, как из-под земли, молоденький сотрудник полиции. У него из-под фуражки, залихватски надетой чуть набок и назад, выбивались светлые кудри. Своим видом он походил больше на дружелюбного и веселого тракториста из колхоза « Путь Ильича», чем на представителя власти. Но поведение его с внешним обликом резко контрастировало. Парень быстро оглянулся по сторонам и со всей дури своей молодецкой ударил старуху ногой в живот, кирзовым сапогом. Лиза попыталась закричать и остановить гада, который избивает средь бела дня невинных людей. А сержант продолжал пинать спящую, то одной ногой, то другой, потом дубинкой, но опасливо озирался по сторонам:

– Слышь, Катастрофа, по– хорошему говорю, проваливай с моей территории. А то снова в лес вывезут! – сквозь зубы цедил угрозы полицейский.

Лизка в ужасе от увиденного беспредела хотела было рвануть к постовым предс…