Резервация монстров: одна среди них.
– Вы не любите людей? Тогда может вам стоит пообщаться с мутантами?
– И что, тогда я начну снова любить людей?
– Бинго!
1.
Так уж вышло, что я интроверт. Это раз. А еще я молодой специалист со свеженьким дипломом и небольшими, но, как оказалось, достаточно прочными связями в нужных местах. Это два. И не важно, что диплом актуален как прошлогодний снег, а связи столь же прочны. Однако, как только появилась эта оригинальная вакансия, я сразу же о ней узнала. Всегда мечтала о подобной работе.
Когда читаешь в интернете списки а-ля «Топ десять лучших профессий», среди них всегда находятся райские варианты для лентяев типа тестировщик пляжей, смотритель тропического острова или кроватная модель. Это когда валяешься весь день на песочном морском берегу, бродишь в приятном одиночестве по живописным тропикам или блаженствуешь на мягком матрасе, а тебе за это еще и приплачивают. Кто бы мог представить, что однажды и мне может повезти подобным образом, и мне предложат поработать …белочкой!
Вообще профессия называется весьма тривиально: сотрудник наблюдательной базы сектора Т. Отсюда можно и поподробнее:
Где-то на Севере нашего обширного материка присутствует уникальная малоисследованная локация, территория которой насчитывает многие сотни квадратных километров. Конкретный ее размер неизвестен, поскольку граница локации постоянно «плавает» и меняется, не позволяя сделать точные расчеты. Окруженная кольцом непроходимых горных образований, излучающих смертельно опасные радиационные волны, она практически недоступна обычному человеку. Да и много кто задумается, нужно ли ему туда попадать, после сотен жутких происшествий с теми, кто пытался. Пытались, разумеется, как обычные люди, так и разного сорта экстремалы, не обремененные чувством самосохранения, и, соответственно, не думающие о последствиях. Как на заснеженном Эвересте и по сей день находят останки горе альпинистов, так пороги Туманных гор с давних пор охраняют призраки не вернувшихся исследователей. Туманными их прозвали, как нетрудно догадаться, из-за определенных погодных условий, царящих там безраздельно. Сквозь наэлектризованную пелену не может увидеть высокоточная аппаратура. Дроны и квадрокоптеры, и даже более компетентная летательная техника, не пролетая и нескольких метров в тумане, вскоре перестает подавать признаки жизни. Короче, недоступная локация обросла легендами и слухами, и горе исследователи, в конце концов махнув на нее рукой, стали жить поживать, как будто и нет вовсе под боком этих гор и ничего за ними. Если бы не ученые. Ученые — это определенный вид Homo Sapiens, у которых постоянно чешется мозг на тему различных исследований. Хлебом их не корми, дай поисследовать. А если эти исследования еще и финансируют, то можно даже и не поить!
Короче, местная Научная Организация никогда не оставляла попыток поизучать чего интересного с перспективой дальнейшей материальной выгоды. За это трудно их винить, ибо подобные организации в наше время перешли на полное самообеспечение, тобишь практически погрязли в нищете. И оттого Туманная локация (как окрестили ее позже – сектор Т) для них была словно сыр для лисы в одноименной басне.
Наши ученые крайне целеустремленные, я бы даже сказала, нездорово, поэтому особый отдел Организации никогда не прекращал исследования по разработке путей внедрения в неисследованную местность. Работы велись с переменным успехом. В конце концов, метод нашли, и даже слегка опробовали, но дело застопорилось за недостатком финансирования. Пока в один прекрасный день одному доброму дяде меценату не пришла в голову светлая мысль дать Организации средств на исследования в безвозмездное пользование на только обеим сторонам договора известных условиях. Благодаря этому доброму дяде команде ученых разработчиков таки удалось проникнуть через Туманные горы. Как выяснилось, их категорически невозможно преодолеть по воздуху или перевалить пешком. И в землю они врастали на десятки километров вглубь. Однако с помощью эхолокационной аппаратуры было найдено уязвимое место, где каменная толща уходила в землю всего на несколько десятков метров, и тогда решено было делать подкоп, причем очень осторожно, дабы не потревожить неизвестных до поры до времени обитателей местности. На удивление, рискованный опыт удался, и началось самое интересное.
Открытие локации превзошло все самые смелые мечты. Обитатели свежеоткрытой местности оправдали ожидания, оказавшись на редкость бдительными и агрессивными, поэтому проект засекретили донельзя и усилили его конспирацию. Выяснилось, что территория сектора на девяносто девять процентов состоит из реликтового леса, который составляют гигантские, от тридцати до пятидесяти метров в вышину деревья до нескольких десятков метров в обхвате. Следовало поставить базу, дабы продолжать работу непосредственно на месте. И, благодаря доступным технологиям, примерно за год нашим исследователям-землеройкам удалось тихой сапой, практически не привлекая внимания обитателей сектора, из генетического материала местных деревьев вырастить подобное же, мумифицировать его без ущерба для внешнего вида, и организовать в сердцевине секретную исследовательскую базу. Правда с течением времени эта база переквалифицировалась в наблюдательную, поскольку любые меценатские средства имеют отрицательное свойство заканчиваться. Бросать дело было жалко, в проекте интуитивно и практически просматривался недюжинный потенциал. Специальные радары показывали месторождения необычных минералов, которые требовали своей немедленной добычи и исследования. Однако предыдущий меценат почил в небытие, а нового на горизонте пока не возникало, и базу перевели в «спящий режим». Сама база, как и было озвучено, представляла собой гигантское многометровое дерево, логично сужающееся к вершине. Его рабоче-жилая площадь составляла около трехсот метров и состояла из нескольких этажей – уровней, соединенных между собой компактной винтовой лестницей, кроме самого маленького верхнего уровня, куда вела бюджетная веревочная. Двери – окна, разумеется, отсутствовали по объективным причинам. Хотя на верхнем уровне всетаки присутствовала небольшая смотровая площадка в виде короткой плоской ветки, куда вела небольшая, но надежная дверь, виртуозно замаскированная под кору.
Из старой оконной рамы нагло пялилась темнота, круглые пластиковые часы с треснувшей секундной стрелкой неумолимо констатировали полночь. Мы с Германом сидели на кухне и общались на актуальную нынче тему. Точнее, общался он, а я морщила нос и молча сокрушалась о несвоевременности визита.
Он мусолил в ладонях резную курительную трубку из темного дерева, прекрасно зная, как мне нравится ее горьковато-ванильный дым. Мужчина смотрел на меня сквозь него глазами такого же цвета, светло-серыми, с редкими темными крапинками, изредка нездешне мерцающими при определенном освещении. А через полотно ванильного дыма они и вовсе казались его непосредственными источниками. Пришлось демонстративно встать и открыть окно на проветривание. Из вредности, дабы выразить ноту протеста хоть бы и таким детским способом. Вернувшись на место, я уловила укоризну в его взгляде и, отвлекшись на потолок, проследила, как горько-ванильный призрак потянул длинные руки на свежий воздух, ибо здесь все уже прокоптилось за те полчаса, что Гер тщетно пытался на меня повлиять. Я в который раз жалела, что открыла ему дверь. Отчего бы не прикинуться спящей, например? Зная о моей социопатической натуре, он не стал бы настаивать. Наверное. Эх. Все как обычно, сначала сделать, потом пожалеть о своей мягкотелости. В этом я вся.
– Ну что? – он слегка постучал кончиками пальцев по столешнице, чтобы привлечь внимание. – обрадуй старого друга.
Вообще, на вид старому другу было около тридцати – тридцати двух, но, так как мне было на порядок меньше, то он позволял себе таким образом выделять разницу между нами. Давно привычный для моего уха легкий акцент, смягчающий твердые согласные и растягивающий гласные, придавал звучанию его речи особую индивидуальную знакомость, что значительно отличало этого человека от остальных.
Не желая больше встречаться с ним глазами, дабы избавить себя от лишних душевных терзаний от их укоризны, я снова отвернулась к окну. Еще увидев друга на пороге, я уже знала о цели его визита и бесполезности последующих уговоров. Не люблю делать хорошим людям неприятно, но чаще всего выходит не так, как я люблю. Ведь когда-то он мне очень и очень нравился... Но редко когда люди соответствуют ожиданиям на все сто, и со временем со шкалы «очень нравится» мое отношение к Герману съехало на шкалу «пусть будет», ибо хорошие друзья все же на дороге не валяются.
Вот бывают же индивиды, обладающие талантом уворачиваться от неприятных разговоров, и обращать беседу в нужное им русло. Но я, к, сожалению, к ним не отношусь, поэтому приходилось обходиться партизанским молчанием и мученическим сжиманием вспотевших ладошек, как если бы они были виновны в отсутствии у своей хозяйки лишней изворотливости. Мужчина протяжно вздохнул. Воздух от его дыхания пошевелил прядку волос, покоившуюся на моей щеке. Пришлось повернуться и снова взглянуть в лицо незваному гостю.
– Последний раз, Рин, я задам вопрос последний раз. А ты ответишь односложно, да или нет. – Он терпеливо подавил рвущееся наружу раздражение, пригладил рукой пепельно-русые волосы, смахнув со лба надоедливые длинные пряди. Я страдальчески скривила губы, в очередной раз жалея, что отрыла ему дверь. Сидела бы себе, притихнув, ведь мало ли где я могла оказаться ночью? Ну да, мало ли… Зачем врать самой себе. Ведь в этом случае Гер, зная, что я дома всегда, сломал бы дверь, и был при этом полностью прав. Тем не менее, не самая лучшая стратегия с его стороны заставлять человека принимать верное решение, вот так надавливая «последним разом».
– Рин?!
– Угу, – не оборачиваясь, я все же снизошла я до ответного кивка. Пусть разглядывает профиль. Ему всегда особенно нравился мой кукольный, как он выражался, вид сбоку. Пускай порадуется напоследок. Я усмехнулась той стороной губ, которая была ему не видна.
– Что угу? Ладно. – Он сцепил пальцы, облокотившись локтями о столешницу, и нахмурил темные брови. – Тебе ну никак нельзя соглашаться на эту работу, там крайне, крайне опасно, Рин. Весь костяк Организации - стайка старых филинов, которым плевать на новичков, вроде тебя. Они держатся за свои уютные кресла, ни дай бог придет молодой веселый энтузиаст и заставит их подвинуться. Всю молодежь распихали по дальним командировкам, но одно место осталось, куда даже молодежь соваться боится.
Никто из знающих ситуацию туда не рвется. Вся Организация в курсе, что из сектора Т можно не вернуться, уже два человека пропали, а искать их в тех условиях просто нереально. Деньги хорошие, я не спорю, но они не стоят такого риска, Рин. Если хочешь, я компенсирую тебе отказ в том же размере, только останься здесь. Ты молодая красивая девушка, тебе есть что терять, какого черта ты собралась себя законсервировать на этой плесневелой базе с возможной перспективой невозврата?
Я усмехнулась, на этот раз открыто, – тебе-то какая разница, Гер? Я уже все решила и не собираюсь больше мучать эту тему.
На его лице появилось упрямое выражение.
– Ты хороший человек и мой друг, Ри. И мне будет очень плохо, если с тобой что-то произойдет. Как только я узнал, кого утвердили на должность, тут же сорвался к тебе, чтобы отговорить не сходить с ума, и послушать знающего человека. В институте все молодые специалисты с лаборантами и практикантами бесшумным строем по стеночке ходят, лишь бы на них не показали пальцем, сказав, вот он подходит, пакуйте его на базу. Они боятся этого как огня. А старые не парятся потому, что знают – хорошие кадры организация терять не захочет. Поэтому в эту гнилую базу и сажают молодежь, типа посвящение. А облажаются, жалеть их никто не будет. Таких молодцов у них пачками, это расходный материал. Короче, глупо, опасно, скучно и нечего делать, вот тебе краткое описание этой должности. Ну так что, – он с энтузиазмом гипнотизёра – самоучки вгляделся в мое лицо, – все еще хочешь поработать козой отпущения?
Я честно сделала вид, что задумалась. С одной стороны, я прекрасно его понимала. С другой у меня были причины, о которых Герман мог только догадываться. И они явно перевешивали его доводы. Он думал, что знал и видел меня насквозь. И это было ошибкой многих моих знакомых. Именно поэтому они не выходили из этой категории, не становились друзьями. Они привыкли видеть во мне только миловидную маленькую девушку с большими доверчивыми глазами, глядя в которые хочется неосознанно защитить от всего, даже если их об этом не просят. Они липнут и навязывают себя, как бесценный подарок, и теряются не скоро. Приходится долго убеждать и доказывать, что я не та, за кого они меня поначалу приняли. Вот только Германа мне убедить все никак не удавалось. В том, что в свои двадцать лет я сильная и самостоятельная, и уже точно знаю, что не буду нарываться на неприятности, как предыдущие белочки, которые исчезли по своей собственной глупой халатности.
Будильник прозвенел в восемь утра. Я еле разлепила опухшие от недосыпа веки, лениво вылезла из-под теплого одеяла, и поплелась на кухню заваривать чай. Помешивая в чашке ароматную жидкость, я вспоминала ночной инцидент и усмехалась про себя. Не терпелось узнать, что этот интриган сочинит за ночь. В существование у Германа варианта равноценной альтернативы моей работе я не верила ни минуты. Его нестандартное поведение только лишний раз подтверждало сей неопровержимый факт. Но вот вопрос относительно его мотивации продолжал назойливо маячить на задворках сознания. Нагло вырванное им обещание я держать не собиралась, ибо его методы воздействия на следующий день вызывали у меня лишь справедливое недоумение и снисходительную улыбку.
Подписание контракта и окончательный инструктаж были назначены сегодня на три часа, поэтому к полудню я решила сходить в парикмахерскую, дабы облагородить себя перед столь важным в жизни событием. Давно собиралась заняться своими волосами, даже накопила порядочную сумму, да все никак не хватало то времени, то фантазии, или просто было лень. Я изредка задумывалась над тем, что не достанься мне от неизвестного родственника довольно приятная внешность, я никогда не подверглась бы нападкам со стороны горе-воздыхателей, которые как и мешались в моей жизни, так и придавали ей нотку пикантности, подобно лавровому листу в супе. Кто-то скажет, что лаврушка придаст такой аромат любому блюду так, что без нее еда уже будет не еда. Ну да, ну да, сразу вспоминается вчерашняя ванильная лаврушка по имени Герман. Знать бы еще, что за суп он пытается заварить…
Однако, будучи чрезмерно самокритичной, я никогда не считала свою внешность более чем удовлетворительной. Мой требовательный взгляд, в зависимости от настроения, оскорбляли то чересчур глупый, то слишком унылый вид, то короткая шея, то большой нос, в иные моменты жизни казавшиеся вполне себе терпимыми.
Хотя, было то единственное, что мне в себе нравилось всегда, независимо ни от чего – это волосы. Они росли сами по себе, выглядели хорошо, и никогда не нуждались в особом уходе. Песочно-русые, с необычным золотистым отливом, воздушной волной они спускались почти до талии, чем доставляли множество неудобств, поэтому чаще всего заплетались мною в простую косу. Бороться кардинальными методами со своей единственной неоспоримой красотой я не решалась, поэтому додумалась сделать долговременную завивку, и на те самые рабочих несколько лет забыть наконец о расческе и косе.
Выпив только чай, потому как обычно еда в меня по утрам совсем не лезет, даже несмотря на голодные песни несчастного желудка, я быстро привела себя в порядок, надела легкую куртку и выбежала в осеннее утро.
Мой район лишним пафосом не отличался, я бы даже сказала, не отличался он не только пафосом, но и ничем хорошим, ни новыми домами, или вообще чем-то новым, кроме разве что сетевых продовольственных магазинов.
Синхронно покосившиеся жилые пятиэтажки, державшиеся лишь на честном слове да на костях многих поколений околевших в их подвалах крыс, больше портила, чем украшала уже облупившаяся реставрация многолетней давности. Хотя отдельные фрагменты оставшейся синей краски на фоне облезлых кирпичных стен при лишнем воображении и можно было принять за нестандартное решение чересчур прогрессивного дизайнера, который на самом деле был всего лишь не вполне трезвым маляром.
Асфальтовые пешеходные дорожки так назывались только потому, что бабушки-ровесницы тех пятиэтажек еще помнили, что когда-то эти дорожки делались из настоящего асфальта. Стояла та приятная пора, когда их еще не залило дождями до грязевой мешанины полуметровой глубины, и не завалило снегом, который никто никогда не утруждался убирать. Они всего лишь были слегка припорошены мягкими золотыми листьями, которыми так приятно было хрустеть при ходьбе.
По пути встретился сосед, один из тех, кто всегда, каждый божий день и в любую погоду что-то увлеченно ремонтирует во дворе возле своего гаража. И это что-то это обычно полусгнившее железное ведро с колесами, в прошлом гордо именуемое автомобилем. Но в случае Давида было немного иначе. Он увлекался мотоциклами, и их ремонт совпадал с его основной занятостью, так что ведро было каждый раз разное и преимущественно двухколесное.
Как это бывает, предвкушение близких позитивных перемен в жизни очень приподнимало настроение, и я плыла в туманном городском мареве, среди хмурых лиц и безликих силуэтов как яркий листик в хладной воде горного ручья, улыбаясь во весь рот и не видя ничего вокруг. И именно поэтому, а возможно, и в силу врожденной невнимательности, не заметила ничего подозрительного. Хотя могла бы.
Парикмахерский салон находился совсем недалеко от моего дома. Мою особу там прекрасно знали, как обладательницу одной из самых шикарных шевелюр в данном и нескольких близлежащих районах, ведь я порою забегала сюда ее в разумной мере подравнивать. Свою гривастую клиентку радостно встретили, угостили вкусным кофе, успокоили милыми улыбками, и с энтузиазмом впились в вышеуказанное достоинство. Уже через пару часов я довольная, как слон, и кучерявая как баран, двигала весь этот зоопарк в сторону любимой булочной, чтобы закрепить настроение вкусной выпечкой и в полной боевой готовности шествовать до места назначения, до которого, кстати говоря, от той самой булочной было всего около трех минут неторопливой ходьбы через живописный парк. Хотя подобные кулинарные излишества никак не сочетались с моей оздоровительной диетой, изредка рискнуть подобным образом было весьма приятно.
Утром в будний день очереди в магазине, как и людей в парке не наблюдалось, и вскоре я не спеша шагала по хрусткой листве парковой тропинки, вгрызаясь в теплую выпечку с густым ягодным джемом, в другой руке держа бумажный пакет с остальными двумя.
По закону подлости, такое хорошее утро обязательно должна была уравновесить какая-то неприятность. И хорошо, если неприятность мелкая.
Обычно начинки в булочках всегда мало, но, когда ее вполне хватает, при укусе она обязательно вылезает с другой стороны и пытается оставить о себе живописную память на одежде. Что в общем то и случилось. Возмутительная клякса расползлась ярким гемоглобиновым пятном прямо на коленке. Вздохнув, и приняв это как должное, я отправила недоеденные углеводы обратно в пакет и полезла в сумку за влажными салфетками. Увлеченно вытирая липкую субстанцию со светлых джинсов, я не обратила внимания на характерный шум приближающегося автомобиля. Спустя пару секунд до меня дошло, что я в пешеходной зоне, и машин тут возникать просто не должно. На огороженной пешеходной дорожке мог разместиться в лучшем случае один автомобиль, и если некий не весьма озабоченный ПДД водитель решил бы вдруг срезать путь через парк, ее небольшой ширины хватило бы только для него одного, поэтому здоровье моей личности оказалось под угрозой, не смотря даже на новую прическу. Я поняла, что меня сейчас будут незаконно давить, и возмущенно развернулась к нарушителям, чтобы полным справедливого гнева взглядом заставить непутевого водилу как минимум окаменеть на месте, и как максимум исчезнуть из пешеходной зоны, но вместо этого уперлась лицом в твердую мужскую грудь, плотно обтянутую кожаной курткой. Я задохнулась от неожиданности, и подняла глаза на этого нахала, тихо подкравшегося к ничего не подозревающей мне, прикрывшись шумом двигателя. Нахал оказался небритым блондином средних лет, чье лицо казалось смутно знакомым. Округлив до неприятного светлые глаза, он нарочито позитивно озвучил:
Очнулась я через пару часов. Прислушалась, не открывая глаз. Тишина. Только тикают часы, и знакомо пахнет зеленым чаем с мятой. Я открыла один глаз, затем оба, не особо понимая происходящее, потерла веки и уставилась в потолок своей квартиры. Медленно поднялась и села, обведя взглядом родной интерьер, будто видела его впервые. Это был сон? Да не-е-ет. Я сошла с ума? Более вероятно. Обвела рукой подлокотник родного плюшевого дивана, ощупала покрывало в поисках телефона, затем взглянула на часы и подскочила, черт возьми, встреча!! Кинулась в коридор, вытрясла сумку, оказавшуюся привычно висящей на вешалке. Мобильника там не нашлось. Проверила карманы куртки и джинсов, ожидаемо зияющих пустотой. Тогда я решила попробовать позвонить себе же от соседки, если застану ее дома. Рванула входную дверь. Заперто. Тупо уставилась на знакомый выход с незнакомым стальным замком. Замок был новый. И, как оказалось, он был заперт снаружи, без ключа не открыть. Меня заперли в собственной квартире. Я в замешательстве прислонилась к стене. Что происходит, черт возьми?! Зачем, а главное кому это надо?!
Неприятная истина вспышкой головной боли осветила черепную коробку изнутри. Герман! Ах ты паршивый интриган, лаврушка токсичная, черт бы тебя побрал! Сжав руки в кулаки, я невольно представила, что кончики пальцев встретились на знакомой шее. Да сколько можно! Уже в который раз я становлюсь жертвой его идиотских методов. То ему покажется, что тот симпатичный парень, улыбающийся мне в кафе, недостоин свидания, то ночные посиделки в компании институтских знакомых оказывались ему не желательны. Мне на его разрешение, разумеется, было глубоко плевать. Но у него же свои методы, черт побери! «Гляди, какой оскал, он же явный маньяк! Зачем тебе эти лживые людишки, у тебя же есть я, твой единственный верный друг!». Тогда я воспринимала эти доводы с юмором и не обижалась, но сейчас он явно переборщил с методами воздействия.
Честно говоря, я никогда не понимала до конца этого иностранца. Хоть мы и дружили без малого четыре года, в наших отношениях не было настолько полной откровенности, как это бывает между настоящими друзьями. Хотя, сравнивать мне было особо не с чем, и я неприхотливо довольствовалась тем, что есть. Хотя насчет того парня он оказался почти прав, но насчет всего остального казался явный перебор, вот как сейчас. По щеке одиноким партизаном проползла беспомощная слеза. Незаметно для себя самой, я вдруг дико разозлилась. Очень сильно, что раньше бывало крайне редко. Ярость накатила внезапно и сразу, вызвав ало трепещущую пелену перед глазами. Давно уже я не помнила себя в подобном состоянии.
Ах, какой же молодец, продолжала нагнетать я, все то он просчитал. Даже телефон забрал, чтобы в Организации решили, что настолько безответственная девчонка не достойна актуальной вакансии. Одного только не учел. В ярости я способна на все. Мозги вмиг прояснились, и я ощутила в себе силу Лунной призмы, ловкость Робокопа и ум Супермена одновременно. Твердым шагом я направилась на балкон. Глянула вниз. Хорошо, что в свое время мне досталась квартира всего лишь на втором этаже. Состояние аффекта – это порою настолько полезное явление, которое практически безболезненно помогает справиться с такими вещами как перелезание через балконный торец, затем аккуратное перешагивание на соседский кондиционер, страдальчески скрипнувший под моей босой ногой, потом цепляние за его решетку обеими руками, и прицельный спрыг на подъездный козырек. Немножко отбила пятки, но это ничего, издержки. Быстро кивнула онемевшим старушкам, устроившим традиционные лавочные посиделки у подъезда, и помчалась, как подстреленный солью в нужное место гепард до места назначения.
Метров через двести оказалось, что бегаю я, в общем-то, не очень. Пробежав около трехсот, и пройдя еще пятьдесят, я вконец задохнулась, и остановилась, чтобы отдышаться, проклиная сидячую работу и отсутствие спорта как такового в моей жизни. И тут же удачно краем глаза заметила знакомого соседа, так кстати ковырявшегося в очередном мотоцикле. Вспомнилось, что с девушкой он замечен не был, и можно безнаказанно обращаться к нему с практически безобидными просьбами. Автоматически, как у меня это всегда бывало в нужный момент, включился режим веселого экстраверта.
– Давид, привет! Не сильно занят?
Он обернулся, и смерил меня досадливым взглядом, несколько задержавшимся на босых ступнях. Отвлекать мужчину, усердно ковыряющего своего железного коня было настолько же неприлично, насколько неприлично отвлекать рыбака, медитирующего над удочкой громким вопросом по поводу наличия клева. Но мне в данной ситуации было не до соблюдения приличий. И Давид это понял. Люблю понятливых.
– Подвезти что ли? - догадливо осведомился он.
– Ага, тут недалеко, три минуты ехать, просто тороплюсь жутко, – не отпуская жутковато - натянутой улыбки, прощебетала я.
– Ну раз торопишься…
Он быстро закрутил какую-то гайку, поднялся, надел шлем, оседлал железного коня, и, полуобернувшись, хлопнул рукой об сиденье за своей спиной. Я не заставила повторять дважды. «Держись крепче.» – Донеслось до меня за пол секунды до того, как яростно взревел мотор, и я едва успела остервенело вцепиться в его куртку, прижавшись к широкой спине, прежде чем машина резко рванула вперед. Кататься сосед любил явно не меньше, чем чинить. В этом мне явно повезло.
Мы очень шумно летели по магистрали, окатывая прохожих волнами сухой листвы, и очень страшно было даже открыть глаза. Железяка злобно ревела, пугая свою пассажирку, заставляя ее руки сильнее сжимать потрескавшуюся от старости кожаную куртку водителя.
Мне никогда раньше не доводилось ездить на этих двухколесных зверях. Вся в плену новых ощущений, я совсем забыла сказать Давиду, куда меня везти. А он и не поинтересовался, что странно. Приоткрыв самый смелый глаз, я заметила промелькнувшее мимо знакомое здание, и сделала вывод, что примерно через минуту будем на месте. Тогда я легонько потыкала Давида пальчиком. Осознала всю нелепость ситуации я после двадцать четвертого по счету тыка, на который мой водитель никак не хотел реагировать. Тогда я собрала волю в кулак и единственное, что был способен придумать мой мозг, это со всей силы куснуть соседа за плечо, почти прокусив жесткий материал. На этот раз он почувствовал. Его рука нервно дернулась, резко сжавшись на тормозе, и мы эффектно въехали, практически боком, взбудоражив неубранную гору опавшей сухой листвы, прямо на парковку перед крыльцом вожделенной Организацией.
Весь следующий день я провела за сборами. Перелопатила кучу одежды, выбрала основной гардероб, который будет актуален именно в моем случае: несколько удобных штанов, топы, футболки, куча одинаковых носков, толстовки, куртка ну и по мелочи. Как мне обещалось, для комфортного проживания на рабочем месте есть все, и до проверки сего факта оставалось всего ничего. Мой телефон и новые ключи Герман соблаговолил оставить в прихожей на полке. Гаджет на всякий случай сложила в чемодан с вещами, а ключи занесла соседке. Через день, за час до назначенного времени, я оглядела квартиру, и, захлопнув дверь с наружной стороны, оставила цветы спокойно сохнуть без меня.
Ивар порадовал пунктуальностью, и вскоре мы уже мчались на максимально разрешенной скорости по загородной магистрали. Часа три потратили на ровную асфальтированную дорогу, затем около сорока минут тряслись по проселочной колее, петляя между лесными массивами.
Люблю большие машины с высоким клиренсом, которые пузом за дорогу не цепляются. Ивар был одним из счастливых обладателей оных. И меня даже посетила шальная мысль о возможности приобрести подобную после своей полугодичной практики, если бы еще появилась надобность куда-то на ней ездить… Мы двигались молча, каждый думал о своем. Он смотрел на дорогу, а я разглядывала пейзажи: бесконечные леса с живописными деревьями, все в багряно-оранжево-золотых оттенках, разбавляемых изредка хвойной вечнозеленью. Неописуемая красота. Любуешься, и понимаешь, что мать природа – величайший художник, и никогда человеку не создать и десятой доли той красоты, которую она творит так естественно и легко.
Машина остановилась у высокой бетонной стены, по верху которой подобно ежевичной плети, вилась колючая проволока. В глухом утреннем лесу, где мы теперь оказались, было туманно, и слегка пасмурно от скрывавших светило плотного навеса из ветвей. Звенящая тишина создавала атмосферу торжественности, и все звуки отдавались гулким эхом в верхушках древних елей. Было довольно прохладно, и я не пожалела, что надела теплую куртку.
Ивар резво выпрыгнул из машины на пышный ковер из влажных листьев, и деловито прошуршал к стене. По тонким трещинам в форме смежных прямоугольников в ней можно было угадать внушительные створки ворот. Профессор достал из кармана идентификационную карту, и с помощью нехитрых манипуляций заставил дверь бесшумно отъехать в сторону. Затем он вернулся в машину, и мы въехали на территорию базы. Это была небольшая, около двухсот метров в диаметре, круглая площадка, с одной скромной кирпичной постройкой посередине.
– Вот мы и на месте, – улыбнулся куратор, заглушая мотор. Мы покинули теплую машину, выгрузили мои вещи, коих было всего один чемодан и спортивная сумка, и потопали к строению. Мужчина поднялся на узкое крыльцо, открыл дверь с помощью той же карты, и приглашающим жестом пригласил внутрь. Я вошла внутрь и увидела комнату без окон, меблированную в стиле минимализм: несколько железных шкафов у стены, пустой стол и металлическая скамейка. Зато самое интересное находилось посередине. Это был лифт. Внушительных таких размеров кабина, упирающаяся в потолок. Я впечатлилась. Ивар повозился в щитке, и по периметру потолка зажглась сиреневатая подсветка. Стало чуть светлей. Мужчина без лишних слов направился к лифту. Теперь разговаривать было нельзя. Мы оба целиком прониклись серьезностью ситуации, да и весь алгоритм был оговорен с десяток раз, поэтому, молча переглянувшись, мы погрузились в лифт вместе с вещами, и его створки бесшумно сомкнулись за нашими спинами. Пять минут едва слышного гудения, и двери также бесшумно разъехались, являя нашим взорам маленькую комнатку, все пространство которой занимал небольшой специализированный автомобильчик типа тех, что ездят по полям для гольфа, только без крыши. Автомобильчик, плотно стоявший на единственном рельсе, почти упирался в толстенный люк, располагавшийся в стене напротив. Ивар по-хозяйски закинул мои пожитки на заднее сиденье, и, усевшись на водительское место, похлопал ладонью по соседнему креслу. Пока я располагалась, он быстро набрал на сенсорной панели автомобильчика многозначный код, и толстенный люк перед нами деловито зажужжал, скрываясь в стенной толще. Беззвучно включились фары. Мотор заворчал, и мы неторопливо тронулись с места, мягко въехав в абсолютно темный узкий тоннель, освещаемый лишь благодаря нашему средству передвижения.
Бетонный пол монотонно стелился нам под днище около сорока минут. Разглядывать по пути было нечего, вглядываться во впереди лежащую тьму – жутковато. Поэтому я глядела на цифры времени, тускло светившиеся на сенсорной панели. Спустя неопределенное время Ивар стал замедлять ход, и наконец полностью затормозил, подъехав к очередным дверям. Они также ожидаемо принадлежали лифту. А спустя минуту мы уже слушали его мягкий гул, поднимавший нас наверх. Затем слегка качнуло, и створки разъехались, впуская нас в новое помещение. Стоило нам ступить через порог, как, чуть помигав, зажглось автоматическое освещение. В комнате с бетонными стенами было абсолютно пусто, только у противоположной стены находилась лестница с каменными ступенями, ведущими резко вверх. Мой спутник ободряюще подмигнул, подобрал чемодан, и потопал вверх по ступеням. Я выдохнула, подхватила сумку и двинулась следом. Мы были на месте.
Следующие два часа времени потратились на самую интересную экскурсию в моей жизни. Профессор провел по всем этажам, ознакомил с функционалом каждого помещения и каждого аппарата. Одно дело, когда все это изучалось мной в теории, но видимость наяву связывалась с совсем иными ощущениями. Я будто попала в другой мир, где мне представился уютный домик, в котором предстояло провести всю оставшуюся жизнь. Губкой впитывая важную информацию, я шла за мужчиной вверх этаж за этажом, и, судя по его одобрительному взгляду на мою заинтересованность, он понял, что не ошибся в выборе работника.
Вся база состояла из пяти этажей-уровней. Первый, и самый большой по площади, занимала лифтовая, затем шел склад с холодильниками и кухней, она же обеденная зона, где мы и потратили около часа на тест одного из здешних обедов. Выше кухни находился непосредственно сам наблюдательный пункт – пультовая. Это была такая же логично круглая, подобно предыдущим, комната с широким пультом, над которым висел внушительного размера, плавно слившийся с изгибом стены, монитор. Рядом присутствовали столы и несколько разных шкафов, вдоль стен располагались несколько жутковатых с виду приборов, среди них я узнала практически новый биосканер. С его помощью можно было диагностировать любое известное ныне заболевание. Надеюсь, мне он все же не пригодится. Шероховатые стены были оклеены различными графиками, схемами и инструкциями, а в полу, покрытом золотистым синтетическим ковролином, можно было заметить вмонтированные кругляши осветительных приборов. Это, насколько я помнила, и как подтвердил Ивар, были датчики бесшумной сигнализации. Звуковая тут не использовалась.
Утро внутри дерева ничем не отличалось от иного времени суток за неимением окон. Чтобы определить время наверняка, нужно было свериться с вижнбраслетом, что я и сделала. Если верить данному гаджету, а других вариантов не рассматривалось, было около девяти часов утра. Сонные потягушки – для меня это важная часть утреннего ритуала, без которого пробуждение будет неполноценным. Затем постепенно скользящее сползание с дивана, после чего обувание нижних конечностей в уютные махровые носки, теплая овсянка с ягодами на завтрак, пара печенюшек, и вуа-ля, пробуждение по идеальному сценарию засчитано. Если бы не одно но. Я жутко не выспалась. И, если бы не тот пункт в контракте, в котором указывались четкие временные рамки рабочего дня, то я ни за что бы не поднялась с кровати в такую рань. До постели вчера удалось добраться только сегодня, а конкретно, в пятом часу утра. Но я ничуть не пожалела. Общение с моим виртуальным другом оказалось настолько меня увлекло, что я совсем потеряла счет времени. Надеюсь, сегодня удастся лечь пораньше. Хотя… черт с ним, со сном. Выспаться можно всегда, а вот такого любопытного собеседника обычно днем с огнем не сыщешь. И я уже потирала руки в предвкушении.
Вчерашнего мохнатого гостя, как и пакета, послужившего ему кроватью, на кухне не оказалось, видимо отправился по своим звериным делам. Было бы неплохо, если бы я его дела нигде не находила, и тем паче не наступала на них. Наверное, стоило придумать ему имя. А то нехорошо такому милахе быть безымянным. Какое бы ему подошло, интересно? Уж точно не Пушок. Может быть что-то вроде Нафани или Феофана. Я бы ласково называла его Фаней. С такими мыслями я дотопала до пультовой, где меня уже ждали. На сенсорной панели управления восседал свежеименованный Феофан–Нафаня и выполнял свои утренние процедуры в виде вылизывания околохвостного пространства. Фаня тут же был мысленно переименован мной в Фуню. Элегантно вытянув вверх заднюю лапку, зверек выкусывал между пальцев невидимые пылинки, демонстративно меня игнорируя. Не царское это дело, мол, утренний туалет прерывать ради всяких пришлых.
Я не стала зацикливаться на животном и занялась непосредственно работой. Радар исправно вертел невидимым поисковым лучом, обнаруживая мелкие и совсем мелкие объекты, квалифицирующиеся в сносках, как пернатые и грызуны, чей вес не превышает двухсот грамм. А расположение их на достаточном расстоянии от места исполнения задания внушало позитивные мысли. Метнувшись в спальню, я натянула теплую толстовку, спортивные штаны поверх бриджей, собрала прическу в хвост, и минуту любовалась на золотистый каскад кучерявых прядей, струящихся ниже лопаток. Кроссовки, чтобы не забыть обуться, выставила рядом с веревочной лестницей на пятый уровень. Затем вернулась в пультовую, достала заветную коробочку, и еще раз проверила радар. Ситуация пока не поменялась. Монитор радовал изображениями с абсолютным отсутствием живности. Радар был с ним солидарен. Его охват составлял в диаметре около семи километров, но все равно действовать предстояло быстро. Вдруг среди антроптериксов затесались реактивные особи, которые воспримут одинокую меня на ветке дерева как внеочередной перекус, или, не дай боги, как дерзкий призыв к межвидовым связям? От неуместных фантазий пришлось избавиться, тряхнув головой, чтобы не испортить себе рабочее настроение. Нижняя панель на экране монитора сообщала о ясной сухой погоде. Для сентябрьского утра было довольно тепло, аж плюс девятнадцать градусов. Ветер не более метра в секунду. Идеально. В очередной раз сверившись с радаром, я поспешила на задание. Реактивно обула кроссовки, и вскарабкалась по веревочной лестнице.
Вид с площадки был еще лучше, чем вчера. Недавно взошедшее солнце вызолотило макушки деревьев, и весь лесной океан был похож на клад сказочного дракона, как если бы реликтовый ящер хранил его под открытым небом. Мысленно приказав себе не отвлекаться, я вытащила коробочку, аккуратно достала снежинку, и, зажав в ладони драгоценный прибор, набрала код. Коробочку можно было с собой не брать.
Циферблат мигнул зеленым, и дверь бесшумно откатилась влево. Меня тут же окатило потоком свежего воздуха со вкусом горьковатых осенних листьев. Я глубоко вдохнула, и шагнула наружу.
Прохладный, хрустально звенящий воздух застыл, подернувшись тонкой дымкой, как будто остановилось само время. Не обращая внимания на ласково пригревшее мою пушистую макушку солнышко, я принялась за дело. Подойдя практически к краю ветки, стоя над пятидесятиметровой пропастью, я осторожно разжала ладонь, и двумя пальцами аккуратно достала жучка, затем медленно присела на корточки, и втиснула его между выступами коры, чтобы невзначай не сдуло ветром. Прибор тут же поменял текстуру, визуально слившись с корой. Я поднялась во весь рост и огляделась. Когда еще удастся выбраться на свежий воздух. Не сказать, чтобы на базе он был не так хорош, как здесь, просто за неимением там щекочущего нос пряного запаха листьев и теплых солнечных лучей, он не казался тем благодатным волшебством, коим являлся здесь.
Прикрыв глаза, я подставила лицо солнцу, и сразу ощутила, насколько здесь было невероятно тепло и комфортно. Мерный гул шелестящих листьев изредка перебивался трелями скрытых в кронах птиц был уютной тихой музыкой, нашептывающей что-то спокойно-солнечное. Решив про себя, что стану заглядывать сюда изредка в хорошую погоду, без вреда для работы, я уже сделала шаг назад, чтобы развернуться, и вдруг с удивлением поняла, что солнце больше не касается моего лица.
Все произошло очень быстро. В следующую секунду мои глаза распахнулись, и сфокусировались на крыльях бесшумно пикирующего хищника, чьи когти размером с человеческую ладонь, оказались в считанных метрах от моего лица. Следом раздался воинственный писк откуда-то из-за спины, и тут же в мои волосы вцепилось невесомое тельце. В какие-то доли секунды промелькнула мысль, что смоги я даже увернуться от этих жутких лап, забежать внутрь, и набрать код, дверь, судя по скорости ее открытия, не успела бы закрыться до того, как крылатый монстр меня бы оттуда выковырял. Кажется, сбылись мои худшие кошмары, промелькнула опоздавшая мысль. И в следующий миг когтистые лапы вонзились мне в плечи, больно царапнули кожу, дернув вверх, и я повисла на плотной ткани толстовки. Это было его ошибкой.
– В таком случае, я хочу платье!
– Что-о-о? – у них вышло довольно синхронно, и даже форма глаз приняла одинаковую шарообразную форму – Какое платье, Рин?
– Вечернее. Бледно-розовое, в пол, с широким поясом, без бретелек, но с крохотными рукавчиками, короче, в стиле ампир.
Всегда нравились платья в этом стиле.
Мужчины переглянулись, затем уставились на меня, как на кита в балетной пачке. Очень наглого такого кита.
– Как ты себе это представляешь? – подал голос Герман, – где мы найдем платье здесь? Он чуть нервно обвел рукой окружающее его лабораторное пространство. – Да еще и вечернее.
– Ну сшейте, – я была непоколебима. Если уж рисковать здоровьем, то не запросто так. А вечернего платья у меня не было никогда, а так хотелось. Вдруг случая надеть и не представится больше, после сегодняшнего?
Мужчины красноречиво молчали, переглядываясь. Затем, видимо решив, что спорить с женщиной то же самое, что спорить с умалишенным, решительно поднялись со стульев. Точнее говоря, поднялся Герман. Дар подорвался было за ним, но в последний момент решил, что умалишенную лучше не пугать такими синхронно резкими движениями, и вернулся на место.
– Ладно, будет тебе платье, – выдал Герм с таким уверенным видом, что я на пару секунд зауважала его даже больше обычного.
– Правда? – Возликовала я.
– Правда? – Скептически скривился Дар.
– Правда. – Уверенно кивнул Гер, и двинулся к порталу. Маленький шерстяной зверек увязался было за ним следом, но нерешительно отстал, а затем и вовсе вернулся. Видимо, самое первое перемещение ему не особо пришлось по душе. Как оказалось, он все время после побега от птерикса следовал за мной, а после примостился ко мне в капюшон. В портал мы соответственно попали вместе, и теперь он беспокойно сновал по незнакомой территории. Но после того, как Дар угостил его кусочком ветчины понял, что нас тут не обидят, и, успокоившись, принялся за еду.
Я весело подмигнула Дару, недоверчиво проводившему взглядом скрывшегося в портале напарника, и принялась доедать свой гигантский бутерброд. Оставшийся мужчина неодобрительно покосился на мой пищевой энтузиазм и поразился кардинальным переменам в моем настроении. Тут он был прав. Всего два часа назад меня, дрожащую, и рыдающую навзрыд они с Германом отпаивали успокоительным отваром, выслушивая мою душераздирающую историю. Потом замазывали антисептиком царапины от когтей антроптерикса на плечах и рассказывали свою.
Все оказалось довольно просто. Наш Особый Отдел не оказался первопроходцем в изучении таинственного сектора. Ими были ученые некоей иностранной организации, которая, оказывается, существовала и по сей день.
Они со стороны своей границы совершили такой же дерзкий подкоп, и обосновали свою собственную подземную базу, но не наблюдательное дерево, а самую что ни на есть научно-исследовательскую. Она залегала глубоко под землей и насчитывала сотни метров площадей. Однако проект просуществовал недолго, и был свернут как из-за боязни руководства напороться на неприятности в лице длинноруких властей агрессивно настроенной страны, на чьей территории располагалась локация, так и из-за неэффективных методов исследования того времени. При первых же признаках обнаружения проект был свернут. Однако не все были согласны с таким недальновидным решением. И два ученых энтузиаста под свою ответственность и на свои деньги решили продолжить проект. Чем и занимались по сей день на уникальной в своем роде базе. Пожалеть о своем решении им не пришлось, поскольку за все время они сделали множество открытий, позволившие им использовать в работе новые технологии, и качественно модернизировать базу, вывести ее на новый уровень исследований, и, конечно же, заработать кучу денег.
Так, благодаря скрытым от неискушенного глаза резервам локации и неиссякаемому энтузиазму ученых, была изобретена уникальная рамка-телепорт, позволившая без проблем выбираться за пределы сектора, и свободно возвращаться. Правда радиус охвата ее был ограничен, и рамка переноса работала только в двустороннем порядке туда обратно. Так, переместившись из базы практически в любое место, невозможно было перемещаться дальше по своему усмотрению, а лишь в место дислокации базовой рамки. Управление перемещениями на базе осуществлялось с помощью пульта, на котором задавались параметры прыжка. Вне базы работали специальные гаджеты в виде средств связи, запрограммированные на создание индивидуальной рамки-портала.
Именно Герман переделал мой телефон, когда тот оказался у него, в средство вызова рамки, а это я в сложившейся ситуации была ему несказанно благодарна. Но главная находка, позволявшая с уверенностью заявить об их успехе, являлась беспрецедентным источником энергии. Это было ископаемое вещество – палиатрис. Густое вещество янтарного цвета, не замерзающая при отрицательных температурах, и не плавившаяся при чрезмерно положительных, она заполняла пустоты в земной породе на сотни километров вглубь, и была открыта совершенно случайно. Однажды Герман жутко удивился, обнаружив склад расходных материалов, располагающийся на самом нижнем уровне базы, затопленный неизвестной субстанцией. Много времени было потрачено позже на исследование вещества, и это дало невероятные результаты. Выяснилось, что субстанция является практически жидкой энергией, синтезируя ее даже из воздуха. Буквально за какой-то год все энергообеспечение базы было переведено на новое вещество. Исследования продолжились, а для более комфортного существования друзья приобретали различную технику, совершенствовали ее, и продавали заинтересованным организациям. Это позволило им наладить связи во многих организациях, включая мой институт и Особый Отдел Организации.
– Так значит, модернизируете технику? – Уточнила я сквозь непрожеванный бутерброд.
– Ага, – улыбнулся Дар, ковыряясь длинной тонкой закорючкой в какой-то железке.
– Ученые, значит…
– Угу, – кивнул тот, продолжая ковыряния.