Давным-давно, когда люди, словно птицы, еще летать не умели, предков уважали да природу-матушку не обижали, правил в краях этих Разумей.
Лесами владел да горами с золотыми да сребными рудниками. Мудро правил царь-батюшка, по совести, да не без строгости. Врагов в страхе держал, друзей в беде не бросал, податей излишних с народа не взымал. За что и нарекла его Разумеем молва народная. Как от роду его звали, уж никто и не помнил.
Всего в царстве разумеевом вдоволь было, да токмо разменял царь уж четвертый десяток, а сынка так и не породил. Дочерей у него имелось аж три штуки: Забавушка — ясны очи, Рогнеда — длина коса да Любомира — зоркий глаз. Да токмо наследника все нет и нет, как бы матушка не билась и требы богам не ставила.
Вот уж и старшая дочь подросла Забавушка, и стали слетаться к ней женихи со всего свету, на Царство Разумеево жадно поглядывая.
Уж красно лето в самую вошло, как приключилась беда с Разумеюшкой. Подкосила царь-батюшку болезнь доселе невиданная, женишками погаными из дальних стран завезенная. Супружницу любимую Миленушку узнавать перестал, дочерей колдуньями обозвал и прочь от себя прогнал, даже любимицу свою младшенькую Любомирушку не пожалел. Заперся в покоях царских и с утра до ночи стал шагать взад-вперед как заговоренный, без сну и без продыху. К себе никого не подпускал и сам никого видеть не желал.
Извелась-изнемогла царица-матушка. Созвала лекарей со всех концов царства-государства и заморских тоже покликала. Велела им царя излечить любыми средствами иначе головы с плеч.
Долго ли коротко головы ученые покатилися, а батюшка как хворым был, так и остался. А соседушки завистливые все ручки потирают, на богатства разумеева рты раззевают да часа счастливого для себя выжидают.
Прознала тогда бабка дряхлая Ярена, что за царем еще в молодечестве нянькой ходила, что захворал ее любимец. Напросилась обратно в хоромы царские, матушке-государыне в ножки низенько поклонилася да молвила.
— Знаю я, матушка-царица, одну дракониху, что на самом отшибе царства-государства нашего славного живет. От роду слепая она да токмо все про всех знает и ведает. От любой порчи и сглазу средство имеет.
Взбеленилась тогда царица.
— Ты что, старуха, ополоумела?! Чтобы я, внучка южных богов, перед драконами расшаркивалась да помощи у них просила?! Не бывать этому! Стража, в темницу ее!
Царица Милена в девичестве Зеленодубравная происходила из древнего рода южных королей, которые с драконами вовек не водились, опасаясь их северного нрава и способностей к превращениям. И хотя супружник ее Разумей с соседями крепко дружил, в своем царстве препятствий им не чинил и у себя хлебосольно принимал, сама она с драконами в сношения не вступала и обходила их десятой дорогой.
Не день прошел, ни два, уж которая неделя по счету прошла, а царю лучше не становилась. Взад-вперед он внезапно ходить перестал, вышел из опочивальни, занял свой трон, служивший ему долгие годы верою и правдою, и заснул беспробудным сном.
Будили все по очереди, включая матушку-царицу и дочерей царских, да все без толку. Блуждает Разумей в мире сновидений, то ли жив, то ли мертв. Одному богу известно.
Отчаялась царица и велела няньку из темницы.
— Приведи ко мне старуху свою нечестивую. Но коли не расскажет, как царя вылечить, обеим голову с плеч.
— Так рубите сразу, матушка. Терять мне уж нечего. Дракониха сама ни к кому не приходит — ни к царицам, ни к чернавкам. Коли к ней сами придут за помощью, за себя или за миленького, всем поможет и словом и делом. А в чужи дома не захаживает.
— Глаза разуй свои, старуха. Не может царь-батюшка сам к колдунье прийти.
— Вижу, матушка.
В этот самый миг зашеволился царь-батюшка, глаз не открывая, и промолвил: «Сынок, Еремеюшка».
Испугалась царица.
— Говори, где эта ведьма окаянная живет. Сама с ней говорить буду.
Снарядилась царица в путь-дорогу, взяла с собой самых верных своих воинов и с первыми петухами отправилась. Ежечасно спрашивала у спутников, не видно ли на небе черной молнии, должного на дом драконихи указать, но ее все не было.
К третьему дню добрались до деревни приграничной с Царством Драконьим. Испросили у местных дорогу к ведьминому дому. Указали царице-матушке на избушку, что на окраине леса.
Три шага лишь успела сделать царица, как сверкнула откуда не возьмись в небе черная молния.
— Ждите здесь, — велела воинам царица. — Дальше я одна пойду.
Так ей няня сделать велела, дабы уважить дракониху.
Помолившись богам своим южным, царица мысленно испросила прощения у своих ныне почивших родителей, что вынуждена попросить помощи у врагов их. Постучалась осторожно в дверь скрипучую, дождалась разрешения и вошла.
Подняла старуха на ней свои очи старые с пустыми глазницу.
— Знаю, Милена, зачем пришла ты ко мне. Присаживайся.
Не посмела царица перечить. От взгляда ведьминского и от голоса застыла кровь у ней в жилах.
— Супруг твой, Разумей, стоит на краю погибели. Не в этом мире и не в том. Не могут боги древние поделить его между собой поровну.
Взмолилась царица:
— Скажи скорее, как спасти его. Чем хочешь тебя одарю.
Рассмеялась дракониха:
— Мне благ твоих земных не надобно. Ни злата, ни серебра на тот свет с собой не унесу. Да и плату за супружника не мне платить будешь, а духам.
— Я согласная. Скажи, что делать нужно.
Поднялася тогда старуха со скрипом с лавы своей, достала из передника мешочек и протянула его царице.
— Как будешь обратно возвращаться, одари первую роженицу, которую встретишь на своем пути. Дай за ее дитем царское приданное. По возвращению дождись полуночи, разведи мое снадобье в козлином молоке и окропи им царя. Как проснется он с первыми петухами, истопи баньку собственноручно и хлестай супружника вениками, пока не станет он красным как девичьи ланиты.
Одужает царь, вернется память к нему. И народится у вас сын Еремей.
За отца он богам долг сполна выплатит. Много кровушки младой прольет. И лишь дитя той роженицы, что ты одаришь, сможет его образумить.
Умолкла ведьма, и ни слова больше не проронила.
Кивнула в благодарность ей царица, мешочек забрала и вышла из избушки. Тяжело было у нее на душе. Не шибко ей верилось в то, что способ драконовский царь-батюшку на ноги сможет поставить.
Вернулась матушка к своим бравым воинам, и пустились они в обратный путь.
Встретилась им по дороге изба деревянная. Новехонькая, свеже срубленная, с петушком красным на крыше, со ставнями расписными. Все чисто и опрятно, да снаружи нет никого.
Залюбовалась царица избушкой и окликнула хозяев. Вышла ей на встречу чернавка, поклонилась до пояса и отвечала, что дом этот кожевника Михея, лучшего мастера на всей деревне. А жена его с утра первой дочкой разродилася.
Убедилась царица, что предсказание ведьмы сбывается. Велела позвать Михея и местного деревенского старосту. Одарила она новорожденную своим царским благословением и краснопечатной грамотою, по которой положено дочери михеевой щедрое приданное прямехонько из царской казны по достижению совершеннолетия.
Никогда подобного в этих краях от царей не видывали.
Бросились Михеи с супругой царице в ножки кланяться да желать ей счастия и долголетия. И решили наречь дщерь свою Василисою, в честь царицы-покровительницы.
Воротилась домой царица третьего дня и дождалась, как было велено, полуночи, чтобы окропить супруга чудодейственным зельем. Не очнулся он тотчас же, но лицо его во сне смягчилось и будто бы помолодело.
Не сомкнула царица за всю ночь. Метхнулась к трону царскому с первыми петухами. Глядит, и впрямь очнулся царь, встал, выровнялся, по сторонам глядит, дивится да будто ищет кого-то.
Заметил ее, успокоился. Глядит внимательно, ласково, да не молвит ничего.
Взяла тогда его царица за белы рученьки и повела в баньку натопленную, как и было ей велено. Отходила супружника по самое не балуй, пока не стал Разумей красным как ланиты у девицы младой.
Не обманула дракониха. Одюжал царь. И душой, и телом.
Так одюжал, что к следующей весне народился у царицы сын долгожданный, нареченный Еремеюшкой.
Прошел с тех пор ни год и не два, а шестнадцатая лета. Подросла, расцвела Василисушка дочка Михеева. Стройна аки березка, румяна, по деревне не ходит, а плывёт величаво. Силы в ней от природы на двух добрых молодцев хватило бы, да только не привыкла решать дела свою силою. А умом лишь да хитростью.
За что прозвали ее родня и соседушки Василисой Премудрою.
И жених для невесты завидной давно уж сыскался. Сын деревенского старосты Данила Вольхович. Дюжий, работящий, в дали дальние не часто смотрящий. Знали они друг дружку с самого измальства и сговорились обручиться, как исполнилось обоим по четырнадцать лет. Сговорились и открылись перед родителями.
А те и рады токмо. Староста — царскому приданному за Василисой обещанному. Михей — видному положению дочери в замужестве. Порешили сыграть свадьбу, как токмо Василиса в возраст по грамоте войдет.
Да случилось лихо нежданно-негаданно. Не дожил Разумей сыновья совершеннолетия, во сне богу представился. Тремя днями спустя за ним царица последовала, как супружница верная.
Слетелись аки воронье болтливые соседушки разом с родственничками по мамкиной линии. Стали младого царевича стращать-науськивать, против царства драконьего уговаривать войною пойти. Дабы вернуть себе земли, что дед его, отец Разумеев, по недальновидности своей, по глупости, даром другам-драконам отдал.
А царевич младой нраву горячего, хоть грамоте и премудростям обученный, да от рождения не шибко умный. Отдохнула на нем природа-матушка.
Созвал воинов-богатырей со всего царства, чтоб пойти войною на столицу самого Змей Горыныча — друга сердешного отца своего недавно почившего. Поручил воеводам своим биться до последней крови, живота не жалея, и вернуться непременно с сокровищами с земель отвоеванных.
Сам засел же в своих хоромах царских с челядью, с прислужниками, с сестрицами замужними, дабы ждать поскорее, чем дело кончится.
Делать нечего.
Собрали мамки-сёстры своих бравых воинов на битву страшную. Собрала и Василисушка отца Михея и жениха Данилушку. Не одной слезинки при прощании не проронила. Наказала им только себя беречь и неприятностей на головушки свои понапрасну не искать.
Миновала осень тоскливая-ветренная. Миновала и зима снежная-лютая. Пробудилась природа-матушка весною. Побежали-зажурчали ручьи во все стороны. Повылазили из звери из берлог и норок. Послетались птицы из южных стран. Воротились и бравые воины.
Не с победою, а с ликами красными, опозоренными.
Погранцы драконьи их на смех подняли. Поначалу даже к себе пустили — думали шуткуют добры молодцы. Хотели с ними меду распить да гульнуть хорошенько.
А как поняли, что не шутят соседушки, что мечи всерьез навострили, проредили огнем своим драконьим ряды особо охочущих, а других погнали обратно к границе, а оттуда — прямиком к царевичу, об успехах докладывать.
Долетела весть и до Змея Горыныча. Осерчал на племянничка бестолкового. Повелел ему дань собирать полсотенную со всего своего народа за ущерб причиненный Царству Драконьеву и думать-разуметь, как теперь извиняться он, Еремей, станет перед другом отцовым, что ему, Еремею, добрым дядькой был, как подрастал он, бестолковый.
Воротилися доблестны воины по деревням и селам. Воротился и Михей, в сторонку поплевывая на Еремеюшку, горе-управителя. Только Данилушки все нет как нет.
Уж и снег растаял, и почки распустилися, и земля в зелень облачилася. Все в деревню воротилися, только жених Василисы Премудрой так и не воротился.
Видя, как дитятко ее горем мается, отозвала матушка Василисушку в сторонку и наказала ей:
— Пойди тотчас к старухе-драконихе. Не бойся, что с виду страшная — сердце у нее доброе. Пусть узнает для тебя, что с Данилушкой приключилось. Уж свадьбу играть пора.
Поблагодарила Василиса матушку и тотчас к старухе направилась. Не боялась она взаправду драконов и волшебства их, токмо перед батюшкой с матушкой да соседушками притворялась, что напугана.
Забежала в избушку Василисушка, сыскала дракониху да поклонилася ей низко.
— Ну здравствуй, Василиса Премудрая. С чем пожаловала ко мне?
Молвила ей ведьма с порогу. Все видит, все знает, как матушка и сказывала.
— Жених мой, Данилушка. Все из царства Драконьева воротилися, а он один не возвращается. Уж не знаю, что делать мне.
Рассмеялась дракониха смехом диким. Потянулась рукою своей потемневшею за книгой, что на столе лежала. Распахнула ее не глядя посередке — а страницы все черные, блестящие, как вороново крыло.
— Отбился от другов-воинов твой Данила. Заманила его к себе дракониха из земель заколдованных. Уж не твой он тепереша, а ее. Пленила его.
— Так как мне вызволить его из плена? Где искать их? Скажи.
Убрала ведьма руку от книжечки. Кулаком по столу бахнула — глядь, исчезла книжечка. Как и не бывало.
— Где искать, тебе самой найти придется. Но помни Василиса Премудрая. Как не сыщешь жениха своего да заколдованного царевича до первого дня осеннего, полетит голова Еремея с плеч долой. Не пожалит его Змей Горыныч, и разом с ним все царствие наше.
Замолкла ведьма да больше ни слова не сказала.
Воротилась Василисушка домой еще более чем прежде опечаленная. Да словами драконихи о Змее Горыныче до смерти напуганная.
Видит, подле дома уж ее дожидаются. Братцы шебутные двоюродные Фома да Ерема да сестрица их старшая Весница двумя годами ее старшая. Собрались они втроем в Вилев, в стольный град стольный, тетушку проведать. И коли Василисушка замуж еще выйти не успела, пришли и ее с собой покликать.
Смекнула Василисушка, что в граде стольном сможет узнать поболе о Данилушке. Выведать у царя Еремея, по какой дороге жених ее в Царство Драконье отправился.
Испросила она тогда разрешение у родителей на путь-дорогу дальнюю. И с первыми петухами следующим же утром вчетвером они и отправились.
Дорога длинная, извилистая. Лошадки резвые, младые. Народ гостеприимный, хлебосольный. Не могли братцы Фома да Ерема спокойно в седлах своих усидеть. Натыкались в пути то и дело на подвиги ратные да на вилы гневливых хозяев.
Сестрица Весница все бранила-бранила их да без толку. А Василисушка не бранила, токмо со смеху от их выходок покатывалась.
Ехали как-то по полудню и пристали у речушки мелководной. Василисушку с коромыслом за водой отправили.
Видит Василисушка чудо-чудное, диво-дивное. Не то конь перед нею, не то птица заморская. Грива длинная серебристая, крылья синим пламенем аки сапфиры горят, оба в сажень в длину. Копытом по земле ударит — искры разноцветны в стороны летят.
Подивилась Василиса такой зверине, о которой токмо в сказках слышала. Хотела уже к своим воротиться, да глядь — конь ей мордой в руку тычет и крыльями над землею машет ветру нагоняет. И так и сяк отпускать не хочет.
— Так ты меня тут стоял-дожидался?
Вскочил он на дыбы и заржал так, что и до родной деревни Василисушкиной слыхать было.
Призадумалась девица.
— И как мне тебя с собой не взять, красавца эдакого? Ступай за мной. Буду звать тебя Сивкою-Бурушкою.
Оставила она свою старую лошадку добрым хозяевам. Поведали ей, что таких коней только у драконов у знатных видали. И давно это было, уж много лет в их края не захаживали.
Дивится народ коню крылатому, очей отвесть не может. Да только окромя Василисы никого к себе Сивка-Бурка не подпускает. Даже от спутников еейных особняком держится.
— Вот бы мне такого коня, — сетовала сестрица Весница. — Ни одного молодца тогда б не понадобилась. Но он, наверное, не простой, а заколдованный. Может оставим его, пока не завел нас с колдунам своим хозяевам.
Заржал конь да на дабы поднялся. Еле удержалася Василисушка.
— Никому я его не отдам. Заколдованный аль нет, служит мне верою и правдою. Ни один воришка с ним не справиться. Верно говорю, Сивка-Бурушка?
Тыкнулся Сивка-Бурка мордою ей в руку в подтверждение.
Уж добралися почти до столицы, до Вилева. Одного дня пути не доехали. Прилегли отдохнуть на пригорушке. Спит Василисушка, и во сне ей видится.
Стоит она в лесу темном-непроглядном одна-однешенька. Посреди леса колодец глубокий. Над колодцем дым тонкой струйкой тянется. Да не простой дым, а синий-пресиний, как крылья у Сивки-Бурушки.
Подошла Василиса к колодцу и в самый краешек егойный заглянула. Расступился тотчас дым перед нею.
Видит в глади колодезной, чистой-прозрачной аки слеза девичья, чудище трехголовое. В полдеревни вширь, с колокольню в рост. Чешуя серебром переливается. Одна голова вперед прямо на ней глядит. Вторая влево зрит — за дорогой следит. Третья вправо бдит — от врагов сторожит.
Молвит тогда к ней первая.
— Торопись, Василисушка. Не спасешь к первому дню осени заколдованного царевича, сотру с лица земли все царство-государство Еремеево. Ни одной души не пожалею.
Очнулася мигом Василисушка. Велела спутникам коней запрягать, ни мига боле не выжидая.
На самом подступе к Вилеву остановилась Василисушка.
— Нельзя нам с тобою идти, Сивка-Бурушка. Заприметит тебя царь-батюшка Еремеюшка, к себе взять захочет. Подожди меня здесь, у края леса, чай быстро узнаем, куда подевался Данилушка и вернемся за тобою.
Не хотел стоять смирно Сивка-Бурушка. Порывался все с ней пойти, да Василисушка на своем настояла. Пригрозила и вовсе без него дальше идти жениха искать.
Заплатили они за вход вчетвером, и впустила их стража в стольный град Вилев. Вышли они на главную площадь перед царским дворцом. Подивилися братья да сестры увиденному.
Народу тьма-тьмущая. Шумит да гуляет град Вилев, вином-медом разливается, нарядами заморскими да шутами-скоморохами забавляется. Столы от яств богатых ломятся. Как и не было ни набега на соседей позорного ни оброка на цареву шею повешенного.
А перед дворцом на троне высоченном-золоченном сам царь-батюшка Еремей восседает.
— В добром здравии царь, может и скажет, куда подевался Данилушка, — молвила тихо сестрица Весница.
Стали они тогда через людскую толпу пробираться, чтобы воочию с Еремеем повидаться.
Улыбнулися страже Василисушка да Веснушка, словом ласковым убаюкали да пустили их к царю добры молодцы.
— Не вели казнить, царь-батюшка, вели слово молвить, — обратилася к нему Василиса Премудрая. Развернул Еремей к ней свою головушку, осмотрел сверху-донизу да увиденным доволен остался.
— Чего тебе надобно, красна девица?
Подле него сидела младшая из старших сестер его Любомирушка, в замужестве Святославишна. Каждому слову внимала.
— Жених мой, Данила Вольхович, старостин сын. Как отправился в поход на Царство Драконьево, так обратно и не поворотился. Уж и осень прошла, и зима, и весна к краю подходит. От Данилушки ни слуху ни духу.
— Может зря тужишь по нем, девица. Может сталося так, что взял к себе боженька жениха твоего, славного воина? — молвила к ней царевна ласково.
Покачала головой Василисушка.
— Знаю, жив он. Мне дракониха сказала, что жив. Она все знает, все ведает. В плену мой Данилушка, в Царстве Драконьем. Спасти его должна. Да токмо не знаю, в какую сторону идти.
Разгневался тогда царь Еремей.
— Кака-така дракониха?!
— Ведьма старая, слепая. Живёт в деревне нашей на отшибе, — молвила тихо Василисушка. Поняла, что сглупила, царю про ведьмино пророчество рассказав, да уж поздно было.
— Так ты, девка, с драконами сношаешься?! Тайный заговор супротив царя своего с драконами замышляешь?! Стража, схватить ее! В темницу посадить! Чтоб другим девкам неповадно было!
Посадили Василисушку в темницу. Хладную. Каменную. Тонкий лучик света от решеток едва-едва пробивается.
Днем приходили к ней стражники, дали хлеб и воду. Сжалились над горемычною.
Как стемнело, подошли к решетке братья с сестрою. Обещали ее вызволить, как придумают, как Еремея умаслить. Сильно разгневался он упоминанием про дракониху — на мозоль на больную невольно Василисушка ему наступила.
Уж полночь близилась. Задремала Василиса, и видит во сне, как стоит перед ней Сивка-Бурушка и молвит к ней человечьим голосом:
— Торопись, Васил…