Стрела в печень

Событие первое

— Анхен, завтра барон Кайзерлинг в Санкт — Петербург уезжает, — Брехт попытался поудобнее расположиться на стуле с высокой вертикальной спинкой, дохлый номер, придётся ещё и стулья изобретать. Неужели у привыкших, по слухам, к роскоши римлян не дошла мысль до полукруглых венских спинок с небольшим наклоном. В Италию нужно в музей съездить. Там война скоро начнется очередная. Чего полезное бы под шумок залучить. Иван Яковлевич мотнул головой, мысли в сторону уползли, — Как думаешь, радость моя, а не учредить ли тебе новый орден в честь Кирилла и Мефодия? Учёных награждать. Или священников, которые в чужих странах и землях будут ростки православия холить. Детей башкир там или летгалов русскому учить.

— А кто эти Кирилл и Мефодий? — императрица отпила из китайской пиалки зелёный же китайский жасминовый чай.

Брехт из памяти Бирона знал, что в Курляндии Анна Иоанновна кофий литрами глушила. А в Москве теперь только зелёный чай пьёт. То, что это она его послушалась, мол, кофий в таких количествах почечную колику точно спровоцирует, Брехт сомневался. Нет, сколько-то процентов, может, и есть, но дело в другом. Перебравшись в Измайлово, Анхен окунулась в молодость, в счастливые детские беззаботные годы. А там все пили китайский чай. Это было роскошью, доступной царской семье. Может, ещё и самые богатые купцы и бояре себе такое позволить могли. Сейчас не сильно лучше, через Тару тонкими струйками течёт тот чай из Поднебесной. Дорого. Всё на лошадях и на верблюдах. И это тысячи и тысячи километров. Как бы не все десять тысяч. Это же, наверняка, с юга Китая везут. Чай пока не районировали. Только на самых югах этот вид Камелии произрастает. И в Индии с Цейлоном ещё, наверное, и не культивируют. К сожалению, ферментировать и обжаривать чайный лист, придавая знакомый Брехту вкус и цвет этому напитку ещё не научились, а если и научились, то в Россию не возят.

— Кирилл и Мефодий енто кто такие? — глаза сами выпучились у Бирона.

— Ну да, кто эти достойные люди, в честь коих нужно орден новый учреждать? — Анна не придуривалась, как всегда, когда что-то пыталась вспомнить, наклонила голову, почти положив её на правое плечо.

— Кхм. Ну ты, мать, даёшь стране угля, хоть мелкого, зато помногу. — чуть не сказал.

— Кхм. Анхен, ты ведь знаешь, что русские буквы отличаются от латинских. Русский, болгарский и сербский алфавиты придумали святые Константин и Мефодий. Они братья. Константина в православных землях именуют Кириллом. Ну, у нас любят имена менять. Ещё в десятом веке Папа римский, который уж не знаю, их канонизировал. Как местных святых. Не знаю канонизированы ли они русской православной церковью. Может и нет. Тогда нужно сделать сразу три дела. Первое — дать команду Синоду канонизировать их, как равноапостольных святых. Второе — учредить орден имени этих святых. Одной степени хватит. И третье — дать команду Синоду поправить алфавит. Упростить его. Избыточно там букв. Из-за чего сложен в обучении. А ещё им же дать указание букварь или азбуку разработать с картинками для обучения детей русской письменности. Согласись, проще запомнить, например букву «В»… Кхм, например, если в азбуке этой будет картинка с этой буквой и ведро нарисовано. В — ведро. «Г» — гусь с шеей и головой на букву «Г» похожей.

— Синоду? Букварь разработать?

— Нет, на самом деле зарапортовался. Дать команду Синоду, чтобы они дали команду всем монахам поучаствовать в конкурсе, на лучший букварь или азбуку. Этого лучшего и сделать первым членом ордена Кирилла и Мефодия. А-а-а. Клинит сегодня. Вторым, понятно, первым тебя, сердце мое, за такой мудрый шаг. За радение российской науке и борцунье за всеобщую грамотность.

— Борцунье, говоришь? Тебе, радость моя, точно этот орден тогда не полагается. Не слышала я таких слов.

— Чего уж, зачем тогда быть императрицей? Если она не может даже слова новые внедрять. Вон Петр — дядя твой, слово «князь-кесарь» придумал. Но это бы ладно. Дал мне граф Остерман бумагу одну позавчера, так я прямо зачитался. Петром самолично составлена. Называется длинно: «Генеральный регламент или устав, по которому государственные коллегии, також и все оных принадлежащих к ним канцелярий и контор служители, не только во внешних и внутренних учреждениях, но и во отправлении своего чина подданнейше поступать имеют». Это если короче, то: «устав государственной гражданской службы России». Полезная вещь. Я не про это. Хотя… Прочти Анхен. Правда, бумага стоит того. Так вот, там в начале есть толковый словарь. Как иностранные слова — термины переводятся. Больше всего мне понравились два слова: Концептов, что означает — «Сочинения всяких указов и доношений» и Акциденции. Это — «От дел дозволенные доходы».

— Умён был дядя, пил только лишку. — Анна глянула на Бирона и кивнула на стоящий на краю стола кувшин. — Точно не хочешь?

В кувшине была медовуха. Брехт всё думал, как запретить на территории России пить виноградные вины, подправленные солями свинца. Просто запрет на ввоз приведёт к обратному. Возрастёт контрабанда, и как следствие вырастет преступность. Американцы со свои сухим законом на эти грабли уже наступ… Наступят ещё. И не скоро, но наступят. Пока ничего умнее возрождения исконно русских напитков, в том числе и медовухи, в голову не пришло. Но на неё нужно создать моду. Вот если царедворцы начнут вместо заморских вин пить медовуху, то и остальные дворяне потянутся. Ну, должны потянуться. А кроме дворян заморская свинцовая отрава больше никому пока и не нужна. Крестьяне в лучшем случае белое вино пьют. Тоже стоит задуматься. Построить настоящие перегонные заводы и национализировать этот прибыльный бизнес. Казне лишние деньги не помешают.

— Не лишку? — Выпили уже по большому кубку. Там пол-литра, не меньше.

— Вкусно же.

— Тогда, конечно.

Событие второе

Барон Герман Карл фон Кейзерлинг парик снял. И подстригся довольно коротко. Усики только небольшие тонкие напоминали прежнего посланца курляндского рыцарства. Две с лишним недели он крутился в Измайлове и Москве. Задолбал всех, если честно, своей немецкой педантичностью. Он несколько раз встречался с Магницким, потом не меньше провёл встреч и разговоров с Яковом Брюсом. Достал до печёнок братьев Блюментростов и Лаврентия, и Ивана.

До Ивана Яковлевича докапывался почти каждый вечер. А чем те химики должны заниматься⁈ Цель какую-то им поставить? Золото из навоза получать? Или из свинца? Из ртути?

А какую цель? Брехт сам задумался. Ладно, допустим, нужна бертолетова соль. Нет. Брехт сам отлично знает, как это сделать. Ничего сложного.

6 KOH + 3 Cl2 — KClO3 + 5 KCl + 3 H2O

Так её получит Клод Бертолле лет через шестьдесят. Он пропустит хлор через горячий концентрированный раствор гидроксида калия. И что? А где взять газообразный хлор? Интересно, а где его товарищ Бертолле взял?

Этот газ ещё тоже не изобрели. Опять лет пятьдесят ждать. Ну, чёрт с ним подскажет и это химикам Иван Яковлевич. Нужно оксид марганца четыре обработать соляной кислотой. Выделится как раз зеленовато-жёлтый газ, который направить на гидроксид калия.

4HCl + MnO2 — MnCl2 + Cl2 + 2H2O

И опять вопрос да сразу два даже. Нужна калийная щёлочь и именно оксид марганца четыре или ещё лучше перманганат марганца.

Тьфу. Так легко прийти к выводу, что химики нахрен не нужны. Легче самому всё сделать.

А ещё лучше отступить на шаг назад и обойтись гремучим серебром.

2AgNO3 + 3C2H5OH = 2AgCNO + 2CH3COH + 5H2O

Её получают взаимодействием нитрата серебра с этиловым спиртом и азотной кислотой…

А азотную кислоту уже изобрели?

— Геннадий Данилович, — Брехт специально старался всех собеседников новыми придуманными им русскими именами называть. Понятно, что от изменения имени не обрусеешь сразу, но потихоньку… С чего-то же надо начинать. — Геннадий Данилович, ты, главное, найди приличных химиков за границей и меня с ними сведи, а я уж им задачу поставлю. Если всё ещё будем в Москве, то сюда доставь.

— Знаешь, Иван Яковлевич, все думаю, что не моё это. Ну да университет я закончил, но философский же факультет, да и не сильно мне учиться нравилось…

— Брось, барон, тебе ничего изобретать самому не надо. Нужно создать условия, чтобы этим другие занимались. Нужно найти этих других. Учеников им подобрать. Тут не всё хорошо в России. Прошерсти обе греко-славянские академии и в Москве, и в Киеве. Морские академии, с Магницким контакт поддерживай, пусть он тебе молодых умников посылает. Молодых студиозов и бакалавров всяких после окончания Кёнигсбергского университета смани. Нужно систему создать. Школа, потом средняя школа, потом университет и потом в ученики к академикам.

— Я уже пятерых молодых бакалавров из Курляндии пригласил…

— Пётр с нуля тридцать лет назад начинал. Не всё успел, но морское дело сейчас не худшее в Европе, особенно если учесть, что ничего толком не умели. А ты уже все пути — дороги знаешь, и я у тебя в помощниках есть, и Анна Иоанновна понимает нужность образования. Опять же у Петра куча других забот была…

— А хочешь, Иван Яковлевич, я расскажу тебе о своём дяде?

— О дяде?

— О дяде, и о Петре. Там интересная история была. Пока дядя был жив её неудобно было рассказывать, но сейчас не осталось в живых ни одного участника тех событий. Последним умер Меншиков. Теперь эту историю можно рассказать.

— И Меншиков замешан? А чего, время к ужину, пойдём, заодно и Анхен послушает. Или ей нельзя?

— Ну, почему нельзя… Говорю же, все участники тех событий мертвы. Расскажу, пусть императрица отвлечётся от дел государственных и посмеётся.

— Посмеётся? — Брехт попытался вспомнить на ходу дядю Кайзерлинга. Память Бирона услужливо подсказала, что там этих дядей, как грязи. Пятеро только со стороны отца.

— Чего задумался, — толкнул Брехта в плечо Кайзерлинг.

— Решаю, который из твоих родственников…

— Пошли, сейчас всё расскажу. Тут можно целый роман написать.

Событие третье

— Анхен, сегодня тебе твои бабки — говорушки не понадобятся. Я на ужин привёл барона Кайзерлинга. Он обещал рассказать занимательную историю про Петра — твоего дядю и про своего дядю. Ты не против, радость моя?

— Дураков с шутами нет. Раз ты против, сердце моё, то я их всех извела. А бабки эти повторяются часто. Да и мало у них хороших историй, ерунда деревенская в основном. Так что с радостью послушаю нашего барона. Я думала он уже в Санкт-Петербурге, — Анна кивнула на почтительный поклон Геннадия Даниловича.

— Завтра убываю, Ваше Императорское Величество. Приехал попрощаться с господином Бироном и последние наставления получить. Не готовился к торжественному ужину.

— А он и не торжественный. Все свои. Посидим тихим семейным кружком, да историю твою послушаем. Присаживайся, барон, от меня по левую руку. Чтобы тебе не кричать громко. Детям можно ли ту историю слушать? — Как раз в зал вошла семья Бирона. Жена и старшие дети с няньками чинно по росту, можно сказать, прошествовали к большому чёрному почти от времени массивному дубовому столу с такими же массивными, на троны похожими, стульями.

— Ничего такого. Просто история любви.

— Ну, присаживайся, да начинай. Все уже в сборе. А нет. Где Анна?

— Идут, они с матерью переодевались после прогулки. — Бенигна Готтлиб в голубом шёлковом платье без отменённых при дворе пышных юбок на каркасе и париков смотрелась совсем маленькой и молодой.

Анна Леопольдовна с сестрой Анны — Екатериной тоже бросили в пышные юбки рядиться вполне на людей походили, а не на плывущие по морю корабли.

— Давайте же, Геннадий Данилович, рассказывайте свою историю. А ты, Ваня, переводи хорошо, чтобы всё понятно было.

— Вы все знаете про юношескую влюблённость Государя Перта в Анну Монс, — начал, отпив сбитня из хрустального кубка, Кайзерлинг. — Я её не видел, но говорят, что она была с такой белой кожей, что похожа была на фарфор китайский. Как и все влюбленные мальчишки, Пётр был уверен, что и Анна отвечает ему такими же пылкими чувствами. Возможно, так и было сначала. Да. Сначала, — барон снова отпил из кубка, но видно пожадничал, или сглазил кто, но его тут же согнуло от кашля и Бирону пришлось подняться и похлопать Кайзерлинга по спине.

— Барон, ты или рассказывай или пей, — буркнула Екатерина, сестра старшая Анны Иоанновны.

— Слушаюсь, Ваше Высочество.

— Рассказывай, Геннадий Данилович, хорошее начало, — подбодрил скуксившегося сказителя Брехт.

— Петер даже собирался возвести Анну Монс на трон, и как вы знаете постриг в монахини свою законную жену Евдокию.

— Тут уж дополнить могу твой сказ барон, — неожиданно перебила рассказчика Екатерина. — До замужества Лопухину Прасковьей звали. А отца её не Федором. Точно не помню сейчас, то ли Леонтием, то ли Лаврентием.Давно было. Злые были люди и жадные и сам…

— Илларион, — подсказала молчавшая всё это время Анна.

— Точно, точно. Илларион. Помню «Л» была в имени. Так и Илларион — Фёдор после нового крещения и сыны его жадные и злые были люди, все места хлебные во дворце позанимали, со всех подарки требовали, так что когда дядя их в ссылку отправил, то народ никакого сочувствия не высказал к этим стяжателям. А Евдокия долго сопротивлялась. Никак не хотела добровольно в монахини подстригаться. А только вернулся Пётр тогда, помню, из-за границы, а бунт новый стрелецкий был. Ну, Государь в порыве гнева и отправил Евдокию в монастырь. И опять у него не получилось. Последний наш патриарх Андриан заступился за царицу. И только через год всё равно Пётр отправил несчастную в Суздальско-Покровский монастырь. Туда всех цариц и царевен ссылали и до неё. В том же 1698 году Пётр постриг двух своих единокровных сестёр Марфу и Феодосию за сочувствие к свергнутой царевне Софье. Решительный был дядюшка. Ох, перебила я тебя, барон, ты же про другое, поди, собирался сказывать. Всё, молчу, продолжай. — Екатерина замахала руками и даже закрылась потом ладонями, как бы показывая, что всё даже рот себе запечатала.

— Ммм. Ах, да. Пётр по слухам, правды теперь не узнать, точнее, не по слухам, со слов дядюшки говорю… Нет. Пока называть кто именно не буду. Чтобы интересней было. Так, где я закончил? Ага. Собирался Пётр посадить рядом с собой Анну Монс на трон, но опасался «набата», что народ и бояре возмутятся со стрельцами. Смутное было время. И к немцам тогда в России не так относились. С подозрением. На Кукуе несколько раз были бунты и сжигали дома вместе с обитателями. Потому медлил Пётр. Почти десять лет медлил. А когда силу почувствовал и собирался официально жениться на Анне произошло одно событие. — Кайзерлинг оглядел слушающих, кто его самого, а кто перевод Бирона на русский, своих речей и удовлетворённо кивнув — царская семья «внимала», продолжил. — Однажды при переправе возле Шлиссельбурга свалился с корабельного трапа в холодную весеннюю воду саксонский посланник при дворе Петра, и так как в одежде был и сапогах и с оружием, то на дно его утащило. Течение там отменное и утащило сразу. Только весной тело выловили. Только ведь отдал Господу душу не простой человек, а посол. Потому решили бумаги проверить, мало ли, вдруг чего сверхважное есть. Так и оказалось среди бумаг посланника саксонского Франца Кёнигсегга, нашлись «важные» бумаги, только это были не дипломатические тайны, а амурные. В бумагах нашли любовные письма к нему Анны Монс.

Письма Анны, целая связка надушенных любовных, дышащих нежностью посланий вместе с медальоном с прядью волос Анны легла на стол Петру…

— Как же, как же помню гнев дядюшки был страшен, запил на неделю, и как давай всё в дому у себя крушить. Страх божий. Ой, опять я влезла, — Екатерина Ивановна схватилась за пирожок и засунула его почти целиком в рот. — Подо…жайте, балон.

— Да. Так и было, гнев императора был ужасен. Он лишил Анну всех привилегий, отобрал все имущество и приказал посадить любовницу вместе с сестрой под домашний арест. Несчастных женщин не выпускали даже в кирху! Перед этим было бурное объяснение, Пётр обвинял изменницу в неблагодарности, плакал… потом благородно пообещал, что Анна ни в чём не будет нуждаться… А в чём можно нуждаться взаперти, практически в тюрьме. Кормили хорошо и регулярно. Кхм. Даже на двор под охраной гвардейцев гулять выводили. И всё это происходило под строгим надзором князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского.

Однажды Анхен… Простите Ваше Императорское Величество, но так её называл ваш дядюшка. Однажды узница решила вернуть себе царскую любовь и занялась ворожбой. Как и ее мать Матильда, Анна Ивановна была очень суеверной. Может колдовство и существует, но в этом случае не помогло, а навредило, последовал донос на Анну с матерью, в результате чего родилось следственное дело. По нему было арестовано около 30 человек, каменный палаццо, подаренный государем, был конфискован и сейчас переделан в анатомический театр, как вы знаете, были отобраны и деревни. Но даже это для самой Анны Монс закончилось благополучно — Петр все-таки питал к ней нежные чувства.

Надо сказать… Это имеет отношение к дальнейшему рассказу, что связь Анны Монс с Кёнигсеггом началась в то самое время, когда Пётр был… в Кёнигсберге! Он, тайно, под чужим именем, работал на верфях, учился кораблестроению и артиллерийскому бою, фортификации и мечтал, конечно, о том, как воздвигнет свою новую столицу — где будут такие же, как в Кёнигсберге, аккуратные дома, в домах появятся картины и фарфоровая посуда, люди научатся пить кофе и пиво, слушать музыку и танцевать под фисгармонию… Пётр был в восхищении от Кёнигсберга. Это был первый европейский город, который он увидел…

Брехт, воспользовавшись тем, что рассказчик вновь потянулся за кубком, оглядел сидевших за столом. А ведь он переводит только для Анхен, даже её сестра Екатерина отлично знала немецкий, хоть прожила в неметчине гораздо меньше.

— Анна Монс безвылазно просидела в своём каменном доме два года. Дом этот, как вы знаете, построен тут недалеко — в Немецкой слободе на деньги российской казны… Даже лифт в доме имелся, которым наверх в комнату Анны кофий подавали. Потом её переселили в соседний дом, купленный у… Не помню, тоже торговец из Кёнигсберга.

Через год примерно Пётр сделал послабление в тюремном режиме бывшей любовницы, он разрешил посещать её кое-каким гостям. Вот мы и дошли до моего дядюшки. Гости охотно посещали «несчастную узницу», и в их числе был прусский посол Георг Кайзерлинг, друг утопшего Кенигсегга. Да. Из того самого Кёнигсберга посол. Немолодой, хромой, он посещал Анну на правах утешителя. Дядя говорил, что был дружен с Францем… С утопленником… С любовником.

И в это время братец Анны Виллем решил воспользоваться моментом. Как в хорошей пьесе Шекспира все разыграл: сестре Анне он рассказал о том, что только Кайзерлинг может добиться от Петра снятия опалы — а послу Пруссии Георгу Иоганну фон Кайзерлингу намекнул, что Анна очарована достоинствами посланника Пруссии. И даже хромота от раны, полученной в бою, только придаёт ему мужественности, как и благородная седина. Дядя, поверив во всё это сделал Анне Монс — «несчастной узнице», предложение. Она — утомленная десятилетним положением фаворитки, а затем тремя годами заточения — была готова выйти за того, кто предложит ей достаток и место в обществе и лучше за границами варварской России.

Получив письменные прошения о браке от Кайзерлинга и Анны Монс, Петр бросился к Анне, кричал на неё и сетовал, что тоже имел серьезные намерения относительно их общей судьбы, и опять плакал. Как же, он хотел видеть ее государыней, а она предпочла Кайзерлинга — хромого старика. Но Анна была непрекл…