Свиток 5. У истоков империи

Глава 1

Лга’нхи шел впереди отряда, а я в самой его заднице… В смысле — в хвостовой части. Но чувствовал я себя как раз подходяще для пребывания в этой самой заднице. Мы с Лга’нхи поругались и поругались весьма конкретно.

…Причем я был прав, а он нет! Так что единственная причина, почему мне сейчас так хреново, это то, что несмотря на мои разумные и обоснованные доводы, он тупо проигнорировал мое мнение и сделал все по-своему.

Ну вот сами скажите, разве это не полный идиотизм, когда сразу и Вождь и Шаман оставляют племя, да еще и когда оно, мягко говоря, переживает не самый простой этап своего существования?

Тем более, что я хотя бы мог сбагрить большую часть своих обязанностей на Витька и Осакат, а он у нас был фактически единственным и неповторимым. Так какого, спрашивается, хрена?

…Будто я сам в этот сраный Иратуг рвался! Да он мне тыщу лет ни разу не нужен, хоть его медом обмажь и в конфетный фантик заверни. Но в конце-то концов, раз разговор идет о моей женитьбе, то вроде как подразумевается, что и мое присутствие на данной церемонии в некотором роде будет не лишним. Да и стрелки Леокай на меня не спроста перевел, видать имел некоторые расчеты и надежды на то, что я сумею решить конфликт мирным путем, в то время как Лга’нхи более склонен в подобных ситуация работать копьем, а не башкой.

Я даже примерный план придумал и команду подобрал. — Я, Гок’рат и аиотеек Эуотоосик в основном составе, десяток-другой моих учеников в качестве носильщиков подарков и погонщиков верблюдов, ну и воинов пять-шесть для охраны и престижу.

Ставку делаем не на силу, а на хитроумие и необычность. Иратуг все-таки не самое последнее Царство в этих краях, и может выставить раз в десять больше бойцов, чем ирокезы, так что биться с ним лоб в лоб для нас бессмысленно. А значит, надо действовать, а вернее, заставить врага действовать по принципу «видишь психа — отойди!».

Когда к Вам заявляются аж два странного вида Шамана, да еще и (жуткая экзотика) в сопровождении ручного арабопитека, это несколько нервирует и сбивает с толку. Заставляет проявлять излишнюю осторожность или наоборот, делать необдуманные шаги.

Как там говорил кто-то из великих? «Удивить, — значит победить». Вот мы и будем удивлять всех возможных политических противников до усрачки и нервного заикания, вовсю используя и мою личную зловещую репутацию, и репутацию непобедимого и ужасно крутого племени ирокезов.

…А реальную «крутость и непобедимость» мы оставим на самый крайний случай, как дополнительный аргумент и страховку, что в случае, если нас испугаются слишком сильно и все-таки убьют (что сомнительно), за нас будет кому жестоко отомстить. Короче, красивая и очень логичная комбинация, позволяющая творить безобразия и фулюганства, прячась за угрозой «позвать старшОго братца», который порвет всех моих обидчиков как тузик грелку.

Как изящно и мило было все задумано! Не отвлекая большие массы воинов от повседневного труда, обойтись малыми силами, в то же время как бы опираясь на воинскую силу племени ирокезов.

Запугивать туманными обещаниями, вместо того чтобы приволочь с собой толпу вояк, которые будут вести себя шумно, бахвалиться и корчить из себя не пойми кого, что в результате неизменно настроит жителей Иратуга против нас.

Но Лга’нхи моя стратегия не понравилась. В основном тем, что в ней не нашлось места для него. То ли опять на подвиги дурачину потянуло, то ли он решил что без него не справятся... Я даже допускаю вариант, что он за меня волновался. (Ага, как продавать брата в мужья какой-то неизвестной бабе за кинжал и тряпки для своих жен, так рука не дрогнула, а как на великие дела одного отпустить — сразу нервишки играют)... Но, короче, он мне всю обедню испортил, заявив что обязательно пойдет со мной.

Уж я его и уговаривал, и все расклады на пальцах объяснял… Едва ли балет не станцевал на тему, что он гораздо полезнее будет тут и для меня и для племени — стоеросина уперся и слушать доводы разума отказался наотрез.

Короче, произошла безобразнейшая сцена, да еще и на Совете, на глазах у всего племени. Мы с Лга’нхи орали друг на дружку, брызгая слюной, и едва не устроили драку. По крайней мере, я точно был на грани того, чтобы наброситься на брательника с кулаками, пусть даже единственная светлая перспектива, что светила мне в этой драке, была заслуженно огрести по шее.

Чтобы не доводить до подобного позорища, мне пришлось, бормоча в гневе таинственные волшебные заклинания на «особом» языке, демонстративно плюнуть в костер и гордо удалиться в свой шатер, наорав по дороге на какую-то бабу и пнув одного из разлегшихся на пороге шатра Щенков.

Вот с тех пор, а было это уже почти десять дней назад, мы с ним и словом не обмолвились. Более того, — и в Иратуг фактически шли двумя отдельными отрядами.

…Поскольку на Совете так и не смогли ни о чем договориться, — я молча и гордо отобрал выделенные чуть раньше подарки, увел из стада пяток верблюдов, собрал своих учеников и, как и было договорено, ровно через три дня после Совета отправился в путь. Но не успели мы пройти и с десяток километров, как нас нагнал Лга’нхи со своей персональной диверсионной оикия и так же молча и демонстративно начал нарезать круги вокруг нас. Хотя даже такому идиоту, как мой брат, должно было быть понятно, что на территории между озером Дебила и Олидикой в необходимости такой бдительной охраны не было никакого смысла. Так что это он мне, вроде как, пытался таким макаром указать мое место. Типа, я — стадо баранов и баб, за которыми надо присматривать и охранять!

Так мы с тех пор и двигались — он со своей диверсионной оикия впереди и вокруг нас. А я с бот’аниками, верблюдами и бандой студентов, нагруженных подарками, гордо перся сам по себе, будто бы и не замечая сопровождающих нас лиц.

Настроение было паршивое, и хотя вокруг уже активно «травка зеленела, солнышко блестело», в душе моей царила хмурая и унылая осень. И, думаю, эта атмосфера передавалась и всем остальным участникам экспедиции. Почти не звучало обычных шуточек и разговорчиков. Никто не пел баллад у вечерних костров, и вообще казалось, что все мы боимся лишний раз рот раскрыть, чтобы не подбросить дополнительного топлива в костер тлеющей ссоры.

И конечно, больше всего от этой ситуации (ну, кроме меня, естественно) страдала молодежь — для них Лга’нхи и я были Героями, и едва ли не воплощением богов на земле. Причем всегда выступавшими заодно и поддерживающими друг друга во всем, и в битве, и на совете. Что означало, что там где мы, там «хорошо и правильно».

А теперь в «божественном дуэте» наметился колоссальный разлад, и это вводило их почти в священный трепет и испуг. Они перестали доставать меня бесконечными вопросами, а на стоянках слушали мои лекции о Законе с подчеркнутой внимательностью. Но что-то мне подсказывало, что мысли их при этом витают где-то далеко.

…Вот в таком настроении мы и вошли в славную и почти уже родную Олидику. Ну, по крайней мере, благодаря олидиканским бабам у нас тут было столько родни, что уж чужими мы тут точно не были.

Соответственно, нас и приняли как близкую родню. Даже войско и разведку не выслали навстречу, соблюдая этикет, чтобы обозначить «наличие зубов» у себя и уважить гостей подозрениями, типа «мы вас опасаемся», как это сделали бы для представителей любого другого соседнего царства. (Гонца, предупредить что идем, мы выслали заранее).

Вместо этого, когда мы уже подходили к Крепости, навстречу нам вышли Ортай с Мсоем и несколько знакомых по пьянкам во дворце Мордуя рож. Обхлопали нас по плечам, наговорили разных приятных слов и сопроводили в свою столицу. А там нас уже встречала толпа олидиканской общественности, и почти сразу большая часть нашего отряда, что молодые, что матерые, была «взята в плен» дальней и ближней родней и отконвоирована по домам. Мужикам предстояла нелегкая задача выдержать напор гостеприимства и обмена новостями про то, как «у троюродного дедушки второй жены племянницы твоего шурина коза пятерых козлят принесла. А второй брат четырехюродного племянника на охоте ногу сломал». И прочие немудреные, но страшно важные новости про состояние дела в Роде, которыми так любят обмениваться патриархальные сельские жители во все времена.

Мы же с Лга’нхи, бот’аниками и парочкой студентов, не имеющих в Олидике родственников, пошли на старый двор Осакат типа передохнуть и дождаться приглашения во Дворец, на пир.

…Дождались. Пошли. Выдержали долгую процедуру обмена приветствиями, взаимными осведомлениями о состоянии здоровья и потоки вытекающего отсюда светского трепа, по большей части состоящего все из тех же «патриархально-деревенских» рассказов про окоты козы троюродного дедушки и роды восьмой племянницы десятиюродной бабушки.

Еще более долгой, но все же чуть более занимательной процедурой стал обмен подарками, как обычно превращенный в главное Шоу дня.

Хотя подходящее настроение отсутствовало напрочь, пришлось соревноваться с Ортаем в расхваливании подарков и лиц их получающих. Учитывая, что я по старой московской привычке, не имея перед глазами паспорта и личного дела клиента, с трудом мог вспомнить его заслуги, Ортай уделал меня всухую.

Да и подарки, что могли позволить себе ирокезы, были все-таки далеки по качеству и цене от богатых олидиканских. Мы в основном делились кой-каким барахлишком, добытым нами при разграблении аиотееков (не бронзу же собственного изготовления дарить богатым на этот металл олидиканцам). Но поскольку ребята Мсоя так же принесли с поля боя богатую добычу, удивить местных аиотеекским оружием, тканями или поделками было сложно. А красиво исполненный лично мной список Закона, конечно, смотрелся вполне себе таинственно и солидно, однако компенсировать нашу «бедность» явно не мог. Короче, как обычно, мы оказались на положении бедных родственников.

…Впрочем, Мордуя и местную знать это скорее порадовало. Сильных и крутых соседей, пусть даже и состоящих с тобой в родстве, никто не любит. Куда приятнее показать зарвавшимся, пусть и реально крутым воякам, что не все решается с помощью копья и грубой силы. И что не столь громко заявившая о себе на ратном поприще Олидика зато может похвастаться куда большими успехами в изготовлении разных вещей и собирании богатств… Мне это можно было не объяснять, — я всегда знал, что война убыточна.

Да уж, наши дорогие родственнички, кажется, весьма неплохо поднялись на изготовлении предложенных мной новинок. Продавая их в том числе и нам.

Отсюда вывод — надо укреплять и развивать производство! Жаль, что мы с Лга’нхи сейчас не разговариваем, а то как бы хорошо было потыкать ему в глаза этим фактом.

— Еще раз хочу сказать тебе, Великий Царь Царей Мордуй, которого мы почитаем как своего двоюродного дядюшку, ибо он и есть такой по нашей приемной сестре Осакат, что чрезвычайно рад, видя тебя таким же здоровым и могучим, как Гора, на которой стоит твоя Крепость. И так же рад узнать о благополучии и здоровье всех твоих жен, детей и внуков.

…Когда первые две части марлезонского балета, сиречь, пьянки по поводу прихода дорогих гостей, были сыграны, на что ушло аж два дня, мы наконец уединились в тесном кружке единомыслящих прохиндеев, дабы поговорить серьезно.

— Я также рад видеть Великого Вождя Лга’нхи и тебя, Великий Шаман Дебил, вполне здравыми и благополучными, — довольно жмурясь, приятно удивленный сравнением себя с горой, ответил Мордуй. (Подозреваю что скоро эта метафора войдет в официальное титулование). — И рад, что твой язык столь же быстр и неотразим, как и Волшебный Меч твоего Вождя, воспетый в былинах.

…Однако, мне показалось, или некая трещина пробежала по вашей дружбе, бывшей ранее крепкой, как бронзовый клинок? Кажется, я не слышал, чтобы вы обменялись за все время вашего пребывания в моем доме хотя бы одним словом! Этот вопрос был уже задан на полном серьезе, и пытливый взгляд Царя Царей ясно давал понять, что он ждет столь же серьезного и честного ответа.

— Не беспокойся Царь Царей Мордуй, — ответил я, столь же серьезно и прямо глядя ему в глаза. — У нас с братом возникли разногласия, но это не меняет сути того что мы родня и всегда будем биться плечом к плечу с общим врагом.

— Дебил правду говорит, — так же счел свои долгом буркнуть, по прежнему глядя на меня исподлобья, Лга’нхи. — Каждый, кто тронет Дебила, отведает моего копья… А он сам, отведает от меня оплеух, если не научится слушаться Вождя.

— Это пустяки, — поспешил я успокоить, удивленно взметнувшего брови вверх Мордуя. — Враги у нас по-прежнему общие, мы лишь расходимся в методах воздействия, которые следует к ним применять.

— Но разве вернулись аиотееки? — опять вскинулся Мордуй. — Или какой-то новый народ потревожил покой племени ирокезов?

— …А как здоровье нашего дорогого друга и будущего родственника, Царя Царей Великого Иратуга Мокосая? — поспешно спросил я, перебивая открывшего было для ответа рот Лга’нхи, пока тот не начал резать направо и налево правду-матку. — Дипломатия, это все-таки стихия намеков и полутонов, и даже союзникам нельзя сообщать открытым текстом о своих намерениях или подозрениях, всегда оставляя для себя лазейку, чтобы отнекаться и пространство для маневра, дабы увильнуть в сторону.

— Насколько я слышал, — опять усмехнулся и даже вроде как подмигнул мне Мордуй, — он еще не вполне оправился от своих ран. И это заставляет сильно волноваться его подданных.

Так-так... Значит, мои подозрения были абсолютно обоснованными, и Мокосай и впрямь оказался в полной заднице.

— Хм… И насколько сильны эти волнения? — многозначительно подмигивая в ответ, спросил я.

— Ну, я слышал, будто некие люди, состоящие в близком родстве с покойным Виксаем, начали поговаривать, что Мокосай слишком слаб, чтобы править страной, и стоит облегчить ему жизнь, разделив с ним это тяжкий груз забот.

— И много ли таких «поговаривающих»? — осведомился я.

Дальше пошла долгая и нудная игра в слова. У Мордуя явно была какая-то информация о творящихся в Иратуге делах, но он не собирался ее нам выкладывать, пока не выведает как можно больше о наших намерениях.

Как я понял, его очередная братоубийственная распря у соседей вполне устраивала. И вовсе не потому, что он был таким редкостным гадом и разжигателем войны. Просто Олидика сейчас, после долгой осады аиотееками и множества убитых в Битве у Озера воинов, была довольно слаба, и потому могла показаться соседям лакомым кусочком. Как мне уже давным-давно поведала Осакат, само слово «Олидика» означало черный камень, из которого добывают олово. И в недрах горы, на которой стояла Крепость, были залежи этой руды, которую едва ли не с поверхности откалывали.

Да и плюс к тому, как мне объяснили коллеги-шаманы, руда эта была очень богата и легко переплавлялась в металл. Было в Олидике и еще несколько мест, где так же легко добывалась столь же качественная руда, отчего у меня, признаться, давно уже появились подозрения, что Олидика как раз и образовалась, как сообщество людей, умеющих добывать руду и плавить олово. Так сказать, объединение по профессиональному признаку. Несколько племен рудокопов, связанные общим трудом и общим знанием, скорешились вместе, дабы противостоять неумехам-соседям.

Возможно это и не так, но тогда как объяснить, что почти все запасы этой руды оказались сконцентрированы в одном царстве?

Короче, я сам предупреждал Мордуя еще в самую первую нашу встречу, во время своего «спецгадания», что имеющиеся тут запасы олова — слишком лакомый кусочек для любого захватчика. Войны за полезные ископаемые, это отнюдь не изобретение поздних эпох.

Конечно, захватывать всю страну Иратуг не станет, — дороже обойдется. Но вот на то, чтобы отхватить несколько лежащих на границе рудников и стратегически важных речек и долин, тамошние жители вполне могут позариться.

А тут Олидике достаточно только утратить монополию на качественную и легко добываемую оловянную руду, чтобы сразу понести колоссальные убытки — цены сразу упадут, и поток ништяков резко уменьшится. Мордуй это прекрасно понимал и оттого искренне желал соседу оставаться слабым и раздробленным гражданской войной. И потому в деле помощи Мокосаю и установления крепкой царской власти в Иратуге он был нам не помощник.

Но с другой стороны, Мордуй прекрасно понимал расклады — степень вовлеченности Леокая и степень его влияния как на нас так и на Иратуг—так что откровенно отказать хоть в какой-то помощи нам не мог.

Тем более что мы родня.

Тем более что мы очень полезная родня, да к тому же и ближние соседи, готовые в случае чего прийти ему на помощь… ну вот хотя бы против того же Иратуга.

Тем более что мы были родня и соседи, с которыми лучше не ссориться, дабы не оказаться меж нами и Иратугом, как меж двух огней.

Потому-то Мордуй и торговался вовсю, пытаясь заручиться какими-то гарантиями и, сделав максимально возможный минимум, получить максимум ништяков.

Увы, но все упиралось в наши в Лга’нхи возможности хоть что-то ему надежно гарантировать. Даже мы не знали, что может взбрести в голову Мокосаю. Иногда маленькая победоносная война — это самый легкий способ упрочить свою власть и уменьшить противостояние в обществе. (Признаюсь, я рассматривал подобный вариант в своих абстрактных рассуждениях о способах помощи будущему шурину).

Но и прямо сказать о своем бессилии мы не могли — все-таки, я был Великий Шаман, а мой брат — еще более Великий Герой.

А наутро ноги словно бы сами понесли меня в мастерские, где я весьма надеялся встретить старых приятелей и вволю наболтаться на специфические профессиональные темы.

Во-первых, только там я наиболее удачно совмещаю приятное с полезным. То есть, навожу контакты с местными, плюс блистаю в дисциплинах, в которых реально разбираюсь. Ведь что на войне, что на охоте, что в медицине и даже камлании, — я полный профан и прекрасно это сознаю. А в мастерских я могу быть специалистом без всякого обмана, и этот отдых от бесконечного вранья позволяет мне отдохнуть душой от всех моих жизненных заморочек.

Ну а во-вторых, надо срочно спрятаться от очередного пира и общения с Мордуем. Я уже не двадцатилетний юноша, чтобы пить и жрать несколько дней подряд без суровых последствий для своего организма. А что-то мне подсказывает, что старый прохиндей Мордуй решил взять меня измором… Или точное «зажором», изматывая мой организм постоянными пьянками и болтовней, пока я не выложу ему все мои планы (он все еще что-то подозревает) и не соглашусь на его условия.

А в мастерских он меня хрен достанет — шаман пошел общаться с собратьями шаманами. Такое должен уважать даже Царь Царей.

Так что, даже не позавтракав, я высвистав своих студентов (тех, которые смогли вырваться из-под опеки родни) и двинул в знакомую сторонку в предвкушении прекрасного времяпрепровождении. И не прогадал!

В мастерских нас встретило необычное оживление, и десяток выжидательно смотрящих глаз. Кучка мастеров, также с утра пораньше, сидела под навесом мастерской Ундая и вертела в руках набор инструментов ирокезского производства, что я преподнес Царю Царей Мокосаю еще позавчера на пиру, внимательно изучая новинку.

Наверняка сволочи уже готовы скопировать и начать клепать сотнями штук, как всегда демонстративно делая вид, что и не слышали про авторское право, — с некоторой грустью подумал я. И на какие-то бесконечно долгие мгновения моя душа стала полем битвы между распустившим хвост павлином, желающим похвастаться своими «изобретениями», и жабой, затыкающей павлину рот и требующей предоплату за каждое произнесенное слово.

Эти мучительные доли секунды битва шла не на жизнь, а на смерть, но как обычно это и бывает у дураков и лопухов вроде меня, павлин заклевал жабу — желание хвастаться победило здравый смысл и разумную жадность.

«… Так ведь инструменты—штука специфическая, спрос на них пока еще весьм…