Вишенка на десерт

Глава 1

― Сколько можно! — шепчет юный девичий голос. Сердито и раздраженно. Шуршит чем-то.

В голове шумит, болит горло, словно его режут острыми ножами, а тихий шепот над ухом кажется громким, словно звон церковного колокола.

— Помолчи, Мэри! ― немного громче и тверже шикает другой. Более взрослый. Более серьезный. От него мурашки и дикое сердцебиение. ― Если услышит леди Роуз, у тебя будут проблемы.

— Ой, брось, Сара. Она сама обрадуется. Эта только семью позорит. При таких-то сестрах. Прекрасных, как майское утро, добрых и приветливых. А она вечно мрачная, нахмуренная, молчаливая. И страшная как жаба.

На этих словах не выдерживаю и медленно открываю глаза. Очень интересно посмотреть на бесстыдных сплетниц. Сомневаюсь, что их слова касаются меня. Друзья и знакомые наоборот всегда хвалят за легкий и смешливый характер, оптимизм и энергичность. И, кстати, кто такая эта леди Роуз?

Веки не слушаются, тяжелые, словно налитые свинцом.

Рядом испуганно икают. Что-то пронзительно звякает, хлопает дверная створка.

Я, наконец, фокусирую взгляд на сплетницах. Вернее уже сплетнице. Высокой, худой и чопорной. В черном чепце и переднике поверх серого невзрачного платья. Вероятно, именно она одергивала болтушку.

— Леди Вивьен, — моментально склоняется ко мне, поправляет подушку под головой. И я понимаю, что не ошиблась. Голос действительно принадлежит той, осторожной.

― Пить! — тихо прошу. Губы режет от боли. Облизываю их сухим языком и чувствую, как они потрескались.

Сейчас мне все равно, что я ни разу не Вивьен, этих людей вижу впервые и совершенно не понимаю, где оказалась. Главное — утолить безумную жажду.

К губам прижимается холодный фарфор изящной чашки. Делаю несколько жадных глотков, морщусь от боли. Глотать тяжело, просто невыносимо.

— Как вы себя чувствуете, леди Вивьен?

Обтираю рукавом рот. Удивленно смотрю на кружево старомодной рубашки. Где моя любимая пижама? Мягкая и теплая, напоминающая о доме, с веселым поросенком Пухлей на груди. Удивленно осматриваюсь.

Комната совсем не похожа на больничную палату, в которой я провела последние полгода.

Женщина зыркает озабоченно, ждет ответа.

― Х-х-хорошо… ― тяну удивленно.

Безумно хочется спросить, кто она такая и где я к черту оказалась. Но будто что-то сдерживает, заставляет прикусить язык.

— Все же советую лечь в постель, леди, — сжимает губы женщина, недовольно хмурится. ― Лихорадка может вернуться. Следует поберечь силы.

Я безропотно опускаю голову на подушку. Мысли крутятся как в бешеном колесе. Что произошло? Может, это сон такой, навеянный лекарством, которое ввела медсестра. Новый препарат должен был облегчить страдания, снять тошнотворные спазмы в мышцах и ноющую боль в костях.

— Позвать леди Роуз?

Качаю головой. Не зная, кто это, предпочитаю все же пока ее не видеть. Даже в бреду стоит избегать лиц, желающих от тебя избавиться.

Но дверь внезапно распахивается сама, громко стукнув о стену. Я ошарашено хлопаю глазами, Чопорная Шпала вздрагивает. А в комнату тяжелым шагом входит высокая, элегантная женщина. Ее белокурые волосы собраны в высокую прическу, из которой торчит ядовито-зеленое перо, шею обвивает нить жемчужин. А платье сидит как влитое. И мне кажется, что ее талию можно обхватить двумя пальцами.

— Как ты могла, Вивьен! — прямо порога набрасывается она. — Как ты могла нас так подвести! Заболеть в самый разгар сезона и едва не умереть от воспаления! Теперь все думают, что твои сестры слабые и хилые, их никто не возьмет замуж! Неужели так сложно было немного потерпеть? Ради них!

Застываю от неожиданности, только и могу, что открывать и закрывать рот в немом ошеломлении. Из горла не получается выжать и звука. Это мне только что прилетел упрек, за то, что несвоевременно заболела?

― Не думала, что ты настолько эгоистична, в своем стремлении привлечь внимание. Зависть затмила остатки твоего разума!

― Я… я… ― пытаюсь хоть что-то сказать в свое оправдание.

Но это еще больше гневит напыщенную мадам.

— Впрочем, если хочешь знать, то лорд Спайк дважды спрашивал о твоем здоровье. Похоже, помолвка все же состоится. Ты ведь до завтра встанешь на ноги? Другого ответа я не приму!

Киваю, все еще удивленно моргая. Ну, очень правдоподобный бред.

Когда за леди Роуз закрывается дверь, чувствую невероятное облегчение. Будто что-то давило на грудь, а теперь перестало. Невообразимо высокомерная и жестокая особа. И как только в мою голову мог закрасться подобный образ. В жизни ведь не сталкивалась с подобными индивидуумами.

― Отдыхайте леди Вивьен, ― желает Чопорная Шпала и тоже выходит.

Тихонько вздыхаю. Чувствую себя действительно измученной, будто долгое время сгорала в лихорадке, а сейчас, наконец, температура спала. Может, на самом деле поднялась во сне?

Послушно закрываю глаза и возношу горячую молитву Вселенной. Вдруг, именно таким образом удастся высвободиться из этого причудливого кошмара. Щипать себя за руку нет никакого смысла, боль я чувствую даже, когда сплю. Саркоме плевать на то, в каком состоянии мое тело.

Однако сон не приходит. Зато перед глазами разворачиваются смутные картинки, будто приглушенные, полузабытые воспоминания. Но такие яркие, лихорадочные. Больничная палата, мучительная боль и голос. Странный, глухой, будто через трубу зовут.

― Сделка состоялась! ― извещает он. ― У тебя новая жизнь и новое тело…но…

Я порывисто открываю глаза. Что "но" услышать не удается. Уже наплевав на источенные саркомой кости и воспаленные мышцы, щипаю себя беспощадно за предплечья, икры, бедра... Болит… Впрочем, не сильно. Не сравнить с тем, как пожирает саркома.

В горле пересыхает, сердце колотится. Это не может быть правдой. Это бред, бред. Но почему-то в глубине души понимаю — все так и есть. Я уже не земная девочка по имени Вишня, больная саркомой Юинга, я Вивьен. Но кто такая эта Вивьен, и какие условия были для того, чтобы я оказалась в ее теле, остается загадкой.

Глава 2

Мне кажется, что по комнате порхает разноцветный безудержный вихрь. Не ожидала от Шпалы такой прыти. Через несколько минут появляется и вторая служанка. Одета она в точно такое же серое платье, чепец и передник. Она младше Шпалы, возможно даже моя ровесница, милая блондинка с наивными широко распахнутыми круглыми глазами. Довольно симпатичная, если не обращать внимание на длиннющий тонкий и немного загнутый на кончике нос. Он будто с другого лица прибежал, совсем не вяжется с кукольной внешностью.

Я подозрительно смотрю на нее. Она или не она обзывала меня жабой. Но даже когда девушка раскрывает рот и что-то начинает говорить, припомнить голос не могу.

— Беги, погладь это и это, — приказывает Шпала, и Кукла, подхватив платья, бросается из комнаты. Охапка разноцветных шелковых тканей развевается я в ее руках, как пестрый флаг Маврикия.

— Леди Вивьен, вы еще здесь, — грозно сводит брови, увидев, что я так и замерла в постели среди груды одеял и простыней. ― Бегом в ванную!

— Бегом будет проблематично, — хриплю.

Шпала подходит ближе, помогает подняться. Я чувствую сухое, твердое плечо под ладонью и сильную руку, обхватывающую мою талию.

― Вам нужно привести себя в порядок. Перед женихом стоит показать, что вы здоровы и полны сил.

— Не знаю, удастся ли, — искренне сомневаюсь.

― Лучше бы удалось. Леди Роуз дала четкие указания, — со странной интонацией произносит Шпала.

До ванны добираюсь с трудом. И это несмотря на помощь. На лбу выступает испарина, ноги подкашиваются словно ватные.

― Садитесь вот здесь, ― помогает приземлиться на краешек ванны. А сама принимается наполнять ее водой.

От пара становится еще хуже. В груди начинает булькать кашель. Когда вода достигает половины бадьи, Шпала ее выключает и, сняв с меня рубашку, осторожно поддерживает, помогая переступить бортик и сесть.

Бульканье становится сильнее, влажный пар поднимает его из самых глубин, и я буквально захлебываюсь. Вздрагиваю всем телом. Вода выплескивается на пол, в легких дерет когтями. Как при таких обстоятельствах служанка умудряется меня намыливать мочалкой и смывать пену, остается загадкой.

На самом деле мне где-то в глубине души стыдно, что меня купают как маленькую, видят раздетой. Но понимаю, что для Вивьен это привычные вещи, поэтому молча подчиняюсь и не протестую. К тому же, вряд ли в таком состоянии я способна себя качественно вымыть. А вот когда в ванную без предупреждения залетает леди Роуз, инстинктивно прикрываю грудь руками.

Она брезгливо оглядывает меня и морщит нос.

― С этим можно что-то сделать? ― поводит указательным пальцем, очеркивая сжавшуюся в комочек меня, когда опять захлебываюсь кашлем. — Сара! Хоть что-нибудь!

― Это может навредить леди Вивьен, ― ровно отвечает служанка. ― Я остановлю кашель, но залог выздоровления ― освобождение от мокрот.

— Ой, ничего с ней не случится за несколько часов. Главное, чтобы так безобразно не каркала при женихе. Я сказала лорду Спайку, что она вполне здорова.

Сара кивает, я возмущаюсь. Кто же такая эта леди Роуз. Опекунша, злая мачеха? Кто? Но не спорю. Понимаю, пока ничего поделать не могу. А там разберемся. Быть для этой Роуз смиренным ягненком не собираюсь.

― Теперь пойдем выбирать платье! ― командует она и выходит.

Сара подает руку, чтобы я смогла подняться. И через несколько минут уже стою в комнате, распаренная после ванны, в сыром хлопковом халате, дрожа от холода. Кашель снова рвется из гола.

― Сара! — рычит леди Роуз.

Я просительно смотрю на служанку. Но та сжимает губы и вдруг прикладывает горячие ладони к груди и лбу. Меня пронзает тепло, и спазмы исчезают.

Ошарашено хлопаю глазами. Когда леди Роуз требовала избавиться от моего кашля, я думала, что мне дадут какие-то лекарства, но никак не пощупают руками. Это что? Магия? Гипноз?

Но мою растерянность развеивает новое распоряжение.

— Мэри! Неси рубашку и корсет! ― отдает приказ леди Роуз.

И в моем животе поселяется холодок. Про корсеты я читала, хотя наяву ни разу не видела, тем более не примеряла. И знаю наверняка, что ничего хорошего от них не будет.

Пока леди Роуз выбирает из нескольких, разложенных на кровати, один-единственный, удовлетворяющий ее придирчивую душу, Сара снимает с меня халат, а Мэри помогает надеть тонкую рубашечку и коротенькие шортики-панталончики. Белье мне нравится, приятное и миленькое. Я бы и на Земле такой комплектик с удовольствием носила или спала бы в нем вместо летней пижамки.

Но когда леди Роуз поворачивается ко мне с жестким корсетом в руках, перехватывает дыхание. Я прекрасно помню сцену из "Унесенных ветром", когда Скарлетт упаковывали в аналогичное орудие пыток, и что-то мне становится страшно.

Испуганно качаю головой и отступаю на шаг. А на губах леди Роуз появляется кровожадная улыбка.

― Нам повезло, что ты заболела Вивьен! Благодаря воспалению легких тебе удалось сбросить несколько фунтов, и корсет Селесты должен налезть.

Ага, просто невероятное счастье, — мысленно фыркаю. ― А если бы умерла, то они бы праздник устроили, да? И снова смотрю на корсет.

Не подозреваю, кто такая Селеста. Но судя по его размеру, она не больше воробья. Я еще раз искоса поглядываю на себя в зеркало — вдруг мне мои формы привиделись — и снова на корсет. Формы на месте. Теперь, в тоненьком белье, я не напоминаю снежную бабу, но и до воробья-Селесты мне далеко.

― Вы, наверное, шутите? — поднимаю одну бровь и складываю руки на груди. ― Он мне едва на ногу налезет, да и то застрянет где-нибудь в районе бедра.

Тихонько, за левым плечом фыркает Мэри. Губы Сары слегка вздрагивают.

― Не смей возражать! Если бы твой покойный, пусть земля ему будет пухом, отец, лорд Роуз, вместе с той противной поварихой Дженни не баловал тебя, ты была бы нормальная. А так терпи! — леди Роуз белеет от гнева.

То, что у меня был хороший отец, немного утешает. Я уж было подумала, что бедная Вивьен одна-одинешенька среди этих змей. Похоже, они и сорвались с цепи, когда умер добрый лорд Роуз.

Глава 3

Они стоят совсем близко, почти рядом. И если бы не раскидистый куст жасмина, меня, то есть Вивьен, сразу бы засекли и не стали бы говорить так громко. Вообще бы не говорили эти отвратительные вещи. А ужасная правда так и осталась бы тайной.

— Ты шутишь, Торнтон? — тон, которым Джеффри произносит эти слова, ни разу от него не слышала. Пренебрежительный. Едкий. В нем нет и грамма теплых чувств. ― Ты видел ее?

― Видел…

Это продолжение диалога, начало я пропустила, но что-то подсказывает, и того, что сейчас скажут, будет достаточно. Сердце замирает в плохом предчувствии. Это же обо мне говорит Джеффри… Наверное, обо мне.

― Так почему спрашиваешь? Или сам положил глаз на мою толстушку? Кстати, как тебе ее сегодняшнее платье? Клянусь, каждый раз, когда вижу ее в очередном наряде, думаю, что хуже быть не может. Но, похоже, у моей Вив талант подбирать самые отвратительные цвета и нелепые фасоны. Такое впечатление, что она специально покупает те, которые никто не желает брать.

Щеки начинают гореть. Уж теперь-то не сомневаюсь, о ком идет речь.

― Так почему не разорвешь помолвку? Почему ты вообще на это согласился, раз леди Вивьен настолько безобразна? ― с оттенком скучающего безразличия спрашивает Торнтон.

Мне тоже очень интересно услышать ответ. Я еще могу понять брак по расчету, но зачем действительно пудрить мозги и притворяться влюбленным?

— Деньги, дорогой друг, — вздыхает тот, кого я люблю… любила всем сердцем. ― Таким, как ты этого не понять. Торнтоны побочная ветвь королевской династии. Богаты и влиятельны.

― Спайки тоже могли бы быть такими же состоятельными, ― спокойно отвечает. — Но кто-то очень любит покер, Джефф.

― Я так снимаю напряжение. Как еще развлечься джентльмену? ― возражает с легким возмущением.

― Ты не пытался куда-нибудь вложить? Я предлагал тебе. Два моих корабля уже покинули берега Аквилании.

— Аристократу не подобает работать. Пусть плебеи этим занимаются.

― Я не плебей…

Не смотря ни на что, тон Торнтона все такой же спокойный и скучающий.

— Ты герцог, Тор. А герцогу можно все то, что не позволительно барону. Ты себя никак не опозоришь. На твои нестандартные… м-м-м… интересы смотрят сквозь пальцы, мои оценивают под увеличительным стеклом. Ее мать пообещала мне закрытие всех долгов, если я очарую Жабу. Без магии. Это условие.

― Так не терпится дочь с рук сбыть? ― впервые в голосе герцога мелькает тень интереса.

― Там что-то с завещанием ее покойного мужа. Вив его любимицей была. Как знал старый хрыч, что мир преждевременно покинет. И какие-то условия поставил любимой жене. Иначе кто бы такую ​​уродину взял замуж.

Горло сжимает ледяной рукой. У Вив там, в воспоминаниях. И у меня здесь, на диване. Я прижимаю ладонь к шее, словно хочу разорвать невидимую петлю. Хочу остановить эти ужасные воспоминания, ее боль чувствую как свою. Но и знать, что дальше, хочу.

Сижу неподвижно, таращусь на Торнтона, и по барабану, как это выглядит со стороны. А там, в голове, Вивьен совершает неосторожное движение. Ей больно и тяжело. Глупый корсет мешает сделать вдох, даже всхлипнуть невозможно. И голова кружится от голода. Мать запретила даже маленький листик салата съесть.

Слезы выступают на глазах, а сердце разбивается вдребезги. Она верила Джеффри. Действительно считала, что он любит. И даже когда заикалась о своей несуразной фигуре, жених уверял, что она идеальна. А прекраснее всего у Вив ее добрая и нежная душа. И целовал так сладко, и ласкал.

Прятаться больше нет смысла. Выхожу из-за куста. Рука тянется к кольцу. Оно тесно сидит на пальце. Я дергаю раз, второй, до боли рву, выкручиваю, скребя нежную кожу.

― Вив, дорогая, ― Джефф меняется в тот же миг. Пока не знает, что я все слышала.

Это его «милая» режет по-живому. После услышанного звучит издевательством. Дергаю обручальное кольцо сильнее, кажется, сдираю с кожей.

— Что ты делаешь, любимая? — наконец, он все понимает.

— Я... разрываю... помолвку, — выдавливаю хрипло. Кольцо, наконец, снимается с пальца, и я бросаю его в Джеффри.

Золотой ободок ударяется прямо в то место, где под ребрами прячется его жестокое сердце, а я разворачиваюсь и бегу. И где-то за горизонтом уже слышится первый грохот грома.

А тут, в гостиной, внезапно вскакиваю на ноги, чувствуя не только гнев, но и отвращение к каждому из присутствующих.

― Вив? — за мной вскакивает и Джеффри.

Он снова не понимает, что случилось. Наверное, с того дня прошло немало времени. Но для меня все кажется свежим и болезненным, словно случилось несколько минут назад. И хоть ноет не мое сердце, сердце Вивьен, но мне так жаль ее, что чуть не плачу. И лорда Спайка награждаю таким гневным взглядом, что чудо, как он не падает замертво на этом самом месте.

Лорд Торнтон подается вперед, а Гортензия и Селеста ошарашено моргают.

— Лорд Спайк, — едва сдерживаюсь, чтобы говорить спокойно. ― Мне кажется, мы решили все вопросы в прошлый раз. Чем заслужила сегодняшний визит?

— Но Вив... — лицо Джеффри вытягивается. ― Леди Роуз заверила…

— Очевидно, леди Роуз что-то напутала, — поджимаю губы.

От эмоций дыхание учащается. Корсет жмет беспощадно. Я стараюсь немного успокоиться, делать менее глубокие вдохи, но все вертится перед глазами, плывет, и желудок сжимается от боли. Вспоминаю, что ничего не ела, с того самого времени, как проснулась. Более того, никто и не предлагал. Умышленно или забыли?

— Вив, — тихо шипит Селеста. Угрожающе. Как гадюка по весне.

Я бросаю на нее изумленный взгляд. Она яростно прищуривает глаза и делает красноречивый жест, означающий, что головы мне не сносить. Гортензия чуть не плачет.

Господи-боже, что же это такое! Какое их собачье дело, приму ли я предложение лорда Спайка или нет? Наоборот, лучше, если откажусь ― станет на одного жениха больше.

― Я уже… ― хочу сказать, восемнадцать лет Вив, но не знаю сколько самой Вивьен, поэтому быстренько исправляюсь. — Я уже много лет Вив.

Глава 4

Я не замечаю, когда погружаюсь в беспокойную дрему, а сестры выходят. Подозреваю, что в моей внезапной сонливости виноват мистер Ллойд. Но ни капли не обижаюсь. Отдохнуть измученному событиями и волнениями организму нужно позарез.

Чуть позже меня будит Сара, когда приносит ужин. С удовольствием съедаю вкусный суп, гренки с малиновым джемом, выпиваю чай с медом и снова укладываюсь в постель. На этот раз сплю уже до самого утра, которое начинается с прихода Мэри.

— Доброе утро, — щебечет она и распахивает тяжелые гардины. Запускает в комнату яркое солнце. Толкает створки, давая доступ свежему утреннему воздуху.

— Мистер Ллойд рекомендовал чаще проветривать комнату, — с едва заметной виноватой улыбкой объясняет она.

— Доброе утро, Мэри, — тру заспанные глаза. Хотя чувствую себя отдохнувшей, но пока сознание затянуто еще бредом сновидений. Совершенно не помню, что именно снилось, но такое ощущение — что-то очень важное.

― Я только за. Свежий воздух поставит на ноги кого угодно. ― Прикрываю ладонью рот и широко зеваю.

Мэри растягивает губы в еще более широкой улыбке. Вот если бы своими ушами не слышала, что она меня жабой назвала, однозначно почувствовала бы симпатию.

— Завтрак вам принесут через минуту, леди Вивьен. Его готовят. Пришлось Фрэнку с самого утра за некоторыми продуктами бежать на рынок. Но мистер Ллойд настоял, и ваша матушка согласилась.

— Вот как? ― поднимаю брови. Интересно, что же такого он сказал леди Роуз, что она бросилась выполнять его приказы. Может, пригрозил, что без лечения я вконец ослабну и буду еще менее привлекательна на рынке невест?

Мэри помогает подняться с кровати, подает халат, сопровождает в ванную комнату и остается торчать в дверях, пока умываюсь и чищу зубы. С готовностью подает нагретое полотенце и забирает влажное. А когда возвращаемся в спальню, меня уже ждет Сара с обедом.

— Доброе утро, леди Вивьен, — приседает в книксене и отодвигает стул.

А быть аристократкой не так уж плохо, думаю я. Если, конечно, поставить на место обнаглевших родственников. И искренне улыбаюсь в ответ.

— Доброе, Сара.

В груди еще побаливает и немного кружится голова, но в целом мое состояние значительно лучше, чем вчера. Кажется, доктор Ллойд творит настоящие чудеса.

От этой мысли улыбаюсь еще шире. Чудеса… Это надо же… Просто удивительно. Магия. В этом мире она, кажется, на каждом шагу. Интересно, ею все владеют, или только избранные, аристократы, например. А может, кому как повезет...

В общем, мне явно стоит хоть что-нибудь разведать о мире, в котором оказалась, раз в голове пусто, как в кастрюле. Книгу какую-нибудь почитать, учебник… Я ничегошеньки не знаю, и чувствую себя слишком уязвимой, незащищенной. Вот спросит кто-то название страны, столицу, а я только глазами буду хлопать. Или имя короля, самых влиятельных аристократических семей. А, может, тут вовсе и не король правит... Прием скоро, кто знает, о чем судачит местная молодежь. Только бы приключений не отхватить на свои нижние девяносто… вернее сто девяносто.

И именно в эту секунду меня пробирает самый настоящий ужас. А что, если я читать не умею. Вообще, как я, собственно, понимаю, о чем со мной разговаривают? Это ведь не мой родной язык, сто процентов. Даже не английский, который я худо-бедно учила в школе и универе, не польский ― было пару раз посещала в младшей школе факультатив. Слова совсем незнакомые.

Бормочу несколько на пробу, вслушиваюсь в звуки, пытаюсь почувствовать, как они формируются во рту. И понимаю — ничего похожего в своей жизни не то что не произносила, даже не слышала.

— Прошу прощения? — Сара вопросительно вздергивает бровь.

Взмахиваю головой, откидывая со лба мешающий локон.

— Это я себе, Сара, — виновато улыбаюсь.

А сама едва не теряю сознание от ужаса. Что теперь делать? Нужно срочно проверить свои навыки, пока беды не случилось. Вряд ли аристократка может быть безграмотной.

Служанки смотрят удивленно. Приходится отмереть и продолжить движение к небольшому столику. Я еще не подозреваю, что меня за ним ждет очередное испытание ― приборы. Столовые приборы, которые я видела только в исторических фильмах. И от этого мгновенно исчезает аппетит.

Хватаю чашку. Мэри тотчас плюхает туда кофейный напиток, сдабривает хорошей порцией сливок и отступает. Морщу нос. Терпеть не могу молочку. А Вив, вероятно, уважала, раз служанка настолько четко все выполняет. Приходится давиться вместо любимого сладкого черного кофе никчемным подобием, да еще разбавленным кисловатыми сливками.

— Леди Вивьен, мистер Ллойд настоятельно рекомендовал позавтракать. Даже если вы будете отказываться, — веско произносит Сара.

— Я позже поем. Еще не успела проголодаться, — оправдываюсь, надеясь, что когда останусь одна, смогу пренебречь правилами этикета.

Сара хмурится.

— Он это также предусмотрел. И приказал мне следить, чтобы его распоряжение выполнялось на моих глазах.

— Но я действительно не голодна, — мотаю головой. И именно в этот момент мой живот издает громкое урчание. Щеки опаляет жаром. Сара хмурится еще сильнее.

А Мэри с готовностью снимает крышку с подноса. Перед носом оказывается полная тарелка серовато-скользкой овсянки, тосты, два яйца и гранат.

Хлопаю глазами.

― Это все мне?

― Доктор Ллойд сказал, что порция рассчитана четко по граммам на ваш организм. Дженни очень старалась

— Ладно, — тянусь к тарелке.

С овсянкой не должно быть проблем. Я очень сомневаюсь, что смогу проглотить хоть немного, но постараюсь изо всех сил. Тем более, что кашу можно есть ложкой, а она здесь одна, если не считать чайную. Плохо, что остальные продукты мне больше нравятся, овсянку на дух не переношу. Но, яйца есть руками стыдно. Наверное, их как-то по-другому нужно. Может, как в том старом мультике. Пару раз папа с мамой включали советский про бременских музыкантов. Там король постоянно с тем яйцом носился, как с писаной торбой. У мультипликаторов и сценаристов было специфическое чувство юмора.

Глава 5

Я успеваю закрыть лицо руками. Почему-то кажется, что нити обязательно должны обжечь, настолько они блестят и искрятся. Однако на удивление боли они не причиняют. Только липнут к коже и волосам, будто клей.

— Это что за мерзость? — разрываю сети и брезгливо трясу рукой.

― Моя разработка. Мухоловка! — отвечает голос. Однако его обладателя я не вижу.

— По-твоему я похожа на муху, — ошарашено хлопаю глазами. — Как минимум, дитя, тебе стоило бы прочесть раздел зоологии, где речь идет о массе насекомых.

― Дитя? Вив, ты чего?

Вдруг прямо передо мной начинает мерцать воздух, и буквально на глазах появляется мальчишеская фигура.

Упс, чуть не хлопаю по лбу ладонью. Прокол... Еще какой... Надо срочно выкручиваться...

― А кто же ты, если такие пакости устраиваешь? ― задираю подбородок.

Мысли о главной жабе в болоте снова помогают приобрести горделивый вид.

― Я твой лорд! Наследник Роузхола — и себе дерет нос. Смешной...

— Не думала, что задача лордов, нападать на беззащитных девушек, — качаю головой и меряю его суровым взглядом.

Симпатичный мальчишка, рыжий и кудрявый, как и сама Вив. Лет девяти, не больше. Чуть старше Любомирчика и Любавы. Те тоже любят шалить, маленькие непоседы.

От упоминания о близнецах щемит сердце. Как они там, без старшей сестренки? Кто их из садика забирает, на подготовку водит... Им в школу уже осенью... Наверно, Зоряна... или мама с работы отпрашивается.

― Ты не плачешь? ― вырывает из воспоминаний удивленный голос.

— Плачу? — удивленно округляю глаза. ― А должна?

Судорожно пытаюсь понять — это он мысли мои читает или эмоции. Кто знает, на что способны эти маги...

— Ну... — тянет. — Ты всегда ревела, когда я подшучивал над тобой…

— Ты хотел сказать, издевался, — грозно сдвигаю брови.

В душе чувствую невероятное облегчение, что догадки не подтвердились... Он совсем не о моей второй жизни...

— Я не делал ничего плохого, — быстро качает головой и хлопает честными глазенками.

— Действительно?

Мальчик отводит взгляд.

— А если я тебя возьму за ухо и немного потаскаю, естественно, исключительно в воспитательных целях, то тоже ничего плохого не сделаю?

— Ты не имеешь права! — возмущение мгновенно загорается в ореховых глазах. — Я твой лорд!

— Пока ты мне даже до подмышки не достаешь.

А сама думаю… Мой лорд… и лорд Роуз. Пожалуй, это сын, самый младший. А значит, мой брат. Со смертью лорда Роуза титул должен был перейти к мальчику. Балуют, наверное, наследника, трясутся над ним, чуть ли не в попу дуют.

Скрещиваю пальцы на руках и заканчиваю:

— И право у меня самое святое, как у старшей сестры, — тычу пальцем в небо.

Возражений не следует. Мальчик надувается, складывает руки на груди. А я принимаюсь выпутываться из этих липких сетей.

Наконец сдаюсь и смотрю на ребенка

— Забери это!

― А что мне за это будет? — хитро прищуривается.

Малыш, по всему видно, далеко пойдет...

― А что ты хочешь?

Мальчик задумывается, проходится взглядом по комнате.

― Напиши вместо меня доклад по географии.

— Нет, малыш, так дело не пойдет, — отрицательно качаю головой. — Уроки ты должен учить самостоятельно. Ведь сам твердишь, что лорд. А где это видано, чтобы лорд был невеждой?

― Другие и половины не знают! Для них только охота важна и карты!

― Ты не другие. Ты Роуз! ― нахмуриваюсь.

Ох, какие же знакомые мысли. Дети это дети в любом мире, какой ни возьми. Учиться не хотят, ответственности не хотят... А вот права, как у взрослых, еще как…

В этот момент я особенно сильно дергаю нить, крепко опутавшую запястье. Слышится тихий хлопок, и она ни с того, ни с сего начинает быстро скручиваться в небольшой клубок, как блестящая рулетка. Не успеваю и глазом моргнуть, как сияющий шарик, смотавшись полностью, на секунду зависает в воздухе и с тем же хлопком исчезает.

― Как ты это сделала? — шепчет мальчик.

— Не знаю, — отвечаю точно таким же ошарашенным взглядом. ― А разве я не могла это сделать? Ты же наколдовал, а я развеяла.

― Но ты девочка, Вив! — в голосе слышится такое справедливое возмущение, что я на секунду зависаю. Совершенно не понимаю, при чем здесь мой пол.

― И? — продолжаю хлопать глазами, как баран на новые ворота. Если даже предположить, что для девушек это невозможно, то как же меня Сара лечила?

― Вив, ты что! Мама с ума сойдет, когда узнает! Нас ждет скандал!

Паника ребенка передается и мне. Вдруг становится больно в груди, будто снова вернулось воспаление. Что-то давит и вибрирует за грудиной, словно бьется пульс.

― Малой! ― вырывается. Не знаю, как зовут брата Вив, но это обращение считаю вполне приемлемым.

Хочу расспросить, в чем дело. Но умолкаю на последних звуках. Если такое известно ребенку, то Вив, настоящий Вив, и подавно. Что делать?

― Не малой. Лорд Роуз! — к счастью в своем детском тщеславии мальчик и не замечает моей запинки.

— Папа — лорд Роуз. Пока... для меня. А ты малой, — выкручиваюсь.

― Тогда уж лучше Уильям...

Вот и прекрасно — мысленно потираю лапки.

— Не говори маме, — смотрю на него. — О случившемся...

Он колеблется, закусывает губу, морщит курносый нос.

― А я не расскажу, что ты вместо уроков играешь с разными заклятиями. И... помогу с рефератом, так уж и быть...

― Это не удастся долго скрывать. Я же знаю, как чары рвутся на свободу, — качает головой. В ореховых глазах смущение и маленький грамм сострадания.

― Будем скрывать, сколько сможем, — решаю. И невольно прибавляю. — Сама удивленна, честно говоря...

— Давно это у тебя?

— Да вот только... — тяну растерянно.

— Только — это сейчас прямо? – не верит.

Я поджимаю губы, отвожу взгляд. Довериться ребенку глупость, но разве есть выбор? Он и так стал свидетелем этой диковинки. Узнать бы, почему для меня магия запрещена, а для Сары нет. Похоже, об этом знают все… все кроме меня. Расспрашивать Уильяма будет слишком подозрительно...

Глава 6

― Ты невероятно безответственное дитя, Вивьен! ― с порога начинает стыдить. — Все с ног сбились, ища тебя. Столько человек оторвали от работы и собственных дел. Снова пытаешься к себе внимание привлечь?

Щеки вспыхивают. Становится стыдно. Неужели у маман нет и капельки такта, чтобы не обсуждать при посторонних такие личные вопросы. Немного за себя стыдно, но больше за леди Роуз. Со стороны это выглядит ужасно. Возможно, если бы я действительно была Вив, этого бы не заметила, винила бы себя во всем. Но присутствие в чужом теле позволяет взглянуть на ситуацию со стороны. И оценить объективно.

Даже Гортензия краснеет. Селеста отворачивается к окну.

― В комнате не пробовали посмотреть? ― говорю точно то же, что и сестре.

Леди Роуз явно не ожидает такого дерзкого ответа. На мгновение умолкает, открывает рот и не может подобрать слова.

― А если бы меня предупредили, то я и сама смогла бы подойти в нужное время. Но ведь никто из вас не сказал, что мы ожидаем мадам Жельбен! Так как я должна была догадаться? Мне нужно было сидеть все эти дни в собственной спальне, как собачонке, и бояться выйти за порог?

― Да куда ты можешь пойти! Мы не подумали, что с воспалением легких тебе в голову придет слоняться по дому, — возмущается маман.

— Вот видите, вы не подумали, но виновата почему-то я... — смотрю с холодным выражением лица. У меня есть с кого копировать подобную невозмутимость.

Маман только глазами хлопает. Не знает, что сказать.

Молчание затягивается. И, в конце концов, мадам Жельбен предлагает:

— Может, перейдем к платью?

За скандал перед ней невыносимо стыдно. Благо, что у модистки хватает такта сделать вид, что ничего не слышала. Впрочем, уверена, свидетелем подобных сцен, а, может, и похуже, она бывала неоднократно. Отчего-то аристократы наивно полагали, что слуги их не слышат, не болтают, и вообще являются чем-то сродни мебели.

Одна из помощниц протягивает розовое платье, и мадам Жельбен и маман принимаются меня в него втискивать.

― Вы без корсета? ― первая удивленная фраза, которую я слышу от модистки.

— Да, врач запретил, — пыхчу, просовывая голову в воротник. — Пока не поправлюсь полностью.

— Что ж, это не проблема, — бормочет модистка, стягивая вниз тесный лиф. — Вы, вижу, слегка похудели, поэтому распускать придется немного, шнуровка все подкорректирует.

Рядом недовольно пыхтит леди Роуз. Но замечаний больше не делает.

— Вырез слишком откровенный, — подтягиваю край платья.

Гораздо откровеннее тех, к которым я привыкла. Даже на Земле я бы вряд ли надела футболку или майку с таким. Кажется, он еще немного и спадет, обнажив все до пупка.

― Вив, это так нужно, ― тихо шипит мамам. И хлопает по моей ладони.

― Нужно, чтобы все на грудь пялились? — возмущенно поворачиваюсь к ней.

Ну, как можно приспособиться к такому обществу, когда тебя оценивают не за свои достижения, личные добродетели, плоды кропотливого труда, а за то, чем наделила природа... или чего лишила.

— Но ведь вам нужно как-то мужчину поймать в сети... — подключается мадам Жельбен.

― Не грудью! — раздраженно восклицаю и пытаюсь снова подтянуть платье.

— Вив, — уже не шипит, рычит маман.

― Мы можем сюда пришить оборку из кружева. Так даже кокетливее, — предлагает модистка.

— Не надо! — восклицает леди Роуз.

И я почти одновременно с ней:

― Пришивайте!

Мы меряемся взглядами.

― И кружево сделайте белое, — твердо добавляю, не отводя глаз. — Чисто белое, чтобы хоть как-то уравновесить этот поросячий оттенок!

― Вив! ― выкрикивает.

― А что не правда? — прищуриваюсь, склоняю голову.

― Тебе нужно носить яркие цвета, — немного наклоняется ко мне. — Чтобы хоть как-то отвлечь внимание от своих недостатков.

Последние слова шепчет сквозь зубы. Тихо, чтобы услышала только я. Стесняется "не такой" дочери.

― Мне кажется, что это не помогает, — качаю головой. ― Следующее платье, куда бы мы ни направлялись с визитом, я хочу выбрать сама. Цвет, фасон и все остальное. Это последнее выбранное вами, которое я надеваю!

Ноздри леди Роуз раздуваются в гневе. Она молчит. Я тоже молчу. Не уступлю ни грамм. Вот что она мне сделает? Побьет, закроет в комнате? Ей нужно выдать меня замуж, а замуж берут только ухоженный товар. Вряд ли посмеет повредить "упаковку".

― Переходим к свадебному платью, ― наконец приказывает. Отводит глаза.

А я радуюсь маленькой победе.

— И насчет свадебного, — хитро прищуриваюсь, уже предчувствуя новый всплеск гнева. ― Можете смело его выбрасывать. Или отдать нуждающимся. Мое мнение нисколько не изменилось, за Спайка не пойду!

Маман нахмуривается. Губы белеют от ярости.

А я чувствую — если она снова начнет скандал, просто не сдержусь, взорвусь как граната, и тогда достанется всем. За грудиной начинает тревожно покалывать…

― Свадьба будет! ― сквозь зубы сообщает маман. Едва гнев сдерживает.

Но я уже привыкла. Это первые разы мне, которая от родителей не то что грубого слова не слышала, на меня даже голос не повышали, показалось ужасным такое поведение. Сейчас мои нервы более чем закалены.

Гортензия всхлипывает. Селеста что-то гневно бормочет. Я выжимаю улыбку.

― Не в ближайшее время, и точно не с лордом Спайком.

Почему бы и нет. Все же когда-нибудь я, может, и встречу человека, который станет мне другом, будет ценить не глубокие вырезы и пышную грудь, а любить меня такой, как я есть. Но это точно не Джеффри, готовый продаться с потрохами ради денег.

— В твоем случае, — глубоко дышит маман. Пытается сдержать эмоции. ― Выбирать не приходится. Спустя столько времени лишь Джеффри изъявил желание взять тебя замуж. Ты с каждым годом не молодеешь, Вивьен. Единственные твои преимущества: здоровье, чтобы родить мужу много сыновей, и приданое.

А я уже успокаиваюсь, неожиданно понимаю, что ее раздражает именно такая вот сдержанная улыбка, уравновешенный тон, четкие возражения без грамма эмоций. Только в груди жжет, и я невольно потираю место под грудиной.

Глава 7

После случившегося в примерочной желание выходить из комнаты исчезает. Дело в том, что я не могу четко сказать, откуда взялся тот шар. Действительно защитил меня Уильям, или это была его вина. Снова вызвать у себя подобные ощущения и создать такой же светлячок ни разу не удается. Наконец решаю, что все же братишка начудил и успокаиваюсь. Если подумать, то и правда откуда у меня магические способности. В том, что Вив дочь лорда Роуза уже сомнений нет. Я не поленилась и нашла портрет покойного. Своими веснушками, рыжими вьющимися волосами и слегка курносым носом Вивьен пошла в отца, как и Уильям, кстати. Гены, как говорится, на лицо.

Но маленькие остатки сомнений еще немного терзают, и я время от времени пытаюсь вызвать пульсар. Правда, только в ванной у воды, чтобы сразу потушить.

Со своими мыслями и переживаниями совсем забываю о вечере у леди Берроуз. После завтрака сажусь читать учебник по всемирной истории — надо же знакомиться и с соседними государствами — и совсем теряю чувство времени. Только когда в комнату вбегает Мэри с поросячьим платьем в руках, а Сара направляется набирать ванну, у меня закрадываются смутные подозрения.

Откладываю книгу, сажусь на кровати и неуверенно спрашиваю:

― Сегодня воскресенье?

Мэри, которая как раз вешает платье на дверцу шкафа, поворачивается так быстро, что поток воздуха всколыхивает приторно-розовый подол.

— Конечно, леди Вивьен. И радость-то какая, наконец, хоть из четырех стен выберетесь. Развлечетесь, потанцуете…

Я угрюмо смотрю на наряд. Что-то меня грызут сомнения, что кто-то рискнет пригласить жабу в розовом безобразии. Одно радует — на воротнике белеет кружево. Мадам Жельбен выполнила просьбу. И я все больше и больше начинаю испытывать симпатию к этой замечательной женщине.

А дальше Мэри и Сара принимаются усердно готовить меня к выходу в свет. Впервые после длительной болезни. Я безропотно отдаюсь в их руки и будто со стороны наблюдаю за процессом. Новый комплект симпатичного белья, мягкая нижняя рубашечка, платье, которое без корсета сидит довольно-таки неплохо. Кружево действительно прикрывает стратегические места и немного усмиряет яркое господство розового. Я больше не похожа на перетянутую рюмку, из которой торчит тесто. Да, не стройная лань, но и не клоун. Только один раз я решительно обрываю действия своих служанок — когда Мэри тянется за сундучком с пудрой для волос.

— Никакой пудры! — твердо говорю.

Девушка нерешительно замирает.

— Но… ваша маман… — наконец решается пролепетать.

— Вот моя маман пусть и осыпает себя этой гадостью. От нее потом и плечи, и руки, и лицо кажутся грязными. Будто у меня перхоть. Никакой пудры! Категорически!

— Тогда что? — первой приходит в себя Сара. Ее холодный подход и внутренний стержень мне импонирует, и я хитро смотрю из-под ресниц на служанку.

— Давайте просто их расчешем и как-нибудь закрутим на затылке. А несколько локонов можно пустить на плечо. И, Мэри, сбрызни их водой, тогда сами локоны станут аккуратными, а я перестану напоминать одуванчик. Вообще после мытья попробуем не расчесывать. Пусть высыхают так. Промокнем шелковой тканью. Вот увидите, они станут довольно милыми.

Служанки смотрят, как будто у меня две головы внезапно выросло.

— Прочла, — развожу руками. Не говорить же им, что имея на Земле такие же кудри, давно пользуюсь "кудрявым методом" и расчесываю волосы до мытья, а не после. Конечно, здесь нет фена, пенки для фиксации и бальзама. Но должно выйти неплохо. Во всяком случае не хуже, чем сейчас. Потому что в данный момент я действительно похожа на одуванчик.

Мэри немного сомневаясь, все же принимается выполнять приказ. Сара находит в шкафу шелковый палантин.

— Это пригодится для вытирания, — показывает кусок ткани, киваю и с удовольствием смотрю, как пушистые волосы завиваются в тугие спиральки.

— А теперь вот так, — забираю палантин и начинаю аккуратно промакивать каждую пружинку. — Тогда не разрушается структура локона, и волос не пушится.

В общем, когда все приготовления заканчиваются, то, что вижу в зеркале не то чтобы устраивает, во всяком случае ужаса не вызывает. А прической вообще остаюсь довольна. Высокий пучок придает стройности всей фигуре, а кудряшки — кокетливости. Вивьен действительно очень мила. Уверена, я еще буду красавицей. Только нужно подобрать собственный стиль и подчеркнуть преимущества.

А теперь интересно, как маман отреагирует на мое самоуправство.

***

В холле уже ждут собранные сестры. Они действительно невероятно хорошенькие в своих бальных платьях. И похожи друг на друга как близнецы. Впервые задумываюсь, а сколько нам всем лет. Выглядим как ровесницы. Но у кого такое спросишь, не вызывая подозрений?

Гортензия нервно мнет белоснежный веер в руках и кусает губы. Смущается. Она очень неуверенна в себе, и полностью зависима от мнения Селесты. Хотя нежное сиреневое платье ей весьма к лицу, и невероятно красиво оттеняет цвет глаз. Они тоже кажутся сиреневыми, и от этого еще более загадочными.

На Селесте — зеленое, яркое. Волосы завиты и перекинуты на грудь, сверкают золотистым оттенком, выгодно подчеркнутые удачным выбором цвета.

Ну и я ― поросенок в кружеве.

— Ох, ты забыла пудру. Скорее беги наверх, пока маман не увидела! ― первой замечает мою прическу Гортензия.

― Не забыла. Просто не хочу, — спокойно отвечаю.

— Вивьен, ты что задумала? — подключается к разговору Селеста, шипит раздраженно. ― Как без пудры? С такими волосами!

― С какими такими? — невинно смотрю ей в глаза.

Она боязливо осматривается и наклоняется ко мне, будто секрет готовится рассказать.

— Рыжими... — шепчет, будто я не видела себя в зеркале.

― И?

― Рыжий обычно у… у… ― бросает беспомощный взгляд на Гортензию.

Но та стоит свекольная, даже дышать боится.

― У девушек… у леди… в доме терпимости… ― последнее слово говорит одними губами. Почти неслышно.

Глава 8

Смотрю как Гортензия и Селеста кружатся в танце с какими-то джентльменами и медленно пью лимонад. Меня, конечно, никто не приглашает. Я наслаждаюсь одиночеством, спрятавшись в углу за раскидистой пальмой, и стараюсь немного привыкнуть к атмосфере бала. Все же впервые в жизни на таком мероприятии.

Приходится внимательно наблюдать за другими, додумывать, осторожно общаться, чтобы каким-то образом не выдать себя. Но есть и позитивный момент — Джеффри в поле зрения пока не появляется. Поэтому, в общем, я вполне спокойна и невообразимо довольна, как сытый удав. Танцевать не умею. С бывшим женихом разговоры излишни. Чувствую, благодарность к ужасному платью, которое отпугивает всех кавалеров на расстояние нескольких метров. А еще стараюсь держаться как можно незаметнее, чтобы не встретить кого-то близкого Вивьен, который бросится со мной разговаривать. Потому что в этом случае просто не знаю, что делать.

— Прекрасный вечер, не правда ли? ― вдруг слышится с другой стороны пальмы.

Рука вздрагивает. Несколько капель лимонада падают на подол платья. Смотрю на них философски ― испоганить это произведение искусства даже пятна не в состоянии. В конце концов, поднимаю голову и встречаюсь глазами с пронзительным взглядом Торнтона.

— Прекрасный, — произношу медленно и снова смотрю вниз, стараюсь немного растереть влажные следы. Искренне рассчитываю, что он уберется восвояси, увидев, что я занята более важным делом.

Понять не могу, что ему от меня нужно. Как-то раньше он не горел желанием общаться девушками. Мимо уже не одна стайка пробегала в поисках лакомой добычи. Они перешептывались, не стесняясь, и совсем не замечали меня в этом углу, увлеченные построением коварных планов, как поймать в сети герцога.

― Почему же не танцуете? ― обходит мое, уже не такое надежное, убежище и становится рядом.

С горьким вздохом отрываюсь от своего занятия.

— Врач запретил, — лгу и краснею.

Врач ни слова об этом не говорил. Его врач, имею в виду. Нашего семейного маман так и не пригласила. То ли сочла лишним после осмотра Ллойда, то ли просто забыла, озабоченная сборами на прием.

― Вы все еще плохо себя чувствуете? ― почти искренне интересуется.

Я нахмуриваюсь, кусая губы. Отвечаю не сразу, подбираю слова, чтобы не оскорбить чем-либо. "Вот что ему от меня надо?" — бьется в голове настороженная мысль. Сама же улыбаюсь, делая вид, что внимание льстит. Однако не уверена, что могу обмануть менталиста. Времени прочитать о видах магии пока не было.

— Я чувствую себя отлично, — наконец говорю. ― Иначе не смогла бы принять приглашение леди Барроуз. Но спасибо за беспокойство. И за то, что пригласили к нам доктора Ллойда. И вообще…

Вспоминаю слова Селесты, что он тащил меня на руках аж до самой комнаты, и становится неловко.

— Это мне не стоило никаких усилий, — улыбается.

Слова звучат неоднозначно. Это он о вызове врача, или прочел мысли о таскании на руках? Что я на это должна ответить?

Пожимаю плечами и возвращаюсь снова к наблюдению за танцующими. Про себя считаю шаги — вдруг все же прочел. Ментальная магия пугает. А еще бесит невероятно. И сам он бесит. Чего торчит? Может, в конце концов, поймет намек?

— А вы не очень общительны, леди Вивьен.

Поднимаю бровь, вынужденная снова взглянуть на собеседника.

― Как с кем, ваша светлость…

— Пока я не светлость и, надеюсь, в ближайшее время не стану, — неожиданно лукаво улыбается.

Я морщу лоб. Действительно, родители Торнтона живы. Чуть не стону от собственной тупости, вот так опозорилась.

― О! ― неожиданно восклицаю, пораженная собственной догадкой. — Я поняла!

― Что именно, милая леди? ― улыбка становится еще лукавее.

― Поняла, почему вы общаетесь со мной!

― И почему же?

— Клянусь, вы так прячетесь от вон той стайки истекающих слюнями девиц! Не так ли?

Торнтон стреляет взглядом в сторону небольшой группки девушек в ярких платьях. Они сразу же начинают хихикать и кокетливо хлопать ресницами, обмахиваясь веерами.

— Вы так думаете?

— На вашем месте я бы тоже пряталась, — неожиданно честно признаюсь.

— Вот как? ― смоляная бровь взлетает.

Я отворачиваюсь. Пристальный взгляд неожиданно начинает смущать. Натыкаюсь на маман. Она смотрит прямо на нас с Торнтоном, и в ее глазах нечитаемые эмоции, их мне пока не понять.

― Вы не окажете мне честь? ― неожиданно произносит Торнтон.

Честь? Какую честь? Взгляд падает на протянутую ко мне руку. Не сразу понимаю, что он хочет от меня. Но рука не исчезает, улыбка герцога становится более напряженной.

— Я не танцую, — наконец доходит. Стыдно-то как… Но лучше поздно, чем никогда….

— Мне нужен лишь один танец, леди Вивьен, — настаивает со странной, нервной интонацией.

Я снова смотрю на его руку.

― Но врач… ― завожу свою шарманку. Опозориться на глазах у всего зала даже для меня слишком.

— Врач не запрещал, — колючий взгляд обжигает. А вдруг это своеобразный экзамен. О, не надо было ехать на этот прием — чуть не плачу от осознания, в какой переплет попала.

― Желаете оказаться в объятиях любимого жениха? ― неожиданно спрашивает.

— Какого еще, — фыркаю и наконец замечаю Джеффри, который с сияющей улыбкой спешит к нам. — Конечно, окажу — поспешно соглашаюсь, стараясь как можно милее улыбнуться.

На самом же деле чуть не скрежещу зубами от безысходности. Между двумя огнями, это же надо так влипнуть! Бесы бы побрали этого Джеффри. И как мне теперь танцевать? Сам танец странный, я даже в фильме таких движений не видела. Запомнить и повторить вряд ли смогу.

― Успокойтесь леди. Я поведу, только слушайтесь меня, — вдруг наклоняется к моему уху Торнтон. Произносит успокаивающие слова низким бархатным голосом, и кожа моментально покрывается пупырышками.

Но я снова пренебрежительно фыркаю. С чего это Торнтон решил избавить меня от своего друга. В кустах они вдвоем о "жабе" сплетничали.

Глава 9

Больше я не танцую. Хотя, к моему огромному удивлению, приходится отказать двум кавалерам. Маман шипит от злости, я игнорирую, сестры переходят от одного партнера к другому, наслаждаясь танцами и всеобщим увлечением. Они здесь звезды. Как и бесподобная Люси, которая уже бог знает какой по счету вальс мнется в паре с Джеффри прямо в центре праздничного зала. Она бросает на меня удовлетворенные взгляды. Я мило улыбаюсь. На такие провокации вестись — себя не уважать. Тем более что мы разошлись с лордом Спайком. Но, кажется, никто не знает о разрыве помолвки. Поэтому время от времени ловлю на себе участливые взгляды.

— Вив, — тихонько зовет маман. — Что-то голова кружится. Проведи меня в сад.

Поворачиваюсь к леди Роуз и отмечаю, что она действительно выглядит немного бледной. Под глазами появились темные круги.

— Да, конечно, — подхватываю ее под руку.

Стеклянная дверь рядом. Буквально в нескольких шагах. Мы легко маневрируем между гостями, стараясь держаться у стены, и проскальзываем в приоткрытую створку. Прохлада сразу же охватывает разгоряченные лица, музыка становится тише. Я и сама с удовольствием вдыхаю свежий ночной воздух.

— Вот там, дорогая, удобная скамья, — тонкий палец в перчатке указывает вглубь аллеи, где под фонарем пристроилась небольшая резная лавочка. — Сядем. Ноги вот-вот откажутся держать.

Киваю и осторожно веду маман к фонарю. Усаживаю аккуратно, и сама опускаюсь рядом.

— Прекрасный вечер! — едва слышно говорит, поднимая лицо к небу.

Невольно и сама задираю голову. Здесь мне нравится гораздо больше, чем в переполненном зале. Хотя музыка все равно до нас доносится, а из глубины сада слышатся тихий смех и голоса — не мы одни пожелали уединения и прохлады — чувствую покой и умиротворенность.

— Прекрасный, — соглашаюсь и принимаюсь обмахиваться ладонью.

Веер свой я где-то потеряла. Даже вспомнить не могу где. Возможно, с непривычки в карете оставила. Маман поджимает губы, догадывается, что я вытворила, и начинает резче обмахиваться своим.

— Ты ни одного танца с Джеффри не протанцевала. Видела эту выскочку Люси? Вешалась на него как уличная девка. А я тебе говорила — она не подруга. Но ты, как и твой отец, наивный теленок.

— Да зачем он Люси сдался! — фыркаю пренебрежительно, пропустив оскорбление мимо ушей. Если Вив действительно считала леди Барроуз подругой, то я просто не знаю, что добавить. У той же на лбу буквально написано — завистливая стерва. — Он же беден, как церковная мышь

— Так и что. Барроузы всего-навсего выскочки. Титул получили недавно. Баронство… это почти простолюдины. А у Джеффри старый род. Виконтом был его прапрадед. И он сам семиюродный брат второй жены короля Бардальфа девятого. А это тебе не абы что!

Пожимаю плечами. Для меня это не имеет никакого значения.

— К тому же Люси, конечно, может и не нужен Джеффри, но над тобой поиздеваться она хочет. Мне как матери это видно невооруженным глазом.

— Ты ошибаешься... — качаю головой. Хоть в душе полностью согласна с леди Роуз, но перемывать кости для меня неприемлемо. Даже если это касается такой хитрой лисы как Люси.

— Ошибаюсь? Вивьен, мое наивное милое дитя, ты жизни не видела. Все подруги змеи подколодные. Только семья тебе желает добра.

С первой половиной фразы я почти согласна, по крайней мере, по отношению к Люси, а вот вторая вызывает сомнения.

― Вот чего ты хмуришься? ― прижимает пальцы к вискам. ― Как можно быть таким неблагодарным и упрямым ребенком. У меня даже голова разболелась. Где мой пузырек с нюхательной солью? Я сейчас упаду в обморок, — стонет она, прикрывая веки.

― Ле… Матушка… — в последний момент исправляюсь. Чужую женщину называть мамой не хочется. У меня только одна и всегда будет. Однако сомневаюсь, что Вивьен к родной матери обращалась по титулу.

― Быстрее беги и попроси у леди Барроуз нюхательные соли. Потому что я не выдержу. Одна нога тут, другая там, Вивьен!

― Но как я вас оставлю? — кусаю губы.

― Оставишь. Я здесь на скамейке буду. Беги, пока я еще в сознании!

Вскакиваю. Подбираю подол, чтобы не путался под ногами, и бросаюсь к стеклянным дверям. Как бы там ни было, ей нужна помощь. Мои волнения искренни. Бегу, не слыша под ногами земли, дышу гулко. Как хорошо, что на мне нет корсета, а то валялись бы в саду две обморочные тушки.

Мне остается лишь несколько шагов до заполненного людьми зала, когда крепкая ладонь накрывает рот, а другая рука обхватывает за талию и затягивает в густые кусты.

Воздух с тихим мычанием вырывается из горла. Теплым потоком ударяется в чужую ладонь.

— Тихо, Вив, тихо? — шепчут в ухо.

И хоть все голоса шепотом звучат почти одинаково, но почему-то не сомневаюсь чьих это рук дело. Только какие у него планы?

Сейчас приступ маман кажется умелым театрализованным действием. И я просто киплю от гнева. Страху нет ни капли. Злюсь на нее, на Джеффри, а больше всего на саму себя — как могла быть столь беспечной. Даже ухом не повела, когда меня так умело выманивали из дома. Пошла, словно теленок на веревочке. Маман не так уж ошиблась, обозвав меня.

А кусты тем временем становятся все гуще. И голоса удаляются, почти стихают. Только тогда Джеффри решается отпустить меня. И хоть ладонь со рта убирает, но тут же перехватывает руку. И талию по-прежнему обвивает загребущая лапа.

— Джеффри, что это значит? ― возмущаюсь. Пытаюсь выглядеть спокойной и холодной, однако саму трясет от эмоций. Какие идеи снуют в его пустой голове?

— Успокойся. Я хочу только поговорить, — прижимает к себе, неожиданно глубоко вдыхает запах, почти касаясь носом волос.

— Если поговорить, то отпусти, — упираюсь ладонью в грудь.

— А ты не сбежишь? ― заглядывает пристально в глаза.

Фыркаю:

― Мне не двенадцать лет. К тому же, надеюсь, ты джентльмен, и не посмеешь мне навредить.

Рука на моей талии едва заметно вздрагивает.

— Так и есть, Вив. Извини. Просто… ― нехотя отпускает, однако продолжает стоять слишком близко.

Глава 10

Дорога домой проходит в удручающем молчании. Селеста хмурится, вероятно, обдумывает месть. Маман делает вид, что дремлет, но периодически прикладывается к бутылочке с нюхательной солью и бросает на меня осуждающие взгляды. Гортензия пялится в окно.

Меня же беспокоят слова об измене. Не знаю, что имела в виду Люси, но почему-то кажется, что это не пустой девичий треп. Она что-то знала. Знала наверняка, иначе не рискнула бы при свидетелях обвинять. Тогда возникает вопрос — как умер лорд Роуз. Никто даже словом не обмолвился о причинах его перемещения в лучший мир.

Уже в имении молча расходимся по своим комнатам. Мэри меня ждет, дремля на стуле. Но сразу же вскакивает на ноги, как только переступаю порог. Помогает сбросить платье, расплетает волосы и передает ночную рубашку. Сил едва хватает, чтобы добраться в ванную комнату, кое-как умыться, почистить зубы и нырнуть в постель. А там, на мягкой перине под теплым одеялом, сознание мгновенно отключается. И сплю я спокойным и сладким сном почти до обеда. Только раз просыпаюсь, когда Мэри тихонько заходит в комнату, чтобы поинтересоваться на счет завтрака. И засыпаю снова. Смышленая служанка больше не беспокоит.

Вторую половину дня трачу, чтобы закрыть пробелы, неожиданно возникшие на приеме. Пособие по этикету становится моей настольной книгой, или скорее «подподушечной» ― откровенно демонстрировать свою жажду знаний не стоит. Но если бы было так легко узнать тайны смерти лорда Роуза, как нюансы поведения в аристократическом обществе. А в том, что там кроется какая-то загадка, сомнений не возникает.

Этим-то и занимаюсь до самого вечера: чтением, размышлениями и бесцельным скитанием по комнате. И даже не замечаю, как приближается время ужина. Только вот его я бы предпочла оттянуть как можно дальше. Однако у Роузов, насколько знаю, принято ужинать всем вместе, беседовать и обмениваться новостями. Лорд Роуз считал, что это сближает семью, а леди Роуз после его смерти продолжила традицию. Даже Уильям не смеет пропускать столь важное и сакральное действо. Меня в последнюю неделю освободили по состоянию здоровья, но теперь это самое здоровье вполне позволяет спуститься в малую столовую и насладиться обществом дорогой семьи.

К ужину меня собирает Сара. Мне все равно, какое платье подберет служанка, даже в зеркало не смотрю. Лишь краем глаза отмечаю, что едкие цвета, как ни странно, не такие уж и едкие. Приглушенные, тусклые. Может, это уже я привыкла к этому пестрому произволу. Волосы Сара стягивает на затылке лентой и, помня о моих предпочтениях, игнорируют пудру. Она действительно мне нравится больше, чем Мэри. И я благодарно улыбаюсь, поймав в отражении ее мрачный взгляд.

В столовой появляюсь почти последней, сестры и маман уже там. После меня вбегает запыхавшийся Уильям. Под строгим взглядом леди Роуз спотыкается о порог, но не падает. Выравнивается. Краснеет от стыда и уже значительно спокойнее двигается к своему месту во главе стола, где раньше сидел покойный лорд Роуз.

— Итак, цыплята, — со странным выражением лица посматривает на нас маман. ― У меня для вас отличная новость.

Сестры нетерпеливо начинают ерзать, у меня холодеет сердце. Прекрасная новость для леди Роуз для меня обязательно вылезает боком.

― Вивьен, ― сразу замечает мое настроение. ― Ты, как всегда, хмуришься. Неужели нельзя быть хоть немного приветливее и милее. Будешь морщить нос — появятся морщинки, запомни мои слова! — отчитывает под смешки сестер.

Я демонстративно начинаю скалиться. Ну, как здесь быть веселой? Неудивительно, что Мэри назвала Вивьен мрачной и нелюдимой.

― Так что за новость, мамочка? — подпрыгивает на стуле Гортензия.

― Мы приглашены в Торнтонхолл! На целых две недели, цыплята! Торнтоны отмечают день нашего покровителя, святого Патрисия и день рождения нашего любимого короля Бардальфа. В этом году его величество решил не проводить его в летней резиденции и переложил организацию увеселений на плечи дядюшки и тетушки. Ну, разве не здорово! Первая неделя День Патрисия и празднование для ближайших, а на следующую неделю подъедут остальные гости уже поздравить его величество, — сияет как новый самовар.

— Мамочка, ох! Я сейчас потеряю сознание от счастья, — откидывается на спинку стула Гортензия. ― Поверить не могу, что мы вошли в ближайший круг Торнтонов. После...

Фразу Гортензия не заканчивает, подпрыгивает на стуле от толчка Селесты. Леди Роуз делает вид, что ничего не замечает. А старшая сестра в тот же миг начинает тараторить:

― Это невероятно! Нужно срочно заказать новые платья, — переходит к планированию. Как будто пытается отвлечь от неудобной темы.

Меня же начинает тошнить от страха. Сжимаю черенок вилки до побелевших костяшек и судорожно пытаюсь прикинуть, что задумал Торнтон.

― Вивьен! ― ожидает моей реакции маман.

Поднимаю голову и скалюсь, изображая "невероятную" радость.

— Просто наказание божье, а не дитя, — бормочет себе под нос.

Далее сестры и мать переходят к обсуждению более прозаических тем, таких как платья, украшения, прически и подготовка. Я в этом участия не принимаю, вяло ковыряю вилкой какое-то зеленоватое пюре из овощей. Уильям, как ни странно, почти копирует мои действия. Пюре и ему не заходит.

— Я уже написала мамам Жельбен. Подобрала ткани, обсудила фасоны. К сожалению, у нас совсем нет времени, чтобы с нуля отшить гардероб. Придется что-то брать из заготовок.

Сестры смущенно попискивают. Я медленно откладываю вилку.

― Я бы предпочла сама выбрать одежду. Вернее, настаиваю на этом!

― Вивьен! — возмущенно вскидывается маман. Откладывает столовые приборы, вытирает салфеткой губы. Чувствую, вот-вот начнутся знакомые нотации.

— Я предупреждала. Платье, которое было вчера, совсем не подходит. Розовый мне не к лицу, и желтый тоже... корсеты... глубокие вырезы...

― Тонкая талия и пышная грудь — это красиво! — возражает маман.

― Красиво, когда гармония. К тому же... — бросаю лукавый взгляд на притихших Гортензию и Селесту. — Надо кому-то оттенять красоту моих сестер. Они будут иметь огромный успех в Торнтонхолле.

Глава 11

Уильям, маленький лисенок, так и не рассказал, чем буду расплачиваться. Не за ухо же его трепать на глазах у всех домочадцев. И вот теперь, когда едем в карете, мальчик загадочно улыбается и бросает хитрые взгляды из-под темно-рыжих ресниц.

На любые мои попытки расспросить, прижимает палец к губам и молчит как рыба. Только курносый нос морщит и хихикает.

Я на самом деле не думаю, что малыш может сделать что-то столь дерзкое, чтобы довести маман до бешенства. Хоть нежной теплоты, как между моими родителями и нами, в семействе Роузов нет, но Уилла балуют и чтят. Да и он сам к маме относится с уважением.

― Здесь остановитесь! ― вдруг начинает постукивать в стенку кареты. Кучер резко тормозит, и я слышу, как негодующе похрапывают лошадки.

Выглядываю в окно, однако напротив лишь небольшая лавочка с разными женскими безделушками, кофейня и мастерская сапожника.

― Невыносимо хочу мороженое, Вив! ― хватает за руку Уильям. — Пойдем. Так жарко на улице, я сейчас растаю как воск.

— Ладно, — медленно киваю.

В карете действительно душно. Нагретая солнцем мостовая дымится, а когда ступаю на нее, обжигает через тонкую подошву легких башмачков.

Мне и самой неожиданно хочется мороженого. Почему-то даже не думала, что знакомое с детства лакомство здесь тоже существует.

― Пойдем! Пойдем! — подпрыгивает брат.

Мы оставляем карету на обочине, приказываем нас подождать и ныряем в приятную прохладу кафе. Возможно, подобное заведение в этом мире называется как-то иначе. Однако выглядит оно как самая настоящая кофейня: небольшие круглые столики, витые из лозы стулья, маленькие вазочки с цветами на столешницах. Здесь уютно и красиво. И пахнет приятно ванилью и корицей.

Но вместо того, чтобы устроиться за одним из свободных столиков, Уильям увлекает меня куда-то в сторону, где виднеется просторная терраса под широким шатром. Но даже здесь мы не останавливаемся, а пересекаем ее и сворачиваем в переулок.

— Куда ты меня тащишь? ― останавливаюсь и останавливаю малыша. Кому-то поиграть захотелось? Тогда это точно не ко мне.

— Ты же хотела к мадам Жельбен, не правда ли? — смотрит с любопытством. Оглядываюсь вокруг.

― Ее салон где-то рядом?

― Рядом. Но ты же понимаешь, что эту поездку не стоит афишировать, — совсем по-взрослому говорит.

— Потому что кучер и лакеи доложат маман... — заканчиваю фразу, сразу же поняв намек.

Уилл кивает.

― У нас будет немного времени, чтобы закончить твои дела.

― Так что ты хочешь в ответ? — возвращаюсь к наболевшему вопросу. — Ведь именно из-за лишних ушей ты не рассказал в карете...

Он кусает яркие губы, пока не уверен, стоит ли мне доверять. Но, похоже, выхода у братика нет.

— Я просто хочу, чтобы ты забыла о том, что мы будем брать у мистера Вефандинга.

— Уилл, — нахмуриваюсь. ― Если это что-то, что может тебе навредить, или нам всем, то я на такое не согласна. Обойдусь и без новых платьев. Побуду попугаем две недели.

— Нет, Вив, не навредит. Честно! ― моргает ореховыми глазками. ― Просто…

Закусывает нерешительную губу, толкает носочком камень на земле.

― Что просто?

― Просто маман не одобряет, когда я занимаюсь чем-то другим...

— Чем? Говори откровенно, иначе не будет соглашения, — складываю руки на груди.

— Я лорд Роуз, — глубоко вздыхает. — Мое предназначение заниматься Роузхоллом, делать все, чтобы поместье процветало. Только на это должен тратить свой талант — так говорит мама. Но…

Он снова жалобно вздыхает. Мое сердце сжимается. Уилл старше Любчика, и ведет себя совсем по-взрослому. Но это все еще ребенок. Ребенок, от которого требуют колоссальной ответственности.

— Но я хочу заниматься совсем другим, Вив. Хотя бы сейчас. Хотя, пока я еще ребенок. Пока могу, пока есть время. Пока Роузхоллом управляет мама. Пожалуйста, Вив…

Кусаю губы. Вот что должна ответить? Он такой ребенок, ему бы еще играть, учиться. Но этот ребенок уже ясно понимает, какое будущее его ждет. В возрасте Уильяма я даже неделю наперед спланировать не могла, не только увидеть себя взрослой. С тех пор как исполнилось девять лет, в моей голове уже успел смениться не один десяток профессий от археолога до психолога. И это нормально. Каждый, в конце концов, выбирает, что больше всего по душе. У Уильяма выбора нет. Но он стойко воспринимает такую ​​несправедливость судьбы.

— Ладно, Уилл. И чем же ты хочешь заниматься?

Он аккуратно за руку увлекает меня дальше. Покорно ступаю. Понимаю — времени мало. Но ответа жду. Если эти увлечения опасны, маман все же следует знать, как и наставнику. Сэр Яков, как я поняла, очень опекает это молодое дарование. Учителя я в глаза не видела. Только из разговоров слышала об этом мужчине. А вот кто такой Вефандинг даже не подозреваю.

― Так чем?

Мальчик на мгновение запинается, но быстро приходит в себя и тянет меня дальше.

— То тем, то этим, — поспешно отмахивается.

— Нет, дружочек. Так не пойдет. Давай на чистоту, — качаю головой.

― Тебе действительно интересно? ― он даже останавливается. Поворачивается ко мне. Недоверие блестит в огромных детских глазах.

— Невероятно! — ни капли не лгу.

Любопытно. Что поделаешь? Во-первых, сама магия интересна и ее возможности. Во-вторых, опять же, безопасность всех нас.

— Я хочу открыть у нас в имении — естественно не сейчас, позже — лучший в королевстве питомник скаковых лошадей. Вывести свою породу. Сильную, выносливую и быструю…

Морщу лоб.

― Я, вообще-то, не эксперт, ― медленно начинаю. ― Но мне кажется, что эти факторы не совсем совместимы.

― Совместимы. Просто надо постараться, — хмурится. ― И немного изменить организм. Я знаю, как это сделать. Но пока ни разу не удалось закрепить результат. Все жеребята рождаются с первоначальными свойствами своих родителей. Но сэр Яков верит, что у меня все получится.

— Сэр Яков? — удивленно поднимаю брови.

Глава 12

Возвращаемся с Уиллом в кафе через ту же летнюю площадку и выходим из главного входа. К счастью, кучер и лакеи, воспользовавшись незапланированным перерывом, развлекаются подручными средствами. Играют в странные кубики и карты. Сама суть игры мне не известна, но судя по страстным возгласам, она достаточно азартна и увлекательна. Нас даже не сразу замечают.

— Теперь к твоему мистеру Вефандингу, да? — уточняю у Уилла, устроившись на диванчике. А вдруг и ему тоже нужно совсем в другое место. И этот Вефандинг только прикрытие.

Но ребенок уверенно кивает и таращится на меня слегка испуганным взглядом.

— Вив, — задумчиво скребет лоб. ― Ты не подумай, что я против. Твои платья... новые платья... отличные. Однако мама их явно не одобрит.

— Знаю, — вздыхаю. — Но у меня нет выбора

― Понимаю… Только вот что меня беспокоит... Как ты решилась? Раньше даже мелкое замечание вгоняло тебя в панику и доводило до слез. А теперь ты готова открыто ей противиться.

Я ждала таких вопросов. Мне, правда, тяжело обманывать это невинное дитя. Уилл такой искренний, открытый. Хоть и пытается хитрить, но его душа светлая и чувствительная. Пожалуй, впервые становится стыдно, что я не Вив... И горько... Ведь его родная сестра мертва. Скорее всего, именно воспаление легких на фоне эмоционального потрясения и полного истощения убило ее. И кто-то зачем-то привлек мою душу на ее место.

— Болезнь поменяла, — говорю то, что и другим. ― Измена... Иногда эти вещи делают так, что человек становится совсем другим…

Мы подавленно умолкаем. А через минуту останавливается и карета.

— Приехали, — объявляет Уилл. Лицо озаряет улыбка, будто несколько минут назад не хмурился. Первый выпрыгивает из кареты. Я за ним медленно с помощью лакея. Кто же все-таки этот Вефандинг, заставляющий брата настолько радоваться. Ужас как интересно.

Перед нами высокое здание. Пышные кусты раскинулись вдоль подъездной аллеи. Стены увиты плющом. Колонны держат крышу как атланты. У меня так и вертится на языке вопрос — где мы и что здесь забыли? Здание совсем не похоже на жилой дом. Однако Уилл себя чувствует очень уверенно. И снова хватает за руку.

― Пойдем! ― чуть не приплясывает. ― Сейчас ты с ним познакомишься!

Я едва успеваю за ним. Проходим двустворчатую дверь, широкий коридор со множеством дверей. Здание очень сильно напоминает университет, но здесь слишком тихо для учебного заведения.

Пристально смотрю по сторонам. Портреты и мудрые слова бородатых дядей, высеченные на позолоченных досках, еще больше убеждают в предположении.

— Еще немного, Вив. Ты должна, должна с ним познакомиться!

Теперь Уилл похож на самого обычного мальчика. Такого как Любчик. Беззаботного, полного энергии и энтузиазма и открытого к общению.

Мы, как ни странно, не поднимаемся по широкой крутой лестнице. А наоборот, сворачиваем в боковой коридор и спускаемся. Холодное полутемное помещение выглядит немного жутковато. Здесь также полно одинаковых белых дверей с обеих сторон. Но Уилл безошибочно находит нужную и без стука ныряет в нее. Я следую за ним, как теленок на веревочке.

— Мистер Вефандинг, это я! — вопит малыш. ― И у меня есть новая идея!

Комнатка похожа не на лабораторию. Запах сухих трав, химических веществ и приправ врезается в нос и заставляет громко чихнуть.

— Рад тебя видеть, Уилл, — слышится из глубины приятный мужской голос.

Догадываюсь, что Вефандинг скорее всего преподаватель, ученый, который взял опеку над братом. Воображение рисует сухого бородатого мужчину, похожего на Дамблдора или Мерлина. Но когда он выступает на свет, мое сердце подпрыгивает к горлу и камнем бухает вниз. Такого красавчика я только в кино и видела. Неужели он посвящает свое время скучной педагогике и исследованиям? Представляю реакцию девушек студенток на него. Даже не сразу вспоминаю, что женщины в Лесфарии не получают образование.

— А что за очаровательная леди с тобой, Уилл? — улыбка выгибает идеальные губы и страстный взгляд ярко-синих глаз пробегается по мне, заставляя покраснеть.

— Моя сестра Вивьен, — небрежно машет рукой в ​​мою сторону и снова переходит к делу. ― Я вот тут подумал… Все наши действия были направлены на взрослых особей. А если повлиять на внутриутробное развитие, когда только закладываются признаки…

— Очень приятно, ― кланяется мужчина, стараясь одновременно уделить внимание брату и мне. — Сэр Бентлей Вефандинг.

― Леди Вивьен Роуз, ― приседаю в ответ.

Уилл и дальше тараторит. И Вефандингу приходится переключить внимание на него. Виноватая улыбка на мгновение искривляет идеальные губы и исчезает. Симпатичный ученый теперь полностью прикован к брату.

Я оставляю их разбираться со своими делами. Изредка прислушиваюсь к разговору, пытаясь найти что-то подозрительное. Однако зря. Они действительно обсуждают жеребят и подбирают кандидатур на эксперимент. А также решают, какое направление силы должен применить Уильям, чтобы повлиять на геном животных. Слово "геном" конечно не звучит. Это я уже от себя дорисовываю картинку.

Пока эти двое болтают, я медленно обхожу лабораторию. Внимательно рассматриваю пособия на полках, разные вещества в баночках, засушенные травы, заспиртованных мелких животных. Интересно, хоть и немного жутковато.

— Простите. Для леди здесь, пожалуй, не очень уютно, — вдруг раздается совсем рядом.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от неожиданности — все же не трусливая мышь. Поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с невероятными синими глазами. Невольно задаюсь вопросом ― разве может у людей быть такой пронзительно чистый оттенок.

— Нет, что вы, — качаю головой. ― Конечно, это не картина галерея, и не витрина с пирожными или цветами, однако очень интересно. Кроме... э-э-э... кроме некоторых... м-м-м... экспонатов.

Мягкий смех звучит как бархат. И кровь снова начинает приливать к щекам.

— Уилл не рассказывал, что имеет такую обворожительную сестру... он вообще о сестрах не очень любит рассказывать.

Глава 13

Маман кричит. Хватается за сердце. Демонстративно посылает Гортензию за нюхательной солью и периодически падает в обморок. А я с любовью расправляю подол того самого кремового платья с жемчужинами. Белый цвет бусинок отливает едва заметным розовым оттенком, таким нежным, как лепестки розы. Кажется, у нас он называется "пудровый". Я уже забыла, что можно настолько любоваться собой в зеркале. А не просто оценивать, насколько скрыты недостатки и подчеркнуты преимущества.

Светлая кожа лица кажется алебастровой, ореховые глаза — необычайно зелеными, а волосы сияют как жидкое пламя.

— В нем я буду на дне рождения его величества, — решаю и ловлю одобрительный взгляд мадам Жельбен. ― А теперь давайте изумрудное. Оно тоже невероятное. Мне очень нравится золотистая кайма на воротнике и рукавах.

Помощница модистки помогает снять "жемчужный шедевр".

— Ткань тоже золотистая, — подает платье. — Посмотрите! Здесь двунить. Под определенным углом виден золотистый отблеск.

― Невероятно, ― действительно уловлю легкий солнечный зайчик на струящейся ткани. Мадам Жельбен просто волшебница.

С удовольствием надеваю и это платье, уже предвкушая, как оно будет на мне выглядеть.

— Очень откровенно, — хмурится Селеста, пока Гортензия молча отпаивает маман какой-то настойкой.

Пожимаю плечами.

— Не более откровенно, чем твое декольте.

— Но талия… — гнет свою линию.

Перебиваю:

— Твоя талия, Селеста, несомненно, заслуживает корсета. А вот для моей он вреден, и совсем не украшает. На каждый тип фигуры, я считаю, должен быть свой фасон.

Она ничего не отвечает. Поджимает губы, отворачивается к окну. Они с Гортензией уже покрасовались в своих нарядах. Меня, как всегда, оставили на десерт. Но я этому только рада.

— Я умру из-за этого ребенка... — доносится с кресла. — Сойду с ума и умру. А это все твои волосы, Вивьен. Их бесстыдный цвет. Отца твоего наследство. Говорила я ему — надо с тобой построже. Да что ему... — машет рукой.

— Я честно пыталась, — задираю подбородок. — И слушалась вас безоговорочно. Толку с этого, как видите, мало. Едва не умерла. Теперь будет по моему!

Маман даже привстает, чтобы что-то ответить. Выпрямляется в кресле. Но внезапно поворачивается Селеста.

— Мадам Жельбен, — робко кусает губы. — Я тоже хочу платье такого же фасона.

Я в шоке замираю. Маман ошарашено открывает и закрывает рот.

И только капризный голос Гортензии звучит в тишине.

― И я, я тоже хочу! — будто не замечает, в каком мы все ступоре. В своей привычной манере требует то, что есть у сестры.

— Отлично, — журчит мамам Жельбен. Ее расчет удался. Но я недовольно хмурюсь. Все же план был в том, что я единственная надену на праздник в Торнтонхолле платья в стиле ампир.

Но модистка не подводит.

― Через две недели мне подвезут новые ткани. Сможем приступить к делу. Как раз к осеннему балу в королевской резиденции успеем.

Селеста довольно улыбается. Ее более чем устраивает подобный расклад. Обладая невероятным нюхом на новые тенденции и веяния в моде, все же решает проверить, как на меня среагирует общество.

— Селеста! ― наконец, и маман возвращает себе дар речи. — Что ты надумала? Вивьен терять нечего. Но ты... ты моя жемчужина, жемчужина этого сезона. Зачем тебе такой постыдный наряд?

— Матушка, поверьте. Мне кажется, что это будет иметь невероятный успех, — медленно подходит, приседает у кресла и заглядывает в лицо. — Я вам обещаю. А для Вивьен они действительно больше к лицу.

— Я не позволю позорить нашу семью! — губы леди Роуз гневно дрожат.

— Разрешаете или нет, — вступаю и я в разговор. ― А других платьев нет!

— Но сквозь него... сквозь него видны ноги!

Натягиваю ткань и придирчиво рассматриваю себя в зеркале. Ноги не видно. Да и как, если под тонкой юбкой еще два накрахмаленных подюбника.

— Не видно ноги, — качаю головой.

― Видно! — рычит от злости. — Я ясно вижу очертания бедер. Срамные очертания!

― А на срамные очертания груди вам безразлично. Вон у Гортензии почти все из корсета вываливается! ― сама уже начинаю закипать. Вот что за общество! Что за странные убеждения! Обнаженная грудь — прилично, а изгибы бедер — нет.

― Это мода. Это принято! — гневно задирает острый подбородок.

― Значит, будет принято совсем другое. Фасоны практически не менялись со времен вашей молодости, — успокаивающе гладит ее по руке Селеста.

― Леди Роуз, я бы не посмела предложить вашим дочерям платья, которые могли бы навредить репутации, ― подключается мадам Жельбен. — Леди Селеста права, пришла пора вводить что-то новое. И представьте, если это будет семья Роузов! С такими очаровательными дочерьми на выданье, от предложений не будет отбоя, гарантирую. В Жетеле этот стиль теперь самый модный. А вы положите ему начало в Сен-Ажене.

Маман шумно дышит, обмахивается веером и устало откидывается на спинку кресла.

― Делайте что хотите. У меня нет сил. Позор... просто позор и стыд... — слабо шепчет и прикрывает ладонью глаза.

С платьями маман смирилась. И ранним утром наша карета, груженая сундуками и собственно нами, отправляется в направлении Торнтонхолла.

Фамильный особняк герцога располагается за городом. В живописном селе Шеридан, названном в честь самого прекрасного сорта роз, который вывели местные садоводы. И хотя на Земле такое расстояние можно было бы преодолеть меньше, чем за час, то каретой мы приезжаем только после обеда. У нас остается всего несколько часов, чтобы отдохнуть, освежиться и переодеться перед ужином. Именно с этого ужина и должна начаться неделя непрерывных празднований дня святого Патрисия. Хранителя не только Аквилании, но и покровителя рода Бардальфа Мудрого.

В дороге я сладко дремала. Сначала, правда, пыталась смотреть в окно на город. Сен-Ажен невероятно прекрасен, и было на что полюбоваться. Потом ― читать книгу. Но, наконец, плавный ход меня убаюкал, и я спокойно заснула под мирное посвистывание кучера. Маман тоже решила отдохнуть. Погрузилась в сон невинного младенца, как только стены Роузхола скрылись за густыми кронами деревьев. А вот сестры всю дорогу возбужденно трещали, обсуждая будущее веселье. Путешествие только однажды прерывалось, чтобы лошади отдохнули, а мы размяли ноги и пообедали в небольшом уютном трактире. И, естественно, даже тут не обошлось без сокрушенных вздохов маман. Темные облачка на горизонте едва не вгоняют ее в истерику. Хотя тут я с ней почти солидарна. Путешествовать в карете во время грозы то еще удовольствие.

Глава 14

Сказать, что боюсь – ничего не сказать. И хотя первыми заходят маман и Селеста, кажется, что все смотрят на меня. Смотрят, буравят взглядами, ошарашено хлопают глазами. А когда проходит первый шок, по залу прокатывается тихий гул голосов. Прикрывшись веерами, почтенные леди, не стесняясь, начинают обсуждать мой наряд. До меня доносятся: бесстыдница… рыжая… как так можно… срам…

Маман бледнеет, Селеста и Гортензия берутся за руки, а я высоко задираю подбородок. Чувствую — щеки горят, но даже не позволяю себе и на миг поверить противным оскорблениям. Представляю между собой и ими стеклянную стену. Слова доносятся, стучатся о нее и падают, рассыпаясь серым прахом.

― Леди Роуз, как приятно! — к нам подходит высокая, темноволосая женщина. Красивая и статная, как греческая статуя. Ее оливковая кожа отливает золотом в сиянии светильников и ламп.

― Очень приятно… ― рядом с ней встает высокий элегантный мужчина. Тоже темноволосый и немного смуглый. С темными, почти чёрными глазами.

― Благодарю вас за приглашение ваша светлость, ― низко склоняется маман. ― Это невероятная честь для нас.

Мы втроем повторяем за ней глубокий книксен.

И я понимаю, что это родители Торнтона. Невольно глазами ищу его, будто что-то тянет, побуждает среди десятков устремленных на меня взглядов найти один, который является порождением пронзительных светло-синих глаз.

— Какое необычное платье, дорогая, — внезапно обращается ко мне ее светлость. Отвлекает от поисков. И заставляет снова заволноваться.

Сердце стучит о ребра. Это решающее мгновение. Если хозяйка вечера отнесется ко мне и моей одежде одобрительно, считай полдела сделано. Если же нет — придется очень тяжело.

— Спасибо, ваша светлость, — пытаюсь совладать с собой. Снова вспомнить, что я в этом платье действительно выгляжу великолепно. Возможно, это поможет почувствовать не стыд, а гордость. ― Последняя коллекция. Они только входят в моду в самом Жителе... — важно говорю, как будто не слышала только что, как мой наряд обозвали вульгарным и неприличным.

― Оно невероятное. Поразительное сочетание невинности и пикантности. Не так ли, дорогой? ― поворачивается к мужчине.

— Думаю, на тебе любое платье невероятное, — галантно отвечает лорд Торнтон и слегка прижимается губами к ее виску.

Герцогиня фыркает. Но ее глаза сверкают от комплимента.

— Хорошего вечера вам, леди Роуз, и вашим очаровательным дочерям. Надеюсь, вы не заскучаете. Сегодня у нас ужин для узкого круга, так сказать, своих. Но, уверена, развлечения не подведут.

— Я тоже уверена, ваша светлость, — подобострастно улыбается маман. ― Все что не делают Торнтоны ― замечательно.

От грубой лести сводит скулы и хочется провалиться сквозь землю.

Даже краснею. Благо мы сразу же отходим к столам. В отличие от привычного ужина, здесь что-то вроде шведского стола. И мне это невероятно нравится. Музыка, легкие закуски и главное, что не приходится постоянно сидеть рядом с тем, кто тебе откровенно неприятен.

После нас объявляют о появлении еще нескольких гостей. И всех лично приветствуют Торнтоны. Мило и ни капли не высокомерно. А ведь они родственники самого короля. И если семейство Роузов от них недалеко убежало, то вот, например, те же Барроузы, как уже говорила маман, всего лишь бароны. Самая низкая аристократическая ветвь.

Леди Торнтон в этот момент как раз что-то говорит с мягкой улыбкой. Люси румянится, как барышня на выданье, и стреляет глазами в Торнтона. Тот — наконец-то мне удается его найти — отвечает ей равнодушным взглядом. Но и на меня не смотрит. Будто не узнает.

“Не стоит так играть со мной, уважаемый лорд Торнтон. Честно, не стоит… Ведь всего пару дней назад предлагали замуж…”, ― качаю головой в ответ на свои мысли. Такой легкомысленный жених мне точно не нужен.

Но он чувствует, что смотрю на него. Внезапно поворачивает голову и пронзает взглядом. Я краснею и опускаю ресницы.

— Поздравляю, Вив, — вдруг шепчет на ухо Селеста. ― Ее светлость герцогиня Торнтон одобрила твой наряд. А значит, скоро не только я буду требовать от мадам Жельбен аналогичных платьев.

Что-то ворчу в ответ и дальше смотрю в пол. Чувствую, что Торнтон все еще буравит меня своими пронзительными глазюками.

Делаю все, чтобы избежать этого удручающего взгляда. Отворачиваюсь, хватаю тарелку и не задумываясь накладываю в нее все, что попадается под руку.

— У вас очень интересные вкусовые предпочтения, — раздается где-то возле затылка.

Едва не выпускаю из рук еду. Мурашки пробегают по позвоночнику. И как он оказался так быстро возле меня? Казалось, стоял в другом конце зала.

― Почему? ― бросаю взгляд на вкусности.

И только сейчас замечаю ванильные вафли щедро политые острым соусом к отбивным. Ох, черт побери! Куда деваться от стыда?

— Ну, да... — глотаю липкий комок в горле. ― Люблю экспериментировать со вкусами, ― щеки пылают.

Торнтон хмыкает. Но ответить не успевает. Раздается мелодичный звон. Герцогиня Торнтон приподняв бокал слегка постукивает по нему серебряной вилочкой. Шум стихает.

— Мамина речь... — еле слышно произносит Торнтон.

— Мои дорогие, — начинает она. — Сегодня большой день. День рождения нашего покровителя, святейшего Патрисия. Все мы знаем легенду и чтим память этого замечательного человека, подарившего мир и процветание нашей земле. Благословившего род королей и защитившего от всех бед... — обводит сияющим взглядом гостей. ― Его мы разделяем с ближайшими людьми, с теми, кого хотели видеть рядом в такой знаменательный день.

Слышаться аплодисменты. Герцогиня салютует бокалом. Приходится салютовать в ответ, хотя и не подозреваю, как он оказался в моей руке. Кажется, где-то на середине речи, когда как раз думала, что ничегошеньки не знаю об этой легенде, мне незаметно его сунул Торнтон.

― Пейте! ― говорит шепотом.

Поворачиваю голову и замираю. Он совсем близко, кажется, еще несколько сантиметров, и наши губы встретятся.

Глава 15

Оставаться здесь больше нет сил. Неважно, что подумают обо мне гости и хозяева. Хочется просто исчезнуть, укрыться от всех этих взглядов. Особенно когда понимаю, что недавнее столкновение только цветочки. По Люси видно, что она не привыкла отступать и терять такой удобный объект для шпилек и издевательств.

Однако и другие вещи неотвратимо портят настроение. Кумушки на соседней софе не унимаются. Перешептывания становятся громче. И доносятся до меня так четко, будто ведутся прямо здесь, у уха.

― Позор семьи… — сообщает противный скрипучий голос.

Я к ним не поворачиваюсь, не вижу, кто говорит. Сижу с каменным лицом. Будто не понимаю, что обо мне.

— Да, позор, — повторяет, будто предыдущую фразу не услышали.

— А слышали, что она говорила бедной Люси. Разве можно так? — к ней подключается второй. Писклявый, тонкий, как у маленькой девочки.

― Но… Люси сама… — кто-то все же пытается возразить.

Но его перебивают.

― Все равно! Люси не аристократка. Вивьен надлежало быть сдержаннее. Древний род. Древняя кровь! — говорит скрипучая.

― Это все ее корни! — снова поддакивает пискля.

— Его корни, — исправляет скрипучая.

— Кого? Роуза?

― Именно. Говорят, Роузы появились при первом Бардальфе. Оруженосец с Айришских островов спас королю жизнь. И тот отдал ему младшую дочь в жены. А потом их сын стал королем… Кто-то из Роузов обязательно приходит к трону. Примерно каждые двести лет…

— Поэтому Патрик Роуз и... — не сдерживается пискля.

— Тихо... тихо... — испуганно шипит голос, который пытался и Люси обвинить.

Кумушки умолкают. Больше со стороны софы не доносится ни звука. А я даже дышать забываю. В горле появляется комок. Неприятное предчувствие щекочет за грудиной, словно гадкий таракан усиками. Верить сплетницам, конечно, не стоит. Однако и в их разговорах может быть доля истины. Только вот насколько она велика. А, самое главное, я об измене лорда Роуза снова ничего не узнала.

Неизвестность вымораживает. Угнетает. Ставит в тупик. Ведь напрямую ни у кого спросить не могу. Во-первых, такие разговоры, скорее всего, запрещены. Во-вторых, Вивьен точно должна быть в курсе семейных дел.

Хотя матроны и умолкают, но взгляды злобные бросать не прекращают. Я их не вижу, только чувствую. Глаза прикованы к нервно сжатым на коленях кулакам. К счастью, в этот самый момент кончается танец, их подопечные возвращаются. Сплетницам становится не до меня.

Маман тоже находит меня глазами и направляется к диванчику. Гортензию тянет за собой. Сестра сияет. Этот танец у нее пропущен. Однако, судя по лицу, карточка на следующие заполнена претендентами. А потом и Торнтон подводит к нам Селесту. Здоровается со всеми, галантно целует руку маман и вдруг смотрит на меня.

― Леди Вивьен, надеюсь, следующий танец вы приберегли для меня?

Сердце подпрыгивает. Не хочу с ним танцевать. Но моя карточка чиста, как слеза младенца. Он не поверит, что танцы расписаны.

― Я… э-э-э… как раз ногу… — начинаю придумывать на ходу.

Однако маман сразу же перебивает:

― Она будет рада с вами потанцевать лорд Торнтон. Пока Джеффри нет.

Торнтон кивает, бросает на меня победный взгляд. Хитрый, полный предвкушающего предчувствия.

― Лорд Спайк сообщил, что задерживается. Прибудет завтра.

— Будем с нетерпением ждать, — щебечет маман.

Не сдержавшись, фыркаю. И снова притягиваю внимание лорда.

— Следующий танец мой, леди Вивьен. Не забудьте записать в карточку, — уголок идеально очерченных губ дрожит.

— Непременно, — улыбаюсь так, что сводит скулы. Вот прилипала.

А спустя несколько минут к нам подходит еще парочка джентльменов. Они приглашают Селесту, Гортензию и меня. Один кажется смутно знакомым, другого не знаю. А за этими двумя подтягиваются и остальные.

Улыбаюсь. Маман больно щиплет бок, заставляя записать в карточку их фамилии. Моя бы воля, история о поврежденной ноге обязательно пошла бы в ход.

― Цыплятки мои, это просто фурор! — захлебывается от восторга, как только кавалеры уходят. — Ты, Вивьен, должна признаться, действительно в этом платье привлекаешь внимание. А благосклонность Торнтонов добавляет баллов на рынке невест. Посмотрим... возможно Джеффри придется отказать, раз так складываются обстоятельства...

— Я и так ему отказала, — закатываю глаза.

Но маман делает вид, что не слышит. Ее взгляд падает на тарелку с вафлями.

― А это что такое?

Невольно прячу тарелку за спину.

— Еда... — заливаюсь краской. Только не хватало еще и от нее или сестер услышать шутки насчет моего вкуса.

Но вместо насмешки она горько вздыхает.

— Вивьен, ты опять за свое? — голос затихает до едва слышного шепота. — Тренируй силу воли. В десерте масса калорий!

Нахмуриваюсь. Так вот в чем дело!

— Врач сказал, питаться полноценно! — напоминаю.

Сестры молчат, только заинтересованно наблюдают. Видно, что такой разговор ведется не впервые.

― Врачи тоже ошибаются. После этой победы мы не можем потерять позиции. Надо снова пересмотреть твое меню. Доктор Ллойд — мужчина. Что он может знать о женской красоте и усилиях, которые мы прикладываем, чтобы нравиться противоположному полу. У самого, скорее всего, жена — идеальная леди...

Так и хочется сказать что-нибудь резкое и гневное. Маман от моего возмущенного ответа спасает лишь то, что начинают звучать первые аккорды мелодии. И к нам уже направляется Торнтон в компании двух джентльменов, которые подошли первыми, чтобы пригласить на танец.

Глотаю едкие слова. Но ярость продолжает клокотать в груди. Маман подталкивает в спину. Селеста и Гортензия уже упорхнули, кружатся в объятиях кавалеров. Я сижу, стараюсь взять себя в руки. А деваться некуда, пообещала. Приходится с милой улыбкой принять приглашение. И, подражая сестрам, шагнуть на танцевальную площадку.

Все мысли разлетаются. Будто в мозгах распахивается огромная черная дыра. И никакой толковой фразы. И ни одного разумного слова. Молчу. Он тоже молчит. Однако в отличие от меня, Торнтону вряд ли не хватает слов. Изучает. Возможно, пытается проникнуть в голову.