Военный инженер Ермака. Книга 5

Глава 1

…Я проснулся от грохота, который сотряс все в округе. В первую секунду подумал, что взорвались остатки нашего пороха, но это было невозможно — сейчас он был спрятан очень хорошо. Тут же я услышал крики на стенах. Выскочив на улицу, натягивая на ходу кафтан, и увидел, как в ночном небе над Кашлыком пролетает темный предмет размером с бочонок. Он упал где-то около ворот в крепость, и оттуда взметнулось оранжевое пламя.

— Катапульты! — заорал начальник охраны Лука Щетинистый, пробегая мимо меня. — Кучум горшки с горючим кидает!

Я побежал к стене, где уже собирались казаки. В темноте в татарском лагере ничего не было видно. Земляные холмы, за которыми стояли требушеты, заметить было можно, но достать осадные орудия за ними прямой наводкой невозможно, а они навесным огнем могли легко нас обстреливать.

Еще один горшок пролетел над головами со свистом и грохнулся прямо на крышу амбара. Глиняная посудина разбилась вдребезги, и смола растеклась по кровле, мгновенно вспыхнув. Но огонь не распространялся так быстро, как мог бы — толстый слой глины, которым мы обмазали все строения еще осенью, сдерживал пламя.

Я готовился к такому повороту событий. Знал, что он случился, поэтому, дополнительно к обычным средствам защиты, наподобие глины и зольных растворов, и сделал эдакие средневековые брандспойты — промасленные кожаные рукава с ручными насосами, качавшими воду из Иртыша. Напор, как ни странно, они давали хороший.

Водой горящую смолу заливать нельзя — не потушит, а только разбрызгает огонь на большую площадь. Но если вспыхнет уже строение, то здесь вода очень пригодится.

Казаки разматывали длинные кожаные рукава, промасленные изнутри льняным маслом. Насосы уже стояли на берегу Иртыша — благо, от крепостной стены до воды было очень недалеко. Ворота поэтому не закрывали.

Новый удар — горшок угодил с внутренней стороны прямо в стену. Горящая смола потекла по бревнам, чуть не попав на стоящего рядом казака. Он едва успел отпрыгнуть.

Насосы заработали. Одни казаки качали рукоятки, другие направляли рукава. Первая струя воды ударила в начавшую гореть крышу амбара, и пар взметнулся белым облаком в ночное небо. Но я увидел, как вода попала на растекшуюся смолу, и та разбрызгалась горящими каплями во все стороны.

— Стой! — заорал я. — На смолу не лить! Только на дерево! Смолу песком засыпать!

Татарские требушеты, построенные по чертежам ублюдка-перебежчика, работали методично. Каждые несколько минут в воздухе появлялся новый горшок. Некоторые не долетали, разбиваясь о стены снаружи, другие перелетали и падали в Иртыш с шипением. Но многие попадали точно в цель.

Женщины выбежали из домов, но вместо того чтобы прятаться в погребах, хватали ведра и лопаты. Даже местные татары, которые остались в Кашлыке после взятия города, работали плечом к плечу с казаками.

Горшок упал прямо передо мной, разлетевшись на куски. Горячая смола плеснула мне на сапоги, и я едва успел отскочить. Тут же подбежал молодой казак с лопатой и начал забрасывать горящие лужи землей. Огонь между домами повредить не мог, но лучше, чтоб не было и его.

— Давай, давай! — сюда подбежал еще один казак с лопатой.

— Не дай перекинуться на дом!

Брандспойты работали на пределе. Кожаные рукава дрожали от напора воды, которую качали измученные казаки, меняющиеся каждые несколько минут — эта работа была очень нелегкой.

Особенно страшно стало, когда горшок угодил в конюшню. Лошади заржали в ужасе, начали биться в стойлах. Несколько казаков кинулись выводить животных, а остальные направили струю воды на загоревшиеся ясли. Кони выскакивали из дыма, дикие от страха, и их еле удерживали за уздечки.

— Максим! — крикнул казак, подбегая ко мне. Его лицо было черным от копоти. — Один насос заело!

Я побежал к берегу. Действительно, поршень застрял — видимо, в цилиндр попал песок. Пришлось быстро разбирать механизм. Поглядывал наверх, не летит ли чего на голову, но работал методично — вытащил поршень, прочистил…

Пока я возился с насосом, увидел краем глаза, как местный татарский мальчишка, лет двенадцати, полез на горящую крышу дома с мокрой кошмой. Его мать кричала снизу на своем языке, но парень не слушал — накрывал кошмой горящие участки, сбивая пламя, хотя мог бы этого и не делать — на той крыше был очень толстый слой глины, не думаю, что огонь мог бы пробраться.

— Молодец! — крикнул ему проходивший мимо казак.

Горшки продолжали лететь. Я насчитал уже больше тридцати попаданий. Кашлык пылал в десятке мест, но ни один пожар не разгорелся по-настоящему. Глиняная обмазка делала свое дело, а организованная борьба с огнем не давала пламени распространиться.

Особенно тяжело пришлось, когда загорелся склад досок. Вернее, крыша над ним. Если бы огонь добрался до содержимого — костер бы запылал до небес. Ермак сам прибежал туда с несколькими казаками.

— Оттаскивайте, на что попадет огонь! — скомандовал он. — Живо!

Мы подтащили рукава к складу и начали поливать. Огонь все-таки немного затек на доски, и казаки отбрасывали их подальше, а мы заливали водой то, что оттащить не успевали. Жар был адский, лицо пекло даже на расстоянии. Но все работали как одержимые — понимали, что будет, если разгорится.

Молодая татарка принесла воду в больших кувшинах — раздавала работающим у насосов. Пили на ходу, не останавливая качку. Горло першило от дыма, глаза слезились, но останавливаться было нельзя.

— Гляди! — крикнул кто-то со стены. — Там что-то происходит!

Я побежал на стену и увидел поодаль множество загоревшихся огоньков. Это что вообще значит?

А потом огоньки побежали к нам.

— Рукава на стену! — заорал я. — Все сюда!

Тут же закричали и другие:

— Бегут! Татары бегут к стенам!

В темноте виднелась странную картину — от земляных насыпей, волнами, перебежками двигались фигуры. Они не шли строем, не неслись в атаку с криками, а именно перебегали — от одного укрытия к другому. И у многих в руках что-то тлело.

— Что за чертовщина? — выругался стоявший рядом Иван Гроза. — Штурмовать собрались?

Ермак уже был на стене, всматривался в темноту:

— Нет, не штурм это. Глядите — у них в руках горшки!

Действительно, когда первая группа татар добежала до очередного прикрытия — кучи заготовленных фашин в сотне саженей от стены — стало видно, что каждый тащит глиняную посудину. Некоторые несли по две, привязанные веревками через плечо.

— Ялангучи, — сплюнул стоявший рядом казак — вогул Алып. — Кучум опять их на смерть гонит.

Казачьи стрелы свистели со стен. Один из бегущих татар упал, горшок разбился, и смола растеклась по земле, загоревшись. Рядом с ним падали еще люди. Но остальные продолжали бежать.

Я видел, как молодой татарин, почти мальчишка, выскочил из-за габиона и побежал прямо к стене. Петлял, как заяц. Добежал почти до рва и швырнул горшок прямо в основание стены. Смола плеснула на бревна, мгновенно вспыхнув. Татарин попытался убежать обратно, но стрела все-таки настигла его.

— Пожар! — крикнул я. — Тащите рукава на стену!

Мы с казаками потащили тяжелые кожаные рукава наверх по лестницам. Внизу четверо качали насос, подавая воду с Иртыша. Первая струя ударила в горящее основание частокола, сбивая пламя, пар заклубился, но пока что огонь только расползался шире — смола растекалась между бревнами.

Новая группа татар выскочила из-за брустверов. Человек двадцать, все с горшками. Казаки открыли частый огонь. Я видел, как падали бегущие. Один татарин получил пулю в ногу, но разбил свою бомбу о стену прежде чем вторая стрела оборвала его жизнь.

— На верную смерть идут! — не выдержал молодой казак.

— Кучум им выбора не оставил, — мрачно ответил Иван Кольцо, перезаряжая арбалет. — Или к стенам на наши стрелы, или башка с плеч.

Стена горела во многих местах. Мы направляли струи воды на пламя, пламя сбивалось, но смола упорно горела. Приходилось лить воду на соседние бревна, чтобы они не занялись. Песок и земля помогали лучше, но сыпать их сверху на вертикальную стену было трудно.

Из-за фашин выскочила целая толпа — человек сорок или пятьдесят. Они бежали не кучей, а растянутой цепью, чтобы труднее было целиться. Казаки стреляли без остановки, сквозь дым от горящей стены. Татары падали один за другим.

— Господи, прости их, — перекрестился казак, стоявший рядом. — Не ведают, что творят.

Но татары ведали. Я видел по их лицам — они знали, что идут на смерть. И все равно шли. Некоторые, получив ранение, даже не пытались уползти обратно после броска — просто ждали под стеной, пока казацкая пуля не обрывала их мучения.

Однако мы отбились. Больше татар не было видно. Могучие бревна стены стояли черные, кое-где тлели и дымились, однако устояли и выдержали все. Хотя без пожарных рукавов мы бы ни за что не справились.

Солнце уже поднялось над горизонтом, осветив страшную картину. Земля перед крепостью была усеяна телами погибших ялангучи. Некоторые еще шевелились, пытаясь отползти, но на них никто не обращал внимания — ни с той, ни с другой стороны.

Войско Кучума расположилось широким полукругом около Ермаком Кашлыка. Темная ночь окутала сибирскую землю плотной пеленой, лишь редкие костры татарского стана прорезали мглу неровными языками пламени. Вдалеке от города, укрытый от обстрела казачьими пушками искусственным земляным холмом, возвышался огромный требушет — страшная осадная машина, метающая зажигательные снаряды в захваченный казаками город.

Около исполинского орудия стояли трое. Хан Кучум пристально вглядывался в сторону осажденного города. Рядом с ним находился мурза Карачи, без присутствия которого последнее время хана уже трудно было представить. Третьим был русский инженер Алексей — предатель, перешедший на сторону татар и теперь руководивший осадными работами. Его светлые волосы и бледная кожа резко выделялись на фоне смуглых лиц татарских воинов, делая его чужаком даже среди тех, кому он теперь служил.

Все трое молча смотрели на Кашлык, очертания которого едва угадывались в ночной темноте. Город не полыхал ожидаемым пожаром. Кое-где на деревянных стенах острога еще тлели отдельные очаги возгорания — следы недавнего обстрела зажигательными снарядами и бросков бомб с горящей смолой. Но даже эти небольшие пожары постепенно гасли — можно было различить силуэты казаков, которые сбивали пламя струями воды из хитроумных шлангов.

Требушеты не стреляли. Их расчеты, утомленные многочасовой работой, отдыхали у своих орудий. Массивные деревянные рычаги замерли в ночной тишине, словно гигантские птицы, сложившие крылья после неудачной охоты. Вокруг осадных машин валялись свидетельства ночной битвы — просмоленные тряпки, осколки глиняных горшков, которые еще недавно были наполнены горючей смесью.

Кучум стоял неподвижно, но все его существо излучало недовольство. Брови хана были сурово сдвинуты, челюсти плотно сжаты. Он рассчитывал на быструю победу, на то, что деревянный город вспыхнет как сухая солома под градом зажигательных снарядов. Но Кашлык выстоял. Казаки Ермака оказались готовы к такому повороту событий.

Мурза Карачи, наблюдавший за своим повелителем, решился нарушить тягостное молчание. Его голос прозвучал ровно, но с оттенком разочарования:

— Кашлык не загорелся, — заметил он, констатируя очевидное.

Алексей, стоявший чуть поодаль, развел руками в жесте, выражавшем одновременно и досаду, и некоторое удивление. Инженер понимал, что его репутация зависела от успеха осады. Будучи человеком бухарского хана и лишь временно оказавшийся по его просьбе в лагере Кучума, жизнью в случае неудачи он не рисковал, но все равно было очень неприятно.

— Да, не вышло, — признал Алексей, стараясь говорить спокойно. — Тот казак, который придумал лить воду через трубы, очень умный. Он достойный противник. Наверное, мы его недооценили.

В словах русского инженера слышалось невольное уважение к неизвестному изобретателю из стана Ермака. Алексей понимал, что создание системы пожаротушения в осажденном городе требовало не только инженерной смекалки, но и умения организовать людей, заставить их работать слаженно в условиях обстрела. Это был противник, которого следовало воспринимать всерьез.

Кучум повернул голову к инженеру. В свете костров блеснули его темные глаза, в которых читался немой вопрос и плохо скрываемая угроза. Хан не привык к неудачам, особенно когда речь шла о возвращении своей столицы.

— И что теперь? — мрачно спросил Кучум.

Алексей выпрямился. Он понимал, что Кучум не будет ссориться с Бухарой и не обрушит на него свой гнев, однако чувствовал исходящую от хана скрытую угрозу.

— Будем действовать согласно нашего плана, — ответил инженер, стараясь вложить в голос убедительность. — С хода сжечь город не получилось, но ведь это был не главный наш замысел. Дальше примемся обстреливать город потихоньку, и готовить основной удар. Обстрелы не дадут казакам понять, что происходит.

Кучум некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Ночной ветер шевелил полы его богатого халата, расшитого золотыми нитями. Где-то вдалеке выл волк, и этот одинокий звук казался зловещим предзнаменованием. Наконец, хан медленно кивнул.

— Хорошо, — произнес он коротко, давая понять, что разговор окончен.

Кучум развернулся и направился прочь от требушета. Его походка была размеренной и величественной, несмотря на неудачу этой ночи. Мурза Карачи последовал за своим повелителем, бросив на Алексея короткий взгляд.

Алексей остался стоять у огромной осадной машины один. Он смотрел на темный силуэт Кашлыка, думая о том неизвестном казаке, который сумел организовать оборону против зажигательных снарядов. Где-то там, за стенами острога, находился достойный противник, и это одновременно тревожило и вызывало профессиональный интерес инженера.

Ночь постепенно шла к концу. На востоке едва заметно посветлел горизонт, предвещая рассвет. Татарский стан начинал просыпаться — слышались голоса часовых, ржание лошадей, звяканье оружия. Скоро начнется новый день осады, и Алексей должен был подготовить все для осуществления главного замысла.

Русский инженер в последний раз окинул взглядом требушет, проверяя его состояние. Могучая машина была готова к новым залпам. Земляной холм надежно защищал ее от ответного огня казачьих пушек. Все было подготовлено для продолжения осады.