Воркута

Глава 1 Хальмер-Ю

Пролог

Апрель 1994 года, шахта «Хальмер-Ю», Воркута

Василий на ходу скинул куртку-спецовку – под землей стояла сорокоградусная жара, и пока они добрались с Жорой до проходки, все взмокли. Жора, давясь от смеха, рассказывал ему, как бригадир подшутил над новеньким. Свет фонаря-коногонки на Жориной каске дрожал и дергался вслед приступам хохота.

- Этот дурачок подходит к бригадиру и говорит – где, мол, дяденька, у вас тут туалет? Туалет, блин, в шахте! Тот ему с серьезной мордой эдак – вон, мол, иди в закут, бери газоанализатор, меряй там уровень метана. Если в пределах нормы, сри на газетку, пакуй в кулек и с собой в клеть возьмешь, как смена закончится. Анальные газы, дескать, очень бурно контактирует с метаном, и ты нам можешь устроить тут нехилый взрыв!

А сам в конце смены позвонил диспетчеру и сказал, что новый работник подозрительно терся около взрывчатки, не иначе чет спиздил. Этого красавца, как поднялся, обшмонали, нашли этот кулек, а тот вцепился в него и не отдает! Когда разобрались в чем дело, парни лежали на полу от хохота!

Василий фыркнул коротким смешком, обозначив, что шутку оценил. Он продолжал тихо посмеиваться, когда они дошли до проходки, и Жора взял ломик и полез на площадку.

- Ну-ка, ебни по тому закольчику, - скомандовал Василий, указывая на кусок породы на потолке.

Жора принялся работать оборочным ломом, сковыривая опасные участки. Ударив несколько раз, он опустил лом, поправил фонарь на каске, вгляделся и громко выматерился.

- Че там? – крикнул снизу Василий.

- Василь Михалыч, тут срань какая-то…

Жора ударил ломом еще, упала с грохотом порода. Степан задрал голову, осветил кровлю своей коногонкой.

- Ебтваю мать! – ахнул он.

- Бригадира надо звать… – ошарашенно протянул Жора и опустил лом.

В туннеле, прорытом пару дней назад, в сером камне, который миллионы лет прессовало давление и время, проглядывало человеческое лицо – цвета тусклого графита, как и стены угольной шахты. Сжатые челюсти выражали напряжение и муку, из породы тянулись пальцы, вжимаясь в щеку. Жора снял респиратор, растер угольную пыль на влажном лице и пошевелил губами.

Когда в проходку пришел злой бригадир, уверенный в том, что звеньевой решил его разыграть, Жора обрушил с кровли еще несколько глыбок породы. Бригадир покрутил головой, шаря лучом коногонки по верхам. Обнажилось еще оно тонкое женское лицо и несколько рук, обвитых вокруг ее торса. Две фигуры росли из камня, тянулись руки, там и сям выступавшие из породы, словно щупальца спрута.

Воркута, январь 2020 года

Илья выдохнул, досчитал до десяти. Внешне спокойно сказал:

- Он мой брат. Родной.

- Он уголовник, алкаш и наркоман, – зло выплюнула Кира.

Последние слова она почти прокричала. Илья нажал на кнопку отбоя и поерзал на металлическом кресле. Вызвал такси, оглядел зал ожидания Воркутинского вокзала. Последний раз он был в родном городе двадцать лет назад, и сейчас все эти терминалы и мониторы резали глаз. Чужое, незнакомое.

Сердце еще колотилось от разговора с женой, которую злило само упоминание Воркуты и его прошлого. Если б она знала, что вероятность стать уголовником, алкашом и наркоманом была к Илье куда как ближе, и именно Вовка, младший брат, спас его от этого.

Брат освободился из колонии лет семь назад, мама умерла, так и не дождавшись. Илья высылал деньги соседке, тете Вале, чтобы та возила ему передачки, и после того как Вовка вышел, просил ее приглядывать за ним. Сам он звонил брату редко, разговор всегда выходил вялый, неловкий, смущенный. Илье казалось, что Вовка его осуждает за то, что он тогда подался за лучшей жизнью в Москву, бросил маму и его самого, и не приехал даже в день его освобождения. Илья не знал о чем разговаривать с братом – тот, чуждый ему и этому времени, набравшийся блатных словечек и ухваток, был ему неприятен. Это был не тот Вовка из детства, которого он помнил. Илья изредка звонил тете Вале, просил зайти к брату, досмотреть, купить ему продуктов. Та охотно соглашалась, а потом с причитаниями рассказывала про батареи бутылок и пьяный шалман у Вовки дома. И когда он перестал отвечать на звонки, Илья не особенно обеспокоился, а испытал даже что-то вроде облегчения. Но однажды Илья спохватился, что не слышал голоса брата несколько месяцев, хотя тетя Валя фальшивым голосом рапортовала, что у Вовки все в порядке.

- Теть Валь, я Вовке полгода назад выслал мамин портрет, у художника заказывал. Он говорил, что повесил его на стену. Висит он..?

- Да, да, висит! Ой, хорош, Женечка как живая!

Илья наскоро распрощался, посидел на диване с колотящимся сердцем пару секунд и кинулся к ноутбуку. Оплатил билет на ближайший воркутинский поезд, позвонил деловому партнеру, сказал, что берет отпуск. Не покупал он и не высылал Вовке никакой портрет. Тетя Валя врала.

Купе оказалось полупустым – на соседней койке расположился мрачный вахтовик, который перед отправкой сунул Илье огромную ладонь и скупо обронил:

- Серега.

Серега всю дорогу пил чай стакан за стаканом и на остановках бегал курить. Молча смотрел в окно, на попытки попутчика завязать разговор отвечал коротко и неохотно. «Ну и ладно, не больно-то и хотелось», - подумал Илья и уткнулся в телефон.

Он позвонил Кире, но объяснения не получилось – когда она услышала, что муж поехал в Воркуту из-за брата, просто бросила трубку. Кира ненавидела Вовку, ненавидела Воркуту и вообще все, что могло нарушить ее представления о респектабельности их семьи. Этот затрапезный, умирающий город, какой-то никому не нужный, забытый всеми уголовник и ее муж, одетый с иголочки, в дорогом авто, были из разных миров. И должны оставаться в разных, не смешиваться, как масло и вода.

После двух суток на неудобной полке в купе Илья ощущал привычное чувство нечистоты и разбитости, и когда показалось знакомое здание вокзала, он облегченно выдохнул. Молчаливый вахтовик Серега неожиданно тепло с ним попрощался, оставив телефон – «бывай, братан!». «Ну, братан, так братан» - усмехнулся на перроне про себя Илья, выдохнув в морозный воздух облачко пара.

В такси он крутил головой во все стороны – знакомые места вроде и остались такими же, но обросли рекламными вывесками, вдоль обочин стояли иномарки, и Илья испытал странное чувство, будто встретил старую знакомую, сделавшую пластическую операцию. Двор их сталинки вот совсем не изменился – даже металлические неубиваемые горки и лесенки для детей не обновили, не заменили на яркие китайские.

Илья остановился около двери на первом этаже, обитой потрескавшимся дерматином, помедлил с минуту, глядя на торчащие из-под обивки куски ваты. Сердце сильно и властно сжало, и первый раз с момент его приезда в Воркуту к горлу подступило и защипало глаза. Он вспомнил ключ на резинке, который по праву старшего висел на его груди, вспомнил, как ключ отскочил, ударил его по переднему зубу, отколов кусочек. Как смеялся Вовка, сложившись пополам: «Ты теперь будешь говорить, как дед Игнат?» Как дед Игнат… Илья вынул тот самый ключ и отпер старую дверь, ведущую в детство.

В квартире было все точно так же, как в момент его отъезда из города, только телевизор был плоский, хотя тоже безнадежно устаревший. Наверное, мать купила незадолго до смерти. Илья прошелся по комнатам – на мебели лежал толстый слой пыли, в воздухе витал гнилой затхлый запах. На стене висел ковер, завитушки на узоре которого он помнил с детства, продавленный диван, обтянутый засаленным флоком, был все тот же. На кухне Илья открыл хлипкую дверцу под мойкой и тут же отшатнулся – в нос шибанула волна вони. Горка мусора покрылась черными пятнами плесени. Илья набрал в легкие воздуха и задержал дыхание, перед тем как открыть холодильник. На полке стояла одинокая кастрюлька без крышки с черным, склизким на вид содержимым. Кочан капусты потемнел и ссохся, два дохлых таракана валялись в контейнере для овощей.

Очевидно, что Вовки не было давно, и так же очевидно, что он планировал вернуться. Илья подумал пару секунд, вышел в коридор и спустился на площадку между третьим и вторым этажами. Протянул руку под подоконник, нащупал нетвердо закрепленный кирпич. Илья с Вовкой обнаружили этот тайник в детстве, когда пьяный отец выгнал их в подъезд, и они дожидались матери со смены, прижимаясь к горячей батарее под подоконником. В дыре Илья нашел клочок бумаги, торопливо развернул. Скачущим крупным почерком брата было написано всего две строчки: «Тишманов Роман» и адрес.

Илья выбросил гниющий мусор, смыл омерзительную склизкую массу из кастрюльки, открыл окна и впустил свежий морозный воздух. Покуривая в форточку, он думал, что ему делать – кинуться ли к неведомому Роману или пойти к соседке и взять ее за горло. В сгущающихся сумерках поблескивал цветными новогодними огоньками ларек-забегаловка с вывеской «кафе Мечта». «Такая себе мечта», усмехнулся про себя Илья. Он решил, что соседка подождет, а ехать к Роману уже поздно. Щелчком послал окурок в темноту, оделся и вышел из дома.

«Мечта» оказалась именно такой, какой он ее себе представлял – на стенах покоробившийся ламинат, убогий потолок из пластиковых плиток, дешевые пластмассовые столики и стулья; барная стойка украшена новогодними огоньками и мишурой. В зале было достаточно людно – за сдвинутыми двумя столами гомонила компания горластых мужиков, ржали размалеванные девки, которых по очереди щупал хлыщ с сальными волосами. Около окна с бутылкой водки сидел узкоглазый парень в малице, расшитой поверх меха затейливым узором. Илья сел на убогий пластиковый стул, покрутил головой. Черт знает, есть тут официанты… Как бы в ответ на его мысли подошла плотная коренастая женщина неопределенного возраста в переднике. Вынула блокнотик, уставилась на Илью единственным здоровым глазом – второй перекосило, закрыло рваным рубцом. Глаз будто стекал по щеке. «Мда, сервис…» - подумал Илья, попросил бутылку текилы и закусон, который посвежее. Кривая официантка Надя, чье имя было напечатано на бейджике, наклонилась, прошептала:

- Текилу лучше не берите, там от текилы только бутылка.

Он вздохнул, выбрал коньяк. Наполнив стопку, столкнулся взглядом с парнем в малице, тот приподнял свой стаканчик, Илья тоже дернул рукой с рюмкой, кивнул ему. Парень подхватил бутылку с остатками водки и двинулся к его столику..

- Йилко, - представился он и, не спрашивая разрешения, сел рядом.

- Илья.

- Не местный, сразу видно, – с сильным северным акцентом сказал Йилко. – Зачем в Воркуту пожаловал? На вахтовика не похож.

- Я местный, родился тут. Лет 20 как в Москве.

- Аааа… - протянул ненец. – Ну и как оно, сильно тут все изменилось?

- Да не то что бы, - пожал плечами Илья и плеснул в стаканчик парня коньяка. Тот не протестовал.

- Уезжают все, - коротко сказал Йилко. – Я колбасу привожу из оленины, так лет пять назад всю разбирали, а сейчас половину только сбыл. Да и вообще… Странные вещи творятся последнее время.

- Эт какие? – уставился на него Илья.

- Да так, - неопределенно помахал рукой в воздухе ненец.

- А все же?

- Да болтают всякое… – Йилко опрокинул в себя коньяк, поморщился. – Знаешь такой поселок – Хальмер-Ю?

- Конечно. Двадцать кэмэ от Воркуты, давно заброшен, шахта закрыта.

- Закрыта-то закрыта, да вот, видать, не до конца. Надька вон вишь какая вернулась… - он кивнул на официантку, и она, почувствовав его взгляд, обернулась.

- Что?

Парень не ответил – к столику подошла кривая Надька, грохнула на столешницу графин с морсом.

- Хватит нести про меня херню, придурок косоглазый! – перекрикивая грохот музыки, сказала она и тряханула Йилко за капюшон малицы.

Ничего конкретного от ненца Илья таки не добился – тот, порядочно набравшись, нес какую-то околесицу про игры подростков в заброшенном Хальмер-Ю, закрытую шахту и колбасу из оленины. Ушел Илья из «Мечты» далеко за полночь, оставив Йилко, уложившим голову на стол.

На следующий день он проснулся с гудящей головой и мерзким привкусом во рту. Не умываясь, не пригладив всклокоченных волос, сварил кофе и открыл форточку. Кофеин и холод взбодрили, отступила головная боль и тошнота. Илья принял душ, пригладил редеющие пряди, наскоро позавтракал скудным бутербродом, запив несладким кофе – сахар он не купил, а в Вовкиной сахарнице обнаружился большой дохлый таракан.

Тишманов Роман жил в десяти минутах ходьбы от его двора, что даже по меркам небольшой Воркуты было близко. И на счастье Ильи он оказался дома – на решительный звонок дверь приоткрылась и высунулось очень юное, с неравномерно пробивающейся щетиной лицо.

- Вы Тишманов Роман? – с сомнением спросил Илья. Какие дела могли связывать Вовку с этим сопляком?

- Ну..? – осторожно протянул парень.

- Володю Градова знаешь?

Парень широко раскрыл глаза и распахнул дверь.

- Вы его брат? Он говорил, что вы можете прийти.

Илья высоко поднял брови и спросил:

- А лет-то тебе сколько?

Роман проводил его в свою комнату, увешанную плакатами, среди которых Илья узнал только Слипкнот – разница поколений, все-таки… Принес горячего чаю, высыпал в вазочку печенье.

- Мне двадцать лет, не такой я сопляк, как вы подумали - улыбнулся он. – Вовка-то не вернулся, похоже, раз вы пришли…

- Не вернулся откуда? Где он? Что происходит вообще?

Ромка потер прыщавый лоб, набрал в грудь воздуха и с усилием произнес:

- Ты… Вы, конечно не проверите…

- На «ты», - перебил его Илья. – Я ничему не верю, пока не получу доказательства. Так что рассказывай давай.

- Все дело в игре в казаки-разбойники…

- Что? – поперхнулся чаем Илья.

- Ну вот я же говорил, что не поверите.

- И как связаны детская игра и мой брат?

- Он в нее тоже играл. Многие играли, но не все смогли закончить игру.

Илья грохнул кружкой об стол:

- Что ты, блядь, несешь? Где Вовка?

- Короче, это длинная история. Вы не местный, не знаете ведь всего... Пять лет назад несколько пацанов залезли в развалины поселка Хальмер-Ю. Знаете такой?

- Конечно, знаю, закрытый ныне шахтерский поселок, – немного раздраженно сказал Илья. – И вообще-то я тоже местный, в Воркуте двадцать лет прожил.

- Так вот, там часто люди бывают. С материка приезжают поснимать, местные летом даже застолья устраивают – из числа бывших жителей, вспоминают юность. И вот эти пацаны решили там поиграть в казаки-разбойники. Ну, это когда стрелочки рисуешь и…

- Я знаю, как играть в казаки-разбойники, – процедил Илья. – Давай короче.

- Ну и вот… Один из парней начал рисовать стрелки, зашел в заброшку и пропал. Его искали две недели, спасательные отряды прочесали весь поселок, все развалины. Конечно, все думали, что он просто свалился в какой-нибудь гнилой пол, разбил голову и… Ну, в общем, понятно. Но ничего не нашли. А потом он вернулся и рассказал, как попасть в совсем другой Хальмер-Ю…

- Это какой-то бред. Ты хочешь сказать, что мой брат поехал в Хальмер, чтобы поиграть в казаки-разбойники, и там пропал?

- Да! – закивал Роман.

- Ясно, - Илья встал, отставив недопитый чай. – Значит, надо прочесать развалины.

- Это ничего не даст, ты не найдешь, – покачал головой Ромка. – Я могу показать место, с которого надо начинать поиски. Ты все равно не поверишь, пока не увидишь сам.

- Без тебя обойдусь.

- Вам… тебе же нужно туда доехать. У меня есть машина.

Илья в упор посмотрел на мальчишку и улыбнулся уголком рта.

Договорились выехать на следующий день рано утром, и Ромка с гордостью показал из окна на вишневый квадратный жигуленок, припаркованный около подъезда. «Машина» - с улыбкой подумал Илья.

В родительской квартире он не мог найти себе места. Отыскал в скрипучей рассохшейся стенке старые альбомы с фотографиями – на одной из них, выцветшей, нечеткой, он увидел Вовку в свитере в кривой вышивкой Босс. С широченной улыбкой от уха до уха, он обнимал пацана из их двора, чьего имени Илья не помнил. Вовке тут было лет тринадцать. На него опустилась глухая тоска – если бы Кира знала, что именно он виноват в том, во что превратился его брат. И что именно он должен был жить с клеймом сидельца в этом замороженном, умирающем городе.

Отец попивал всегда, и по пьяни становился совершенно сумасшедшим – куда-то рвался, приставал к прохожим, мгновенно ввязывался в драки и скандалы. А мать как будто подначивала его, не умела вовремя придержать язык, отчего и ходила частенько с фингалом то под одним, то под другим глазом. Когда Илья с Вовкой были маленькие, отца они ненавидели и боялись, и даже в те редкие момент его благодушия, когда он тянул их на турники или вел в кафе- мороженое, они оставались настороженными и молчаливыми. Отца в семье никто не любил, и долгое время Илья считал, что во всех семьях так. Когда они с Вовкой подросли, то обнаружили, что их силенок хватает, чтобы противостоять пьяным скандалам – уже они выгоняли отца из квартиры, и именно отец, а не они оказывался награжденным тумаками.

В тот день Вовка где-то пропадал со школьными друзьями, а Илья вернулся из шараги раньше чем обычно и застал отца в состоянии недопитости. Денег, запрятанных женой, продавщицей круглосуточного ларька, он не нашел, и поэтому был похмельно-мрачным, на самом пике раздраженной злобы. Он попытался вытянуть пару небольших купюр из рюкзака Ильи, на что тот ответил мощным тычком, и отец кубарем влетел на кухню. Где схватился за нож и бросился на сына. Тот легко перехватил его руку, вырвал нож и в закипающей ярости, не владея собой, прошил пару раз вогнутую отцовскую грудь и пару раз - живот. Именно в этот момент загремел ключами Вовка около двери, вошел, увидел окровавленного отца и старшего брата с ножом в руке. Он резво метнулся к соседям, у которых был телефон дома, вызвал скорую. Мгновенно примчавшаяся мать причитала на весь подъезд. Отец умер через три дня в больнице – Илья задел что-то жизненно важное в пропитом теле отца, и даже оперативно вызванная скорая не помогла. И там же в больнице хмурый Вовка тихо сказал Илье:

- Если будут спрашивать, скажем, что это я. Мне только шестнадцать, а тебе уже восемнадцать. Мне меньше дадут.

Дали конечно меньше, чем совершеннолетнему, но все равно по полной – шесть лет. А потом была драка, убийство парня в колонии. Срок растягивался и растягивался. Илья решил, что ничем не поможет брату, теряя шансы на нормальную жизнь в Воркуте, и уехал в Москву. А мама и Вовка остались. Без него. И огромная вина никуда не делась.

Илья быстро накинул куртку, вышел из дома и направился к «Мечте». Нади не было – с блокнотиком в кармане и подносом в руках бегала молоденькая симпатичная брюнетка со слегка раскосыми глазами. Илья окинул ее взглядом – красивая. Но сейчас ее красота как-то колола, била по глазам, и он предпочел бы, чтобы водку ему принесла кривая, кургузая Надька.

Накачавшись алкоголем, слегка покачиваясь, он добрался до дома, благодаря небеса за то, что квартира находится на первом этаже. Содрав кое-как одежду, кинув куртку на пол в комнате, упал на диван и накрылся одеялом, не вынув ни подушку, ни простыню. Он ухнул в тяжелый, мутный сон, и, засыпая, успел подумать краешком сознания про Вовку, представив его именно таким, каким помнил его на суде.

Очнулся Илья все с тем же гадким ощущением нечистоты, идущей откуда-то изнутри, и неясным беспокоящим чувством. Голова болела, к пересохшей гортани прилип шершавый язык. Он открыл глаза, попялился на отсветы переливающихся огоньков «Мечты» на потолке. До него не сразу дошло, что его разбудил тихий корябающий звук в окно. Птица? Кошка? Илья приподнял прострелившую болью голову и едва не заорал – в окне висело лицо, неразличимое из темноты комнаты.

- Эй ты, козел, – просипел он. – Я тебе башку расколочу, если ты оттуда не уберешься.

Встал с дивана, взял телефон и осветил лицо – это был молодой мужчина в старомодной кроличьей шапке, в дубленке, каких уже лет тридцать, наверное, никто не носил. Он бессмысленно смотрел в глубину комнаты, будто вовсе не замечая Илью, стоя, очевидно, в декоративной выемке на внешней стороне стены.

- Пошел отсюда! – гаркнул Илья, ударил пятерней по стеклу.

Но тот не пошевелился и не изменил направления взгляда. Из морозной дымки воркутинской ночи показался еще один – толстяк в нормальном современном пуховике, трикотажной шапочке, натянутой на лоб. Он покрутил головой, увидел висящего на приступке мужика и двинулся к нему.

- Пап, пойдем! – услышал от него Илья.

Толстяк в трикотажной шапке подошел к окну, тоже приподнялся на носках и принялся отдирать ночного гостя от окна. Заметив хозяина квартиры, он торопливо проговорил:

- Мы сейчас уйдем, прос…