Хотел бы я прожить жизнь сначала? Ох, ну и вопрос. Это смотря как жить. Сейчас бы я хотел только одного — покоя. Если честно, начинать заново, особенно когда ты молод и кое-что об этой жизни уже знаешь, здорово. Но за последние два дня я не спал, поучаствовал в двух перестрелках и двух потасовках, а ещё мои друзья оказались на грани жизни и смерти. Это если в двух словах. Ну и там с невестой кое-какие заморочки. Теперь уже с бывшей, кажется…
Так что, если придётся начинать опять, моя третья жизнь будет намного спокойней первых двух. И, надеюсь, безо всякой романтики. Если получится. Я уже говорил, да?
— Егор, ты что, правда спишь⁈ — доносится сверху голос Наташки, будто с небес.
Ох, какие мы сердитые… Может, я не хочу слышать того, что ты пытаешься мне сказать. Есть вещие, которые не нужно говорить, их либо понимают, либо нет. А слова иногда только всё портят.
— Нет, уже не сплю, — дёргаю я головой и открываю глаза.
Я как волк, минута сна и снова готов бежать вперёд, выслеживать, преследовать и грызть горячую плоть, перемалывая кости.
— Сейчас поедем.
Замороженная часть мозга начинает вибрировать, пытаясь оттаять. Я поднимаюсь и сажусь, откидываясь на спинку дивана. Слегка потягиваюсь и тру ладонями лицо.
— Саня, — окликаю я Какору, стоящего на часах. — Скажи Семёну, пусть Сергей Сергеича найдёт. Надо Наталью будет в Измайлово отвезти.
— Ага, — кивает тот. — Семён, приведи Сергеича.
— Меня не надо в Измайлово, — говорит Наташка и качает головой.
— Это почему? — хмурюсь я.
— Я тебе пытаюсь объяснить, а ты не слушаешь, — вздыхает она.
— Прости, отрубился… И, если честно, может, и не надо ничего говорить? Ты уезжаешь сегодня, да?
— Нет… — она смотрит удивлённо и даже немного обиженно. — Я не уезжаю. Я тебе, как раз и говорю, что я никуда не уезжаю. Наоборот. Я остаюсь. Я даже вещи уже к тебе перевезла сегодня днём. Всё. Мне не надо никакого месяца, я все решения приняла. Взвесила и приняла. Ну, если ты сам, конечно, не решил поменять меня на Еву. Или ещё на кого-нибудь.
— Чего? — у меня мозг вскипает.
Ага, только что был замёрзшим, а теперь вот кипит, пузырится.
— Я⁈
— Ну, а кто? — пожимает она плечами. — Я видела, как она к тебе липла, когда вы танцевали. А ты… Ты так на меня глянул, что…
У неё снова глаза становятся влажными.
— Так глянул, будто холодом обдал. Словно на чужую. Будто мы не знакомы вообще или будто я тебе сделала что-то ужасное и ты теперь меня ненавидишь.
Она подносит к лицу руку и прикладывает запястье к глазам.
— Видишь ли… — начинаю я…
Блин… я даже не знаю что говорить. Как-то не очень я к этому приспособлен. Лучше я пойду каких-нибудь отморозков постреляю, чем… ну, всё вот это, в общем.
— А что твой староста? — всё-таки решаюсь я разрубить этот узел.
— Причём здесь староста? — удивляется она настолько естественно и натурально, что я даже начинаю сомневаться, что видел её здесь у этого окна, стоящей напротив него и нежно глядящей ему в глаза.
Луна и посеребрённые силуэты. Тьфу.
— Я же вас с ним видел. Вот тут прямо, как вы в темноте стояли, пожирая друг друга глазами.
— Что⁈
Она вскакивает и встаёт напротив меня, уперев в бока руки.
— Пожирая глазами⁈ — грозно переспрашивает Наташка. — Серьёзно⁈ Сам значит то с одной, то с другой, то шампанское хлещет, то обжимается у меня на глазах, а ещё и томно шепчет ей на ушко, а в итоге я пожираю глазами старосту? Я ему, между прочим, в тот момент говорила, что не еду в Новосиб, что остаюсь здесь и что мне пофигу универ, что я бросаю, что буду поступать на следующий год в МГУ.
Так, момент… Одну минуточку… Дайте-ка сообразить…
— А что для этого нужна романтическая обстановка и темнота, друг молодёжи? — прищуриваюсь я.
— Обстановка какая была, такая и была, её никто не выбирал и да… Да, он тут пытался объясниться, может специально и выбрал тёмную комнату.
— Что⁈ Объясниться⁈
— А что, по-твоему, в меня и втюриться нельзя? Вообще-то, в меня полшколы влюблено было, один ты этого не знаешь.
Серьёзно?
— Да вот только я, — продолжает она обиженно, — слушать его не стала, а сразу сказала, что у меня жених есть. И рассказала заодно, что остаюсь здесь! С ним, с женихом то есть. Это ты, кстати.
— Эй, дети, вы чего тут шумите? — заглядывает в дверь Злобин.
— Да вот, — вздыхаю я, — во взрослую жизнь вступаем.
— А-а-а, — усмехается он. — Это да, это иногда травмирует. Вы когда орать закончите, дайте знать, мне парой слов с тобой перекинуться надо…
— Да мы вроде всё уже, да, Наташ? — спрашиваю я.
— Вроде да, — соглашается она. — Мне выйти?
— Ничего особо секретного, — отвечает Злобин.
— А я даже рада, — шепчет Наташка, наклоняясь ко мне и опираясь о мои колени, — что ты хотя бы разик в моей шкуре побывал и понял, каково мне такое видеть. Больно, между прочим.
Больно? Да вообще, не то слово. Пипец, жесть просто…
— Это другое, — сурово отвечаю я.
— Что⁈ — задыхается она от негодования, но я не даю ей разгореться и схватив прижимаю к себе.
— Нет! — вырывается она.
— Кхе-кхе, — покашливает Злобин. — Я тогда попозже…
— Нет-нет, простите, Леонид Юрьевич. Брачные игры в дикой природе. Начав, закончить очень трудно. Всё. Мы всё. Да? А старосту твоего я на всякий случай отп**жу.
— Что⁈
— Ага, — киваю я. — Точно.
— Балда ты, Егор, — качает она головой, едва сдерживая улыбку.
Ну что? Что делать-то? Вот так как-то…
— В общем, мы с твоим Семёном допросили паренька, — говорит Де Ниро.
— Неужели раскололи?
— Ага, — кивает он. — Твои ребята, кажется, умеют это делать… Знают, кое-какие тонкости. В ванной, правда, напачкали немного…
— Душманов кололи, а своих-то, — хмыкаю я, — и подавно расколят.
— От Лимончика он.
— Во как… То есть его Лимончик направил?
— Да, — кивает Де Ниро. — Позвонил и сказал срочно выдвигаться. Ну, не сам позвонил, ясное дело, поручил кому-то.
— Интересно.
— Да, мне тоже интересно. Кто-то был здесь, вероятно. Запалил и послал сигнал. Позвонил. Так что, такая история.
— А куда этого теперь? — спрашиваю я.
— Возьмём себе на время, а потом милиции отдадим.
— Себе?
— Да.
— Хм, — хмурюсь я. — А зачем вы, кстати, всю эту историю с брошью затеяли? Ну, то есть, для чего она с ней тут разгуливает?
— Есть кое-какие резоны, но это не обязательно сейчас обсуждать — подмигивает он, намекая, что этот вопрос, как раз, лучше при посторонних не затрагивать. — Потом, когда время будет, я тебе расскажу.
— А Галина Леонидовна здесь ещё?
— Да, она тут с друзьями своими развлекается. Слушай, ты, кстати, дал жару с этой «Дорогой». Молодец! Ты видела, Наталья?
— Нет, — качает она головой. — Только слышала.
— Не повезло, редкостное зрелище. Но там народ требует повторения.
— Нет, больше не получится. Это я авторитетно говорю.
В дверь заглядывает Толик.
— Егор, ты как? Ты так дерёшься хорошо. Научишь?
— Посмотрим, — киваю я. — Не забыл, что утром Новицкой нужно сказать?
— Не забыл, — отвечает он.
— А Ева как? В порядке? Этот козёл ей неслабо впечатал, между прочим.
— Вроде нормально, — кивает он. — Слушай, мы сейчас ко мне домой поедем. Ты… то есть вы… не хотите с нами?
— А кто едет? — спрашиваю я.
— Ну, мы с Евой, вот Леонид Юрьевич согласился и ещё там пара девушек и парней, друзья мои.
— Мы с Наташей, пожалуй, домой, — качаю я головой. — Да, Наташ?
— Слушай, — с подкупающей открытостью улыбается Анатоль. — А ты можешь ещё разок «дорогу» сбацать? Пацаны там в стельку практически.
— Не, даже не думай ещё когда-нибудь услышать её в моём исполнении. Пусть пацаны сами бацают. То, что в стельку, им ещё ни разу выступать не мешало.
— Откуда ты знаешь-то всё? Они тебя не помнят, а ты их всех по именам знаешь.
— Пересекались где-то, — пожимаю я плечами. — Ладно, мы поехали. Ева завтра улетает?
— Нет, — отвечает Злобин. — Она ещё несколько дней пробудет. Ещё увидитесь.
— Ну и хорошо. Тогда мы её сейчас искать не будем, передавайте привет. Александр, выезжаем!
В машине мы молчим. Я балансирую между сном и явью, Наташка размышляет. О своём, о девичьем. Главное, чтобы ещё чего не надумала.
— А что правда, — прищуриваюсь я, когда мы заходим в номер, — прямо половина всех пацанов в школе бегала за тобой?
Точно, вещи перевезла, ну надо же… И с дежурной договорилась, смотри-ка…
— Да, — отвечает она, подняв одну бровь.
— То есть, это что значит, половина первоклашек, половина второклашек и так далее, или, например, все поголовно, начиная с пятого класса?
— Так, — усмехается она, — я тебе сейчас выпишу уравнение и ты сам мне скажешь сколько из какого класса.
— Ладно, — соглашаюсь я, — только смотри, чтобы без секансов и масекансов.
— Без сексов? — уточняет она.
— Нет, — мотаю я головой, приваливаясь к двери, — это не трожь, руки прочь от сексов.
— Совсем без рук то есть?
— Уф-ф-ф, — выдыхаю я и сползаю по двери на пол, усаживаюсь и вытягиваю ноги.
— Ты чего? — пугается она.
— Ничего, — хмыкаю я. — Давай, показывай мне стриптиз, я смотреть буду.
Глаза слипаются. Уже опять скоро утро.
— Нет, — мотает она головой.
— Ну-ка, что ещё за «нет» такое? — стучу я кулаком по полу.
— Сегодня нет настроения, — отвечает она. — Сегодня я хочу посмотреть на твой стриптиз.
— Сегодня? — уточняю я.
— Ага.
— Ну ладно, я не против, только раздевать меня тебе придётся самой.
— Ладно, — соглашается она и, подойдя ко мне, опускается на колени.
Она садится на пол и кладёт руки мне на лодыжки.
— Как же ты устал, — качает она головой. — Как ты устал.
Есть маленько, отрицать не буду.
— Давай мне руку, — тихонько говорит она. — Я помогу тебе встать. Пойдём, я тебя уложу.
— И разденешь?
— Ну конечно раздену.
— И сама разденешься?
Она не успевает ответить, потому что в этот момент раздаётся громкий стук в дверь. Наташка вздрагивает, а я прикладываю палец к её губам.
— Тс-с-с…
— Вам кого? — недовольно спрашивает Саня Какора.
— Бро, — отвечает мужской голос. — Скажи, Джемал пришёл.
— Иди, — шепчу я, — закройся в ванной. Это свой, просто не хочу, чтобы он тебя видел.
— Один? — уточняет Какора.
— Ну, видишь же…
— Минуту.
Наташка послушно убегает, а я кое как поднимаюсь и приоткрыв дверь, выглядываю в коридор.
— Здорово, — киваю я.
— Не спишь? — спрашивает он.
— Собирался…
— Погоди пока, — усмехается Джемал. — Поехали со мной, хочу, чтобы ты кое-что увидел.
Блин, что за подстава… Машины нет, Сергеича я отпустил, он и так намучился сегодня.
— Куда? — прищуриваюсь я.
— «Куда» плохое слово, так спрашивать нельзя. Зачем дорогу закудыкивать? Надо спрашивать далеко ли.
— Ладно. Далеко?
— Ну, хорош, брат, ты чего? Говорю же, показать хочу кое-что. Отвечаю, тебе понравится. Ты чё менжуешься?
И то верно, чего это я менжуюсь?
— Короче, ты идёшь или нет? — напрягается Джемо.
Ну, блин, конечно иду. Разве я могу показать, что очкую, ссу и всё такое прочее. Приходите все и берите меня на слабо. Добро пожаловать.
— Сейчас, — киваю я и, сделав знак Сане, прикрываю дверь.
Может, уже не стоит и начинать, если до сих пор не удалось лечь и поспать? Как все эти Дзержинские и прочие светочи революции по нескольку дней могли не спать? Не знаю.
Подхожу к шкафу и достаю металлический чемоданчик с инструментами. Открываю и сдвигаю полочку с отвёртками и плоскогубцами. Там у меня прячутся две пушечки. Наган и бесшумный. Беру наган и надеюсь, что стрелять не придётся.
Подхожу к ванной и тихонечко скребусь. Наташка тут же открывает. Я снова прикладываю палец к губам и захожу к ней.
— Ты что, — шепчет она, — уходишь?
— Скоро вернусь.
— Кто это? — округляет она глаза.
— Джемо. Запомнила? Просто, на всякий случай.
Не надо было говорить этого «на всякий случай» она пугается.
— Не бойся, он свой, — улыбаюсь я и, взяв её за подбородок, легонько целую в губы. — Точно у тебя со старостой ничего не было?
Ох-ох-ох, сейчас лопнет от возмущения. Я подмигиваю и выхожу.
Мы спускаемся по лестнице и выходим из гостиницы. На улице ещё темно, но уже чувствуется, что через пару часов наступит утро. Чернота ночи уже не такая густая, и в ней появляются белёсые просветы.
— У нас две тачки, — кивает Джемо на две тёмно-зелёные «шахи». — Давайте, пацаны, садитесь ко мне.
Он сам забирается на место водителя, я сажусь рядом, а Семён с Саней — на заднее сиденье.
— Погнали.
— Джемо, — качаю я головой. — При всём уважении, сюрпризов больше ненужно. Я не любитель.
— Да ладно, чё ты, приколемся. Я отвечаю, ты не пожалеешь. Ладно, больше не буду, но щас уже начали дело, так что давай просто кайфанём и всё.
Лучший кайф — это сон, особенно когда есть хороший шанс, что он не вечный.
Мы едем явно не в центр.
— Куда… то есть, в каком направлении мы едем?
— На Юго-Запад, в сторону Внуково. За город. Нет, не загород, а в пригород. Да блин, двадцать минут, и мы на месте, а потом ещё двадцать и ты в гостинице, в мягкой коечке. Если хочешь, я тебе кису подгоню, кису, девяносто шестая проба, чистая камелия? Хочешь?
— Нет.
— Почему? — удивляется он.
— Спать хочу.
— Ну, спи, а днём проснёшься, она вот, рядом лежит, мурлычит.
— Нет, Джемо, брат, не хочу. Но спасибо, что спросил.
— Ну смотри, — разочарованно качает он головой. — Скажи тогда, это ты что ли Назаровских сегодня завалил?
Твою дивизию, во-первых, это что за вопросы такие не слишком тактичные, а, во-вторых, какого хрена? Как так быстро распространяется информация, при том, что ещё в помине нет ни мобильной связи, ни интернета?
Мы поворачиваемся друг к другу и я пожимаю плечами.
— Да ладно, чё ты скромничаешь? — подмигивает он.
— Кто может распространять такие сведения? — качаю я головой.
— Какие «такие»? — усмехается он.
— Неправдивые, вот какие, фейкньюс, буквально…
— Про ньюс не знаю, — смеётся он. — Я сам догадался, слухов про тебя нет пока, если чё. Но если Назар знает, то скоро и пол-Москвы проведает. С ним видишь, какая сложность, его все знают. У него связей по всему союзу и за его пределами столько, что столько и людей, наверно, на свете не живёт. Это, как раз, проблема, потому что на сходке будет присутствовать много авторитетов, которые не просто его знают, но которые от него зависят. Так-то, брат, поэтому все варианты надо просчитать.
— А когда он хочет сходку собирать? — спрашиваю я.
— Не знаю. Он хитрожопый, заранее не будет объявлять, но когда воры съезжаться начнут, это видно будет.
— У Ферика, — говорю я, — тоже сторонников много.
— Только их никто не позовёт, вот в чём хохма. Они сами сойдутся, перетрут, малявы разошлют и всё, дело сделано. Ладно, мы приехали. Вот этот дом, видишь?
— Где «Волгарь» стоит?
— Да-да, прямо вот этот.
Он показывает на крепкий бревенчатый дом за высоким забором, виднеющийся в предутреннем сумраке неясной громадой. И мы стоим прямо около калитки.
— Там сейчас Лимончик квартирует, — говорит Джемо.
— А что мы тут делаем? — напрягаюсь я, сжимая рукоятку револьвера в кармане. — Я с ним встречаться не планировал.
— Да ладно, не кипишуй, у меня тоже нет таких планов. Зато у меня для него привет есть и подарок. Даже два. Сидите тут, короче.
Вторая машина подъезжает и останавливается впереди нас. Из неё выскакивают четверо. Двое подбегают к своему багажнику, а двое — к нашему. Подбегают и вытаскивают по телу из каждого. Твою дивизию! Вынимают, быстро подтаскивают к забору и бросают в сугроб головой вниз.
— Разложите путём! — негромко командует Джемо.
В домах в округе начинают лаять собаки.
Его бойцы поправляют руки и ноги трупам, раскидывая в стороны, а потом возвращаются к машине. Они — к своей, а Джемо — к своей.
Твою дивизию! Ни мне, ни ребятам, это вообще не надо! Какого хрена!
Джемо, вместо того, чтобы садиться и ехать, достаёт из внутреннего кармана пистолет и стреляет в воздух. И только после этого заскакивает в тачку и жмёт по газам.
— Ну, как тебе⁈ — хохочет он. — Жалко, нельзя посмотреть, как они обнаружат эти подарки. Знаешь, кто это?
— Нет.
— Это Зура Белый и Пермяк! — радуется Джемал.
Твою дивизию!
— Ферик должен был сам это сделать, но я ему оказал услугу. А ты подтвердишь, если что.
— Так надо было кого-то из людей Ферика брать, я-то причём? — хмурюсь я.
— Брат, ну ты почему такой нерадостный, а? — качает головой Джемал. — Смотри, как хорошо всё! Ты чувствуешь, это наша сила, да? Назар сейчас метаться начнёт. Не туда попал, в натуре, кругом измена, кругом ему облом, вилы ему, втыкаешь, брат? Нет здесь его власти, здесь только вилы ему! Пускай валит, в натуре, кончилось время его! Теперь приходит наше время, а вместе мы многое сделаем. Будь веселее, брат, от чистого сердца прошу!
Он опускает стекло и, высунув руку с пистолетом, палит в воздух. И в это время воздух, вероломно расстрелянный Джемалом, наполняется резкими звуками сирены и синими мигающими огнями.
— Водитель ВАЗ 2106, государственный номер а23−40мо, немедленно остановитесь!