Глава 3 Новый день

с. Михайловка

Поместье барона Успенского


Снадобье было неприятным на вкус. Ладно, если уж начистоту — оно было отвратительным. Но Леонид Успенский глотал его с удовольствием и радостным предвкушением. Всё потому, что оно позволяло ему чувствовать себя гигантом.

Не в буквальном смысле. Но определённая часть тела через пять минут после употребления зелья становилась очень большой и крепкой. Такой мощи эта часть не всегда достигала даже в далёкие дни юности.

Барон допил снадобье, вытряхнул на язык последние горько-терпкие капли и выбросил флакон в мусорное ведро. Опершись на раковину, Леонид посмотрел на себя в зеркало. В ванной комнате стоял полумрак, разгоняемый слабым электрическим светильником.

В этом тусклом свете Успенский видел все морщины на своём лице, каждую складку на дряблой шее, каждое пятно под залысинами.

— Ты стар, демоны тебя возьми, — проговорил он сам себе, приглаживая редкие седые волосы. — Стар, но ещё достаточно бодр, не так ли?

Он улыбнулся сам себе и расправил плечи. Поправил шёлковый халат, расправил плечи и улыбнулся.

— Ещё бы, — сказал он, продолжая увлекательный диалог с самим собой. — Сил во мне хоть отбавляй! Здоровье в норме. Дела процветают. Дочь удачно выдал замуж, сыновьям организовал хорошие должности в Москве. Чего ещё желать?

Ну, например, можно через день развлекаться с разными красотками. Раз деньги позволяют, а супруга уже в могиле — почему бы и нет?

— Ваше благородие, мы уже заждались, — раздался из-за двери мелодичный женский голосок.

— Ах вы развратницы, — улыбнувшись, пробормотал себе под нос Леонид.

Снадобье уже начало действовать. Казалось бы, никакой магии, чистая наука, достижение химиков и фармацевтов. Но эффект поистине волшебный — барон ощущал, как его орудие готовится к бою. Подмигнув отражению, он выключил свет и вышел из ванной.

В роскошной спальне, где кровать с балдахином занимала почти всё пространство, его ждали две куртизанки. Рыжая и брюнетка. Обе молодые, с прекрасными фигурами, изумительной кожей… Готовые на что угодно за деньги.

А денег они получили немало.

Изгибы спелых прелестей освещал горящий в углу абажур. Из патефона, стоящего на тумбочке, доносилась лёгкая музыка. Фортепиано и скрипка, ничего лишнего.

Брюнетка лежала на кровати, и всё, что на ней было надето — это кружевные чулки. Рыжая сидела рядом с ней и была полностью обнажена. Увидев барона, рыженькая улыбнулась и на четвереньках поползла по кровати в его сторону:

— Наконец-то, ваше благородие… Нам с Дашей не терпится начать…

— Я вся горю, — с придыханием подтвердила Даша, проводя рукой по своему прелестному телу.

Успенский знал, что всё это игра. Но играли девочки хорошо — и это жутко заводило. Пожалуй, тут и снадобье бы не понадобилось. Но с ним любые осечки были исключены, и клинок барона был готов к неравному бою с двумя развратными куртизанками.

— Я вас не разочарую, красавицы, — сказал Леонид, сбрасывая халат.

— О-о, — восхищённо выдохнули девушки при виде его достоинства.

Переглянувшись, они вульгарно улыбнулись друг другу, и Даша сказала:

— Чур, я первая.

— Может, мы лучше вдвоём? — предложила рыженькая, и брюнетка согласно кивнула.

Девушки поманили его пальчиками к себе, и рыжая прошептала:

— Идите сюда, барон. Мы хотим доставить вам неземное наслаждение…

Леонид с готовностью шагнул вперёд, когда у него вдруг резко кольнуло сердце. Перед глазами на миг потемнело, по телу пробежал какой-то потусторонний холод. Такое чувство, будто кровь на секунду превратилась в ледяную воду.

Стоящий в углу абажур заморгал, а затем с хлопком погас. Запахло палёной проводкой. Пластинка на патефоне резко застыла, и музыка прекратилась с противным визгом.

Девушки снова переглянулись, на этот раз без капли вожделения в глазах.

Рыженькая несмело спросила:

— Всё хорошо, барон?

Успенский опустил глаза. Он и так это почувствовал, но не хотел верить. Однако теперь он видел, как могучая башня стремительно рушится, превращаясь в никчёмный сморщенный отросток.

— Ничего страшного, ваше благородие, — проворковала брюнетка. — Идите сюда, мы всё сделаем…

— Пошли вон, — прохрипел Леонид.

Куртизанки в очередной раз переглянулись, на этот раз с недоумением.

— Вон, быстро! — рявкнул Успенский. — Бегом!

Красотки поспешно схватили свои вещи и выскользнули в коридор, даже не одевшись.

У барона затряслись колени. Он сел прямо на пол и обхватил седую голову.

Всё-таки это случилось… Он слышал, что Владимир Градов вернулся, но не думал, что у него сохранился договор. Леонид Олегович заставил себя поверить, что после смерти Александра Градова договор потерял силу или ещё что-то. Или что техника вокруг защитит от заклятия.

Самообман был успешным, но правда оказалась иной. Магия кровного договора была сильнее технологической ауры в поместье. И теперь барона постигло мужское бессилие, которое не излечить ни одним снадобьем… Более того, это проклятие настигнет и его сыновей!

— Он активировал договор, — чуть не плача, пробубнил Успенский. — Он его активировал! Как он вообще смог⁈ Он же инвалид, а Михаил в плену! — Леонид обхватил руками голову. — И что мне теперь делать? Вступать в войну на его стороне или мириться с вот этим⁈

Он воззрился на своё мгновенно иссохшее достоинство.

Да уж, выбор был непростым…


Поместье барона Градова


— Это договор не с Серебряковыми? — переспросил Никита.

— С неким родом Соболевых, — кивнул я, не отрываясь от чтения. — Поэтому и буква «Ш» на тубусе… Неудивительно, что мы подумали про род моей матери.

— Соболевы? — Базилевский сдвинул брови. — Александр Петрович никогда не рассказывал, что заключил с ними союз.

— И это вполне понятно. Потому что условия союза очень необычны. Благодаря пророчеству мой отец знал, что погибнет, и подготовился к этому. Возможно, это ещё не все сюрпризы, которые он мне оставил.

— Возможно, — сухо проговорил юрист. — Но я всё равно не понимаю, зачем он скрывал от меня это.

— Он скрывал это от всех. Судя по всему, о союзе знали только он и граф Соболев, — я поднял взгляд. — Вы расстроены, Филипп Евгеньевич?

Базилевский невозмутимо поправил воротник рубашки, не торопясь с ответом. А затем всё же сказал:

— Мне слегка обидно, ваше благородие. Я юрист рода Градовых, доверенное лицо… А ваш отец скрыл от меня столь важные вещи.

— На то были причины. Вот, читайте, — я протянул договор.

Базилевский взял документ и пробежался по нему глазами, затем хмыкнул, поправил очки и принялся читать более вдумчиво.

— Я тоже что-то не пойму, — сказал Никита. — Если Соболевы наши союзники, почему не помогали во время войны?

Филипп Евгеньевич посмотрел на меня поверх очков, и я кивнул — мол, можете объяснить.

— Потому что таковы условия договора, — сказал он. — Тайный союз. Соболевым запрещено вмешиваться в любые боевые действия на стороне Градовых, покуда глава рода сам не попросит их об этом. Они обязаны поддерживать определённое число людей в дружине, боевых артефактов и так далее…

— Сколько? — тут же спросил воевода.

— Немало. Несколько полков солдат, весь необходимый офицерский состав, боевые маги, — ответил Базилевский. — Здесь довольно большой и дотошный список того, что должно у них быть. Артефакты, боеприпасы, мана-кристаллы…

Улыбка на лице Добрынина с каждым словом становилась всё шире. Бледное лицо просветлело — такое чувство, что он был готов начать скакать от радости.

— Это же отлично! — воскликнул он, хлопнув ладонью по колену. — С такими силами уже вполне можно дать бой!

— Маловато, — сказал я. — У врагов гораздо больше войск.

— Но зато это гораздо лучше, чем ничего! — парировал Никита. — Минуту назад у нас было двадцать дружинников, а теперь есть несколько полков!

— Это не наша дружина, — напомнил я. — Может, Соболев и связан договором, но мы не знаем, насколько он сейчас готов нам помогать. К тому же в договоре есть загвоздка.

— Какая?

— Александр Петрович обещал выдать свою дочь за сына графа Соболева, — сказал Базилевский, постукивая ногой по полу. — И этот пункт договора мы не в силах выполнить.

Добрынин сразу же помрачнел. Издав разочарованный стон, он поднял взгляд к потолку и откинулся на спинку дивана.

— Демоны, — процедил он. — Моя радость оказалась преждевременна.

— Не всё так плохо, воевода, — произнёс Филипп Евгеньевич, возвращая мне документ. — Если нет объективной возможности выполнить условия, всегда можно договориться о новых. Даже в случае с кровным договором.

— Но не факт, что граф Соболев станет нас слушать, — скривился Никита. — И что он вообще продолжал поддерживать свою дружину, когда узнал о нашем поражении.

— Не факт, — согласился я. — Но говорю ещё раз: мой отец прекрасно понимал, чем обернётся война.

— То есть он знал, что почти все Градовы погибнут? — посмотрел на меня Добрынин.

— Вряд ли. Пророчества не бывают настолько детальными — но насчёт своей смерти он был уверен, я знаю это из письма. Поэтому не сомневаюсь, что отец предусмотрел запасной вариант. Так или иначе, надо встретиться с этим Соболевым, — сказал я и коснулся перстня.

В отличие от договора с Успенским, печать здесь была неповреждённой. Договор никогда не был активирован, и в нём не было предусмотрено никакое наказание. В том числе по этой причине я предполагал, что между отцом и графом Соболевым была заключена иная договорённость — основанная прежде всего на чести.

— Здесь написано, что через два дня после активации договора главы родов обязаны встретиться на Васильевском озере в полночь, — сказал я, сворачивая бумагу.

— Надеюсь, разговор сложится удачно, — кивнул Никита.

За окном уже начало темнеть. Я потянулся, чтобы включить кристальный фонарь, когда раздался стук, и в гостиную заглянула служанка.

— Разрешите потревожить, — сказала она. — Ужин почти готов. Баба Маша сказала, что ждёт вас к столу через пятнадцать минут.

— Передай, что мы уже идём, — ответил я и поднялся. — Предлагаю на сегодня закончить с делами, господа. Давайте поедим и побеседуем о чём-нибудь приятном.

Бабуля порадовала нас жарким из крольчатины, тушёными овощами, а также свежим хлебом. После вкусного ужина мы разошлись — Никита отправился в свою комнату в казармах, для Филиппа Евгеньевича приготовили спальню на втором этаже рядом с моей. А я, вместо того, чтобы отправиться спать, пошёл к Чертогу, взяв с собой череп ворона.

Я ведь обещал Базилевскому кое-что дать перед отъездом. И это кое-что необходимо было сначала сделать.

Ещё сегодня утром я порыскал в хранилище артефактов в подвале и нашёл там необходимые инструменты. А именно тонкий стальной резец, покрытый пылью из мана-кристаллов, и кожаный коврик с вытисненными на нём рунами.

Довольно примитивные приборы, но свою задачу они выполнить могут, и это главное.

Коридор Чертога встретил меня прохладной тишиной. Давление магии здесь ощущалось слабее, чем раньше — первый уровень Очага всё же не третий, но и его силы хватало, чтобы наполнить пространство особой энергией.

Я не стал заходить в сам Чертог. Устроился у массивной двери в позе лотоса, расстелил кожаный коврик и положил череп ворона в центр рунного круга. Направил в руны немного маны, и они засветились, создавая необходимую ауру. Она защищала от случайных магических воздействий, чтобы в магограмму не попало ничего лишнего.

Работа предстояла тонкая. На череп уже была нанесена магограмма — символы, вырезанные с точностью до миллиметра, образовывали замкнутую цепь. В неё нельзя было добавить новые символы — это бы просто испортило артефакт.

Мне предстояло добавить второй, внутренний круг, который значительно усилит связь с призываемой птицей. Я смогу сливаться с вороном на очень большом расстоянии.

Каждый символ требовал точного расчёта и немалого расхода маны. Я настроил течение маны так, чтобы через резец проходило стабильное количество энергии. Кристальная пыль на кончике замерцала, и я приступил к делу.

Холодная сталь оставляла на кости тонкие, но глубокие бороздки. После нанесения они ненадолго вспыхивали и тут же гасли.

С каждым новым символом я чувствовал, как растёт напряжение Истока. Мана уходила стремительно, но близость Чертога помогала восполнять потери. Очаг, словно живой организм, чутко реагировал на мою работу.

Когда последний символ замкнулся в цепь, череп засветился изнутри холодным голубым светом. Магограмма заработала, наполняя артефакт новой силой. Теперь связь с духом ворона станет намного крепче, а расстояние для призыва увеличится в несколько сотен раз.

Я приложил череп к родовому перстню и закрыл глаза. Сосредоточившись и накопив достаточно маны, я сформировал связующее заклинание. Кольцо так ярко вспыхнуло алым, что вспышка резанула даже через закрытые веки.

Готово.

Открыв глаза, я оценивающе осмотрел череп и кивнул сам себе. Убрал инструменты и направился в спальню. Уже почти полночь, и мне нужно было отдохнуть перед завтрашним днём.

Это будет день, когда начнётся рассвет рода Градовых… И день, в который зародится моя новая Империя.


— Вам ведь знакомы такие артефакты, Филипп Евгеньевич? — за завтраком я вручил Базилевскому череп, над которым трудился ночью.

— Да, конечно, — кивнул юрист. — Я умею ими пользоваться, если вы об этом.

— Я слегка улучшил этот череп, с его помощью мы сможем держать связь. Как только захотите со мной поговорить, вам надо будет выехать за пределы Владивостока, вставить мана-кристалл и призвать ворона. Кольцо отреагирует, — я приподнял правую руку, — и мы с вами обсудим все необходимые вопросы.

— Превосходно, ваше благородие, — Базилевский аккуратно убрал артефакт во внутренний карман. — Я как раз думал о том, как же нам поддерживать связь. Ведь придётся много советоваться по поводу аспектов дела.

— А как вы поддерживали связь с моим отцом?

— В нескольких километрах от поместья стоял таксофон, а рядом с ним — технологический подавитель магии. Но приходилось договариваться о времени звонка, это не всегда было удобно. Да и связь, несмотря на подавитель, была ужасной.

— С птицей будет удобнее, — сказал я и принялся за кашу, приготовленную Бабулей.

Помимо прочего, надо будет обязательно купить продукты. Каша каждое утро — это питательно и полезно. Но хочется разнообразия.

Когда мы закончили завтрак, Базилевский отправился обратно во Владивосток. А я отыскал Артёма — парень рубил дрова, наверняка по поручению бабы Маши.

— Доброе утро, — сказал я, подойдя.

— Доброе, господин! — улыбнулся рыжий и вытер со лба пот. — Конфетку хотите?

Он сунул руку в карман, но я отрицательно помотал головой и спросил:

— Хочешь заняться чем-то более интересным и важным?

— А то! — Артём с готовностью отбросил топор и пригладил волосы. — Что надо делать?

— Я поручаю тебе набрать добровольцев в нашу дружину.

— Ого. Добровольцев? Где ж я их возьму?

— Где хочешь, — я оглядел парня, вытащил из кармана приготовленную пачку купюр и сказал: — Первым делом подстригись, купи себе хорошую одежду и обувь. Ты должен выглядеть достойно, поскольку будешь представлять род Градовых.

— Мне уже нравится, — улыбнулся рыжий, принимая деньги.

— Также купи бумагу, ручку и хороший кожаный портфель. Передай воеводе, что я велел дать тебе с собой двух дружинников. Садитесь на лошадей и отправляйтесь по деревням. Сначала в наших владениях, затем по всем прочим — только не заезжайте в земли других дворян.

— Погодите, так ведь наши… то есть ваши владения под оккупацией, — сказал Артём.

— Всё правильно, наши. Ты служишь мне и можешь с полным правом так говорить.

— Спасибо, — широко улыбнулся рыжий. — С ума сойти, я личный помощник барона! У моей воспиталки из детдома глаза бы на лоб полезли.

— Наши владения оккупированы, но гражданские по-прежнему считаются подданными рода Градовых. И они свободные люди, войска альянса не вправе ничего им запрещать. Если что-то такое встретишь — не спорь с ними, но потом расскажи, где такое произошло и чьи дружинники тебе мешали.

— Запомнил! — кивнул Артём.

— Затем отправляйтесь в города. Твоя задача — набрать как можно больше надёжных и крепких людей. Преступники и забулдыги нас не интересуют. Записывай их полные имена и паспортные данные, скажи отправляться в поместье. Как уговорить вступить в дружину — сам придумаешь, я в тебя верю. Обстановку знаешь и так.

— Конечно, знаю! Мы кучу раз обвели врагов вокруг пальца, а они только зубами могут скрипеть, — рассмеялся парень.

— Вот именно, — кивнул я. — Скажи людям, что их ждёт непростая, но честная служба. Достойная оплата, бесплатное питание, работа для семей прилагаются. Всё понял?

— Понял.

— Молодец. Можешь собираться, — сказал я.

Развернувшись, я увидел бедно одетого парнишку, который со всех ног бежал по дороге в сторону поместья. Он держался за правый бок и задыхался, но всё равно продолжал бежать.

— Кажись, случилось что-то, — пробурчал Артём.

— Похоже на то, — сказал я и отправился навстречу мальчику.

Увидев меня, тот резко остановился и чуть не упал. Лицо его было багровым, паренёк с трудом хватал воздух ртом и пытался что-то сказать. Секач и пара других дружинников тоже обратили внимание на парнишку и направились к нам.

Я сел рядом с ним на корточки и взял за плечи.

— Не торопись, приди в себя. Дайте ему воды, — повернувшись к бойцам, сказал я.

Секач снял с пояса флягу и дал мальчику. Тот сделал несколько жадных глотков и спросил:

— Вы барон Градов?

— Да.

— Там это, господин… — он указал рукой за спину. — Наших бьют.

— Что ты имеешь в виду?

— Я из посёлка, — пытаясь выровнять дыхание, ответил он. — Возле завода. Где пожар вчера был. Солдаты толтяка… то есть, барона фон Берга озверели совсем! Сегодня утром пришли и всю деревню арестовали. Из домов не выпускают. Мужиков наших бьют и хотят знать, кто пожар устроил.

— Степан Кожемяко из вашей деревни? — нахмурившись, спросил я.

Мальчик закивал.

— Спасибо, что принёс вести. Иди в дом и скажи, что я велел тебя накормить, — я встал и повернулся к Секачу. — Доложить воеводе о случившемся. Оставить шесть человек на охране, всем остальным по коням, быстро!

— Есть! — рявкнул тот.

Уже скоро отряд во главе со мной галопом скакал в сторону деревни. Мы пронеслись через блокпост Муратовых, даже не взглянув на солдат.

Через двадцать минут мы уже были на месте и убедились, что мальчик не соврал. На окраине деревни стояли автомобили с гербом фон Берга — грузовик, в котором приехали солдаты, и офицерская легковушка.

Дружинники барона находились на въезде, патрулировали единственную улицу, дежурили возле домов. При нашем приближении они напряглись. Откуда-то из переулков появились ещё солдаты, кто-то снял с плеча винтовку, и это повлекло цепную реакцию — через несколько секунд все бойцы держали оружие в руках.

Резко остановив тяжело дышащего коня, я спрыгнул на землю и спросил:

— Кто командир?

Ответом стало молчание. В тишине я чётко расслышал, как откуда-то из глубины деревни раздался вопль боли.

— Я спросил, кто командир? — я вонзил взгляд в ближайшего солдата.

В моём голосе было столько металла, что дружинник вытянулся в струнку и сразу ответил:

— Капитан Спицын!

— Сюда его, быстро, — потребовал я. — Всем остальным советую убрать оружие.

Мои дружинники тоже спешились и встали рядом со мной. Они вели себя подчёркнуто спокойно, и арбалеты у них в руках не были заряжены. Бойцы фон Берга нервно переглядывались, не торопясь опускать винтовки.

Я отыскал глазами старшего, которым оказался ефрейтор. Под давлением моего взгляда он застыл, как кролик перед удавом, а затем первым повесил винтовку на плечо и сиплым голосом приказал:

— Взвод, убрать оружие! Без команды ничего не предпринимать.

В конце улицы показался усатый офицер, который быстрым шагом спешил к нам. Он шагал прямо, как на параде, начищенные сапоги блестели под солнцем.

Недовольство офицера ощущалось издалека. Он даже не пытался скрыть неприязнь, хмуро глядя на меня из-под насупленных бровей. В руке он держал короткую казачью плётку, и это заставило нахмуриться уже меня. Этой плёткой офицер только что бил кого-то из моих людей.

На ходу всучив плётку одному из своих солдат, он спросил:

— Барон Градов, полагаю?

— А вы капитан Спицын?

— Так точно, ваше благородие, — едва разжимая губы, ответил офицер.

Он смотрел на меня так, будто между нами пылала давняя вражда. Я понятия не имел, в чём причина, но не собирался выяснять. Существовали более важные вопросы.

— Извольте объяснить, капитан, что здесь происходит, — потребовал я.

Спицын помедлил, прежде чем ответить. Смерил меня взглядом, как будто решал, стоит ли вообще что-то объяснять.

— Как вам должно быть известно, на заводе моего господина вчера случился сильный пожар. Несколько складов с порохом и готовыми боеприпасами были…

— Меня не волнует, что случилось вчера на заводе. Я спросил, что происходит здесь и сейчас, — перебил я.

Капитан цыкнул зубом и ответил:

— Мы считаем, что жители деревни могут быть причастны к пожару. Все они работают на заводе и…

— У вас есть доказательства?

— Пока нет, но…

— Тогда по какому праву вы арестовали моих людей? — давя офицера взглядом, спросил я. — По какому праву вы смеете применять к ним насилие? Может, вы считаете, что их некому защитить?

Я шагнул вперёд, заставляя Спицына отступить, и продолжил:

— Это мои владения. Мои люди. Ни вы, ни ваш барон не имеете права устраивать здесь произвол.

— Есть подозрения…

— Подозрения не дают вам право избивать моих подданных, — мой голос лязгнул. — Даю вам выбор, капитан: либо вы немедленно приносите извинения и убираетесь отсюда, либо вам придётся ответить за свои преступления кровью. На размышления у вас есть десять секунд.

— Действует прекращение огня! — выпалил Спицын.

— Вот именно. И нападение на моих подданных я расцениваю как его нарушение. Дружина, к бою!

Загрузка...