Академия Слов

Глава 3. Как разоблачить тёмного

Выйдя из Академии после занятий, устало подумала о том, что, возможно, пробуждённые и правы, называя подобных мне проклятыми. Потому что если мне может не повезти, то в большинстве случаев мне не повезёт. Вот и сейчас на улице лил даже не просто дождь, а полноценный ливень, а я забыла зонт.

Большая часть наших студентов жили в общежитии, которое располагалось в западном крыле основного здания, и потому в плане того, чтобы добраться до места жительства, погодные условия их не волновали. Однако мне от родителей, погибших, если верить бумагам, когда мне было всего полтора года, на улице Некрасова досталась по наследству двукомнатная квартира. Государство, конечно, пыталось в своё время присвоить эту квартиру себе, но Министерство Пробуждённых – мои родители были знаменитыми слововязом и рунницей, так что они должны были вступиться – где мой дядя был членом Совета, не позволили этого сделать. Удочерить меня дяде Киру в своё время, увы, не позволили, вот он и делал для меня всё, что мог. И после приюта я предпочитала жить там, где родилась – пробуждённые не редко придают таким вещам значение на уровне чувств.

Тем более что от дома до Академии было всего пятьдесят минут ходьбы пешком. Но сегодня мой своеобразный каприз сыграл против меня. Заглянув в бумажник, поняла, что если потрачусь на метро, то либо лишусь возможности закупиться хоть каким-то количеством продуктов, либо не смогу оплатить счета за квартиру. Я, конечно, подрабатывала редактором и кое-что получала со своих собственных книг, но, увы, этого едва хватало на жизнь – никто не платит студентам много. И восемьдесят, или сколько там нынче стоят жетоны, рублей для меня, порой, становились серьёзной суммой. Особенно когда очередной заказ на редактуру подходит к концу, но его ещё не оплатили, а деньги с прошлого почти закончились. Можно было, конечно, попросить денег у богатого дяди, который и сам не раз предлагал мне финансовую помощь на постоянной основе, но к этому способу – попросить денег вообще у кого-либо – я прибегала очень редко и каждый раз чувствовала себя навязчивой попрошайкой, не способной самостоятельно справиться с трудностями. Хотя дядя никогда даже не намекал на то, что я что-то должна ему за помощь, наоборот, радовался, когда мог чем-то облегчить моё существование. Но... я не могла себя пересилить. А потому перед подобным выбором стояла не редко.

И так... Вымокнуть, остаться без хлеба или лишиться средств на оплату счетов и быть вынужденной обратиться к дяде? Эх, ладно, потом заговорю себя от простуды. Сунув в уши наушники и наугад включила какую-то песню. Натянула капюшон куртки и, опустив голову, вышла из-под крытой площадки на выходе, сбегая по мелким мраморным ступенькам.

Когда рядом со мной у тротуара остановилась красивая вишнёвого цвета машина, на вид какой-то дорогой марки, я не обратила внимания. Мало ли что там пришло в голову водителю, что он остановился. Возможно, это вообще не связано со мной. Не хотелось бы попадать в неловкую ситуацию. Однако когда меня окликнули каким-то смутно знакомым голосом, пришлось остановиться. Обернувшись и подняв голову, из-за чего стекающие с моего капюшона струи воды залили мне лицо, я увидела выглядывающего из машины с прямо таки неприлично бодрой улыбкой Кирова.

– Солнцева! – повторил он и махнул рукой, подзывая.

Мысленно выругавшись я, уже вымокшая до нитки и изрядно продрогшая, мечтая в этот момент лишь поскорее оказаться дома, чему мой кумир сейчас сильно мешал, невольно обняла себя руками и подошла.

– Что-то случилось? – поинтересовалась, невольно шмыгнув носом.

Наверное, на фоне него, выглядевшего как модель с обложки – разве что тёмные волосы длиннее принятого у мужчин – я сейчас казалась более чем жалкой.

– Нет, не случилось, – покачал головой Киров. – Просто увидел вас, идущую пешком под таким ливнем, и решил, как это иногда называют, «поиграть в благодетеля». Меня порою тянет на то, что у людей именуется добрыми делами. Садитесь, подвезу.

«На то, что у людей именуется добрыми делами...» – ме́льком зацепился мозг за необычную форму фразы. Не «на добрые дела», как сказал бы любой... Так, как выразился он, мог бы нечаянно выразиться кто-то такой же, как я... Да нет, это ведь полный бред, он не может быть таким. Кто угодно, но только не он. Я скорее поверю в то, что ад замёрз, чем в то, что он один из нас.

Предложение оказаться в тёплом сухом салоне автомобиля было довольно заманчивым, однако к нему прилагался взрослый мужчина и тесное замкнутое пространство, что в моём случае было веской причиной для отказа.

– Не думаю, что это хорошая идея. С меня уже ручьями течёт, сидения вам намочу, – изобразила неловкую улыбку я, пытаясь отказаться от предложения и при этом не обидеть своего кумира, движимого лучшими порывами души.

– Заговорённые, быстро высохнут, – отмахнулся Киров, продолжая улыбаться.

Вот же... Я помялась, пытаясь придумать какую-нибудь отмазку поубедительнее. Заметив это, Александр Владимирович как-то резко посерьёзнел – будто маску с лица снял – и строго заявил:

– Нам нужно поговорить, Солнцева. Причём так, чтобы разговор остался конфиденциальным. Так что прекращайте искать повод для отказа и садитесь в машину. Это в ваших же интересах. Вряд ли в моём автомобиле нас услышат... третие лица.

В душе что-то смёрзлось в ледяной ком, словно мало мне было внешнего холода. Интуиция буквально вопила о том, что разговор мне не понравится. Невольно оглядевшись в поисках путей для отступления, тут же напомнила себе, что сбегать будет по меньшей мере глупо, и со вздохом села на заднее сидение.

Стянув с головы капюшон, который не дал вымокнуть насквозь хотя бы тому вьющемуся мелким бесом ржаному с уклоном в золотистость бедствию на моей голове, которое принято именовать волосами, влила в несколько слов «стандартной формулировки» немного личной силы, чтобы просушить одежду и, взглянув в зеркальце заднего вида, невольно убедилась, что да – зрелище таки жалкое, особенно на фоне нашего «мистера Совершенство». Чёрт, и как ему это удаётся – даже в такую погоду выглядеть идеально?! В прочем, красивым это делать легко, а вот мне всегда приходилось прикладывать массу усилий.

Вообще обычно мою внешность можно было назвать если не красивой, то харизматичной. Ладно, если быть честной, то красивой её нельзя было назвать в принципе. Только харизматичной, и то моими стараниями. Круглое лицо со в меру узким подбородком и ярко, но не слишком, выраженными из-за худобы скулами было усыпано веснушками. Нос выделялся лёгкой наследственной горбинкой. Губы были бледными, зато чётко очерченными и симметричными. Брови густыми, но не слишком пышными, что при моей «маленькости», как это называл дядя, создало бы излишний контраст, а так – просто идеально. Вот с глазами мне совсем не повезло – один из них был чёрным, а другой ярко-зелёным, что давало повод для шуточек про сходство с Воландом из «Мастера и Маргариты», и чтобы преподнести это как изюминку, а не как изъян, нужно было хорошо постараться. Тело угловатым и в какой-то степени тщедушным, но определённые и не слишком-то маленькие, пусть и далеко не большие, формы всё же прослеживались. Ну и венец всего этого безобразия – волосы, характеристику которым я уже давала.

В общем, красавицей я не была от слов «совсем» и «никак». Мне «по праву рождения», если можно так выразиться, было суждено жить гадким утёнком, однако я была не согласна с такой участью. Если правильно «носить» и грамотно подчёркивать такую внешность, на что уходили не малые усилия, то можно было быть хотя бы эффектной, что я считала хорошей заменой красоте. Однако такой дождь при отсутствии зонта был способен смыть любую эффектность и харизму, превратив меня обратно в того гадкого утёнка, коим я по сути и была. И нет, я вовсе не страдаю комплексом неполноценности, просто объективно себя оцениваю. А хотелось бы, чтобы это было просто комплексами, да.

Какое-то время мы ехали молча – Киров лишь уточнил мой адрес. Я разговор не начинала. Одно из базовых правил для слововязов – не начинай беседу первым, если не знаешь её предполагаемой темы. Можно нечаянно наговорить лишнего. А мне сейчас этого нельзя, вдруг всё же не так плохо, как я сейчас боюсь, так что не стоит даже нечаянно выдавать себя раньше времени. Бояться одновременно того, что я оказалась на едине со взрослым мужчиной, и разоблачения, и при этом ничем не выдавать своей нервозности – та ещё задача. Однако когда мне это надо, моё самообладание становится как у профессионального шпиона, а не как у студентки третьего курса.

– У вас ведь тёмный окрас искры, верно, Мирабель? – наконец тихо и как-то слишком буднично спросил Киров, на этот раз даже не исковеркав моё имя на «Мирабелла», как тогда в аудитории.

Я на миг застыла, изображая удивление.

Значит... всё-таки узнал. На меня накатило спасительное равнодушие – жёсткое, бездушное, спокойное. Такое равнодушие Тьма, которая на самом деле не является злой и любит своих детей, дарит нам в минуты настоящей опасности.

Да, моя искра окрашена Тьмой. Как правило искры у пробуждённых нейтральны, но некоторых из нас Тьма и Свет избирают себе. Когда ты обладатель тёмной силы - это не пустой звук. Это очень сильно влияет на твою личность. Ты с большим трудом понимаешь нормы морали, для тебя почти стёрты или очень извращены грани между "хорошо" и "плохо" - ну, это в понимании окружающих, на самом деле ты просто иначе их разделяешь - ты довольно эгоистичен, то, что доставляет тебе удовольствие, зачастую аморально... В общем, ты просто образцовый злодей для какого-нибудь романа.

Раньше тёмным давали шанс. Слышите, как паршиво звучит? «Давали шанс». Как будто у них есть право решать, кому жить, а кому умирать. Тёмным всегда прощалось куда меньше, чем обычным пробуждённым. То, за что обычному пробуждённому давали выговор, нам выписывали штраф, за что им выписывали штраф, нас доводило до тюремного срока, то, что их доводило до тюремного срока нас не редко вело к эшафоту. И это несмотря на то, что официально, по закону, мы были равны в правах со всеми.

И тем не менее нам «давали шанс». Но после Гитлера с Муссолини и того, что они устроили, Министерство Пробуждённых действует на опережение – уничтожает нас, чтобы не рисковать. Да, Гитлер и Муссолини были пробуждёнными, и пробуждёнными огромной силы. Рунник и слововяз. Тёмные. Не верите? Могу привести доказательства: один использовал свастику, в которую превратил славянский символ «коловрат», наизнанку вывернув его значение, и ещё много других символов, а другой умудрился убедить народ целой страны в том, что он является непогрешимым идеалом и ещё бог знает в чём.

И да, я тоже тёмная. На данный момент об этом знает лишь мой дядя, и теперь вот догадывается Киров. И во многом я являюсь абсолютно правильной тёмной, но есть во мне качества, которых у тёмной быть не должно. Я выбраковка и всегда это знала. Ошибка Тьмы, пусть та и любит меня на ровне с другими своими детьми. Однако и того, что есть во мне от нормальной тёмной, достаточно, чтобы меня казнили, если я не буду притворяться нормальной достаточно умело. Странности у меня начались ещё в детстве – сложности с эмпатичностью, нарушение коммуникативных навыков, проблемы с социализацией... И ещё много чего. Специально для меня в детский дом вызвали психиатра. После этого в моей медицинской карточке появилась запись о какой-то – вроде не слишком тяжёлой – форме аутизма. Благо, мне хватило ума после этого понять, что со мной что-то не так.

И я стала подстраиваться. Анализировать умом поведение окружающих меня людей, абсолютно его не понимая, но зная одно – если я хочу стать частью общества, то мне надо вести себя так же. Выбирала модели поведения, которые наиболее симпатичны окружающим, собирала из их частей свой образ, «прописывая» себя как одного из своих персонажей. Я не могла понимать эмоций окружающих, но я могла знать их и знать, чем они вызваны, анализируя чужое поведение. Это было необходимо, ведь мои эмоциональные реакции были совершенно другими. Я не могла понимать нормы морали, принятые среди людей, не могла понимать и принимать, что для них «хорошо» и «плохо», но я могла знать это и подстраиваться. Я не могла мыслить как они, но я могла делать вид, что мыслю «правильно». Я не могла перестать испытывать удовольствие от «аморальных» вещей, но я могла их не делать. Единственное, что я себе оставила – это «забаву» в виде игры с убеждением. Это было сложно, но возможно.

Всё, чего я хотела, это стать «хорошей», чтобы меня любили. По крайней мере те, кто нравился мне самой – на остальных было всё равно. И мне удалось научиться быть «нормальной» – весёлой, харизматичной, милой, доброй, честной, умной, острой на язык, но не злобной... Я сделала для этого всё, что было в моих силах.

Первым своим проявлением силы именно собственной, а не просто силы слов, я убила мужика, который до меня домогался. Точнее не так – я убедила его умереть. В принципе, это под силу почти любому слововязу, но, во-первых, обученному, а во-вторых любой слововяз прибегнет к этому способу лишь в самом крайнем случае. Я же убила его и испытала при этом неимоверное удовольствие. Удовольствие от того, что мой обидчик наказан. Устыдиться своего поступка, начать себя винить за него я так и не смогла, но я ужаснулась, осознав факт своего наслаждения от столь жестокой кары, исполненной мной - оно в обществе считается неправильным. После этого я пообещала себе быть осторожнее, раз уж способна на такое.

Мне очень повезло, что тогда за мной ещё не наблюдали. О тёмной искре я узнала гораздо позже, когда поступила в «Академию слов», и просто тихо порадовалась, что давно уже научилась притворяться, иначе выдала бы себя с потрохами.

Я не злая. Я просто «не такая», «неправильная». И у меня больше шансов стать тем, что называется "зло", чем у обычных людей, на кого не снизошла милость Тьмы. Но я стараюсь. Вот только с чего бы в это поверить Кирову? Это он «добил» Гитлера, доведя до суицида. Это он в группе с ещё десятком слововязов, которой руководил, подбил народ Италии казнить Муссолини, проведя сложнейшую многолетнюю операцию. Это на его счету ещё с десяток "плохих" тёмных - мы, как и светлые, рождаемся довольно редко. Наверняка я в его глазах такая же, как они. Как убедить мастера убеждения в том, что он ошибся, если он прав? А убедить надо, ведь я хочу жить.

Я дала себе пол мгновения на раздумья. "С чего вы взяли?" - сразу в топку, слишком претензионно и потому обличающе. "А что, есть поводы подозревать во мне тёмную?" - ещё хуже, это провокация. Не сумев придумать ничего лучше, я рассмеялась, как над хорошей шуткой, и сквозь смех выдавила:

- Ну что вы, Александр Владимирович!.. Назвать меня - тёмной!.. Что, неужели круги под глазами от недосыпа стали настолько темны, что в них можно заподозрить происхождение тёмной силы?!.

Юмор был одной из лучших масок, которые мне в своё время удалось обнаружить. Когда смеёшься над словами, то тот, кто их произнёс, начинает сам невольно признавать возможность их абсурдности где-то на уровне подсознания. Поэтому искреннее веселье было одной из первых эмоций, которые я научилась изображать даже когда этой эмоции не чувствую. И шутить научилась почти над чем угодно. Однако с Кировым это не подействовало и, заметив это, я резко оборвала смех.

- Блеск в глазах, - медленно и как-то вкрадчиво произнёс Киров. Дружелюбия в нём не осталось ни следа. Теперь за рулём сидел враг. Мой враг. И мой кумир. - Я знал десятки тёмных, Белль. Я хорошо знал известных вам Гитлера и Муссолини... Когда они применяли силу символов или слов, что была им дана, на дне их глаз появлялся тот же самый блеск, что появился сегодня у вас, когда я предложил вам ту маленькую игру с оценкой. Вы ведь после моего предложения ощутили хищный захлёстывающий азарт, какой бывает у истинных охотников, так, Мирабель? Ну как же... Получить шанс одурачить такого человека как я - что может быть заманчивее для вам подобной. Таким как вы для истинного удовольствия нужен сильный противник. Игра с подобными противниками для вас даже лучше, чем, простите, секс, да? И когда вам удалось выиграть, вы чувствовали тот же восторг, что испытывает азартный охотник, которому удалось заманить в ловушку редкого зверя, - я мысленно поражалась тому, как точно он описывал мои чувства. Словно сам бывал в моей шкуре. - Этот блеск не заметен для обывателя, но я слишком хорошо знаю, как сверкает так называемая вечно голодная тварь - Тьма, Мирабель, - и слегка поморщился. - Как же вам всё-таки не идёт это имя.

Ну что ж... И так, маски сброшены, господа. Притворяться больше не имело смысла. Следующие свои слова я взвешивала ещё тщательнее, чем обычно.

- Ну конечно мне не может подходить имя Мирабель, Александр Владимирович, оно ведь означает "прекрасная", "восхитительная". Никто в здравом уме не назовёт так нынче тёмную, - улыбнулась я и улыбка эта вышла против моей воли опасно-ласковой, жуткой от своей дружелюбности и вкрадчивости. Александра Владимировича, увидевшего её в зеркало заднего вида, кажется, слегка передёрнуло. Нет, я не собиралась ему угрожать, я не самоубийца - это раз, и всё ещё восхищаюсь им - это два. Но теперь, когда от лицедейства больше нет толка, истинная суть, запираемая глубоко внутри на протяжении многих лет, сама лезла наружу. - И да, я тёмная. Я не стану перед вами оправдываться. Во-первых, вы не поверите оправданиям, а во-вторых, я на самом деле слишком горда для этого. Не стану я и простить меня пощадить или пожалеть. Пощады вы мне не подарите, если не захотите, сколько бы я ни просила, а жалость унизительна. Я прошу лишь подумать кое о чём прежде, чем решить, выдать меня Министерству или нет, если вы ещё вдруг раздумываете - я, знаете ли, в свою звезду верю. Подумать над словами - это ведь совсем не сложно. Тьма не есть зло, она - лишь иной взгляд на мир. Я не собираюсь пытаться убедить вас, что люблю людей, хотя я их действительно люблю, пусть любовь тёмной и штука довольно извращённая по сравнению с теми описаниями любви, которые я читала и слышала. Вы не поверите и в это. Но зато можете поверить в другое. Я хочу мирно сосуществовать с обществом вокруг. Как любая тёмная, я амбициозна, и да, я хочу славы, это естественно для меня. Но славы такой, чтобы мной восхищались, а не ужасались при одном лишь моём упоминании. Так что мне не выгодно проявлять свои тёмные качества и становиться опасной для общества не "потенциально", а действительно. И я, как вы могли заметить, изо всех сил стараюсь быть хорошей. Вот и всё. Подумайте об этом, пожалуйста, прежде чем убивать или отправлять на смерть. Вам скорее всего сложно поверить в существование миролюбивой тёмной, но я такая.

На самом деле мне всё Министерство разом уже сейчас не соперники - да, я настолько сильна и да, я об этом знаю. Одолеть меня им не по силам, мне ничего не стоит убить их всех всего несколькими словами со влитой в них собственной силой. Однако я не хочу лишних убийств и, если Киров решит меня сдать, то, возможно, просто сдамся - сейчас убивать или зачаровывать самого Кирова я точно не стану, слишком его уважаю. Но за то, что надо мной не возьмёт верх естественное для любого живого существа желание жить я не ручаюсь. А потому стоило постараться договориться миром.

"Подумать над словами — это ведь совсем не сложно," - о да, не сложно пустить яд слов в свою душу. Куда сложнее его заронить в сознание человека - будто балансируешь на лезвии ножа. Особенно сложно заронить это яд - а убеждение в том, что тёмная может быть безопасна, в понимании общества несомненно "яд" - в разум человека, который сам мастер убеждения. Чем дальше я говорила, чем дольше он молчал, тем сильнее во мне разгорался нездоровый пламенный азарт - моя защита от страха. В кровь естественным образом, вопреки равнодушию, данному Тьмой, выплёскивался адреналин, но этот азарт не давал ему обернуться страхом.

Какое-то время Александр Владимирович молчал, а потом, встав в пробку, побарабанил пальцами по рулю и произнёс:

- Вы умеете удивлять, Бель. Сегодня в Академии я увидел лишь талантливую в убеждении студентку, как мне и обещали, но теперь я вижу настоящего мастера убеждения, которым невозможно стать к третьему курсу. И тем не менее вы стали. Даже свою силу ведь не использовали... "Просто подумайте над моими словами..." а дальше я, по вашему замыслу, судя по всему должен был сделать всё нужное вам со своим сознанием сам. Дерзко. Очень дерзко, очень нагло и очень хитро - я так понимаю, в этом и заключается ваш стиль. Никто не ожидает такой наглости и потому все ведутся. И сколько искусно вплетённых вторичных уловок в речи - просто поразительно. Давление на совесть, мол "я же стараюсь". Давление на нежелание почти любого незаурядного человека показаться стереотипным. Скрытая лесть, которая должна была надавить на моё самолюбие. Скрытое указание на нашу схожесть в гордости. Фразы, которые должны были невольно вызвать уважение к вам по типу того, что вы не собираетесь просить о жалости. "...Это ведь не сложно" - иллюзия простоты, позволяющая словам проникать в сознание. "Я не собираюсь пытаться убедить вас..." - как признание моего мастерства. "Если вы вдруг ещё раздумываете..." - как фраза, которая должна заставить задуматься. Шутка про имя с ввернутым в неё согласием с моим мнением в самом начале, чтобы настроить на дружелюбный лад. Ещё множество двойных, а то и тройных уловок... Знаете, мне в пору начать вами восхищаться. В вашем возрасте я так не умел. Это могло бы прокатить с кем угодно, но не со мной, Белль. Так что вам очень повезло, что я с самого начала не собирался вас выдавать. Мне просто было интересно послушать, как вы станете убеждать меня этого не делать. Получил изрядную долю удовольствия, кстати. Давно не сталкивался с тем, кто был бы так хорош в убеждении.

У меня глаза распахнулись в удивлении. Что?.. Что он сказал?!.

- Да, я не собираюсь, сдавать вас Министерству, - усмехнулся Киров, насладившись моим немым изумлением. - Во-первых, потому что "своих" не сдаю. И не надо так смотреть, да, я тоже тёмный, и мне тоже хорошо знаком диссонанс принципов с душой и прирождённой тёмной сути, - и подмигнул мне через всё то же зеркало. - Скажу вам больше, большинство тех, кто талантлив в убеждении - если можно сказать "большинство" про часть столь малой группы людей - являются тёмными. Согласитесь, Мирабель, то, на что мастерски способны мы, зачастую далеко от морали, так что логично, что подобный талант - преимущественно прерогатива тёмных. Но не мне вам объяснять, что не вся Тьма - зло. Во-вторых, я вижу, что вы действительно стараетесь быть, как они это называют "хорошей", вон, даже цифровику помогли из искреннего сострадания, хотя, по идее, должны были как слововяз чувствовать к нему неприязнь, а как тёмная - получить удовольствие от его страданий. Так что выдавать вас пока не имеет смысла, вы представляете собой реальную силу, но не представляете реальной опасности.

- Но... зачем вы тогда вообще завели этот разговор? - спросила я, наконец придя в себя после получения почти невозможной информации. - Почему просто не сделали вид, что ничего не заметили?

- Вы задаёте правильные вопросы, - с улыбкой кивнул Киров. - Вчера я нечаянно узнал, что скоро в Академии слов появится ещё один новый профессор, который на самом деле будет профессионалом по выявлению тёмных. Его засылает что-то заподозрившее Министерство. Вряд ли они подозревают вас, вы всё-таки хорошо притворяетесь нейтральной, настолько, что в вас можно даже заподозрить светлую, - мы оба немного посмеялись над этой шуткой. - Но я счёл нужным предупредить. Во-первых, чтобы вы были осторожны. А во-вторых, чтобы вы знали, что если почувствуете, что он вас подозревает, то вам есть к кому обратиться за помощью кроме дяди-шамана. Этот профессионал действительно хорош, как-то он меня самого чуть не раскрыл, но в случае чего я смогу убедить его, что тот, кого он ищет — это не вы. Если Министерство не ошибается на счёт ещё одного тёмного - хотя аж два тёмных на шести курсах это маловероятно - то его я найду, проанализирую и, если он или она безопасен тире безопасна, тоже помогу. Мне вы за эту помощь ничего должны не будете, можете считать, что я отдам кое-какие долги судьбе.

Я чуть-чуть выдохнула и выдавила из себя усталую улыбку:

- Спасибо. Предупреждение действительно... нелишнее.

Киров кивнул и остальную часть пути мы молчали. Я могла бы расслабиться, но теперь, когда опасность заполучить себе врага в лице собственного кумира миновала, вернулся привычный страх перед мужчинами и вновь стало неуютно.

"Что ж за день-то сегодня такой?" - тоскливо думала я, глядя за окно. - "То и дело ругаться хочется. Сначала совместное обучение с цифровиками, потом дождь и забытый зонт, теперь вот перспектива заполучить себе в окружение шпиона от Министерства... Начался учебный год, называется!".

Когда за мной закрылась дверь моей квартиры, я бессильно "стекла" по стеночке на пол, обхватила колени руками, уткнувшись в них носом, а в наушниках как по заказу заиграла очень подходящая песенка:

"Моя доброта закончится,

Когда я вернусь домой.

Ведь только лишь дверь закрывается,

Как я становлюсь собой!

Улыбка сползает с лица,

И с уст срывается крик:

- Надеюсь, что вы все сдохнете!

Надеюсь, что каждый сгорит!.."

О да! За этот день я устала даже больше, чем обычно, и быть доброй просто не оставалось сил. Очень хотелось, чтобы сдохли хотя бы те, кто подаёт в Министерстве подобные идеи. И нет, мне не было стыдно за эти желания! Тёмная я в конце концов или нет?! Мы, как говорится, не злые, мы мстительные.

"Всё, сегодня меня больше ни на что не хватит," - думала я, сидя в углу своей прихожей и сдерживая желание плакать от чрезмерной усталости. А ведь надо же ещё работать...

Ближе к позднему вечеру позвонил дядя, сказал, что у него ко мне есть не телефонный разговор. После этого заявился ко мне в квартиру. Выяснилось, что он хотел предупредить о том же, о чём меня уже предупредил Александр Владимирович.

- Прости, я не смог убедить Совет, что их подозрения беспочвенны, - виновато оправдывался он, а я никак не могла понять, за что он испытывает вину. Ведь с точки зрения разума он ни в чём не виноват. В прочем, я вообще редко понимала людей, так что не удивительно. - Но подозревают они не тебя, что уже хорошо. И тем не менее, будь, пожалуйста, осторожнее.

Когда узнал, что я уже предупреждена, твёрдо решил найти способ отблагодарить Кирова чем-то толковым. Отговаривать, убеждая, что Кирову это не надо - я знала, что не надо, вопреки распространённому мнению тёмные не корыстны, в большинстве случаев если мы что-то делаем, то лишь потому, что считаем это нужным, а не ради какой-то выгоды - я не стала. Знала, что бесполезно. Обострённое чувство ответственности всегда было отличительной чертой шаманов. Они вообще в народе по многим параметрам чудаками считаются. Но не мне, тёмной, о чужих странностях рассуждать - сама не от мира сего так, что просто дальше некуда.