Американский наворот

Глава 7.

Оппенгеймер и спичрайтеры.

18.08.2119.

Вашингтон, округ Колумбия. США.

Итак, господа, – начал Оппенгеймер, – сперва я отвечу на главный вопрос, которым вы наверняка задаетесь – зачем я вас собрал? – президент обвел взглядом всех пятерых "спичрайтеров".

Спичрайтерами их называл про себя сам Оппенгеймер, на деле каждый был от своего структурного подразделения, и компетенции как самих специалистов, так и подразделений распространялись несколько шире рамок определения "спичрайтер". Правильнее было называть их консультантами.

– В последние несколько месяцев я лично сам выявил ряд слабых мест в логической основе того, что вы мне, и не только мне, предоставляли. В частности… – президент повысил голос, желая подчеркнуть важность того, что будет сказано далее.

– Начнем в порядке возрастания. Госсекретарь, посещая одно из предприятий, обмолвился по поводу конверсии. При этом он высказался в том ключе, что полноценная конверсия Войны будет обеспечена реорганизаций тыловых структур. Никого не смущает, что это чисто Харлингтоновская риторика? При этом госсекретарь вел не спонтанный разговор, а выступал с заранее заготовленной речью, так что вопрос не столько к нему, сколько… – Оппенгеймер перешел на почти что издевательский тон.

– Я смотрю телевизор – я обнаруживаю ошибку, – продолжил он, – Да, еще был ряд комментариев в республиканской прессе, – президент вновь вернулся к прежнему размеренному стилю речи. – Все бы ничего, это в сущности не более, чем оплошность, но мы сейчас идем в порядке возрастания.

– Эпизод номер два. Вчера, на еженедельной конференции пресс-секретарь Белого Дома делает заявление, в котором, в частности, есть слова о том ,что администрация президента однозначно расценивает формирование долгой мобилизационной экономики, как угрозу гражданским свободам и свободе предпринимательства в частности. Теперь как надо. Мы не рассматриваем это, как угрозу. Солдат не может рассматривать свое оружие, как угрозу, хотя оно опасное. Это мое пояснение, это говорить ненужно. Сказать нужно: "Мы ищем пути развития, которые в условиях формирующейся и уже во многом сформированной мобилизационной экономики с местами, что отрицать, директивным контролем, позволят в дальнейшем расширить сектор несистемного бизнеса, в значительной своей части носящего чисто гражданских характер". Вы чувствуйте разницу? В первом, не правильном, случае мы не хотим, потому что это опасно. Во втором мы не хотим, но делаем, одновременно с этим ищем возможность сделать по-другому или что-то другое вдобавок, чтобы не было так неприятно и опасно.

Ну и теперь самое интересное. Просматривая очередной текст, не буду останавливаться на том, какой именно, вы и сами знаете, я вдруг с удивлением обнаружил несколько резонансных утверждений в адрес российских дел. В адрес Лебедева в частности. Как же все обстоит в реальности? Как оно обстоит для нас? В России есть спикер парламента Лебедев и еще там есть Сибирский Суперфедерант, гетто, находящееся в конфронтации с большей частью Российского парламента, и, соответственно, с правительством этой парламентской, даже суперпарламентской республики. Суперфедерант против Суперпарламента. Лебедев не любит Суперфедерант. Харлингтон любит Суперфедерант, потому что намерен сделать на нем рейтинг, включив его в свое турне. Что мы имеем в результате? Лебедев по нашу сторону или нет? Это ведь так просто.

– Господа, неужели вы не в состоянии держать в голове десяток пунктов? Нормальный, типичный гражданин и избиратель на такое не обратит внимание, но у нас через год одно важное мероприятие. А уж перед ним, то есть перед выборами, будет кому указать простому американцу даже на подобные мелочи.

Все пятеро сидели с каменными выражениями лица. Не то чтобы разнос Оппенгеймера подействовал на них как-то уж слишком угнетающе, просто каждый уже давно, задолго до этого дня, пришел к выводу, что лучше молча выслушать и не болтать лишнего, не демонстрировать какую бы то ни было инициативу, как все это исправить-улучшить.

– Мне иногда кажется, – продолжал Оппенгеймер, – что будет довольно рациональным решением отказаться от каких бы то ни было услуг профильных специалистов, и собственноручно готовить все свои и не только свои официальные выступления с помощью AI. Я отдаю себе отчет, что ничего не выйдет и профессионально взаимодействовать с AI, не тратя на это уйму времени тоже нужно уметь, но плохо то, что у меня возникают такие идеи.

Я искренне не понимаю в чем дело. Трое из вас, – он перечислил по именах троих консультантов, – работали в моей команде на прошлых выборах. Что с вами случилось? Вы что, расслабились что ли?

– В настоящее время, – начал Клейтон, – ведется масштабная работа по выработке новых решений в формировании видения Военного Процесса минимум на ближайшие пять лет.

Клейтон формально являлся руководителем всей группы. Про себя Оппенгеймер иногда называл его не руководителем, а "предводителем спичрайтеров".

– Проще говоря, организована очередная, которая по счету деловая игра, – по-своему описал сказанное Клейтоном Оппенгеймер.

– Это в какой-то мере и штабная игра. Штабная экономическая игра. В настоящее время вся наша команда действительно пребывает в некотором состоянии неопределенности, разновекторности. Хочу напомнить, что хотя мы зачастую исходим из того, что хочет услышать рядовой избиратель, гражданин, в последние годы эта, если так будет корректно выразиться, аудитория неуклонно расширяется за пределы конкретной политической нации, то есть нашей, Американской. Оттого нередко можно и вправду обнаружить разновекторность в, казалось бы, тщательно приводимом к единому направлению видении как Военного Процесса, так и экономических частностей. Это поправимо и это будет исправлено.

– Если эта деловая игра способна так все исправить, то может следовало провести ее… и до этого проводить такие. Хотя о чем это я. Подобные исследования и так проводятся регулярно. Она чем-то отличается от того, чем вы и так занимаетесь?

– Я имею ввиду штабные исследования, проводимые в рамках частных инициатив, – ответил Клейтон, – В данном случае речь идет о работе, проводимой при поддержке фонда, ассоциированного с GBA. Это не правительственная программа.

– Ах, это? – как-то почти апатично отозвался президент. – Сразу бы так и сказали. То, чем они занимаются… Слишком уж дальние прицелы. Если бы нам и понадобились такие тренинги, то задачи бы я поставил, скажем так, из более близкого временного диапазона.

Больше на тему игр-учений Оппенгеймеру рассуждать не хотелось. Давно уже, чуть ли не с предвоенных лет, было ясно, что констеллейшны переросли национальные государства, даже США, и всерьез пытаться повлиять на их деятельность даже пытаться не стоило.

Тем не менее, публичной фигурой номер один на всем политическом поле наций Западного Блока по-прежнему был президент США. С две тысячи сто шестнадцатого года это был Ллойд Оппенгеймер.

– Хочу сказать кое-что по теме того, что хочет или не хочет услышать избиратель, – продолжил президент. – Более чем полтора века назад мир был охвачен глобальной войной, воспринимавшейся современниками, как беспрецедентное противостояние, поставившее человечество на край пропасти. В общем, то же, что и сейчас. Так вот, знаменитый премьер-министр Великобритании Черчилль, обращаясь к согражданами заявил… – Оппенгеймер в очередной раз проговорил историю про Черчилля, который ничего не мог обещать своему народу кроме крепкого баттхерта.

Президент отдавал себе отчет, что имело бы смысл воздержаться от сопоставления своей фигуры с Черчиллем, но, когда-то подумав раз, он отверг излишнюю скромность, а сделав раз, второй и последующие уже не раздумывал.