Баллада об озере Правды

Глава 8. Магазин на колёсах

Девушки выезжают с блок-поста ранним утром. Солнце только показывается из-за горизонта, а трава ещё покрыта росой. Офицер Мемур стоит у одного из столбов, наблюдая, как Карлетт и сонная Эмрис запрягают лошадей. Фана уже сидит в седле и делает пометки в своём блокноте.

— Спасибо за предоставленный ночлег, офицер, — подъезжает к мужчине Карлетт.

— Рад служить, госпожа, — маг прикладывает кулак к груди с левой стороны и кланяется. — Могу ли я вам ещё чем-либо помочь?

— Скажите, в последнее время не было никаких слухов?

Офицер непонимающе хмурит брови.

— Я не уверен, госпожа. Единственный слух, дошедший до нашего поста, о переносе даты инициации. Неужели случилось ещё что-то? Из-за этого вы здесь?

— Ничего серьёзного, о чём вам стоило бы переживать, — предупреждающим тоном произносит Карлетт.

— Понял, госпожа.

Карлетт обменивается с мужчиной кивками и, крикнув Фане и Эмрис, выезжает с территории блокпоста. Холмистая местность Ихт-Карая окрашена золотом ржи. Перья ковыля по краю дороги рябью колышутся от лёгкого ветра. Незасеянные возвышенности, словно застывшие во времени зелёные волны, накрывают одна другую. В воздухе пахнет летом свежестью, скошенной травой и солнечным теплом. Лошади идут неспешно, тихо цокая копытами. Карлетт подставляет лицо свежему ветру, вдыхая запах мокрой травы.

— Мы едем в замок? — спрашивает Эмрис, подводя свою лошадь ближе.

— Нет, мышка, — Карлетт отрицательно мотает головой. — Поедем в замок — лишь время потеряем. Останемся в Игг-Сабетте на одну ночь, не больше.

— Замок? — Фана подъезжает настолько внезапно, что Эмрис от испуга подпрыгивает в седле и икает. — Тот замок, о котором я думаю? Ивив-Серип?

Глаза блондинки горят каким-то нездоровым блеском, отчего Карлетт нервно дёргает плечом.

— Неважно, — чеканит ведьма и дёргает поводья.

Лошадь ускоряет шаг. Карлетт слышит за спиной недовольное бормотание, но не обращает на него внимания. Голова почему-то начинает болеть. Солнце поднимается всё выше, лучи его теплеют с каждым часом. По небу лениво расплываются перистые облака. Карлетт оглядывает горизонт. На ровном участке земли пахари запрягают в плуги лошадей. Издалека слышатся приглушённые ветром ругательства мужиков. Эмрис едет, зевая и грызя смесь орехов. Когда лакомство заканчивается, она причмокивает, убирая мешочек с оставшейся в нём шелухой за пазуху. Эмрис щурит глаза, рассматривая неровный горизонт.

— Смотрите! — девушка указывает пальцем на точку, чернеющую среди островков кустарников и деревьев. — Кажется, это передвижная лавка. Моя… кхм, Карлетт, может заглянем?

Ведьма кивает. Девушки подъезжают ближе, осматривая небольшую повозку-фургон с деревянной крышей, запряжённую старой рыжей лошадью. На краю повозки, свесив ноги и подтягивая к себе клубок пряжи, вяжет ведьма лет восьмидесяти. Заслышав цокот копыт, она поднимает голову и расплывается в приветливой улыбке.

— Какие девушки-красавицы ко мне пожаловали, — лепечет старушка, торопливо убирая спицы и пряжу в сторону. — Забирайтесь, не стесняйтесь, у меня тут много интересного, каждая найдёт себе вещичку.

Путешественницы слезают с лошадей и забираются внутрь. Повозка забита украшениями ручной работы, плетёными сумками и корзинами, шалями, шарфами и раритетной одеждой ещё со времён короля Рабирия. Старые книги и рукописи стопкой пылятся на полу. С крыши повозки свисают сушёные травы, бьющие в нос пряным запахом, и самодельные светильники.

— Выбирайте, красавицы, — ведьма умилённо осматривает своих гостей. — Спрашивайте, коль что интересует.

— Вы знаете, что в Ихт-Карае запрещено торговать на дорогах? Особенно без лицензии? — спрашивает Карлетт, стирая пальцем пыль с книги со странным названием.

— Да что ты, дорогая моя, — испуганно охает женщина, — да что ты. Знаю, знаю, конечно. Но что поделать-та? Одна-одинёшенька совсем осталась. Никого из ро́дных нет больше в живых. А вещей-та много, куда их мне. Вот колешу, торгую или просто отдаю в хорошие, добрые руки.

— Да ладно тебе, ведьмочка, — улыбаясь, говорит Фана, приложив к груди платье и вертясь перед зеркалом. — Не будь такой ворчуньей.

— Я не ворчунья, — устало вздыхает Карлетт, дёргая серёжку в ухе, и поворачивается к пожилой ведьме. — Просто хочу предупредить. Постарайтесь не попадаться на глаза страже. Особенно в конце месяца, когда проходит обход по стране. И не приближайтесь к крупным городам, там с этим строже.

Женщина кивает усиленно, благодарит Карлетт, а затем, как будто что-то вспомнив, убегает в начало повозки. Возвращается она с маленькой серебряной фибулой в руках. Овальная, с заострёнными концами. Извитые нити серебра удерживают внутри небольшой кристалл. Камень сияет белым, голубым и розовым переливами. Ведьма вкладывает фибулу в ладонь Карлетт.

— Держи, — старушка вглядывается девушке в глаза. — Чувствую, понадобится он тебе.

— Это ларгиит? — Карлетт с изумлением рассматривает камень. — Его не добывают уже несколько столетий. После запрета использования кровавой магии.

— Именно он, моя хорошая, именно он. Передавался в моей семье из поколения в поколение, — говорит ведьма. — А ты бери, не боись. Вижу я около тебя смерть. Идёт она за тобой по пятам. А камень защитит, убережёт. Да и такие красивые густые волосы грех не украсить.

Старушка тепло улыбается. Из копны седых волос, завязанных в пучок, выбивается прядка. От ведьмы исходит тёплая густая магия, завлекающая в кокон уюта и спокойствия. Карлетт благодарит женщину, тут же закалывая волосы подаренным украшением.

— Ой! — слышится из дальнего угла повозки. Эмрис выскакивает на всеобщее обозрение, сжимая в руках клетчатую шаль. — Какая прелесть! Сколько стоит?

Пока хозяйка повозки и Эмрис обсуждают цену шали, Карлетт отходит к Фане, которая держит в руках кулон из тёмного металла с крупным зелёным камнем. Взгляд девушки, направленный на камень, задумчивый, злой и какой-то надломленный.

— Красивый, да? — тонкие пальцы девушки подносят кулон к свету, но камень не блестит в лучах, а матовостью поглощает солнечные блики. — У моей матери был похожий.

— Возьми. Он подходит тебе. Подчёркивает аристократическую бледность, — поддразнивает Карлетт, смотря на украшение в чужой ладони.

— Ха-ха, — Фана закатывает глаза и кладёт кулон на место, отходя к полке с набором посуды.

Карлетт бросает ещё один взгляд на украшение и возвращается к Эмрис, которая уже кутается в новоприобретённую шаль. Ведьма говорит, что им пора снова выдвигаться в дорогу. Фана и Эмрис спрыгивают с повозки и направляются в сторону своих лошадей. Карлетт перед уходом покупает одну приглянувшуюся вещицу. Старая ведьма машет девушкам на прощание и грустно, но с лёгкой улыбкой на лице вздыхает, когда три фигуры скрываются за горизонтом.

Когда солнце прячется за холмами, а дорога снова заводит в лес, девушки решают сделать привал. Они привязывают лошадей и разводят костёр. Эмрис разбирает продукты для ужина. Вокруг себя она раскладывает несколько яблок, кусок хлеба и вяленое мясо.

— Скудновато, — шепчет девушка себе под нос, жалостливо сводя брови на лбу.

Карлетт осматривает провизию, хмурится и встаёт с промёрзшей земли, поправляя лук и колчан.

— Я поохочусь, а вы пока соберите ягод или грибов, — говорит ведьма.

— Может пойти с тобой? — предлагает Фана.

— Я справлюсь, — мотает головой Карлетт. — Ты лучше пригляди за Эмрис.

Она снимает с поясной сумки флакончик с серебристым порошком. Высыпает щепоть порошка себе в ладонь, а затем подносит к лицу и вдыхает. По телу проходит тёплая волна. Зрачок тонкой линией рассекает полностью побелевший глаз на две части. Привыкшая Эмрис не обращает на метаморфозу никакого внимания, а Фана удивлённо поднимает брови.

Поправив лук на плече, девушка скрывается в лесной чаще. Заходя всё дальше в лес, Карлетт ступает тихо и осторожно. Дыхание смешивается с лесным воздухом. Зрение и слух обостряются до предела. Карлетт видит, как в километре перед ней скачет олень, но ведьма ищет более мелкую добычу. Трава и прогнившие ветки мягко гнутся под ногами. Через несколько минут поисков девушка замечает шевеление в кустах справа от себя. Пушистый серый хвост и часть уха маняще торчат из-под листвы. Карлетт бесшумно достаёт стрелу и прицеливается. Выстреливает. Заяц дёргает лапой в последний раз и замирает.

— Прости, — шепчет Карлетт и, беря мёртвое животное за лапы, возвращается к попутчицам.

Эмрис и Фана в этот момент уже жарят над небольшим костром нанизанные на ветку грибы. Карлетт кидает тушку зайца на землю и садится рядом, доставая из ножен на бедре клинок, подаренный Алкеем. Фана, рассматривая дорогой клинок, присвистывает.

— Ничего себе, какая роскошь. А это точно нож для разделки мяса?

Карлетт бросает на ухмыляющуюся девушку недовольный взгляд.

— Не смотри так зло, я всего лишь шучу. Откуда у тебя такой интересный клинок? — любопытствует Фана.

— Подарили, — сухо отвечает Карлетт, отрезая любые дальнейшие вопросы.

Выпотрошив зайца и сняв с него шкуру, ведьма разрезает мясо на куски и нанизывает их на ветку, как на шпажку.

— Ты же вроде ведьма. Почему не наколдуешь уже готовый ужин? — спрашивает Фана.

По лицу девушки Карлетт видит, что та прекрасно знает ответ.

— Странные у тебя представления о магии, — подыгрывает попутчице ведьма.

Ужин проходит в тишине, нарушаемой лишь тихими ударами капель о листву. Дождь начинается незаметно, гася небольшой костерок. Из-за густой кроны деревьев девушки не ощущают на себе холодные капли, но температура вокруг резко снижается. Карлетт плотнее кутается в плащ, доедая кусок жареного зайца.

Ведьма не первый раз разделяла с кем-то пищу под открытым небом за пределами замка. В детстве отец часто водил её в недолгие походы в леса около дворца, а затем, после его смерти это стал делать и господин Тиндаль. Они выбирались вчетвером с Алкеем и Мароной, учась охоте и жизни в лесу. Последняя всегда недовольно бухтела и грустно вздыхала, вспоминая вкус блюд, которые готовили во дворце. Главная кухарка, мисс Нанэй, всегда журила Марону, когда та воровала пирожные до обеда. Сладости были главной слабостью черноволосой ведьмы, и подруга всегда подначивала Карлетт на шальную кражу.

Тряхнув головой, девушка отбрасывает воспоминания в сторону. Голова на безобидный жест отзывается колющей болью в висках. Карлетт списывает это на усталость от долгой дороги и плохие мысли. Сидящая рядом Эмрис дрожит, стуча зубами. И даже недавно купленная шаль не спасает её от лесного холода. Карлетт открывает поясную сумку и достаёт согревающее зелье.

— Для чего ты едешь в Игг-Сабет? — спрашивает у Фаны Карлетт, заканчивая мазать шею Эмрис. — У тебя там родня?

— Ты вроде говорила никаких разговоров, — подначивает Фана, улыбаясь.

— Если не хочешь, можешь не отвечать, — пожимает плечами Карлетт.

Фана качает головой, делает глоток из фляги и протягивает её Карлетт. Та, с благодарностью принимает, делая пару глотков сладковатой воды.

— Нет. Моя родня далеко отсюда. Я просто путешествую. В столице Ихт-Карая не была с самого детства. Захотелось посмотреть, как там всё изменилось, — отвечает девушка, почёсывая нос и перемешивая угли в затухающем пламени костра длинной палкой. — А вы зачем туда отправляетесь?

— Нужно посетить одно место, — хмурясь, отвечает ведьма.

Фана кивает, не отрывая взгляда от затухающего пламени.

— Пора ложиться спать. До Игг-Сабетта ещё день пути. Если встанем на рассвете, будем в городе к вечеру.

Карлетт согласно кивает и встаёт с намерением затушить костёр, как тут же колени её содрогаются, и она падает на грязную, влажную листву. Голова раскалывается от нестерпимой звенящей боли. Ведьма чувствует, как сознание её будто сдавливают верёвкой, безжалостно сжимают чьи-то сильные руки. Девушка пальцами зарывается в волосы, оттягивает их в жалких попытках уменьшить боль. Карлетт кричит. Перед глазами мелькают картинки. Сменяются быстрым калейдоскопом. Видения из прошлого и то, что ещё не произошло. Карлетт не успевает их разобрать, запомнить. От пестроты видений голова начинает болеть ещё сильнее. Затем всё пропадает. Боль уходит так же внезапно, как и началась. Карлетт открывает глаза, видя склонившихся над ней Фану и Эмрис. Фамильяр смотрит с тревогой. В уголках её больших чёрных глаз собрались капельки слёз. Взгляд Фаны же хмурен и в глубине блестит непонятным ведьме огоньком.

— Как вы, Моя Шерон? О Богиня, я так перепугалась за вас! Случись с вами что-то, я себе этого не прощу, умру на месте, Моя Шерон, — тараторит Эмрис, не обращая внимания на то, что говорит.

Карлетт стискивает зубы и берёт в руки дрожащие ладони своего фамильяра.

— Успокойся, мышка моя, всё хорошо. Просто небольшой приступ. Скорее всего, последствие похмелья, — слова ведьме даются тяжело, но она пытается успокоить Эмрис, хоть и видит, что та не верит её словам, но дрожать и плакать фамильяр перестаёт.

Карлетт переводит взгляд на Фану. Та смотрит на неё с весёлой ухмылкой.

— Моя Шерон, значит? — произносится насмешливо и в какой-то степени издевательски.

Внутри Карлетт растёт раздражение, подпитываемое отголосками головной боли, но она гасит в себе это чувство.

— Да. Но это ничего не значит.

— Конечно, — Фана поднимает руки в примирительном жесте, продолжая улыбаться.

Карлетт шумно выдыхает и молча тушит костёр. Это служит знаком отхода ко сну.