Глава 16

Коста. Виндзорский замок, 18 мая 1839 года.

Вернулся вовремя. Так на пороге и застыл. Как раз объявили первый танец. Кадриль. И по этикету бал открывал самый высокопоставленный гость. Поэтому Александр и Виктория уже стояли в центре зала. Пару к ним составили моя благоверная и какой-то важный хлыщ. Кажется, принц Генрих Голландский (видел его во время обеда по левую руку от королевы). Поэтому и застыл, и оторопел. Одновременно испытывая гордость за супругу и желание врезать хлыщу по морде, чтобы меньше улыбался. Тома, конечно, меня заметила, незаметно передразнила, изобразив мой глупый вид, а потом поддержала легкой улыбкой. Заиграла музыка. Начали танцевать. Должный вроде бы следить за Александром и Викторией, я глаз не сводил с Тамары. А более — с принца, следя за его руками, взглядами, улыбками. Параллельно поносил музыкантов за то, что никак не закончат, будто они были в этом виноваты!

Наконец, кадриль завершилась. Понятное дело — аплодисменты. Александр сопроводил Викторию. Уселся с ней рядом. Тамара кивнула хлыщу в мою сторону. Тот подвел ко мне женушку, передал из рук в руки и что-то завернул на французском, с восторгом и все время изгибаясь. Я кивком поблагодарил. Он отошел.

— Что он сказал? — я перешел на грузинский.

— Он сказал, что истинная королева бала — твоя жена! — улыбнулась Тома.

— Так долго говорил такую короткую фразу⁈

— Милый, ты ревнуешь?

— Конечно!

— Дурак! — Тамара рассмеялась. — Сказал еще, что тебе повезло. И что он очень просит позволить ему еще раз со мной потанцевать!

— А вот фигу ему с маслом!

— Ууууу! — Тамара замурлыкала. — А это заводит! Побыстрее бы все тут закончилось! Да?

— Да, любимая!

— Интересно, о чем они говорят? — Тома поразила резким переходом, прикрыла нас веером, незаметно указав на Александра с Викторией.

Наверное, высказанное Тамарой желание побыстрее оказаться в постели, завело нас, настроило на какой-то бесшабашный лад. Плюс то, что мы говорили на грузинском и никто в зале не мог бы нас понять, было следствием нашей последующей немыслимой шалости. Мы стали разыгрывать разговор Александра и Виктории, словно актеры дубляжа! Вышло нечто вроде озвучки а-ля Гоблин версии лайт.

— Ну, наверное, он сейчас говорит ей, что она прекрасно танцует!

— Ах, Александр! Поверьте, рядом с вами даже слепая и хромая показалась бы богиней!

— Ну, что вы, что вы, Виктория! Это я следую в такт вашим изящным ножкам. Это ваши маленькие, пухленькие ручки ведут меня! Ручки королевы!

— Да, я королева, Александр! Но счастлива ли я? Я бы хотела всю ночь протанцевать с вами, а мне не позволено танцевать с вами более двух танцев! Это ли не ужас⁈ И где моя королевская власть? Почему я не могу наплевать на эти правила? Почему я не могу провести всю ночь в ваших объятиях? Или на худой конец подарить вам четыре танца⁈

— Ах, Виктория! И я думаю о том же! Я бы не выпускал вашей талии из рук! Я покорно следовал бы за вашими ножками!

— Ах, Александр! А я бы подчинялась вашим рукам! Вы бы были моим королем!

— Ох! Вашим королем на эту ночь?

— Вы же чувствуете, Александр, что я говорю о всей жизни! Ах! Ах! Я хочу, чтобы рядом со мной был самый достойный король из всех, живущих на Земле! Вы! Вы, Александр!

— Виктория! И я мечтаю о том же! Но свет, общество! Мой папА! Мне не разрешат! Не позволят!

— Но что же делать?

— Вика! А, может, ну его, твоё чахлое королевство, твой захудалый островок! Бросай все это! И я положу к твоим ножкам всю Россию! Что твоя Англия⁈ За три дня всю объедешь, с Ла Манша плюнешь — в Атлантику попадешь! А Россия⁈ Ух! Три года скачи — ни до какой границы не доскачешь!

— И вся она будет мне подвластна?

— Нам, Викуся! Нам! Будем жить широко! Детей нарожаем с десяток! Сделаем так, что все наши детки займут все престолы мира! Через двадцать лет мы будем с тобой королями всего мира!

— Ах, Сашенька!

— Ах, ах, Викуся!

Тут мы закончили свое представление с последними тактами музыки. Приняли чинный вид, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Хотя мы были не единственными шептавшимися в зале. Все-таки слишком очевидные знаки внимания, коими Виктория осыпала нашего красавца Цесаревича, не могли пройти мимо взоров высокой публики. Зал разделился. Ответственные мужи, понимавшие, что этот союз невозможен ни при каких обстоятельствах, морщились, качали головами. Члены нашей делегации были на грани обосратушек. А вот женская половина, наоборот, шушукалась с улыбками. Женщинам плевать на мировую политику. Им красивую романтичную историю подавай! Чтобы Санта-Барбара! Чтобы непрекращающаяся мыльная опера, которую можно было бы обсуждать каждый вечер, ахая, охая, роняя слезы, заламывая руки! Примерно такую, какую мы выстроили с моей грузинкой!

К нам подошел Юрьевич. Был озабочен.

— Проблемы, Семен Алексеевич? — спросил его.

— А то не видите? — махнул рукой. — Надо бы их как-то оторвать друг от друга. Мы на грани скандала!

— Как же их оторвешь? Они еще, как минимум, один танец смогут вместе исполнить!

— Константин Спиридонович! Они уже оба полыхают! — Юрьевич перешел на шепот. — Им и одного будет достаточно, чтобы мировую глупость совершить!

— Так, может, это Божий промысел, Семен Алексеевич? — робко спросил я.

— Божий промысел в том, чтобы Цесаревич стал нашим следующим императором. Другого промысла нет и не должно быть! Даже не заикайтесь! А лучше помогите!

— Но… — я развел руками.

— Надо объявить такой танец, который Виктория не знает или не умеет танцевать! — спокойно предложила моя великолепная жена.

Юрьевич вскинулся, с восторгом посмотрел на Тамару.

— Тамара Георгиевна, голубушка. Но как⁈

— Шепните Александру, чтобы он предложил Виктории полюбоваться русским балом. Что мы, как гости, исполним для них, ну, например, гросфатер! Да! Гросфатер как раз!

— Вот, Константин Спиридонович! — Юрьевич указал на Тамару, одновременно наклоняясь и целуя ей руку. — Учитесь государственному разумению! Спасибо, голубушка. Побегу!

Юрьевич бросился к Александру. Я посмотрел на Тамару.

— Знаю, знаю, — усмехнулась Тома, — змея!

Юрьевич между тем уже шепнул Александру Томину идею. Цесаревич расцвел. Было видно, как он похвалил Семена Алексеевича. Тут же обратился к Виктории. Та также сразу загорелась. И уже минуты через две вся русская делегация выстроилась в центре зала для исполнения гросфатера.

Тамара, конечно, и танец правильно выбрала. По-настоящему шутливый и легкий, он кардинально отличался от всех напыщенных бальных танцев. Вызывал восторг, улыбки, смех. И нравился всем танцующим именно тем, что отсутствовала строгость обязательного этикета, вычурных движений. Недаром еще царь Петр так привечал его, заставляя танцевать на своих ассамблеях, и сам все время участвовал в общем хороводе. Небольшая заминка вышла, когда начали звучать первые такты музыки. Фрау Лецен не выдержала, воскликнула, что «это же национальный немецкий свадебный танец», и бросилась в русское окружение, потащив за собой упирающегося Мосли. Тем самым сразу вызвала общий смех в зале и задала хорошее настроение. Ну и мы не подкачали. Подначиваемые Цесаревичем — ну-ка, не ударим в грязь лицом — показали настоящий мастер-класс апатичным англичанам.

«В принципе, — думал я, вовсю вертясь вокруг своей змеи, — это тот же „Шалахо“ по уровню драйва и веселья, только на старинный немецкий лад. Даже платочек присутствует»[1].

А между тем зал распалился, уже не сдерживался, хлопал нам. Все улыбались. Виктория, так просто, сложив свои пухленькие ручки на груди, смотрела, как ребенок на нашу пляску, с нескрываемым восторгом!

Когда закончили, зал разразился, как писали в советских газетах, долгими несмолкающими аплодисментами, переходящими в овацию! Александр направился к Виктории, которая уже издалека стала выражать свое восхищение. Мы с Тамарой отошли в уголок. Приходили в себя, восстанавливая дыхание. Тома обмахивалась веером. Я наблюдал за коронованными особами. Александр уже сидел рядом. Что-то обсуждали с улыбающейся Викторией. Она в этот момент наклонилась к Цесаревичу и… Я напрягся. Виктория что-то шептала Александру, глядя в нашу с Томой сторону. Тут и Александр бросил взгляд на нас.

— Хотя, — я вздохнул, — спорить нельзя: в этом есть что-то героическое!

— Ты о чем? — удивилась Тамара.

— О том, что, кажется, нам сейчас с тобой, душа моя, придется танцевать!

Тамара поняла, что я не шучу, тут же посмотрела в сторону царственных особ. Александр уже подозвал Юрьевича, что-то нашептывал ему на ухо. Семен Алексеевич кивнул, бросился к нам с Тамарой.

— Я же говорил! — ухмыльнулся я.

— Об одном тебя прошу, милый, только не ори громко, не пугай народ.

— Хорошо, любимая!

— Константин Спиридонович, Тамара Георгиевна! — Юрьевич уже на подходе к нам молитвенно сложил руки. — Выручайте!

— Что случилось, Семен Алексеевич? Виктория возжелала познакомиться с танцами народов России?

— Как вы догадались⁈

— Почувствовал.

— Что скажете?

— Семен Алексеевич, странный вопрос! Разве можно отказать просьбе королевы⁈ И подставить этим отказом Цесаревича! Конечно, мы станцуем! Только есть один момент, который нужно решить!

— Пойдемте, пойдемте! — Юрьевич потащил меня к властителям.

— Ну что, Коста! — обратился ко мне Александр. — Не уроните чести России?

— Не уроним, Ваше Высочество! — бойко отрапортовал. — Только одна маленькая заминка.

— Говори!

Я перешел на английский.

— Ваше Величество, Ваше Высочество! Для нас с супругой большая честь станцевать для вас. Только не смутит ли вас отсутствие музыки?

— Эти музыканты, — Виктория указала на оркестр, — лучшие музыканты королевства! Думаю, они обязательно смогут вам помочь!

— Тогда, с Вашего позволения, я бы попросил минут пять-десять, чтобы все с ними обговорить!

Виктория благосклонно мне кивнула, потом посмотрела на дирижера. Тот пока не понимал, о чем речь, но с готовностью склонил голову.

— Будем ждать! — сказал Александр, потом шепнул мне на ухо, — Уверен, что не подведете и взорвете этот бал своим танцем!

Я обернулся к Тамаре. Она все поняла. Кивнула мне. Я пошел к оркестру. Тамара ждать не стала. Уверенной поступью вышла в центр зала. Встала, держа спинку. По залу прокатился шепот, смесь восторженного и недоуменного. Виктория подозвала кого-то из своих сановников. Что-то шепнула. Сановник громко на весь зал объявил, что наши уважаемые и дорогие гости хотят продемонстрировать настоящий кавказский танец. Все выдохнули, зааплодировали. Потом перешли на шепот, ожидая действа.

«И в этом есть определенная крутизна: насвистывать мелодию королевскому оркестру!» — думал я со смехом, обучая лучших музыкантов Британии мелодии и ритму лезгинки точно также, как в грузинском дворике в Стамбуле учил уличных музыкантов, как играть Шалахо.

Поначалу, первые пять минут шло со скрипом. Что и понятно, уж слишком неведомой для их слуха была и мелодия, и ритм. Потом приноровились. Пример подал главный для меня в данную минуту человек в оркестре — барабанщик. Он словил ритм, темп, начал настукивать и даже улыбался. Ему нравился этот совершенно непривычный музыкальный рисунок, ниспровергавший с музыкального Олимпа итальянцев и немцев. Он уже начал входить в раж. И я сразу успокоился.

«С ним не пропадем! — радовался я. — Станцуем!»

Тут и весь оркестр, поддавшись драйву барабанщика, уловил настроение и выдал без фальши нужные такты мелодии в повторяющемся кольце.

Дирижер посмотрел на меня.

— Очень хорошо! — похвалил я его. — Еще одна просьба: следите за моей женой. Она вам будет давать необходимые указания по темпу, ритму и когда нужно будет заканчивать.

— Но как же я пойму её⁈ — взволновался дирижер.

— Поверьте мне, — я усмехнулся, — приказы этой женщины любой поймет без слов!

Мы оба взглянули на Тамару. Я указал ей на дирижера. Дирижер поклонился. Тамара поняла, что от неё требуется, кивнула.

— Ну, тогда с Богом! — я обратился ко всему оркестру.

Оркестр хором пожелал нам удачи.

Я пошел к Тамаре. Вошел в круг. Посмотрел на Александра и Викторию. Кивнул им. Тут же установилась мертвая тишина. Дирижер не отрывал взгляда от Тамары. Жена стояла, ждала. Я улыбнулся ей. Она чуть напряглась, зная, что за такой моей улыбкой прячется некое шкодливое действие.

«И чего я буду себя стреножить⁈ — подумал я. — Однова живем! Сами напросились! Теперь получите по полной!»



(Лучше один раз увидеть, чем сто раз читать наше описание костюма лейб-гвардии горского полуэскадрона)

Я пошел по кругу, чуть наклоняясь к высокой публике, начал хлопать в ладони, задавая ритм. Высокая публика смутилась. Недоуменно переглядывалась. Я уже был возле Александра и Виктории. Александр все понял, весело рассмеялся, поддерживая меня, и начал громко хлопать (он не мог не знать ритма лезгинки, побывав на Кавказе). Тут уже и Виктория не могла не последовать за ним. А после того, как две венценосные особы показали пример, хлопать стал весь зал!

Добившись своего, я подлетел к женушке. Остановился. Жена взглядом удостоверилась, что я готов, потом посмотрела на дирижера. Благосклонно кивнула. Дирижер взмахнул руками. Барабанщик, дождавшись своего часа, яростно выбил первую дробь. Мы с Томой полетели по кругу.

«Шалахо» я танцую неплохо. А вот лезгинку всего лишь на том уровне, который мог бы устроить русскую публику в ресторане советских лет, когда кавказцы чуть ли не ежедневно занимали танцпол, кидали немалые рубли оркестру, чтобы он снова и снова наяривал эту мелодию. Чтобы я ни показал чопорным англичанам, они бы восприняли это за чистую монету, как взаправдашний танец. Но решил уж совсем не наглеть. Еще и потому, что знал: моя жена танцует так, как мало кто из будущих профессионалов. Поэтому моей задачей было тенью следовать за Томой, сдерживать себя от криков и иногда, все-таки, позволять себя характерные быстрые перекрещивающиеся движениями ногами. Ну и, конечно, руки держать в известной конфигурации.

И кричать, кстати не пришлось!

— Давай, Коста! — неожиданно раздался восторженный крик Юрьевича. — Эх! Эх! Эх! — продолжал он в ритм хлопанья. Наверняка, посещал разудалые кавказские вечеринки горцев в Петербурге!

Тамара прекрасным лебедем плыла по кругу, все время кружась, все время меняя высоту рук. Мы, не касаясь друг друга, тем не менее, несли такой заряд любви и желания, что я видел, как зал это чувствовал. Я видел и восторг публики, и её зависть. Меня это настолько распалило, что я не удержался, и когда Тамара в очередной раз проплывала мимо меня, шепнул на грузинском, вспомнив слова Вани Мавромихали в адрес моей сестры и ее мужа: «Ох, и жаркая будет ночка!»

Тамара не шикнула, не назвала похабником. Улыбнулась. Потом бросила взгляд на дирижера, сделав пару движений указательным пальцем по кругу. Дирижер сразу понял, что Тома требует ускорить ритм. Барабанщик, по-моему, возликовал. С удвоенной яростью набросился на свои барабаны. Оркестр уже еле поспевал за ним.

А Тамара плыла по кругу и улыбалась. Думаю, она в этот момент опять вспомнила про двор в Вани пару лет назад. А может о том, как уже не чаяла выжить в ауле братьев Фабуа, когда Бахадур уже ничем не мог ей помочь, а напротив стоял осклабившийся Ахра… Не знаю. В одном был уверен: Тамара сейчас думала о том, что никто не мог себе представить, что она будет танцевать перед королевскими особами, что весь зал будет ею восхищаться, женщины — завидовать, а мужчины — желать её. Тамара сейчас была уверена, что хлыщ, сделавший ей комплимент, оказался прав: именно она была настоящей королевой этого бала!

Сбросив улыбку, Тамара показала мне, что пора закругляться. Я кивнул. Опять улыбнулся. Начал от неё отдаляться.

—? — был немой вопрос жены.

— На коленях подлечу! — шепнул я ей.

Тамара кивнула. Потом подняла указательный пальчик. Дирижер понял, что следует ждать финала. Я уже отошел на максимальное расстояние, ловя удивленные взгляды публики. Тамара также остановилась, кружилась на месте.

«Не! Здесь не удержусь!» — подумал я.

Потом заорал, разбежался, бухнулся на колени и быстро заскользил по паркету к ножкам моей царицы.

Зал ахнул. Перестал аплодировать, затаил дыхание. Тамара кружилась, ловила взглядом мое приближение к ней. В нужный момент она застыла, махнула ладошкой. Дирижер сделал финальный взмах. И одновременно с последним ударом барабана я остановился в сантиметрах от ног жены.

Была еще пара секунд гробовой тишины. Потом зал взорвался. Все вскочили на ноги. Тамара протянула мне свои ручки. Я поцеловал их. Поднялся. Теперь мы напоминали фигуристов, закончивших свое триумфальное выступление. Поворачивались во все стороны, скромно кланялись.

Александр смотрел на нас, хлопал. Виктория смотрела на нас, хлопала и что-то говорила Цесаревичу.

— Ну, сейчас-то мы можем пойти домой! — прошептала жена, улыбнувшись, во время очередного поклона. — Чур, я сверху!


[1] Девятая, заключительная фигура, гросфатера называется «прыжок через платок». Прыжок исполняют кавалеры.

Загрузка...