Инквизитор Божьим промыслом книга 15 Чернила и перья

Глава 12

Господин обер-егермейстер едва не бегом кинулся из конюшни на улицу, а Волков сразу взял Оливию под руку и повёл её вдоль конюшни, а сам стал почти на ухо шептать ей:

— Кажется, ваш егермейстер дело своё знает. Порядок у него во всём.

— Они часто ужинали вместе, где-то прямо здесь, на манеже, глядя, как «выводят» жеребцов, или при соколах, если, конечно, не были на охоте, — сообщает ему принцесса в свою очередь. — Мой муж называл его своим истинным другом.

— Вот как? — немного удивляется барон.

— Да, маркграф даже согласился стать крёстным отцом первенца обер-егермейстера, — также сообщает Её Высочество. — Муж говорил, что Гуаско — единственный человек, кто был ему предан в этом доме, — и она добавила, кажется, с горечью: — Говорил, что это оттого, что Гуаско, как и муж, был здесь чужим.

— Так это прекрасный повод приблизить этого человека к вам.

— Приблизить?

— Конечно, — продолжает генерал. — Он потерял друга в чужом доме, так станьте ему новым другом, и вам будет на кого опереться. А с его женой вы знакомы хорошо?

— Знакомы… — отвечает принцесса, — но не хорошо, она бывала на всех балах и праздниках нашего дома, была мне представлена, но я с нею почти не говорила, она казалась мне… высокомерной. Или замкнутой.

— Прекрасно, — продолжает генерал, ведя даму вперёд, — пригласите обер-егермейстера сегодня на ужин, и меня тоже.

— И жену его? — принцесса немного обескуражена.

— Нет, жену его… — он на секунду задумывается, — а его жене вы передадите приглашение через него на ужине. Пригласите её на обед. Пригласите без церемоний, как подругу.

— Как подругу? Даже не знаю, о чём с нею говорить буду, — чуть озадаченно отвечает ему Её Высочество.

— А о чём обычно говорят женщины? — он усмехается. — Ну, о том, что без мужа жизнь тяжела, поговорите о детях, о крестнике Его Высочества, о нарядах наконец.

— Ну хорошо… — соглашается она, но неуверенно. — Я попробую.

— И чтобы было легче с нею сойтись, подарите ей какую-нибудь недорогую безделицу при встрече… Не знаю, что там дамы дарят друг другу… Платок, чулки… Перчатки, может быть…

— Я подумаю, что ей подарить, — говорит она, уже, кажется, размышляя о том подарке.

А тут как раз в дверях появился и сам виновник их разговора, обер-егермейстер Гуаско, он покрылся испариной и дышал так, как будто бегал всё это время, а ещё было заметно, что он немного волновался. И, переведя дух и улыбаясь смущённо, обер-егермейстер наконец предложил им выйти из конюшен:

— Инхаберин, барон, всё готово, прошу вас!

И они, переглядываясь и посмеиваясь над волнением господина Гуаско, пошли за ним на улицу и снова прошли на главный двор замка, где и увидели…

Генералу одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы определить численность людей, конных и пеших, выстроенных на площади перед ступенями парадной лестницы…

«Едва ли не две сотни. Почти рота».

Три десятка человек было верхом, и у первых десяти были на руках перчатки из толстенной кожи с большими крагами.

— Это сокольничие, лучшие люди со всех окрестных земель, — проводя маркграфиню и барона перед выстроившимися людьми, рассказывал обер-егермейстер. И продолжал: — А это загонщики, мастера, им хоть волка, хоть оленя загнать, всё по силам. Это окладники…

— Окладники? — не понял генерал.

— Лучшие следопыты, — пояснял Гуаско. — Такие что в лесу, что в горах любого зверя найдут, если он летать не научится.

Дальше шли крепкие парни с рогатинами, с копьями, больше похожими на протазаны, уж больно широки были у них лезвия.

— Это для медведей, — догадался генерал, разглядывая их оружие.

— Именно так, господин барон, для медведя и для кабана, в лесах на склонах гор секачи бывают на редкость сильны и велики, они там и по двадцать пудов встречаются, свирепы, быстры, таких кинжалом не пронять. Их только на рогатину брать.

И дальше шли егеря с аркебузами, Волков, по привычке человека военного, сразу посчитал их: двадцать два человека. А ещё два человека, оба уже немолодые, имели аркебузы изысканные, и стволы у них были длиннее, чем у обычных, и серебряный узор по цевью и прикладу, но, главное, были у этих двух аркебуз удобные колесцовые замки, получше даже, чем на его пистолетах.

«Это личное оружие маркграфа, никак иначе», — сразу определил генерал и пошёл дальше, как раз мимо трёх десятков арбалетчиков. И арбалеты у тех были неплохие. Нет, этому оружию с боевым по мощности тягаться не было смысла, ну, не стёганки с кольчугами, в самом деле, на оленях пробивать. То было оружие работы тонкой, от ложа до дуги делалось оно под калиброванный болт для точного и дальнего выстрела. А значит, и стрелки это были отличные. Дорогие арбалеты бесталанному неумехе не доверят. И обер— егермейстер продолжал, идя дальше вдоль строя:

— А это наши доезжие, они распределяют своры, это выжлятники, это своровые, всё народ пеший, загонный. Они же все и при конюшнях у меня состоят, и жеребят-однолеток выводят на шаг, и за кобылками смотрят, тут лишних людей нет. Опять же и на простой конюшне, за меринами для работ, тоже они же…

— Да, — соглашался генерал, разглядывая егерей и конюхов; даже на вид то были люди отменные, — кривоногих да кособоких среди ваших молодцов не видно, да и стариков, кажется, нет. Все как на подбор.

— Именно что на подбор. Маркграф сам людей отбирал. Дурных и хлипких не брал. Да и как же старикам и увечным каким при наших молодцах быть, если маркграф на коне вверх по горе едет, а простому выжлятнику или, к примеру, сворному, за кабаном со сворой нужно впереди него пешему бежать, кабана догонять, не допускать к нему свору, чтобы вепрь собак не подрал, да ещё успевать в рог трубить, чтобы господин маркграф знал, в какую сторону ехать. Нет, на должности такой старым и хилым не место, тут люди на редкость проворные, все как один с горных деревень. Охотники, мастера. Тут есть и такие, что по скалам карабкаться могут, сами из орлиных гнёзд птенцов добывали.

Волков понимающе кивал, и принцесса кивала, хотя скорее за компанию, чем от понимания или восхищения; но похвальба обер-егермейстера вдруг сошла на нет, он как-то сразу стал кисл и поугас лицом и голосом, и говорит, глядя на принцессу:

— Ваше Высочество, как вас не было, так звал меня к себе господин Амциллер и в разговоре как бы между прочим и сказывает: дескать, егерский департамент более не надобен, мол, маркграфа нет, охотиться некому, а народу больно много там, денег надобно на него много. Я тогда сказал ему, что не нам с ним то решать, намекнул, что есть первые лица на то, сказал, что вернётесь вы, так и решите, как с моими егерями быть. А вам я хочу сказать, что не так уж и много из казны я денег на людей своих и на прокорм собственный беру… — он уже было хотел начать озвучивать цифры, но Волков его опередил:

— И правильно вы сказали, дорогой друг, о таком деле не казначею рассуждать, и даже не канцлеру, — он видел, как эти ободряющие слова действуют на господина Гуаско, и продолжал. — Решение о том может принимать только сюзерен, то есть в данную минуту Её Высочество. А вскоре сюда прибудет и её будущий супруг, и что же, господин казначей и его дождаться не хочет?

И всё-таки Оливия была умна, сразу уловив тон генерала, она произнесла с видимым неудовольствием:

— Пусть господин Амциллер ко мне явится для начала и о моих с ним делах поговорит, а уже потом займётся рассуждением про егерей, — и дальше развивать тему она не стала и добавила: — А вы, обер-егермейстер… Прошу вас быть у меня на ужине сегодня, и вы, барон, тоже будьте, там и поговорим, а сейчас извините, нет сил больше — духота, пойду в замок сквозняк искать.

И пошла, а Волков панибратски хлопнул господина Гуаско по плечу:

— Думаю, вам не стоит беспокоиться в ближайшее время, друг мой; пока Её Высочество не выйдет замуж, ваших молодцев никто не тронет, а там уже… как будет угодно Господу.

И Гуаско крепко жал ему руку.

Теперь у него было время заняться письмом, и он написал герцогу, что двор Винцлау такого порядка, как двор Ребенрее, не имеет, но вот что касается конюшен, псарен, а также дома для соколов, так надобно у дома Винцлау поучиться. И местный егермейстер Гуаско, редкий знаток всех дел, что касаются охоты и конюшен, мог бы и поучить людей из Вильбурга. Тем не менее письмо он опять не дописал, ещё были у него для написания мысли. Но отложил дело:

«Ладно, завтра закончу».

Время уже шло к вечеру, а жара ещё и не отступила. Он велел принести себе несколько вёдер воды, думая освежиться перед ужином. И тут пришёл фон Готт и сообщил ему, что два господина из местных просят его о встрече.

— Что за господа? — сразу уточнил Волков.

— Фрейснер и Пилерон, кажется… Из военных оба, — коротко ответил оруженосец.

А в кадку Гюнтер и Кляйбер уже наносили воды, чистой и прохладной, он думал, как станет мыться сейчас, как после наденет чистое бельё, чистую одежду… Может быть, выпьет немного вина со льдом и отправится на ужин к красивой женщине.

Конечно, ему хотелось послать к чёрту этих визитёров, но генерал понимал, что сейчас он здесь не только гость маркграфини, он ещё и представитель дома Ребенрее, по сути, дипломат, которому надобно соблюдать этикет и быть вежливым, и посему он сказал Гюнтеру:

— Подай колет.

«Интересно, с чем пожаловали?».

Как сказал фон Готт: «…из военных оба». Фрейснер оказался генералом земли Винцлау, а господин Пилерон — капитаном городской стражи.

«Знакомиться, что ли, пришли? Может, на ужин хотят пригласить меня и моих офицеров? Мои товарищи были бы рады! Вот только не сегодня».

Волков, как и предполагает галантность, предложил им сесть, предложил вина, но визитёры, хоть и вежливо, но отказались: нет, спасибо, мы по делу. И вид их был строг при этом.

«По делу? Впрочем, по серьёзности лиц теперь понятно, что не для приглашения на пир вы заявились». Генерал пока что недоумевал, но стал думать, что, может, эти господа обеспокоены тем, что возле их города стоит военный лагерь, который теперь ещё и укрепляется. Но и эта его догадка оказалась неверной, и господин капитан городской стражи Пилерон пояснил ему:

— Мы вынуждены отрывать вас от важных дел, дорогой генерал, из-за прискорбнейшего инцидента, что случился нынче ночью.

— Инцидент? — не сразу понял барон, о чём говорит капитан.

— Да, о той досаде, что произошла нынче ночью меж вашими людьми и горожанами, — пояснил Пилерон.

«Ах вот оно что!».

И тут Волкову стало ясно, для чего господа эти явились к нему. А явились они, чтобы потихонечку начать беседу о том, что господину генералу и его храбрым людям, как говорится… пора и честь знать. Что господин генерал, конечно, герой, и у принцессы он в любимцах ходит… Но подарок получен, благодарности ему высказаны, может, уже и в дорогу собираться время.

«Ну что же, всё теперь ясно».

Местный нобилитет прислал ему первое уведомление о том, кто в здешних местах истинный хозяин.

Но генерал был не из тех, кто так легко уступает. Во-первых, он ещё думал проверить некоторые свои догадки насчёт власти во дворце и в самой земле Винцлау, он рассчитывал, что герцог ему будет благодарен; также он ждал тысячу монет для своих солдат, что обещала ему маркграфиня после совета. А ещё он ждал, пока сможет снова насладиться прекрасным телом принцессы Оливии. Он уже считал часы до своего мужского счастья. И без подобного прощания отъезжать из Швацца он точно не собирался, так как не знал, сможет ли ещё когда её увидеть. Увидеть без одежд. И посему он решил всё взять в свои руки.

— Ах, вы о том ударе ножом, что нынче ночью получил один из моих людей в кабаке от горожанина из-за блудной девы?

Об ударе ножом? Явившиеся к нему офицеры переглянулись, они явно не знали ни о каких ударах ножами, это было для них неожиданностью. И пока длилось их секундное замешательство, генерал решил продолжить:

— Мы утром с моими офицерами уже говорили о том, и мой полковник настаивал, чтобы подлеца, что ударил нашего человека, сыскали и привели к ответу, но я решил не раздувать из углей пламени, учитывая, что герб Винцлау и герб Ребенрее скоро обретут родственные узы. К чему же нам эти мелкие дрязги и судилища? А сатисфакцию своему человеку я решил выплатить из своего кармана, чтобы не докучать ни командирам стражи розыском виновного, ни казначеям вашим, — Волков благосклонно улыбался. — Так что, господа, не беспокойтесь, говорить более тут не о чем, и из-за такого обычного дела раздора устраивать я не собираюсь.

Да, господа никак не ожидали такого поворота событий, они снова переглядывались, как бы передавая инициативу друг другу, и тогда Волков и говорит им:

— Господа, я бы рад с вами ещё поговорить, но прошу вас изыскать иное для того время, сейчас же меня ждёт Её Высочество к ужину.

— Ах, ну конечно, конечно, не смеем задерживать, — господа офицеры засуетились и стали кланяться, прощаться.

— А чего они приходили-то? — не понял всего этого действа фон Готт.

— Приходили сказать, что вы, фон Готт, им надоели, — ответил ему генерал, раздеваясь и собираясь мыться.

— Я? — удивился оруженосец. — Да я этих господ первый раз увидел сейчас. Когда же я им успел надоесть и чем?

— Физиономия у вас больно заносчивая, — говорит ему генерал почти серьёзно, он уже начал омывать себя над лоханью, — ходите по замку, ходите, важный весь, спесивый, и всех раздражаете. Вот уже хозяева и визитёров насчёт вас прислали, но они постеснялись сказать о том. Оказались людьми вежливыми.

— Да что вы такое… — начал было фон Готт удивлённо, но случайно взглянул на Кляйбера и увидел, что тот усмехается втихую, косясь на него. И тогда он всё понимает и говорит:

— Так то опять ваши шуточки, сеньор, — и, увидав, что генерал смеётся, тоже начинает посмеиваться. — А я уж думаю, чего это этим горожанам моё лицо не нравится? Где в нём спесь?

— Есть спесь, есть, — замечает Кляйбер, — тут господин генерал прав.

— Ой, да ты-то помолчи, свою морду-то видел? — огрызается, но беззлобно, на него фон Готт, а кавалерист и генерал смеются ему в ответ, и даже Гюнтер, что льёт Волкову на голову из кувшина воду, и тот тихонечко усмехается.