Больные души

1. Делайте что угодно, а болеть вам у нас нельзя

Перед отправкой в командировку я попросил оплатить мне проживание в относительно роскошном отеле. Так и комфортнее, и престижнее. Плюс сервисы всякие есть. Прибыл я самолетом в город К и объявил таксисту, чтобы тот отвез меня в гостиницу Н. У меня все уже было забронировано онлайн.

Это была известная международная сеть. Снаружи гостиница выглядела просто и лаконично. Одним словом: постмодерн. Швейцар любезно помог мне с чемоданами.

На стойке меня встретили почтительными улыбками. Все располагало к почти полному умиротворению. Я оформился и заехал в номер.

Захотелось водички, и я попил из предусмотрительно выставленной в комнате бесплатной бутылки минералки.

И вскоре меня неожиданно – ничто не предвещало – охватила боль в животе. Причем боль совсем невыносимая. Я рухнул на кровать и впал в сон. И, сам не понимаю как, проспал три дня и три ночи.

Когда я пришел в себя, я обнаружил у постели двух одетых во все серое администраторш. Когда и как они пробрались ко мне в номер – неясно. Увидев, что я очухался, дамы начали осторожно и последовательно объяснять мне, что происходит. Управляющий гостиницы распорядился, чтобы меня отправили в больницу. Каким образом в гостинице прознали, что у меня схватило живот, представить себе я не мог.

К тому же на меня же была возложена важная миссия, так что я никуда не собирался ехать. Но эти дамы – на вид им было по 35–36 лет, у одной были завитые локоны, у другой волосы собраны в косу, у одной лицо было заостренным, а у другой круглым – в один голос объявили мне:

– Нет-нет, вы же больны.

Они протянули ко мне руки. Я поспешил заявить:

– Я здоров! Слегка живот болит – вот и все.

Но гостиничные дамы заверили:

– Вы точно больны. Проспали три дня и три ночи.

– А вы-то откуда это знаете?

– Так это же наша работа – знать, что происходит у нас в гостинице!

– И что, мои дела настолько плохи?

– Да, это вам не шутки. Делайте что угодно, а болеть вам у нас нельзя!

Тут до меня дошло, насколько мое положение было печальным. Я действительно заболел? Но вслух все же заметил:

– Ну раз уж ехать, то поедемте в больницу, где оказывают услуги по полису. А то я не смогу отчитаться за медицинские расходы!

Дамы откликнулись:

– Об этом даже не беспокойтесь! Мы уже все продумали за вас! Наша работа – делать все, чтобы гости были довольны.

С этим они кинулись натягивать на меня рубашку, штаны, носки и обувь, подняли меня с кровати и поволокли за дверь. В сноровке они любому встречному дали бы большую фору. Похоже, им не впервой было спасать гостей. Мне оставалось только покориться моим спутницам. Главное – чтобы мне выдали все документы для возмещения расходов на лечение. Большего мне и не нужно было.

К гостинице уже вызвали «Скорую помощь». Сели мы втроем в машину и понеслись со свистом через город К в больницу.

2. Как личная инициатива оборачивается организационным действием

Город К располагался в горах, которые опоясывала река. В этом месте людей набилась огромная куча. Сюда стекались коммерсанты всех мастей. Развлечения здесь были на любой вкус. В центре города росли высоченные деревья гинкго, на обрывах грудились дома, высоко вздымая венчавшие их остроконечные шпили-копья, словно пытаясь проткнуть небосклон. При этом над городом К постоянно висел непроглядный туман, погода в этих местах была холодной и мрачной, вечно шли дожди, повсюду было липко, скользко, мокро и влажно. Весь город представлял собой поганую мешанину.

Правда, живот у меня так болел, что наслаждаться всеми этими видами не было сил. Меня мучала только одна мысль: прибыл я с командировкой в город К, оплатила мне поездку компания Б, которой нужно было, чтобы я написал им корпоративный гимн.

По основной работе я столичный госслужащий, каждый день строчу сводные отчеты и речи начальству. В свободное время пишу еще тексты к песням. Выплескиваю эмоции в любимое дело, преодолевая скуку рутинной работы. Человек я в нашем сообществе небезызвестный, ко мне нередко обращаются с предложениями что-то написать всякие компании. Для меня это лишний источник дохода, который позволяет худо-бедно сводить концы с концами. Так, собственно, на меня и вышла компания Б.

Вот только у моего босса есть особенность: он любит втихую следить за перепиской подчиненных. Перехватил начальник письмо от компании Б, прочитал его с пристрастием и отправил меня в командировку от нашей структуры. Вот как личная инициатива оборачивается организационным действием. Впрочем, это все безынтересные детали, ерунда. Я давно привык к фортелям за много лет работы. А то, что не успел я прибыть в город К, как сразу же заболел, – вот гром среди ясного неба.

Раз уж все равно речь зашла о больничках, то стоит признать, что это заведения, с которыми я отлично знаком. Они чем-то напоминают мою контору. И то и другое – крупные организации, в обеих контролируют, когда ты встаешь и где ты живешь, что ты делаешь и как ты отдыхаешь, а заодно решают, что с тобой сделать, когда ты родился и постарел, заболел и умер. В нашей стране гражданам приходится как-то уживаться с учреждениями обоих типов.

Здоровьем я не никогда не отличался, и мне чуть ли не через день приходилось наведываться в клинику за рецептами. Конечно, как и все, я боюсь ходить по больницам, но они меня притягивают к себе, будто я намагниченный. Не получается не посещать их. В больницы города К я прежде никогда не наведывался. Это даже неплохо, посмотрим, как у них здесь все устроено. Ой, только мне же еще песню надо написать. Самое худшее – когда в разгар работы неожиданно сваливаешься с болезнью. Сразу возникает куча хлопот, а я не из тех людей, которые любят делать одновременно много дел.

«Скорая помощь» то поднималась в гору, то устремлялась вниз, то кружила, то пробиралась каким-то окольными путями. Сколько мы так ехали – я не знаю. Наконец мы все-таки доехали куда нужно. Больницу соорудили под горой, отсюда открывался вид на реку. Выглядела больница, как и город, в котором ее построили, монументально и впечатляюще. На каждом полушаге стояло по строению, на каждом шагу – по зданию, между которыми закручивались в петли галереи и проходы. Стрехи высоко взмывали вверх хищными зубцами, рыщущими, чтобы что-нибудь урвать в окрестностях. Изогнутые крыши собирались в бесконечное множество углов, словно громадная стая чумазых, но грозных диких тварей, свернувшихся калачиком, чтобы укрыться от мелкого дождика.

Доставившие меня в больницу дамы с нескрываемым облегчением объявили:

– Это наша центральная больница. Лучшее заведение в нашем городе. Самый лучший сервис для вас, уважаемый господин Ян.

И они понеслись вперед, вероятно, по давно проторенной дорожке, уволакивая меня в амбулаторное отделение.

3. Неопровержимые доказательства болезни – гарантия жизни

У меня наработан богатый опыт хождения по врачам. С одного взгляда я понял, что больница действительно была устроена недурственно. Приемная амбулаторного отделения, высокая и просторная, словно желая показать в уменьшенном виде бескрайность вселенной и вобрать в себя все разнообразие внешнего и внутреннего мира, была обильно украшена декоративными балками и резьбой. Оловянно-белый свет, поступавший непонятно откуда, заливал все это великолепие, озаряя несколько десятков растянувшихся без конца и края шеренг людей. Понятное дело: очереди на регистрацию. У всех перспективных пациентов лица были размытые, словно они все плыли вниз по медленно струящимся параллельным речушкам. Кто-то тащил с собой чемоданчики, кто-то теребил в руках табуреточки. Со всех сторон к потокам подступали, будто притоки, многочисленные очереди из больных и родных. Временами в скоплениях людей возникали мощные волны. По «берегам» через каждые три шага стояло по караульному, а через каждые пять шагов – по дежурному, все в черной униформе, с красным шевроном на рукавах и противоударными щитами в руках, точь-в-точь как у полицейских. С весьма свирепым видом – прямо огонь и металл в глазах – караульные оглядывали столпотворение, поддерживая в приемной образцовый порядок и всеобщее смирение.

Отлично. Я не раз бывал в таких местах. На сердце немного отлегло. Дамочки покопались у меня в карманах и вытащили оттуда кошелек. Одна из дам встала в конец очереди, чтобы помочь мне получить талон и зарегистрироваться, вторая отправилась на поиски знакомых, которые бы помогли нам сократить время простаивания в очереди. Колонки, установленные по всей приемной, периодически громыхали и потом затихали, давая понять, что медработники в окошках вызывали на поклон следующего человека из очереди. Выкрики смешивались с ревом, походившим на мычание коров на оживленных торгах крупного рогатого скота. Перестуки и переклички сливались во вполне звучную симфонию.

Брюхо снова дало о себе знать, и я свернулся вмиг на лавке, которую и без меня облепили, подобно многослойному рою мух, другие больные, издававшие пронзительные стоны, словно желая сообщить мне: вот и радуйся, что вовремя оказался в больнице, а то бы так и издох в гостинице, и никто бы об этом и не узнал.

Меня настиг запоздалый страх. В момент, когда смерть подобралась совсем близко, я в первую очередь думал о том, как бы отчитаться за посещение больницы. В нашей стране это, можно сказать, даже в порядке вещей. Много люду мрет не от того, что болеют, а от того, что нет денег.

Деньги – вещь важная, что и говорить. Стены приемного покоя были залеплены огромными таблицами с тарифами за различные услуги, чтобы больные знали заранее, на что подписываются. Любой посетитель сразу узнавал, сколько придется заплатить за осмотр, лечение и лекарства. Плата за прием была разной: от десяти с чем-то до нескольких сот юаней[9]. Причем каждое направление обследования было подробно расписано, так что отдельно взятого человека делили сразу на составные части: глаза, уши, нос, голову, шею, грудь, живот, сердце, печень, легкие, почки, кровь, нервы, кожу и так далее. Дальше – больше. По одной только коже человека могли проверять на всевозможные заболевания: грибок, красную волчанку, опухоли, аллергии, сифилис, проблемы с соединительными тканями или пигментацией, псориаз, волдыри и тому подобное. И цена во всех случаях была разной. Четко было прописано, например, сколько с тебя возьмут за анализ крови из пальца и анализ мочи, за УЗИ и аутопсию. Ампулы для инъекций можно было приобрести и за несколько сот, и за несколько десятков тысяч юаней. Была здесь и своя градация на койко-места: обычные койки, койки для руководящих кадров, премиум-койки и специализированные койки. Депозит на них варьировался от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч юаней. Даже больных предусмотрительно разделили на различные классы: пациенты по муниципальной медстраховке, сельские пациенты по кооперативной медстраховке, пациенты за счет государства, пациенты за собственные деньги, пациенты по прочим видам страховки, ВИП-пациенты и так далее. И деньги с каждого больного ожидали разные, иногда суммы отличались в разы. Больнице все равно, кто ты: мужчина или женщина. Не это главное.

Больным, только прибывшим в амбулаторное отделение, было сложно сразу сориентироваться во всех тонкостях, так что по большей части все без разбору толпились вместе, словно пассажиры, ждущие один и тот же поезд. На первый взгляд – вплоть до ощущения дежавю – могло показаться, будто приемная чем-то походила на храм предков или императорский покой. В действительности же она больше напоминала зал ожидания на вокзале, а больные – рабочих-мигрантов из глубинки, которые горели от нетерпения, боясь упустить последний рейс до дома.

В воздухе парила какая-то взвесь, от которой щипало в горле. По полу были разлиты смешивающиеся в единую лужу грязь, дождевая вода, пот, моча, плевки и рвота. А по луже плыли рекламные листовки, на которых значилось:

и прочие наставления. Каждые четверть часа в приемной появлялась группка уборщиц в желтых халатах, которые вычищали и уносили с собой все эти выделения и мусор.

Вдруг во все это столпотворение вклинилась платформа, на которой стояли два молодых человека, облаченных в замызганные белые робы. В руках у юношей были засаленные поварешки, которыми они звонко били в котелок, заменявший им гонг. Молодые люди оказались продавцами съестного. В меню у них были и паровые пирожки, и отвар из разваренного риса, и соленья. Глаза будущих пациентов азартно загорелись. Тележку сразу же обступила галдящая толпа, походившая на стаю разъяренных орангутанов. Каждый норовил прорваться вперед, спешно раздавая тумаки и расталкивая окружающих в грудь. Торгаши заорали:

– Че шумите? Хватит на всех!

У меня рот сразу заполнила слюна. Вспомнилось, что я три дня и три ночи вообще ничего не ел. Но если сразу по прибытии в больницу я подумал о еде, то, наверное, с аппетитом у меня все в порядке? А если с аппетитом все хорошо – я, может, и не болен вовсе? А если я не болен вовсе – на кой черт я оказался в больнице? Но если я бы не поехал в больницу, то как бы я доказал, что болен? Не докажу, что болен, – будут серьезные проблемы.

Я едва сдержал усмешку. Жадный зверь все-таки этот ваш человек. Мне еще преждевременно зариться на что-либо. Лучше уж потерпеть боль и пока что обождать со жратвой. Все-таки я не в отеле, а в больнице. Больницы существуют не только для того, чтобы лечить наши болезни, но и для того, чтобы подавлять наши соблазны.

Я поднял голову и увидел над собой огромный ЖК-монитор, который выплевывал красные надписи:

И еще:

Этими призывами я и удовлетворился.

Прошел час с небольшим. Прискакали ко мне обратно дамы из гостиницы, размахивая над собой номерком, будто тот был сигнальным флажком. Видимо, они призывали меня восхититься их стараниями. Мне же было так больно, что я даже подняться не смог, чтобы порадоваться вместе с ними.

4. Препоручаю собственную жизнь больнице

Дамочки из гостиницы подхватили меня и потащили к стойке регистрации. Это было мое первое посещение больницы города К, и я сконфузился, словно бы меня вели на смотрины, а я сам не разобрался бы, куда соваться. Дамы тоном, от которого хотелось и орать, и смеяться, заявили:

– Да ладно вам! Все мы – больные, кто не сидит на больничных?

Я неловко буркнул:

– За меня не беспокойтесь.

Дамы, демонстрируя невероятное рвение, отправились на поиски моей медицинской карты, которая неожиданно нашлась где-то на цоколе. Я же силился понять, каким образом в больнице города, где я был в первый раз, обнаружилась моя медицинская карта. После некоторых раздумий я решил, что в этом нет ничего плохого. Все больницы под Небесами – одна большая система, все они связаны единой сетью, чтобы можно было в любой момент принимать по медицинской страховке не «своего» пациента. Конечно, современные больницы придумали на Западе, но подняли их до новых вершин именно в нашей стране.

Дамочки убежали за картой, а я остался один. Огляделся снова, обратил внимание, что помимо горячей еды в приемном покое всевозможные людишки много еще чем торговали: венками, свежими цветами, фруктами, наборами для вышивания, масками, гимнастическими тренажерами, инвалидными колясками, чистящими средствами, «утками», «пиратскими» книгами, контрафактной одеждой, просроченной косметикой, погребальными урнами, гробами, париками, женьшенем, петардами, ватными одеялами, биноклями, компасами, карманными фонариками, блокнотами, новогодними открытками, ножами для фруктов и овощей, четками, изображениями милосердной богини Гуаньинь, щипчиками для ногтей, поддержанными телевизорами, старыми радиоприемниками… На продажу было выставлено все, что только можно себе представить. Отдельно стояли лотки, где предлагалось посетить ту или иную гостиницу, снять квартиру, узнать судьбу по лицу или другой части тела, купить лекарства, подработать подставным пациентом. Из приемной получился громадный базар, где все кричало, зазывало, торговалось, плакало, вопило, разбивалось, плевалось, кашляло, задыхалось, топтало, резало, звенело, разливалось, падало, лепетало… Звуки шли нескончаемыми волнами.

И во всем этом зрелище – эх! – было что-то изумительно трогательное. Я начал приглядываться к больным, дожидавшимся очереди. Здесь были люди всех возможных видов. Внимание сразу приковывали к себе пожилые посетители. Как верно замечают в новостях, у нас в стране уже возникло седовласое общество. Стариков больше, чем младенцев. Престарелые больные перед лицом всеохватывающей какофонии, которая драла барабанные перепонки, сохраняли унылое молчание. Облепленные с головы до ног пластырями или повязками старики, от которых исходил легкий аромат пыли, привыкли сносить все с бесчувствием камня. Им не изменяло самообладание. Они слушали, но не слышали весь этот шум и, завернувшись в заношенные военные шинели и задрав вверх головы, просто сидели без дела, непоколебимые, как пики священной горы Тайшань[10]. У некоторых под мышками и между ляжками виднелась паутина. Покрытые наростами руки крепко держались за медицинские карты, походившие на высохшие лимонные шкурки. Между этими «сухарями» и окружавшими их бойкими и пышущими жизнью торговцами возникал прелестный контраст.

При виде стариков в моих мыслях наметилось некоторое просветление. Памятуя, что это мое первое рандеву с больницей города К, я достал мобильный и сфоткался. Пусть останется на память.

Тут же подскочили два охранника и вцепились мне в воротник. Я хотел что-то втолковать им, но они уже занесли надо мной кулаки. Так и напрашивался встречный вопрос: к чему это все? И на каком основании вы лезете в драку? Разве здесь где-нибудь висит объявление «ФОТОГРАФИРОВАТЬ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ»? Правда, мне сразу пришло на ум, что раз уж я явился сюда в качестве потенциального пациента, то, следовательно, уже препоручил собственную жизнь больнице. Тогда к чему эти «любезности»? Но я все же послушно удалил фотографию.

Охранники пошли прочь, продолжая поливать меня бранью. От этой интерлюдии у меня в животе еще сильнее засвербело. Товарищи-больные присматривались ко мне. Позор и порицание таким, как я! Я поднял себя усилием воли и побрел вперед.

Во все стороны вокруг меня разбегались бесчисленные коридоры. Я будто угодил в громадный лабиринт, паучье логово без входа-выхода. Меня занесло в чужой мир, где мне лишь предстояло отыскать собственное спасение. Кое-кто из больных, похоже, уже сбился с дороги. Некоторые чуть ли не с ног валились, другие лежали в обмороке. Я неуверенно слонялся долгое время, пока не обнаружил себя перед кабинетом врача. На двери было развешено множество разноцветных фотографий – вспышки пестроты посреди серо-белого однообразия больницы. На одной фотографии был запечатлен живот. Из массива грязной плоти выпирал налившийся кровью нарост. Еще на одной фотографии виднелся обесцвеченный пищевод, меж перепонок которого лежали, подобно россыпям мелких жемчужин, комочки мяса. На другой фотографии была изображена голубоватая штука, смахивавшая на кочан цветной капусты. Исходя из красочной надписи, дополнявшей изображения, «капуста» оказалась опухолью двенадцатиперстной кишки. К чему наведываться во всякие арт-зоны, вроде комплекса 798[11] в столице, если и в больнице выставляются такие экспозиции?

Думаю, понятно, что я забрел в отделение гастроэнтерологии. У двери толпилось множество пациентов, которые непрерывно пререкались, пытаясь продвинуться вперед. Я понаблюдал за ними и понял, что ждать придется чуть ли не до смерти, да и то не факт, что врач тебя примет, а не сбежит домой по окончании смены. Я растолкал больных, вырвался вперед очереди, толкнул дверь и зашел внутрь, чем сразу навлек на себя возмущение и недобрые взгляды всех окружающих. Но при этом никто мне ничего не сказал. Все языки оставались за крепко сжатыми зубами. Наверно, предположили, что я – знакомый доктора. Так мне сослужил хорошую службу многолетний опыт хождения по клиникам.

5. Взяли с поличным

В кабинете стоял письменный стол, который обступили с трех сторон пациенты. Брызжа слюной и вырисовывая пальцами в воздухе разнообразные загогулины, они спешили втолковать каждый что-то свое сидевшему за столом врачу. Температура в комнате ощутимо накалилась, и некоторые больные снимали верхнюю одежду, обнажая животы. Один пациент втащил в кабинет традиционный пейзаж длиной где-то в два метра и пытался преподнести его доктору. Еще несколько человек выкладывали на стол врача арахис, грецкие орехи, яйца и прочие товары из тех мест, откуда они приехали. Были, наконец, и такие пациенты, которые вместе со всей родней валялись у врача в ногах и во весь голос причитали:

– Почтеннейший, дайте-ка нам талончик к вам на прием! Два месяца как ходим в больницу, а все никак не попадем к доктору!

Сам врач вроде бы ко всему этому давным-давно привык и не замечал того, что происходило вокруг него. Это был мужчина лет шестидесяти, худощавый и аккуратный, как декоративная горка в кадке с карликовым деревом. Одет он был в белый халат, под которым явственно проступали все углы тела. Причем это был именно стерильно-белый цвет, от которого в глазах становится больно, белый, как склянки, в которых заточают нечистую силу (в таких-то вещах я знаю толк). В нагрудном кармане у врача выстроились в ряд перьевые и шариковые ручки с красными, голубыми и черными чернилами и карандаши тех же цветов. Под халатом доктора виднелся костюм западного кроя и галстук. На ногах у врача блестели черные кожаные туфли. Сидел целитель посреди толпы с весьма грозным видом. Его немногословность вызвала во мне трепет. Как же он прекрасно смотрелся! К такому человеку душа сразу проникается почтением.

После затянувшейся паузы доктор наконец спросил меня:

– А с тобой-то что?

– Водички выпил… – Я говорил заранее заготовленными и отрепетированными фразами, пытался объяснить мое состояние как можно проще и четче, чтобы в моих словах не прозвучали ни жалоба, ни обвинение. Надо было произвести на врача хорошее впечатление.

– Минералка в гостинице, правильно?

– Эээ?!

А он-то откуда про это прознал? Откуда в больнице города К такие сведущие врачи? Еще подумалось, что надо было бы сразу прийти на прием с деньгами в красном подарочном конвертике. Но сделать я этого при всем желании не мог. Мой кошелек прихватили дамочки из отеля. Меня будто взяли с поличным, как вора на месте преступления. Я сразу побагровел до кончиков ушей.

– Ты не местный. – Врач объявил это с недовольным видом. Мне показалось, что я стою не во врачебном кабинете, а перед судьей в зале заседаний.

– Да, да, все так. – Парой фраз доктор сбил с меня всю спесь столичного служаки.

– Зачем пожаловал в наш город?

– Для… для того…

– Ты уверен, что выпил именно минералку?

– На-на-наверно…

– «Минералка»! «Минералка»! Да с чего ты вообще взял, что ту воду пить можно было? Ты не в себе, что ли? Ты же не за границей, а на родине!

Врач все это говорил с раздраженной миной. Да еще вынул карандаш и стал им постукивать по столу. Все-таки доктор – мастер своего дела. Едва взглянул на меня, жалобу мою не дослушал, не пощупал меня, а все равно сразу понял, в чем была моя проблема. То есть, получается, местная «минералка», с его же слов, – подделка? Хуже водопроводной воды, которую за границей можно хлебать прямо из-под крана? Не пряталась ли в той бутылке какая-то смертельно опасная бактерия? Или же, наоборот, местная водица такая хорошая, что от нее у чужаков сразу кишки скручиваются? В этом причина того, что мне так дурно? Что именно произошло со мной? И что теперь от меня ожидает доктор? Чтобы ему дали на лапу?

Я стоял в полной растерянности. Другие пациенты метали на меня полные злорадства взгляды.

И в этот конфузливый момент вдруг сильно задребезжал и сам собой открылся жестяной шкафчик, стоявший в кабинете.

6. Одному на прием к врачу идти стремно

Глянул я в сторону шкафчика и увидал тех самых дамочек, которые привезли меня в больницу. Вне себя от радости, они с трудом выкарабкались из шкафчика и триумфально вручили мне драгоценную вещицу, которая сулила мне спасение, – мою медицинскую карту. Похоже, через шкафчик можно было попасть на цокольный этаж больницы. Необычной архитектуры данное заведение, да и прием больных тоже – совершенно непредсказуемая процедура. Я на всякий случай потер глаза, чтобы удостовериться, что у меня не начались иллюзии вследствие болезни.

Врач слегка склонил голову в сторону дам и, никуда не торопясь, принял медицинскую карту, даже не требуя с меня заветный красный конвертик. Доктор размеренно вбил что-то в компьютер и отпечатал список назначений: анализ крови, анализ мочи, анализ кала, рентген, ЭКГ, УЗИ или, как его еще называют, Б-скан. Этот список врач передал дамам, а те без лишних слов потащили меня вон из кабинета. Огромная толпа больных, стоявших в дверях, с неприкрытой завистью наблюдала за нами. А я удосужился повернуть голову и бросить доктору:

– Спасибо. – После чего глянул на часы и с изумлением отметил, что на первичный осмотр ушла всего одна минута. В больницах течение времени как-то сжимается. Ну, или дела делаются резвее.

По возвращении в приемную нас накрыли пронзительные вопли торговцев, громыхавших с мощью праздничного фейерверка. Больные продолжали волнами омывать нас. Повсюду лежали носилки и подстилки. Кое с кем из конвульсивно брыкавшихся на земле приключалось недержание малой и большой нужды. За такими больными приглядывали стоявшие в сторонке охранники. Поддерживая меня по обе стороны, дамы с осторожностью продвигались вперед, словно в любой момент мы и сами могли безвозвратно рухнуть в бездну. Мы забили последние места в длинных очередях на оформление рецептов, оплату, регистрацию и запись. Дамы неизменно подмигивали, будто желая обнадежить меня. Я, собственно, и не поднимал шуму. Одному Небесному известно, что может приключиться с человеком в больницах нашей дорогой родины! Так что надо уметь терпеть. Но боль в животе давала о себе знать с возобновленной силой.

Не знаю, сколько времени ушло на все про все, но мы всюду записались. Мы пристроились к длинной очереди на анализы. Дамочка с химической завивкой и остреньким подбородком заявила:

– Вот видите же! Один бы вы точно не управились. – Я сразу закивал. Одному на прием к врачу идти стремно, это правда. Всегда лучше, чтобы кто-то был с тобой. Сходить в больницу – что пробежать марафон. Здесь нужны и сила, и выдержка.

Одна из дам заняла очередь, а вторая направилась со мной на заготовку анализов. Уборная оказалась настолько грязной, что туда и ступить было боязно. Прождали мы очередной час с лишним. Воззвал наконец голос:

– № 658, Ян Вэй!

Дамы сразу объявили:

– Идите скорее! Так мы еще быстрее управимся!

Они меня подтащили к окошку, где брали на пробу кровь, и окликнули медсестру. Близкая знакомая, не иначе.

Дама с косой и круглым лицом спросила:

– Что? Боитесь укола? А давайте-ка я за вас кровь сдам! – И сразу засучила рукав, показывая крепкую, как клубень ямса, играющую мышцами руку с пурпурным отливом.

Хрен ей с горы, подумалось мне, и я преградил дамочке дорогу.

– Ни в коем случае, сам как-нибудь управлюсь.

– Да разницы-то, чья там будет кровь! Ничего такого в этом нет.

– Как нет, конечно, есть!

Видя, что я стою на своем, дамы неохотно отступили в сторону.

Результаты анализов крови и кала обещали выдать часа через два. Дамы решили, что мы отлично проведем это время, делая рентген. Перед кабинетом специалиста тоже маячило много больного народу. Пациенты напряженно взирали друг на друга. Я не придумал, как можно выйти из сложившейся ситуации, но тут мне на выручку пришли гостиничные дамочки. Они меня повели на прием через задний ход.

7. В болезни нет правды и неправды

Рентгеном заведовала худощавая девушка с красивой копной золотистых волос. Она обнялась с сопровождавшими меня дамами, словно те были ей сестрами. Затем доктор повернулась ко мне:

– Стаскивайте штаны.

Мои спутницы потрепали меня по голове.

– Подсматривать не будем! – И вышли рука об руку.

Я снял брюки и остался в трусах. Собственные тонкие ноги показались мне плавящимися под знойным солнцем парочкой эскимо.

– Все снимайте! – не без кокетства крикнула врач.

Ну я все и снял. От боли в животе меня вдруг скрутило.

– Стойте прямо! – последовал очередной приказ. Стиснув зубы, я выпрямил хребет и прильнул спиной к студеной, как камень, металлической стенке. Девушку было не видать, до меня только доносились обрывистые фразы: – Голову подымите! Спину распрямите! Влево повернитесь! – Вся нижняя часть моего тела еле двигалась. К тому же ничего не было видно. Даже пальцы на руках… Но вот и это испытание подошло к концу. У меня по всему телу выступила испарина. Не успел я натянуть штаны, а врач уже заверещала: – Следующий! – На зов вошла женщина… Изможденный, я покинул кабинет. Гостиничные дамы, убедившись, что меня им вернули в целости и сохранности, задрали большие пальцы. Я же ничего не испытывал, кроме жуткого дискомфорта.

К боли в животе у меня начала примешиваться еще неизвестная колика. Эта новая мука – чудная и весьма обширная – начала опутывать меня удавкой, привязывая еще сильнее к больнице. Но я остановил себя мыслью, что это все жизнь и что стоило вверить себя в руки специалистов.

Результатов рентгена тоже надо было дожидаться часа два. Меня пока сводили на ЭКГ, а после ЭКГ – на УЗИ. Правда, в кабинете УЗИ отказались проводить исследование, заявив, что я опоздал на прием и к тому же залил в себя слишком много жидкости.

– Записывайтесь на другое время, – отсек врач.

– Какое время? – поинтересовались дамы.

– Через неделю.

– А раньше никак нельзя? Ему же еще, возможно, предстоит операция. – На лицах дам выступили маски глубоких угрызений совести. Но удалось обговорить все с доктором. Они вытащили у меня из кошелька пару банкнот по сто юаней. Врач лишь мельком глянул на деньги, но не принял их, а сказал, что только что отменился пациент, так что можно прийти на прием завтра.

До меня дошло, что доктор мне еще пошел навстречу. Из-за того, что я шел вне очереди, у других пациентов случались задержки. Кто знает, не привело ли это к опозданию на прием или ухудшению состояния – а то и смерти – других больных. Правильно ли играть чужой жизнью, чтобы спасти свою собственную?

Гостиничные дамочки обратили внимание, что я остолбенел, и заявили безо всякого стеснения:

– Благими помыслами вы никогда не вылечитесь. Больницы же – это не только технологии, это и человеческое общество в миниатюре. Смертельный исход настигает того, кто не понимает этого.

Я парировал:

– Никогда об этом не думал. Впрочем, разве я сейчас сам не пробился к доктору в кабинет? В болезни нет правды и неправды. Сначала надо позаботиться о собственном спасении. Это-то мне отлично известно. – Я поблагодарил врача. Еще одно препятствие позади.

Дамочки подхватили мое вспотевшее тело и потащили меня, как саквояж, прочь. Мы отыскали в приемном покое место, где можно было присесть, и стали ждать результаты анализов крови, мочи, кала и расшифровок ЭКГ и рентгена. Дамочка с косой и круглым подбородком, похоже, все еще злилась на меня за то, что я не позволил ей сдать за меня кровь, и вскоре исчезла из поля зрения. Со мной осталась только ее коллега с завитыми волосами и остреньким подбородком. Так мы и сидели – один мужчина, одна женщина – наедине друг с другом.

8. Излечение – вопрос веры

Время утекало минута за минутой, секунда за секундой, замедлившись, будто я уже болтался в петле. К боли примешалось смущение перед моей сопровождающей, и это чувство распустилось во мне пышным цветом лианы-ипомеи.

Вслух я предположил, что дамочка с завитыми волосами и остреньким подбородком тоже может вскоре покинуть меня. Я вполне мог управиться и сам по себе.

– Да как так можно! – без раздумий вскрикнула она.

– Так я же в больницах постоянно бываю. Да и моей жизни, кажется, ничто не угрожает.

– Ну а вдруг? Жизнь всякое может преподнести. Сами же только что говорили, что одному не стоит попадать в больничку.

– Так вы же и без того угробили на меня уйму времени. Мне очень неловко за это. К тому же я уже немного пообвыкся здесь.

– Вот уйду я, а после вы осуществите побег? – Ее лицо озаряли беспокойство и участие.

– Побег? – Щеки у меня горели, словно бы дамочка видела насквозь все мои тайные мысли.

– Ну конечно! Наверняка глубоко в душе только об этом и думаете. Точно: собираетесь убежать с места, где вас хотят полечить! И большинство пациентов только об этом и думает. Вы, больные, и любите, и ненавидите больницы, они вам и радость, и печаль. У меня было более чем достаточно возможностей убедиться в этом.

– Да что вы! Этого у меня и в мыслях не было! – поспешил запротестовать я. – Я же только что по собственной воле пошел к врачу! И кровь сдал, и УЗИ сделал без давления! Я люблю больницы. Для меня поход в больницу – что поездка в родные места.

– Я не виню больных за их чувства. Современные больницы обосновались в нашем городе уже давно, мы почти что срослись с ними. – Словно бы заприметив, что я что-то скрываю, дамочка вцепилась в мою руку.

– Вы в этом уверены? – пробурчал я. В общем-то, так и было. Но про себя я рассудил, что за прошедшие тысячелетия землю исходило много народу. Как же они все выживали? Я все-таки сдался под напором дамочки, не осмеливаясь огрызаться в ответ, и смиренно сидел на месте с запотевающими ладошками.

– Отлично понимаю ваши сомнения. В наше время они посещают любого. Было бы удивительно, если бы у вас сомнений вовсе не было. И думаю, что вы сейчас меня еще спросите: «А как это доктор прознал, что я выпил минералки»? Я попала в точку?

– Ну да. – Я пристыженно закивал головой, подивившись ужасающей осведомленности дамы.

– А все потому, что камеры видеонаблюдения нашей гостиницы напрямую связаны с серверами больницы.

– Вот оно как… А что, ваша гостиница и эта больница подчинены одному ведомству?

– Можно и так сказать. Забота о здоровье всех и каждого гостя – в порядке вещей для города К.

– А как это так получилось, что шкафчик в кабинете у доктора связан с цоколем, где вы искали мою медицинскую карту?

– Так вы же сами видели: больных здесь многовато. Вот здание и оснастили ходами, чтобы работа шла быстрее. Вам же известно о медицине больших данных? Центральный сервер больницы размещен под землей.

– Да, понимаю, цифровизация медицины и все такое. А у вас в больнице точно принимают страховку? Мне придется за что-нибудь заплатить из своего кармана? А то, знаете ли, денег, денег у меня…

Не успел я закончить тираду, как дама молниеносно выхватила мой кошелек, подняла его высоко над головой и, тряся им у меня на глазах, начала увещевать меня:

– Миленький Ян, вы все печетесь о денюжках. Не о том надо думать. Мы же вам уже объяснили: это самая что ни на есть современная муниципальная больница. Все здесь устроено на высшем уровне. Наши врачи окружают пациентов заботой и вниманием, будто те – последние большие панды на Земле. О чем вы все тревожитесь? Да, понятно, что без денег далеко не уедешь. И многие люди – ошибочно, между прочим, – полагают, будто самое важное в лечении – наличие средств. Есть деньги – выживешь, нет денег – жди скорой смерти. Но ведь на деле все не так. Излечение – вопрос веры. А вы что, не верите ни в больницу, ни во врачей? – Говорила она абсолютно не как рядовая служащая обычной гостиницы. Кто это сидел передо мной?

– Да верю я! Как тут не верить? Я чуть ли не всю жизнь по больницам. – Заявил я это, а в голове сразу пронеслись новостные сюжеты, от которых волосы становятся дыбом. Рассказывали, например, что у одного больного во время лечения умудрились по ошибке вырезать несколько метров тонкой кишки. Кому-то в больнице вырвали мозжечок, приняв тот за опухоль. Где-то анестезиолог оказался неумехой, и после операции пациент остался калекой на всю жизнь. И еще какой-то коновал так вспорол брюхо человеку, что тот сразу испустил дух. Прогремела в наших краях история с одной крестьянкой. Она приехала в больницу на самые что ни на есть заурядные искусственные роды с наложением акушерских щипцов. А врач мало того, что ей этими щипцами пробил матку насквозь, так еще и отказался подштопать ее. Как можно доверять подобным врачевателям? Может, они тебе перережут во время операции мочеточник, а когда будут закрывать тебя, уже не смогут его отыскать и решат вместо этого удалить тебе почку.

– Хм… Нет, по лицу видно, что вам не хватает веры. – Заметив мое смущение, дама негодующе огласила: – И так ведут себя многие больные: вроде бы поддакивают, всех слушаются, головой кивают, поклоны отвешивают, а в глубине души ни в грош не ставят врачей, в которых видят разве что противников, а то и врагов. Для пациентов поход в больницу – как полет на Марс. Думают, что докторам только и надо, что одурачить их и свести в могилу. Но, естественно, больные не говорят об этом откровенно, а валяют дурака. Вера в больницу, вера во врачей – это то же самое, что вера в нашу гостиницу. Даже если у тебя есть деньги, не факт, что тебе за них скажут, какая у тебя хворь. Неужто вы думаете, что вы бы так быстро сдали все анализы, если бы мы не трудились в поте лица, не помогали вам в очередях и не искали для вас специалистов? – Дамочка рассказывала все так проникновенно, что у меня аж сердце защемило. Да и все, что она сказала, было сущей правдой.

– Ой, только не сердитесь! Войдите в мое положение, я же совсем расклеился. – От упреков мне стало совестно. Глаза забегали, пристально следя за кошельком, качавшимся в ее руке, подобно маятнику часов. Все мое естество сосредоточилось в этом кошельке.

– Думаете, что я сержусь? Да я так счастлива, что и не успеваю рассердиться. – Тон ее голоса изменился. – Миленький Ян, вы все-таки человек приезжий, а город К – самое гостеприимное место. Нам важно, чтобы каждый гость, вне зависимости от того, зачем он приехал – с официальным визитом, с целью инвестирования денег, для отдыха или по работе, для поступления на учебу, для переезда к нам, проездом в наших краях, для получения милостыни, – отлично провел у нас время. Тогда всем полюбится город К. А мы на этом добьемся экономического процветания. Вот для этого-то мы и отстроили первоклассную больницу. Здесь созданы все условия, и если вам нездоровится, то ничего предпринимать не нужно. Вы только что приехали к нам, поэтому не понимаете этого. Но вскоре все ваши сомнения развеются, и вы научитесь жить по местным обычаям. Миленький Ян, вы обязаны жить и дальше! Вам еще предстоит внести свой вклад в общественное развитие. – Дама говорила так уверенно и без тени притворства, что мне нечего было ей возразить. Звучала она убедительно.

– Так в этом всем и заключается ваша работа? – поинтересовался я.

– Ну да, возим гостей в больницу. В городе К специально заведен такой порядок. Этими вопросами занимаются специальные люди. Это и для здоровья населения хорошо, и для наших дел неплохо. Процент занятости населения всегда высокий, экономика на подъеме, люди проникаются друг к другу искренней заботой, да еще и повышается – и это главное – доверие пациентов к больнице и врачам. Вот те ценности, который в наше время у всех на слуху, – объявила она с особой гордостью.

– Но ведь ваша сослуживица нас только что покинула.

– Не «сослуживица», а Аби. Так ее зовут. Она нас оставила не из неприязни к вам. У нее дома неотложные дела, вот она и рванула. Аби, как и я, изо всех сил идет в ногу со временем. Но никогда не знаешь, когда тучи покроют ясное небо. У нее на днях случилось несчастье.

– Несчастье?

– Да. У нее есть сын. Единственный ребенок. Учится на втором курсе универа. Не знаю, что у него перемкнуло в мозгу, но он в последнее время начал в сети распространять сплетни, чернящие репутацию города К. Вот его и задержали за преступные высказывания. Аби только что сообщили, что ее муж утром напился и умер. Муж Аби был большой шишкой в местном промышленном парке высоких технологий. Он каждый день должен был организовывать попойки для вышестоящих начальников. Тем самым привлекал к нам новых партнеров и инвесторов. В результате упился вусмерть. Аби отправилась устраивать похороны. У нее дел и так по горло. Город К же активно развивается и перепрофилируется. Для нас сейчас наступает самая горячая пора. Каждый из нас работает днями и ночами, чтобы подстроиться под новые условия. Аби каждый день бегает по больнице, присматривает за гостями, несмотря на то что муж ее напился до смерти, а сын сидит в кутузке.

– Вот оно как…

– И у меня все примерно так же складывается. Чтобы быть здесь с вами, я ребенка оставила без присмотра. Но это во имя вашего спасения. Я себя ни за что не корю. Точнее, если мне и есть, за что посетовать на себя, так это за то, что я не убедила вас позволить Аби сдать за вас кровь. Она бы так отбила деньги на залог для сына. Уф, я, кажется, вас озадачила. У вас прямо на лбу выступили знаки вопроса. Не стоит думать об этом! Но, в общем и целом, здесь вовсе не в деньгах дело. И не в том, есть они или нет. Сколько бы у вас ни было денег, лишнюю жизнь же себе вы на них не купите. Но почему вы не верите Аби? И верите ли вы мне? А больнице? А докторам? Если уж на то пошло, то верите ли вы всему городу К? Муж Аби пил же не минералку, как вы, а алкоголь. Вот совсем вы не понимаете, что в городе К все самое лучшее – только для вас.

– А что же вы раньше со мной этим не поделились? Премного виноват перед вами! – Я ощущал смутную тревогу и растерянность. Показалось, что я снова вижу перед собой вздувшуюся вену, сложившуюся в предлинный восклицательный знак на гладком предплечье Аби. И еще подумалось, что кончина ее мужа каким-то образом связана непосредственно со мной. Про себя я поклялся, что надо будет обязательно написать песню во славу этой дамы, которая посвятила себя такой необычной профессии. Прославлю ее отвагу, трудолюбие и бескорыстие. Я вечный, конечно, больной, опытный пациент. Но в общении с дамами из города К выяснилось, что я совсем ни в чем не разбираюсь.

– Ничего страшного. Аби все выдержит. Тех, кто не умеет справляться с передрягами, в городе К ожидает печальный конец. Вот мы все скрежещем зубами и терпим. Миленький Ян, и вам того же советую. Нельзя давать боли сломить вас!

Дама смерила меня многозначительным взглядом, в котором мне померещилось некое подобие презрительной усмешки. Будто профессионал наставляет профана. Во всех пояснениях ощущалась некоторая степень благосклонного участия. Мне стукнуло уже сорок, я явно был постарше, чем эта дамочка, а она говорила со мной как мамаша, отчитывающая сынка. Наверно, то была часть ее работы, этому ее обучили. Вот бы было хорошо, если бы по всей стране нашей было побольше таких специалистов.

Я учтиво уточнил:

– А как вас, кстати, звать?

– Зовите меня сестрица Цзян.

И тут приемный покой огласил отрывистый, но свирепый глас системы оповещения:

– № 1120, Ян Вэй! № 1120, Ян Вэй! – Снова меня вызывают, будто я пассажир, замешкавшийся с посадкой на авиарейс. Я сразу встрепенулся.

А сестрица Цзян заявила:

– Анализы уже автоматически доставили вашему доктору. Бежим! – Вскочила и, ухватив меня за локоть, понеслась вперед.

9. Изнурительно длительная борьба

Времени нам, кажется, катастрофически не хватало. Преодолев море людей, мы ворвались в кабинет. Больные обступали и нависали, как тяжелые облака поверх горы, над белолицей, худощавой врачихой средних лет с медицинской маской на лице. Доктор сосредоточенно и невозмутимо изучала мои лабораторные анализы, ЭКГ и рентген, словно пыталась разобраться с какой-то неразрешимой математической задачкой. Однако выглядела она скорее как скрипачка, готовая в любой момент начать пиликать свою партию.

Превозмогая боль, я навытяжку стоял перед докторессой. Прошло мучительно много времени. Наконец она подняла голову и, придавая вес каждому слову, обратилась не ко мне, а к сестрице Цзян:

– Здесь нет большой проблемы. Но не исключено, что у него кишечная непроходимость. Или камень в мочеиспускательном канале. Или язва двенадцатиперстной кишки. Или прободная язва. Ведите его в хирургическое отделение.

– Хирургия? Это обязательно? – Сестрица Цзян головой чуть ли не уперлась в доктора. Вела она себя так, будто мы с ней были члены одной семьи.

Впрочем, и я сам хотел понять, к чему мне операция. Или по поводу боли в животе от выпитой воды действительно нужно было стучаться не к гастроэнтерологам?

– Вам все объяснят в хирургическом отделении. – Врачиха размашисто вписала свой приговор в карту и тут же крикнула: – Следующий!

Я направил вопрошающий взгляд на сестрицу Цзян. Та заявила:

– Ну и ладно, порадуете своим присутствием все отделения. Лечение – изнурительно длительная борьба, и пациентам не дано понять, насколько тяжело приходится медперсоналу!

Сестрица Цзян вывела меня из кабинета. Я снова поблагодарил врача. Та довольно сурово отозвалась:

– Нам не доставляет особой радости лицезреть вас всех. Но мы в ответе за больных.

Мы уже обошли кучу врачей, а все вроде бы только-только начиналось. Спотыкаясь на ходу, я следовал за сестрицей Цзян. Боль в животе вышла на новый вираж. Теперь казалось, что у меня кто-то копается гаечным ключом в кишках. Все перед глазами – лица пациентов, непролазные коридоры, лужи из дождевой воды, блевотины, слюны и мочи, фургончики и товары, запачканный пол, силуэты охранников и уборщиков – заплясало, как в калейдоскопе. Хотя я это воспринял как само собой разумеющееся. Единственное, что меня беспокоило по-настоящему, – перспектива, что с меня сдерут три шкуры в хирургическом отделении. Ходила молва, что хирурги делали операции не до конца, останавливались на полпути и испрашивали лишнюю копеечку с пациентов, а если те отказывались, то так и оставались лежать с открытыми туловищами, пока ветерок не заветривал им все внутренности. Мне хотелось замедлить шаг, но сестрица Цзян шла все быстрее, утягивая меня за собой. Мне было стыдно за собственное малодушие. Ну как можно таить в глубинах души столько недоверия? Ведь правильно все изложила сестрица Цзян!

Хирургическое отделение располагалось на 33-м этаже, на высоте, где обычного человека начинает проедать мороз. Тишину нарушала набившаяся сюда толпа орущих больных. Порывы ветра с реки задували через распахнутые настежь окна капли дождя, окроплявшие разросшиеся по стенам буроватые грибочки, под которыми носилось несколько десятков подопытных крыс с полупрозрачными туловищами. Ой, нет, не то, наверно, мои глаза увидели. Как же могут крысы, предположительно сбежавшие из лаборатории, просто так бегать и чтобы их никто не ловил? Без крыс же все исследования пойдут коту под хвост.

Сестрица Цзян снова раздобыла для меня номерок. Но в этот раз у нас с очередью не заладилось совсем. Мы простояли с полдня, прежде чем настал наш черед. Врач, поглядев на меня, заявил моей спутнице:

– Он что, обдолбался?

– Эээ… – Я не знал, как отреагировать на это замечание.

– У него живот болит, – вставила сестрица Цзян.

– Вы чего-то не то съели? К нам сюда часто приходят люди, желающие поживиться морфином. – У врача, похоже, начисто отсутствовало чувство юмора.

– Спасите, умоляю. – Боль внутри меня становилась нестерпимой.

– Вам не сюда. Сходите в неотложку, – распорядился врач.

– Есть! – прямодушно воскликнула сестрица Цзян.

– Так что же со мной приключилось-то? – спросил я.

Сестрица Цзян смерила меня взглядом.

– Есть такие вещи, о которых врач может рассказать только близким больного. – И потащила меня вон. Перед выходом я снова кинул доктору какие-то слова благодарности.

Отделение «Скорой помощи» располагалось на минус 13-м этаже.

10. Так и умереть недолго

Мы спустились на лифте, который провожал нас под землю вспышками света и затемнениями, как в кино. Мне даже показалось, будто за мной следуют по пятам с видеокамерой, а я – дурной актеришка, плохо разыгрывающий перед посторонними страшную боль. А может, я правда чего-то наглотался? А то как-то фальшивенько выходило.

Сестрица Цзян успокаивающе заметила:

– Возможно, вам кажется, что все это – одна большая несуразица, но каждому человеку по жизни выпадает хоть раз попасть в такую передрягу.

Наконец мы оказались в месте, напоминавшем бомбоубежище. Здесь царили сумрак, холод, грязь и влажность. По полу и стенам сновали жучки. По обеим сторонам подземного хода были выставлены аквариумы, в которых шныряли безглазые золотые рыбки. Снова подопытные существа? Доска объявлений была вся обклеена всевозможными памятками «внимание» и «срочными» извещениями. Больные, уподобившись нечисти, обитающей в глубинах гор, выстроились в очередь на несколько десятков человек и недовольно переговаривались о чем-то между собой.

Я предположил, что именно это сестрица Цзян подразумевала под «новыми условиями». Похоже, мне много чего еще предстояло узнать и понять о городе К, особенно в области всего касающегося лечения. В этом я, оказывается, совсем ничего не понимал. Правда, моя боль, кажется, все-таки отразилась на физиономии.

– Схожу за номерком, – весело объявила сестрица Цзян. С уходом Аби эта бодрая дамочка тем более ощущала себя как рыба в воде и взяла все вопросы под свой личный контроль.

После продолжительного отсутствия сестрица Цзян вернулась ко мне вприпрыжку.

– Ох, здесь номерки уже не выдают, – сообщила она, – окошко передвинули в другое место. – Смотря на то, как она, будто заправский распорядитель, бешено несется по очередному коридору, во мне зародилось беспокойство: а что со мной будет, если она вдруг сама свалится с болезнью? И чувство неизвестности было предельно отчетливым. Я уже потерял целый день. Какие засады готовит мне новый?