Глава 10 Пациенты и экспонаты

— … Нет-нет, в реанимацию мы никого не пускаем! Это исключено!

— Вот для меня сейчас вы и сделаете такое исключение, уважаемая Галина Михайловна.

Холмесов улыбался вполне располагающе, однако на сей раз не слишком широко. Улыбка представителя закона, знаете ли, штука такая… должна быть строго дозирована. Не всегда следует лучезарно ослеплять сиянием зубов. Уж больно строга местная владычица палат и коридоров.

— Мы даже его супругу не пустили! — Галина Михайловна стояла насмерть, как самурай, прикованный к пулемёту, однако в глазах уже мелькнула тень сомнения.

— Галина Михайловна, я ведь не супруга, — Алексей ещё убавил в улыбке. — Я следователь. Сейчас я поговорю с коллегой, и вы, пожалуйста, никуда не уходите. С вами мне тоже удобнее всего побеседовать прямо здесь, в целях экономии моего и вашего времени. А то все эти повестки-вызовы, знаете ли… хватает суеты сует и без того.

Он совсем убрал улыбку.

— Обстоятельства болезни товарища майора выглядят несколько странными, и пока не будут выявлены до конца, исключить версию покушения невозможно.

Разумеется, это был чистый блеф и ход конём, однако столь убойный аргумент сломил наконец самурайскую гордыню врачихи.

— Ну хорошо… Халат наденьте.

В палате на три койки под капельницей лежал какой-то дедок, измождённый не хуже узника Бухенвальда, и его антипод, апоплексически багровый толстяк, помимо капельницы снабжённый кислородной трубкой, засунутой в ноздрю. Третью кровать занимал майор Упрунин, снабжённый лишь дыхательной трубкой. Пустой штатив капельницы торчал у изголовья. Товарищ майор мощно сопел, перекрывая негромкое шипение кислорода.

— Иван Николаич… — негромко окликнул Холмесов.

Упрунин перестал сопеть, распахнул глаза, ясные, как у ребёнка.

— А? Лёша? Я, кажется, заснул…

Майор скосил глаза на кислородный шланг, потянулся рукой и выдрал из носа назальный ингалятор.

— Экую гадость в нос засунули… Где это я?

— Так… в больнице, Иван Николаич, — старлей придвинул к кровати табурет и сел. — В Соколова. Подозрение на инсульт.

— Гм… — Упрунин осторожно повращал глазами. — Брехня.

Пауза.

— И давно я тут?

— Да со вчерашнего дня.

Майор вновь принялся вращать глазами, явно в целях проверки.

— Сегодня какое?

— Третье января. Там вас супруга дожидается. Переживает.

— Нет, постой… погоди… какая-то мысль ускользнула…

Пауза.

— Третье января, говоришь… Не помню ничего. Как чёрная яма в памяти. Слабость такая в теле… а голова будто пустая и лёгкая. Как воздушный шарик.

Пауза.

— Иван Николаич, — осторожно спросил Холмесов, — а что вы помните?

Пауза.

— Что помню… — майор наморщил лоб. — Последнее, что помню — осень, листья жёлтые над городом кружатся… с тихим шорохом нам под ноги ложатся… Ни хрена не сходится. Ты говоришь, вчера меня сюда привезли? Второго января то есть?

— Ну да. Прямо из дому.

— Подробнее.

— Супруга ваша к подружке с визитом пошла, поздравить с наступившим, то-сё… Вернулась, а вы без сознания. Дальше скорая, и вот вы здесь. Иван Николаич, вы вообще вчерашний день не помните?

Майор вновь наморщил лоб в мучительных попытках что-то вспомнить.

— Абсолютно. Без просвета.

Упрунин завозился и сел.

— Иван Николаич, вы б лежали… — забеспокоился Алексей.

— Цыц, Лёша. У меня там Зина переживает, а я валяться буду… вон, смотреть страшно, — майор кивнул в сторону тяжёлых пациентов. — Тут здоровый от одного вида загнётся…

— Врачиха тут строгая.

— Да мне по мудям, строгая-нестрогая… Ишь чё выдумали, лепилы — инсульт! Да у меня бы башка сейчас раскалывалась, глаза не повернуть!

— Степан Андреевич, неужто это вы? Глазам своим не верю! — Изя едва сдерживала смех.

— А что делать? — удручённо откликнулся художник. — Нет сил терпеть, в этакой-то жарище. Не хватает ещё опреть, право!

Действительно, зрелище было весьма занятным. Ладнев наконец-то избавился от тёплых брюк и сейчас щеголял в широких как галифе чёрных сатиновых трусах, немного не достававших до колен.

— Ну, все готовы? — на крохотной лужайке, куда выходили «дверные проёмы» группы спален — некий аналог гостиничного холла — возникла Туилиндэ, одетая в малахитовое платье приблизительно того же покроя, что и прежнее золотое. — О! Поздравляю, Степан Андреевич. Однако напрасно ты отказался от туники, право.

— Гм… — откашлялся Ладнев. — А если сейчас?

— Ну, давай попробуем, — улыбнулась эльдар.

Взмах рукой, и прямо на изумрудной травке газона возник свёрток.

— Примерь, Стёпа.

Художник осторожно развернул вещь — в свёртке оказалась бело-розовая туника с красной узорчатой каймой.

— Колдовство…

— Материализатор, Стёпа, — засмеялась Туи.

— И это каждый у вас вот так вот всё-всё может сделать?

— Ну, не всё-всё, положим… Но квалитет ответственности на простые бытовые вещи, одежду там и обувь, получают начиная с детского возраста.

— Туи… а можно мне тогда тоже… ну… другое платье? — Изольда с блеском в глазах разглядывала переливающееся искрами и муаром малахитовое платье эльдар.

— Аппетит приходит во время еды? — засмеялась Туилиндэ. — Чем это плохо?

— Ну, не плохо… но если это так просто…

— Ну вот доберёмся мимоходом до склада сэконд-хэнда, подберёшь себе что-нибудь по вкусу.

— А сейчас?

— А сейчас я не хочу, — вновь засмеялась эльдар. — Жадная потому что!

Она обвела компанию взглядом.

— Кстати, вы же в курсе формулы Энштейна? Где энергия равна массе, помноженной на квадрат скорости света?

— Слыхали краем уха, — подтвердил Иевлев.

— Ну вот… Соответственно, масса предмета равна энергии, делённой на квадрат скорости света. А она ой как не мала, та скорость. Так что энергии, затраченной на эту вот рубашку, хватило бы целому земному городу.

— Так это получается царский подарок? — художник, успев переодеться, уже выходил из-за цветочных кустов. — Спасибо, Туи!

— Да пустяки, в самом-то деле. Носи на здоровье, Стёпа, — улыбнулась эльдар. — Это я у тебя в долгу за тот портрет.

— Всё ясно… — вздохнула Изольда с видом монастырской послушницы. — Портретов я не пишу, увы… Но ты же не хочешь, чтобы твои соотечественники при нашем появлении зажимали нос? Тут у вас жарко, и я пропотела как грузчик!

— Проблема решаема, — в глазах Туилиндэ искрился смех. — Мы сейчас вложим твоё платье в чистилку, а ты сверх морского купания хорошенько помоешься в душе.

— Так что, никакого просвета? — Изя очаровательно хлопала ресницами. — И придётся мне ходить в чужих обносках до скончания веков? Ну то есть экскурсии…

— Ох и нахальная же ты девица, Изя, — не выдержав, рассмеялась эльдар. — Мало того что с моим мужем спишь, так ещё и на подарок напрашиваешься!

— Кодекс Чести и Права или маленькая женская месть? — возвела к небесам невинные очи девушка. — О, как это грустно!

И они разом расхохотались.

— Ладно, держи своё вожделенное новое платье! — Туи коротко взмахнула рукой, и на траве возник ещё один свёрток.

— Вау! Спасибо, Туи!

Переодевание за цветочным кустом заняло минуты полторы, не более. Когда Изольда вышла из-за укрытия, захлопал глазами уже Денис, Степан же мощно крякнул и принялся откашливаться. Возможно, будучи дополненным трусиками и лифчиком, это платьице и могло быть использовано для исполнения какого-нибудь джайва… а может и нет. Во всяком случае его создатель явно придерживался концепции, что в настоящей даме всё должно быть прекрасно и потому открыто восхищённым взорам.

— М? Что-то не так? — перехватила взгляд любимого Изя. — Денис…

— Ну не то чтобы совсем не так, — Иевлев вздохнул. — Но прежнее тебе шло как-то лучше.

— … К сожалению, Семён Иваныч уже ничего не сможет вам сказать, увы. Только Господу Богу.

В трубке вздохнули так скорбно, словно потеряли ближайшего родственника.

— М-да… — Холмесов почесал нос. — Когда и как это случилось?

— Ну, если верить его соседке, новогоднюю ночь он не пережил. Он же где-то в коммуналке жил. Алкогольная интоксикация, обычное дело.

— Понятно… — вздохнул Алексей. — Что же, спасибо. С наступившим вас!

Положив трубку на аппарат, старлей несколько секунд пребывал в неподвижности. Значит, вот так вот даже… Значит, не всем выпадает счастье обрести провал в памяти. А кое-кому и по старинке — нет человека, нет проблемы… Совпадение? Угу-угу…

Вновь подняв трубку, Холмесов решительно принялся крутить диск старого телефона.

— Алё! Я в библиотеку попал? С наступившим вас! Скажите, как я могу переговорить с Ниной Андреевной? Гарцевой, совершенно верно. Нерабочий день? А домашний её телефончик не подскажете? Чтобы мне не искать через городскую… да-да, записываю! Спасибо большое!

Прижав пальцем рычажок, Алексей принялся вновь накручивать диск номеронабирателя. Телефон отозвался заунывными длинными гудками, однако трубку на сей раз снимать никто не спешил. Перезвонив ещё раз для надёжности, старлей оставил наконец телефон в покое. Однако…

Вдруг словно по какому-то наитию свыше он вновь схватил трубку и завертел номеронабиратель.

— Алё! Виталий Викентьич? С наступившим вас! Как хорошо, что вы сегодня на дежурстве! Ну а что делать, каникулы у бездельников, а у нас с вами служба… Виталь Викентьич, я чего звоню-то — не поступала ли к вам повторно некая Гарцева Нина Андреевна? Да-да, именно та самая! О как… и сейчас у вас находится? Предчувствия меня не обманули, есть такая песня… ага, понятно. Ну так я подъеду для разговору… ну конечно влюбился, а вы что подумали? Да, где-то через полчасика. Не прощаюсь, Виталь Викентьич!

Прекратив терзать древний телефон, Холмесов поглядел в окно, за которым шёл мелкий новогодний снежок. Усмехнулся. Как там говорится-то — «каждому своё»? Пожалели, стало быть, всё же пожилую интеллигентную женщину… относительно пожалели.

Коридор в огромном, как гора здании затейливо петлял, и Денис никак не мог отделаться от чувства, что они путешествуют по кишечнику какого-то левиафана. Впечатление усиливалось звуками, невнятно доносившимися сквозь полупрозрачные стены — сложная смесь шипения, как в открытой бутылке с газировкой, какого-то бульканья и шёпотов. Вдобавок никак не удавалось отвязаться от назойливого ощущения взгляда в спину.

— Зачем так-то строить? — Ладнев оглянулся назад, явно испытывая схожие чувства.

— Ты забыл, Стёпа, мы давно уже ничего не строим, если понимать буквально, — Туилиндэ чуть улыбнулась. — Голографический макет материализуется одним взмахом ресниц.

— Такое огромное?!.. — изумилась Изя.

— Да, и эта фабрика тоже. Раз — и готово. Но расход энергии ужасный, конечно. После реализации такого крупного проекта даже объявляют мораторий на другие овеществления, чтобы материализатор отдохнул.

— Если вы можете материализовать любые предметы, зачем вообще нужны какие-то фабрики? — Иевлев разглядывал светоносную жилу, тянущуюся под потолком вдоль всего бесконечного коридора, изливая холодный голубоватый свет.

— Неживые предметы. Живые организмы слишком тонко устроены… и потом, на то она и жизнь, чтобы самовоспроизводиться.

Мимо прошли две девушки, одетые в сетчатые комбинезоны и шляпы с «накомарниками», удивлённо взглянули на необычных экскурсантов, но шага даже не замедлили. Можно подумать, земляне у них тут кишмя кишат, промелькнула у Дениса очередная посторонняя мысль. Стоп… какая-то ещё мыслишка промелькнула… что-то тут не то… что именно?

— Нам сюда, — Туилиндэ провела рукой, и в стене протаяло овальное отверстие. — Прошу!

В небольшом тамбуре в прозрачных шестигранных ячейках покоились свёртки, накрытые уже знакомыми шляпами с сетками-«накомарниками».

— Одевайте, — эльдар кивнула на ячейки. — Без защитных костюмов вход в рабочие секции запрещён.

Костюмы оказались довольно плотно облегающими и притом многослойными — внутри крупная сетка из переплетения мягких шнуров, поверх сетка тонкая и прочная, и меж ними тончайшая, совершенно прозрачная ткань-кисея.

— Туи, можно вопрос? — не удержался Ладнев. — Чего они все такие прозрачные?

— А что?

— Ну, всё-таки рабочие комбинезоны…

— Не старайся, я поняла твою мысль. Во-первых, так удобнее — можно сразу обнаружить проникновение к телу постороннего агента, скажем, если вдруг где порыв. И во-вторых, стесняться можно только уродливого, а мы ничем подобным не страдаем. Так, все оделись? Проверка!

По поверхности сеток всех трёх слоёв пробежала волна синего света.

— Нормально застегнулись, прорех нет, — констатировала Туилиндэ. — Прошу за мной!

Внутренняя дверь рабочей секции оказалась тройной, с двумя промежуточными шлюзами, так что проход внутрь помещения оказался делом довольно хлопотным.

— Вот здесь как раз выращивают те самые «спальные цветы», в которых вам довелось побывать, — Туилиндэ повела рукой вдоль полок с пробирками.

— Ой, какие крохотные! — умилилась Изольда.

— В том и вся прелесть био, — улыбнулась Туи. — Высадил росток, и через пять-шесть лет по земному счёту готово. И никакого расхода энергии.

— А время?

— А куда нам торопиться? У нас впереди вечность.

И вновь у Дениса в голове завозилась смутная мысль… какая именно?

— О, а вот и хозяйка, — Туилиндэ коротко присела в книксене, приветствуя подходившую эльдар, облачённую в строго обязательный сетчатый комбинезон. Та ответила тем же, и после короткого беззвучного обмена мнениями произнесла уже знакомую певучую фразу-приветствие.

— Здрасьте! — Изя ловко повторила книксен, и после секундного замешательства товарищи последовали её примеру.

— Её зовут Таурэтари, — перевела Туи. — Мы договорились, что она покажет нам своё хозяйство. Только она настоятельно просит — ни шага в сторону, и ничего без спроса руками не трогать.

— Неужто эти цветочки так опасны? — осторожно усомнился Степан.

— Эти нет. Но тут имеются секции с настоящими древними реликтами.

— … Расстройства памяти вообще-то не столь уж редкое явление в психиатрии. Глубина варьируется от небольших локальных провалов до невозможности вспомнить собственное имя. Вот, похоже, мы имеем дело с таким случаем.

— Совсем себя не помнит? — озабоченно произнёс Холмесов.

Врач задумчиво вертел в руках авторучку.

— Да как сказать… Если бы просто не помнила. Но она воображает себя некоей Исилиэль. Пришелицей со звёзд, ни больше ни меньше.

— О как… — старлей задумчиво почесал нос. — Виталь Викентьич, я с ней переговорю малость, с вашего позволения. Для полноты картины.

— Что ж… — доктор поднялся. — Пойдёмте.

Коридор лечебницы для скорбных главою был пуст и тих — больные на голову и вообще должны много отдыхать, а уж после обеда, в сончас тем более.

— Просто беда с ними, — озабоченно поделился врач, — психологическая совместимость никакая. Вообще-то для особо буйных у нас одиночные боксы имеются, но… Так, это здесь.

В палате на шесть коек царил характерный больничный дух — сложная смесь запахов немытого тела и химикалий. На койке у двери лежала какая-то бабка, непрерывно бормотавшая нечленораздельную ахинею, рядом смачно храпела толстуха, чей мощный зад, обтянутый давно нестираными трусами, бесстыдно выпирал из-под одеяла.

Нина Николаевна сидела на своей кровати в «позе лотоса» с закрытыми глазами, и только по еле заметному трепетанию ресниц можно было догадаться, что она не спит.

— Нина Андреевна… — негромко, осторожно окликнул Холмесов. Никакой реакции.

— Нина Андреевна, это к вам, — чуть более громко окликнул доктор.

Женщина открыла глаза.

— Что вам ещё нужно, мохнорылые?

— Ну-ну, зачем же так грубо… — голос дока огорчённый и в то же время успокаивающий. — К вам со всей душой…

— Чего они стоят, ваши души? — пожилая библиотекарша печально усмехнулась.

— Гхм… — Алексей улыбнулся ровно настолько, насколько позволяла ситуация: совсем немножко, сочувствующе и слегка виновато. — Нина Андреевна, вы меня не помните?

Женщина окинула его взглядом.

— Чего ради?

— Да ведь мы с вами не так давно разговаривали.

Пауза и новый взгляд, более цепкий.

— Это забавно. А впрочем, головы мохнорылых набиты всякой шелухой… Даже хорошо, что я её не вижу.

Она вновь закрыла глаза.

— Нина Андреевна, как вы себя чувствуете? — озабоченно произнёс доктор.

— Как можно чувствовать себя в аду?

Мужчины переглянулись.

— Нина Андреевна, если позволите…

— Нет, не позволю. Впрочем, вы и не нуждаетесь в моём позволении.

Пауза.

— Нина Андреевна, и всё-таки я рискну задать несколько вопросов… — начал было Алексей, но дама оборвала его.

— Риска тут для тебя никакого, мохнорылый. Я не могу превратить тебя в грязную лужу, и даже велеть вам обоим выпрыгнуть в окно не в силах.

Она горько усмехнулась.

— Я теперь всего лишь кусок недопротухшего мяса. На ваше огромное личное счастье.

Библиотекарша медленно и устало подняла веки.

— Ты глуп, мохнорылый. Хитрость вместо ума. Вместо того, чтобы задавать тут всякие идиотские вопросы, тебе следует во всю мочь бежать и спариваться с женщиной. Пока твоё мясо не сморщилось и не протухло, развести расплод. В этом ваше спасение, обезьяны-переростки, и в этом ваша сила.

Женщина сверкнула глазами.

— И ты напрасно изображаешь сочувствие на своей стриженой морде, палач. Да, ты можешь меня замучить своими ядовитыми инъекциями. Ты можешь повредить мой мозг. Но и только. Каких-то тридцать раз обернётся эта планета вокруг светила, и тебя уже будут есть черви.

Пауза.

— А теперь пошли отсюда вон, оба. Я слишком устала от вас, хитрые обезьяны.

Выйдя из палаты, Алексей обернулся к врачу.

— Виталий Викентьич, я вас очень попрошу… Переведите её в отдельный бокс.

— Хм… — доктор в раздумьи пожевал губами. — Сказать откровенно… однако, полная изоляция обычно усугубляет течение болезни.

— Виталь Викентьич, и всё-таки я вас очень попрошу. Поверьте, это необходимо.

— Ну хорошо, давайте попробуем.

— Спасибо. Да, и ещё… Не надо ей назначать никаких препаратов.

— Ну это, знаете ли!.. — возмутился было врач.

— А вы всё же попробуйте.

Нет, здесь, на Аоли, уже никак нельзя было сказать, что Эвитар господствует на небесном своде. Здесь он попросту занимал четверть небосклона, и если свет гиганта в чём-то и уступал самому светилу, то в глаза эта разница бросалась не слишком.

— Это что, так выходит, тут и ночи-то не бывает? — художник зачарованно рассматривал белые и голубые полосы — циклонические зоны.

— Ну отчего же, — улыбнулась Туилиндэ. — Вот сейчас как раз ночь. Ночь, это ведь такое положение небесного тела, когда светило находится за горизонтом.

— Вау! — глаза Изольды сияли восторгом. — Смотрите, смотрите! Светящиеся бабочки!

Действительно, пара бабочек размером с ладонь вилась над цветком, буквально разбрызгивая радужные сполохи от своих крылышек. Брюшко одной бабочки ярко светилось зеленоватым светом, словно люминесцентная лампа, вторая же имела явственный оранжевый оттенок.

— Светящиеся членистоногие вообще характерны для фауны Аоли, — пояснила эльдар. — Только в прежние дикие времена большинство таких светлячков были жутко ядовиты.

— А сейчас?

— А сейчас нет, — она вздохнула, — И вообще тут мало что осталось от тех злых непроходимых джунглей, что встретили некогда моих предков.

— Куда мы теперь? — Денис осторожно обнял Изю за талию.

— К моим родственникам, — Туи вновь улыбнулась. — Аоли, это же моя родина.

К центральному телепорту уже подплывал знакомый пузырь гравилёта.

— Прошу! — Туи одним мановением руки образовала в стенке аппарата овальное отверстие. — Предлагаю голосовать. Что вам больше по вкусу — суборбитальный полёт или птичий?

— Гм… — откашлялся Ладнев. — Через космос, как я понимаю, скорее выйдет?

— Но ненамного, потому что тут недалеко. Итак?

— Я за космос! — первым подал голос Стасик. — Ну подумайте, когда же ещё? Разве можно сравнивать космический полёт с самолётным?

— Твой голос засчитан, уважаемый Станислав Станиславович, — засмеялась эльдар. — Кто ещё?

— Весомый аргумент, однако, — художник поднял руку. — Присоединяюсь к мнению уважаемого Станислава Станиславыча.

— А на бреющем нельзя? — вдруг спросила Изя.

Брови Туилиндэ поднялись.

— На бреющем? М-м… ну, прежде всего на это нужно особое разрешение. И вообще это очень долго, поскольку на таких прогулках и скорости прогулочные, — она улыбнулась. — Вы сорвёте всё рандеву.

— Тогда значит космос, — вздохнула девушка.

— Итак, большинство за, — рассмеялась Туи. — Хотя я вот больше люблю птичий полёт. Ну что такого видно с высоты орбиты? Глобус и глобус.

— Так, может… — начал было Денис, но эльдар решительно пресекла.

— Нет уж, решение принято!

Гравилёт взмыл вертикально, с каждой секундой наращивая скорость. И вновь земляне, затаив дыхание, взирали на мир, такой иной и невыразимо прекрасный… Вот только морское побережье тут выглядело как-то странно. Словно ребёнок, балуясь, изрыл ямками весь берег и вдобавок насыпал мысков, частым гребнем вдающихся в морскую гладь.

— Фракталь… — пробормотал Стасик.

— М? Ну, не фракталь, но ты подметил верно. Именно при такой структуре максимально развита береговая полоса.

— Это что же… искусственный ландшафт, выходит? — Ладнев тоже разглядывал картину во все глаза.

— Ну да. Разве я не сказала?

— Туи, а кто будет-то на смотринах? — вдруг просто и непосредственно спросила Изя.

— Мои мама и папа, — улыбнулась эльдар. — Ещё брат с женой и племянницей, и ещё азора…

— Кто-кто? — Изольда захлопала глазами.

— А как по-вашему правильно назвать дочь бабушки моей прабабушки? — в глазах эльдар зажглись озорные огоньки.

— У-у… — протянула Изя.

— Ну значит у-у, — рассмеялась Туи.

— Простите, уважаемая Туилиндэ, — вдруг подал голос Стасик, в последнее время что-то очень уж сосредоточенный и молчаливый, — и это все?

— Тебе мало? — улыбка Туилиндэ вдруг стала напряжённой… или показалось?

Мальчик неопределённо повёл плечиком.

— Мне достаточно.

— Ну и прекрасно.

Гравилёт между тем уже падал отвесно, и словно нарисованная карта-схема с озёрами, реками и морским заливом на глазах превращалась в пейзаж.

— Это и есть твоя малая родина? — пошутил Ладнев, стараясь снять вдруг взявшийся будто ниоткуда холодок.

— Да, вот на берегу моё родовое гнездо, видите?

— Где, где? — Изольда вытянула шейку, однако разглядывать родовое гнездо было поздно. Аппарат нырнул в гущу зелени и замер в четверти метра над поверхностью.

— Прошу! — Туилиндэ сделала плавный жест рукой в сторону открывшегося люка. — Как говорят у вас, добро пожаловать!

Угодья родового гнезда выглядели в общем-то сходно с той «обитаемой ячейкой», где путешественникам уже довелось побывать. Дворец, правда, выглядел иначе, да в крохотном озерце бил фонтан, а всё остальное — изумрудная лужайка, цветочные заросли и деревья-великаны вокруг — ну прямо один в один.

— Как это у вас там говорят, «все китайцы на одно лицо»? — засмеялась Туи. — Тут, на Аоли, и деревья-то совсем другие. И воздух, и даже сила тяжести… да неужто незаметно?! Тут же море в двухстах шагах!

Из дворцовых врат уже выходила маленькая процессия, два юноши и три девушки. Приблизившись, эльдар коротко присели в книксене, и Туи ответила тем же. Затем шагнула навстречу и обнялась сперва с девушкой, а затем с парнем. И только тут до Дениса дошло, что именно так и выглядят эльфийские папа-мама.

— Папа приветствует вас и просит пожаловать в дом!

Амулет был на первый взгляд небросок — эка невидаль, полированный поделочный камешек в мельхиоровой оправе, брелок и брелок — и в то же время красив какой-то необычной, внутренней красотой.

Алексей тяжко вздохнул. Вообще-то, разумеется, переговоры по столь щекотливому вопросу он предпочёл бы вести с Туи. Но Туи здесь нет. Так что без вариантов.

Осторожно положив связку ключей на стол, Холмесов прижал пальцем камень. Пауза длилась довольно долго — пока-то прибор убедится, что тронула его рука владельца, да пока пройдёт вызов, да пока возьмут трубку…

— Слушаю, — голос зазвучал будто в голове.

— Таурохтар?

— Естественно.

— Приветствую. Нам нужно переговорить. Лучше лично.

Пауза.

— Это срочно?

— Не особо. Но лучше сегодня.

Пауза.

— Хорошо. Я освобожусь примерно через полчаса. Ещё что-то?

— Пока нет.

Голос угас. Помедлив, Алексей двинулся на кухню. Да, разговор, похоже, предстоит тяжёлый. Однако это ещё не повод для войны. И потому лучше приготовить хороший кофе. Очень большие кружки, ага.

Снег за окнами наконец-то перестал сыпаться, но на смену ему явился пронизывающий ветер. Видно было, как прохожие отворачиваются, прикрывая лицо воротниками.

Холмесов осторожно вынул шарик со срезанным краем-дном — для устойчивости, чтобы не скатывался. Детская игрушка плиа. А там, в Бессмертных Землях, зимы не бывает. Как не было её ещё совсем недавно, в эоцене, здесь, на Земле. Всего каких-то три десятка миллионов лет…

Он усмехнулся. В чём-то они схожи, эльдар и те, кто сейчас на орбите незримо готовит человечкам Конец Света. Да, они произошли от рода хомо, эти эльдар, и потому многое из человечьего им не чуждо. Однако главное тут не форма ушей, глаз и даже не копыта. Бессмертие. Когда можешь жить сколько влезет, вечно юный и прекрасный — где уж тут думать по-людски…

— Ты хотел меня видеть?

Благородный эльдар стоял в дверном проёме, опираясь рукой на косяк.

— Сказать откровенно, я почему-то ожидал голограмму, — улыбнулся Алексей. — Спасибо за доверие.

— Голограмма тут не пошла бы, судя по напряжению твоих лицевых мышц. Не тот уровень контакта… Я присяду, с твоего разрешения? Устал чего-то.

— Да-да, само собой, — чуть более поспешно спохватился старлей. — Кофе?

— И если можно, большую кружку, — чуть улыбнулся Таурохтар.

Заварить уже засыпанный в кастрюльку кофе дело минутное, однако когда Холмесов вернулся в зал, гость сидел на диване с плотно смеженными веками. В точности как Туи тогда.

— Прошу прощения, — встрепенулся Таур. — Сморило.

— Много работы? — сочувственно поинтересовался старлей.

Эльдар вздохнул.

— Алексей Львович, давай перейдём к делу. Излагай.

— Если совсем коротко… Майор Упрунин, Иван Николаевич. Библиотекарша Гарцева, Нина Андреевна. И сторож на том складе семечек.

Продолжать Алексей не стал. Сам дотумкает, коли телепат.

Под черепом будто побежали мурашки.

— Что ж… смысл претензий понятен, — эльдар отхлебнул кофе.

— Послушайте, Таур, вы уверены, что вам всё можно?

— Не всё. Только в пределах Кодекса Чести и Права. Я уже излагал, вы просто забыли.

— А вам не приходит в голову, что у нас тут тоже есть некоторые законы? Я не только про пресловутый Уголовный кодекс.

Взгляд гостя стал жёстким.

— Я, возможно, огорчу вас, Алексей Львович, но вынужден сообщить — никаких законов у вас нет. То есть абсолютно.

— Не понял…

— Закон становится законом, если четыре пятых населения проголосовало за него, и никак иначе. Закон един для всех. Любой закон, из которого сделано одно исключение, становится просто правилом. А правила дело добровольное, соблюдать их или нет, каждый решает сам.

— Необычная трактовка, — теперь Холмесов тоже смотрел без светских улыбочек. — Однако вопрос мой остался.

Зрачки гостя чуть расширились, чем-то здорово напомнив вдруг пистолетные дула.

— Ваши предложения? Конкретно.

— Пока рано о предложениях. Мне хотелось бы уяснить, до какой черты вам можно доверять, — Алексей чуть улыбнулся. — Можете ли вы меня, к примеру, взять и шлёпнуть? Просто и без затей. Вот конкретно вы.

Эльдар отпил кофе.

— На прямой вопрос — прямой ответ. При определённом раскладе — вполне.

— Гм… Спасибо за прямоту.

— Всегда пожалуйста.

— А Туи?

— А она нет. Всё тот же Кодекс Чести и Права. Ваше любопытство удовлетворено?

— Пока не совсем. Логику того, что случилось с Иваном Николаичем, я понять могу. Как и изъятие из моего сейфа папки с делом. Но сторож?..

— Вам его жалко?

— Он человек. Уж какой есть, но разве ваш Кодекс разрешает отнимать жизнь походя?

— Смотря какую. Но мы отвлеклись. А если я скажу, что тот полусумасшедший старик скончался совершенно самостоятельно, вы мне поверите?

— Гм… — Холмесов покрутил головой. — Это значительно меняет дело.

— Это абсолютно ничего не меняет. Но у вас на уме вертится ещё один вопрос, насчёт библиотекарши.

— Зачем так сложно? Она же мучается страшно.

Его глаза смотрят пронзительно.

— А зачем ей понадобилось дело о диффамации? Ведь не поленилась, пробилась к высокому начальству.

Пауза.

— У вас в языке имеется такое понятие, «епитимия». Соразмерное вине наказание.

— М-да… — Алексей отхлебнул кофе, уже начавший остывать. — И это навсегда?

— Отнюдь. Через тридцать девять суток таймер внедрённой в её сознание психоматрицы сработает, и однажды утречком ваша дорогая Нина Андреевна проснётся ясная и свежая, но имени своего покуда не помнящая. Ещё спустя какое-то время истает психоблокада, и память начнёт проявляться. Может, через пару месяцев, может, через три…

Он улыбнулся.

— Только претензии и россказни женщины, побывавшей пришелицей со звёзд по имени Исилиэль, уже никто всерьёз принимать не будет.

Холмесов вновь отпил кофе.

— Погоди-ка… так, значит, и Иван Николаевич?..

— Совершенно верно.

— Спасибо, — совершенно искренне сказал Алексей.

— Всегда пожалуйста.

Гость залпом допил остывший кофе.

— Ладно, мне пора. Рад, что снял камень с твоей истерзанной души.

— …Подождии, туут ньепоньятно. Чтоо знаачьит «проофессионаальный споортсмьеен»? Нье хоочьешь лии тии сказаать, чтоо оон всью жиизнь тоолько пиинайет мьячиик?

Нет, на сей раз переводчик в лице Туилиндэ отнюдь не требовался. Все участники дискуссии, включая мужчин, щеголяли «серёжками-говорёшками», как окрестила кибер-переводчики та девочка. И, честное слово, гораздо удобнее было бы пользоваться толмачом, мелькнула у Дениса лихорадочная мысль. Это ж красота — пока-то переводчик выслушает вопрос, пока сформулирует его в форме, удобной адресату… и с ответом то же самое… А тут прямо-таки перекрестный допрос какой-то. И ладно бы спросили про погоду там, или ещё чего-нить нейтральное… а то что ни вопрос, то бритва… Вообще-то вопросы насчёт погоды на Земле, «как добрались» и «как здесь нравится» тоже имели место, но только в самом начале беседы, пока опустошался богатый стол. А как дошли до десерта… Но и то уже хорошо, что при вести о скоро грядущей кончине гостей от старости взрослые эльдар не ударяются в истерический рёв, это да…

— … Подождии, йя нье поньялаа. То йесть поньятноо, чтоо льюбоовь, даа. Ноо каак вьи нааходьите паару?

— Ну как, как… — Изя, похоже, решила держать фронт до конца, поскольку от мужиков тут явно мало толку, одно растеряннно-смущённое хмыканье и мямленье. — Вот он меня в лесу нашёл. Я там сидела… эээ… неглиже и заряжалась жизненной энергией.

— Вии договорьилиись о встрьечье в лесуу? — дочь бабушки прабабушки Туилиндэ, поименованная коротко «азора» и выглядевшая при том едва ли не ровесницей Изольды, кажется, даже остроконечными ушками слегка шевелила от неподдельного интереса.

— Да нет же! Разве Туи не рассказывала?

— Онаа вообщьее скрыытнайя, нашаа Туи, — азора засмеялась. — Рааскажии саама!

Помедлив секунду, Изя принялась излагать героическую эпопею собственного спасения. Денису оставалось только крякать и крутить головой. То есть он уже вполне успел усвоить, что стеснительность любимой свойственна примерно в той же мере, как рыбам водобоязнь, но всё-таки…

И вдруг за столом стало тихо.

— Поодождьии… оньии хоотьели соовокупьиться с тообой всье вмьесте?!

— Ну да, — наконец-то краска смущения пробила дорогу к ланитам девушки.

— Бьеез твойегоо соогласийя?!!

Изя вздохнула.

— Без.

На этой планете нет мух, промелькнула в голове у Дениса дикая мысль. Если бы тут в округе была хоть одна муха, её непременно было бы слышно…

Туилиндэ вдруг заговорила резким, отрывистым голосом. Её речь была довольно длительной, однако некоторое действие возымела — во всяком случае сидящие за столом родственники перестали походить на музей восковых фигур.

— Проошу проощенийя, но мнье поора, — первой поднялась азора. — Спаасьибоо, биило очьень иинтерьесно!

— И нам, собственно, уже пора, — Туилиндэ вставала из-за стола. — Ребята, выдвигаемся. Гравилёт вызывать не станем, позволим себе маленькую роскошь. Скажите все дружно «спасибо!»

Мама Туи заговорила было, но дочь лишь резко мотнула головой, так, что звякнули подвески серёжек.

Снаружи царил полуденный зной — за время рандеву солнышко изрядно поднялось и теперь вовсю жарило Бессмертную Землю. Ведь сутки на Аоли уже далеко не столь длинны, как на более дальних спутниках Эвитара, вспомнил Денис краткую вводную лекцию.

— В круг! — отрывисто приказала Туилиндэ, остановившись на дальнем краю лужайки, и все поспешно подчинились. — Стёпа, обними меня за талию. Закрыли все глаза!

Коротко полыхнула вспышка, и тут же вторая. В ушах заломило так, что Изя невольно вскрикнула.

— Всё, можно открывать ваши ясные очи.

Местность, куда забросил путников волшебный телепорт, разительно отличалась от ухоженных равнинных джунглей-парков, таящих под своей сенью дворцы планового посёлка. Вокруг расстилался горный лес, перевитый лианами. Если и этот пейзаж искусственный, мелькнула в голове Дениса очередная посторонняя мысль, то архитектор всего этого попросту гениален.

— Нет, Денис Аркадьевич, — усмехнулась Туи, — этот лес почти дикий. Почти, поскольку наиболее опасные представители фауны и флоры тут всё-таки выбиты.

— Охренеть… — похоже, сие выражение за время вояжа вросло в художника, как «аллахакбар» в моджахеда. Действительно, вид на горную страну со скального выступа, на котором стоял Ладнев, мог привести в восторг даже робота. Особенно впечатлял водопад, рушащийся в бездонную пропасть.

— Как я понимаю, кушать никто не желает? — на лице Туи уже вновь играла благожелательная улыбка. Профессиональная.

— Какой кушать, — Денис даже ладони выставил перед собой. — Только что из-за стола.

— В таком случае предлагаю всем отдохнуть, — эльдар повела рукой, и на земле возникли три тугих свёртка. — Кто-нибудь из вас умеет ставить палатки?

— Туи, что случилось? — тихо спросил Степан. — Что тебе сказали?

— Не бери в голову, Стёпа, — она улыбнулась как-то слишком уж безмятежно.

— А можно, я попробую угадать, уважаемая Туилиндэ? — вдруг заговорил Стасик. Вообще мальчишка здорово переменился с начала вояжа, ведь поначалу восторгу не было границ, а тут молчун молчуном… — Вам сказали что-то вроде «и как долго ты ещё собираешься возиться с этими обезьянами?»

— Уж не овладел ли ты даром телепатии, мой юный друг? — теперь улыбку эльдар вполне можно было считать ослепительной.

— Нет, — юный друг ткнул пальцем в сползающие очки. — Просто я анализировал ход дискуссии. Ну и плюс выражение лиц…

Долгая, долгая пауза.

— Ты не угадал ни одного слова, Станислав Станиславович. Но дух сказанного понял примерно правильно.

Туи усмехнулась уголком рта.

— Я ведь планировала оставить вас на ночлег в собственном доме. Место есть… И с мамой бы переговорила заодно.

Пауза.

— Да вот не вышло.

— Привет, Алексей. Слушай, ты же вчера у «деда» был? Ну как он, сильно плох?

Весь вид капитана Лукина свидетельствовал об искреннем переживании за судьбу непосредственного шефа.

— С чего ты взял? — округлил глаза Холмесов. — Живее всех живых наш Иван Николаич.

— Так ведь тяжёлый инсульт, бают, в сознание сутки не приходил. Да в реанимации зря не держат…

— Ошибка вышла у медицины. Расстройство памяти на почве переутомления, это есть, а так уже на ходу он. Да его уже из реанимации в общую палату перевели.

— Ну слава те Господи! — капитан даже осенил себя неким подобием крестного знамения. — Значит, можно его посещать?

— Вчера я вообще-то с натугой пробился, — улыбнулся старлей, — а сегодня, думаю, не вопрос. Общая палата же!

— Ну так мы к нему сегодня и нагрянем, с ребятами.

— Доброе дело.

Разойдясь с капитаном, Холмесов нырнул в свой кабинет и тщательно прикрыл дверь. Переживает… правильно переживает товарищ капитан Лукин. Упрунин хоть и сыщик старого замеса, однако ничто начальственное начальникам, как известно, не чуждо. Исполнительный и безынициативный зам — самое то. Потому как инициативный несёт в себе угрозу дворцового переворота. Это сейчас, в предчувствии конца карьеры, товарищу майору за державу стало шибко обидно.

Итак, каков расклад… Три месяца у него надёжнейшая бронь. Лукин как зам рулит налаженным хозяйством… ну то есть всё едет по инерции… товарищ майор отдыхает и поправляется, будучи под охраной трудового кодекса. Затем, уже в апреле где-то, оформление Иван Николаича на заслуженный отдых. Долечиваться, восстанавливать память. Затем спустя примерно месяц — не раньше, не раньше! — из упра пришлют новую метлу. Лукин? Неа… нет у него ни мохнатых рук где нужно, ни звания, ни пробивной силы. И, если откровенно, не шибко-то и рвётся товарищ капитан. Он уже и во сне-то, поди, видит себя старшим охранником в небольшом и уютном банковском офисе… Но это уже будет май, если не июнь…

Если он будет.

Алексей ухмыльнулся. Нет, положительно вы ненормальный, товарищ старший лейтенант Холмесов. Да чего там — просто конченый дебил. Нормальный деловой россиянин, владея такой информацией, сейчас уже развил бы бешеную активность. Перво-наперво взять кредит под залог квартиры — с отсрочкой начала выплат, и процент тут не имеет никакого значения. Отдавать-то всё равно не придётся. Приобрести домик где-нибудь в белорусском Полесье, или мещёрских болотах, и желательно, чтобы последнюю милю добираться туда можно было только на лодке. Огород, банька, колодец… короче, полная автономность систем жизнеобеспечения. Закупиться консервами, сахаром, серпами-топорами-лопатами и прочими товарами, кои будут жизненно необходимы и после краха этого миропорядка. Познакомиться с девицей, согласной на рай в шалаше — есть, есть ещё на Руси таковые! А уже где-нибудь в начале мая, когда попрёт свежая зелень, не пожалеть остатних средств на лошадь, козу и курей. После чего рапорт на стол и добро пожаловать в робинзоны.

И да, таки непременно нужно расстараться насчёт «калаша» с патронами. Автомат в том грядущем мире — сама жизнь.

А чем занимается он, Алексей Холмесов? Ходит на службу, ищет похитителей колёс от старого «москвича»… тьфу! Что это, исконно русский фатализм или банальная лень?

Так что единственное ему оправдание — вот тот самый очкастый мальчуган, неразлучный со своим грызуном. И бородатый отшельник, обретающийся в бетонных дебрях города на Неве. Успеют они решить задачку?

Глубоко вздохнув, Алексей отпер сейф. Балует его начальник, вот, пожалуйста, отдельный кабинет… хотя лейтенанты где по двое, а где и по трое совместно живут… Ладно. Как там было-то в кино — «Штирлиц ехал работать в осаждённый Берлин»…

Загрузка...