Чистая выдумка

Эскулап

Двадцать второе декабря четыре тысячи пятого года.

Андрей меня подбешивает, этот сопляк будто вообще не проходил никакую стажировку или хотя бы тренировку в поле. Если я уйду в увольнение, вернусь на погост. Весь Рим попросту вымрет, займи Андрей место санинспектора. Да его и бортврачом назначили по ошибке! Забывает закреплять аптечки после инвентаризации, а ящики с драгоценными ампулами разве что только не пинает.

Не раз я напоминал ему, что разбейся хоть одна, эпидемия вспыхнет из ниоткуда, и мы не сможем её остановить. Да, современная медицина способна излечить почти все известные и неизвестные ещё штаммы, но ресурсы Рима ограничены! У нас нет и быть не может запасных лекарств, тем более нового поколения, а вирусы мутируют постоянно.

Чёртова радиация!

И зачем я попёрся в такую даль? Сидел бы сейчас на центральной станции, скажем, в Андромеде, и в ус бы не дул, знай, заполняй бумажки и смотри в микроскоп, наслаждайся тем, как причудливо вирусы приспосабливаются. А я тут, борюсь с ними лицом к лицу.

Чего боялись люди, выходя в космос тысячи лет назад? Внеземных цивилизаций? Знали ли они, как жестоко над ними пошутит природа? И что единственной враждебной формой жизни на многие световые километры вокруг окажутся микроскопические неклеточные организмы? Наши неизменные спутники и убийцы.

Пока мы думали, как защититься от радиации, для вирусов она оказалась благословением. Быстро приспосабливаясь, они преследовали нас по пятам. Сколько таких же небольших станций вымерло в борьбе с ними…

И чему нынче учат молодежь? Неужели у Андрея нет совершенно никакого страха? Глупый мальчишка.

****

Множество трубок и кабелей обвивали стены узкого коридора. Илья, привычный к низкой искусственной гравитации, прыжками пробирался в общую кают-компанию. Спросонья есть хотелось невероятно. Помимо сытного завтрака Илья чаял увидеть свою боевую подругу Елену. Статную женщину, высокую, выше прочих, так что для выхода в открытый космос ей приходится надевать не стандартный женский скафандр, а сделанный по индивидуальным меркам. Но какая же она красивая! Глаз не оторвать. Не будь Илья женат, он наверно бы предложил Елене и руку, и сердце. Он так и хотел, когда только встретил её впервые в космолётном училище, но испугался быть отвергнутым.

Пред внутренним взором Ильи возникла нынешняя супруга. Аллу он встретил уже после окончания обучения, и с тех пор она стала для него одной-единственной. Первая любовь забылась, оставив после себя тёплые воспоминания. Но судьба столкнула их с Еленой снова на этой маленькой станции. И вот она сидит в одном из кресел. Пристегнутая, чтобы не упасть от случайного толчка прямо посреди трапезы. Тёмные курчавые волосы собраны в строгий пучок, но всё равно норовят выбраться, словно протестуя против такого обращения. Годы лишь добавили Лене очарования, но вместо юношеской влюблённости Илья испытывал к ней уважение и привязанность, словно к родной сестре.

– Утро доброе!

Поздоровалась она с Ильёй, когда тот взял свою порцию и сел рядом.

– Оставить архаизмы, какое же утро может быть на станции? Тут светло двадцать четыре часа в стуки!

– Каждое утро доброе, и оно не виновато, что ты не выспался! – женщина улыбнулась, и вокруг её глаз тут же собрались очаровательные морщинки. Те, что бывают от смешливости.

Оба они – дети космоса, и на станции Рим с самых первых её дней. Вращаясь вокруг малознакомой и далекой от родного дома звезды приятно иметь рядом кого-то, с кем ты делил тяготы и радости обучения.

– Мои скоро в гости прилетят, – похвастался Илья.

– Неужели разрешили?

– Рим уже достаточно большой, так что разрешили, но на день только.

– Лететь будут туда-обратно больше полугода, чтобы повидаться день всего? И на прицепе стоять заставишь?

– А как же? У нас теперь пит-стоп недалеко.

Пит-стопы в космосе – вещь нужная, особенно для таких дальних полетов. Полностью автоматические станции. В основном представляют собой склад топлива и воды. На всякий случай. И то и другое, конечно, обычно синтезируется прямо на борту, но разное случается, так что капитаны предпочитают перестраховываться, забивая отсеки под завязку. Это только взлетать тяжело, каждый грамм на счету, а в невесомости уже можно любой груз брать, не жалко.

Когда пит-стоп появляется неподалёку – жди гостей, значит, за сектор взялись всерьёз и катера разведки на подходе, и почта ходить будет чаще. Но вот только каждый раз придётся держать новоприбывших в карантине. Хоть во время стоянки на автоматическом складе контакт пассажиров одного корабля с пассажирами другого исключен, но по правилам нужно до четырнадцати дней, чтобы болезнь, находящаяся в инкубационном периоде, проявила себя, не попав на станцию.

– От пит-стопа лететь дней семь, значит еще семь будут стоять в карантине? Ну хоть наобщаетесь через мониторы. А-то ведь через видео-сообщения ощущения не те, да?

Постаралась Елена приободрить своего товарища. Впрочем, в утешениях нужды не было, Илья давно уже привык к разлуке, работа всегда была для него важней семьи. Работа, а не семья, дарила ему чувство нужности. Санинспектор – важная и почитаемая должность.

– И не говори, даже виртуальным сексом не заняться: между сообщениями иногда неделя может пройти, пока она медленно раздевается, я уже успеваю забыть, что женат вовсе! – отшутился Илья, не без удовольствия наблюдая, как смеётся Елена.

– Рассказывай мне тут, уж я-то знаю твою натуру. И заставку твоего личного терминала видела. Будь твоя воля, распечатал бы фото жены и дочки на плакатах, а затем завесил всю комнату, а не просто вывел на рабочий стол.

Браслет на запястье Ильи едва слышно пиликнул, прерывая разговор и сообщая, что сегодня заступить на вахту придется пораньше. Он попрощался с подругой, та покивала в ответ головой, не отрываясь от термокружки.

Вновь коридор, с мелькающими мимо каютами и мостиком в конце.

На мостике творилось безобразие: абсолютно позабывший о субординации Андрей спорил с капитаном. Худой, будто только вчера окончивший академию, юноша что-то громко говорил, с присущей ему страстью и истеричностью, и размахивал руками у самого капитанского лица, то и дело показывая в сторону радиста:

– Ничего страшного не случится, если мы передадим им лекарства. Дезинфекция стыковочного отсека не даст вирусам попасть на борт.

– Это решать санинспектору, если он согласен со всеми сопутствующими рисками, то…

Капитан стоял спокойно, глядя сверху-вниз, будто стоило ему лишь на секунду опустить плечи, груз ответственности за чужие жизни тут же придавил бы его, сломав спину.

– Доложить причину вызова! – обозначил Илья своё присутствие.

– Десять минут назад мы приняли сигнал СОС от проходящего мимо разведкатера. Один из пилотов болен, предположительно пневмония. Запрашивают разрешение на стыковку и передачу противовирусного препарата сто тринадцатого поколения, – отрапортовал Андрей, нетерпеливо сбиваясь и проглатывая окончания.

– А что с лекарствами на борту?

– Говорят, что их пока комплектуют до сто десятого поколения.

– Не помогло?

– Состояние больного стремительно ухудшается.

Илья пустился в рассуждения. Если ему требовалось принять важное решение, он обычно тёр левой рукой подбородок, словно это помогало упорядочить разбегающиеся в голове мысли. Или это осталось с юношеских лет, когда в нервных ситуациях у него бывало тряслась нижняя челюсть, а такой нехитрый трюк помогал скрывать волнение от экзаменаторов.

Разведкатер в отличие от станции имеет тонкую защитную оболочку, через которую проходит достаточное количество радиации, а значит пока они летели, и даже пока они болтаются там, ожидая решения, инфекция могла успеть развиться невероятным образом. Допускать такое на борт нельзя ни в коем случае.

– Соедините меня с экипажем катера, пожалуйста, – голос Ильи прозвучал громом, резко и раскатисто.

– На связи, – на мониторе радиста возникло вспотевшее лицо пилота.

– Как произошло заражение?

– Никак не могу знать. Мы стартанули со станции Ромул пять месяцев назад и останавливались только на новом пит-стопе, заправиться топливом и водой. Мы пролетали ваш сектор два дня назад, тогда я заметил, что второй пилот начал кашлять, мы приняли лекарства и продолжили путь, но затем его состояние резко начало ухудшаться, я принял решение развернуть катер и просить помощи у вас.

– По инструкции вам нужно лететь на ближайшую крупную станцию!

– Да, но его состояние всё хуже, уже в течение тринадцати часов температура под сорок, он просто не дотянет до Ромула!

Пилот изо всех сил старался сохранить самообладание, но в его голосе Илья слышал отчаянную мольбу.

– У вас тоже температура?

– Нет, совсем чуть-чуть… Разве что. Наверно, перенервничал.

Кивнув радисту, Илья молча попросил выключить звук, так чтобы экипаж катера не слышал его дальнейших слов.

– Капитан, мы никак не можем их принять. И тут дело не столько в моем личном мнении. По правилам они обязаны искать помощи на крупной станции. Мы не можем рисковать, пуская судно с заражёнными на стыковку. Запасы лекарств последнего поколения очень малы, каждая колба на счету, расходовать их на любого первого встречного я просто не имею никакого морального права.

– Всё верно, они рассчитаны по колбе на одного члена экипажа, я согласен сам пойти туда и отдать свою! – с вызовом бросил Андрей.

Борясь с желанием схватить этого наглого юнца за шкирку и выкинуть с мостика, Илья сжал кулаки и процедил сквозь зубы:

– Бортврач, меры пресечения эпидемии на борту станции. Громко и чётко!

– А… – стушевался юноша, вновь почувствовав себя на ученической скамье, – Обнаружение источника заражения, назначение карантина для больных, идентификация штамма, полное медикаментозное лечение для всего экипажа.

– И как мы по вашему будем проводить последний этап, если на вас, бортврач, не хватит ампул?

– Но ведь вероятность…

– Но она есть!

С обучением покончено, а сейчас нужно сделать свою работу и принять жесткое решение:

– Мы не можем никак помочь больным.

– Как вы думаете, санинспектор, они успеют долететь до станции Ремула? – сухо спросил капитан, зная ответ заранее.

На экране видеосвязи всё ещё ожидал решения пилот разведочного катера. Его бледное лицо блестело от пота. То и дело облизывая пересохшие губы, мужчина тяжело дышал, иногда оборачиваясь на больного товарища, который уже не в силах был даже сидеть.

– До Ромула лететь три месяца. Мне очень жаль.

– Ясно, на следующем сеансе связи с главной станцией я передам, чтобы подобрали катер и нашли источник заражения, где-то же они подхватили инфекцию.

– Им нужно лучше заботиться о комплектации разведки. Радист, включайте микрофон… Я сам им объявлю.

Илья повернулся к экрану связи и не смея отвести взгляд, глядя пилоту обречённого катера глаза в глаза, озвучил своё решение, как судья зачитывает приговор осуждённому на смерть: холодно, безлично, безучастно.

***

Двадцать третье декабря четыре тысячи пятого года.

Испуганное лицо того пилота навсегда запечатлено в моей памяти. Не он первый, не он… Надеюсь, он не будет проклинать меня до самой последней своей секунды. Он должен понимать, что я не имею права рисковать…

Но есть и хорошие новости. К Риму причалил Рем, как и положено, раз в полгода. Но в этот раз на его борту не только почта, новые медикаменты и прочий необходимый груз, но и мои родные: Алла и Лиза. В дороге им сбило антенну, потому видеосвязь пока наладить не можем, но со слов капитана, на борту всё в порядке, так что мы увидимся вживую через семь дней, аккурат под Новый Год.

Забавно, что мы всё ещё храним традиции этого праздника, хотя действительно насладиться наступлением нового года могут лишь земляне. Но как бы была плоха жизнь без маленького ожидания чуда, особенно здесь, на самом краешке исследованного космоса.

***

Узкие коридоры станции едва ли напоминали те блестящие и идеальные интерьеры, что рисовали в своём воображении люди прошлых тысячелетий. Не без смеха Илья вспоминал кадры старинных фильмов: аккуратные, гладкие, отороченные светодиодными лентами стены, просторные комнаты и чёткое разделение на верх и низ. Совершенно неприспособленные к полётам корабли получались. Ни тебе лееров, за которые можно зацепиться в случае аварии, ни кислородных масок. Даже мебель не закреплена, лёгкая тряска или плановое отключение искусственной гравитации и прости, прощай.

В такой же тесной, как коридор, но уютной, как и вся станция, кают-компании царило оживление. Новость о причалившем Реме уже разнеслась по всем уголкам станции. Экипаж ждал почту и передачки от близких, каждый надеялся, что ему прислали что-то особенное в честь праздника.

– Бросал бы ты это, Андрей, твоё увлечение идеями этих террористов могут неправильно понять, – Елена сидела напротив бортврача и что-то мастерила.

– Сама подумай, чем дальше мы заходим, тем больше ресурсов тратим. Человечество истощило родную планету и взялось за космос, может, вирусы – предостережение, что пора бы нам остановиться? Наше общество больше напоминает армию со всеми этими строгими правилами и инструкциями! И дураку ясно, что-то нужно поменять…

– У-у-у-у, ещё немного и вступишь в ряды Сообщества Конечной Вселенной! – шутливо отозвалась женщина и протянула Андрею свою поделку, – Это тебе! По-моему, эта миниатюрная ёлочка станет отличным брелком, прикрепи к своему поясу. И, смотри, она ещё и светится!

– Да ну тебя, разве можно вообще с тобой разговаривать о чём-то серьёзном? И разве эта атрибутика не устарела?

Дурашливо Елена показала язык и взглянула на часы. Ей оставалось около десяти минут до вахты.

– О! А вот и Илья, ну-ка, Андрей, сделай гримасу поприветливей.

Не обращая внимания на недовольство бортврача, Илья сел рядом и протянул Елене свёрток. С детским любопытством она приняла и развернула его. Внутри лежала коробочка с монпансье.

– Думал подождать до праздника, но у тебя сегодня выход в открытый космос, захотелось поднять тебе настроение.

– Знаешь ты мои слабости. Угощайся! И ты, Адрей, тоже возьми парочку.

Но в ответ на предложение юноша только поморщился и демонстративно встал:

– Мне пора. Время.

– Да минут пять ещё точно есть, – попыталась уговорить Елена, но напрасно.

Андрей с кислым лицом покинул кают-компанию, даже не взглянув в сторону Ильи.

– Вам бы выпить друг с другом, или как это у мужчин делается. Нам, девчонкам, достаточно посмеяться вместе и всё, подружки, а что с вами делать, ума не приложу, так и будете дуться друг на друга.

Монпансье весело брякнули в коробке, когда Елена убирала их, затыкая за пояс. За иллюминатором её уже ждал космос, пустой и холодный. Какой бы смелой она ни была, сколько бы раз уже не выходила за пределы станции, каждый раз Елене становилось не по себе. Глядя в бесконечную черноту, она признавалась сама себе, что ей страшно. Но только самой себе, больше никому! Её чувства напоминали детский страх темноты, когда выключив в комнате свет, спешишь лечь скорей в кровать, хотя знаешь, что никакой опасности на самом деле нет, но каждый раз кажется, что именно сегодня на тебя накинется тот самый выдуманный монстр из-под кровати.

– Пойду, починю твоим антенну! Дай мне пару часов, и посмотришь, как выросла дочурка.

По-дружески Елена потрепала товарищу волосы и вышла.

Пригладив причёску, Илья про себя медленно отсчитывал минуты до конца вахты, Андрей уже наверняка приступил к своим обязанностям, значит можно расслабиться, почитать книгу, посмотреть кино или просто посидеть, наблюдая, как в иллюминаторе сияет Рея – старая одинокая звезда, вокруг которой теперь спутником вращается Рим. Любой способ скрасить ожидание встречи был бы сейчас хорош. Нужно просто дождаться когда Елена закончит ремонт. Всего пару часов, но почему же именно сейчас каждая секунда кажется вечностью?

***

Илья проснулся от того, что кто-то тряс его за руку. Видимо, сказывалось напряжение от недавних событий, сон сморил мужчину прямо посреди кают-компании, не смотря даже на шум. И теперь ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать себя, а затем, чтобы протереть глаза и увидеть наконец перед собой растерянное лицо Андрея.

Бортврач никак не мог остановиться и всё тряс Илью, будто пытаясь вытряхнуть его сознание из тела.

– Чего тебе?

– Елена… – только и прошептал юноша, остальное читалось в его расширенных от страха глазах.

– Где она?

Сон как рукой сняло, Илья уже отстегнул страховочный карабин и встал с кресла, слегка оттолкнув от себя ошалевшего Андрея.

– В стыковочном отсеке. Изолирована.

– У неё с собой должна быть инъекция на такой случай.

– После введения лекарства улучшения не зафиксированы.

Андрей рапортовал словно робот, чеканя каждое слово и не слыша самого себя, он даже и вопросов не слышал, знал что саниспектор спросит по инструкции.

– Симптомы.

– Повышенная температура, потливость, кашель, сухость во рту, покраснение глаз…

– Другие заболевшие.

– Не зафиксировано.

– Время.

– Три часа пятнадцать минут.

– Время в открытом космосе.

– Два часа сорок семь минут.

Елена сидела на полу стыковочного отсека. Даже сквозь объёмный скафандр было заметно, как от тяжёлого дыхания поднимается её грудь. Увидев в смотровое окно Андрея и Илью, женщина через силу улыбнулась и помахала рукой, приветствуя. Движения давались ей нелегко, высокая температура то и дело пыталась увести разум, но Елена сражалась, не позволяя себе бредить.

– Почему она без шлема?

И тут бортврач словно очнулся ото сна, соображая, пытаясь вспомнить, как же он смог совершить такую ошибку. Илья не стал ждать ответа, он знал, Андрей запаниковал, Елена пожаловалась, что ей тяжело дышать, возможно, даже сама сняла этот дурацкий шлем. Уже и неважно, важно, что теперь заражён весь стыковочный отсек, значит открыть его просто так нельзя. Чтобы вытащить оттуда больную придётся эвакуировать отсек, а затем проводить дезинфекцию. А время уходило, как песок.

Вдруг Андрей ожил, его мозг яростно заработал, разыскивая пути решения, бортврач затараторил:

– Слушай меня, мы её вытащим! Для этого сейчас нам самим нужно надеть защитные костюмы, а ей – шлем, затем проведём эвакуацию и перенесём Лену в медотсек…

… и осёкся, встретив непробиваемый и суровый взгляд санитарного инспектора. Он уже видел эту холодную решимость в глазах, совсем недавно, когда так рвался помочь разведчикам, когда его жертвенность разбилась о беспрекословный приказ.

– Первый этап – обнаружить источник заражения, – проговорил Илья, отворачиваясь от Елены, словно боялся, что она сможет прочитать по губам, – Больная изолирована, ей введено лекарство, больше мы ничем помочь не можем, сейчас главное не допустить распространения инфекции. Надевай защитный костюм, мы должны обыскать её каюту и личные вещи, не просто же так она заболела.

– И что если найдём? Пока она была в открытом космосе, почти беззащитная от радиации, инфекция мутировала! Мы должны срочно доставить её в медкапсулу и наблюдать.

– Больная изолирована, очаг инфекции не обнаружен. Что тут может быть непонятного?!

Не оглядываясь ни на обмякшую Елену, ни на побагровевшего Андрея, Илья направился за защитным костюмом. Уже в медицинском отсеке он объявил капитану о карантине.

Экипаж сработал слаженно, как на учениях. Все заняли свои места, люки задраены, и теперь свободно перемещаться по станции могут только двое: бортврач и санинспектор. Инженеры, помощники, техперсонал, исследователи и даже капитан временно заперты, каждый там, где застал его карантин. Так будет до тех пор, пока не обнаружится причина заражения.

***

Синхронно, слаженно колонки скафандра и отсека передали приказ капитана. Карантин, из-за неё. Елена цеплялась остатками сознания за капитанский голос, ей нужно было сейчас слышать кого-то и говорить, просто сидеть и ждать было невозможно. Глаза нестерпимо резало, датчики верещали, фиксируя постоянно повышающуюся температуру, цифры никак не хотели останавливаться, и уже проскочили отметку в тридцать девять и три. Инъекция не помогла, чёртова ампула, наполненная лекарством, что на этой маленькой станции считается чуть ли не сакральным. Для Ильи уж точно. Он отвечает за каждого на Риме. Елена знала, что как бы не лелеял он их давнюю дружбу, действовать Илья будет по инструкции. И всё, что требуется от неё сейчас – продержаться до тех пор, пока инспектор не убедится, что никто больше не заразится.

– Эй, парни, чем занимаете…