Что предназначено тебе… Книга первая

12

Таскони повесил трубку, и по спине его пробежал холодок.

Доминико не нравилось — категорически не нравилось — что Бинзотти узнал о нём то, что касалось только его самого.

«Что ещё он нарыл?» — задавал себе вопрос Доминико, но ответить не мог.

Доминико привык быть на виду. Привык, что жизнь его окружали слухи, которые не мог подтвердить никто. Но смерть Пьетро была событием совсем другого рода — событием, о котором Доминико не хотел говорить вслух.

Рука его невольно метнулась к пиджаку, плотнее прижимая нагрудный карман.

Он чувствовал себя незащищенным, раскрытым перед противником как никогда — и это вызывало злость.

Какое-то время Доминико пытался совладать с гневом, а затем открыл дверь в холл и рявкнул:

— Мариано!

Доминико закрыл дверь, плеснул в треугольный бокал мартини и, взяв его в руки, опустился в кресло у окна.

Мариано появился через пару минут.

— Капо? — поинтересовался он.

Доминико кивнул.

— Этот коп… Бинзотти… Как у него дела?

— Ничего нового, шеф, — Мариано опустился на подлокотник кресла напротив него.

— Не ищет новое жильё?

Мариано покачал головой.

— Эта девчонка… — Доминико пошарил в кармане и извлёк оттуда портсигар. Затем, не выпуская из рук бокала, закурил. Пальцы немного дрожали до сих пор. — Кто она?

— Работает в какой-то газетёнке… Но она не дурочка, знает, что писать.

— Очень хорошо. Как насчёт небольшого приглашения погостить?

— Хотите с ней поговорить?

— Не особенно. Я бы предпочёл пообщаться с Бинзотти. Скажем, устрой нам двойное свидание: сначала пригласи только её, а потом пусть придёт и он.

Антонио Джамонна — человек, который должен был обеспечить Доминико Таскони второй голос для вступления в Капитул — родился в крайне бедной крестьянской семье и начал карьеру с батрацкого труда. Предшествовавшие войне несколько восстаний корсов вознесли его до небес, позволив не только нажить приличную сумму на торговле оружием, но и завести влиятельных друзей — сейчас ему исполнилось пятьдесят пять, и его можно было бы назвать вполне состоятельным человеком. Джамонну подозревали в контрабанде, торговле оружием, а так же расправе с несколькими беглецами от правосудия, которых он сам же сперва и приютил. Как считала полиция, их смерти были связаны с тем, что они стали подворовывать с местных предприятий, находившихся под покровительством Джамонны. Занимался Антонио и тем, о чём рассказывал Стефано не так давно — торговлей лимонами, которые ромеи и альбионцы использовали на звездолётах дальнего назначения для профилактики цинги. Эта небольшая на первый взгляд прибавка к его основному бизнесу позволяла его легализовать — и сделать Джамонну человеком не только влиятельным, но и уважаемым в бизнес-среде.

Дель Маро описывал Антонио Джамонну как мужчину молчаливого, напыщенного и осторожного. У Доминико были все основания верить этой характеристике, поскольку эти двое прекрасно знали друг друга — до тех самых пор, пока он не увидел Джамонну лицом к лицу.

— Бонджорно, — приветствовал Антонио Джамонна своего гостя и издалека протянул руку для рукопожатия. И тени напыщенности Доминико не удалось в нём разглядеть.

Доминико ответил на рукопожатие и приветствие, и они сели за стол.

Таскони достаточно изучил человека, который сидел перед ним, чтобы знать, какие проблемы Джамонна может попросить его решить: под того основательно копал один из владельцев плантаций, работавших под ним.

Джамонна, однако, заговорил о другом.

— Я слышал, тебя интересует Капитул.

Доминико кивнул.

Он вытянул из кармана портсигар и предложил его Джамонне, а когда тот поблагодарил, закурил сам.

— Я хочу знать, Доминико, что ты можешь нам предложить.

Доминико затянулся.

— Я полагаю, ты меня уже достаточно изучил.

— Это так. Дель Маро — и некоторые другие наши общие друзья — говорят, что ты властный, энергичный человек и хороший бизнесмен. Но я хочу услышать твои предложения лично от тебя.

Доминико покрутил сигарету в руках.

— Когда убили Батисту Паско — пусть вечно веют над ним Ветра — мне нужно было как-то решать вопросы, которые встали передо мной. В Манахате было двадцать пять семей — и все они плохо ладили между собой. Полагаю, ты знаешь, что было потом.

Джамонна покачал головой, хотя Доминико не сомневался — тот всё прекрасно знал.

— Спустя две недели после столь безвременной кончины Паско я собрал всех капо корсиканских семейств, чтобы обсудить, что нам делать теперь. В банкетном зале отеля «Дель Плачедо» нас было пятьсот человек. Моё предложение было таково: нужно создать структуру, в которой все семьи сотрудничали бы между собой. Нужно было объединиться в пять семей, которые смогли бы более успешно — в мирном соревновании друг с другом — пополнять кошельки. Никто не должен был больше никого убивать — ну, если, конечно, не случался эксцесс. Все участники с энтузиазмом восприняли этот план. Меня выбрали главным над пятью семьями — я никого не принуждал. Тогда же мы определили пятерых людей, каждый из которых возглавил свою семью. И я обозначил, кто будет меня замещать: это были Тициано Донетти и Лоренцо Фебини. С тех пор Манахата успешно ведёт дела. Даже шотландцы ничего не могут противопоставить нам.

— Шотландцы… — протянул Джамонна, — шотландцы — никто.

— Это, конечно, так. Но то, что Аргайлы смогли объединить все кланы под собой, делает их заметно сильнее нас.

— Я слышал, с тобой прилетал повидаться главный Аргайл.

Доминико ненадолго заледенел.

— Не совсем так, — сказал он, стараясь сохранять деланно лёгкий тон, — Аргайл должен мне кое-что. Союзу между нами не бывать.

— Хорошо бы, чтобы это было так, — Джамонна покрутил сигару в руках. — И всё же ты должен понимать… Корсика — не Манахата. Мы по-другому ведём дела. И семей у нас не двадцать пять.

— Я знаю, — Доминико кивнул. — Но омерту нужно соблюдать, тут ты согласен со мной?

— Омерта у всех своя! — Джамонна откинулся на стуле назад.

— Омерта должна быть одна, — резко отрезал Доминико, — мы всё обговорим, мы решим дело так, чтобы кодекс устроил всех. Но нам нужен общий закон. Впрочем… — он тоже чуть отодвинулся от стола, — мы забегаем вперёд. Речь всего лишь о том, что Манахата, как одна из крупнейших провинций Содружества, должна войти в Капитул.

Джамонна усмехнулся.

— Но это только сейчас, ведь так? — Джамонна насмешливо ткнул сигарой перед собой. — Всё, что я слышал о тебе, говорит о том, что ты будешь стремиться вверх — и вперёд.

— Мне сорок лет, — сказал Доминико спокойно, — все прошедшие годы мне хватало того, что давала мне Манахата. Я не рвач — и не буду брать то, что пойдёт мне и другим не впрок.

— Ну, хорошо, — Джамонна снова откинулся назад, — я выступлю за тебя.

— И всё? — Доминико поднял бровь.

— Ты что-то ещё хотел?

— Нет, ничего, — Доминико качнул головой.

— Я знаю, что ты договаривался с Витторио Морелло…

— Это проблема?

— Нет. Дель Маро может стать проблемой. Но это уже не мне решать.

Последние слова Джамонны озадачили Доминико, но он ничего не сказал в ответ. Молча наблюдал, как Антонио встаёт и, пожав на прощанье руку, уходит прочь.

Тот факт, что Джамонна напомнил ему про Аргайла, только усилил злость. Возвращаясь назад в отель, Доминико крепко сжимал руль, так что белели костяшки пальцев — но это не могло помочь.

— Мариано! — рявкнул он, едва оказавшись у себя.

Мариано оказался тут же и с порога кивнул.

— Она здесь, внизу.

— А тот, другой?

— Уверен, он скоро нас навестит.

— Идём. Покажешь мне её.

Следом за Мариано Доминико спустился по лестнице. Вышли из отеля и, завернув под арку, ведущую во двор, остановились у одного из немногочисленных гаражей.

Мариано, впрочем, не стал заводить Доминико в гараж. Он подошёл к маленькой дверце, ведущей в полуподвальное помещение, и вместе они спустились ещё на один этаж.

Джессика сидела на полу. Руки её были примотаны к батарее, а лицо скрывала рассыпавшаяся копна волос.

Мариано остановился в полумраке у самого выхода, а Доминико прошёл вперёд и, поймав маленький подбородок, заставил девушку запрокинуть голову назад. Лицо девушки было красным от слёз.

— Я буду жаловаться! — выкрикнула она, но голос её осип — видимо, Мариано уже пришлось наслушаться подобных слов.

— Били её? — по-деловому спросил Доминико через плечо.

— Чуть-чуть. Только чтобы перестала визжать.

Доминико кивнул.

— Мой друг объяснил тебе расклад? — спросил он.

Джессика внимательно смотрела на корсиканца.

— Нам на тебя плевать. Мы можем зарезать тебя прямо здесь и выбросить тело во двор. И ты знаешь, малышка, что нас ни в чём не обвинят.

Джессика закусила губу, но продолжала молчать.

— Можем тебя отпустить. Но тогда ты должна будешь соблюдать наш закон. Ты никому не должна будешь о нас говорить.

— Я никому не скажу… — прошептала Джессика и потянулась вперёд за его рукой, но Доминико отступил.

— О, не так просто, малыш.

— Что вы хотите от меня? Пожалуйста, мне нужно домой…

— Я же говорю, всё не так легко. Нам на тебя плевать. Нас интересует ещё кое-кто.

— Кто? — голос, прозвучавший со стороны двери, был полон ледяной злости.

— Надо же, у тебя быстрый автомобиль, — Доминико посмотрел на часы, — или же кто-то поспешил со звонком.

Доминико посмотрел в темноту, туда, где должен был стоять Мариано, и различил в полумраке, как качнулось его лицо.

Слаженно, как два танцора, ведущих один танец, они с Мариано поменялись местами: Доминико отступил вбок, в полумрак. Нашарил взглядом кожаное кресло, стоящее в углу, и сел в него.

Мариано в два шага пересёк комнату, на ходу взводя курок револьвера, и ткнул стволом Джессике в висок.

— Иди сюда, bambino, ты же хотел увидеться со мной.

Стефано, всё ещё стоявший на верхней ступени, скрипнул зубами и, поколебавшись, сделал шаг вперёд, на свет.

— Отпусти девочку. Она не имеет никакого отношения ко мне.

— А вот это нам и предстоит узнать, — Доминико усмехнулся и поудобнее устроился в кресле, а затем опустил руку на выступавший под брюками бугор и легонько его потёр. — У меня был дерьмовый день, и теперь я хочу отдохнуть. Мы сыграем в игру. Я считаю до трёх, а потом происходит что-то одно: ты встаёшь на колени передо мной и берёшь в рот мой член — или Мариано стреляет этой девчушке в висок.

— Сученыш… — прошипел Стефано, и рука его дёрнулась к собственной кобуре — но в следующую секунду дверь захлопнулась у него за спиной, а ещё один громила обнял его со спины, расстёгивая удерживавший кобуру ремень.

Стефано тяжело дышал. Обжигающий взгляд Таскони, чужие руки на его теле, оружие, которое Мариано держал в руках — его холодный блеск и окруживший обоих полумрак заставляли кровь бежать по венам быстрей.

— Один, — произнёс Таскони и, неторопливо достав из кармана портсигар, коснулся сигарой губ. От вида её толстого кончика, гуляющего по сухим тонким губам, член зашевелился у Стефано в штанах.

— Разве мафиозо убивают женщин и детей? — хрипло поинтересовался он.

— Только если они мешают нам получить своё. Два, — Доминико вставил сигару между губ и поднес к ней огонек.

— Ты не посмеешь.

— Три…

Колени Стефано ударились о каменный пол у самых корсиканских ног. В ту же секунду прогремел выстрел, раздался женский вскрик — и следом за ним полный злости голос Стефано:

— Не смей!

— Ты не успел, — спокойно сказал Доминико, но когда Стефано рванулся, чтобы подняться с пола, коленями жёстко стиснул его бока. — Попробуем ещё раз.

Из темноты раздался испуганный всхлип.

— Джессика, попроси его.

Стефано стиснул зубы.

— Попросить о чём? — сквозь слёзы выдавила она.

— Мариано, успокой её.

— Не надо! Всё хорошо!

— Я так и знал. Давай, девочка, попроси его мне отсосать.

Джессика молчала — только всхлипывала без конца.

— Мариано, объясни этой девочке, что нам не обязательно сразу её убивать. Прострели ей что-нибудь… например, ладонь. Она тогда сможет писать?

— Не надо!

— Ну, ты же не слушаешь меня. Попроси этого копа мне отсосать, и всё будет хорошо.

— Стефано… — Джессика замолкла. Стефано почти что чувствовал её умоляющий взгляд на своём красном от стыда и ярости лице.

— Видишь, коп, мы все хотим от тебя одного. И я же не прошу тебя, скажем, чистить мне ботинки языком — хотя я бы мог. Просто возьми в рот мой член и полижи его чуть-чуть — так, чтобы сперма брызнула тебе на лицо. Уверен, тебе не впервой.

— Ты урод, — прошипел Стефано.

— Мне очень жаль слышать такое от тебя, Стефи. В прошлый раз у тебя на меня стояло очень хорошо.

Стефано молчал.

Доминико подцепил кончиками пальцев его подбородок и заглянул в глаза — ледяная ярость плескалась в них, заполняя зрачки до краёв. Но было и что-то ещё — огонь, который сжигал Стефано изнутри и немного согревал его самого.

— Джесси, попроси ещё раз. Нормально попроси.

— Сте… — Джессика подавилась всхлипом, — Стефано, мне страшно. Пожалуйста, сделай, что он говорит.

— Не так… — Доминико разочарованно прицокнул языком, — скажи: Стефано, отсоси.

— Сте…

Лицо Стефано побагровело ещё сильней.

— Стефано, отсоси ему, — новый всхлип.

— Давай, Стефи, — Доминико откинулся назад и снова вставил сигару между губ.

Стефано стиснул зубы. Он был на грани. Огромный бугор вздымался прямо перед ним, и ему казалось, что он чувствует запах мускуса, исходящий от него. В Доминико его возбуждало всё — даже теперь. Лакированные ботинки, сжимавшие его собственные ноги, эта чёртова сигара у его рта.

В темноте за спиной Стефано щёлкнул взведённый курок.

Он потянул за ремень из крокодиловой кожи и чуть приспустил штаны корсиканца вместе с бельём — так что возбуждённый горячий член выпрыгнул ему в лицо.

Если бы Стефано посмотрел вверх, он бы заметил, как изменилось лицо Доминико, теперь в восхищённом ожидании смотревшего на него.

Стефано наклонился и принял головку между губ.

Доминико испустил свистящий вздох. Зрелище копа, стоявшего на коленях между его ног, так возбуждало его, что он готов был кончить прямо сейчас.

Стефано немного освоился и, проведя по уздечке языком снизу вверх, заглянул Доминико в глаза. Тот уже взял себя в руки, но в глазах его ещё плясал обжигающий огонёк.

— Проведи по стволу языком.

Стефано выполнил приказ. Он выпустил головку и принялся лизать.

— Да, детка… — прошептал Доминико. Вряд ли Мариано или Джессика слышали его сейчас. Так же, как Стефано не слышал всхлипов девушки, всё ещё раздававшихся у него за спиной.

— Соси его лучше, сучка. Соси, как всегда мечтал.

И Стефано сосал — так, как хотел сосать.

Красная набухшая головка скользила между его губ и выскальзывала назад.

Доминико едва заметно покачивал бёдрами ему в такт, так что иногда член упирался Стефано в горло — так далеко, как он пустить его не мог. Доминико злился. Он хотел ещё. Хотел, чтобы Стефано нанизывался на него.

Он терпел какое-то время, стараясь наслаждаться одними только ласками, которые сами по себе были довольно хороши, но которых ему хватало с трудом.

Затем поймал Стефано за затылок и до предела надел на себя, так что тот протестующе замычал. Не обращая внимания, Доминико принялся втрахиваться в его рот. Стефано попытался поймать ладонями его бёдра и оттолкнуться от них, и Доминико слегка сбавил темп, давая ему вдохнуть. Он наклонился низко-низко, так что Стефано на секунду показалось, что тот собирается его поцеловать. Доминико внимательно смотрел ему в глаза, а когда Стефано приоткрыл рот, приготовившись впустить корса в себя, плюнул ему в лицо и снова вставил член между губ.

Оставалось чуть-чуть. Волны нестерпимого наслаждения уносили его и, вставив член до предела, Доминико кончил Стефано в рот.

Его самого трясло — как могло бы быть, если бы он не трахался ни с кем несколько лет. Нет, дело было не в том, что он не трахался ни с кем. Дело было в том, что его до одурения заводил этот конкретный коп.

Доминико оттолкнул Стефано от себя и встал. Тот остался сидеть на полу, проводив проклятого корса безумным взглядом.

— Мариано, закончи здесь, — бросил Доминико через плечо, но даже когда он поднимался по лестнице к себе, все еще продолжал видеть перед собой раскрасневшееся лицо Бинзотти, его влажные от спермы губы и ошалевший взгляд.