Чужой для всех. Книга вторая

Глава 13

Капитан Киселев внимательно просматривал через бинокль, впереди лежащий поселок. От посторонних глаз его скрывали заросли крушины и бересклета. Лешно выглядел вымершим. Ни людей, ни детей, ни животных. Это его настораживало. Хотя явных признаков наличия военных в селе он не обнаружил. До крайней хаты от леса, где их должен был ждать связной, было метров двести. Местность открытая, — подумал он, — значит, на встречу пойдет Сирень. Безопасней. Все совпадало с теми ориентирами, которые он получил накануне вылета: два стога с сеном, синие ставни, добротный деревянный дом.

— Что видно, Константин? — спросила офицера Инга. Голос девушки был явно уставший, простуженный. Она сидела на траве, отдыхала. Ей тяжело дался последний переход по лесу. Изнеможенная, потрепанная, она выглядела деревенской пастушкой, только с более утонченными чертами лица.

— Все сходится, — тихо промолвил командир группы и повернулся к ней. — Мы у цели, Сирень. Приведи себя в порядок, пойдешь на встречу к связному.

— Что, уже?

— Да, уже. А вот… и группа в сборе. — Глаза офицера заблестели. Он увидел, как к ним почти бесшумно подходили Медведь и Следопыт. По их довольным лицам он понял, что все в порядке, тем не менее, бросил им на встречу: — Ну что, герои, все сделали, как я приказал?

— Так точно, товарищ командир. Следы убрали. Все тихо. Поляки не выходили, — доложил четко Михаил, приложив руку к пилотке.

— Тогда не будем задерживаться. Переходим к следующему этапу. Сирень, готова? — Капитан посмотрел на девушку, оценивая ее физическое состояние.

Инга пригладила рукой светлые, коротко подстриженные волосы и поправила на себе платье. — Готова, товарищ Константин.

Михаил хотел было что-то возразить, но Киселев поднял руку, строго остановил его: — Иди, займи позицию к бою, вдруг ждет засада. А ты, Следопыт, будь на подстраховке, проследи весь путь Сирени. Задача ясна? Выполняйте. Главное ты не трусь, — Киселев вновь обратился к разведчице. — Если начнется стрельба, падай и лежи, не шевелись, Поняла?

Инга утвердительно мотнула головой.

— Пароль не забыла?

— Нет, не забыла. Все сделаю, как вы сказали.

— Умница. Ты сильная, у тебя все получится. Встретишься, дай нам знать. Все иди. Время.

Девушка подняла с травы узелок с вещами и, выйдя на проселочную дорогу, неторопливо пошла в сторону дома. За ней с тревогой наблюдали разведчики: Следопыт — через прицел снайперской винтовки; Михаил — через свой бинокль. Мужчины переживали за нее. Вдруг засада? Однако тревога была напрасной. Вскоре открылась калитка и показалась Инга, она помахала им платком.

— За мной, — скомандовал Киселев, и разведчики быстрыми перебежками устремились к дому. Перепрыгнув через низкую изгородь, пройдя по вспаханному, но не засеянному участку, они оказались на большом хозяйском дворе. Было видно, что здесь жила зажиточная семья. Большой деревянный дом с мансардой, ломаная крыша, веранда с крыльцом. Мощеная дорожка на улицу. Ворота, отменно сделанные. Бричка в хорошем состоянии. Бревна под распилку на дрова, сложенные у ворот вдоль забора. Все это бросилась в глаза разведчиков, когда они в маскхалатах и с оружием в руках, оглядываясь по сторонам, подошли к крыльцу дома.

— Заходьте панове в хату, — пригласил их мужчина лет пятидесяти, с усиками и аккуратной бородкой. Одет он был в легкий льняной костюм, белую сорочку без галстука, на ногах летние туфли. Своим внешним видом связной напоминал разведчикам довоенного дачника или управляющего небольшой адвокатской конторой. Он стоял у крыльца и сдержанно улыбался. — Я тыдень вас чакаю. Дождался, наконец. Заходите. Отдохнете, паснедаете. — Фальши в его словах не чувствовалось. Однако легкая дрожь в голосе, настороженный взгляд выдавал его волнение. Киселев пристально посмотрел в глаза связному, стараясь понять, кто стоит перед ним: друг или враг. Тот выдержал испытывающий взгляд командира и через секунду вновь повторил: — Заходьте в дом, товарищи. Что топтаться на дворе.

— Подожди, — осек его офицер. — В селе немцы, партизаны из Армии Краевой есть?

— Няма, пан офицер.

— А куда подевались люди из села?

— Ушли в лес, хаваюцца. Восстание подавлено в Варшаве, бояться карателей.

— Ладно, веди, — недоверчиво произнес Киселев и, оглянувшись назад, приказал: — Медведь, осмотри дом. Следопыт, проверь чердак. Там останешься на посту. С высоты видно далеко. Мы перекусим, тебя подменим. — Затем Киселев пропустил вперед хозяина и следом за ним проследовал в дом.

— Все чисто, Константин, — доложил ему Михаил, обойдя комнаты и заглядывая в каждый угол жилища поляка. По ходу удивляясь достатку связного. — Кому война, а кому мать родная. Живет как буржуй. Не раскулачили, — мельком подумал Михаил. — Странный связной.

В столовой разведчиков уже поджидала Инга. Умытая, причесанная, в светлом ситцевом платье, она выглядела студенткой отличницей, не хватало только значка ВЛКСМ. — Идите мыть руки, — с улыбкой произнесла девушка. — Я сейчас быстро приготовлю поесть.

— Это хорошо, — подобрел, наконец, и Киселев. Он уселся на венский стул и вытянул ноги. Появившаяся в лесу тревога спадала. Он почувствовал усталость, хотелось спать. Сжав сильно веки, затем резко открыв глаза, он мысленно дал себе команду: — Держаться. Не спать! — Потер пальцами виски. Стало легче. Окинув всех повеселевшим взглядом, громко произнес: — На завтрак и отдых даю тридцать минут. После чего идем на базу. Пан Юзеф, подойдите ко мне, есть разговор.

— Да, пан офицер, — откликнулся поляк.

— Вы все подготовили для нас?

— Разумею ваше беспокойство, пан офицер. Спешу заверить. Все что передал центр для вас, знаходицца в схроне. Это в трех километрах от Кампиноса. Выбачайте, я хербыты поставлю.

— Что поставишь? — Переспросил удивленно Киселев.

— Цай, цай!

— А. а- а — Чай, — усмехнулся офицер. — Чай сейчас самый раз.

Речь Юзефа была эклектична и состояла из польских, русских и белорусских слов, но разведчики понимали его хорошо, особенно Михаил. Но он в разговор не вступал. Миша быстро нашел себе занятие. Открыв банку тушенки, он резал хлеб, помогая готовить завтрак Инге.

— Юзеф! — обратился Киселев к связному поляку, поднявшись со стула, тот из маленьких мешочков насыпал в пузатый чайник щепотками целебную траву. — Где у тебя руки можно помыть?

— Так на кухне, пан офицер. Пойдемте, я вам покажу.

В этот момент послышались тяжелые шаги, спускавшегося с мансарды по внутренней лестнице Следопыта. Казалась, ступеньки проваляться под его медвежьими шагами.

— Что такое? — повернулся на шум Киселев.

— Константин, немцы! — возбужденно крикнул Степан. Перепрыгнув через трещавшие перила, он оказался рядом возле связного, загораживая тому выход наверх.

— Немцы? — удивленно воскликнул Киселев, моментально меняясь в лице. — Вот сволочь! Он с силой схватил рядом стоявшего Юзефа за грудки, чуть не оторвав от пола, — Ты, что урод наделал? — гневно прорычал он. — Тебе жить надоело? Ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? — Офицер размахнулся рукой, хотел было ударить связного.

Тот сжался, но не струсил, быстро заговорил; — Это не я, пан офицер. Это не я. Маткой Боской клянусь, не я.

— Принимай решение, командир, немцы рядом, — вмешался в потасовку Михаил. — Позже поговорим с этим, — Миша передернул затвор автомата.

Киселев дернулся, но не ударил поляка, оттолкнул от себя к стенке. Недовольно посмотрел на Дедушкина. — Ладно, Медведь, потом поговорим, если останемся в живых.

— Следопыт, расстояние, состав?

— Метров двести, триста. Три мотоцикла, две машины, бронетранспортер.

— Сука! — ругнулся офицер, заскрежетав зубами. — Уходить поздно, перещелкают как фазанов. Медведь, у ворот слева. Следопыт, на чердак наверх. Бей по офицерам и пулеметчикам. Я держу оборону справа у сарая. Инга, держи пистолет, — Киселев рывком достал ТТ и передал его девушке. Карауль этого поддонка. Шаг в сторону, стреляй.

Всем приготовиться к бою. Стрелять по моей команде. Беречь патроны. Не давать нас окружить. Прорываться будем дворами. К бою! Занять оборону! Бегом! — Словно выстрелы, прозвучали резкие команды командира группы. Разведчики моментально рассыпались по своим местам.

Миша выскочил к воротам. Спрятался за сложенные бревна. Они надежно прикрывали его от пуль. Через щель в заборе он увидел, как машины, не доехав до поселка, остановились. Из них быстро выскочили солдаты и по команде офицера стали приближаться к ним, охватывая поселок с двух сторон. Три мотоцикла Цундап, мощно урча, двигались по проселочной дороге. Миша достал три осколочных гранаты. Волнение, адреналин, зашкаливали. Еще мгновение и фашисты поравняются с домом.

— Огонь! — услышал он приглушенную команду командира и плавно нажал на курок, держа на мушке водителя третьего мотоцикла. Одновременно с чердака раздались два выстрела Следопыта. Словно факел вспыхнул первый мотоцикл, заваливаясь в кювет, пуля пробила бензобак. Мотоцикл горел. Орали горящие солдаты, пытавшиеся сбить с себя пламя. Вторая пуля пробила голову пулеметчику следующего экипажа. Пули Михаила срезали водителя третьего мотоцикла. Тот, падая, потянул за собой и экипаж. Полетели гранаты, перемешивая землю, тела и мотоциклы. Прогорклый густой дым повалил в сторону поселка. За считанные секунды была уничтожена ударная немецкая разведгруппа. Фактор неожиданности сыграл добрую службу русским разведчикам. Разозленный, но не растерянный противник залег, открыл яростный ответный огонь. Ветераны поползли вперед, пытаясь окружить дом. Пули засвистели, закружились в смертельном хороводе, жучками короедами впивались в бревна, ворота, в стены дома, срезая щепу, кроша частокол.

Тем временем с правой стороны из окошка сарая бил короткими очередями командир группы, принимая на себя шквальный огонь из бронетранспортера. — Туго командиру, — подумал Михаил. — Пока не поможешь. Держись капитан. — Миша вставил новый рожок в надежный автомат ППС, приоткрыл калитку и, нос к носу столкнулся с немецким сержантом СС, который ощалелыми глазами уставился на него от неожиданного столкновения. Михаил мгновенно нажал на курок, спасла природная реакция и тренированность, отпрянул назад, упал, перекатился через голову и готовый к бою бросил через ворота гранату. Раздался взрыв, срывая ворота с петель и разрывая набегавших фашистов.

— Вот те раз! Чуть не подставился, — подумал Михаил, подбирая у ворот немецкие автоматы и к его радости не взорвавшиеся гранаты фашистов. Он готовился к новой атаке с левого фланга.

В это время Инга, наставив пистолет на связного, слушала его причитания.

— Матка боска! Матка боска! Помоги и защити. За что такие наказания? — Юзеф метался по комнате, не боясь случайных пуль, залетавших через окна, не боясь направленного на него пистолета. Он был в отчаянии и не знал, как помочь себе и разведчикам. Дом превращался в решето. Осыпались оконные стекла, разбивались ставни. Каким-то чудом еще не загорелось сено. Крошилась мебель.

— Прекрати стонать, — крикнула на связного Инга, — сядь в угол и не мечись. Мне самой страшно и ты еще скулишь.

— Да, пани, страшно. Надо что-то делать. — Юзеф стал приближаться к девушке.

— Стоять! — крикнула Инга. — Садись на пол. Ну! — Она указала пистолетом на пол.

— Да, да. На падлогу, — поляк послушно спрятался за сервантом, что спасло ему жизнь. Несколько пуль влетело в дом через окно, напротив которого он стоял, с протяжным визгом распороло стенную перегородку, осыпая штукатурку.

— Матка боска! Матка боска! — перекрестился связной и благодарно посмотрел на Ингу.

Бой разгорался. Немцы наседали с ожесточением, подгоняемые офицером. Тот размахивал пистолетом и что-то им кричал. Его заметил Следопыт. Он переместился на другую сторону чердака, выбирая новую позицию. Словно кувалдой выбил доску, вскинул винтовку, поймал через оптический прицел череп на фуражке офицера и, не спеша сделал мастерский выстрел.

— Готов, капитан, — улыбнулся про себя мужественный сибиряк и стал искать новую фигуру с серебристыми погонами.

— Та-та-та-та-та, — прошлась очередь по крыше. — Вжик, — пуля обожгла выше локтя Следопыта. Он почувствовал острую боль, рукав гимнастерки стал пропитываться кровью. — Черт! — выругался со злостью Степан. — Ты меня достал, гад. — Для удобства стрельбы он положил винтовку на горизонтальную обрешетку крыши и посмотрел через прицел в сторону бронетранспортера. — Ах ты, рыжая морда. Мясник мюнхенский, — прорычал снайпер, — шутник баварский. Со мной такие шутки не проходят и, затаив дыханье, плавно нажал на курок. Раздался одиночный выстрел с чердака дома. Степан ярко представил, как отбросило тело фашистского ефрейтора от пулемета. Пуля, попав тому в правый глаз, снесла фрицу пол-головы. — Еще один, — подумал он и вслух добавил с улыбкой: — Как тихо стала… Порядок…

Немцы действительно притихли. Принимали решение, как быть с неприступным домом. Они явно не ожидали таких четких и убийственных действий неизвестного врага. Возможно, вызывали подкрепление, оставшись без офицеров.

В этот момент из сарая показался разгоряченный от боя Киселев. Глаза злобные, налитые кровью. Лицо потное в грязных подтеках. Волосы спутаны, дыхание тяжелое. Он прислонился к стене сарая и опираясь на левую ногу, вытащил фляжку с водой. С жадностью сделал несколько глотков. Сумрачно посмотрел вниз на согнутую правую ногу. На ткани маскхалата ниже колена были следы сочившейся крови. Он скривился, сжал зубы и со стоном прорычал: — Следопыт! Ко мне. — Когда разведчик спустился с чердака, он показал ему головой на ногу: — Задели, сволочи! Перевяжи. Вижу, ты тоже ранен.

— Слегка, командир. Пройдет. Давай помогу. — Следопыт обхватил офицера правой рукой и словно ребенка перенес до деревянной колоды. Усадил.

— Давай, Степан, бегом, — попросил снайпера Киселев. — Времени на все от силы минут пятнадцать. Затем полезут. Будем отходить.

Затрещала кожа офицерского сапога, лопнула ткань бридж под острым лезвием ножа разведчика, обнажилась рана.

— Хорошо, что на вылет. Кость не задета, — произнес деловито сибиряк, профессионально и быстро сделал перевязку раны.

Вдруг Киселев стукнул себя по лбу. — Совсем забыл из-за ранения. — Инга! — крикнул громко в сторону дома он. — Сирень, веди этого поляка. Медведь, на место. Наблюдать! — Тот прибежал на крик командира. — Хотя, постой. Понадобишься… Бензин, Юзеф? Давай бензин! — резко в упор потребовал он от связного, как тот появился с Ингой на заднем дворе.

— Какой бензин, пан офицер?

— Для машины, урод, что стоит во втором сарае.

— Что за машина, Константин? — удивился Михаил.

— Грузовичок военный польский «Урсус-А», полуторатонный, начала тридцатых годов выпуска. Ну, где бензин, профессор? — Киселев направил на поляка автомат.

— Да, да, едну хвилинку, пан офицер. Хто мне дапаможа?

— Степан, сходи с ним.

Через пять минут Степан вначале принес канистру бензина для машины, а затем под всеобщее удивление и восклицание прикатил пулемет «Максим» и к нему коробку с патронами. Разведчики на мгновение онемели. У них на несколько секунд отнялся дар речи. Это было так неожиданно, так несовместимо: Юзеф и «максим».

— Откуда пулемет, Следопыт? — первым воскликнул удивленный Киселев, — ты что волшебник?

— Нет не волшебник, — Степан расплылся в добродушной улыбке. — Это он волшебник, — разведчик показал большим пальцем в сторону связного. — Он дал топливо и пулемет. Как новенький «Максимушка», — Степан нагнулся и уважительно похлопал по щитку пулемета. Затем выпрямившись, подал руку Юзефу, — Спасибо, товарищ Юзеф, от меня лично.

Связной подобострастно ухватился двумя руками за широкую ладонь Следопыта и радостно стал ее трясти приговаривая: — Денькую барзо, пан, денькуя барзо.

В этот момент раздалась немецкая автоматная очередь, мгновенно сбивая минутное веселье разведчиков и возвращая их к реалиям дня.

— Все! Хватит целоваться. Уходим! — оборвал смех Киселев и резко поднялся с колоды, скривился. Рана сразу напомнила о себе. — Черт, угораздило попасть. Помоги, Следопыт, не стой. Срочно идем к машине. Медведь, — капитан повернулся в сторону Михаила. — Их глаза встретились: жесткие, испытывающие — офицера и внимательные, серьезные — сержанта. — Бери пулемет. Прикроешь отход группы. Справишься один?

— Справлюсь, — уверенно и коротко ответил Миша. — Разрешите выполнять?

— Давай, Медведь, давай. Продержись, пока мы запустим грузовик. В твоих руках наша жизнь и успех задания. Действуй. Выполняй приказ…

Следопыт быстро вылил в бензобак бензин и, с трудом вместившись в кабине, нажал на кнопку запуска двигателя. Однако стартер несколько раз чихнул и заглох. Аккумулятор был разряжен.

— Проклятье! — занервничал Киселев, стоящий рядом возле машины. — Ничего нельзя доверить этим полякам. Выходи, я сяду. Бери пусковую ручку. Только бегом, Следопыт, бегом.

Степан плюнул на ладони и, несмотря на легкое ранение, словно бабочку стал раскручивать коленвал 35-сильного двигателя. Машина затряслась в руках русского богатыря, готовая рассыпаться под его мощными рывками. — Давай контакт, командир! — зарычал сибиряк, красный от напряжения.

— Даю! — Искра. Хлопок. Еще хлопок. Двигатель задергался, закашлял как чахоточный больной, затем фыркнул веселее и плавно стал набирать обороты…

Тем временем Миша быстро выкатил пулемет за ворота и расположился в кустах на пригорке на противоположной стороне улицы. Аккуратно подал патронную ленту в приемник «Максима». Поднял предохранительный рычаг и, ухватившись за деревянные, отполированные не одним десятком рук пулеметчиков рукоятки затыльника, прицелился. Местность просматривалась хорошо. Под палящим солнцем лета 44 года трава пожухла, кустарников, где можно было укрыться от неприятельских глаз, не было. Да и немцы повели себя решительнее, наглее. Не слыша ответного огня, не видя сопротивления, они не ползли, как раньше, а шли в полный рост и были хорошо видны пулеметчику. А последние десятки метров вообще побежали. Михаил на секунду повернул голову к воротам, прислушался, порадовался за товарищей. Двигатель завелся и набирал обороты. Он вновь глянул в прорезь стального щитка. — Ну-ну ближе, фрицы, ближе. Подходи… — от напряжения выступили капельки пота на лбу. Можно было различить лица приближавшегося врага. — Все! Пора! — дал он себе команду и сжав рукоятки пулемета, прицелившись плавно большими пальцами нажал на круглый верхний конец спускового рычага.

Ожил, обрадовано «максим». Он словно джин, выпущенный из бутылки, простоявший в подполье со времен войны красных с белополяками, решил угодить новому хозяину. Неожиданно, дерзко, душераздирающе зарокотал он на все село, затем все горластее и мужественнее набирая темп, запел свою излюбленную боевую песню смерти, сложенную еще в далеком 1883 году американцем Хайремом Стивенсом Максимом. В упор, метров с двадцати полоснул он свинцовым огнем, срезая, словно бритвой десяток фашистских тел.

Плотный пулеметный огонь был настолько неожиданным для немцев, настолько точным, что они сразу откатили назад, оставив на поле боя убитыми и раненными десятки своих солдат. Но охранное подразделение, посланное из Варшавы, на поиски десантников было настроено по-боевому. Приказ коменданта города был суров: «Найти и уничтожить». Поэтому каратели быстро перегрупировавшись, под прикрытием бронетранспортера, вновь пошли в атаку. Новый пулеметчик, скорее всего из молодых неопытных стрелков не целясь, дал длинную очередь из бронетранспортера по дому и кустарнику. Пули пошли выше, срезая верхушки деревьев.

Одновременно открылись ворота, показался спасительный польский грузовичок. Машина завернула на пустынную улицу и, проехав метров тридцать, остановилась. В кабине, вцепившись за руль потными от страха руками, сидел Юзеф. Он находился в крайне возбужденном состоянии и нервно делал ногой подгазовки, боясь, что двигатель заглохнет. Страх гнал его вперед. Рядом с ним сидел капитан Киселев. Офицер держал пистолет перед носом поляка и приговаривал: — Спокойней, пан Юзеф, спокойней. Не газуй, успеем.

На верху, в кузове, прижавшись к задней стенке у кабины, сидела Инга. Она с тревогой наблюдала за Михаилом. Тот цельно бил короткими очередями по поднявшимся в атаку фашистам, которые продвигались за бронетранспортером.

— Миша уходим! — крикнул другу Следопыт, запрыгнув в кузов. — Бегом, сюда!

— Сейчас, товарищи, сейчас, — шепнул распаленный Михаил и, поправив ленту в приемнике, сжав зубы, вновь припал к пулемету. Теперь он бил до последнего патрона, расходуя весь боекомплект. Пулемет дрожал в мужественных руках разведчика, ствол накалился, ходил ходуном, проглатывая все новые и новые патроны, делая завершающие победные аккорды. Немцы вновь залегли. Остановился и бронетранспортер для более точной стрельбы, возможно у него заклинило пулемет. Ураганная дробь, готовая порвать его восьми миллиметровую боковую броню, ему совсем не понравилась.

— Все, отыгрался, боевой друг! Спасибо за помощь, — уважительно промолвил Михаил и рванул в сторону машины, оставив позади легендарный «максим». Лента в двести пятьдесят гнезд для патронов была пуста.

Шаг на колесо и он уже в кузове.

— Поехали, — пробасил Следопыт и забарабанил ладонью по кабине.

Грузовичок фыркнул два раза и рывками тронулся с места.

Не успели разведчики выехать из Лешно, как вдруг позади них раздался оглушительный взрыв.

— Что это было? — спросил удивленно Следопыт, посмотрев на Михаила.

— Фейерверк, мой друг, фейерверк! Я же сапер. Разве мог я оставить в живых этот паршивый фашистский «броник»?

— Видимо не мог.

— Вот и я так подумал…

Польский грузовичок с разведчиками благополучно выехал из села и, повернув на проселочную дорогу в сторону Кампиноса, устремился вперед. Каратели не стали преследовать группу. Изрядно потрепанные, без разведки и без офицерского состава, они побоялись вклиниваться вглубь партизанской зоны. Однако Юзефа гнал страх. Не видя погони, он давил на педаль газа до упора, но машина ехала медленно, тряслась на ухабах. Тридцать восемь километров в час — это был ее предел. Дерганая езда поляка злила Киселева, возгласы негодования в сторону водителя доносились также из кузова.

— Юзеф! — возмутился Киселев, не выдержав очередной встряски. — Ты везешь не селедку в бочке, придурок. Газуй плавно, объезжай ямы. Иначе мы все окажемся погребенными твоей развалюхой.

— Уберите зброю, пан офицер! — дрожащим голосом ответил Юзеф, мельком посмотрев на пистолет Киселев. — Уберите зброю, я нервничаю! — Со лба и висков связного стекали крупные капли пота.

— Нервничаешь? Отчего? — развеселился вдруг офицер. — Запомни, Юзеф. Нервничают только женщины и то, когда рожают или когда у них мужики импотенты. А ты мужчина, подпольщик, связной. Мужчина принимает решения, а приняв их, выполняет. Какие тут нервы, пан Юзеф? Делай, как учили, как предписывает инструкция. И все будет в ажуре. Ты же подпольщик, пан Юзеф, — офицер с недоверием посмотрел на потного связного. — Или не подпольщик?

— Должен вам признаться, пан офицер, — Юзеф немного успокоился, видя, что за ними никто не гонится. — Я не подпольщик. Я фармацевт. Это мой брат, Матеуш, подпольщик. Он кадровый офицер. Дерзкий, упрямый, как был наш отец. Это он примкнул к подполью, когда пришли немцы, стал активным борцом за освобождение Польши. Он и меня уговаривал стать в их ряды. Но куда мне? У меня аптека, люди. Правда…, - связной на мгновение замолчал, сглотнув подкативший к горлу ком от нахлынувших горьких воспоминаний. — Аптеку и дом, в котором находились моя пани Анна и наша дочь с маленькими детками Адамчиком и Биатой, это в районе Воли, где были самые тяжелые бои, фашисты разбомбили. Бомба попала прямо в дом…. Будь трижды прокляты эти каты! — Юзеф смахнул набежавшую слезу и замолчал, но чуть погодя продолжил свою неожиданную исповедь, замедлив движение машины. «Воля» вся разрушена. Тысячи людей остались лежать под развалинами. Крыху пазней, ранило и брата Матеуша. Его удалось переправить в лес. Сейчас с ним пани Крыся, гэта яго дачка. Когда был получен сигнал от вас, Матеуш уговорил меня выйти к вам на встречу. Я уже не сопротивлялся.

— Вот оно что? — лицо разведчика моментально посуровело. — То-то я вижу ты, пан Юзеф, какой-то чудаковатый. Вроде наш, а пальцы дрожат.

— Пальцы дрожат, потому что горе большое.

— Сочувствую. Война, — коротко ответил офицер. Ему не хотелось распространяться на эту тему, бередить свои личные семейные раны. Война забрала в 41 году его отца, а в 42 — м под Сталинградом — старшего брата. Для сердечных переживаний у него сегодня не было времени. Впереди выполнение ответственнейшего задания. — И он выполнит его. — Киселев вдруг напрягся от неожиданно появившейся мысли: — О существовании их группы знает посторонний свидетель. Это Юзеф. — «Никто не должен знать о существовании их группы, кроме тех лиц, кто должен это знать», — он вспомнил одну из фраз подполковника Старостина, инструктировавшего его пред вылетом. — Ничего себе вводная задача, — подумал он, — ее надо решать. — Но эта мысль быстро отодвинулась на второй план. Острая боль пронзила его ногу, он случайно задел рану автоматом. — Проклятье, — скривился Киселев от боли, — надо же подставиться в конце боя. Это когда он бежал ко второму сараю, где стояла машина. — Вспомнив о ране, он почувствовал, что боль в ноге усиливается. Он провел рукой по лбу. Лоб был горячим. У него появилась температура. — Это плохо, очень плохо.

— Вам дренна, пан офицер?

— Что? Что вы сказали?

— Вам худо, пан офицер?

— Да, мне худо. Но об этом потом. Лучше скажите, — Киселев сжал зубы, боль не утихала, — до Кампиноса сколько еще ехать?

— Километра два, пан офицер. Что с вами? — Юзеф с тревогой посмотрел на русского офицера. — Вам нужна помощь?

— В селе могут быть немцы или партизаны? — Киселев оставил без ответа вопросы связного.

— Хто яго ведае. Каратели везде сейчас лазят. Могут быть и партизаны.

— Тогда не будем испытывать судьбу. На сегодня хватит приключений на наши задницы. Видите впереди подлесок густой?

— Бачу, пан офицер.

— Загоняйте туда машину. Дальше пойдем пешком.

— Пешком?

— Да, своим ходом, пан Юзеф. Делайте, что я вам приказал. Не злите меня.

— Добже, добже, — Юзеф притормозил машину и свернул вправо в подлесок. Подминая мелкий кустарник, он проехал мимо густого ельника и, найдя небольшой разрыв между елей, нырнул глубже в лес и остановился. С дороги машины не было видно.

Раскрасневшиеся, возбужденные от прошедшего боя, дорожной встряски и усталости, с горящими глазами разведчики, спрыгнув с кузова, обступили Константина. Они ждали, что скажет им их командир.

Тот открыл дверь, но не стал выходить, сидя коротко приказал: — Десять минут оправиться. Сирень, сделай каждому по бутерброду, по дороге съедим. Медведь, подойдешь ко мне. Все, время пошло. — Затем Киселев развернул карту района Кампиновской пущи и вновь обратился к связному:

— Юзеф, показывай, где твой тайник.

— Зараз, пан офицер, забачу. — Связной достал из грудного кармана маленькую складную лупу, открыл ее и внимательно посмотрел на карту. — Вот ручей. До него идти с километр. Вот лесная партизанская дорога. Вот село Граница. От села с километр на север, в гуще букового леса находится сторожка лесника. Туды наш шлях, пан офицер.

— Все ясно. Ты пойдешь с нами, Юзеф. Представишь нас брату. Дальше тебе лучше остаться у партизан. В Лешно возвращаться нельзя. Бери свой бутерброд. — Возле кабины стояла Сирень и предлагала хлеб с тушенкой.

— Дзенькую барзо, пани, — улыбнулся девушке Юзеф, аккуратно приняв предложенное угощение, и с огромным аппетитом стал есть…

В этот раз Михаил помогал идти командиру, был его опорой и поддержкой в буквальном смысле слова. Следопыт шел впереди. Он словно рысь, мягко и бесшумно ступая, прокладывал дорогу группе. За ним тяжело дыша, двигался связной Юзеф, опираясь на подобранную палку. Замыкала движение Сирень. Группа продвигалась медленно, временами останавливалась для отдыха, командир не мог быстро идти, да и вероятность напороться на лесных братьев была велика. Особенно замедлилось движение, когда они прошли ручей и вышли к лесной дороге. Следопыт поднял правую руку вверх, дал команду всем лечь. Группа замерла, притаились. Вскоре послышалось движение нескольких подвод. Это был продотряд. Вооруженные поляки везли мешки с зерном и корзины с овощами. Шли они шумно, никого не боялись, громко разговаривали. Видно немцев поблизости не было. Здесь в глухой пуще партизаны были как у себя дома.

— То, не наши, — тихо шепнул Юзеф Следопыту. — Это «аковцы», партизаны из Армии Крайовой. Бачыте, у них эмблема в виде крючка на красной полоске. Перейдем на другую сторону дороги, там будет уже зона «аловцев», партизан Армии Людова. Можно будет идти смелее.

— Спасибо, пан Юзеф, — поблагодарил того Степан за информацию. — Вы хорошо держитесь для новичка после боя в Лешно.

— Дзенькую барзо, пан. Что я пережил, никому не пажадаешь. Жив остался — гэта уже добра.

— Тогда пошли дальше. — Следопыт поднялся, быстро сориентировал компас с картой и рукой подал команду продолжить движение.

Через полчаса группа осторожно без задержек вышла к домику лесника.

— Мы пришли, — утвердительно произнес связной и хотел выйти из кустарника, скрывавшего их от часового.

— Подождите, — остановил его Следопыт, задержав за рукав пиджака. — Вы знаете этого часового? Возьмите бинокль, посмотрите.

Юзеф приставил к глазам бинокль, подвел резкость, присмотрелся. — Не, пан, не знаю. Хтосьти чужой. Но в доме мой брат. Пойдемте.

— Когда вы были последний раз у брата?

— Тыдзень назад.

— За неделю могло многое произойти, пан Юзеф. Мы проверим, что это за люди.

Следопыт посмотрел на командира. Тот махнул головой, мол, действуй. Разведчик бесшумно подкрался к часовому и когда тот показал свою спину, в одно мгновение оказался возле него. Правой рукой обхватил сверху часового и слегка придавил к себе, а другой сажал рот, чтобы тот не вскрикнул и большим пальцем надавил на сонную артерию и тихо уложил у своих ног. Два прыжка и он уже на пороге дома. В этот момент открылась дверь. Выходящий партизан сходу наткнулся на Следопыта. Это было для него настолько неожиданным явлением, что он, приоткрыв рот, хлопая глазами от удивления, не мог произнести ни одного слова. Степан приложил палец к губам и тихо прошептал: — Тс-с-с, — после чего провел рукой по шее поляка. Партизан безвольно осунулось к его ногам. Степан отодвинул его от двери и махнул рукой Юзефу.

— Теперь ваш выход, маэстро, — добродушно заулыбался сибиряк, когда к нему подошел Юзеф в сопровождении Михаила. — Я открываю дверь. Вы заходите. Если там нет брата или будут подозрительные люди, вы падаете на пол. Дальше наше дело. Вы поняли меня?

— Да, пан, — тихо произнес побледневший Юзеф. — Что-то вы меня напужали. Матка боска, прости и помилуй. — Поляк трижды перекрестился.

— Смелее, Юзеф! — Следопыт открыл дверь и подтолкнул в дом связного…

Подозрительность разведчиков была напрасной. Юзеф не обманул их и привел к настоящему связному. Буквально через минуту из дома выглянула худенькая девушка лет семнадцати. Ее светлые волосы были заплетены в аккуратную косичку. Это была пани Крыся. Она безбоязненно посмотрела на двух русских великанов с оружием в руках, стоявших по обе стороны двери, приветливо им улыбнулась и произнесла: — Дзень добры, Панове. Ходзму до дому.

— Следопыт, веди командира, я проверю дом, — коротко приказал Михаил Степану и проследовал за Крысей. Михаилу сразу бросилась в глаза простая, но уютная обстановка хижины лесника с ее неприхотливой самодельной мебелью, ткаными половичками, выбеленной и протопленной печкой. Из-под чистой занавески, которой пробивались запахи томящегося обеда. Миша рефлекторно сглотнул слюну, почувствовав, насколько он голоден. Не задерживаясь на кухне-столовой, он прошелся в единственную большую комнату дома, где у окна на железной кровати на высоко подложенной подушке лежал исхудавший мужчина средних лет с усами «аля Чапаев». Его грудь была забинтована. Возле него суетился Юзеф, подавая какие-то лекарства. Тут же стоял еще один партизан, молодой поляк, одетый в военный френч польской армии, но без знаков различия. Его крепкую фигуру опоясывал офицерский кожаный ремень с кобурой от пистолета системы Вальтер. На столе лежал немецкий пистолет-пулемет МР40. Партизан настороженно посмотрел в сторону зашедшего Михаила, но затем его лицо прояснилось. Он торопливо подошел к разведчику, пожал руку и на польском языке предложил располагаться в доме, пока не освободиться пан Матеуш.

Миша понял, что сказал ему молодой партизан. — Это начальник охраны, — подумал он. — Добра! Я зараз, — и круто развернувшись, вышел…

Через два часа, приведя себя в порядок, плотно пообедав, Михаил, Степан и Инга неподалеку отдыхали в тени развесистого бука. Разведчики понимали, что в любую минуту их могут поднять. Следующие шаги командира им были не известны. Поэтому они сразу воспользовались появившейся возможностью, немного расслабиться в этот бесконечно-долгий, трудный и опасный августовский день. Прислонившись спинами к могучему дереву, вытянув босые ноги они дремали. Даже разговаривать им было лень.

Что за услада для любого солдата, после многокилометрового марша лежать на мягкой траве, вдыхать чистейший воздух, наполненный ароматами хвои и летних цветов, с наслаждением воспринимать ласки ветерка, прокравшегося сквозь ветви деревьев и, хмелея от соприкосновения с первозданной природой, уснуть. Разведчики спали….

Капитан Киселев после обеда остался наедине с Матеушем. Ему было не до сна. Офицеру нужно было оперативно принимать решение: отправлять группу в Берлин, оставшись здесь на излечение или, несмотря на ранение, ехать с ней. Киселеву было больно признавать себе, что он на какое-то время выбыл из строя. Пошел воспалительный процесс. Пилюли Юзефа сбили температуру, но этого было мало, требовалось серьезное лечение. Юзеф после осмотра раны, в категорической форме запретил двигаться.

— Вы хотите гангрены, пан офицер? — возмутился он на несговорчивость Киселева, — а, затем сепсис и ампутацию? — Поляк вел себя смелее, находясь с братом. Он свою задачу выполнил, довел разведчиков до связного и уже выступал в роли медика. Перед ним был уже не грозный русский офицер, а больной, которому нужна была экстренная помощь. — Вам необходимо стационарное лечение, — добавил утвердительно он, — если не в больнице, то хотя бы здесь. Пенициллин и другие лекарства я достану. Нужно только съездить в Варшаву. Пропуск у меня есть. Оставаться, только оставаться! — подытожил возбужденный фармацевт. — Когда вам станет легче, отправляйтесь, куда вам вздумается. Все, я свое слово сказал.

Юзефа поддержал и Матеуш. Он заметил, что в случае ухудшения его состояния ему нужно будет официально обращаться в немецкий госпиталь. Там могут быть пристрастные проверки, которые ему как разведчику не нужны.

— Да, тяжелое мое положение. Вы правы, — стал сдаваться Киселев. — Какой сейчас из меня боец? Только привлеку на себя внимание наряд патруля. Придется согласиться с вашими доводами. Одно меня смущает, — разведчик задумался. Тревожные вопросы всплыли мгновенно: — «Справиться ли без него Дедушкин? Как он поведет себя в кругу немцев? Сумеет ли внедриться? Опыта нет. Не быть бы провалу!». — Но другого выхода Киселев не видел.

— Хорошо, Юзеф, я остаюсь. Только возьму подтверждение Центра. А теперь оставьте меня наедине с братом. — Когда аптекарь вышел из комнаты, офицер подсел к связному ближе. — Матеуш, — обратился он к нему, — скажите, как вы представили нас партизанам?

— Не беспокойтесь, Константин. — Связной приподнялся повыше, оперся о спинку кровати. — Вы прибыли к нам для корректировки совместных действий в предстоящем наступлении нашей бригады «Сыны земли Мазовецкой» и русской армии. В случае чего, так и будет доложено командиру майору Мазур.

— Идея хорошая, — согласился Киселев. — Есть только одно требование к вам. Ваш брат не должен покидать лагерь. Он мягкий человек и в случае ареста…, - Киселев замялся, — в общем, он знает о нашем существовании. Поэтому, он должен быть с вами. Поверьте, это очень серьезно. Так будет спокойнее и мне и вам.

— Я согласен, — слегка кивнул головой Матеуш — За лекарствами мы отправим других людей. Какие будут мои дальнейшие действия, Константин? — поляк говорил на довольно хорошем русском языке.

— Первое и быстрее — это узнать ближайшее распивание поездов на Берлин. Отправление не из Варшавы, туда сейчас соваться опасно, а с промежуточной станции, наиболее близкой к Кампиносу. Второе, нужна легковая машина, чтобы доставить моих людей до вокзала. Кроме того, на вас ляжет обеспечение их безопасности, когда они будут проезжать по вашей зоне. И последнее, дату и время отправления, знают только я и вы. Задействованные партизаны знают только ту информацию, которая необходима им для выполнения поставленной краткой единовременной задачи. Отъезд группы должен пройти в максимально строгой секретности. До этого момента охрана домика будет за моими людьми. Вашу охрану, в том числе и пани Крысю, отправьте в лагерь. Вы сможете это сделать, Матеуш? — Киселев как всегда при разговоре смотрел пристально, строго в глаза собеседнику, пытаясь влезть ему в душу, понять, искренен или нет перед ним человек.

Матеуш не отвел взгляда, он почувствовал напряженность момента, момента последней проверки русского офицера-разведчика. — Не бойтесь, пан Константин. Я осознаю свою ответственность перед вами. Все ваши требования мы выполним. Для этого нам нужно два-три дня.

— Вот это по нашему, спасибо, — обрадовался Киселев и крепко сжал руку поляку. — Да, Матеуш, а где находится груз из Центра?

— Два ящика захованы в сарае. Сержант Качмарек вам покажет.

— Хорошо. — Киселев посмотрел на часы. Было начало четвертого дня. — "В десять вечера выход на связь с Центром. Надо срочно посылать Следопыта за рацией. Михаил останется здесь, рисковать им нельзя. Он будет старшим в группе». — Киселев поднялся со стула и оперся на раненую ногу и сразу почувствовал, как острые иглы разрывают ее на части. Он скривился, но не застонал. Дотянулся до самодельных костылей, оперся уже на них, вздохнул тяжело и с глубокой горечью произнес: — Да, вояка сейчас из меня никудышный.

— Ничего, Константин, — подбодрил разведчика поляк, — если Юзеф взялся за дело, поправитесь. У меня пуля легкое задело, и то выжил. За две недели отбросите костыли. Будьте уверены.

— Да, отброшу, это уж точно. Достала нога до печенок! — ругнулся Киселев, сомневаясь, понял ли Матеуш двоякий смысл своей фразы. — Выйду, гляну, чем бойцы заняты. — Застучали деревяшки по полу. — Матеуш, — Офицер остановился посредине комнаты и оглянулся, — мне нужен один ваш выносливый боец, часа на три, но чтобы понимал немного по-русски.

— Нет вопросов. Сержант Качмарек, зайди ко мне, — громко позвал тот начальника охраны через закрытую дверь. Когда сержант появился, Матеш на польском языке отдал команду.

— Стереговы Брода, в вашем распоряжении, Константин.

— Спасибо, Матеуш…

Через четыре часа рация была доставлена. Следопыт — надежный и неутомимый сибиряк, справился с труднейшей задачей, проделав новый двадцати километровый марш. И уже вечером Инга, расположившись в сарае и настроив на установленную частоту любимый всеми радистами коротковолновый приемопередатчик «Север-бис», ждала текст шифрограммы от командира. Уставший, с болезненным видом Киселев, закончив составлять шифровку, посмотрел на радистку, — Все у тебя готово, ты вышла на связь?

— Я готова, товарищ Константин.

— Это хорошо. У любого разведчика, Сирень, — Киселев, вдруг заговорил поучительно, как будто готовился к этому разговору, — имеется два основных профессиональных риска, ты Медведь запоминай, тебя это касается в первую очередь, — офицер мельком обернулся к Михаилу. Тот стоял у входа и просматривал подступы к сараю. — Первый — это не доложить вовремя в Центр по причине сомнительности информации, требующей уточнения. Второй — это доложить сомнительную информацию, которая затем не подтвердится. Так вот, мы сегодня даем точную информацию и даем вовремя. Мы вышли на связь с польскими партизанами Армии Людовой. Мы выполнили первый этап операции. Это главное. Это меня радует. Поняла, что я сказал?

— Все поняла, товарищ Константин. Давайте текст шифровки. — Инга подошла к командиру.

— На, возьми, — пальцы офицера немного подрагивали.

Волнение Киселева передалось и радистке. — Спокойнее, — Инга мысленно стала готовить себя к сеансу: — Я слышу эфир. Я растворилась в нем. Я работаю.

Застучал высокопрофессионально телеграфный ключ. Мгновенно понеслись в эфир цифры азбуки Морзе, сливаясь в единую радостную песню, заставляющую усиленно биться сердце любого разведчика. В этот момент, как ни в какой другой, разведчик чувствует свою сопричастность к великой борьбе, к великому общему делу. В этот момент самооценка разведчика поднимается в несколько раз, тем более, если есть достоверная, срочная для Центра информация.

Где-то далеко, за несколько сотен километров от Варшавы фронтовые станции подхватили, усилили комбинации сигналов из «ти-ти, та-та» и перенаправили их на центральный узел связи Главного Контрразведывательного Управления Красной Армии.

Затаив дыхание Инга внимательно прослушивала необъятный эфир. Вот она слегка вздрогнула и стала быстро принимать ответную радиограмму. Карандаш, сжимаемый ее тонкими, изящными пальцами молниеносно выводил четкие правильные ряды пятизначных чисел. В эту минуту девушка была необычно таинственна и красива. Михаил залюбовался ею, приоткрыв рот.

— Все, товарищ Константин, сеанс связи с Центром закончен. Возьмите, — девушка передала исписанный лист шифрограммы.

Офицер, пользуясь кодовой сеткой, прочел текст. Глаза его засияли, бледное лицо покрылось легким румянцем. Он благодарно посмотрел на Сирень, перевел взгляд на Михаила. — Пойдем, выйдем, Медведь, разговор есть, а то муху проглотишь, — пошутил к месту довольный Киселев.

— Вам помочь?

— Не надо. Иди вперед. — Киселев вышел вслед за Михаилом из сарая. Присел на колоду, закурил. Миша стоял рядом по стойке вольно. — Слушай меня внимательно, младший лейтенант Дедушкин, — Киселев поднял на Михаила улыбающиеся серые глаза.

— Что вы сказали? Я старший сержант.

— Был вчера старшим сержантом, а с сегодняшнего дня стал младшим лейтенантом, офицером Управления Смерш.

Пока Миша осмысливал необычную весть, Киселев закурил и с наслаждением сделал большую затяжку, выпустил дым.

— Да, да! Не сомневайся, Дедушкин, — добавил офицер, увидев недоверчивый взгляд Михаила. — Приказом Наркома Обороны за успешное окончание курсов вам присвоено первое офицерское звание младший лейтенант. Поздравляю! — Киселев приподнялся с колоды и пожал Михаилу руку.

Разведчик напрягся от свалившейся неожиданно радостной вести и негромко произнес: — Служу Советскому Союзу.

— Вот теперь мы закрутим гайки фашистам. Вот теперь можно доверить тебе большое дело, — удовлетворенно крякнул Киселев и вновь опустился на колоду. — Присаживайся и ты, места хватит.

— Спасибо, — Миша присел рядом на горку рубленых дров.

— Слушай дальше, — продолжил разговор Киселев. — Центр утвердил первый вариант внедрения в Берлине. Ты и Следопыт военнослужащие Вермахта, отпускники, едите домой. Сирень, богатая беженка из Прибалтики, едет к своим родственникам. На подготовку группы дается два дня. В общем, внедряйся в шкуру старшего лейтенанта Клебера. Я думаю, ты не забыл о нем, имея математическую память.

— Помню дословно, товарищ Константин, — улыбнулся уже и Миша.

— Мало помнить, надо вжиться в тело врага. Надо быть им как самим собой. Вот твоя задача. Понял?

— Так точно, понял.

— Ладно, посмотрим, как ты продержишься до моего приезда. 24 августа отъезд. С того времени ты управляешь группой и на тебя ложится вся ответственность за выполнение задания. Я остаюсь здесь, до момента излечения, затем выезжаю к вам. Конкретные задачи, явки, пароли получишь перед отъездом. Это приказ Центра. Возражения не принимаются. Вот собственно все. Свободен, младший лейтенант.

— Один вопрос, разрешите.

— Один, разрешаю.

— Следопыту, Степану, что со званием?

— Ему присвоено звание старшины. Он, к сожалению, не учился в институте, как ты. Я тебя официально представлю группе, не беспокойся. Все, Дедушкин, иди. Да, с тебя причитается…

24 августа 1944 года, когда только-только забрезжил рассвет и густой синеватый туман еще стоял непроницаемой стеной над Вислой, где-то в глухой Кампиновской пуще за полсотни километров от Варшавы осторожно открылась дверь домика лесника и оттуда вышли военные с оружием. Группа проследовала к недалеко стоявшему автомобилю «Опель — капитан», оставляя на память хозяину леса широкую росистую дорожку.

Среди отъезжавших гостей был высокого роста с орлиным взором красавец- мужчина в форме старшего лейтенанта Вермахта. Рядом с ним была очаровательна молодая женщина, произнесшая по дороге несколько фраз на превосходном немецком языке. Она была одета в серый костюм из тонкой английской шерсти. Замыкал группу широкоплечий великан сержант, пехотинец моторизованных сил Германии. Коротко подстриженный, с массивной челюстью, твердым, решительным взглядом он напоминал боксера тяжеловеса не ниже мирового уровня.

Провожал серьезную, немного задумчивую троицу небритый мужчина. Он нервно опирался на самодельные костыли и еле слышно поносил кого-то по матери. Когда группа подошла к машине, хромой тихо произнес на русском языке: — Будем прощаться, — и по очереди обнял каждого из гостей, в том числе и женщину. Усадив всех в автомобиль, мужчина подошел к немецкому офицеру, сидевшему на заднем сидении рядом с девушкой, сильно сжал правую руку в кулак и, подняв ее вверх, произнес: «Но пасаран!» — и затем резко захлопнул дверь. Глаза небритого мужчины были влажными…