Дело о даме-дуэлянте

Участь Мориса Дюшарма

Следующим утром Марк отправился навестить раненного. Дом, принадлежащий Анне Дюшарм, урождённой де Клевье стоял на улице Дорога роз, и ничем не выделялся в череде узких трёхэтажных особняков, чистеньких и нарядных, как пирожные в коробке. Легко взбежав по высокой лестнице, на боковых площадках которой вечно спали вытесанные из песчаника львы, и взяв висящий на бронзовой цепочке молоточек, он постучал в звонкий гонг. Ему открыл худой лакей и, выслушав посетителя, отправился, чтоб доложить о нём.

Вскоре из дальних комнат появилась Анна Дюшарм. Взглянув на неё, он на мгновение усомнился в своих подозрениях, потому что она выглядела утомлённой и встревоженной, её глаза покраснели, словно она плакала или не спала всю ночь. Снова представившись, Марк сообщил, что пришёл навестить господина Дюшарма.

— Ах, мой бедный Морис, — молитвенно сложив свои белые руки, запричитала она. — Это такое несчастье! Как жестоко было ранить его! Я так огорчена! Как раз сейчас с ним господин Фабрициус, и я не знаю, позволит ли он побеспокоить моего супруга в таком состоянии.

Это можно было расценить, как намёк на неуместность визита, но Марк не обратил на него внимания.

— Отлично! — деловито кивнул он. — Тогда я расспрошу лекаря о его самочувствии. Проводите меня!

Возможно, будь это кто-то другой, она попыталась бы возражать, но его статус был ей известен, да и повелительный тон, которым была высказана эта просьба, не допускал отказа. Тяжко вздохнув, она повернулась к лестнице, подобрала юбки и пошла наверх.

Уже подходя к дубовой двустворчатой двери, Марк увидел, как она распахнулась и на пороге появилась несуразная и немного мрачная фигура знаменитого лекаря.

— Я рад видеть тебя, дружище! — воскликнул он, кивнув ему. — Как твой пациент?

— Ему повезло, господин Марк, — сообщил Фабрициус, по привычке назвав его так, как звал ещё тогда, когда граф де Лорм был юным оруженосцем короля. — Рана тяжёлая, но не угрожает его жизни. К тому же он молод и крепок, потому, неделя, от силы две, и он сможет подняться с постели.

— Что скажешь о ране?

Лекарь внимательно взглянул на него своими выцветшими глазами. Он понял смысл этого вопроса.

— Я полагаю, что она целила в бедренную артерию, и если б попала, то шансов бы у него не было.

— И сильно она промахнулась?

— Не более чем на три пальца.

Марк отступил, пропуская его, и Фабрициус, поклонившись ему на ходу, удалился. Бросив взгляд на стоявшую рядом Анну Дюшарм, он заметил, что она встревожена ещё больше. Однако поймав его взгляд, она вымученно улыбнулась, немного неуклюже присела в торопливом поклоне и поспешила вслед за лекарем, видимо, чтоб расплатиться с ним за визит. Марк толкнул дверь и вошёл.

Просторная спальня была залита светом, лившимся в распахнутое окно. В воздухе чувствовался запах лекарств. Осмотревшись, Марк понял, что это мужская спальня, должно быть у супругов были раздельные покои. На небольшом столе рядом с отодвинутой на край стопкой книг, стоял медный таз с разложенной на бортике белой тканью. А возле него выстроились в ровную линию какие-то пузырьки и баночки с бальзамами. С другой стороны на чеканном подносе возвышался хрустальный кувшин с водой и кубок.

Морис Дюшарм лежал в постели и, несмотря на бледность, выглядел не таким уж больным. Меланхолично он рассматривал висевший на противоположной стене гобелен со сценой охоты и не сразу заметил визитёра, а заметив, сильно смутился. Марк присел в кресло возле кровати и поспешил объяснить, что вчера присутствовал на дуэли, видел, что господин Дюшарм ранен, и счёл необходимым навестить его и выразить ему свою поддержку.

— Боги, — потерянно пробормотал Морис, — неужели и вы видели этот позор? Как я теперь смогу выйти на улицу? Надо мной же будет смеяться весь город! Проиграть этой бешеной кобыле! Поверьте, я более страдаю от этой мысли, чем от раны!

— Она чуть не убила вас, — заметил Марк.

— Да лучше бы убила! — воскликнул тот, но потом мотнул головой. — Нет, не лучше! Умереть от её руки было бы ещё хуже! Я сгораю от стыда и обиды! Поверьте, я бы справился с ней, если б не моё проклятое невезение! Именно накануне я почувствовал недомогание, которое не позволило мне сразиться с этой выскочкой в полную силу.

— Вы были больны?

— Поверьте, я вовсе не лгу, чтоб оправдать свою неудачу! Так всё и было! Ночью мне стало плохо. Я проснулся от судороги, и с ужасом понял, что не чувствую ни рук, ни ног. Я был напуган, решив, что меня парализовало, но со временем мне стало лучше и чувствительность вернулась. Однако утром я ещё ощущал холод в ладонях и пальцы плохо слушались меня. И ноги покалывало.

— Нужно было отказаться от дуэли или перенести её, — заметил Марк.

— Чтоб на всех углах трубили, что я испугался женщины? К тому же я был уверен, что и так справлюсь с ней! Главное, что я мог удержать в руке меч, а там… — он горько улыбнулся. — Если вы там были, то согласитесь, что начал я неплохо! Но потом… Руки снова стали неметь, ноги похолодели, и я понял, что не знаю, как управиться со своим телом, которое не хотело слушаться. Словно я стал глупой деревянной марионеткой, которую надо дёргать за ниточки, чтоб она плясала. Я даже не понял, когда она проткнула меня мечом, потому что не испытал боли, просто на мгновение лишился чувств и очнулся, уже стоя на коленях. И снова потерял сознание.

— Выходит, вам стало хуже по ходу поединка? — озабоченно спросил Марк. — А потом? Вы ощущаете сейчас эту странную болезнь?

— Нет, — покачал головой Морис. — Я пролежал без памяти до ночи, а потом пришёл в себя, и, если не считать боли в боку, куда ранен, да слабости, не почувствовал ничего необычного. Конечно, руки и ноги у меня были холодные, но Фабрициус сказал, что это из-за потери крови, и дал мне какой-то обжигающий настой, который буквально вернул меня к жизни.

— Скажите, господин Дюшарм, мог ли ваш внезапный недуг быть следствием каких-то излишеств накануне?

— О чём вы, господин граф? — воскликнул тот. — Я же не ребёнок, чтоб так рисковать! С кем бы мне ни предстояла дуэль, я не склонен недооценивать противников и потому накануне избегаю подобных вещей! Я провёл весь вечер дома, поужинал с супругой. Нам нужно было помириться после ужасной ссоры! Однако за ужином я выпил лишь один кубок белого вина, наполовину разбавленного водой, а после отправился спать. Уснул почти сразу, хоть было ещё не очень поздно.

— И вы даже не предполагаете, что могло стать причиной вашего недомогания? Такое случалось раньше?

— Точно нет! Потому я и был так напуган. Я мог умереть, — он вдруг задумался. — Тут вы правы. Эта мегера старалась убить меня. Я понял это по её взгляду, свирепому и беспощадному. Я должен поблагодарить Александра за то, что он спас меня. Если б он не выторговал условие «до первого ранения» и вовремя не остановил поединок, мы бы с вами сейчас не разговаривали! Мне повезло, что он тем вечером был у де Нюбурже и снизошёл до моей мольбы стать секундантом. Он очень умён, этот мальчик, и при этом знает о дуэлях едва ли не больше всех! Мы часто обсуждали с ним дуэльные кодексы Сен-Марко, луара и свободных городов, и я всегда поражался, что он знает не только их содержание, но и множество примеров, как разрешались на их условиях различные спорные ситуации.

— Да, он очень похож на своего славного прадеда, — улыбнулся Марк и поднялся. — Что ж, я рад, что ваша жизнь вне опасности, господин Дюшарм! И успокойтесь, эта несчастная дуэль не принесёт вам бесчестия. В Сен-Марко новости не живут долго, и к тому времени, как вы встанете с постели, никто уже и не вспомнит об этом.

— Благодарю вас, — кивнул Морис, — и за этот визит, и за ваши слова. Наверно, вы правы, и это злосчастное недоразумение больше всех занимает меня, а остальные уже и думать о нём забыли.

Когда Марк вышел из его спальни, улыбка исчезла с его лица. Он осмотрелся, надеясь увидеть неподалёку госпожу Дюшарм. Он хотел расспросить её о том примирительном ужине, а заодно о её знакомстве с Жеральдиной де Ренси и её подругой. Конечно, он не надеялся на какие-то признания, просто хотел понаблюдать за её реакцией, но хозяйки дома рядом не оказалось.

Уже у дверей он спросил о ней провожавшего его лакея и тот сообщил, что хозяйка отправилась в храм святой Бригитты, чтоб помолиться о выздоровлении супруга.

Вернувшись в Серую башню, Марк снова подошёл к окну, глядя на постепенно наливающееся сочной синевой небо. Время близилось к полудню и совсем скоро должна была наступить тёмная половина дня. Его взгляд скользил по розовым в час заката черепичным крышам, не задерживаясь нигде. Он размышлял, достаточно ли у него оснований для ареста Иветты Гримо. Недомогание Леонара Бернье перед дуэлью можно было счесть совпадением, но после того, как-то же случилось и с Морисом Дюшармом, это обстоятельство выглядело довольно зловещим. Оба они были соперниками Жеральдины де Ренси и проиграли ей дуэль. Оба перед поединком чувствовали схожие симптомы, помешавшие им в бою. И оба накануне встречались с женщинами, у которых были причины обижаться на них. Анна Дюшарм была знакома с Жеральдиной и Доротеей. Марк сам видел её в компании подруг на приёме у Аламейры. Но знала ли кого-то из них или обеих Иветта Гримо?

Задавшись этим вопросом, Марк обернулся и взглянул на Гаспара, стоявшего у стола и смотревшего на него с преданностью старого сторожевого пса. Гигант явно чувствовал сомнения и тревогу своего господина и был этим обеспокоен. Встретив его вопрошающий взгляд, Марк кивнул.

— Вот что, дружок, отправляйся-ка прямо сейчас к Эсмеральде, арестуй девицу Иветту Гримо и привези сюда.

— По какому обвинению? — тут же уточнил сыщик.

— По обвинению в соучастии в убийстве Леонара Бернье. Так и объяви. Больше ничего не говори. Как привезёшь, сразу же отведи её в камеру для допросов. И предупреди папашу Ришара, пусть пришлёт своего подручного позвенеть цепями.

Гаспар нахмурился, видимо, соображая, стоит ли прямо сейчас спросить, что это за убийство, о котором он ещё не слышал, но потом он передумал и, поклонившись, ушёл. Пока его не было, Марк вызвал клерка и велел ему завести упомянутое дело и официально внести его в реестр расследований тайной полиции. К тому времени, как Гаспар вернулся, на столе перед Марком уже лежала новая, аккуратно подписанная папка. В ней пока был всего лишь один документ, который он только что подписал, а именно акт о проведении расследования обстоятельств смерти Леонара Бернье.

— Я привёз её, — сообщил Гаспар, войдя. — Едва я объявил ей об аресте, как у неё случилась истерика, она пыталась сбежать, и мне с трудом удалось запихнуть её в карету. Теперь она сидит в камере, как тряпичная кукла и всхлипывает. Папаша Ришар прислал Этьена и тот уже принялся раздувать огонь в жаровне и раскладывать инструменты.

— Что ж, пусть закончит приготовления, — кивнул Марк. — А ты пока присядь. Я расскажу тебе об этом деле, а потом пойдёшь домой к покойному Бернье и допросишь его слуг.

Уже совсем стемнело, когда он спустился в подземелье и по длинному мрачному коридору, освещённому факелами, прошёл в камеру для допросов. Здесь тоже было сумрачно и промозгло. В глубине помещения помощник палача Этьен перекладывал с места на место свои инструменты и немного полюбовавшись их расположением, недовольно мотал головой и снова начинал менять их местами, стараясь произвести как можно больше шума. В жаровне потрескивал уголь, и выложенные на решётку раскалённые пруты распространяли вокруг запах калёного железа. В уголке, за небольшим столиком сидел маленький невозмутимый клерк и терпеливо ждал начала допроса, изредка поглядывая на узкое окно под потолком, за которым ничего не было видно из-за подступившей темноты.

Иветта Гримо сидела на стуле с высокой спинкой. Её лицо было замазано потёкшим от слёз гримом, а руки сцеплены на коленях. Когда Марк вошёл, она вздрогнула и взглянула на него с отчаянной надеждой.

— Господин! — заговорила она торопливо. — Умоляю вас, выслушайте меня! Я никого не убивала! У меня и в мыслях не было ничего подобного! Это было просто снотворное! Он уснул, а утром проснулся и ушёл! Я не причиняла ему вреда, я просто не могла больше это выносить! Я говорила хозяйке… Но он платил золотом, и она просила меня потерпеть… Но сколько ж можно терпеть это издевательство? У меня не успевали сходить старые синяки, как он ставил мне новые! Я всего лишь хотела, чтоб он проспал всю ночь и не трогал меня!

— Что ты ему подмешала? — спросил Марк. Он присел на край стола перед ней и скрестил руки на груди. — После твоего зелья он отправился на дуэль и не мог защищаться, из-за чего и был убит.

— Я не думала об этом! У меня и в мыслях не было… — замотала головой она. — Он же встал утром и был живой! При чём тут я?

— Что ты ему подмешала? — снова спросил он.

— Не знаю. Эта дама дала мне бутылочку из зелёного стекла. Сказала накапать в вино, и он проспит всю ночь. Я так и сделала!

— Что за дама?

— Не знаю! — всхлипнула Иветта. — Я встретила её в кондитерской. У меня был выходной, я сходила в галантерейную лавку, купила булавку с камушком для косынки и баночку румян, потом прогулялась по рынку и, как обычно, зашла в кондитерскую на углу Монтегю, чтоб купить миндальное печенье. Там я и увидела эту даму в трауре. Она спросила у меня, вкусное ли это печенье, а потом начала спрашивать пробовала ли я пирожные в этой кондитерской. Мы разговорились, а потом оказалось, что нам по пути. Мы шли и болтали о разном. Она сказала, что была замужем, её муж был грубым и жестоким человеком, но он умер и она теперь счастлива. Она была такая милая… — Иветта снова всхлипнула. — И я решилась поделиться с ней своей бедой. Тогда она и предложила мне просто подмешать ему в вино снотворное, сказала, что сама так делала, когда не хотела, чтоб муж к ней приставал. И она дала мне эту бутылочку. Мы расстались на перекрёстке у Дороги роз, и она пошла дальше, а я вернулась.

— И она не назвала своё имя?

— Нет! Мы просто случайно встретились и болтали о разном. Я тоже не называла своего!

— Случайно встретились и ты взяла у неё бутылочку непонятно с чем и вылила её содержимое в кубок своего клиента? А если б там был яд?

— Я не подумала… — зарыдала она. — Я просто так устала от всего этого. Я не хотела брать эту бутылочку, но она сунула мне её в руки. Дескать, вдруг пригодится! А вечером он пришёл, рассказывал о дуэли, ругал сначала ту женщину, а потом и всех женщин, и… Я достала бутылочку и вылила из неё в кувшин. Но я не собиралась травить его! Я просто хотела, чтоб он уснул!

— Ладно, — остановил её Марк. — Как выглядела та женщина? Молодая, старая? Высокая, низкая?

— Молодая, примерно моего роста…

— То есть невысокая?

— Да, тоненькая, с белокурыми волосами и красивыми глазами. Такими синими, с длинными ресницами. Она была похожа на куклу в витрине кружевницы. Только в чёрном платье и вуали.

Марк задумчиво смотрел на неё, а потом обернулся к клерку. Тот добросовестно скрипел пером по бумаге, записывая показания Иветты.

— Ты её узнаешь, если увидишь? — спросил он, снова взглянув на заплаканную девушку.

Она поспешно закивала. Он вздохнул, а потом обошёл стол и сел в кресло.

— А теперь ещё раз расскажи всё по порядку, ничего не упуская.

Вернувшись в свой кабинет, где клерк в его отсутствие зажёг на столе свечи, Марк сел за стол и ещё раз перечитал протокол допроса. Немного успокоившись, Иветта вспомнила и другие детали, которые вкупе с описанием внешности загадочной дамы в трауре, с большой долей вероятности указывали на Доротею де Мелантен. В частности, она упомянула, что выросла в Ланьоне и много путешествовала.

Вскоре появился Гаспар. Благодарно кивнув в ответ на жест Марка, которым он указал ему на стул, сыщик сел.

— Я нашёл его лакея и повара. Пришлось побегать, потому что у Бернье не было в Сен-Марко своего дома, он снимал квартиру в доме вдовы Ролле на улице Сломанного копья, но срок аренды уже истёк и квартиру сдали другому постояльцу. Слуги отправились искать новую работу и, по счастью, повара наняли в соседний трактир, так что я быстро отыскал его. Ничего интересного он мне не рассказал, только то, что его хозяин вёл разгульный образ жизни, проматывал наследство, доставшееся ему от дяди, и не собирался жениться. У него был скверный характер и не слишком привлекательная внешность. Дамы его не любили, считая грубым и неприятным, и он отвечал им тем же. Часто приглашал на пирушки друзей и иногда приводил уличных девиц. Это всё. К тому же повар сказал, что лакей нашёл место в гостинице «Белый мак». Там я его и отыскал. Его зовут Жан Грилье, он раньше служил дяде Бернье, кавалеру де Жюссаку. Вот он оказался более полезным. Он подтвердил всё, что рассказал повар, к тому же упомянул, что и друзей у его молодого хозяина было немного, в основном, приятели, которые не прочь выпить за чужой счет. Бернье постоянно влезал во всякие скандалы, но всегда выкручивался, либо откупаясь от потерпевших, либо с помощью взяток. С девицами всегда обходился грубо и его из-за этого даже пару раз били сутенёры. Потом начал посещать эту Иветту у Эсмеральды. Ходил туда с завидной регулярностью — раз в три дня.

— То есть, при желании, можно было вычислить, что он отправится туда перед дуэлью? — уточнил Марк.

— Именно! — воскликнул Гаспар. — Самое интересное, что дня за три до дуэли, уже после скандала у графини де Лафайет, но до поединка произошло нечто занятное. Этот Грилье любит захаживать вечерком в трактир «Белая цапля» на пересечении Гончарной улицы и Сломанного копья ближе к северной окраине. Публика там невзыскательная, эль и вино не дорогие, еда дешёвая и сытная. Вечерами там выступают бродячие музыканты, всякие певцы и танцоры с бубнами. Заходят в поисках клиентов и местные девицы. Вот в тот вечер, проводив хозяина из дома, Грилье отправился в свой любимый трактир, заказал кувшин вина и сел у окна. И неожиданно к нему подсела некая девица, весьма привлекательная, заулыбалась и попросила угостить её вином. Он, в надежде на продолжение вечера, угостил, они разговорились, и она как-то незаметно вытянула из него сведения о его хозяине, куда ходит, чем занимается. И в том числе он ей разболтал о связи Бернье с Иветтой, и что тот пойдёт туда перед дуэлью, хотя лучше б сидел дома. Упомянул он и о том, что его хозяин колотит эту девицу почём зря, а потом откупается от Эсмеральды золотом. Девица слушала, подогревала его надежды и словно из любопытства задавала вопросы, а потом он на что-то отвлёкся, глядь! — а её уж нет.

— И имя своё она ему, конечно, не назвала? — усмехнулся Марк.

— Сказала, что зовут её Люси, но сказать можно всё, что угодно. Потому я расспросил его о том, как она выглядела. Маленькая, светловолосая, очень красивая, со свежим личиком и синими глазами. Ему показалось, что она не из простых, потому что говорила, как барышня, да и одета была в простое платье, но сшитое из тонкого полотна и отделанное кружевом. Но его это не смутило, потому что и благородные дамы иногда ищут на улице пикантных приключений.

— Узнает, если увидит?

— Конечно, он до сих пор облизывается, вспоминая её!

— Хорошо. Это, похоже, снова была Доротея де Мелантен. Ещё не очень поздно, потому сходи к Эсмеральде и обыщи комнату Иветты Гримо. Нас интересует бутылочка зелёного стекла, а, вернее, её содержимое. Она должна быть в ящике туалетного столика. Потом передашь её Огастену, пусть проверит, что внутри.

Отпустив Гаспара, Марк снова посмотрел на протокол допроса Иветты Гримо. Что если прямо сейчас привезти сюда Доротею де Мелантен и показать девице, а потом лакею Бернье? Можно ли будет на этом основании обвинить её в убийстве? Он вздохнул и покачал головой. Любой адвокат так запутает этих простоватых свидетелей и вывернет дело таким образом, что обвинить её можно будет лишь в том, что она посоветовала Иветте подсыпать клиенту снотворное, а это не преступление. Прямых улик против неё пока не было, и ему осталось только надеяться, что вскоре они появятся.

Следующий день был тёмным. Марк заканчивал завтрак в нижней гостиной, размышляя над делом Бернье и продумывая свои следующие шаги. При этом и расследование махинаций барона де Ронссака требовало его внимания. Он уже знал, что королевский ревизор Боден со своими помощниками явился в военное ведомство и изъял для проверки важные документы. Инспекторы коннетабля ещё засветло уехали в Бренон, чтоб провести проверку строительства на месте. Пока работали другие, у Марка выдалась в этом деле небольшая передышка, и он надеялся, что успеет закончить с Жеральдиной де Ренси до того момента, когда ему представят отчёты ревизоров и инспекторов.

Модестайн молча убрал со стола опустевшую тарелку и подал господину влажное подогретое полотенце, пахнущее садовой мятой, чтоб он вытер руки. Потом, сняв нагар с потрескивавшей свечи, он поклонился и ушёл, но вскоре вернулся.

— Ваше сиятельство, — сообщил он, — явился господин Хуан и просит…

— Я уже здесь, Марк! — послышался звонкий голос Джин Хо и он, обогнув лакея, вошёл в гостиную.

Было странно, что он не обиделся на то, что Марк позавтракал без него, и не потребовал немедля принести ему всё, что осталось съестного на кухне. Впрочем, взглянув на него, Марк понял, что его другу не до еды. Он сумрачно посмотрел на Модестайна, и тот поспешил удалиться.

— Что случилось? — спросил Марк.

— Дюшарм умер этой ночью, — ответил лис, и его узкие глаза холодно блеснули.

— Как это может быть? — изумился Марк. — Я был у него вчера утром! Он был вполне бодр, а Фабрициус заверил меня, что его пациент идёт на поправку!

— Тем более странно! — кивнул кумихо, подхватив стул, развернул его спинкой к Марку и уселся верхом, сложив руки на резной спинке. — Вчера произошло кое-что, озадачившее меня. Я даже хотел сообщить тебе, но решил, что это не срочно. Теперь думаю, что зря не поторопился. Мои лисы, следившие за домом, где живёт Жеральдина де Ренси, видели странную сцену. Туда примчалась некая немолодая, но богато одетая дама и, взбежав на крыльцо, начала барабанить в дверь и орать так, что слуги выскочили из соседних домов и лавок, чтоб посмотреть на этот спектакль. Даме этой тут же открыли, и она скрылась в доме. Её не было примерно полчаса, а потом она вышла, пряча что-то в свою сумочку-кисет, и удалилась быстрым шагом, вся такая мрачная и решительная. Лисы были заинтригованы и послали за ней соглядатая. Она отправилась на Дорогу роз и вошла в дом Дюшарма. Судя по приметам, это была сама Анна Дюшарм.

— Значит, накануне она ходила не в храм святой Бригитты, а к Жеральдине, — пробормотал Марк. — Она отправилась туда сразу же после того, как Фабрициус сообщил мне о благоприятном исходе лечения Мориса Дюшарма.

— Если она, действительно, заказала его убийство, а он остался жив, то она была сильно разочарована и наверняка считала, что подружки не отработали полученные от неё деньги, — кивнул лис. — Судя по её дальнейшему поведению, ей предложили какой-то другой вариант. И ночью её молодой и выживший после ранения на дуэли муж скончался. Она уже вывесила траурные полотнища на двери и окна!

Марк напряжённо думал, а лис наблюдал за выражением его лица.

— Нужно поторопиться, — Марк поднялся из-за стола. — Ты со мной?

— Конечно, — с готовностью кивнул Джин Хо.

Освещённый несколькими большими застеклёнными фонарями дом Дюшарма выглядел мрачно. Мало того, что верхний этаж его фасада тонул в ночной мгле, так и вывешенные из окон широкие полосы чёрной ткани придавали ему траурный вид. Подойдя к высокому крыльцу, Марк даже не остановился, чтоб взглянуть на подсвеченные свечами окна. Он стремительно взбежал по ступеням, а за ним поднялись его сыщики и стража. Проскочивший вперёд Гаспар ударил пудовым кулаком в нарядную дверь, на которой тоже висела чёрная тряпка. Открывший ему лакей со скорбным лицом испуганно отпрянул в глубину зала, и Марк вошёл, стаскивая с рук перчатки. Он бросил суровый взгляд на наряженную в траур хозяйку дома и сразу же прошёл к лестнице.

Стражники привычно заняли места у дверей, а сыщики, кроме Гаспара, последовавшего за Марком, разошлись по залу, внимательно осматриваясь в ожидании дальнейших указаний.

В комнате Мориса Дюшарма, как и опасался Марк, было уже прибрано. На столе не было ни пузырьков, ни баночек, он был совершенно пуст, и его глянцевая столешница отражала огни свечей. Углы комнаты тонули в темноте, но гобелен со сценой охоты был освещён, словно лежавший на кровати мужчина всё ещё любовался им.

Морис Дюшарм был одет в нарядный синий камзол, отделанный серебряным галуном, его белокурые волосы тщательно причёсаны, но красивое некогда лицо теперь напоминало посмертную маску.

— Вы не можете так врываться!.. — истерично воскликнула Анна Дюшарм, вбегая в комнату.

— Могу, — не взглянув на неё ответил Марк. — Указом короля Ричарда тайной полиции предоставлено право входить в любую дверь в этом городе, не спрашивая разрешения хозяев и не давая объяснений.

Он взял со столика в углу канделябр и подошёл к кровати. Сунув его в руки Гаспару, он склонился над телом, чтоб осмотреть его. Тут же по другую сторону постели появился лис, который тоже принялся разглядывать мертвеца.

— Что у него с лицом? — спросил Марк.

— Спазм челюсти, который не прошёл и после смерти, — ответил Джин Хо. — И обрати внимание на цвет лица. Гаспар, посвети! Видишь, синюшный!

— Вижу, — проворчал Марк и осторожно приподнял веко Дюшарма. На него взглянул огромный, чёрный, словно стеклянный зрачок. — Цикута.

— Согласен, — кивнул Джин Хо, выпрямившись.

— Гаспар, — Марк взглянул на помощника, — дом обыскать! Ищем уже знакомые тебе бутылочки из зелёного стекла. Тело забираем в Серую башню для вскрытия.

— Вы не можете без моего согласия!.. — взвизгнула Анна Дюшарм, и, оттолкнув Марка, встала между ним и кроватью, но не удержала равновесия и села назад, однако тут же испуганно вскочила и обернулась, словно боялась, что мертвец может схватить её.

— Совесть нечиста? — уточнил лис, заметив это.

— Вскрытие тела может быть проведено без согласия родственников, — пояснил Марк, взглянув на неё, — если на то есть приказ короля, либо распоряжение главы тайной полиции или комиссара, коим являюсь я. При поверхностном осмотре тела вашего мужа, мадам, мною установлены признаки, указывающие на его отравление цикутой. Потому я считаю необходимым провести вскрытие. Кстати, вы арестованы по подозрению в убийстве. Гаспар, уведи её! Слуг тоже забираем!

И не взглянув больше на потрясённую женщину, он вышел.

— Как вы и предполагали, ваша светлость, это отравление цикутой, — сообщил тюремный лекарь Огастен, присев у стола Марка в его кабинете. — При полученной дозе яда у него не было никаких шансов! Думаю, смерть наступила в течение часа после отравления. При этом она была довольно мучительной. Я подробно всё описал в своём отчёте.

Тот кивнул, пробегая взглядом по ровным строчкам, написанным уверенной рукой.

— Когда наступила смерть?

— Полагаю, ещё до полуночи.

— Значит, она отравила его вечером. А потом наводила там порядок и постаралась придать трупу приличный вид.

— Верно, хотя на теле имеются повреждения, свидетельствующие о том, что он перенёс несколько скоротечных припадков и сильные судороги, их скрыть невозможно. К тому же его отчаянно рвало, однако, яд уже начал действовать. Кстати, цикута была подмешана в блюдо из цесарки, тушёной с тыквой и изюмом.

— Наверно, он думал, что она велела приготовить это, заботясь о нём.

Огастен пожал плечами и выставил на стол небольшую бутылочку из тёмно-зелёного стекла, к которой был бечёвкой привязан бумажный ярлычок, подписанный убористым почерком клерка тайной полиции.

— Яд был здесь. Хватило бы и четверти флакона, но она вылила почти всё, — пояснил он. — А это тоже цикута, — он достал ещё две такие же бутылочки с ярлычками, — но здесь концентрация яда невелика. Наверно, содержащаяся в них доза могла вызвать сонливость и, возможно, судороги, а через несколько часов — шаткость походки, онемение конечностей и головную боль или головокружение. Она не могла привести к смерти, наоборот, через какое-то время все признаки отравления должны были пройти сами собой.

— Тем не менее, их хватило, чтоб привести к неспособности сражаться на дуэли в полную силу.

Огастен озабоченно взглянул на тёмные склянки.

— Конечно! К тому же напряжение, неизбежно возникшее во время поединка, должно было усугубить это болезненное состояние!

Не успел Огастен выйти из кабинета, как в дверь протиснулся Гаспар с пачкой протоколов.

— Мы допросили слуг, ваша светлость! — положив бумаги перед Марком, сообщил он. — Некоторые из них напуганы, некоторые расстроены, некоторые злятся, но почти все утверждают, что хозяина отравила его жена. Он был добрый малый, никогда ни к кому не придирался и часто давал в качестве поощрения монетки, особенно горничным. Кажется, девушки были в него влюблены. Хозяйка же наоборот была очень строга, и постоянно наказывала слуг за провинности, даже распускала руки. Говоря об отношениях супругов, все единодушны: господин Дюшарм изменял жене и тратил деньги на любовниц. Она же невероятно страдала от ревности, устраивала сцены, угрожала лишить его содержания, но боялась, что тогда он уйдёт. Некоторые считают, что она сама виновата в его поведении, потому что делала его жизнь дома невыносимой.

— Что произошло перед его дуэлью с Жеральдиной де Ренси? — спросил Марк.

— Ничего особенного. Лакей Мориса Дюшарма Анри Лапен, был его слугой ещё в армии и очень предан хозяину. Он рассказал, что вечером перед дуэлью Дюшарм поужинал с женой и, как обычно в таких случаях, рано ушёл спать. Утром выглядел неважно, словно с похмелья, его лицо было бледным и немного сероватым. К тому же он без конца потирал руки, словно пытался их согреть. На вопрос Лапена о самочувствии, он сказал, что ему приснился плохой сон. Однако, когда пришёл Александр де Рибер-Артуа, они вместе позавтракали и ушли. Днём его привезли в карете Фабрициуса и перенесли наверх, в спальню. Лекарь оставался при нём до утра, но потом сказал, что хозяин выздоровеет, и ушёл, как раз, когда там были вы.

— Я говорил об этом с Фабрициусом. Он сказал мне то же, — кивнул Марк.

— Когда вы ушли, хозяйка, которая уходила в храм святой Бригитты, вернулась. Она зашла к мужу и была как-то необычно ласкова с ним, а потом приказала кухарке приготовить его любимое блюдо: дичь с тыквой. После этого она отослала Лапена к Фабрициусу за бальзамом. Лакей сказал, что лекарь был удивлён просьбе госпожи, поскольку уже наложил бальзам на рану и собирался прийти утром, чтоб сменить повязку. Когда Лапен вернулся домой, Дюшарм был уже мёртв, служанки рыдали, в спальне всё было вверх дном, но хозяйка была совершенно спокойна и приказала всё прибрать и подготовить тело мужа к погребению. Лапен уверен, что это она отравила его.

— Что говорят те, кто оставались в доме?

— Кухарка Лизетта Бодри сообщила, что хозяйка сама забрала на кухне тарелку с едой и унесла в спальню супруга. Уже было поздно, поэтому она велела слугам идти спать. Их разбудили испуганные крики. Камеристка госпожи Дюшарм Генриетта Шварц сказала, что оставалась в покоях хозяйки, но та всё не приходила. Она подумала, что госпожа у супруга, и, может, ей нужна какая-то помощь. Подходя к двери его спальни, она услышала шум, стоны и хрипы, а войдя, увидела, что Морис Дюшарм лежит на полу. У него были конвульсии, он страдал от боли. Это зрелище так её потрясло, что она до сих пор рыдает при одном воспоминании об этом. Тогда она и закричала от ужаса. Прибежали другие слуги. Эта картина и на них произвела удручающее впечатление, кто-то хотел бежать за лекарем, но хозяйка запретила. Она была совершенно невозмутима, и смотрела на умирающего с каким-то мрачным удовлетворением. Это испугало их ещё больше. Вскоре Дюшарм затих, и она приказала прибраться в комнате и приготовить его тело к погребению. А потом добавила, что, если кто-то будет трепать языком, то она ему этот язык отрежет. Думаю, что если б утром не явились мы, то они бы, и правда, не решились что-то кому-то об этом сказать. Единственный, кто осмелился бы — это Анри Лапен, но он вернулся уже после дела и ничего не видел.

— Ты спросил, бывали ли в доме Жеральдина де Ренси и Доротея де Мелантен?

— Да, спросил, но их там не видели.

Марк задумчиво посмотрел на стоявшие перед ним стеклянные бутылочки.

— Что ж, теперь мы можем обвинить Анну Дюшарм в отравлении мужа. Однако мне бы хотелось знать точно, имеют ли какое-либо отношение к этому две подруги из Ланьона.

Марк спустился в подземелье и снова прошёл в камеру для допросов. На сей раз там находились два палача, и они вовсе не стремились произвести впечатление на допрашиваемую, а просто готовились к работе. Клерк уже устроился за столом, подравнивая ровную стопку листов бумаги перед собой. Анна Дюшарм сидела прямо, не касаясь спинки жёсткого стула. Её бледные руки были сложены на коленях, а на лице застыло упрямое и сосредоточенное выражение.

— Зачем меня привезли сюда? — резко спросила она, когда комиссар тайной полиции вошёл в камеру и направился к своему столу. Если она и была напугана происходящим, то вида не показывала. Неотрывно она следила за тем, как Марк сел и выставил перед собой три бутылочки из зелёного стекла.

— Вы обвиняетесь в убийстве Мориса Дюшарма, — ответил он, взглянув на неё. — Потому что именно вы отравили его цикутой и не позволили слугам позвать лекаря и оказать ему какую-либо помощь.

— Это ложь! — воскликнула она. — Я не убивала его.

— Но это вы принесли ему отравленную еду. Вскрытие подтвердило, что он был отравлен цикутой, подмешанной в то самое блюдо, которое вы сами взяли на кухне и подали ему в спальне. Кто ещё мог это сделать?

— Кто угодно! — она передёрнула плечами. — Горничные, кухарка, моя камеристка!

— Зачем им это?

— Возможно, он соблазнил кого-то из них, или нескольких! — она криво усмехнулась. — Он не в состоянии был пропустить ни одну юбку, попавшуюся ему на глаза!

— Я не думаю, что это кто-то из слуг. Взгляните на эти бутылочки. Вот эти две найдены в вашей комнате, а вовсе не у кухарки или горничной. В них содержится вытяжка цикуты. Вот в этой, — он положил указательный палец на пробку склянки, — слабый раствор того же яда, точно такой же, какой до этого содержался здесь, — он указал на третью бутылочку. — Из неё он попал в вино некого Леонара Бернье перед его дуэлью с Жеральдиной де Ренси. Отравление сделало его неспособным защищаться, и он погиб от её меча. Вот из этой склянки такой же слабый раствор цикуты попал в пищу Мориса Дюшарма во время вашего примирительного ужина перед его дуэлью с той же дамой. У него были те же симптомы, что и у Бернье, но он выжил, и даже пошёл на поправку. Однако вскоре появилась вот эта бутылочка с ядом, который и убил его прошлым вечером. Я знаю, откуда взялись все эти склянки: из дома Жеральдины де Ренси. Её подруга Доротея де Мелантен передавала их тем, кто мог добавить отраву в еду соперникам Жеральдины. Зачем? Чтоб проще было их убить. И если Бернье погиб из-за собственной глупости, то причиной смерти Мориса Дюшарма стало ваше желание избавиться от него. Вы договорились о том, что Жеральдина вызовет и убьёт его, и даже помогли ей, подмешав ему в еду слабый раствор цикуты, который вкусом так напоминает невинную петрушку или морковь. Он ничего не заметил, и на следующее утро отправился на свой поединок, но, к вашему разочарованию, не умер. Потому вы кинулись на улицу Монтегю к Доротее де Мелантен. И она дала вам сильный яд, который вы, не колеблясь, добавили в любимое блюдо вашего супруга. Вы хотели утаить это всё от слуг, даже отослали из дома его верного лакея, но нежданное появление в спальне камеристки спутало все ваши планы. На её крики сбежались слуги, но не смогли вам помешать, потому что вы уже давно запугали их. Однако теперь, когда они поняли, что могут больше не бояться вашего гнева, они стали очень разговорчивы и при этом откровенны.

— Они лгут! — крикнула она.

— Нет, им это ни к чему. Лжёте вы, но это уже неважно. Улик, подтверждающих вашу вину достаточно для применения к вам пытки, потому получение вашего признания — дело времени. Оно нужно лишь для суда, а также для выяснения некоторых мелких деталей, например, о чём вы говорили с Доротеей де Мелантен и как вынудили её дать вам яд. Вы можете об этом и не говорить, — он пожал плечами. — На вашей участи это никак не отразится. Разве что на эшафот вы отправитесь в гордом одиночестве, а Жеральдина де Ренси и её хорошенькая подруга сбегут из Сен-Марко, прихватив ваши деньги.

Он заметил, как она вздрогнула и бросила на него потемневший от гнева взгляд. Он сумел зацепить её, она вовсе не хотела отвечать за всё одна.

— Это было предложение Доротеи! — мрачно глядя на него, проговорила она, и Марк кивнул клерку, который тут же склонился над своими бумагами с пером в руке. — Мы познакомились на приёме у леди Селесты, а потом увиделись у леди Аламейры. Доротея уже знала, что Морис изменяет мне и я зла на него. Этот распутник разбил мне сердце! — вдруг крикнула она. — Я подобрала его на улице, где он шатался в компании со своим лакеем, перебиваясь случайными заработками. Они, как собаки, ели похлёбку из одной миски! Я приняла его в своём доме, возвысила, ввела в высшее общество! Он отъелся и его единственным трудом стало регулярно упражняться с мечом в компании таких же бездельников. Всё, что у него было, дала ему я! А он начал изменять мне едва ли не на следующий день после свадьбы! Он даже не скрывал этого! Все знакомые шептались у меня за спиной, мои подруги изображали сочувствие, а сами насмехались надо мной, потому что я не родилась красоткой и осмелилась завести себе молодого красивого мужа. Почему я должна была бесконечно терпеть эти унижения? — она немного помолчала. — Мне показалось, что Доротея поняла меня. Она знала множество похожих историй и умела найти слова, которые проникали в самую душу. Она как змея обвилась вокруг моего сердца, подогревая мою ревность, мой гнев и мою решимость. Она сказала, что он заслуживает наказания, самого жестокого, потому что его предательство нельзя простить. А я заслуживаю свободы. И я с этим согласилась.

— Что она предложила вам? — спросил Марк, поскольку она замолчала, разглядывая свои руки.

— Она предложила убить его. Она сказала, что никто ничего не заподозрит, потому что всё будет по закону и на глазах у свидетелей. Я только должна спровоцировать его на грубость в каком-то людном месте, где будет Жеральдина, а уж та найдёт повод вызвать его на дуэль. И убить. Я возразила, что Морис едва ли не спит с мечом и убить его сложно. Тогда она и велела мне подлить ему в еду перед дуэлью ту жидкость из склянки, — она внезапно встрепенулась и взглянула на Марка. — Конечно, это была не дружеская услуга! Я заплатила им за убийство мужа пять тысяч серебром. Я всё сделала, как она велела, но он вернулся домой живым. И мне ещё пришлось потратиться на лекаря, а этот Фабрициус так дорого берёт! Я была в ярости! Мои деньги были потрачены зря! Конечно, я не собиралась оставить всё как есть и пошла к Доротее! Я устроила ей скандал и требовала, чтоб она вернула деньги или довела дело до конца. Я знала, что эта жадная чертовка скорее удавится, чем отдаст деньги. Она дала мне вторую склянку и велела подлить мужу в еду, сказав, что он умрёт через час. Только нужно позаботиться, чтоб никого рядом не было, а затем объявить, что он умер от осложнений после ранения.

Она снова замолчала, а потом на её лице появилась мрачная усмешка.

— Ещё перед дуэлью я была готова к тому, что он умрёт, и, глядя на него, чувствовала удовлетворение и дыхание свободы. Я поняла, что больше не люблю его, я его ненавижу. И его смерть принесёт мне облегчение и радость. И когда всё сорвалось, я была разочарована, словно меня снова заковали в кандалы и выставили у позорного столба. Я была готова зарезать его или удавить собственными руками! Но с ядом всё было проще. Я велела кухарке приготовить цесарку с тыквой, как он любил, потом вылила в неё содержимое склянки и перемешала. Он ел с аппетитом и нахваливал. Потом ещё какое-то время говорил всякие глупости, благодарил меня за заботу, обещал быть внимательнее ко мне… Лгал, как всегда. А потом вдруг схватился за живот и застонал. Это началось, — на лице женщины появилась удовлетворённая улыбка, и Марку стало не по себе. — Он действительно очень страдал, а потом даже скатился с кровати. Если б не эта глупая гусыня Генриетта… — она пожала плечами. — Лекарь бы всё равно не успел. Он умер вскоре, а слуги… Они не посмели бы говорить об этом. Я уволила бы этого грубияна Анри Лапена! Выкинула бы его на улицу в тот же день! И жила бы спокойно. Если б не вы, — она задумчиво посмотрела на него. — Значит, вы следили за мной, да? Вы уже всё знали? И всё равно я ни о чём не жалею! Меня ведь казнят, верно? Но перед этим я дам показания в суде против этой мерзавки Доротеи! Я всё расскажу! Она не сможет отвертеться! Если уж мне придётся ответить за свои дела, так и она пусть за свои ответит!

— Вы говорили только с ней? — спросил он. — Жеральдина де Ренси при этом присутствовала?

— Только в самом начале знакомства, да и то почти не слушала и ничего не говорила. Она странная, словно выросла в лесу, как дикий зверь. Всех опасается, всех ненавидит и люди её не интересуют. Потом все переговоры мы с Доротеей вели один на один. Она взяла у меня деньги, и она же передала мне яд. Хотя, я уверена, что Жеральдина всё знала, просто доверила эту часть сделки Доротее.

— То есть, вы ничего не обсуждали с Жеральдиной и она не присутствовала при ваших переговорах? — насторожился Марк.

— Именно так! Я вообще не говорила с нею, только приветствовала при встрече и прощалась при расставании. Не представляю, о чём с ней вообще можно говорить! Я чувствовала какую-то неловкость, когда она была рядом. А она почти не смотрела на меня, словно я была чем-то вроде мебели.

Допрос длился ещё несколько часов, и к вечеру у Марка была полная картина этого преступления. Анна Дюшарм раз за разом повторяла свой рассказ, добавляя всё новые подробности, словно получала от этого удовольствие. Возможно, так оно и было. Она отомстила своему мужу-изменнику и теперь собиралась утянуть с собой в могилу Доротею де Мелантен, которую винила в своей незавидной участи.

Вернувшись в свой кабинет, Марк сел за стол и начал перечитывать длинный протокол допроса. Он был уверен, что теперь ему не составит труда предъявить обвинение в организации заказной дуэли и соучастии в убийстве Доротее де Мелантен, но у него не было ни одной улики против Жеральдины де Ренси. Она не принимала участия в переговорах, не получала от заказчицы деньги и не давала ей яд для убийства. И если её подруга решит всё взять на себя, она снова выйдет сухой из воды.

У него оставалась лишь одна надежда, что при обыске квартиры на улице Монтегю будут обнаружены какие-то улики против Жеральдины, или Доротея, подобно Анне Дюшарм, не пожелает идти на эшафот в одиночестве.