Деньги не пахнут 3

Глава 11

29-е число выдалось шумным, как раскалённый рынок в час пик. Газетные полосы пестрели заголовками, от которых в ушах звенело: "Кто бы мог подумать, что у лобстеров тоже есть средний палец?" – кричала жирная строка, словно насмешка, разлетавшаяся эхом по редакциям и офисам.

За неделю до назначенного внеочередного собрания, которого так настойчиво требовал Декс Слейтер, компания Epicura дерзко протолкнула сделку по продаже "Harbor Lobster". Мольбы акционеров подождать ещё семь дней были отброшены, будто шелуха на ветру. Критика обрушилась лавиной: в голосах журналистов, в строчках аналитиков слышалось одно – автократические замашки Уитмера проявились во всей красе.

В комнате, пропахшей свежей типографской краской и остывшим кофе, один из управляющих фондом Shark Capital, глядя на газету с кривой усмешкой, пробормотал:

– Общественное мнение теперь на нашей стороне.

Рядом послышался глухой шаг, и воздух словно похолодел. В дверях появился тот, кого звали Великой Белой Акулой. Декс Слейтер посмотрел прямо в глаза подчинённому.

– Конечно, – произнёс он без тени сомнений.

Эти два слова резанули, как сталь. Лицо управляющего невольно дрогнуло: ситуация скатывалась к единственному исходу – выборам совета директоров. Но мысль об этом отзывалась горечью.

– Это обойдётся слишком дорого, – осторожно заметил он.

Выборы всегда пожирают деньги без меры. Проверка кандидатов, бесконечные бумаги для регуляторов, гонорары юристам, рекламные кампании, исследования, организация доверительного голосования – только на юридические услуги легко уйдёт десяток миллионов. А ведь уже было выложено двести миллионов на покупку пяти процентов акций. Сколько ещё придётся сжечь в огне этой войны?

– Это потребует колоссальных затрат, – повторил он, но голос прозвучал тише.

Слейтер ответил ледяной усмешкой, от которой пробежал холодок по коже:

– В инвестициях неважно, сколько платишь в начале. Важно, сколько получаешь на выходе.

– Но ведь добыча наполовину уже изъедена, – не выдержал управляющий. – Недвижимость "Harbor Lobster" ушла, остался один лишь "Toscana Garden". Стоит ли удваивать ставку, когда прибыль урезана?

Слейтер медленно развернул газету, показывая заголовки, что кричали в унисон.

– С таким фоном отступать? Смеёшься?

Ответ застрял в горле. Великая Белая Акула уже дала миру обещание схватки. Она публично собрала акционеров, бросила вызов и получила в ответ пощёчину. Теперь отступить значило выставить себя беззубым чудовищем.

– Если сейчас подожмём хвост, – в голосе Слейтера прорезался металлический звон, – нас станут звать не акулами, а рыбёшкой без клыков.

Репутация на Уолл-стрит стоит дороже денег. Для Shark Capital она была оружием, щитом и пропуском к любым сделкам. Стоило хоть раз показать слабость – и корпорации перестанут дрожать от угроз, начнут сопротивляться, а все будущие планы рассыплются в прах.

– Даже если так?.. – в глазах управляющего сквозила тень сомнения.

– Похоже, есть жалобы, – произнёс Слейтер, и в голосе его сквозила угроза.

– Это не ради прибыли, – выдохнул тот. – Это всего лишь бегство от поражения.

Слейтер посмотрел холодно, как хищник на жертву:

– Настоящий хищник не убегает. Настоящий хищник всегда бросается вперёд.

И воздух в комнате наполнился тягучим предвкушением грядущей бойни, где ставки были выше миллиардов – речь шла о власти и страхе, о самом праве называться акулой.

Но в зале возникло ощущение принуждённой осторожности – словно все присутствующие надували щёки, чтобы скрыть внутреннюю тревогу. Кто-то нервно постукивал дорогой ручкой по лакированному столу, оставляя едва заметные царапины на тёмном дереве. Другие теребили уголки своих блокнотов, где чернила от скоропалительных заметок уже начинали расплываться. Портфельный менеджер морщился, будто от горького привкуса эспрессо, остывшего в его чашке: оборонительная тактика хороша для сохранения репутации, но в проигрышной стратегии не нужны аплодисменты. Люди, подсевшие на удержание прежних достижений, неизбежно катятся вниз – хватит лишь одного неверного шага, и власть уходит, как песок сквозь пальцы.

– Сколько кандидатов вы собираетесь выдвинуть? – сорвалось у менеджера. Его голос дрожал от напряжения, а левая рука, сжимавшая край стула, побелела от усилия.

Слейтер посмотрел спокойно, как будто считал карты в уме, поправил тонкую оправу очков, поблёскивавшую в свете люстры, и ответил коротко:

– Двенадцать.

Это слово ударило всех в комнате, словно кувалдой, отдавшись эхом в высоких потолках зала. Двенадцать мест — весь совет целиком. Невозможно представить себе более бесшабашный план: сменить всех сразу, с корнем, как выдернуть сорняки из ухоженного сада. Шаг такой громоздкий, что у многих в груди ёкнуло от простого осознания масштаба риска. Кто-то кашлянул, пытаясь скрыть неловкость, а чья-то ручка выпала из руки, звякнув о стеклянную подставку для воды.

– Это абсолютный прорыв, – холодно произнёс Слейтер, и в его улыбке, кривой, как лезвие, сверкнуло что-то хищное. – Это Хиросима.

Смысл был ясен: одна мощнейшая бомба, один раз – и весь рынок в шоке. Как атомный удар в бизнесе: после такого демонстративного поражения никто уже не посмеет спорить с силой. В глазах присутствующих мелькнуло понимание – эффект устрашения будет работать на протяжении долгих лет. Один из аналитиков, сидевший в углу, машинально потянулся к галстуку, ослабляя узел, словно тот душил его под грузом этой новости.

Появилась команда, резкая, как щелчок хлыста: "Копаем по всем направлениям". Голос, отдававший приказ, был твёрд, но в нём проскальзывала едва уловимая дрожь азарта. Требовалось найти компромат на каждого директора и топ-менеджера – прошлые деловые поездки с подозрительно долгими остановками в Лас-Вегасе, тонкости отпусков на виллах, оплаченных неясно кем, нестыковки в отчётах, где суммы не сходились на пару нулей, любые уязвимости за последние пять лет, вплоть до забытых твитов или сомнительных лайков в соцсетях. Стол накрылся тяжёлой тишиной, в которой отчётливо слышался шелест газет, смятых в руках, и далёкий гул кондиционеров, словно сама комната готовилась к шторму. Где-то в углу тикали настенные часы, их стрелки будто отсчитывали последние секунды перед неизбежным. Шаг за шагом начиналась операция по максимальному давлению – не просто смена совета, но демонстрация силы, которая должна была заставить дрожать всю отрасль, от небоскрёбов Сити до биржевых залов Токио.

"Понял. Будем копать глубоко", – кивнул тот, его голос дрожал, словно натянутая струна, а в горле пересохло, несмотря на глоток воды из хрустального стакана.

***

На следующий день воздух в офисе Shark Capital пропах чернилами свеженапечатанных пресс-релизов и лёгким дымком от перегретого принтера. Заявление, выпущенное компанией, гремело, как раскат грома: "Продажа Harbor Lobster была проведена в спешке, без должного обсуждения и анализа, попирая права акционеров. Голоса 57% держателей акций, требовавших разбирательства, были нагло проигнорированы. Это вопиющее нарушение принципов акционерной демократии и подрыв корпоративной прозрачности. Авторитарное поведение генерального директора Уитмера…"

Слова в заявлении были подобраны с хирургической точностью, каждое – как удар молота. Экономические каналы бурлили, словно котёл, в который подбросили дров. Ведущие, захлёбываясь от восторга, обсуждали каждую фразу. "Это необычно резкие слова для Слейтера, – вещал один из них, поправляя очки, сползавшие с переносицы. – Обычно он сдержан, как шахматист, но тут… это настоящая ярость!" Другой подхватил, размахивая ручкой: "Это объявление войны! Битва будет грандиознее всего, что он затевал прежде!"

Аналитики, сидя за круглыми столами в телестудиях, разбирали каждое слово, словно археологи – древние письмена, пытаясь разгадать его замысел. Но не только его действия будоражили умы. "Самый большой вопрос – что творится в голове у Epicura? Зачем они так поступили?" – вопрошал один из экспертов, потирая виски, словно от головной боли. "Ещё вчера казалось, что это хитрый ход – продать Harbor Lobster по максимальной цене. Покупатель, вероятно, предложил фантастические условия, а Epicura, боясь, что акционеры сорвут сделку, проигнорировала их срочное собрание. Потом они могли бы оправдаться: ‘Мы добились этой цены!’ – и акционеры бы простили".

Мир судит по результатам. Если бы продажа принесла огромную прибыль, Epicura могли бы выйти сухими из воды. Но… 2,1 миллиарда долларов? После налогов и комиссий – жалкие 1,6 миллиарда! Учитывая, что недвижимость компании стоила больше 1,5 миллиарда, бренд, по сути, продали за 600 миллионов – сумму, от которой у аналитиков округлялись глаза, а у акционеров сжимались кулаки. "Это же абсурд! – возмущался один из комментаторов, его голос срывался от негодования. – Бренд такого калибра стоит от 2 до 4 миллиардов! А они отдали его за копейки!"

Но этим скандал не ограничился. Epicura объявила, что не собирается возвращать вырученные деньги акционерам. Ни дивидендов, ни выкупа акций, ни погашения долгов – ничего. В комнате для переговоров, где ещё витал запах лака от новой мебели, эта новость вызвала гул, похожий на рой потревоженных пчёл. "Это безумие! – восклицали аналитики. – Даже самые молчаливые акционеры взбунтуются!" У Epicura было около 1,5 миллиарда долларов в резерве, и все ждали, что акционеры поднимут бурю, не позволяя Уитмеру растратить эти деньги.

"Даже институциональные инвесторы, которые обычно полагались на консультантов, теперь вынуждены будут вмешаться, – звучало в эфире. – Все, кто хочет хоть копейку дивидендов, встанут на сторону Shark Capital". Слейтер знал это и бил точно в цель. Его атака была подобна шахматному гамбиту – рискованному, но с шансом на полный разгром.

И вот, под звон бокалов с минералкой и шорох бумаг, Shark Capital подала список кандидатов в совет директоров. Это был сигнал к началу битвы. Но в воздухе уже чувствовался запах надвигающегося шторма – едкий, как озон перед грозой. Слейтер, словно акула, почуявшая кровь, готовился к прыжку, и вся отрасль затаила дыхание, ожидая, чем закончится этот бой.

Когда эксперты заглянули в свежий список кандидатов, в студии прокатился вздох, словно кто-то внезапно распахнул окно и впустил ледяной воздух.

– Все двенадцать мест? Такого ещё не бывало! Даже в самых ожесточённых схватках оставляли несколько кресел неприкосновенными…. Это ведь прямая заявка: пощады не будет! – воскликнул один из панелистов, ударив ладонью по столу.

Другой, поправив очки, добавил сипловатым голосом:

– Раньше "Shark Capital" максимум выдвигал пятерых. А теперь весь совет…. Значит, ставка сделана на самый безрассудный и грандиозный риск за всю их историю.

Имя Великой Белой Акулы звучало теперь как раскат грома. Всё внимание мгновенно переключилось на главный вопрос:

– Чем ответит "Эпикура"?

Версии посыпались, как горох по полу:

– Попробуют умаслить фонд, без этого никак.

– Да в такой ситуации уступки не спасут!

– Всё равно попробуют. Вдруг получится.

Компания выглядела ослабленной: два года застоя, продажа флагманского бренда за копейки, жёсткое нежелание делиться прибылью…. Казалось, что они не выстоят, что белый флаг уже приготовлен. Вопрос был лишь в том, какой ценой.

– Могут уступить шесть мест, половину совета, – предположил один аналитик.

– Слишком скромно. С их положением, девять кресел отдадут без боя, три оставят для приличия – и готова капитуляция.

– Да нет, воображения у вас мало. Вполне могут выставить совершенно новый состав: двенадцать человек, как символ извинения и обновления.

Но все эти догадки оказались пустым звоном.

– Срочная новость! – прозвучало из динамиков. – "Эпикура" выдвинула список кандидатов!

– Ну? – глаза панелистов загорелись.

– Не новый совет, а текущий. Все двенадцать, без изменений!

В зале повисла ошеломляющая пауза. Это был вызов, прямое отрицание вины. Ни одной жертвы, ни малейшего жеста примирения.

– Они в своём уме? В такой момент хотя бы имитация переговоров была бы уместна!

На экране, наблюдая трансляцию, Сергей Платонов тихо усмехнулся. Он слишком хорошо помнил ту линию, где "Эпикура" пыталась подружиться с акулой. Тогда компания предложила половину совета и даже объявила, что Уитмер сам уйдёт с поста главы. Всё оказалось напрасным: Великая Белая Акула всё равно смела весь состав.

Теперь сценарий развернулся зеркально. С подачи Платонова "Эпикура" не только не уступала, но и отбивалась нагло, с дерзкой уверенностью, не потрудившись даже изобразить раскаяние.

Телестудии захлестнули комментарии:

– Нейтральные акционеры не простят такой наглости! Акула победит без труда.

– Но Уитмер не дурак. Наверняка у него припасён план.

Экономические каналы раздували жар обсуждений, программы шли одна за другой. Сюжет привлёк внимания больше, чем любые прежние скандалы.

– Что дальше? – спрашивали зрители.

– Дальше – восьмидесятидневная битва, – отвечали эксперты. – До самого дня голосования стороны будут вести себя как партии на выборах: обещания, атаки, давление. Всё решит лишь момент голосования.

И календарь начал отсчёт: восемьдесят дней до собрания акционеров. Восемьдесят дней войны. В головном офисе "Эпикуры" тягучая тишина давила на стены переговорной. На огромном экране мерцала трансляция CNBC, в студии эксперты спорили, перебивая друг друга:

– Поведение Уитмера лишено всякой логики! Увольнение – вполне реальный вариант!

– Но без преемника? В таком хаосе пустое кресло лучше, чем безумный руководитель!

– Раньше он считался оплотом стабильности. Что же толкнуло его на такие нелепые шаги?

– Отчаяние. Последний рывок перед падением. И всё это за счёт акционеров….

Щёлк. Звук оборвался, словно ножом отрезало. Уитмер не выдержал и глухо ударил пальцем по кнопке пульта.

– Щедро тратятся, – пробормотал он, глядя на немые лица в телевизоре.

Потоки компромата, фактов и цифр лились в эфир с одного источника – Великой Белой Акулы. СМИ уже превратились в её оружие: обвинения множились, негативная риторика захлёстывала информационное поле.

– "Shark Capital" сама загнала себя в ловушку. Раз заявили, что метят во все двенадцать кресел, назад дороги нет, – заметил Пирс.

– Настоящая битва…, – горькая усмешка скривила губы Уитмера.

С того дня, как акула объявила войну всему совету директоров, лицо Уитмера словно заволокло пепельной дымкой. Настолько агрессивного шага он явно не ожидал.

Он поднял со стола толстую папку с документами, перелистал первые страницы и тихо спросил:

– Это финальная версия?

– Да.

В папке лежал отчёт о бренде, намеченном к приобретению, – козырь, способный объяснить продажу "Harbor Lobster" как часть грандиозного манёвра: мол, готовится сделка века, вторая NPL.

– Когда лучше показать это публике? – голос Уитмера дрогнул, сквозь нетерпение проступала надежда.

В этих листах заключался шанс превратить образ "безумца" в образ "мечтателя и визионера".

Но момент был неподходящий.

– Преждевременный шаг погубит весь эффект, – твёрдо ответил Пирс. – Нужно дождаться, когда акула сама начнёт гадать о причинах продажи. Вот тогда ударим.

– Так долго ждать?.. – в голосе Уитмера слышалась тоска.

– Иначе общественность усомнится в самой легитимности сделки. "Shark Capital" разорвёт эти сомнения в клочья, и большинство поверит им. А если выждать, пока они сами запутаются в догадках, и только после предъявить наш козырь – тогда их слова обернутся против них. Они будут выглядеть смешно, теряя доверие.

Пирс говорил с уверенностью хирурга, в руках которого скальпель и судьба пациента.

– Главное сейчас – не дать врагу ни единой зацепки, – продолжил он. – Выборы в совет ничем не отличаются от политической кампании. Если найдут уязвимость, ударят беспощадно. Поэтому копать нужно самим – глубже, чем они.

– Всегда работал открыто, – возразил Уитмер.

– Никто не идеален. Сейчас мода на расследования частных перелётов. Использование корпоративного самолёта для отпусков – и всё, карьера под откос.

– Такого не было.

– А уверены, что и другие топы чисты?

Воздух в комнате стал вязким, пахнул озоном от перегретой техники. Пирс не отпускал тему:

– Есть ещё иммиграционные вопросы. Мы сервисная компания. Стоит им обвинить нас в найме нелегалов ради экономии – последствия будут разрушительны.

– Насколько знаю, таких случаев не было.

– Ни одного? – Пирс поднял бровь.

Пауза ответила красноречивее слов.

– Опасно рассчитывать на это. Нужно готовить позицию так, будто доказательства уже у них в руках.

– Хорошо, займусь проверкой, – коротко бросил Уитмер и замолк.

Тишина натянулась, как струна. Только шум кондиционера да шорох бумаги. Наконец он осторожно произнёс:

– А если… то самое… станет проблемой?

Никаких уточнений не потребовалось. Всё было ясно и без слов.

За сделкой с "Harbor Lobster" таилась мина замедленного действия. Настоящая причина спешки Уитмера заключалась не в финансовых выкладках и не в стратегическом манёвре, а в стремлении избавиться от нежелательных клиентов – убыточных, слишком проблемных. Если правда всплывёт, удар будет разрушительным, словно взрыв на тихой улице.

– Есть ли хоть какие-то бумаги по этому поводу? – осторожно спросил Пирс.

– Разумеется, нет.

– Тогда беспокоиться не о чем. Без доказательств всё это останется в области заговоров и сплетен.

Но тревога не отпускала. Взгляд Уитмера остановился на собеседнике, как на последней надежде. В последнее время он всё чаще ждал ответа именно после слов Пирса – словно тот лишь задавал направление, а окончательное слово должно было прозвучать от другого. Теперь глаза его снова требовали совета, цеплялись за каждое движение лица напротив.

Ответ прозвучал сухо:

– Пока ничего не приходит в голову.

– Совсем ни одной мысли?

В глубине сознания давно уже рождался план, но время для него ещё не настало.

– Нет. Подойду к этому серьёзно, но чуть позже, – прозвучало уклончиво.

В уголке зрения мелькнула улыбка Пирса – тонкая, почти издевательская. Человек, прошедший подготовку рядом с офицерами ЦРУ, умел читать выражения лиц, словно страницы раскрытой книги. Стало не по себе.

– Тогда давайте вместе поштурмим идею, – предложил Уитмер, с надеждой, что коллективная мысль проложит выход из тупика.

Но пользы от этого не предвиделось.

Внезапно воздух прорезал дрожащий звук: "Бзззз". Телефон ожил в кармане. Лёгкая вибрация, сухая и настойчивая, пробежала по коже. На экране высветилось имя, которого меньше всего ожидали увидеть:

"Рэймонд Мосли"

Адвокат. Отец Рейчел. Сообщение было коротким, как выстрел:

"Началось."

***

– Извините, нужно ответить, – голос прозвучал натянуто. Шаги вывели из душной переговорной в прохладный коридор. Стеклянные двери за спиной закрылись, и шум кондиционера сменился далёким гулом улицы.

Сообщение снова блеснуло на экране.

"Началось."

Слов больше не требовалось. Смысл был очевиден – запуск нового раунда частного финансирования "Theranos". Началась охота за инвесторами. Полгода – именно столько продлится процесс. Полгода, чтобы перехватить деньги.

Пальцы почти коснулись кнопки вызова, но телефон завибрировал вновь. Второе "Бзззз" ударило по ладони. На экране всплыло другое имя:

"Прескотт"

– Что ему понадобилось?.. – пронеслось в голове.

Владелец "Heritage Group", влиятельный инвестор "Theranos", жертва обмана и тот, кто прежде велел держаться подальше, уверяя, что справится сам. И вот теперь он звонил.

Кнопка вызова нажата — и голос на том конце сразу перешёл к делу, без приветствий и церемоний.

– Theranos вступил в раунд частного капитала.

– Слышал, – прозвучало в ответ ровно и коротко.

– Быстро.

Отсутствие сопротивления инвестиции – сознательный выбор: последняя встреча с Прескоттом дала понять, что противиться бессмысленно. Но затем прозвучало неожиданное приглашение:

– В эту пятницу будет презентация для инвесторов. Присоединишься?

Презентация для инвесторов – событие, на котором рассказывают о планах и показывают продукт. Уникальная возможность увидеть Холмс в деле.

– На этот раз также продемонстрируют демо Ньютона для инвесторов….

Ньютона – устройство с фальшивой технологией. Показ его в штаб-квартире – шанс редкий и опасный: лаборатории Theranos по сути криминальное пространство, и обычно туда не пускают посторонних. Но жажда новых денег сделала двери приоткрытыми.

Нужен был любой способ попасть внутрь. Пропуск на такую презентацию – билет в самую гущу обмана.

По пути обратно в Нью-Йорк осторожно прозвучала просьба о командировке.

– Понадобится выезд по Asset Management – с пятницы по субботу.

– До субботы? – Пирс удивлённо поднял бровь.

Два дня – нет, только один день презентации, но дополнительный день нужен для прочих дел и на случай внезапностей. Ожидалась лёгкая бумажная формальность, однако Пирс нахмурился.

– Сейчас не время уезжать, – раздалось категорично. – Нельзя оставлять фронт. Ситуация непредсказуема.

В офисе шла война с "Большой белой акулой", до выборов правления оставалось семьдесят пять дней – отсутствие на два дня способно пошатнуть позиции. Ответ попытались обосновать:

– Если бомба рванёт в выходные, у журналистов будет весь уик-энд на копание, а в понедельник они запустят новость.

Пирс, мастер манёвра в таких делах, говорил, как опытный полководец медиа-войны: выпуск сенсации в понедельник даёт контроль над новостной повесткой.

Убедительные аргументы, но цель оставалась прежней – попасть на показ.

– Работу можно вести удалённо. Вне времени показа связь будет мгновенной, –звучал план.

Пирс возразил, что отклики будут медленнее, когда человек не в офисе. И вдруг лицо Пирса изменилось – холодная улыбка, от которой веет азартом и предупреждением:

– А что будет, если разрешение не получишь?

Это стало ключевым вопросом. Слишком многое поставлено на карту, и упускать шанс нельзя. Битва за внимание в скором "Хлебном конфликте" начнётся, и сейчас наличие неизвестного лица в толпе инвесторов – преимущество: пока лицо не узнаваемо, Холмс, вероятно, расслабит охрану. Пропадёт возможность незаметно пройти внутрь.

По коридору пронёсся запах кондиционированного воздуха, в ушах зазвенел далекий шум машин. Телефон в кармане снова и снова вибрировал – уведомления, звонки, быстрые решения, которые нужно было принимать здесь и сейчас. Но судьбоносная презентация Холмс – шанс, от которого невозможно отмахнуться.

Взгляд впился в глаза Пирсу – настойчиво, цепко, словно проверяя, решился ли он окончательно или просто играет словами. В этой тишине чувствовалась напряжённость, как в перегретом проводе перед вспышкой искры. Правило на Уолл-стрит известно каждому, кто хоть раз касался настоящих сделок: если дорога к цели лежит через Силиконовую долину, то туда нужно попасть любым способом. Препятствия? Их либо обходят, либо убирают. И вот вопрос – станет ли Пирс таким препятствием?

Его губы тронула усмешка.

– Не смотри так. Не отказываю, но хочу взять пошлину.

Слово "пошлина" прозвучало как скрип ножа по стеклу. Он не скрывал сути: дорогу открывает, но только за плату.

– Какую же цену назначаешь? – спросили сухо, стараясь не выдать раздражения.

В голове мелькали возможные варианты: кусок информации, обещание вести себя благоразумно в будущем. Подобное легко обойти. Не знаешь – не скажешь, не уверен – выкрутишься. Но Пирс удивил.

– Будешь должен услугу.

Плечи вздёрнулись от неожиданности, воздух в комнате потяжелел.

– Услугу? – переспросили, и в голосе прозвучало сомнение.

– Именно. Пока не знаю какую. Но однажды пригодится, – произнёс он спокойно и, как показалось, с лёгкой насмешкой.

Вот оно. Не конкретное требование, а долговая петля, затянутая на будущее. Он понимал: прямой запрос сейчас вызовет отговорки и полуправду. А долг – вещь, из которой не вывернуться.

На Уолл-стрит слово "услуга" никогда не звучит легко. За этим стоит не просьба школьника, а миллионы долларов, переложенные из одних рук в другие. Бывает, фонд "возвращает услугу" брокеру, скидывая ему убытки, а позже компенсирует вложением в проблемное IPO. Долг превращается в оружие, которое может убить или спасти.

Пирс прищурился:

– Не хочешь быть должен?

Ответ последовал вопросом:

– А если откажусь платить?

Его лицо оживилось, в улыбке мелькнула сталь:

– Если бы ты был таким человеком, я бы и не делал это предложение.

Всё стало ясно. Пирс видел впереди рост, карьерный рывок, влияние. И заранее закладывал крючок. Когда придёт время, этот долг окажется золотым.

Сделка казалась рискованной, но и полезной: вместо врага на пути появлялся союзник. Пирс – не просто восходящая звезда Goldman, а мастер в сражениях с "Большой белой акулой". Связь с ним могла обернуться драгоценным подспорьем.

– Ну что, согласен?

Короткий кивок.

– Ладно.

– Тогда до понедельника, – заключил Пирс, и вопрос с командировкой был решён.

***

Пятничным утром первый рейс унёс прямиком в Сан-Франциско. За иллюминатором серебристый туман скользил над заливом, воздух в салоне пах кофе и перегретым металлом. Такси до Пало-Альто домчало быстро, мотор гудел ровно, будто скрывал напряжение в груди.

– Приехали, – бросил водитель, остановившись у стеклянного гиганта.

Перед глазами раскинулся сверкающий фасад – огромная прозрачная плоскость, отражающая небо, а перед ней аккуратный садик с зеленью и строгой вывеской:

"Theranos".

Вот она, цель. Прямо в сердце вражеской территории.