Дневники фаворитки

Глава 1. О драконах и древних артефактах

«Учиться, учиться и учиться!» — таков был лозунг Софийки Мирудской на следующие два года. Никаких встреч с принцем и королевой — во время их визитов она сидела в библиотеке за книгами или предавалась мечтам на колокольне, где разговаривала с голубями на одном из освоенных ею языков. Никаких балов и нарядных платьев — пока соседки под музыку изящно прогибали спину или прыгали со скрещенными ногами, София макала блин в сметану или закатывала глаза от наслаждения, откусывая пирог с зайчатиной и грибами, испеченный заботливой Радуцей.

Желание научиться танцевать Софи не оставила. Мало ли когда может пригодиться подобное знание? Монахиня, взявшаяся обучать искусству телодвижений, сама еще совсем недавно блистала при королевском дворе, но после любовной трагедии удалилась в монастырь, и теперь с удовольствием составляла пару ученице.

«И раз, два, три… И раз, два, три! Прекрасно! Теперь тебе не стыдно выйти на танец с любым кавалером».

Гелена считала, что Софи жертвовала балами ради нее, а сама хвасталась, как чудно проводит вечера в кругу друзей, коими обзавелась, гуляя по центральной площади, и куда категорически отказывалась брать сестру-близнеца. «Вторая принцесса там не нужна!»

Открывать магическую дверь в родной дом получалось уже без душевного надлома, достаточно было найти на платье жемчужину-селлар и вспомнить что-нибудь волнительное: улыбку Радуцы, грустные строки из дневника или отказ Эрли-Как-Его-Там-Асдиша. Последнее срабатывало почти всегда: дверь распахивалась так, словно ее рвал ветер.

София попробовала исполнять другие желания, как например, выучить учебник числосложения за одну ночь, но потерпела поражение. Жемчужины не отозвались. Пришлось пересдавать экзамен — уж очень вредной оказалась монахиня. Правда, успокаивало то, что с первого раза никто из класса экзамен не осилил.

Крупных стычек со старшеклассницами не случалось, поскольку Шиповничек вычеркнули из списка соперниц на сколько-нибудь значимое сердце в высшей иерархии королевства. Даже красота, которая к восемнадцати годам сделалась яркой, не привлекала родовитых кавалеров. Все помнили, что связаться с леди Мирудской все равно, что быть отлученным от двора.

Данное обстоятельство Софи не трогало: она верила, что на ее пути обязательно встретится тот, кто оценит ее как личность, а не как ступеньку к трону.

«Максимум, что тебе уготовано — это роль любовницы», — забыть слова сестры Форы не получалось. Видя из окна, как Эрли-Как-Его-Там-Асдиш приближается к зданию, намереваясь навестить свою невесту (что он делал достаточно часто), София грустно вздыхала. Как бы ей ни хотелось выкинуть его из головы, ничего не получалось. «Он чужой. Он дал ясно понять, что я ему не подхожу. Через год он женится». А глупое сердце трепыхалось, и всегда некстати потели ладони. Лорд Эрли иногда поднимал голову, будто чувствовал, что за ним наблюдают, и тогда Софи приходилось прятаться за занавеску.

Ремма и Касилия, полюбившие Софию как сестру, в такие моменты переглядывались. Они уповали лишь на то, что Грасия окончит школу, и у лорда Асдиша не будет причины появляться в монастыре. С глаз долой, из сердца вон.

Но нагрянувшее ливневыми дождями и грозами лето ввело Софию в еще большую меланхолию. Заброшены любимые книги по истории королевств, забыты голуби, что каждое утро слетались к колокольне в надежде полакомиться зерном, заскучали в цветнике монахини, лишившиеся верной соратницы в борьбе с сорняками, а Шиповничек лежала на кровати неумытая и нечесаная и отказывалась спуститься даже в обеденную залу.

— Я хочу умереть, оставьте меня.

Жейма, испугавшись, что хозяйка осуществит задуманное, и она вновь потеряет работу, на третий день постучалась в комнату Касилии. Та вместе с Реммой готовилась к пересдаче экзамена по велирийскому — родному языку королевы. Если претендентка на роль супруги принца хотела произвести на будущую свекровь впечатление, она должна была легко щебетать на языке северного соседа. Вот этот самый щебет подругам и не давался. Кар да кар. Софья же выучила велирийский не в угоду кому-либо. Понимать врага — наиважнейшее дело для того, кто хочет выиграть решающую битву.

Годы пребывания в монастыре не притупили желания разобраться в давней трагедии и найти близнеца, если принц вдруг на самом деле окажется сыном Донны. Не видеть королеву — не значит забыть об ее существовании. А подозрение, что Дрейг плоть от плоти губительницы Драконьего замка, появилось после того, как Софи нашла в библиотеке книжицу с длинным названием «Как узнать, не воспитываешь ли ты бастарда», написанную старцем Мистофи. Тот подробно изложил, как изобличить неверную жену с помощью неких артефактов, оставшихся в наследство со времен драконов. Самые простые «определители родства» выглядели как медальоны с замочком. Они распахивались на две половинки: в одну капали кровь ребенка, в другую — родителя. Закрывали и трясли — если появлялось свечение, то оба испытуемых родные по крови, а если нет, то готовься жена к побоям.

Но раз существуют подобные артефакты у народа, то что говорить о королях? Наверняка и они обезопасились от нежеланных последствий интрижек. София поинтересовалась об этом на уроке истории и получила ошеломляющий ответ. В королевском замке, оказывается, существует сделанная из белого камня Купель, которая и позволяет определить кровное родство с ребенком. Церемония проходит торжественно, в присутствии священников и придворных, дабы боги и народ убедились, что в семье короля нет лжи, дите не подменено и не зачато на стороне.

— В своде законов «Устои», принятом еще драконами, оговаривается запрет передачи власти в руки женщины или бастарда, что неукоснительно соблюдается и в наши дни. «Да не воссядут незаконнорожденный да слабая жена на трон вместо дракона», — монахиня процитировала древний документ и обвела взором притихших подопечных.

— Я не поняла, как Купель помогает богам и народу убедиться, что ребенок не бастард? — не отступалась София. — Может, отец и мать сговорились и по обоюдному согласию приняли в семью чужого ребенка?

— Может, кто и сговаривается, потеряв надежду обрести дитя, но только не облеченные высшей властью. Слава богам, королевский род Дамарии продолжается! Пусть живут в благоденствии король Таллен Третий и его сиятельный сын Дрейг Дамарский.

— О купели… — вновь подала голос Софи.

— Ах, да, о Купели. Отец и мать делают глубокий крестообразный надрез на ладони, шрам от которого останется на всю жизнь как доказательство, что они прошли испытание магией. Нескольких капель крови хватает, чтобы освященная богиней Света вода выявила истину. Если вода, омывающая тельце ребенка, остается чистой, то он признается законнорожденным, если мутнеет, значит, кто-то из родителей лжет.

— Если вода помутнела, как узнать, кто неродной: мать или отец? — София не удержалась, спросила то, что волновало больше всего. — И еще, существуют ли способы обмануть Купель?

— Ишь, о чем задумалась! — осуждающе покачала головой монахиня. — Береги честь и тебе не придется волноваться, помутнеет святая вода или нет.

— Мне не грозит окунать дитя в королевскую Купель, — возразила Софья. — Пусть об этом думают те, кто мечтает о Дрейге. Мне интересен принцип действия артефакта.

— Кто знает, как сотворяется чудо? Люди слабы и не обладают даже толикой магии, а драконы утратили умение создавать артефакты вместе с крыльями.

— А маги? Они же существуют? Кто-то же заговаривает волшебные жемчужины — селлары?

— В селларах уже живет магия, ее не надо творить. Необходимо лишь умение раскрыть ее. Не каждому человеку такое по силам. Селлары в ответ берут частицу жизни, поэтому они столь дороги. И чем мощнее магическая жемчужина, тем больше дней, а то и лет жизни она отнимет у мага.

София тяжело сглотнула и едва подавила стремление немедленно бежать к зеркалу, чтобы рассмотреть свое лицо. Вдруг она, открывая волшебную дверь, уже урезала себе с десяток годков?

«Надо взять за правило наведываться домой в крайнем случае!» — решила «волшебница» и поспешила повторить вопрос.

— И все-таки, сестра Скуфия, вы не ответили: как определить, кто лжет — отец или мать?

— История не знает прецедента, однако в древних книгах, написанных на языке гаров, способ подробно изложен. Процедура повторяется, но уже с участием одного из родителей. Кровь неродного замутнит святую воду.

— Вы сказали, что история не знаете прецедента, и это хорошо, — не унималась София, — но я уверена, что способ обмануть Купель существует.

— Леди, мне не нравится ход ваших мыслей…

— Я чисто из любознательности, — Софи поспешила утешить нахмурившуюся монахиню. — Ведь всегда интересно помериться силами с драконами, создавшими столь удивительные артефакты.

— Советую начать с языка гаров.

— Но он же мертвый, на нем не говорят ни в одном из королевств! — Пиппа, дочь губернатора, сморщила носик. Ей не давались современные языки, что уж говорить о канувших в вечность.

— Зато на нем написаны книги, которые читали сами драконы.

— Где они, эти драконы? — одна из иноземных принцесс разочарованно развела руками. — За века они растворились среди людей. Виверн и тех осталось считанное количество. Еще сотня лет и никто не вспомнит, что когда-то миром правили оборотни.

— Оборотни? — Ремма, вытаращив глаза, обернулась на принцессу. — Я никогда не задумывалась, что драконы были оборотнями. Я так и представляла, что на троне сидел ящер в короне и сжигал своим дыханием неугодных людишек.

— Как написано в хрониках, драконов в человеческом обличии невозможно было отличить от подобных нам, — монахиня поправила свой огромный чепец.

«Не с драконьих ли времен остались такие чепцы? А что? Очень похоже на расправившего крылья ящера!»

— А глаза? Говорят, что драконов можно распознать по узким зрачкам! — все в классе завертелись, всматриваясь в лица соседок.

- Второй, устрашающий вид, — сестра Скуфия взглянула на часы, — драконы принимали только в минуту опасности или во время боя…

— Или если хотели покувыркаться в воздухе! — засмеялась Каси. — Летать, это, наверное, так здорово!

— Ой, так что получается? — пискнула Пиппа. — Кто-то из нас может быть драконом, а мы и не знаем?

— Я точно знаю, что Ремма и Касилия драконихи, — подала голос вторая принцесса. — Достаточно посмотреть на них за столом…

— Спасибо леди, на этом урок окончен, — вовремя прервала перепалку монахиня. — Храните вас боги!

— И вас путь хранят боги, сестра Скуфия, — нестройный хор голосов ответил на традиционное пожелание.

— Ну чего ты, милая? — Ремма обняла лежащую лицом к стене Софью, навалилась всем телом, горячо задышала в ухо. В изножье кровати примостилась Касилия, и тюфяк значительно продавился. Как бы монахини ни старались ограничить подруг в еде, увещевая, как важна для леди тонкая талия, обе не желали уступать позиции. «Кровь с молоком куда лучше выпирающих костей и синей кожи», — решили они, промучившись месяц на голодном пайке, который лишь добавил теней под глазами и страшного желания вернуться к прежней жизни без ограничений.

— Завтра Грасия уезжает, — тихо прошептала София, безучастно глядя, как по стене ползет муравей. — Навсегда.

Подруги переглянулись.

— И? Ты боишься без нее заскучать?

Все в школе знали, что Грасия ненавидит Шиповничек, и давно догадались, кто распорядился порезать первое бальное платье Софии, но после объявления о помолвке, желая соответствовать статусу будущего мужа, дочь главы Тайного ведомства сдерживала себя.

— Я больше никогда не увижу Эрли-Как-Его-Там-Асдиша.

— Соня, милая…

София впервые говорила о нем вслух.

— Милая, только не плачь! — Кассия погладила голую ступню подруги. Та поджала пальчики.

— Все! Решено! — Ремма в возбуждении тряхнула головой. Рыжие волосы пламенем взметнулись над плечами. — Нам всем нужна смена обстановки! Завтра же после экзамена наймем карету и отправимся в имение к моей бабушке. Она давно зазывала меня в гости и будет рада видеть всех нас.

— Вот еще! Не хватало провести лето в глуши, слушая нотации старой женщины! Давайте лучше ко мне! Я соскучилась по столице, по ее торговым улицам. А какие в Леденцовом тупичке делают конфеты! М-м-м… — Каси от удовольствия зажмурилась.

— Опять город, опять люди? Грязь и толчея. А у меня море и золотой песок. Если повезет, то можно найти жемчужину. Селлар не обещаю, а вот…

— Жемчуг? — оживилась София. Она даже приподнялась. И куда делась меланхолия? — Ты говоришь о магическом жемчуге?

— Ну да. Селлары до сих пор находят, хотя Волны больше нет. Говорят, их вынесло из Драконьего замка, когда его накрыло море.

Софи спустила ноги с кровати.

— Что за Драконий замок? — Каси видела, как загорелись глаза у Софии, поэтому решила поддержать интерес.

— Я в той стороне ни разу не бывала, имение бабушки довольно далеко от скал, но она рассказывала, что замок был прекрасен, пока его не накрыла Большая волна. Если вы захотите, я попрошу управляющего свозить нас туда. Но куда интереснее посетить заброшенный город, в котором когда-то жили драконы. Там все такое большое! Так и представляешь, как по широким улицам расхаживали ящеры и обмахивались веерами.

— Навряд ли ящеры умеют держать что-либо в своих когтистых лапах. Я однажды видела виверну. Даже не могу представить, какого размера должен быть тот веер. Но посмотреть на заброшенный город я не прочь.

— И я согласна! — София соскочила с кровати и заметалась по комнате. Она достала из шкафа круглый короб и принялась скидывать туда без разбора платья и башмаки. Жейма, выглянувшая из своей комнатки, только покачала головой. — Завтра же едем!

— Ой, пойду напишу письмо маме! — подхватилась Касилия. — Отец, конечно, не будет против, но лучше, чтобы ему рассказала о моем решении матушка.

— И я отпишу своим. И попрошу, чтобы они наведались к твоим родителям и убедили их, что волноваться не стоит. Мы окажемся в надежных руках. А ты, Соня?

— Я тоже пошлю весточку, — Софья нащупала в гардеробе завернутое в ткань жемчужное платье, которое собралась передать домой. Не будет же она таскаться с ним через все королевство!

Сестра Фора остудила пыл собравшихся в путешествие.

— Куда? Без сопровождения, без родительского дозволения. Ну и что, что уже восемнадцать?

— Но бабушка…

— Хоть дедушка! — отрезала монахиня. — Как я погляжу, ветер до сих пор гуляет в ваших головах. Монастырь за вас в ответе, а потому будете сидеть тихо и дожидаться решения матери-настоятельницы. Я сама напишу вашим родителям.

Ждать пришлось неделю. Предвкушение поездки отвлекло от мыслей о лорде Асдише, тем более, что он не приехал забирать невесту, из-за чего расстроенная Грасия отбыла с меньшей помпезностью.

— Ее жених отлучился по важным государственным делам, — докладывала Жейма, готовя госпожу ко сну — водила щеткой по волосам. Длиннющие пряди пора было подрезать, но рука на такую красоту не поднималась. «И как барышня справится без меня?» — Оказывается, лорд Эрли Асдиш тоже на службе короля и ему часто приходится встречаться с будущим тестем.

Софья вздохнула.

Наутро всех троих вызвали к матери-настоятельнице.

— Согласие родителей получено, — монахиня показала на бумаги со сломанными печатями. Сверху лежало письмо с нарисованной в углу головой вепря. Софи вытянула шею, чтобы прочесть. Она никак не ожидала, что сестра Фора напишет лорду Мирудскому, но ответ, пусть и в форме «Да хоть к демону!», все же позволял ей ехать с подругами. С Радуцей и Павой она давно договорилась и даже получила приличную сумму виров, чтобы не чувствовать себя бедной родственницей. — После завтрака вас будет ждать карета с конным сопровождением. Кто-то из ваших родителей расстарался.

— Точно не лорд Мирудский, — пробормотала Софья, вспомнив фразу, с которой тот благословлял «дочь» в дальнее путешествие.

Глава 2. Жабье болотце

— Я не знала, что море так далеко! — Каси, кряхтя, выбралась из кареты. Постоялый двор встретил куриным кудахтаньем и запахами стряпни. Подруги ехали вот уже четвертый день, а преодолели чуть больше половины пути. — Хорошо тебе, Соня, ты в седле держишься как заправский всадник, а мы уже все бока отлежали.

Софья спрыгнула с лошади и передала ее подбежавшему мальчишке. Один из воинов охраны время от времени перебирался на облучок к кучеру и позволял барышне сесть в седло, и тогда она с гиканьем, как привыкла в Гремыках, неслась вперед. Правда, за ней неизменно следовал Чукма — самый молодой из трех всадников, призванных сопровождать юных особ. Подруги так и не вызнали, кто же их нанял. «Наше дело долг выполнять. К кому приставят, того и охраняем», — вот и весь разговор.

— Я слышала, что при правлении драконов люди пользовались порталами, — Ремма зевнула, но, заметив, что на нее смотрит Чукма, смущенно закрыла рот ладонью. — Вот бы и нам так: раз — и мы уже у моря.

— А что такое портал? — Чукма остался с подопечными снаружи, пока старшие воины пошли осмотреть территорию и поговорить с владельцем двора.

— Это… я точно не знаю… бабушка, говорила, что-то вроде дыры, незримо связанной с другой дырой.

— А дверь может быть порталом? — у Софьи колотилось сердце. Так вот что у нее получается! Она открывает портал! Пусть пока на расстояние одного дня, но ей и этого с лихвой хватает. Еще не ясно, потратила она на волшбу годы жизни или нет. И хорошо, что не взяла с собой платье, сейчас бы не удержалась, побежала тереть селлар, лишь бы сократить путь. Вошла бы в дыру восемнадцатилетней, а вышла у моря древней старухой.

«Надо быть осторожной в своих желаниях!»

— Почему нет? — Ремма поднялась на крыльцо, с наслаждением вдыхая запахи жаренного на вертеле мяса и свежего хлеба. — Любая дверь, как и лаз, куда-то да выведет!

К имению «Жабье болотце» подъехали ночью, когда мелкий дождь, остаток пути нудно колотящийся в окошко, перешел в ливень. Порывы ветра толкали в спину и норовили сорвать плащи. Молния прошивала небо так, будто ярилась расколоть его на куски. От раскатов грома закладывало уши.

— Почему «Жабье болотце»? — забежали в темный дом бегом.

— Прадед шутником был, — Ремма тряхнула головой, чтобы избавиться от капель дождя, запутавшихся в крутых кудряшках. — Ты же видишь, какие мы все не худенькие, а у него дочерей семеро да жена, итого восемь жаб. Как сядут чай пить, только и разговоров, кто у кого ленту взял и не вернул, а кто назло туфлю к порогу прибил. Да и соседям знатно косточки перемывали. Дед говорил, даже пруд с лягушачьим пением своей трескотней заглушали. Ква-ква-ква…

Пока сонный слуга, оставив гостям лампу, будил хозяйку, воины перетащили поклажу и, распрощавшись (уж очень долго Чукма держал ладошку разрумянившейся Касси в своих руках), отбыли.

— Кого тут с летней грозой принесло?

В холле, загроможденном статуями, вазонами и канделябрами в рост человека, появилась старуха. Ночная рубашка смотрелась на бабушке Реммы парусом, который невесть для чего натянули на огромную баржу. Чепец с многослойным кружевом и пуховый платок на плечах довершали образ недовольной внезапной побудкой женщины.

— Это я, бабушка, — выступила вперед Ремма.

— А, младшая жабка пожаловала. А с тобой кто?

Девушки быстро присели в приветствии.

— Это мои подруги по школе: леди Кассилия и София.

— Ну что же, добро пожаловать в наше болото, — возвестила бабушка и уже после этого изволила обнять внучку. — Федр, распорядись насчет комнат. До чего же бестолковый. Скорей бы Палерий вернулся.

— Управляющего нет? — расстроилась Ремма. — А мы запланировали в Драконий замок съездить.

— На днях вернется твой Палерий… Я в город его послала, какие-то бумаги из столицы пришли. Ладно, вы располагайтесь, а я спать, — старуха развернулась и пошаркала туда, откуда пришла.

— Ну ничего, завтра с утра на развалины сходим.

Разрушенный город разочаровал. Руины, разбившиеся при падении колонны, зелень, раскалывающая камень мостовых, слепящее солнце и пыль. Разве что незнакомые буквы, похожие на руны, встречались то здесь, то там, а в остальном вполне себе обычное селение, где вполне могли жить обыкновенные люди.

— Странно, когда я бывала здесь с Палерием, все вокруг мне казалось сказочным, — Ремма расстроилась, что не смогла удивить, — а пошла с вами и вроде развалины как развалины, никакой таинственности.

— Твой Палерий, наверное, рассказчик хороший, — София присела на валун, бывший когда-то основанием колонны. — Такого заслушаешься, и сама вообразишь то, чего не видишь.

— Интересно, почему город не сохранился? Столица стоит, наш монастырь тоже, — Каси прутиком сбивала головки одуванчиков, жавшихся к разрушенной стене, — а ведь здание, где живут монахини тоже драконов помнит, как и Кардовар с его храмом и дворцом губернатора.

— Палерий говорит, что первая Волна аж до этих мест докатывалась, будто хотела все города вдоль побережья языком слизать. А тут почва мягкая, на большую воду не рассчитанная, вот и подмыло.

Домой вернулись уставшие, грязные. На головах по лопуху, чтобы не напекло. Зонтики никто не догадался взять.

— Все! Я не могу! — Ремма легла на прохладный пол, раскинула руки. — Не тревожьте, пока на обед не позовут.

Но стоило ей услышать, что вернулся Палерий, нашла в себе силы, чтобы скатиться по лестнице со второго этажа и с криками «Где он?» пробежаться из одного крыла особняка в другое.

— Вот, милые мои подружки, познакомьтесь, Палерий, — она стояла, прижавшись щекой к руке светловолосого мужчины лет тридцати на вид. Он не отличался высоким ростом, но брал какой-то основательностью. То ли причиной тому была крепкая фигура, то ли взгляд, полный достоинства. Не красавец, но глаз притягивал. — Я с ним договорилась, что завтра же поедем в Драконий замок.

— Отлипла бы уже, человек с дороги еще не очухался, — в свете дня бабушка совсем не походила на баржу. Завитой локон, выщипанные брови, румянец, пусть и искусственный, но освежающий, жемчуг в ушах и на шее — он тоже придавал здоровый цвет лицу, платье темное, но с благородным отливом, что зрительно уменьшало формы. Глядя на бабушку, можно было представить, какой будет Ремма лет через пятьдесят. Если, конечно, не перестанет уплетать пироги и пирожные. — И к обеду надо бы переодеться. Вывозились точно дворняги безродные.

День пролетел в ожидании поездки.

— На сколько дней вещи собирать?

— На два, Палерий сказал.

— А ночевать где будем?

— Палерий сказал, недалеко от замка стоит деревня, там при трактире комнаты сдаются.

— Теплые вещи брать?

— Я думаю, не надо. Лето же, — но через некоторое время мнение Реммы поменялось. Она сбегала к управляющему. — Брать! Палерий говорит, в Драконьем замке может быть холодно, скалы же. А если в пещеры полезем, так и вообще…

— А мы полезем?! — на лице Каси ужас.

— Обязательно, — Софья вытащила из своего короба мужские штаны. Увидев удивление в глазах подруг, пояснила: — С собой возьму. Удобно и тепло. А вы думали, я на лошади в одной юбке забеги устраивала? Это при стражниках-то? Чтобы они на мои голые коленки глазели?

И тут же кольнуло воспоминание, как ехала за спиной Эрли-Как-Его-Там-Асдиша в бальном платье и совсем не стеснялась прижиматься к нему всем телом. А его ладонь на голой коленке до сих пор заставляла замирать сердце.

— А я думала ты такая дерзкая, что тебе все равно, какое под тобой седло. Гей-гей и вперед!

Ремма и Каси уже знали, где и с кем росла Шиповничек, но всякий раз поражались ее умению приспосабливаться к жизни.

— Пойду в шкафах у кузенов пороюсь, я тоже штаны хочу, — Ремма решительно отбросила тяжелую юбку, которую вертела в руках, раздумывая брать с собой или нет.

— Я с тобой, — Каси побежала следом за стремительной, несмотря на пышность форм, подругой.

На побережье прибыли ближе к вечеру. Дневное светило доживало свои последние часы и расчерчивало землю длинными тенями. Скалы частым гребнем тянулись по обе стороны от достаточно крупного, на несколько улиц, селения, что точно пробка в горлышке бутылки перекрывало дорогу к морю. Остались за спиной разноцветные поля, разбитые террасами на холмах, тучные стада и деревушки, издалека похожие на игрушечные. Зелень уступила место серому камню. Даже дома были построены из него, а потому сами походили на скалы.

Покидая четырехместную повозку, Софи вертела головой, пытаясь отыскать взглядом Драконий замок.

— Замок отсюда не увидеть, он дальше, — управляющий кивнул в сторону уходящего светила.

— Вы отсюда родом?

— Нет, моя деревня за теми холмами. Была, — Палерий, развернувшись спиной к морю, махнул рукой. София заметила, как сморщилось его лицо — будто разом заболели все зубы. — Ее не стало после Большой волны.

— Ужас какой, — вклинилась в разговор Каси. — Надеюсь, жителей вашей деревни не постигла та же участь, что обитателей Драконьего замка?

— Нет, они погибли не от воды. Деревню спалил огонь, который невозможно было погасить, — он посмотрел на облака, плывущее над головой. Или так прятал слезы?

— Я что-то подобное уже слышала, — Софья вспомнила, откуда знает о магическом огне: Жейма рассказывала, как одна из учениц получила после бала, где танцевала с принцем, страшные ожоги. — Такой огонь можно только сбить …

— Я не сумел, — Палерий отвернулся, а его рука нервно похлопала по карману, в надежде отыскать платок. Ремма протянула свой, а потом выразительно посмотрела на подруг. Те смутились, понимая, что допустили бестактность.

Минута тишины позволила расслышать рокот моря, крики птиц, парящих в вышине, грубый говор моряков, спешащих к деревянному причалу со множеством привязанных к нему лодок. Утром они вернутся со свежим уловом, из-за которого уже ссорились торговцы рыбой.

— Мне до Верховья везти, а тебе два шага до Сышек…

— Я сказал, первая лодка моя и на том стоять буду!

Трактиром оказалось свежепобеленное одноэтажное строение со множеством окон и широким крыльцом на два выхода, огороженным основательными деревянными перилами. На них опирался старик и с прищуром наблюдал за торговцами, уже готовыми вцепиться друг в друга. Крепкий еще, он не спеша закатывал рукава, и верилось, что его кулаки способны разукрасить любую рожу, вздумавшую нарушить покой постояльцев. На то, что перед приезжими находится сам хозяин трактира «Уха из котелка», указал Палерий, обратившись к нему с приветствием.

— Храните вас боги, дядька Кухмир. Примете на ночлег?

— Отчего ж не принять, — обронил тот, не глядя на говорившего. Расстегнул пуговицы жилета, стягивавшего грудь, повел плечами. — Сейчас только петухов успокою и приму…

Торговцы уже таскали друг в друга за воротники. Красные лицами, лохматые после сбитых на землю шапок, они изрыгали ругательства, от которых густо зарумянились не только монастырские школьницы, но и вывалившиеся на крыльцо служанки. Кухмир не стал разбираться, кто из спорщиков прав. Его кулака откушали обе хари.

— Ужинать будете? — поинтересовался трактирщик, возвращаясь назад так, словно не он только что расквасил два носа, и, получив уверенный кивок Палерия, цыкнул на служанок: — Чего рты раззявили? Нука-ся, быстро накрыли на четыре персоны!

Подскочивший мальчишка выгрузил багаж и увел лошадей. Барышни потянулись на запах рыбной похлебки.

— Спать пораньше ляжем, — входя в помещение с огромными столами и лавками вдоль них, Палерий осматривался с какой-то ностальгической жадностью. — А с первыми лучами Лейрены отправимся в поход.

Рассаживаясь за отдельно стоящим столом, путешественницы засмущались: посетители трактира все как один развернулись к ним, отложив ложки и прервав разговоры.

— Кухмир, это откуда же такие к тебе пожаловали? Никак из самой столицы? Давненько сюда высокородные не заявлялись.

— Цыц, бражники, — рявкнул старик. — Дайте людям спокойно поесть. После будем разговорами пытать.

Поначалу барышни жеманничали: хлеб откусывали маленькими кусочками, из ложки отхлебывали без шума. Но аппетитные запахи и голод сделали свое дело: были забыты чужие взгляды, рыбьи головы отламывались руками, косточки обсасывались с наслаждением.

— Уф! Больше не могу! — первая отвалилась Софья. Вытерла руки о поднесенное мокрое полотенце, ослабила тесемку у ставшей тесной юбки. Повела рассеянным взглядом поверх голов посетителей трактира, уже позабывших о залетных птичках, улыбнулась девчонке — внучке трактирщика, сидящей на прилавке и нализывающей сахарного петушка, мельком глянула на картинки, развешанные в простенках меж окнами. И замерла… Сердце сжалось, когда поняла, что видит рисунки Милены. Встала, не замечая обеспокоенного взгляда Палерия.

Переходила от акварели к акварели, прижав дрожащие пальцы к губам.

— Барышня из Драконьего замка рисовала. Берегу, поскольку нет ее больше, — Софья обернулась. За спиной застыл трактирщик, скользил глазами по морскому пейзажу. — Сколько ни просили продать, не отдал. Пусть такая красота у меня поживет. А вот как к богам уйду, уже все равно будет.

— Неужели никто-никто после той ночи в замке не выжил?

Кухмир покачал головой.

— Туда охотники первые пошли. Еще вода не спала. Все скалы облазили, все пещеры, но так никого и не нашли. Потом этот прискакал…

— Король?

— Нет, король позже приехал. Серый весь ходил, зубами скрипел, — трактирщик понизил голос. — Там его кормилица погибла. Велица хорошей женщиной слыла. Душевной. А до него лорд Гвенар прискакал. Вороном сидел на башне, все высматривал, не спрятался ли кто в скалах.

— Зачем ему?

— Так в замке, поговаривают, селлары хранились. Но разве ж после Волны что уцелеет? Только водорослей намело да обломков. Его люди как куры в дерьме копались… ой, извиняйте, вырвалось… стало быть жемчужины выискивали. Все подземные ходы излазили. Только когда король появился, их словно ветром сдуло. А жемчуг, да, до сих пор то тут, то там находят. Я вот давеча в подвал спускался, бочку старую поворотил, а там три жемчужины лежат. Потускнели, бедняги. Но все равно отнесу к магу, проверю. Мало ли, вдруг селлары?

— Софья, мы уходим, — рядом появился Палерий, взял за руку.

— А и ступайте, — улыбнулся старик. — Вам всем уже постелено. Барышням отдельно, кавалеру отдельно. У нас приличное место.

Трактирщик проводил гостей долгим взглядом.

— Вернулся, значит, соколик…

Глава 3. Путешествие в Драконий замок

В Драконий замок отправились на своей повозке, намереваясь после похода в горы сразу же вернуться в «Жабье болотце».

С утра море выглядело спокойным, а потому смотрелось как огромное зеркало. На берег ласково накатывались барашки волн, будто извинялись за то, что всю ночь ярились, подыгрывая разбушевавшейся грозе. Чем выше дорога уводила в горы, тем больший открывался простор. Запах водорослей и рыбы сменился ароматами вошедших в цвет трав да разлапистых елей, что своими корнями удерживали каменистую почву от обвала.

— Где же замок, где? — нетерпение поднимало Софию с места. Приставив ладонь ко лбу, она искала очертания крепостных башен, на которых некогда сидели огромные ящеры. Но серпантин дороги вился и вился, и то, что казалось совсем рядом — протяни только руку, все так же держалось на расстоянии. — Напрямик я, наверное, добежала бы быстрее.

Палерий посмеивался над ее непосредственностью и детским желанием подстегнуть время, но сквозь чрезмерную эту веселость на его лице нет-нет да проступало волнение. Управляющий вдруг замирал, и взгляд его делался стеклянным, будто голову занимали тревожные мысли.

Еще пара зигзагов, и дорога пошла вдоль обрыва, заканчивающегося узкой полосой берега.

— Смотрите! Вот он, Драконий замок! — Палерий неожиданно указал в противоположную от гор сторону — туда, где массивный утес, далеко выступая в море, резал волны надвое. Своими очертаниями и монументальностью он походил на корабль, собирающийся соскользнуть в воду. И если уж до конца сравнивать рукотворное и созданное природой, то имелось и еще одно важное сходство — подобно скульптурной фигуре, коими украшают фрегаты, на «носу» каменного гиганта висел Драконий замок. Сейчас, находясь на приличном расстоянии, путешественницы не могли оценить, насколько сильно Волна потрепала древнее строение, но оно поражало своей величественностью.

Дорога сделала еще один поворот и вывела к каменному мосту, перекинутому через глубокую пропасть.

— Это единственный путь в крепость? — спросила София и опять поймала во взгляде Палерия сомнение. Благодаря дневникам она помнила, что существует тайный ход, и сейчас видела, что управляющий тоже о нем знает. Иначе не было бы этого минутного замешательства.

— Как видите, кругом скалы и глубокие расщелины, а с юга замок омывает море, поэтому нам, как бы ни было страшно, придется идти по мосту, — ушел от прямого ответа мужчина. — Поверьте, мост простоит еще не один век.

Каси и Ремма слезли с повозки и, взявшись за руки, отправились к замку пешком, поскольку поперек дороги покоился огромный валун, мешающий проехать всякой конной упряжи.

София специально задержалась, чтобы взять под локоть Палерия, принявшего от кучера достаточно тяжелую корзину с торчащим из-под тряпицы горлышком бутылки с молоком. Ее принес перед отъездом трактирщик.

— Не возражаете?

— Нет, — Палерий улыбнулся и вдохнул полной грудью воздух, в котором смешались ароматы моря и гор. От удовольствия он даже прикрыл глаза.

— Когда вы приезжали сюда в последний раз?

Мужчина помедлил с ответом.

— До или после Волны?

— До. После я пытался выжить и мне было не до путешествий.

Соня печально вздохнула. Ночью она поинтересовалась, как давно Ремма знает управляющего «Жабьим болотцем», и выяснилось, что тот пришел в поместье еще мальчишкой. Палерий о своей семье рассказывал неохотно, а если его донимали расспросами, замыкался. Бабушка пожалела его и оставила при конюшне. Заметив, что подросток смышлен, отправила учиться в город и не прогадала. Вернувшись, Палерий сделался опорой для стариков: еще до смерти хозяина взвалил немалое хозяйство на свои плечи.

— Я знаю, что вы тоже сирота, но вам повезло встретиться с хорошими людьми. Как, впрочем, и мне.

Палерий посмотрел с удивлением

— Я думал, школа святой Далии для богатых…

— Для знатных. Я росла в семье кузнеца и только два года назад открыла, что во мне течет благородная кровь.

— Я сожалею, что судьба оказалась неласкова к вам.

— Не жалейте, у меня было счастливое детство.

— У меня оно тоже было, пока не пришла та проклятая Волна.

— И в моей жизни Волна сыграла роковую роль.

Они немного помолчали. Управляющий ждал, что София сама расскажет, как Волна могла повлиять на девчонку, никогда прежде не бывавшую у моря, но она вдруг произнесла:

— Трактирщик вчера вас узнал. Я сама слышала, как он пробормотал что-то вроде: «Вот ты и вернулся».

Палерий сбился с шага.

— Палек — ведь так вас звала матушка и все обитатели Драконьего замка?

Управляющий остановился, будто ткнулся в невидимую стену.

— Кто вы? — его взгляд сделался подозрительным.

— Я читала дневники Милены, — Соня смотрела под ноги. Она боялась, что глаза выдадут ее. — Ее записи в семью, где я воспитывалась, передала Велица. — Не ложь, но и не полная правда. — Вы случайно не знаете, что произошло с кормилицей? Моя приемная мама — сестра Велицы, и она до сих пор ждет ее возвращения, хотя минуло восемнадцать лет.

— Кормилица погибла здесь в ночь Большой волны, — Палерий прислушивался к своим шагам. Мост отвечал скрипом, похожим на ворчание старика. Точно жаловался, что Палек давно его не навещал. — Она, Вокан, Милена. И еще шесть стражников.

— Нет, Велица выжила, иначе, как бы к нам попали дневники? Кормилица покинула наш дом через сутки после Волны. Она хотела увидеть короля.

— Моя мама тоже хотела увидеть короля, — голос Палерия изменился. Он сделался жестким, злым. — Ее близко не подпустили к замку. Допросили, что она знает о Милене и других погибших, и сказали, чтобы возвращалась к себе. Королю не до кухарок. А ночью в нашем доме случился пожар. Было ветрено, и сгорела вся деревня. Странное совпадение, правда? Но что королю до какой-то там кухарке и десятка крестьян?

— Мне жаль…

Палерий подошел к краю моста, поставил на пол корзину, как будто она враз сделалась тяжелой. Вцепился обеими руками в разбухшие от дождя перила.

— В тот день я убежал из дома. Еще светло было. Думал, если мама не смогла пробиться, я сам до короля дойду. Расскажу ему, как тосковала Милена, а он все не приезжал. Тайный ход привел бы меня в сердце замка, но…

София подошла ближе, с опаской заглянула вниз, где на дне расщелины шипело, запутавшись в камнях, море.

— … но я заметил конный отряд. Спрятался и из-за кустов наблюдал за всадниками, одетыми во все черное и говорившими на незнакомом языке. И это было странно. Лишь раз я слышал речь, похожую на карканье воронов.

— Когда в замок приезжал брат королевы, — догадалась София.

— Да. Тогда еще пропала служанка, которая любила подслушивать. Я помню ее. Мама все время ворчала, что Зуйка ленивая, ей лишь бы перед гостями задом крутить. Вот и докрутилась…

— Вы вернулись домой из-за этого отряда?

— Дорога, по которой они ехали, вела только в нашу деревню. Больше никуда. Но когда я прибежал, было уже поздно. А люди, те, кто пытался спастись от огня… Черные всадники никого не выпустили.

— Вы чего там застряли? — Ремма помахала рукой. Без управляющего «Жабьим болотцем» она не решалась открыть тяжелые ворота.

— Пойдемте, — Палерий усилием воли стряхнул с себя воспоминания. Голос вновь сделался спокойным, ушла из глаз чернота горечи. — Я хочу увидеть, как изменился замок. Может быть, тогда он меня отпустит.

— Я ожидал худшего, — управляющий «Жабьим болотцем» смотрел на дракона, распластавшегося над входом. Он помнил его во всей красе и сейчас видел то же самое сильное тело, лобастую голову, пасть с раздвоенным языком, но нынешний ящер казался слепым. Трудно было поверить, что две крохотные жемчужины, вставленные в пластины, имитирующие вертикальные зрачки, делали фигуру живой. Теперь глазницы каменного ящера зияли безобразными дырами.

Но даже слепой каменный дракон внушал трепет.

— Я сам слышал, как ящер шипел: «Король велик!». Однажды мы с мамой не ушли перед Волной, остались переждать ее здесь, — управляющий поморщился, заметив, что один из кончиков раздвоенного языка обломился.

— И какая она, Волна? — Ремма смотрела на Палерия так, будто прежде не была с ним знакома. Открылась одна из тщательно хранимых им тайн. Управляющий «Жабьего болотца» когда-то жил в Драконьем замке!

— Прекрасная и вместе с тем ужасная. Она подобралась неслышно, но обрушилась с таким грохотом, что нам показалось, еще чуть-чуть и защитный купол не выдержит. От страха я закрыл уши и закричал. Мама больше не захотела такого испытания и наотрез отказывалась пребывать в замке во время прихода Селлара. Мне было тогда восемь…

Палерий рассеянно оглядел двор, где от многих строений не осталось и следа. Сторожка, кухня, конюшни — их будто смахнуло гигантской рукой, хотя сам замок выстоял. Отсутствовали лишь флюгер в виде дракона, распустившего крылья, да королевский стяг, который когда-то был закреплен на конусообразной крыше самой высокой башни.

— Витражи! Здесь были необыкновенные по красоте витражи со сценками из жизни придворных дам и рыцарей, — Палек с сожалением смотрел на пустые проемы окон. Всюду в комнатах валялись высохшие водоросли, выбеленные ветром скелеты рыб, обломки мебели и куски ткани, утратившие первоначальный цвет. Все казалось серым. Под ногами хрустели ракушки. Даже не верилось, что когда-то по стенам журчали водопады и даже зимой цвели цветы. Холодно, ветрено, уныло. Мертвый замок, иначе и не скажешь.

— Мы спустимся в подземелье? — София вышла из комнаты, где жила Милена. Все те же запустение и грязь, и никакого следа от пребывания людей.

— Нет-нет, нам достаточно впечатлений, — Каси решительно замотала головой. — Всегда боялась пещер и подземных ходов — это все равно, что очутиться в гостях у бога Тьмы.

— У нас будет свет, — из-под тряпицы, которой была накрыта корзина, Палерий извлек небольшую стеклянную лампу.

— Если хотите, то идите, мы вас не держим, — Ремма забрала из рук Палерия корзину и решительно направилась к выходу. — Мы с Касей лучше у каменного дракона на ступенях посидим.

— Есть почему-то очень хочется, — поддержала подругу Касилия. — Горный воздух будит зверский аппетит.

— Им все время есть хочется, — буркнула Софья и направилась в сторону заднего двора. Именно оттуда, как она помнила по записям в дневниках, начинался путь в верхние пещеры — если идти мимо птичника, и нижние — если есть желание попасть в грот, где жил дракон.

— Мы с мамой искренне верили, что здесь обитает дух огня. Даже выдумывали, как он добирается до подношения и слизывает пылающим языком мясо. Теперь здесь сыро и холодно, — Палерий поежился и застегнул верхние пуговицы камзола.

— Нет, в этой пещере жила виверна. Ящера звали Хоули. Король скрывал его от всех. Милена писала, что он был стар и почти слеп, но он сумел взлететь и унести на своей спине Велицу.

— Куда же ящер делся потом?

— Хоули погиб, а его тело унесло в море. Я думаю, боги приняли жертву, ведь Волна с тех пор не возвращалась, — София застыла у тройной развилки. Оглянулась на Палерия: без проводника не представлялось возможным предугадать, какой путь приведет к лежбищу дракона, а какой к птичнику. Софье хотелось побывать всюду: увидеть собственными глазами «жертвенную» чашу и место нападения Дикрея на Милену. Так она яснее представила бы, что пришлось пережить ее маме — впервые Соня осознанно назвала, пусть и в мыслях, Милену мамой.

— Если идти к тайной тропе, то нам туда, — махнул рукой Палерий на выступ, за которым пряталась лестница.

— Нет, сначала пойдем в пещеру Хоули.

— Значит, виверна спасла только Велицу? — на полпути управляющий замедлил ход и, подняв руку с лампой, вгляделся в лицо Софии. — Милена была на сносях, но никто и словом не обмолвился, куда делся ребенок. Неужели кормилица ее оставила? Что же на самом деле здесь произошло?

— Я бы тоже хотела знать, что случилось с Миленой, — у Софии пересох рот. Палерий, должно быть, уже догадывался, какую она скрывает тайну, не зря же он так пытливо смотрел ей в глаза.

«Рассказать или не рассказать?»

Палерий отшвырнул ногой мешающуюся кучу водорослей, что в полутьме казались спутанным клубком змеиной кожи. Под его сапогом что-то хрустнуло. Софья подошла ближе и разглядела высушенный до бела рыбий череп.

— Странно, а глаз цел…

Управляющий наклонился, поковырял пальцем в раздавленных костях и поднес ближе к лампе то, что София посчитала рыбьим глазом.

— Это не он, — на ладони мужчины лежала серая изъеденная солью и временем жемчужина. Он уже хотел ее отбросить, но Софья поковыряла пальцем белесую бусину, убирая с нее грязь.

— Эта жемчужина — свидетельница последней Волны, — произнесла Софья задумчиво.

— Жаль, что она не умеет говорить. Я бы хотел послушать свидетеля той ночи.

— И я. Я тоже хотела бы…

За спиной управляющего от стены медленно отделилась тень. Когда Софья подняла глаза, у нее чуть не остановилось сердце.

Глава 4. Хозяева подземелья

— Ой, медведь!

Косматая тень глухо зарычала, и рык этот был удивительно схож со смехом человека, которому давно не доводилось открывать рта.

— Милена тоже меня так называла, — тень росла, и в свете лампы все больше проступали очертания крупного мужчины, но они все еще были неясны, зыбки, как видения в тумане, когда не разберешь, на самом деле в нем кто-то прячется или от страха разыгралось воображение.

— Дядька Вокан?! — Палерий больше полагался на слух, чем на глаза. Водил лампой туда-сюда, но никак не мог понять, кто же на самом деле стоит перед ним: человек или призрак?

— Он самый, он самый, — медведь черными провалами глазниц уставился на управляющего. — А ты кто?

— София, — Палерий задвинул девушку себе за спину, — ты его видишь?

— Д-да, — не сразу ответила Софья, поскольку следила за тенью, двигающейся по кругу. — И это точно не человек. Призрак.

В этом она больше не сомневалась: когда Вокан проходил мимо, она ощутила ледяной холод. Ей даже пришлось обхватить себя за плечи. Тихий треск за спиной заставил Софью оглянуться и онеметь от страха — по стенам быстро расползалась изморозь.

— Призрак, — изо рта Палерия вырвалось облачко пара. Управляющий, то ли защищаясь, то ли пытаясь отогнать сгустившиеся тени, выставил перед собой на вытянутой руке лампу.

— Погоди-погоди… — Вокан, попав в круг света, сделался прозрачным: через него явственно проглядывался каждый камешек на стене, что теперь сделалась колючей от льдинок. — Мне лицо твое знакомо…

Палек взлохматил гладко зачесанные волосы, уронил их на лоб и выразительно шмыгнул носом. Хотя перед ним стоял призрак, сын кухарки не удержался от широкой улыбки: увидеть воина, заменившего ему отца, пусть и в ином, устрашающем виде — это ли не счастье?

— Палек?! Палек, мальчик мой! — медведь кинулся обниматься, но тут же отпрянул. Волосы и одежда Палека покрылись инеем, а тот зябко поежился.

— Холодно нам, — печально качнул головой Вокан.

— Нам? — переспросила Софья, а когда медведь перевел на нее взгляд, отступила назад. До того было жутко смотреть в пустые глазницы.

— Как же так? — Палерий не замечал страха своей спутницы. Обескураженно поднес ладонь к голове и почесал макушку, как, видимо, еще с детства делал в минуты удивления. С волос посыпались мелкие снежинки. — Почему никто и никогда не рассказывал, что здесь живут призраки? О таком молва разнеслась бы моментально!

— Вы захотели нас послушать, — от стены отделилась еще одна фигура — тоненькая, с двумя косичками. Острые плечики, фартук чуть ли не до пят. — И мы пришли…

— Зуйка?

— Я помню тебя, малыш, — она потянулась и щелкнула Палека по носу. Так же, как делала когда-то в его далеком детстве.

— Но мы даже не знали о вашем существовании! — управляющему было не по себе от ледяного прикосновения, но он не отшатнулся, позволил призраку выразить свои чувства. Губы девушки растянулись в улыбке.

— Вы оба захотели услышать свидетелей последней Волны, — Зуйкина ладонь скользящим движением опустилась вниз и накрыла кулак Палерия, в котором тот зажимал жемчужину. Вот они мы, спрашивайте.

— Спрашивайте… — эхом повторил медведь.

— Мне жаль, дядька Вокан, что тебе не удалось выбраться, — печаль сквозила во взгляде Палека. — Я до последнего лелеял надежду, что ты жив, просто прячешься где-то, как и я.

— Нет, я не успел. Бежал со всех ног, но Волна ударила в спину и завертела. Я захлебывался, тонул, а сам плакал о Милене, до которой так и не добрался, о Велице, которую даже не поцеловал на прощание. Знал бы я, что больше не увижу их…

— Она тоже жалела, что не остановила вас, позволила уйти, хотя чувствовала, что не успеете, — Софья выступила вперед, давая хозяевам пещеры рассмотреть себя в свете лампы.

— А ты кто?

— Я… я племянница Велицы. Дочь ее сестры Радуцы.

— Стало быть, она добралась до сестры?

— Да, добралась, — Софья бросила короткий взгляд на Палерия. И Вокан ее понял, не стал говорить лишнего.

— И корзину с королевскими гостинцами принесла?

— Принесла…

Рука медведя потянулась к ее лицу. Кончиками пальцев он провел по щеке Софии, и кожа тут же онемела от холода.

— Красивая. Как и твоя мать. Кузнец тоже, стало быть, жив?

— Жив. Болеет все. Он гостинец тот до сих пор бережет.

— Завидовал я ему. Велица скрывала, но я видел, что она все еще любит его.

— Нет-нет! Все ее мысли были только о вас. Жаль, что она так и не вернулась, иначе я привела бы ее сюда.

— Я знаю, что моей Велицы больше нет, — Вокан печально качнул головой. — И я до сих пор оплакиваю ее смерть.

— Откуда вам знать? — Палерий нахмурился.

— Мы знаем… нет, не так… — подала голос Зуйка, — …мы чувствуем, кто из людей, с кем мы когда-то хороводились, жив, а кто нет… Вот мамки моей точно уже нет. Следом за мной померла. А брат и отец живы. И бабушка жива, хоть и старенькая совсем.

— И знание, что моя Велица лежит где-то там, не дает мне покоя, — Вокан перевел взгляд на Софию. — Прошу, отыщи ее тело и похорони с положенными обрядами. Ты ей жизнью обязана. Дай нам встретиться у врат двенадцати богов. Негоже хорошему человеку не услышать прощальных молитв и не получить достойного места погребения. Замолви над ее прахом и за меня словечко, поскольку море стало мне могилой.

— А мне огонь погребальным костром, — вставила свое Зуйка.

— Да где же погибла Велица, где? — Софья думала, что сейчас у нее расколется голова. Она, как и родители, верила, что кормилица короля жива, просто какие-то обстоятельства не дают ей вернуться. Может быть, она просто не может найти дорогу домой, поскольку семья долго колесила по Дамарии, прежде чем осесть в Гремыках. Такое же могло случиться? А теперь все надежды на встречу с родным человеком рухнули.

— Где нашла свою смерть Велица, мы не знаем, нет, — Зуйка теребила косу и все время оглядывалась. Как будто служанку что-то беспокоило. Софье передалось ее волнение, и она тоже начала прислушиваться к звукам. Не слышно ли чужих шагов или непонятного шороха? Не мелькнет ли какая тень? Но нет, ничего не происходило, кроме потрескивания льда на камнях, который ширился и расползался в разные стороны. Палерий заметил беспокойство своей спутницы, встал ближе, обнял за плечи.

— Мы только чувствуем, жив человек или нет, — Вокан почесал затылок. Посыпался мелкий снег. — Я сам не понимаю, откуда такое ведомо. В день, когда Велицы не стало, мне хотелось выть…

— А ты и выл, — с укоризной произнесла Зуйка. — Всех охотников распугал. Король как раз сюда прибыл.

— Мне бы покой обрести, а? — жалобно произнес Вокан. — Сердцем прошу, найдите мою Велицу.

— Измаялся он весь, — Зуйка ласково посмотрела на медведя. — Помогите хотя бы ему. Про себя молчу: пока жив доктор Фурдик, мне отсюда не вырваться. Это же он, лиходей, убил меня. От жаркого огня ни косточки не осталось…

— Как это, доктор Фурдик жив? Вы что-то путаете! — София чуть не расплакалась. Только хотела спросить о Милене, но надежда тут же сменилась досадой: призраки, оказываются, тоже ошибаются. Как теперь им доверять? — Я точно знаю, что Фурдик мертв. Мне об этом сын Таллена Третьего рассказал, он и могилу его видел! Зачем принцу врать?

— Нет его среди мертвых, нет! — Зуйка топнула ногой, и по выбеленной инеем земле поползли мелкие трещины. Будто на реке лопнул лед. — Я бы давно пела на небесах вместе с девами Веры и Добра! Мне так не хватало их при жизни. А я, дура, не о том думала, не тем богам служила. Хотела денег за чужую тайну, а получила нож в сердце. Фурдик с братом королевы сговорился, что будет служить ему и рассказывать обо всем, что творится в замке, а тот добьется разрешения вернуться ко двору. Глупая я, — девушка зло дернула себя за косу, — и попросила-то всего ничего за молчание…

— Если доктор жив, я обязательно его найду! — Софья поклялась самой себе, что вытрясет всю душу из Фурдика, но допытается правды. И если старый доктор организовал собственные похороны, то тайна, которой он владеет, смертельно опасна.

«Собственную косу готова отрезать, если я ошибаюсь: не было никогда у Донны ребенка! Не было! Божечки! А почему бы мне не спросить о сыне Милены у призраков?»

— Дядюшка Вокан, а вы не подскажете, что стало с малышом, родившимся в ту ночь? Жив ли он?

— Если погибла Милена, то как выжить младенцу? — резонно заметил Палек, но по глазам Софьи понял, что не все знает о страшных событиях во время последней Волны.

Зуйка, с интересом ожидая ответа, тоже повернулась к Вокану. Тот пожевал губами, словно что-то выискивал в памяти.

— Мальчик! А ведь точно: перед самой Волной родился мальчик! А я и забыл…

— Жив или нет? — Софья подалась вперед, но Палерий удержал ее, не позволил близко подойти к медведю. Как от сильного мороза защипало нос и щеки.

— Жив. Точно жив, — Вокан улыбнулся с облегчением.

— А сын королевы жив? — Софья не стала спрашивать, был ли второй ребенок. Из ответа призрака прояснится, родила королева или нет.

— Не могу сказать… — после долгой паузы ответил погибший воин.

— А он вообще был?

— Ты бы еще спросила, жива ли собака, что брехала на соседней улице, — Зуйка хлестнула Софью своей косицей, и на руке появился след как от ожога. Холод тоже обжигает. — Говорю же, мы чувствуем только тех, кого видели или знали.

— А Милена жива? — Палек задал тот вопрос, который не решалась спросить София. — Ее-то вы точно знали и видели.

— Я нет, — Зуйка отвернулась. — Знать не знала никакой Милены, пока Вокан о ней не обмолвился.

Служанке не понравился тон Палерия, а управляющий «Жабьим болотцем» просто волновался. Даже голос сорвался до высокой ноты. Юная госпожа, помогавшая когда-то сопливому мальчишке, оказывается, родить успела…

Вокан закрыл лицо ладонями. Его зашатало, будто ветер толкал из стороны в сторону.

— Жива или нет? — в отчаянии выкрикнула Софья, видя, что призрак теряет очертания, вот-вот превратится в бесформенную тень.

— Жива или нет, — ответил Вокан. Или это камни прошелестели, срываясь со стен?

Под порывом затхлого ветра дрогнул огонь лампы в руках Палерия и погас.

— Что-то не так, — Зуйка крутанулась вокруг своей оси, роняя ослепительно белые, светящиеся в темноте точно светляки, снежинки, и исчезла следом за медведем.

— Бежим! — крикнул Палек и схватил Софью за руку. Земля под ними сотряслась, будто какой-то великан попытался выбраться из недр. На его рев жутким эхом отозвались пещеры. Где-то в глубине скалы грохнуло и потянуло гарью.

— Что это?! — прокричала София, кашляя от дыма, который струился ото всюду: из каждого проема, из каждой щели.

— Я не знаю! Но мы выберемся, обязательно выберемся! — если бы не Палерий, уверенно тянущий за собой Софью, она непременно заблудилась бы и встречала гостей замка таким же неприкаянным привидением, как Вокан и Зуйка.

Когда они, кашляя и растирая глаза от едкого дыма, вывалились из пещеры, к ним навстречу бежали растревоженные Ремма и Кася. Ремма обняла Палерия и, уткнувшись лицом в его грудь, запричитала, глотая слезы:

— Как же сильно грохнуло! Я уж думала, больше не увидимся! Что я бабушке сказала бы?! Не уходи больше никуда без меня!

— Ой, это было так страшно! — Кася от возбуждения тараторила. — Земля затряслась, а главная башня вдруг накренилась, и из-под нее как полыхнуло! Мы испугались, что вы там заживо сгорите!

— Какое пламя? Откуда ему взя… — Палерий недоуменно оглянулся и замер, так и не договорив.

Высокая башня, над которой некогда вилось королевское знамя, стояла на месте. Ни следов разрушения, ни наклона. Но освещалась она невероятно ярко, поскольку сразу за ней бил в небо столб пламени.

— Боги! Источник огня проснулся! — восхищенно произнес Палек, догадываясь, что вместе с жаром в замок вернется жизнь. Оживут замерзшие сады, вновь зацветут розы, а по стенкам примется виться плющ. — Что же такое должно было произойти, чтобы все вспять повернулось?

Точно в ответ на его вопрос кто-то очень большой и грозный издал протяжный звук, заставив напуганных путешественников бежать к выходу из крепости. Там они сделались свидетелями еще одного, не менее грандиозного события: фигура каменного ящера над главным входом в замок зашевелилась. Кольца гибкого тела пришли в движение, стряхивая с себя пыль годов, раздвоенный язык лизнул воздух и пропал в пасти.

«Король велик!» — ветер, порожденный шипением рукотворного дракона, ударил в лицо, взметнул волосы и заставил задохнуться от невероятности происходящего.

Палерий и его подопечные застыли с раскрытыми ртами, не в силах отвести глаз ни от извивающегося ящера, будто стремящегося вырваться из каменных оков и взлететь, ни от ревущего пламени, обжигающего холодные камни и согревающего своим дыханием подземелье. И никто из четверки не заметил, что площадь перед замком накрыла огромная тень. Лишь воздушная волна, вдруг задравшая юбки вверх, заставила девушек обернуться.

Над их головами висела черная виверна. Ее бьющие воздух крылья загородили полнеба, а взгляд невыносимо желтых глаз хищно скользил по столь мелким против нее людским фигурам.

Словно в страшном сне София наблюдала, как дракон вытянул мощную лапу, и черные, отполированные до блеска ногти клещами сомкнулись под ее грудью. Рывок, и ящер с жертвой взвился ввысь. Из-за сильного сдавливания не в силах ни вздохнуть, ни закричать, София краем глаза заметила еще одного человека, который никак не должен был здесь оказаться: у лестницы, в том самом месте, где начиналась тайная тропа, замер лорд Эрли-Как-Его-Там-Асдиш.

Глава 5. Похититель

Выплывая из забытья, первое, что почувствовала Софья — боль в груди. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Создавалось ощущение, что под ребрами торчат ножи — по одному с каждого бока.

Придя в себя в полной темноте, Софи осторожно провела ладонью по телу и зашипела: ножей не оказалось, но возросла уверенность, что стоит ей раздеться, как увидит огромные синяки и кровоподтеки. Тут же яркой вспышкой ослепило воспоминание о черных когтях виверны, хватающей ее и несущей ввысь.

«Меня похитил ящер!» — Софья резко села и задохнулась от болезненного прострела. Чуть передохнув, она приняла наиболее удобную позу, чтобы не причинять себе страдания, и огляделась (насколько это позволила сделать кромешная тьма). Ни намека на окно или дверь, выдающую себя полосой света у порога.

«А существуют ли здесь двери? Если я нахожусь в пещере, то…»

Потолок, где Софи ожидала увидеть дыру для виверны, тоже ответил темнотой.

Боясь сделать лишнее движение, пленница прикоснулась к своему ложу: упругий тюфяк, и далеко не из соломы, гладкие простыни, на ноги наброшено ворсистое покрывало. И как же все это хорошо пахнет!

Если до того воображение рисовало пещеру, куда ее притащил ящер, то по наличию постельного белья можно было заключить, что похитители оставили ее в людском жилище, а судя по изысканному запаху и качеству простыней далеко не в бедном.

«Кто? Кто осмелился похитить меня? Неужели лорд Эрли-Как-Его-Там-Асдиш?» — вспомнив его широко распахнутые глаза, в которых сквозило удивление, Софи посчитала последний вопрос глупым. Незачем ему ее похищать. Совсем незачем. Позвал бы только, и она, не задумываясь, пошла бы сама, настолько сильно он въелся в ее сердце.

Первая любовь она такая.

«Если не Гад, тогда кто?» — вопросы роились в голове, рождая предположения одно страшнее другого. Грасия Кордович? Ей-то зачем? Да еще с помощью дракона. Не слишком ли много чести для серой мыши? Нет, здесь кто-то покрупнее…

Принц? Этот уж точно давно забыл о случайной партнерше по танцам. За два года ни намека на желание продолжить знакомство. Приятное воспоминание, закончившееся вкусом горечи. Кто захочет водиться с бастардом вора и взяточника, каким оказался лорд Мирудский? Все, что ни делается, делается к лучшему. Сестре и брату следует держаться подальше друг от друга.

Правда, однажды во время бала, на который ожидаемо Софья не пошла, принесли целое ведерко мороженого, но при нем ни записки, ни намека на пославшего лакомство. Вот и гадай: Дрейг или не Дрейг.

«Эх! Знал бы ты, что я твоя сестра!»

А может, кто-то в трактире углядел сходство с Миленой? Палек, вон, не догадался. Выходит, не так сильно она похожа на маму?

Рассуждения рассуждениями, но София не теряла времени и продолжала себя исследовать. Сдвинув покрывало, с облегчением выдохнула (пусть выдох и был болезненным) — ее не раздели. На месте и шерстяная юбка, и штаны. Даже мягкие полусапожки не сняли. Невероятно трудно было дотянуться до голенища, но Софья сжала зубы и, превозмогая боль, все-таки убедилась, что кинжал Дарила при ней.

Никогда и никому она не рассказывала, что еще со времен юности взяла себе за правило без оружия в незнакомые места не соваться. Ларий, выслушав и поняв, что так сестре сберечь честь будет спокойнее, подарил небольшой нож, считая, что такой, почти игрушечный, ей придется по руке, но София положила глаз на Беркута — настоящее оружие, способное защитить, а не оставить царапины. Вот и сейчас знание, что кинжал с ней, немного успокаивало. Вид слабой женщины сыграл с похитителями злую шутку: им и в голову не пришло обыскать свою жертву.

Слово «жертва», применимое к себе, покоробило и заставило действовать: переложить Беркут в рукав, чтобы он легко выскользнул в ладонь. Случай применить кинжал еще представится — в этом Софья не сомневалась. Из добрых побуждений на человека ящера не натравливают.

Лихорадочные размышления тем не менее привели к выводам, пусть и звучащим нелепо: если в Драконьем замке вдруг обнаружился лорд Асдиш, значит, он за ней наблюдал. С чего бы ему появиться именно тогда, когда леди Мирудская решила посетить столь далекое от столицы место? Сидел бы рядом со своей Грасией и миловался. Так нет, бегал по тайным ходам и что-то вынюхивал. Не слишком ли много совпадений, чтобы посчитать их случайными? И самое главное доказательство: не зря же из трех девушек похитили именно ее?

Тут же пришло на ум давнее событие: пропажа первого дневника, который вдруг нашелся среди учебников. И хоть в нем не указывалось, кто родился у Милены, знание того, что фаворитка носила под сердцем ребенка, теперь смело можно было отнести к разряду тайн. Из разговора с Палеком Софья, любящая порассуждать, выудила еще одну подсказку: кто-то намеренно убирал людей, знающих, что фаворитка родила. Если бы не управляющий «Жабьим болотцем», который мальчишкой спасся от карательного отряда, на свете не осталось бы ни одного свидетеля пребывания Милены в качестве любовницы Таллена Третьего. Леди Шер выгнали до того, как у Милены случилась страсть с королем, доктор Фурдик, чтобы обезопасить себя, организовал собственные похороны, а кухарку, мать Палека, спалили вместе с деревней. Кто еще знал Милену? Велица? Кормилица короля тоже где-то нашла свою смерть.

«Как же вовремя семья Вежанских покинула деревню и отправилась колесить по Дамарии! Бегство спасло их от гибели».

По мере того, как вычеркивались из опасной игры фигуры, вопрос «Кому выгодно?» обрел очевидный ответ: королеве и ее брату. Софья последний свидетель, который подлежит уничтожению.

— Но почему похитили сейчас? Почему не трогали в монастыре? — спросила она сгущающуюся вокруг нее тьму (у страха глаза велики) и тут же сама себе ответила: — Да потому, что ты, глупая, никогда не покидала пределов школы. О тайных походах через портал никто не догадывался. А тут впервые за два года выехала и сразу отправилась куда? В то место, к которому не следовало стремиться, чтобы не вызвать интерес к себе.

Она спустила ноги с кровати. Мягкий ковер подтвердил, что жертва похищения находится в богатом доме. Словно древняя старуха, держась за бок, где когти ящера нанесли наибольший ущерб, она сделала пару шаркающих шагов и замерла: откуда-то из темноты послышался скрежет. Неприятный, заставляющий морщиться и сжимать зубы: кто-то намеренно водил железом по камню.

Софья напряглась, моментально забыв о боли. Беркут ладно лег в ладонь.

Кто пожаловал? Королева или ее брат?

— Дыши, Соня, дыши, — приказала она себе. — Лучший способ обороны — нападение. А потом ты побежишь, и как можно быстрее.

Некстати вспомнились призраки на Сипун горе, кричащие, что за «чужачкой» ходит смерть. Эти слова сильно подействовали на нее, но еще сильнее на Бохарта — тот от страха поскакал аж через три ступени.

Хрустя каменной крошкой открылась тяжелая дверь, слепящий свет заставил зажмуриться, но Софья успела разглядеть и злобно дышащего человека, и топор в руке.

«Смерть. Вот она!» — паника взвилась огненным смерчем, и Беркут полетел в черную, на фоне яркого света, фигуру. Мужчина со стоном схватился за плечо и выронил топор. Тот глухо ударился об пол.

— Леди Мирудская, что вы творите? — спросил незнакомец свистящим шепотом. И только тут до Софи дошло, что она едва не убила лорда Эрли-Как-Его-Там-Асдиша.

«Почему шепчет?» — эту мысль метательнице ножей додумать не дали: с противоположной стороны помещения в еще одной двери завозился ключ, и Софья обернулась на нее. В комнату шагнул второй мужчина, но уже не с топором, а со светочем в руке. Брата королевы Софи узнала сразу же.

«Вот в кого следовало метнуть Беркута!»

Увы, надежда узнать, враждуют лорды между собой или действуют заодно, не оправдалась. Когда София перевела глаза на Эрли-Как-Его-Там-Асдиша, того и след простыл. Но что еще больше потрясло — она не обнаружила ни следа от скрежещущей двери: перед ней высилась стена, плотно увешанная гобеленами. Ни каменной крошки на полу, ни сдвинутого тяжелой створкой ковра.

«Портал? Асдиш умеет открывать портал?»

— Как вижу, вы уже пришли в себя? — спросил лорд Гванер.

И как Софья могла перепутать лорда Асдиша с братом королевы? Этот намного тоньше, а потому при равном росте кажется выше. В отличие от Гада, у него волосы светлые и длинные, лежат на плечах гладким шелком. Красив, но совсем другой красотой. Если у Эрли черты лица, пусть и умело, но будто вырезаны из камня, у этого отлиты из металла. Острый нос, удлиненный подбородок, капризные, четко очерченные губы, которые сейчас, когда пленница молча рассматривает похитителя, змеятся в улыбке. Поставив подсвечник на невысокий столик у камина, Гванер сел в глубокое кресло, жестом руки предложив своей «гостье» устроиться на диване.

Она не осталась в знак протеста стоять столбом посреди вполне уютной комнаты с плотно зашторенными окнами — спина болела и страшно хотелось принять иное положение.

«Лучше бы лечь, но…»

— Прошу прощения за необычный способ приглашения в мое уединенное жилище, — Гванер, не переставая улыбаться, следил, как Софья преодолевает те несколько метров, что отделяли ее от дивана. Стараясь держать спину прямо, она не сумела скрыть гримасу боли.

— Вы бы за мной еще отряд гвардейцев послали, — устраиваясь на мягком, прошипела Софья.

— А ведь мог, — кивнул головой похититель, — вывести на глазах у всего монастыря в кандалах, накинув на хорошенькую головку мешок. То-то было бы пересудов! Что ж, я выбрал иной путь — дождался, когда птичка сама выпорхнула из гнезда.

— За что же меня в кандалы? — поморщилась Софья, подкладывая под бок подушку. Она ненавидела, когда мужчины говорили о «хорошеньких головках и птичках». В нынешней ситуации слащавые определения звучали как-то особенно фальшиво.

— Не за что? А если хорошо поразмыслить? — лорд Гванер тряхнул гривой волос, убирая их с лица. Гладкие, они в лучах светоча красиво полыхнули серебром. Брат королевы принял расслабленную позу, закинул ногу на ногу, снял несуществующую пылинку с темной ткани камзола. Никаких украшений и нашивок. Даже пуговицы, которые бледная рука не торопясь расстегнула у шеи, были вырезаны из черной кости бердийского дьябола — весьма редкого животного, безобразной мордой похожего на порождение Тьмы. Строго, дорого, красиво.

Гванер знал о своей привлекательности. Позволил рассмотреть лицо, не пострадавшее от возраста, а ведь он был чуть младше своей царствующей сестры. Загадочно улыбнулся, когда взгляд Софии переместился на виднеющуюся в распахнутом вороте камзола тонкую рубашку. Качнул ногой, намеренно обратив внимание на сапоги, носки которых были подбиты отполированным до блеска металлом. Такие можно считать оружием. Один удар, и острый носок изувечит любое тело.

София неосознанно потянулась к рукаву, где совсем недавно прятала Беркута. Как же невовремя появился этот Эрли-Как-Его-Там-Асдиш! Ладно затаился бы где-нибудь за гобеленом и пришел на помощь, когда брат Донны бросится душить ее (а он непременно бросится, так расслабленно ведет себя только хищник, играя со своей жертвой), так нет, этот остолоп не смог удержать портал и унес в своем теле ее единственное оружие! Опытным глазом портальщицы она видела, каких трудов стоило Гаду открыть каменную дверь.

Да, Софья сейчас думала только о себе, постаравшись запрятать глубоко внутрь переживания по поводу того, не обливается ли кровью где-то там за стеной раненный ею человек.

— Мне нравится, что ты не трясешься от страха. Нет, Грасия Кордович неправа. Ты точно не серая мышь. И совсем не Шиповничек. Какой вред от мелких колючек? Ты нечто ядовитое.

Софья подняла от удивления брови. Ядовитой она себя никогда не считала. Хотя… Вспомнить того же Бохарта, который, впервые прижавшись к ней, вдруг воспылал такой страстью, что потащил на гору Сипун. Эх, жаль, что ее яд совсем не действует на Эрли-Как-Его-Там-Асдиша! Она ведь тоже к нему прижималась. И даже целовала.

«Тьма его побери. Не загнулся бы там от кровопотери».

— Встретившись с тобой однажды, будто заболеваешь, и становится невозможным выбросить мысли о тебе из головы, — продолжал размышлять вслух лорд Гванер. Взрослый человек, а говорит такие банальности! — Ты будто яд, от которого не найти противоядия. Сладкий яд…

— Божечки! Неужто высокородный лорд втюрился в меня? — что еще могла сказать Софийка Вежанская, чтобы прервать поток пугающих ее слов? Лучше уж прикинуться простушкой, глядишь, облизывающийся на нее господин утратит свой интерес. Может, еще для верности носом шмыгнуть?

Но «господин» звонко захохотал и так высоко запрокинул голову, что Софийка видела, как дергается кадык на гладкой шее.

«Где же мой Беркут?!»

— Милая, не делай из меня дурака. Я прекрасно знаю, что ты из себя представляешь, — отсмеявшись, лорд переместился на ее диван. Сел так близко, что Софья чувствовала упругость мужского бедра. Хотела отодвинуться, но рука Гванера, скользнув за спину, не позволила.

Он наклонился к шее невольницы и вдохнул ее запах.

— Я ждал, когда ты превратишься в женщину.

София дернулась и отстранилась насколько смогла, но легшая на ее лицо ладонь силой заставила повернуться к Гванеру. Палец скользнул по губам, и София едва сдержалась, чтобы не вцепиться в него зубами. Ударит, это было заметно по холодным глазам противника.

— Ты станешь моей фавориткой.

— Нет.

— Станешь, — палец, обрисовав подбородок, спустился ниже. Рука умело расстегнула пуговицы теплого жилета и добралась до неглубокого выреза платья. Змеей скользнула под него, натянув до треска ткань. Холодные пальцы сжали грудь.

— Будешь лизать мне ноги, если я захочу…

— Нет! — Софья с силой оттолкнула лорда. Собиралась ударить, но Гванер в полете поймал ее руку и, заломив за спину, притянул пленницу к себе. Жадно поцеловав, измяв ее губы своими, но не пробившись языком через плотно сжатые зубы, прошептал:

— После того, что я тебе сейчас расскажу, ты сама разденешься, встанешь на колени и отсосешь мне.

Софья едва подавила рвотный позыв.

Не отпуская, так больно выкручивая запястье, что темнело в глазах, Гвенар заговорил:

— Помнишь бал, с которого Донна вышвырнула тебя, будто ничтожную тварь? Молчишь? А я помню. Я возжелал тебя сразу, как увидел. Счастливую, самозабвенно отдающуюся танцу, прекрасную в своей невинности. Я чувствовал, что ты так же самозабвенно будешь отдаваться в постели. И последовал за тобой. Если бы не лорд Асдиш, проявивший неуместную заботу, ты бы уже тогда лежала на этом ложе, — легкий кивок в сторону измятой постели. — То, что я увидел после, едва не толкнуло меня на убийство, но… — Гванер выдохнул и проводил взглядом соскользнувшую с нижней губы пленницы каплю крови. Когда та повисла на подбородке, слизнул.

Софью передернуло.

— … Эрли оказался умнее. Он отверг тебя. А утром, не ожидая того, лорд Асдиш сделался женихом Грасии Кордович. Я приложил все усилия, чтобы он больше к тебе не приближался.

Глава 6. Убийство

Соню тошнило. От омерзения, от страха, от открывающейся истины.

— Глава Тайного ведомства давно мечтал породниться с моим племянником, но я ему весьма доходчиво объяснил, насколько норов его дочери противен королеве. Двум змеям в одном гнезде не ужиться. Кордович принял доводы, а я подсказал ему о страсти между Грасией и лордом Асдишем. Я сам видел, как она тянула его в комнаты, куда уединяются вовсе не за тем, чтобы обсудить вышивку крестом. Старый шпион верно рассудил: зачем ему птенец, пусть и жар-птицы, в небе, когда можно держать за горло золотого петушка?

Гвенар рассмеялся собственной шутке.

— Впервые в жизни Асдиш сделал правильный выбор. Тюрьма убивает и не таких бунтовщиков.

«Не плакать! Не плакать!» — приказала себе Софья, но предательская слеза все-таки проложила горячую дорожку по щеке. Гванер слизал ее и вновь попытался прорваться языком в рот. Потерпев поражение, отпустил заломленную руку пленницы, но лишь затем, чтобы рвануть ворот платья вместе с нижней рубашкой. Месть за сопротивление.

Софья торопливо прикрыла голую грудь обрывками ткани.

— Еще Лейрена не зайдет, ты позволишь творить с твоим телом все, что мне вздумается, — Гванер провел ладонью по колену будущей фаворитки. Она плотнее сдвинула ноги, но длинные пальцы мужчины были настойчивы.

— Прекратите. Это… Это недостойно благородного лорда.

— Даже короли не проявляют по отношению к желанной женщине благородства. Право первой ночи не подразумевает оного. Почему бы и мне, принцу крови, сыну Велирийского короля, не повести себя так же? — и убирая руку от того места, в глубины которого желал бы проникнуть больше всего, о чем свидетельствовал вздувшийся гульфик, Гванер с досадой добавил: — Как же много на тебе одежды.

Пленница перестала дышать.

— Садись на место!

А Софья и не заметила, что поднялась. Она даже перестала чувствовать боль в ребрах. Как мало надо для скорого излечения! Душевна боль затмит любую.

— Ну хорошо. Не хочешь сидеть, стой, — лорд Гванер тоже поднялся, одернул полы камзола, ладонью прошелся по волосам. Сейчас София не видела в нем того красивого мужчину, каким он казался прежде. Хищник. Равнодушный к страданиям жертвы хищник.

— В-вы когда-нибудь любили? — почему-то ей важно было получить ответ на этот вопрос.

— Я и сейчас люблю, — он не понял. Нахмурил лоб. — За сестру я готов отдать жизнь.

— Нет, не сестру. Женщину.

Гванер посмотрел на Софию с усмешкой. Остановил взгляд на истерзанных им же губах, на пальцах, что собирали на груди одежду, превращенную в тряпки, спустился ниже. Юбка с одной стороны задралась, и из-под нее виднелись штаны, какие не позволила бы себе ни одна настоящая леди.

— А как ты думаешь, почему я выбираю светловолосых и похожих на сестру женщин?

— Вы извращенец?

— Еще один вопрос, и я возьму тебя силой.

Софья запечатала рот ладонью.

— Всегда запрещал себе связываться с простолюдинками, но ты такая… — лорд, раздевая ее взглядом, приблизился, но пленница, желая сохранить дистанцию, отступила. Шаг и еще шаг. Странный танец похоти и ненависти. Желания и страха.

Софья ткнулась спиной в ткань гобелена. Лорд навис над ней, отрезая путь к бегству. Соня приготовилась ударить коленом, даже приподняла ногу, но Гванер вдруг передумал. Дунув в лицо, отчего жертва на мгновение закрыла глаза, вернулся к креслу. Сев в него, принц вытянул длинные ноги и невидящим взором уставился на огонь светоча.

— Я знаю, кто ты.

Софийка Вежанская вздрогнула от неожиданности.

— После бала не поленился собрать о тебе сведения. Лорд Мирудский сразу же открестился от фальшивой бастардки.

Ее пальцы сжались в кулаки.

— Дочь кузнеца, возжелавшая учиться… Похвальное стремление, — Гванер поднял на замершую девушку глаза. — Но тут я задумался: а откуда у кузнеца деньги? Взятка Мирудскому, оплата дорогого проживания в монастыре. Любопытство толкало вперед, и вскоре мне донесли, что в Кужарах семья Павы Вежанского появилась недавно, а прибыла она из какого-то захолустья. Туда мне и следовало наведаться, чтобы понять, кто же такая Софья, обманом присвоившая себе имя Мирудских.

Видя, что его «гостья» почти не дышит, лорд Гванер самодовольно улыбнулся.

— Гре-мы-ки. У тебя весьма болтливая сестра. Странно, что вы с ней мало похожи, хотя родились в один день.

«Он не докопался до того, что я дочь Милены и короля!» — воздух мелкими порциями проник в легкие.

— Я в папу, она в маму…

— Ну да, ну да. Паве Вежанскому не откажешь в уме, а вот Радуца…

— Не трогайте мою мать.

— …а вот Радуца, на вид вся такая благообразная, правильная, не побрезговала жить на добытое разбойничьим трудом. Староста в Гремыках юлил, глаза прятал, пытался пустыми разговорами да пьяным угощением отвлечь от опасной темы. Но я терпеливый. Выжидал-выжидал и дождался явления его женской половины — жены и дочерей, стыдливо подносящих дорогому гостю блюдо за блюдом. Уж они расстарались, нацепили на себя все самое лучшее. На одной из них я и приметил серьги работы Кювье, королевского ювелира. Откуда такое богатство в забытом богами городишке? И ведь дура даже не подозревала, что в каждом ее ухе по табуну лошадей висит.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Софья опять перестала дышать.

— Потом вторая дочь выперлась в жемчугах на шее. Староста как поймал мой взгляд, побагровел лицом, на колени рухнул. Не вели, кричит, казнить. Сам не знал, что разбойника под боком пригрел. Мол, и сын подтвердить может, видели они у Павы Вежанского колье с запутавшимся в замке клоком волос. Стало быть, прямо с шеи жертвы рвали. И уехала семья в ту же ночь, как открылась правда, а сами они не знают куда. А глупые бабы ни словом ему не обмолвились, что что-то из добра Вежанских у себя припрятали. Поговорил я с дочками, и те признались, что серьги и жемчужную нитку им твоя близняшка подарила, чтобы они позволили за голым Бохартом в бане подсмотреть.

Замолчал Гванер, дал Софье осознать, что только что рассказал.

— Теперь ты понимаешь, что полностью в моих руках? Документы о дворянском происхождении подделали, живете тем, что твой отец награбил. Еще нужно проверить, не участвовали ли в разбое сыновья? Может, мы в егерских войсках преступников держим?

— Не виноваты они. Братья душой чистые.

— Ну да. Такие же как Радуца.

— Прошу, маму не трогайте, она…

— Ну, вот. Уже просишь, — Гванер, деланно вздохнув, полностью расстегнул камзол. — Никого не трону, обещаю. И школу позволю окончить и в свет как свою фаворитку выведу. Но ты будешь моей… вещью. Захочу милостью одарю, а захочу…

— Приказывайте… — и ведь знала, что от нее ждут, но, отвлекая на разговоры, тянула время. Лорд Эрли-Как-Его-Асдиш топором дорогу к ней рубил, неужели не повторит свой подвиг? Или… или на самом деле кровью истек?

— Раздевайся, — брат королевы ленивым движением снял с себя камзол, бросил, не глядя, на кресло. Выправил из тесных штанов рубаху. — Ну? Чего ждешь? Сегодня моя ночь. Ты же девственница?

«Право первой ночи. Неужели я повторю судьбу Милены? В постель с нелюбимым… Где же ты, Эрли?»

Потянула за завязки на рукавах, медленно вытащила руки, потом потопталась, чтобы платье само соскользнуло вниз — его да нижнюю рубаху уже ничего не держало. Рвань одна. Холод заставил горошины сосков сжаться.

Пока возилась с платьем, лорд терпеливо ждал. Стоило груди оголиться, положил на плечи ладони, повертел пленницу туда-сюда, разглядывая синяки на ребрах и спине.

— Болит?

— Болит. Мне бы день отлежаться, чтобы прийти в себя. Большей боли я не выдержу. Зачем вам в постели дохлая рыба? И помыться бы…

Сравнение Валерийскому принцу не понравилось. Сморщил брезгливо лицо.

— Хорошо. Постель отложим. А сейчас…

«А сейчас иди помойся», — не успела будущая фаворитка выдохнуть, что выиграла время, как услышала совсем не то, что ожидала.

— …вставай на колени, — и потянулся к пряжке ремня.

Софья под требовательным взглядом рухнула на пол и закрыла глаза, но по шороху одежды догадалась, что намеревается сделать лорд Гванер. Никакая сила мира не заставила бы ее взглянуть на достоинство Велирийского принца. Она краснела, рассматривая рисунки Гелены, что уж говорить о том, чтобы увидеть «это» вживую.

— Открой рот, — на затылок легла ладонь.

— Милая, не открывай, — рядом раздался совсем другой голос. — Ни глаза, ни рот не открывай.

Что-то горячее брызнуло ей в лицо. Ослабла хватка руки.

Софью все-таки вырвало.

— Почему вы так долго не шли?! Почему?! Меня тут чуть не изнасиловали, пока вы где-то болтались!

— Ни на мгновение нельзя оставить тебя без присмотра, — лорд Асдиш сидел на корточках и стирал с лица Софии кровь. Она терпеливо наблюдала, как Гад смачивает в принесенном с каминной полки графине лоскут, оторванный от простыни. Вода все гуще окрашивалась в красный цвет.

— Что вы сделали с ним? — Соня скосила глаза и увидела лежащего в черной луже Гванера. Штаны он надеть не успел. Но не голые колени и не густая поросль, тянущаяся от пупа вниз, вызвали нервную дрожь. — Вы ему перерезали горло?!

— Тише, не кричи, — мокрая тряпка неприятно холодила кожу. Софья перехватила руку Эрли-Как-Его-Там-Асдиша, когда тот прикоснулся к одному из ее сосков. Лорд недоумевающе поднял бровь. — Что? Там тоже кровь.

— Вы ему перерезали горло!

— Не надо было? — глаза Гада потемнели. — Скажи еще, что я помешал.

— Вы не понимаете, — Софья встала. — Вы убили брата королевы. Вас ждет казнь. Нельзя поднимать руку на членов королевской семьи — это непреложный закон. Правы вы или неправы, ответ однозначный — смерть!

— Уф! Слава богам, — лорд Асдиш смотрел на нее снизу. И не мог не глазеть на прекрасную грудь с торчащими вверх сосками. Да, девочка выросла. Всего в ней стало больше. Нет, талия определенно тоньше, но вот грудь… — Ты переживаешь обо мне, а я уж подумал…

— Нужно бежать! Немедленно! Пока вас здесь никто не увидел! — Софья, стыдясь заинтересованного взгляда, заметалась по комнате, ища хоть что-нибудь, что можно накинуть на себя. Схватила покрывало, но, заметив соскользнувший с кресла камзол Гванера, потянулась за ним.

— Нет, только не его вещи! — запротестовал лорд Эрли, вырывая чужую одежду из рук. — Ты и так им вся пропахла.

Показалось или нет, но светлые глаза лорда полыхнули золотым огнем.

— Что? Вот, надень лучше это, — отшвырнув в дальний угол одежду принца, Гад стянул с себя камзол. — Мой гораздо теплее. Правда, немного дырявый, но тут уж не моя вина.

Софья выдохнула — на рубахе Гада до самого локтя расплылось кровавое пятно. Хорошо, что Ларий не видел этого, иначе отругал бы за плохой бросок. Софийка Вежанская целилась вовсе не в плечо.

— Сюда могут зайти в любой момент, — она отложила «на после» разбор своих ошибок. — Быстро открывайте портал!

— Мне приятно, что ты обо мне заботишься, — Эрли набросил на плечи мохнатое покрывало, не желая, чтобы леди пялилась на подсохшую кровь. — Пытаешься спасти мою голову, но…

— Чего же вы медлите? — как же она жалела, что не срезала с платья хотя бы парочку селларов. Сейчас бы не прыгала от нетерпения, а открыла портал в любую точку мира, не пожалев и пару лет жизни, которые непременно отняла бы у нее магическая жемчужина. Бежать! Им нужно бежать! Гад убил Велирийского принца из-за Софийки Вежанской, и теперь дело чести спасти Эрли от гибели.

— Я не сумею повторить, — Эрли-Как-Его-Там-Асдиш улыбался. Смотрел на Софью и улыбался. Нашел время! — Портал как-то сам открылся. Я всего лишь хотел развалить топором стену…

Софья вспомнила, что и у нее первый портал открылся неожиданно, но там она натирала селлар, а здесь… Магический топор?

— Где топор?

— Он разлетелся в щепки. После того, как я перевязал руку, стена больше не поддавалась.

— Но как-то вы сюда попали?

— Через дверь. Гванер ее не закрыл.

Они неслись по темным коридорам, освещенным лишь Кархом, лениво заглядывающим в окна. Беглецы не взяли с собой светоч, боясь привлечь внимание. Глубокая ночь надежно укрыла их.

«Странно. Ни снующих по замку слуг, ни грозной стражи у покоев. Наверное, брат королевы был уверен в своей неприкосновенности».

Лишь на крепостной стене перекрикивался караул, да из псарни подавали голос собаки.

— Куда мы бежим? — интересовало совсем другое — как лорд Эрли нашел ее, но и этот вопрос София отложила на потом.

— В подземелье! Я там оставил свою виверну. Пришлось помотаться, прежде чем я отыскал логово Гванера.

— А как вы узнали, что меня похитил именно он?

— Только у велирийских ящеров черный окрас. Наши все красные. Ну и совсем не трудно было догадаться, какому велирийцу приспичило выкрасть смазливую девчонку.

— Вы… вы… Гад!

— А как ты догадалась? — даже при свете ночного светила Соня различила, что лорд Эрли широко улыбается. — Здесь будь внимательна. Крутой спуск! Святые огурцы! Мы, кажется, попали не туда!

Их вынесло в проход, где на стенах горели факелы. На топот со скамьи поднялся сонный стражник.

— Стой, кто идет!

— Любовница милорда! — ни на мгновение не растерявшись, Гад выставил перед собой Софию. Рванув полы камзола, явил стражнику ее обнаженную грудь. «Любовница» аж задохнулась от такой наглости. Служивый тоже растерянно пялился на женские прелести. За что и поплатился. Неожиданный удар по голове вывел его из строя. Обезоружив и переложив беспамятного на скамейку, лорд Асдиш беззастенчиво обшарил его карманы.

— Что? — спросил он у вытаращившей глаза Софьи, вытягивая из-за поясного ремня горе-стражника связку ключей. — Раз есть охрана, значит, существуют и объект охраны. Нужно посмотреть.

Арестантов было двое: какая-то древняя старуха, в мольбе тянущая грязные руки через решетку, и мужик в ветхой одежде, едва прикрывающей его тело. От обоих не просто пахло — смердело.

— Кто такие? — лорд Асдиш возился с проржавевшим замком.

Старуха залопотала на непонятном языке. София с трудом разобрала, что это велирийский — отсутствие передних зубов не позволяло старой женщине произнести звуки внятно.

— Бабушка говорит, она точно знала, что мы за ней придем, — перевела Асдишу неразборчивую речь Соня. — Боги свидетели.

— А я свой, ребятки! Свой!

— За что здесь сидишь?

— Так это… сам не знаю… Схватили меня вместе с кормилицей короля. И угораздило же связаться. Всего лишь дорогу указал, да потолковал о Волне малость.

— Велица? Вы говорите о Велице? Где она?! — Софья готова была сама в камеру залезть, лишь бы подтолкнуть мужика, замявшегося на полуслове.

— Так вот она, — он показал пальцем на противоположную сторону, также огороженную частой решеткой. София метнулась туда и увидела лишь гору тряпья на полу. Растеряно оглянулась на принявшего скорбный вид пленника.

— Умерла. Считай, годков восемнадцать как умерла. Пыток не выдержала.

— А тебя почему не убили? — лорд Эрли хоть ничего не понимал, но вопросы задавал толковые.

— А это бабушке Санаре спасибо. Она что-то такое лорду Гвенару сказала, и он больше ко мне не приближался.

— Я втолковала ему, что пока жив Лабась, жив и он, — произнесла старуха на велирийском.

— На самом деле? — после перевода слов, Гад смерил взглядом вполне себе живого дохляка.

— Обманула, конечно, — прошамкала старуха, — но Змей поверил. Он всегда мне верил.

— Но почему же держал здесь? — София не могла оторваться от решетки, за которой лежало тело Велицы.

— Боялся, что о его тайне королю расскажу, — тихо произнесла старуха и покачала головой, давая знак молчать обернувшейся на нее Софье. Та благоразумно не стала переводить. Надо бы самой сначала разузнать, что за тайны хранит бабушка. Соня покосилась на Эрли, гремящего толстой цепью.

— Все! Вы свободны! — лорд Асдиш распахнул двери, жестом приглашая пленников покинуть свои «убежища».

Глава 7. Побег

— Можно мы с вами? — Лабась стеснялся своего вида, а потому двигался как-то бочком. — Только сейчас стражника из штанов вытряхну, а то как-то перед женщинами срамно.

Лорд Эрли помог перетащить стражника в клетку, а когда тот остался без одежды, надежно запер. Бабушке накинул на плечи свое покрывало. Та зацокала языком, увидев окровавленную рубашку, запричитала. Погладила Гада участливо по ладони.

— Что она сказала? — спросил лорд, обернувшись на застывшую у клетки с останками кормилицы Софью.

— Скоро заживет, — откликнулась та, не желая произносить точный перевод.

— Ее речь прозвучала как-то длиннее, — с подозрением в голосе произнес лорд Эрли, но допытываться не стал, заметив слезы на глазах Шиповничка.

«Зачем Гаду знать слова безумной старушки о том, что его жизнь накрепко связана с моей, и что умрем мы в один день?»

Соня очень хотела взять останки Велицы с собой, но упрекнула себя за эгоистичное желание. Неизвестно, хватит ли сил у бабушки Санары, может, ее придется нести Гаду, а Лабась и сам едва на ногах держится. Куда еще прах с собой тащить? Пусть и остались от кормилицы короля одни кости, но их в мешок не сложишь и на плечо не закинешь. Не по-человечески как-то.

— Я вернусь за тобой, — прошептала Софья. — Обязательно вернусь. Тебя Вокан ждет.

— Пошли, Шиповничек, — лорд Эрли заставил оглянуться на себя. Старуха уже сидела у него на закорках. — Помоги Лабасю. Тут недалеко.

— Мы вместе с Велицей попали сюда, вместе и уйдем, — вдруг воспротивился Лабась. — Откройте. Я заберу ее. Негоже женщине одной в логове врага оставаться.

Лорд Асдиш вытащил из кольца на стене факел, и, следуя указке Лабася, беглецы двинулись к дальнему проходу, ожидаемо перекрытому толстой решеткой. Нужный ключ нашла сама Софья, а вот с дверью на проржавевших петлях не справилась. Пришлось Гаду поднапрячься и садануть целым плечом.

— Чуете? Ящерами пахнет, — он, кривясь от боли, вновь позволил старухе влезть на свою спину. — Свобода близко!

— Ящерами? А вдруг черный дракон нападет на нас? — поддерживая Лабася, несущего в другой руке узел с прахом Велицы, Соня едва поспевала за лордом-спасителем. Никакого такого особенного запаха она не чувствовала. Ветер приносил лишь аромат скошенной травы, и когда они миновали конюшни с забеспокоившимися лошадьми, стало понятно, отчего так густо пахнет свежим сеном. — Мне не по себе…

— Не трусь, Шиповничек. Сейчас я покажу, как Асдиши договариваются с чужими ящерами.

Огромная пещера открылась как-то сразу: то тащились по узкому проходу, плечами задевая стены, то вдруг вывалились на такой простор. Но не размеры места обитания ящеров удивили беглецов. Они замерли, пораженные странным зрелищем: в центре, расправив крылья, топтались два дракона — красный и черный. Прикоснувшись друг к другу носами, они кружили, подчиняясь какой-то своей, слышной только им, музыке. И все это делалось грациозно и тихо — без топота и шума, который, казалось бы, не могли не издавать две гигантские туши.

— Шезган! Я где приказал ждать? Здесь или на скале? — гаркнул во все горло лорд Асдиш. Красный дракон встрепенулся, моментально сложил крылья и вытянул шею. Будто встал по стойке смирно. — И что за брачные танцы ты здесь устроил?

Черный дракон, хоть и сложил крылья, в отличие от красного, распластался по земле — притворился мертвым. Даже глаза закрыл, хотя за мгновение до того они призывно отливали серебром.

— Так! Всем приготовиться. Скоро взлетаем! Мертвых виверн это тоже касается.

Красный ящер послушно опустил крыло, черный, поняв, что никто его убивать не собирается, поднялся и повторил — тоже расправил крыло, приглашая забраться на спину.

— Зачем мы берем эту с собой? — Софья боязливо покосилась на виверну, притащившую ее в руки врага.

Эрли, помогая старушке подняться по красному крылу, обернулся.

— Мы своих не бросаем.

Шезган радостно заревел.

— Тише, ты разбудишь замок! — шикнул на него хозяин. — Шиповничек, ты в полете за старшую.

— Я? Нет, я ящерами править не умею. Я никогда прежде… Разве что в лапах…

— Шезган знает, куда лететь. Твое дело доставить живой Санару. Запомнила?

— А вы?

— А мы с Лабасем и Велицей полетим на… Кстати, милая, как тебя зовут?

Черная виверна низко опустила голову и прошипела, поднимая в воздух мелкий сор:

— Ш-а-а-а-а.

Если Софья не запомнила свой первый полет, то второй отпечатался в ее памяти намертво. Женщин надежно пристегнули и укутали одним покрывалом на двоих, но над горами ветер все равно пробирал до костей. Только над равниной, где дневное светило оказалось более милостиво к беглецам, они немного отогрелись.

Умный ящер нес наездниц осторожно, не позволяя себе никаких выкрутасов в воздухе, и с удивлением поглядывал на черную виверну, то залетающую вперед, то резко разворачивающуюся, чтобы протрубить песнь торжества. Мужчины, несмотря на скорбный груз, тоже не отставали. Улюлюкали и кричали от восторга.

— Мальчишки. В любом возрасте они остаются мальчишками, — прошамкала старуха, не рискующая, в отличие от всадников на драконе с коротким именем Ша, расцепить руки, которыми оплела впереди сидящую девушку. Удивительное дело, в полете Софья ни разу не вспомнила, что у нее совсем недавно болели ребра. Сердце замирало не только от высоты, но и от неведения, куда же держат путь ящеры. Соне бы попросить отвези ее в «Жабье болотце», там, должно быть, все переполошились и не знают куда кинуться, а она мчится совсем в другую сторону.

Осталось за спиной море со скалистой береговой линией, внизу тянулись поля, нет-нет перемежающиеся лесами, мелкими с такой высоты поселками и замками, взятыми в плен кольцами крепостных стен. Серебристой лентой тянулась Вирга. Как помнилось из учебников, река брала начало в западных горах, у подножия которых и располагалась столица Дамарии.

— Неужели мы летим в Элькассию? — София полагала, что после того, как они, не желая того, превратились в преступников, от столицы нужно держаться подальше: спрятаться и не высовывать носа, пока не утихнет буря. Она мысленно проложила маршрут по запомнившейся с уроков краеведения карте Дамарии и вычислила, что вскоре должен показаться первый оборонительный вал главного города королевства. Элькассия надежно защищалась со всех сторон сразу тремя крепостными стенами, между которыми теснились дома и храмы, вились улочки и пестрели торговыми палатками базарные площади. В каждом таком округе жили люди, разделенные по их значимости для королевства.

Первое кольцо называлось Сия. За его стенами нашел кров простой люд, живущий своим трудом: кузнецы, сыровары, швеи, прачки, мелкие лавочники и балаганные актеры. Тут же располагались военные казармы и, что совсем не надо было знать порядочной девушке, но об этом шептались даже в монастыре, дома, где любителям порочных утех продавали свои тела доступные женщины.

В Касе, во втором кольце столицы, обитал более «достойный» народ: чиновники и семьи офицеров, представители мелкого дворянства и служители высокого искусства — все те, кому не посчастливилось перебраться в центральный округ, но кто не скатился до Сии. Здесь же располагалась королевская академия, куда стремились попасть отпрыски как знатных родов, так и семейств попроще. Образование, ценимое и поддерживаемое Талленом Третьим, давало шанс подняться на ступеньку выше. София тоже хотела бы учиться в академии, но, к ее большому сожалению, девушек туда не принимали.

Третий округ Эль — это прежде всего королевская семья и ее окружение. Сильнейшие из сильнейших. Вершители судеб. Жить в центре, где над городом высится белокаменный дворец, особняки поражают роскошью, а улицы простором, где храм Двенадцати богов отделан настоящим золотом, а вместо базарной площади раскинулась Парадная — означало достигнуть пика человеческих возможностей и желаний. Выше жителей Эль только боги.

Соня уже представляла, как увидит глубокий ров, наполненный голубыми водами Вирги, а за ней самую высокую в Дамарии колокольню, вместе с тремя сестрами-близнецами служащую дозорными башнями, как на подлете к первому крепостному кольцу, дракон вдруг лег на крыло и изменил курс.

— Наш путь лежит в горы! — выкрикнула Софья и облегченно выдохнула. Успокоившаяся и приноровившаяся к качке, она позволила себе вздремнуть. Пригревшаяся за спиной старуха давно похрапывала.

— Шиповничек, просыпайся!

И как она умудрилась проспать приземление?

Заходящее светило скупо освещало небольшую пещеру.

— А где Ша? — завертела головой Софья в попытке понять, куда делась черная виверна.

— Мы ее спрятали, — шепотом произнес Эрли, поднимая разомлевшую под теплым покрывалом старуху. — Ша угнали за горный хребет. Пусть там побудет до поры до времени.

Прислушивающийся к разговору Шезган печально вздохнул.

Лорд Асдиш передал Санару крепкому воину, чей лоб и щеку пересекал грубый шрам. На бедре мужчины болтался длинный кинжал, а одну из рук украшали шипастые кольца, спаянные в одно, но это не помешало ему взять старуху так бережно, будто он боялся сломать хрупкую вещь.

— Зубай, ее и старика сначала в помывочную, потом накормить и определить в комнаты.

— Под засов? — не меняя выражения лица спросил воин.

— Это гости, — определил статус Лабася и Санары лорд Асдиш.

Один из появившихся точно из-под земли слуг, выслушав распоряжение хозяина, повел за собой уставшего с дороги Лабася, но тот в растерянности обернулся на узел с прахом королевской кормилицы, который у него забрали.

— А с этой что делать? — кивнул Зубай на Софью, переминающуюся с ноги на ногу и кутающуюся в длинный камзол хозяина замка.

— Я думаю, тоже в помывочную.

— А потом в вашу постель?

У Софьи помимо желания брови взлетели вверх.

— Зубай! — рассерженно сверкнул глазами Эрли.

— Я что? Я ничего. В помывочную, так в помывочную. Были времена, когда сразу в постель, и пахли те девы хорошо, а теперь, значится, собираем всякое отребье, отмываем и только потом укладываем в постель.

— Зубай! Еще слово…

— Кости, вон, приволокли с собой, — продолжал ворчать воин, не замечая, или делая вид, что не замечает, гнева хозяина. — Их-то куда определить? Не в помывочную же?

— Прах Велицы пока отнесите в наш семейный склеп. Будьте с ней обходительны. Она заслужила бережного отношения. Придет день, и мы окажем ей погребальные почести.

— Я бы хотела, чтобы кроме родных на церемонии присутствовал король, — идя следом за Зубаем, Софья проводила глазами слугу, уносящего узел. — Она была ему близким человеком.

Лорд Асдиш лишь кивнул в ответ, но Соне этого знака было достаточно. Сейчас она думала о Радуце и Паве. Ей самой придется принести домой печальную весть.

— Ой, а нельзя ли прямо сейчас послать весточку моим друзьям? Ну, тем, с кем я была в Драконьем замке? Как бы они не подняли панику. Не дай боги, новость о том, что меня утащил дракон, дойдет до моих родителей. Мама не переживет. И отец, хоть с виду еще крепкий…

— Не переживай. Я успокоил Ремму и Касю, прежде чем отправиться на твои поиски. И заверил их, что возьму заботу на себя. А им посоветовал вернуться в «Жабье болотце». Я только что распорядился, чтобы к ним отправили голубя.

— А откуда вы знаете об имении бабушки Реммы? — Софья замедлила шаг, чтобы посмотреть в лицо лорда Асдиша. Слишком много совпадений. И о «Болотце» он знает, и имена подруг, и в Драконьем замке появился весьма вовремя.

Он загадочно улыбнулся, но Софья не отстала, дернула за рукав рубашки, понуждая говорить.

— Это мои люди сопровождали вас до «Жабьего болотца». Я не хотел, чтобы три прекрасные леди попали в руки разбойников.

— А откуда вы узнали, что мы туда собираемся? И с чего вдруг такая забота? А в Драконьем замке как оказались?

— Ну как я мог оставить на произвол судьбы девушку, подарившую мне первый поцелуй?

— Да вы издеваетесь! — Соня опять дернула за рукав, поняв, что лорд уходит от ответа.

— Тише, ты оторвешь его, — лорд Асдиш сделал шаг в сторону. — Мало того, что сняла с меня камзол, теперь нацелилась на рубашку?

— Я?! Сняла камзол?! Да вы сами чуть ли не силой всучили мне его! — Софья в отчаянии погрозила кулаком, но лорд вдруг сделал страшные глаза

— Я бы на твоем месте поменьше махал руками. Я уже ничего нового не увижу, а вот Зубаю не следует показывать свою грудь.

Софья вспыхнула и поплотней закуталась в камзол. Она совсем забыла, что под ним ничего нет.

— Шрамом клянусь, — обернулся на пререкающуюся парочку Зубай, — не пройдет и месяца, как вы окажетесь в одной постели.

— С чужим женихом? Никогда!

Лорд Асдиш скривился как от зубной боли.

— Ты же уже знаешь, кто посодействовал моему обручению с леди Грасией?

— Я-то знаю, а вот откуда вам известно, о чем мы разговаривали с… хозяином Ша?

— Я стоял за дверью.

— Как?! Меня грозились… унизить, а вы спокойно слушали разглагольствования этого мерзавца?

— Ну, во-первых, я все-таки не дал свершиться страшному, а во-вторых, я знал, что после моего вмешательства хозяин Ша заткнется навсегда. Признаюсь, милая, убивать нелегко. Я копил ненависть.

— Но пока вы занимались накопительством, я получила душевную травму.

— Я постараюсь загладить свою вину.

— Чем?

— Покажу, как умеют любить настоящие мужчины.

— Показывайте своей леди Грасии… Мне один уже чуть не показал. С меня достаточно.

— Я ошибся, — Зубай опять обернулся. Софья в споре совсем забыла о присутствии третьего человека. — В постели вы окажетесь не через месяц, а через неделю.

— Через три дня, — откликнулась старуха, подняв голову с плеча Зубая. — Я опытная в любовных делах, я так вижу.

— Что? Что она сказала? — забеспокоился Эрли, не понимая велирийского.

— Бабушка не так проста, какой хочет казаться. Она прекрасно понимает наш язык, иначе откуда бы ей знать, о чем мы говорим?

— Но что она сказала? — не унимался лорд Асдиш.

— Я предупредила ее, что она не устоит перед драконом, — без какого-либо акцента произнесла Санара и подмигнула Эрли-Как-Его-Там-Асдишу.

— И причем тут драконы? — проворчала Соня, наблюдая, как перемигиваются уже все трое.

Глава 8. О правах сюзеренов

Бабушка Санара ошиблась. В постели лорда Асдиша Софья оказалась в ту же ночь.

Замок, в который попала Софийка Вежанская, показался ей мрачным и холодным. Слишком большие помещения, которые не прогревает ни один камин, слишком длинные лестницы и переходы. Портреты надменных предков на стенах, патина на медных ручках, канделябрах и потолочных светильниках, выдающая возраст творений, а значит, и древность рода. Массивные колонны, потемневшее дерево перекрытий и узкие окна, забранные стеклом, в котором видны прожилки вплавленного в него серебристого металла. Такое не выбьешь, даже если швырнешь камень.

— М-м-м… Вот так… Почти приятно.

Соня замерла у двери, на которую ей указала служанка, помогающая обустроиться на новом месте. Ну и что, что черноглазая девица понимающе хмыкнула, когда гостья поинтересовалась, как найти покои лорда Эрли Асдиша? Пусть думает что угодно, главное, что Софья сама твердо знает, зачем ей в столь поздний час понадобился хозяин замка.

Слишком много накопилось вопросов, которые требовали немедленного ответа. Например, какую стратегию выберет лорд Эрли, когда начнется расследование убийства Гванера? Примет решение не высовываться или явится к королю и честно расскажет об обстоятельствах убийства? Если второе, то следует ли ей признаваться, что Гванер сам совершил преступление: поднял руку… нет, не так… шантажом принуждал дочь короля к порочной связи? Факт ее рождения разве не оправдывает проступок Эрли? Как никак он тоже защищал королевского отпрыска. Правда, здесь есть один опасный момент — признает ли Таллен в ней дочь? Потребуется ли доказательство — дневники, которые хранятся у Вежанских? Не навлечет ли она таким образом беду на семью, в которой выросла?

То, что насильственная смерть брата королевы наделает много шума, Соня не сомневалась. Донна будет просеивать королевство через мелкое сито, чтобы найти виноватых, а уж после никто не даст за жизнь лорда Асдиша и сбежавших пленников замка Гванера ломаного медяка. Не следует ли заранее предупредить Эрли, в какую историю он ввязался?

Соня же не глупая, понимает, что ее прибытие в логово Гванера не прошло незамеченным. Огромного ящера, несущего в лапах полумертвую женщину, трудно не увидеть. В каждом замке обитают десятки людей, не могли же они все враз ослепнуть и оглохнуть? А стражник, которого они раздели и заперли в подземелье, когда освобождали Санару и Лабася? Он наверняка не будет молчать и в подробностях опишет обидчиков.

Вот и спешила Софья к своему покровителю, чтобы узнать, насколько безнадежно их положение. Не случится ли так, что утром, едва открыв глаза, она услышит: «Софийка Вежанская! Вы арестованы по подозрению в убийстве сиятельного лорда!»?

А потом, был и еще один важный момент, подвигнувший искать встречи с Асдишем. Соня думала, что все участники побега встретятся за ужином, но поднос с едой принесли в ее комнату сразу после посещения помывочной, и теперь она знать не знает, где разместили Санару и Лабася. А ведь сейчас самое время поспрашивать этих двоих, тем более, что бабушка намекнула — она хранит тщательно скрываемую тайну Гванера. А вдруг та касается рождения принца Дрейга? Хотя откуда Санаре знать? Скорее всего, за ее словами прячется что-то другие, и Софье хочется думать, что это не менее важные сведения о велирийском семействе.

А теперь что делать? Пока она предавалась важным рассуждениям и мысленно готовилась к убедительной речи, лорд проявил верх легкомыслия, если не сказать хуже — затащил в постель какую-то женщину. Обидно.

— Да, снимай сама, иначе я просто разорву ее…

Соня так и застыла с занесенным кулаком. Хотела постучать, а тут такое…

— Не спеши, милый.

— М-м-м…

«Глупая, глупая, глупая! А ведь Зубай намекал, что хозяин любитель поразвлечься! — Софья опустила руку и развернулась, чтобы уйти. — И служанка не зря хмыкала. Занято, мол, теплое место, зря спешишь!»

Соня посмотрела на себя: волосы едва просохли, а потому не заплетены в косу, длинный до пят стеганный халат, из-под которого виднеется нижняя рубашка, надетая на голое тело, панталоны новые не дали, а ее, Софийкины, унесли стирать. О чем она думала, когда расспрашивала, как найти хозяина замка?

А все ее нетерпеливость! Если втемяшилось что-либо в голову, начинает действовать немедленно, иначе помрет от внутреннего зуда. Нет, все-таки они с Геленой близнецы. Та такая же торопыга.

— А!

— Что? Больно? Прости, я больше так не буду!

Софья вытерла слезу. И откуда взялась?

— Дай поцелую!

Нет, просто невозможно слышать всю эту возню на кровати! Надо уходить!

— Мама, я уже не ребенок, чтобы ты целовала и дула на мои болячки! — Эрли хрипло рассмеялся. — Оставь!

— Это она тебя так ранила?

Софья вернулась и буквально прилипла к двери.

— Нет, вот царапина от ее кинжала, а это я напоролся на пику. Страж напал со спины.

— Сколько их было?

— Не помню. С дюжину где-то.

— И ты…

— Отнял топор и всех убил. Причем быстро и тихо. Можно сказать, молниеносно. Сам поразился. Охрану у покоев их же пиками уложил. За дверью не должны были слышать, иначе Гвенар… я даже боюсь представить, что он сделал бы с ней.

— Из-за нее ты оставил за спиной горы трупов? Такие усилия ради какой-то безродной девчонки? Она хоть оценила?

— Я повел ее другим путем: замок прадеда мало изменился. И я рад, что решился идти через подземелье, иначе не нашел бы пленников, — лорд Асдиш немного помолчал. — Мама, у меня к тебе просьба: не трогай Софью. Я не могу объяснить, но она… она нужна мне. Я два года болен ею и никак не переболею.

— Что у тебя с ней, Эрлигар?

— Ты нарочно называешь меня полным именем?

— Я напоминаю тебе, кто ты и кто она. Так что между вами происходит?

— Ничего не происходит. Я помню свои обязательства перед Грасией, мама.

— Ты должен понимать, что все изменения в тебе начались именно после того, как вы поцеловались. Я не знаю, как, но леди Кордович разбудила в тебе магию, сын. Всего лишь одним поцелуем. Боюсь даже представить, что произойдет после вашей брачной ночи. Надо поторопить события. Ты сможешь противостоять любому в этом королевстве, если войдешь в полную силу. Ты — Эрлигар!

Зашуршала ткань, видимо, женщина поднялась.

— А девчонку выбрось из головы. Спокойной ночи, сын.

— И тебе добрых снов, мама.

Софья заметалась и не нашла ничего лучшего, чем нырнуть за оконный занавес и замереть. Сердце колотилось где-то в ушах.

«Эрлигар! Эрли-гар. Мертвый язык гаров… Мы совсем недавно говорили о гарах — некогда царствующих в Дамарии драконах. Выходит, Эрли — дракон?»

Соня боялась даже дышать, чтобы не выдать своего присутствия. Что подумает леди Асдиш, когда застанет ее прячущейся у дверей сына? Позора не оберешься.

«Поздно ругать себя за необдуманный поступок, надо просто переждать, когда все утихнет, и вернуться в свою комнату», — решила «безродная девчонка», слушая, как гулко стучат каблуки удаляющейся женщины. Вот бы еще быстро найти дорогу назад, не заплутать бы в темном замке…

— Выходи, она уже ушла, — занавес распахнулся. Лорд Асдиш в накинутой на плечи рубашке придерживал перевязанную руку. И как он терпел, когда нес на себе старуху?

— А откуда вы знаете, что я здесь?

— С некоторых пор у меня по-звериному острый слух, — он смерил взглядом застеснявшуюся Соню. Начиная от кончиков пылающих ушей до скрещенных от неловкости ног. — Ты почему босиком?

А она и не заметила, что ноги заледенели.

— Мои сапоги унесли, а другой обуви нет. Халат тоже не мой… чей-то… как и рубашка…

Боги, о чем она говорит! Хорошо, что не додумалась рассказать о панталонах! Нет, лорд Асдиш определенно на нее неправильно воздействует, раз она начинает делать всякие глупости. Например, прямо сейчас ей хочется его утешить. Видно же, как морщится от боли. Поцеловать в лоб, провести по груди ладонью, чтобы услышать, как часто бьется сердце, позволить и ему послушать Софийкино — оно тоже заходится, трепещет, как пойманная птица.

«Тебе никогда не быть женой. Ты можешь рассчитывать лишь на роль любовницы». Вот как она сейчас выглядит? Пришла полураздетая, без сопровождения. Слова монахини о месте Софийки в обществе ей не забыть, а особенно после того, как леди Мирудскую вычеркнули из списка достойных невест королевства.

— Забирайся на кровать, — лорд Асдиш откинул покрывало. — Ты совсем заледенела.

Софья, оказавшись в комнате мужчины, видела только ее, огромную кровать. И шла прямо к ней, ни минуты не раздумывая, и не проявляя и тени смущения. Забралась и подвинулась, оставив место для Эрли, но тот, укутав плечи поздней гостьи одеялом, перенес к кровати стул и сел на него как на коня, пристроив раненную руку на спинке.

— Ты зачем здесь?

— Я хотела… — голова гудела как колокол в монастырской колокольне. Все мысли, что роились в голове, пока Софья спешила в эту часть замка, разметало. Она самой себе не смогла бы объяснить, откуда такая сумятица в чувствах, почему на нее так влияет близость лорда, а потому не удивилась, когда выпалила на одном дыхании: — Требую право первой ночи!

— В смысле?

— Я требую право первой ночи, — уже более спокойно произнесла София и, видя, что поразила своей наглостью, и Асдишу требуется разъяснение, добавила: — Ваша невеста будет второй. Я — первой. Ведь так вы, лорды, обычно поступаете, когда заявляетесь на чужую свадьбу?

Эрли рассмеялся. Он смеялся долго, морщась от боли и хватаясь за раненое плечо.

— Я не перестаю тебе удивляться. Когда-то ты потребовала поцелуя…

— Он тоже был первым.

— Теперь предлагаешь себя.

— Я не предлагаю. Я требую. Это совсем разные вещи, не находите?

— Но как-то все странно. Нет, и смешно, конечно. Ведь я не девственник и по статусу гораздо выше тебя.

— Моей девственности хватит на двоих. Вы только попробуйте! Если вас шатнуло от моего первого поцелуя… да-да, я помню, как вы едва не упали… то только представьте, что будет после… после осуществления моего права.

— Милая, право первой ночи требует сюзерен у вассала, а не наоборот.

— А вы представьте, что я дочь короля. В этом случае я буду вашим сюзереном?

Эрли задумался, помял пальцами переносицу. Соня терпеливо ждала. Ничего ведь страшного не произошло? Вон, лорд Асдиш даже улыбается. А мог случиться иной исход: бежала бы сейчас в свои покои вся зареванная и трясущаяся от унижения. Надо же! Она предложила себя, а он отказался! Опять! Неужели придется действовать силой?

«Силой убеждения!» — поправила она себя.

Ну да, ну да, негоже порядочной девушке напрашиваться в любовницы, но у нее, у Софийки Вежанской, веская причина. Даже не одна, а несколько.

Во-первых, Эрли не любит Грасию. Соня это поняла по их поцелую в беседке. Холодному, бесчувственному. Во-вторых, если вспомнить слова леди Асдиш, единение тел должно сделать Гада сильнее. Если один поцелуй, пусть и вытребованный, сделал из него воина, могущего одной рукой расправиться с дюжиной стражников, то что говорить об изменениях после ночи любви? И да, Соня теперь уверена, что именно она поделилась с Эрли магией. Не Грасия, она! Иначе как объяснить совпадение, что они оба умеют открывать порталы? Ну и в-третьих… Третья причина была самой веской и очевидной: София любит Гада. Она больная им, он, как признался, ею, а их поцелуи — лекарство. Нельзя умирающим отказывать в лечении.

— Первая любовь, первый поцелуй, право первой ночи. Прерывать такую цепь — преступление, — ее пальцы потянулись к узлу на халате.

— Шиповничек, что ты со мной делаешь?

— Вот увидите, вы не пожалеете.

— Но я скоро женюсь. Не на тебе.

— Я знаю, вас заставил Гванер, но его больше нет.

— Не строй песчаных замков. Смерть Гванера мало что изменила: у меня есть обязательства перед родом.

— Никто не узнает, — халат сполз с плеч. Пальцы потянули ленту на вороте нижней рубашки. И кто придумал такой дурацкий фасон? Ну не монашки же, в самом деле? — Всего одна ночь.

— Но после нее я вряд ли тебя отпущу. Мне одной ночи будет мало. Ты готова превратиться в любовницу? Забыть о свадебных колоколах, клятвах верности, детях? Тебе не позволят родить от меня. Ты чаще будешь одна, чем со мной. Подумай, прежде чем снимешь рубашку. Большего я предложить не смогу.

— Мне иного не прочили…

— Ты не понимаешь, я Эрлигар, я… — тут он запнулся.

— Дракон? — помогла ему София.

— А Грасия не просто невеста — она моя жемчужина. Ты же знаешь, что такое селлар?

— Я — ваша жемчужина, я, — Софья, спустившись с ложа, подошла так близко, что Эрли видел, как свет от камина делает ночную рубашку почти прозрачной. — А вы мой. Король, дракон, возлюбленный.

И как она раньше не догадывалась, что не нужны ей никакие селлары? Совершенно зря она мучила жемчуг на платье. Не в нем дело. Совсем не в нем.

— Шиповничек, что ты творишь?

— Т-ш-ш-ш, — Соня закрыла пальцем его губы. Потом наклонилась и, обхватив ладонями лицо, поцеловала. Оторвавшись, прошептала, снимая все ограничения: — Разве вы до сих пор не поняли, что это мы с вами разбудили источник огня в Драконьем замке? Вы и я. Он проснулся, как только вы пришли туда же, где уже была я. Дракон нашел свою жемчужину.

— Софья…

— Сколько раз вы посещали древнюю крепость?

— После Волны? Десятки раз.

— И ведь ничего не происходило? — Софья тихо рассмеялась. Ощущая, как в ней растет сила, порождаемая лавиной чувств к Эрли, даже не поворачивая головы, сделала движение рукой, и камин за спиной исчез, открывая проход куда-то в пески. Пахнуло жаром пустыни, по ковру поскакал принесенный ветром куст перекати-поля, в открывшуюся дыру заглянула змея и, заплясав на хвосте, развернула цветной капюшон.

Глава 9. Пробуждение дара

Они не спешили. Нет, Эрли не тянул время из-за страха причинить Софье боль, просто они наслаждались друг другом. Каждое прикосновение — как откровение. Каждый поцелуй — как признание. Полуночные любовники прислушивались к дыханию, шепоту, всхлипу — к любому звуку, помогающему расшифровать музыку чувств и желаний.

«Я покажу тебе звезды», — говорят пылкие мужчины, но не всегда исполняют обещанное. Лорд Асдиш не обещал, но когда доведенная до исступления откровенными ласками София открыла глаза, то увидела над собой небо. Края огромного, во весь потолок портала мерцали, переливаясь черным перламутром. Карх стыдливо прятал лицо, натянув вуаль одинокого облака. Звезды на бархате небосвода пульсировали в такт сладостным спазмам, которые брали начало там, где только что побывали губы Эрли. Соня прежде никогда не испытывала столь острого удовольствия и, когда любимый мужчина раздвинул ее колени, не противилась, наоборот, раскрылась, доверчиво подалась вперед и отвечала благодарным стоном на каждый поцелуй.

Все, что они делали, делали правильно. Любовь не знает стыда.

«Тебе нравится целовать мою грудь? Вот она, целуй. Втяни губами сосок, а я выгнусь навстречу, запущу пальцы в волосы и прошепчу твое имя. А потом сама повторю ласку, пусть пока неумело, но я буду стараться. Это же наш первый раз? Дай набраться опыта, и я доведу тебя до исступления, отодвигая на потом самый чувственный аккорд нашей мелодии. Мне совсем не страшно. Возьми меня, убери последнюю преграду, что мешает нам стать единым целым».

«Мы отдышимся, дадим сердцам успокоиться, разрешим ветру, обрадовавшемуся отсутствию крыши, слизать с наших тел испарину, и лишь потом приступим к важному — к тому, что только в первый раз приносит боль. Надо потерпеть, моя девочка. В жизни многое начинается с боли».

Пятна крови на белых простынях казались черными. Софья спала, и лорд Асдиш, не спуская глаз с мерцающих звезд, прислушивался к ее дыханию. Ей было больно, и он знает, насколько. Ладонь непроизвольно почесала след от укуса, оставленного Соней.

Лорд тихо рассмеялся.

Дикарка. Не желая кричать от боли, она зубами вцепилась в его плечо. И уже Эрли, от неожиданности резко войдя в лежащую под ним Софью, закричал. С ней все не так, все непредсказуемо и странно.

— Шезган, гаденыш! — незло произнес лорд. В тот самый момент, когда он своими криками мог разбудить весь замок, затрубил ящер. Прикрыл хозяина. Красная виверна и сейчас кружила над порталом, с высоты взирая на обнаженные людские тела. Когда-то, во времена свободного обращения в ящера и обратно в человека, драконы не ведали стыдливости. Никому не приходило в голову прятаться, скрывая наготу.

Эрли с наслаждением потянулся. Сила бурлила в нем и не давала уснуть.

Сделав круг над дыркой в крыше, вновь затрубил ящер, точно звал полетать вместе с ним. Может, когда и получится. Сейчас начало всему. Мир Гаров возвращается, и верная примета тому — проснувшийся каменный ящер, возвестивший о появлении нового хозяина криком «Король велик!». Драконий замок — королевский замок, и рукотворная виверна всякий раз по прибытии правителя приветствовала его громкой фразой, которая позже использовалась лишь для того, чтобы предупредить обитателей крепости о приближающейся Волне. Королю было больно слышать подобное восхваление, поскольку, не сумев защитить своих подданных, он счел себя недостойным носить гордое имя Хоулигар. Взяв в руки жемчужину, правитель драконов загадал последнее желание.

— Я не умру, пока не отыщу самую сильную жемчужину и не верну величие драконов, — произнес он перед тем, как навсегда обратиться в виверну. Хоулигар рассудил верно: ни один человек, забравшийся слишком далеко от береговой линии, не уйдет от Волны. Это под силу лишь ящеру — обладателю мощных крыльев. Но разве виверна — бессловесная тварь, может управлять королевством? Хоулигар позаботился о Дамарии заранее: подписал договор с доверенным человеком — своим советником, который временно взял на себя груз правления. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Никто не был готов к тому, что сменится одно поколение, второе, третье, пятое, десятое, а жемчужина так и не будет найдена.

— Значит, Хоулигард все-таки отыскал самую сильную жемчужину, — прошептал Эрли, наблюдая за кувырками своего ящера в светлеющем небе. Предсказание, как и положено, звучало слишком туманно. Дословно Эрли его не помнил, но смысл сводился к тому, что однажды дракона поцелует человеческая дева, несущая в себе, подобно Селлару, магию, и тогда мир изменится. Ох, как же ждали этого изменения гары! И как боялись его люди.

Мало кто из них знает, что когда-то через Очищающий свет — так на самом деле назывался огненный источник, проходил каждый дракон, достигший зрелости. Как посвящение, как испытание на прочность. Страшно шагнуть в негасимое пламя, кажется, что ты испечешься до черноты, выгоришь до последней косточки, но море, бьющееся о скалы, ласково примет твое дымящееся тело и соленой водой залижет ожоги.

Зря старцы думали, что Очищающий свет исчез навсегда. Последняя Волна не уничтожила его. Огонь ждал своего часа и, пробудившись, приветствовал нового короля, взвившись выше самой высокой башни. Лорд Эрли Кавардуз Асдиш, последний из рода повелителей драконов, почувствовал его радость.

И все это произошло благодаря девочке, неизвестно как получившей магическую силу.

«Я твоя жемчужина!»

Неужели на самом деле ее наградил магией Селлар, как одаривал силой обыкновенные жемчужины? Но она родилась далеко от моря, появилась на свет в телеге, в однодневном переходе от селения Гремыки. Эрли проверял. Сам говорил со старостой, выдавшим бумагу с датой рождения.

Мужик то краснел, то бледнел, заикался и поминал богов. Теперь понятно, почему. Гванер тоже рыскал вокруг, вынюхивал «родословную» дочки кузнеца, и такой интерес двух сиятельных господ не мог не вызвать страха у того, кто скрывал в своем селении беглецов. Хорошо, что в руки брата королевы не попал дневник леди Мирудской, и он не связал Радуцу с Велицей, оказавшейся ее старшей сестрой. Какой из Павы Вежанского разбойник? Нет, он надежный друг, спрятавший нечто ценное, доверенное ему королевской кормилицей. Настолько ценное, что тот бросил без оглядки большое хозяйство и, думается, не впервые. Но не ради же шкатулки с королевскими драгоценностями и жемчуговым платьем бежал кузнец со всем своим многочисленным семейством? Если бы не любопытство Гелены, выудившей на свет колье, так и жили бы неприметно.

Видел лорд Асдиш и жениха, о котором упомянула Софья. Не только видел, но и прижал как следует. Потом сходил на ту самую лестницу на горе Сипун, что вела к храму, но так и не докопался до истины, почему духи двух семейств назвали Софию чужой. Боги не всегда изволят отвечать на вопросы смертных.

А ведь есть подозрение, что действительно чужая, и это невольно подтвердил сам Бохарт, рассказавший, какими были близняшки сразу после прибытия Вежанских в Гремыки — Гелена казалась вдвое меньше сестры. А что, если они вовсе не близнецы и родились не в один день? И тогда приходит на ум совсем уж невероятное предположение: Софья — плод любви короля и его фаворитки. Стоит допустить подобное, как сразу же делаются понятными поступки Павы Вежанского: и его поспешное бегство после неудавшейся свадьбы дочери, и сокрытие драгоценностей, оставленных Велицей. Судя по праху кормилицы, найденному в подвалах Гванера, опасался кузнец не напрасно.

Лорд Асдиш повернул голову и посмотрел на Софью. Ладони под щекой, одна нога закинута на его бедро. Даже во сне она предъявляет на него права.

— Кто же ты такая, Соня?

Она словно услышала, облизала губы и произнесла:

— Я дочь короля, — и вновь задышала ровно.

Под утро сон справился и с Эрли. Улетел разочарованный дракон, Лейрена вылезла из-за гор, прогоняя побледневшего Карха, запели птицы, загремели колодезной цепью служанки.

Софья зевнула и открыла глаза. Вспомнив, что творила ночью, зарделась. Но вовсе не из-за стыда. От удовольствия. Она добилась своего, не зря же Эрли оказалось под силу не только сотворить огромный портал, но и не давать ему захлопнуться почти всю ночь.

— Дальше все сам, сам, сам, мой дракон, — прошептала Соня, пальчиком погладив бровь спящего мужчины. Сейчас она любила его как-то по-новому. Исчезла болезненная влюбленность наивной девочки, ее чувства созрели и требовали иных проявлений. Если раньше ей было достаточно видеть лорда Асдиша, то теперь требовались объятия, поцелуи и прочие приятные штучки, которым ее баловал ночью Эрли.

— Лорд Эрли-Как-Его-Там-Асдиш мой любовник, — произнесла она, испытывая наслаждение даже от этих слов.

Как же ужасно ей хотелось разбудить его и вновь предъявить «право». На этот раз на первый день. Потом на вторую ночь и так далее. Пока… Пока он не женится на змеюке Грасии.

Расстроившись, что время любовницы не бесконечно и рано или поздно придется уступить Эрли невесте, сидеть и лить слезы, пока он с другой идет к храму, София поднялась. Ни к чему всем вокруг знать, что они сделались любовниками. Нужно уйти сейчас, пока горничные не принялись за обыденную работу и не застали ее в спальне господина.

— Эрли-и-и… Эрли, милый, — Грасия даже была рада, что застала жениха спящим. Нечасто приходилось видеть его в таком расслабленном состоянии. Как же вовремя она приехала!

Леди Кордович, на заре прибыв в замок Асдишей, первым делом заглянула к будущей свекрови — ее союзнице в отношениях с Эрли. Грасия знала, какой ей достанется муж: горделивый, своенравный, не терпящий проявлений романтических чувств. Любование звездами, прогулки по ночному саду, нежные поцелуи в тени цветущих деревьев — все это не для него. Он сразу оговорил, чтобы она не ждала от него невозможного.

«Все изменится, когда он познает тебя, — успокаивала невесту мать Эрли. — Его отец тоже казался черствым, но, мне даже неудобно признаваться, каким он делался горячим в постели! Настоящий хищник, охочий до любви и ласки!»

Вот и в этот раз, стоило Грасии ступить в опочивальню свекрови (особая привилегия для невесты сына), разговор тут же коснулся буки-Эрли.

— Как вы меня понимаете, мама! До свадьбы еще целый год, а мне уже сейчас хочется ласки и поцелуев, — при свекрови нетрудно выжать слезу. Пусть видит, как юная невеста страдает. — А Эрли, стоит мне появиться на пороге, тут же исчезает. Дела, бесконечные дела. Я специально навестила вас, чтобы пожаловаться: мой жених не изволил забрать меня из монастыря. Знали бы вы, какие ро… лица корчили завистницы, увидев, что я уезжаю в полном одиночестве!

Грасия два дня тряслась в карете, чтобы напомнить о своем существовании. Сам лорд Асдиш так и не принес извинений. Напрасно она ждала его в загородном имении Кордовичей, расположенном у живописного озера. Эрли даже не ответил на ее записку, специально заляпанную слезами безутешной страдалицы.

— Ничего, милая. Все сладится, — леди Асдиш — вся такая теплая после сна, еще не прибранная, прижала к груди будущую невестку. Отстранившись, заглянула в ясные глаза Грасии, пальчиком смахнула с щеки слезу и, немного поколебавшись, произнесла: — Кстати, если ты хочешь увидеть Эрли, то он сейчас в замке. И, насколько я знаю, уезжать никуда не собирается.

Притянув обрадовавшуюся добрым вестям девушку, шепнула ей на ухо:

— Мой сын еще спит, но я не думаю, что он будет против, если невеста разбудит его поцелуем. А там, как уж сладится. Ты же хочешь узнать, каков Эрли в постели?

— Но, мама, я девственница… — Грасия низко опустила голову. Ее щеки пылали.

— Все мы когда-то были девственницами. Зачем беречь то, что через год все равно утратится?

Грасия торопливо сняла дорожное платье и, наскоро умывшись, надела на себя такое тонкое белье, что оно не скрывало ни темных сосков, ни черных завитков волос, как правило, прикрытых панталонами. Накинув на плечи халат — ни к чему служанкам пялиться на достоинства фигуры будущей хозяйки, побежала в то крыло, где располагались комнаты лорда Асдиша.

Стучаться не стала. Скинув халат, скользнула в кровать.

— Эрли, милый! — прошептала Грасия, нависнув над спящим женихом. Жадно оглядела нагое тело, прикрытое лишь покрывалом. Ее шепот вызвал однозначный ответ: мужчина улыбнулся и, не открывая глаза, подмял под себя.

«Права была свекровь. В кровати Эрли зверь», — она ощутила его каменное желание, а потом и сама задрожала в возбуждении: ладонь лорда Асдиша скользнула под широкий вырез ее тонкой рубашки и сжала грудь. Грасия застонала, но ее губы тут же накрыли, начисто сбив дыхание.

«Вот это поцелуй! Не зря я столько ждала!» — под натиском лорда Асдиша ноги сами раздвинулись, подставляя то сокровенное, что берегла, но по совету свекрови решила подарить. Никуда после лишения девственности Эрли не денется.

— Право первого дня, да, милая?

— Ч-ч-что? — не поняла Грасия и… волшебство закончилось. Когда она открыла глаза, на нее смотрел Эрли, и этот взгляд нельзя было назвать добрым. Лорд Асдиш моментально скатился с кровати и, дернув покрывало на себя, прикрылся им.

— Грасия?! Что ты здесь делаешь?

Грасия хватала ртом воздух, как вытащенная из воды рыба.

— И в таком виде?

Леди Кордович сделалась пунцовой.

Дура! Лежит на чужой кровати, раздвинув ноги, будто лягушка, раздавленная сапогом. И прикрыться нечем! Потянула на себя простыню, но тут же брезгливо отбросила.

— Как я погляжу, нынче ночью кто-то уже распрощался с девственностью? — ее взгляд сделался жестким. — И не надо говорить, что вы ранены, она кивнула на раненное плечо, с которого сползла повязка. — Кровь совсем не там, где ей положено быть.

— Я не звал вас в мою постель. И оправдываться не собираюсь. Вы вольны расторгнуть нашу помолвку.

В бессилии топнув ногой, Грасия выбежала за дверь.

— Зубай! — дверь с противоположной стороны комнаты открылась. На пороге застыл, ожидая команды, воин. — Распорядись, чтобы согрели воды.

Только Зубай повернулся, поступила новая команда.

— Не надо греть. Пусть наберут холодную. Сейчас в самый раз.

— Еще бы, — проворчал воин, — всю ночь куролесили. Где это видано, чтобы постель от одной девахи не остыла, уже вторую туда уложить?

Глава 10. Месть

Грасия летела по коридорам в одной рубашке. Рваная по вороту, она почти не прикрывала нагого тела. Слуги жались к стенкам, пропуская взлохмаченную невесту лорда, в ужасе отмечая, что по ее ногам струится кровь.

— Что? Что случилось? — свекровь за время отсутствия Грасии успела только причесаться. Жестом отправила служанок прочь.

— Как после такого жить? Как?! Я сделала все, как вы сказали, а он вдруг озверел, подмял меня под себя, силой развел мне ноги, а потом… а потом… Ах, мама, что теперь будет? — Грасия упала на мягкий ковер и закрыла ладонями лицо. Ее плечи тряслись от рыданий. — Моя честь… Мой отец…

— Эрли?! Эрли сотворил с тобой такое?! — леди Асдиш прижала ладонь к груди, будто боялась, что ее сердце выпрыгнет. — Не могу поверить…

— Он меня едва не растерзал… — рваная рубашка обнажила грудь.

— Милая, успокойся! — леди Асдиш не знала, что сказать. Она растерялась и только одно стучало в мозгу: неужели первое соитие разбудило в сыне не разумного дракона, а кровожадную виверну?! — «Что-то пошло не так! Драконы никогда не позволяли себе обижать женщин!» — Харли, присмотри за леди Кордович! Помоги ей умыться. А я за доктором.

— Не надо! Не смейте меня трогать! Больше никто в этом доме и пальцем меня не коснется!

Стоило хозяйке замка скрыться за дверью, Грасия встала. Сняла со спинки стула халат матери Эрли.

— Говори, с кем вчера развлекался лорд Асдиш?

Куда делся плаксивый голос? Куда исчезли живописные страдания? С Харли говорила расчетливая, хладнокровная особа. Быстро надела халат, промокнув в тазу салфетку, вытерла ноги. Зашипела, когда задела на внутренней части бедра рану, сделанную осколком разбитой статуэтки. Та попала под руку, а когда от удара об пол с грохотом разлетелась, навела на нужную мысль. Грасии всегда помогало битье посуды.

Служанка привычно протянула ладонь.

— Разве ты не видишь, что у меня с собой ничего нет? Все виры в моей комнате.

Харли недовольно поджала губы и демостративно отвернулась.

— Хорошо, идем.

Вскоре служанка вышла из покоев леди Кардович, пряча за поясом несколько серебряных виров. Пристроенная на работу, чтобы следить за обитателями замка, Харли молчанием заставляла прижимистую Грасию расплачиваться за собранные сведения. Только в самый первый раз служанка по глупости выложила все махом и потом полгода вымаливала свои денежки. С тех пор она поумнела и не поддавалась на грозные заявления, что ее заменят на другую, более сговорчивую. «Ищите дуру!» — таков был ее ответ.

Грасия, получив верное направление, неслась в другую часть замка — гостевую. На правах будущей жены ей самой определили место рядом с покоями леди Асдиш.

— Ну я ей устрою! Будет знать, тварь, как забираться в постель к чужому жениху!

О том, что Эрли готов разорвать помолвку, Грасия старалась не думать. Куда Асдиш денется? Признается матери, которая непременно увидит окровавленную простыню, что он спал с нищенкой? Фу-у-у-у! Харли рассказала, в каком виде девица прибыла в замок: в мужском камзоле на голое тело, с нечесаными космами, с разбитыми в кровь губами. В компании старухи и оборванца, несшего кучу костей в узелке. От «гостей» пахло как из помойки! И где Эрли таких находит? Нет, Грасия не намерена терять красивого, богатого жениха из-за всякого отребья.

Теперь, голубчик, не отопрется! Если надо, они с отцом и до суда дойдут, но Асдишам же будет хуже. Будущая свекровь подбивала ее отдаться? Подбивала, отрицать не сможет! Эрли заставил ее раздвинуть ноги? Заставил. И за грудь лапал, сама леди Асдиш заметила на нежной коже красные пятна! Давала непорочная невеста на такие действия согласие? Нет, не давала. Найдется немало свидетелей, видевших, как она полуголая бежала из покоев Эрли, а по ногам струилась кровь! За подобное насилие высокородный лорд, может, и не отправится в тюрьму, но честь навсегда потеряет. И единственный приемлемый для него выход — справить свадьбу с той, что милостиво простит.

Грасия даже подумывала, не сунуть ли «туда» сразу два пальца, чтобы лишить себя девственности. И как тогда Эрли докажет, что продолжения не последовало? Его слово проив ее. Потом, конечно, придется выпутываться из щекотливой ситуации, но, главное, не дать ему отменить свадьбу. Лорд Асдиш ее, только ее. И он не будет в ней чаять души: королева поможет, даст привораживающий отвар, рецепт которого сохранился со времен знаменитого доктора Фурдика. Упокой боги его душу!

Донна у Грасии в долгу. Если бы не она, Дрейг еще три года назад остановил бы свой выбор на Ювении из Макуж. Той ночью, когда в монастыре случился пожар, влюбленные сговорились встретиться. Грасия сама видела, как принц сидел в беседке у пруда и ждал «самую красивую и добродетельную из девушек». Ювения, дура, похвасталась подружкам. Не дождался. Всего лишь одна черная жемчужина, случайно оказавшаяся под столом в комнате «избранницы», избавила королеву от волнений. Уж слишком сильно увлекся ее сын неподходящей девицей.

— Вечно эти потаскухи путаются под ногами! — Грасия потрогала медальон, в котором лежала вторая жемчужина, вместе с первой тайно переданная ей Гванером. Дочь Тайного советника подозревала, что сиятельные велирийцы частенько улаживают свои дела с помощью черных селларов. Говорят, что и заговаривают их в родном королевстве брата и сестры, и, если найденный перед Волной жемчуг отнимает крупицы жизни, то можно представить, сколько нужно отдать, чтобы маленькая горошина почернела от вложенного в нее зла.

Грасия рывком распахнула дверь. Белокурая девушка, стоящая у окна, вздрогнула и обернулась. Улыбка медленно сползла с ее лица.

— Боги! Кого я вижу?! Мышь! Так вот, кто забрался в чужую норку! Что? Думала, к тебе пришел мой жених? Ты для него не дороже этой тряпки, — Грасия зло сдернула со стула что-то из одежды соперницы, кинула на пол и демонстративно вытерла ноги. — Попользовался и выбросил.

— Прекрати кричать. Это не делает тебе чести.

— Честь?! — Грасия подлетела к окну. Она так близко стояла от Софьи, что та могла при желании укусить ее за нос. — Кто бы говорил о чести!

Пощечина обожгла. Софья схватилась за лицо. Эх, как бы ей хотелось вцепиться в Грасию, но безобразная драка — не выход из положения. В доме, где ты гостья, не следует устраивать истерики с мордобоем. Головой Соня все понимала, но кулаки чесались знатно. Чтобы не пустить их в ход, пришлось спрятать руки за спину.

Но извечный враг понял ее действия по-другому.

— Дочь кузнеца, притворяющаяся леди! А на самом деле обыкновенная потаскуха! Тварь!

Рука занеслась, чтобы отвесить очередную оплеуху, но Софья ее перехватила и вывернула. Все, как учил брат.

— Больше не смей меня трогать, — прошипела она в лицо скорчившейся от боли Грасии. — Да, я дочь кузнеца и большую часть времени провела на улице. Не стоит меня дразнить, иначе быть тебе битой. Ты правильно заметила, я — не леди.

И швырнула от себя Грасию с такой силой, что та некрасиво рухнула на пол. Халат побледневшей от злости соперницы задрался. На ее бедре все еще кровоточила глубокая царапина.

— Ты заплатишь, ты за все заплатишь!

— Ты знаешь, где дверь.

Грасия знала. Пока шла, расстегнула медальон с портретом Эрли, вытащила черный селлар и швырнула через плечо. Направленный мощнейшим желанием уничтожить соперницу, он моментально вспыхнул.

Соня закричала, огороженная от выхода стеной огня.

— Прими Тьма ее душу, — произнесла Грасия и, повернув ключ в двери, положила его в карман. Она позже избавится от свидетельства своего участия в преступлении. От Софьи и костей не останется. А если захочет выпрыгнуть из окна — скалы примут ее тело.

Огонь обжигал. Он был так близко, что казалось вот-вот вспыхнут волосы.

— Портал, я должна открыть портал!

То, что вчера давалось легко, сегодня блокировал страх. У Софьи никак не получалось сосредоточиться. От бессилия, от понимания, что если сейчас же не уберется из полыхающей комнаты, то сгорит, ведь негасимый огонь невозможно сбить с одежды, Соня закричала.

И тут же портал открылся, но получился он странным. По его стенам тоже вилось пламя. Не красное, а какое-то пугающее серебристо-голубое — такое она видела зимой на хвойных лапах, когда влажные они выстреливали смолой и не хотели заниматься. Выбора не оставалось: либо ей сгореть на месте, либо прыгать в невесть как сотворенный портал, либо распахнуть окно, за которым ждет неминуемая смерть.

— А-а-а! — Соня, прикрыв голову руками, сиганула в дыру, где серебристый огонь тут же взвился длинными языками. Она ничего не видела, кроме маячившей впереди цели: какого-то подземелья и морды красного ящера, оторопело установившегося на нее.

«Хоть к богу Тьмы в пасть, лишь бы выжить!»

Стоило Софье вылететь, как портал захлопнулся, отсекая от нее негасимый огонь, подброшенный Грасией. Но маленькие его змейки все же прицепились к подолу, и теперь, подобно голодным гусеницам, пожирали ткань. Ни мгновения не раздумывая, Соня скинула с себя платье.

- Ф-ф-фуххх! — произнес ящер, посылая в воздух тысячи пылинок.

Софья упала у его ног, и Шезган, а это был он, бережно прикрыл девушку, оставшуюся в одной короткой нижней сорочке, крылом.

Сначала ее душили слезы. Жалость к себе, обожженной, лежащей неизвестно где на холодном каменном полу, заставила плакать в голос. Разве за любовь, пусть и к чужому жениху, так наказывают? На руках, лице, ногах наливались болезненные волдыри.

Постепенно рыдания перешли в истерику, что не могло не взволновать ящера. Он приподнял крыло и, как умел, попытался утешить: сначала дул, а потом махал своим огромным опахалом. Но его действия вызвали обратный эффект — еще больше распалили страдалицу. Причем в полном смысле этого слова. Не веря, что подобное может случиться с человеком, Шезган попятился.

— Что?! — рявкнула на него Соня, посчитав маневр ящера за отвращение к ней, жалкой человечке, размазывающей сопли по лицу. — И ты туда же? Еще обзови меня тварью или как там у вас, драконов, принято?!

— Ух-х-х-х! — произнес Шезган и сделал большие глаза. Софья заглянула в них, а потом медленно перевела взгляд на себя.

— Божечки! Что же такое со мной происходит? — она удивленно погладила ладонью предплечье, потом, растопырив пальцы, потрясла ими, крутанулась вокруг саоей оси, понимая, что не только руки, но и все ее тело покрыто мелко дрожащими серебристыми искрами, которые никак не хотели стряхиваться. Мерцание звездной пыли было приятным. Там, где-только что краснели волдыри, сияла нежная, как у младенца, кожа. Не болели и ребра, хотя следовало признать, что об этой печали Соня забыла сразу же после полета с бабушкой Санарой. Но самое удивительное, с тела исчезли не только безобразные синяки (она заглянула под рубашку), но даже те шрамы, что Софийка получила в далеком детстве. Коленка, где когда-то серп оставил кривой след, оказалась без единого изъяна! Разглядывая палец на ноге, кривоватый после перелома, а теперь вновь сделавшийся таким, каким ему и положено быть, Соня наклонилась. Коса под тяжестью упала вперед. На ней тоже плясали серебряные огоньки, окрашивая волосы в пепельный цвет.

— Я седая как старуха! — вскрикнула в отчаянии Софья, потрясая изменившей цвет косой, но искры враз исчезли, словно впитались, вернув опаленным волосам гладкость и здоровый блеск.

— Фа-а-а-ах! — произнес дракон. И в этом его возгласе были слышны и удивление, и восторг, и радость, что чучело, которое вывалилось из дыры и только что скидывало с себя горящую одежду, превратилось в прекрасную деву. Ее кожа светилась, а волосы, распустившиеся по плечам, стали и ярче, и длиннее!

— Шезган! Это чудо! — Софья в порыве от переполнявших ее чувств подскочила к низко наклонившемуся дракону и, обхватив его морду руками, чмокнула в нос.

— Ш-ш-то-о-о? — прошипел дракон, по шкуре которого тут же заплясали серебристые огоньки, делая его красную чешую бледной, неяркой.

— Мамочки! Что же я натворила? — Софья прижала руку к губам, чтобы не закричать. Шезган съеживался прямо на глазах. Его шкура поднималась дыбом, делалась похожей на хрупкий осенний лист, оторванный от дерева и высушенный ветрами, лопалась, ломалась и осыпалась листочками-чешуйками.

— Мама-а-а-а! — закричал Шезган — уже далеко не ящер, но все еще не человек, поднимаясь на ноги и с удивлением рассматривая руки, где все яснее проступали очертания мужских ладоней.

Глава 11. Откровенный разговор

— Эрли! — мать, не обращая внимания на наготу сына, только что покинувшего купальню и торопливо заворачивающегося в полотнище, стремительно ворвалась в пахнущее мылом и травами помещение. Скамьи по бокам неглубокого бассейна, в котором, будто льдины в море, плавали клочья пены, мозаичный пол со следами босых ног, шумные капли воды, порождающие эхо. — Что это?! Что?!

Она потрясала простыней с мазками крови. Эхо подхватило и понесло крик женщины.

— Как ты смел все испортить?!

— Наоборот, — ни один нерв на лице Эрли не дрогнул, — я все исправил. И страшно доволен этим.

— Я ничего не понимаю, — леди Асдиш устало опустилась на скамью. — Неужели мой сын превратился в животное? Обидеть женщину…

— Я не понял, кого я обидел?

— Грасию…

— Да, с ней нехорошо получилось.

— И ты так просто о насилии?!

— Теперь я ничего не понимаю, — Эрли перестал вытирать волосы. — Какое насилие?

— Вот, — мать расправила простыню, — здесь все написано.

Лорд Асдиш сел рядом с матерью, мягко вытащил из ее пальцев ткань.

— Мам, здесь написано, что твой сын провел ночь с потрясающей девушкой. И он счастлив. Каким боком к этой истории относится Грасия?

— Но разве это не ее кровь?

— Нет. Не ее, — Эрли встал, потянулся за сложенным на скамье халатом. — Да, Грасия была у меня. И со сна я даже принял ее за другую.

— Бедная девочка, увидеть, что жених проводит ночь с потаскухами. Я даже догадываюсь, кто оставил это, — леди Асдиш, скривившись, кивнула на лежащую у ее ног простыню.

— Мама, больше ни слова, — треск шелка заставил поднять леди Асдиш глаза. Сын, завязывая пояс, с такой силой дернул за концы, что порвал его. — Этой ночью я понял, что нельзя строить жизнь по принципу жертвенности. Жертвуя собой во имя каких-то целей, пусть даже великих, мы убиваем себя.

— Почему убиваем?

— Потому что часто не туда целимся. И жертвы наши проходят впустую. Ни себе, ни людям.

— История полна примеров благородной жертвенности. Таллен Третий, женившись на Донне, остановил войну с Велирией…

— Король сделался счастливым? Или, пустив в дом врага, облагодетельствовал свой народ?

— Но война — это же кровь, смерть, разруха…

— Война не прекратилась. Она переместилась с северной границы на нашу территорию. Все те же кровь, смерть и разруха, но теперь внутри Дамарии, — сын сел на корточки, положил ладони на колени матери. Его взгляд сделался серьезным как никогда. — Пора поговорить начистоту, мама.

Леди Асдиш с трудом сглотнула. От страха услышать нечто неприятное во рту сделалось сухо.

— Я никогда не рассматривал леди Кордович как жену. Она была последней, кого я хотел бы сделать матерью своих детей. Но случилось непредвиденное: два года назад меня поздно ночью вызвали в Тайное ведомство. Моего явления ждали двое: отец Грасии и Велирийский принц.

— Гванер?

— Да, брат королевы. В его руках я увидел пачку писем. Твоих, мама, писем.

Леди Асдиш схватилась за сердце.

— Я… Но как они к нему попали? Я писала только тем, кто не забыл величие драконов…

— Время изменило нас. Многие уже не верят, что драконы способны вернуть власть, и восприняли твои напоминания о величии как призыв к свержению Таллена Третьего.

— Боги, нас уже тогда могли казнить!

— Гванер оказался великодушным: поместил в камеру и дал время подумать. До рассвета.

— Но ты же не был виноват, это все я…

— Только поэтому меня оставили в живых. Сделать ручными Асдишей, могущих поднять за собой полкоролевства — это ли не победа?

— Я в письмах и словом не обмолвилась, кто ты на самом деле. О том, что в тебе течет кровь короля драконов, знают единицы. Боги, что я наделала? — леди Аасдиш закрыла лицо ладонями. — Я едва не убила собственного сына!

— Успокойся. Все позади, мама.

— Нет, ты не понимаешь! Если Грасия пустилась на ложь, она просто так тебя не отпустит! — леди Асдиш резко поднялась, но тут же села обратно. — Но почему Гванер выбрал Грасию? Почему именно Кордовичи?

— Этими же вопросами я задался в подземелье Тайного ведомства. Почему Грасия? Вспомнив бледное лицо лорда Кордовича, его взгляд, который он постоянно прятал, я понял, что Гванер его шантажировал. Но чем? Или кем?

— Единственной дочерью?

— Что может вывести из равновесия одного из сильнейших людей королевства? Гванер знал что-то такое о Грасии, что сломило ее отца. И осталось лишь выяснить, что его так напугало. Посещая вместе с Дрейгом монастырь, я видел, насколько дочь главы Тайного ведомства безжалостна к соперницам. А с некоторых пор меня сильно волновала судьба одной из воспитанниц монастыря, и я не хотел, чтобы она попала под удар.

— И ты рассудил, что на правах жениха сможешь уберечь свою «воспитанницу» от Грасии?

— Да. Гванер, не ожидая того, дал мне повод чаще наведываться в монастырь и держать Грасию в узде. После обручения со мной она выбыла из претенденток на руку Дрейга.

— И это тоже, должно быть, одна из причин, почему Грасию сосватали тебе. Донна не потерпела бы строптивую сноху.

— На рассвете я дал согласие на помолвку. «Время все расставит по своим местам, главное, оно у меня есть», — думал я, подписывая бумаги. Но в дело вновь вмешался случай. Я поцеловал Грасию.

— Ну хоть какая-то польза от этой сделки. Гванер, наверное, и не подозревал, что Грасия окажется жемчужиной, которую мы искали столько лет. Тебе напомнить, что после поцелуя с ней ты стал видеть в темноте, твой слух сделался тоньше, а силы резко преумножились — слабый не взлетит в небо! А глаза? Твои глаза даже сейчас отливают золотом!

— Мама, мы ошибались. Вовсе не Грасия та самая жемчужина, о которой говорится в предсказании. Я не знал, не догадывался… Не почувствовал… Вернее, почувствовал, но не связал с магией совсем другой поцелуй, который случился накануне обручения с леди Кордович.

— Боги! Я совсем не знаю своего сына! Какой поцелуй?! Откуда взялась другая?! Зубай говорил мне, что ты водишься с доступными женщинами…

— Я не говорил! — приоткрыв дверь, сунул нос Зубай. — Леди Асдиш сама догадалась, найдя под вашей кроватью панталоны! Я лишь подтвердил, что они женские!

— Скройся! — в один голос произнесли мать и сын. Зубай осторожно, без хлопка прикрыл дверь.

— Мама, — Эрли силой удерживал руки порывающейся встать матери, — я нашел свою жемчужину. Больше никакие силы не заставят меня принять Грасию как жену.

- Просто так тебе никто не даст расторгнуть добрачный договор! Гванер, коль ему выгодно…

— Я убил Гванера.

— Ч-ч-что ты сделал, сын? Нет, не может быть… Убил брата королевы? — ущипнув себя и убедившись, что происходящее не сон, леди Асдиш выдохнула: — Теперь тебя ждет смерть.

— Не ждет, если докажу, что убил Гванера, защищая королевскую кровь. Никакой Велирийский принц не смеет поднимать руку на дочь короля Дамарии.

— Но у Таллена нет дочери, — глаза матери, ищущие признаки безумства на лице сына, заставили его улыбнуться.

— Есть, мама. Только, похоже, он не знает о ее существовании.

— Сын, это война. Королева, ее отец…

— Я прошу прощения, милорд… Ни за что не позволил бы прервать столь интересную беседу, но…

— Ну говори же, Зубай! — не выдержал Эрли.

— Горим…

— Кто горит? — не поняла леди Асдиш. Потянула носом и тут же поднялась. Запах гари чувствовался и здесь. И как они не обратили на него внимания?

— Гостевое крыло горит. Уже не потушить.

— Софья?! — Эрли выбежал столь стремительно, что сшиб с ног Зубая.

— Софья? — леди Асдиш в задумчивости постучала пальцем по губам. Ошеломляющее известие затмило собой сообщение о пожаре: горит родовой замок, а его хозяйке не до него. — Жемчужина, дочь короля… И это все о той оборванке?

— Миледи, пожалуйста, поторопитесь! — ныл у дверей Зубай, наблюдая, как мать Эрли поднимает с пола и сворачивает какую-то простыню. — Огонь пожирает все очень быстро. Уже перекинулся на кухни! Если вы не поспешите, мы сгорим заживо!

Во дворе царила суета. Из господского крыла выбегали слуги, груженые вещами, и сваливали их в огромную кучу. Стражники, побросав оружие и увесившись ведрами, пополняли запасы воды и вновь кидались в сторону кухонь, где пламя, найдя дымовые проходы, гигантскими свечами вздымалось к небу. Гостевое крыло полыхало так, что одного взгляда было достаточно, чтобы понять — его не спасти.

— Все выбрались? Все? — кричала леди Асдиш, но ее голос тонул в реве пламени и грохоте обрушивающихся перекрытий.

— Говори, мерзавка! — к хозяйке замка подвели плачущую Харли. Та шла скособочившись, вытирая черные разводы, оставленные слезами на грязном лице. В спину ее толкала пылающая праведным гневом Грасия.

— Я… Я видела, как поджог устроила та девка. Ну та, которую вчера привез милорд. Она… Она узнала от меня, что приехала его невеста и сильно разозлилась… Взяла свечу и подпалила занавеси на окнах. Я закричала, а она… ударила меня вот сюда, — Харли повернула лицо, и леди Асдиш содрогнулась, увидев багровый след на скуле, — и выставила из комнаты. Потом закрыла дверь на ключ. Я стучалась, пока из-под двери не вырвался огонь. Вот… — служанка растопырила подол платья, на котором чернели подпалины.

— Милорд! Огонь трудно потушить! Он какой-то неправильный!

Все обернулись на лорда Асдиша, в бессилии сжавшего кулаки. Его взгляд блуждал по пылающим останкам гостевого крыла.

— Ее нигде нет, — подбежал с доносом Зубай.

— Мы все сгорим!

— Мы все умрем! — понеслось со всех сторон.

— Слушай мою команду! — зычный голос лорда Асдиша перекрыл шум. — Всем покинуть территорию крепости. Вещи спасать не надо. Это всего лишь вещи. Несите раненных к храму. Священник всех разместит у себя.

— А как же замок? — стражник выронил ведра из рук. Хлынувшая вода тут же впиталась землей.

— Камни не горят, — произнес Эрли и пошагал прочь.

— Куда он? — Грасия пошла было следом, но леди Асдиш остановила ее.

— Оставь его. Дай оплакать ту, что он любил.

— Но, мама, это я его люблю, а он меня!

Леди Асдиш ничего не ответила. Повернулась и пошла к храму как истинная королева: гордо поднятая голова, расправленные плечи. Асдиши никогда не сдаются. Слуги потянулись следом за хозяйкой.

— Эй, Асдиш! Стой, что скажу… — за рукав его дергала старуха Санара. Эрли поморщился. Чтобы сейчас ни говорили люди, Софью не вернуть. Из такого пламени не выбраться. Он слышал рассказ служанки и твердо знал, что та врет. Соня никогда не наложила бы на себя руки. Только не она. Ее убили. Враг в его замке.

— Девка врала…

— Я знаю, бабушка.

— Ты потом, когда найдешь Соню, поспрашай служанку, откуда у нее такой тяжелый мешок с вирами, что ее аж перекосило.

— Поспрашаю, бабушка, — Эрли так и не остановился, старуха, опираясь на клюку, едва поспевала за ним. — Когда найду тело Сони, обязательно поспрашаю.

— А потом, как отыщешь Соню, поинтересуйся, откуда на платье служанки подпалины, коли объявлено, что огонь неправильный и сбить с себя его не можно? Почему девка не сгорела заживо, если уж платье не скинула? Неужто кто помог несчастной прикинуться? Наверняка тот же, кто тумака отвесил, а потом за вранье денег отвалил…

— Хорошо, бабушка, поинтересуюсь.

— А еще, когда найдешь Соню, задумайся, почему у нее глаза точь-в-точь как у Таллена. Я ж видела вашего короля молодым, когда он приехал в Велирию за Донной, понимаю, о чем говорю.

— Я знаю, что она была его дочерью.

Старуха, устав тащиться за лордом Асдишем, стукнула его клюкой по спине.

— А еще, когда найдешь Соню живой, подумай, откуда у бесплодной королевы взялся сын.

— Что вы сказали? — наконец-то он изволил остановиться.

— Я сказала, что у бесплодной королевы не может быть сына. Кому как не мне знать. За то знание и сидела в подземелье у Гванера.

— Нет, что до того вы сказали? Найду Соню живой?!

— А куда же ей деться? Вон, на скалах сидит. Тебя, дурака, ждет, — старуха клюкой указала на затянутые дымом скалы, где двое махали руками, привлекая к себе внимание. — Правда, почему оба раздетые, сказать не могу. Ты сам поспрашай.

— Поспрашаю, бабушка, ох, как поспрашаю!

Эрли лез на скалы, забыв, что умеет открывать порталы. Радость, что Софья жива, и злость, что позволила так долго думать о себе как о мертвой, толкали его вперед.

Выбравшись на узкий карниз, едва не срываясь в пропасть, он шел вперед, обдирая спину, плечом выламывая из горной породы камни, которые с шумом сыпались вниз.

— Я здесь! Я здесь, — прыгала на уступе его женщина и радостно размахивала руками.

— Я тоже здесь, господин, — незнакомый мужчина с кислым лицом ладонями прикрывал срамное место. — Клянусь, я до нее не дотрагивался, это все она!

— Молчи, Шезган! А то подумают о нас неизвестно что! — огрызнулась Соня.

Господин едва не сорвался в обрыв. Прижавшись спиной к отвесной стене и проводив глазами камнепад, перевел дух. Сердце билось так, что его грохот заглушал шум падения камней.

— Подождите, я только доберусь, — проворчал он, находясь в двух шагах от своей цели — осталось лишь перепрыгнуть через глубокую расщелину, — и сразу выясню, кто такой Шезган, и что он делал с моей женщиной.

— Я ваша! Я только ваша! — не унималась Соня. — А его я всего лишь обняла, а он, раз, и скукожился!

— Я сейчас посмотрю, что у него там скукожилось, — лорд Асдиш резко оттолкнулся от стены и прыгнул. Едва приземлился, Соня повисла на нем, целуя от радости. Шезган благоразумно отошел в сторонку — насколько позволил карниз, на который они забрались, спасаясь от огня.

— Ну, чего вы такой хмурый? Я же живая. Меня хотели убить, но ничего не получилось. Я ушла от огня порталом и вывалилась у Шезгана в пещере. А потом по мне заплясали странные огоньки. Вот, видите, они все еще здесь, — Софья провела пальцем по предплечью, и кожа засветилась серебристыми искрами. — Я обняла вашего ящера, а он вдруг сделался человеком.

— Я — ящер, — похлопал себя по обнаженной груди незнакомец. — Я — Шезган.

— Руки верни на место, — посоветовал лорд Асдиш, отметив, что у незнакомца «там» на самом деле все скукожилось. — Иначе я тебя убью.

— А мне терять нечего. Она и так у меня жизнь отняла. Я жил себе, жил. Мясо вдосталь ел. Все меня боялись, а теперь…

— Он как ни тужился, в ящера снова обернуться не смог. Наверное, его опять нужно обнять.

— Нет-нет, не надо меня обнимать, — запротестовал Шезган. — С меня достаточно объятий. Не дай боги, в мышь превращусь.

— Я тихонечко.

— Так, успокоились, — лорд Асдиш развернулся так, чтобы Соня оказалась у него за спиной. Негоже, чтобы на ее голые коленки глазела какая-то мышь. — Сейчас я открою портал в наш столичный особняк. Там мы переоденемся, а потом решим, что делать дальше.

Соня от радости повисла на спине Эрли и поцеловала куда-то в загривок. И едва не погибла. Если бы она не уцепилась за выступ скалы, скатилась бы в пропасть с хребта огромного ящера, в которого вдруг превратился милорд.

— Х-х-харрр! — заревел дракон и покачал тяжелой головой, будто пытался сбросить с нее неизвестно откуда взявшиеся рога.

— Прыгай на него, — выкрикнул Шезган, ловко, как обезьяна, взбираясь на холку хозяина. — Скала сейчас обрушится!

Соне не нужно было повторять дважды. Она прыгнула на широкую спину любимого и вцепилась в Шезгана. «Хозяин» взревел, когда скала под его тяжестью треснула с таким громким хлопком, что на шум обернулись люди, бредущие к храму.

— Шезган, слава богам, выжил, — произнесла леди Асдиш, провожая долгим взглядом ревущего от восторга ящера, на спине которого сидели две фигуры. Раздетые? Нет, не может быть. Показалось.

— Куда это он полетел? — заволновалась Грасия.

— Наверное, за помощью, — ответила леди Асдиш, недовольно покосившись на старуху, которая дергала ее за рукав и хитро подмигивала.

Бабушке Санаре будет что рассказать матери гордого лорда Эрлигара.

Глава 12. Дон-Дон-Донна

Донна внезапно проснулась среди ночи. Села, уставившись пустыми глазами на бледный лик Карха, поднесла ладонь к груди. Сердце колотилось с перебоями, словно чья-то рука обхватила его и, балуясь, то сжимала, не давая пробиться крови, то милостиво отпускала. Королева хватала ртом воздух, но его отчего-то было так мало, что кружилась голова.

И вдруг отпустило. Тук-тук-тук — сердце забилось ровно, будто и не было того всплеска, что замутил разум.

— Гванера больше нет, — произнесла Донна потрескавшимися губами. Громко всхлипнула, но вместо того, чтобы удариться в горе, с облегчением выдохнула.

— Гванера больше нет! — она поднялась и закружилась, расставив руки точно крылья.

— Гванера больше не-е-ет! — закричала, заливаясь смехом.

Донне было легко. Так легко, что окажись руки на самом деле крыльями, она бы взлетела.

— Ваше Величество, что-то случилось? — в покои заглянула Улься. Верная наперсница, почти подруга, прошедшая бок о бок со своей королевой все испытания. Еще девчонкой отправившаяся с такой же юной невестой короля Таллена во враждебную Дамарию и так и оставшуюся рядом. Не вышедшую замуж, не познавшую радость материнства, но сумевшую помочь Донне, ничего не чувствующей на первых порах к Дрейгу, полюбить младенчика всей душой.

— Я свободна, слышишь, милая Улься, я свободна!

Королева подлетела к фрейлине, обхватила ее за полные плечи, прижала к себе.

— Послушай, как бьется мое сердце…

Леди Ульрисия приложила ухо к груди Донны, которая была намного выше подруги.

— Да, вроде, как всегда.

— Нет, ты не понимаешь! Раньше оно билось «буххх-буххх-буххх», будто кто-то молотом стучал по дереву, а теперь там звенят серебряные молоточки: «дон-дон-дон»!

— Чудная вы нынче, миледи! Уж и не помню, когда в последний раз улыбались! — хоть и учили Ульсю правильным словам и обхождению, даже назначили первой фрейлиной, а она осталась верна деревенским корням. Но именно это было приятно Донне Велирийской. Истерзанная душа требовала простоты. Изящества и напыщенности хватало при дворе, и тошнило уже от высокопарных слов, которыми, по разумению придворных, следовало сыпать при королеве. Она терпела. Ох, как же долго она терпела!

Не стала Донна говорить о своих предчувствиях. Пусть все идет свои чередом. Пока никто ничего не знает, она полностью, без оглядки на мины, которые вскоре станут скорбными, отдастся свободе. Сегодня никому не покажется странным, что королева смеется. Утром она пойдет к Дрейгу, послушает его стихи, которые он напишет, мучимый предчувствиями любви. Плохие стихи, с дурной рифмой, но Донна будет его хвалить и радоваться вместе с сыном.

Сейчас Донна еще может смеяться и… и даже петь, не будучи осужденной за неподобающее скорбящей сестры поведение.

— Собирайся!

— Куда? Ночь на дворе!

— В сад пойдем! Там хорошо! Воздух вольный, звезды в пруд смотрятся.

— Так там же лягушки поют. И комары звенят.

— А и пусть поют. Я тоже петь хочу. Знаешь, я когда-то пела. И говорили, неплохо пела.

— Кто же вам после петь не велел?

— Не хочу говорить о плохом. Сейчас хочу только о хорошем.

Впервые Донна увидела Таллена, тогда еще Дамарского принца, на войне. Он обманул ожидания короля вражеской страны и повел свои отряды не через узкое горлышко ущелья, где его поджидали, а через заснеженный хребет. Спустившись в самом неожиданном месте, он отсек шатер главнокомандующего от его войск и едва не захватил короля и его сыновей в плен.

Сидя в несущейся прочь повозке, клацая зубами на выбоинах горной дороги, Донна навсегда запомнила образ бравого командира: его длинные развивающиеся волосы, горящие в азарте глаза и победную улыбку, озарившую лицо, когда Таллен понял, кто едва вырвался из его рук.

Ее настолько поразил юный принц, что Донна сама не заметила, как влюбилась в него. Она не раз представляла себе, как Таллену все-таки удавалось догнать повозку, или та переворачивалась на очередном ухабе, или вовсе разваливалась — не суть важно, главное, что она, Велирийская принцесса, оказывалась в плену у заклятого врага и влюбляла его в себя.

Шли годы, но яркая картинка не тускнела. Отец затевал все новые и новые походы, чтобы вернуть злосчастные рудники, но король Дамарии не терял бдительности и всякий раз гнал неудачливого захватчика от своих границ. Донну крайне расстраивала вражда двух королевств, поскольку ее мечтам о любви двух родовитых отпрысков при таком раскладе не суждено было сбыться. Так и предавалась бы она грезам, если бы на горизонте не замаячил овдовевший король Сузлы — северного островного государства, торгующего льдом. Как-то так случилось, что более достойной пары для Донны не нашлось: все ее «женихи» или только вылезли из пеленок, или уже обручились к другим принцессам. Отец, находясь в непрерывном состоянии войны с соседями, просто-напросто упустил время и не выставил «на торги» — так он называл брачные договоры, свою дочь.

Гванер, младший брат принцессы (их даты рождения разнились лишь на год), застав ее в слезах, допытался о причине горя и помог неожиданным советом. Окрыленная подброшенной идеей, Донна — истинная дочь своего родителя, тут же бросилась в атаку.

— Отец, я предлагаю прекратить войну с Дамарией. Покоритесь и откажитесь от притязаний на рудники.

Если бы перед королем Велирии стоял один из генералов, его голова уже катилась бы по паркетному полу тронной залы. Но решительный вид дочери озадачил отца и заставил убрать руку с оружия.

Донна, уловив заинтересованный жест, продолжила более смело:

— Рудники и так станут нашими, если условием мира вы сделаете наш с Талленом брак.

Король сощурил глаза, подался вперед, надеясь увидеть на лице Донна улыбку, после которой она произнесет: «Я пошутила!», но дочь оставалась серьезной.

— Хм… Но, Дон-Дон, справишься ли ты? Справишься ли ты прежде всего с собой? Останешься ли верна нашей короне? Не переметнешься ли на сторону мужа, как и положено истинной жене? Нет, — он хлопнул ладонями по подлокотникам, — я не пойду на столь рискованный шаг. Рудники мы вернем и без этого глупого договора.

— Но, если я стану королевой Дамарии, все соседнее государство окажется в наших руках, а не только рудники.

— Нет, милая, — и в слове «милая» не слышалось и капельки отцовской любви, оно прозвучало как оскорбление, сродни определению «дура». — Я вижу, отчего ты стремишься в Дамарию. Ты хочешь дамарского ублюдка, хоть и прикрываешься словами о нашей выгоде, — король усмехнулся, заметив, как побледнела Донна. — Как только ты взойдешь на ложе с Талленом, мы перестанем для тебя существовать. Влюбленную женщину трудно контролировать. А предательства я не потерплю. Иди, Дон-Дон, готовься к замужеству с королем Сузлы.

— Но отец…

— Иди.

Когда плачущая Донна убежала, с отцом остался Гванер. Глупая, она обнимала младшего брата и прыгала от счастья, когда он объявил ей, что уломал отца, и вскоре она будет зваться невестой Таллена. Знала бы она, какую цену ей придется заплатить за свою мечту.

— Потерпи. Нам с отцом нужен всего лишь год. Мы подведем дело так, что король Дамарии вынужден будет согласиться на свадьбу, дабы обеспечить своей стране мир.

Только перед самым отъездом в Дамарию старший брат Ройланд открыл ей всю правду о сговоре отца с Гванером. Но откровения наследного принца уже не имели никакого значения. Признайся он раньше, и Донна отказалась бы от брака с Талленом, потому как произошедшее с ней несчастье было гораздо ужаснее, чем брак со старикашкой — королем Сузлы.

Когда Донна, рыдая, покинула тронную залу, на ее место вышел Гванер.

— Отец, я знаю, как осуществить желание Донны стать невестой Таллена.

— И что же это? — король покосился на наследника, сидящего рядом. Ройланд закрыл глаза. Он любил Донну, но противостоять отцу и младшему брату не смог бы. Вот кому следовало родиться первым: Гванер в его стремлении властвовать с годами переплюнул бы отца. Держать рядом с собой сильного соперника, могущего в любой момент подставить ножку, Ройланду было не с руки. Поэтому он промолчал и не возмутился на столь дикое предложение.

— Я отниму у Таллена право первой ночи, и Донна вынуждена будет подчиняться только мне. Ради Велирии и ее интересов я готов всюду следовать за сестрой.

— Ты хочешь возлечь с сестрой? Кровосмешение?

— Если мы хотим заполучить доступ к сокровищам Дамарии, иного выхода нет. Я клянусь, что возьму Донну лишь раз. Мы свяжем ее девственной кровью, и нам не придется ожидать предательства. Дамария покорится велирийцам.

Гванер волею судьбы был вторым сыном, и вступление на престол его не ждало. Властный по натуре, он не хотел довольствоваться ролью принца — тени своего отца и старшего брата. Дамария являлась для него лакомым куском, где, управляя королевой, а потом и ее сыном, он урвет свою долю власти.

— Но после проведения ритуала с Донной, ты сам не сможешь обрести покой. Любая женщина будет тебе казаться пресной, никчемной.

— Ради нашей великой цели я потерплю.

В Велирии издревле существовал ритуал первой ночи: кому из мужчин девушка отдаст свою девственность, тот и ее хозяин. Навсегда. Поэтому в северном королевстве частенько практиковалось воровство невест. Переспал с избранницей, пусть она и отказала до этого сотню раз, и роптать она больше не смеет, смотрит только тебе в рот и делает то, что приказывает господин. Конечно же, без магии подчинения обряд не обходился. Закрепленный кровью, он навсегда связывал двоих.

Король Велирии, уставший от настырного соседа, увидел в плане сына несомненную выгоду. Во-первых, рождение внука рано или поздно обеспечит слияние династий и, если уж совсем представить невозможное, объединит два королевства в одно. Во-вторых, вместе с Донной уедет Гвенар, и не придется опасаться за жизнь старшего сына. Пусть Таллен чаще смотрит себе за спину. Ну а в-третьих, Велирия получит передышку от войны хотя бы на южном фронте. Запасы в сокровищнице не бесконечны, а с утерей золотых рудников армию содержать все труднее.

— Ну и что, что случится кровосмешение? — король вновь взглянул на старшего сына. Он для себя уже все предопределил, но по заведенному порядку любое государственное решение следовало одобрить наследнику, чтобы в будущем, когда Ройланд займет трон, он не упрекнул предыдущую власть в необдуманных шагах. — На Востоке кровосмешение взято за правило — царствующие братья женятся на сестрах, и все только из-за того, чтобы короне ничто не угрожало.

Получив кивок от Ройланда и отметив, каким огнем зажглись глаза младшего сына, король взял в руки символ власти — украшенное переплетением золотых нитей и жемчуга копье.

— Я, Рубдрих Первый, даю свое согласие на брак дочери Донны и принца Таллена, — главная жемчужина у основания наконечника блеснула, впитывая слова короля, которые, при желании, могут услышать далекие потомки. — Союзу между Велирией и Дамарией быть!

Отложив копье, король спустился с тронного постамента и огласил следующее свое решение, о котором потомкам знать не следовало:

— Но сначала мы вернем себе золотые рудники, и лишь потом милостиво согласимся «подарить» их Дамарии в качестве приданого Донны.

— Опять война?

— Тем слаще будет мир.

Гванер уже развернулся, чтобы обрадовать сестру, ничего не подозревающую, через что ей предстоит пройти, как король положил тяжелую ладонь на его плечо.

— У меня есть условие. Пусть Донна живет до свадьбы в мире грез. А накануне ее отъезда в Дамарию, ты ее подчинишь. Назовем это так.

Все последующие события случились в соответствии с планами короля Велирии и его сыновей. Большие жертвы не остановили тех, кто возжелал покорить Дамарию через женщину. Рудники были отбиты. Отец Таллена, понеся большие потери, дал согласие на мирный договор через свадьбу двух монарших отпрысков. Посольства обменялись грамотами и портретами жениха и невесты. Таллену Донна понравилась сразу, и он не стал противиться династическому союзу.

Свадьба была назначена на исход лета, а в последний день весны Донну изнасиловал собственный брат. Подчинение произошло, но случилось непредвиденное — семя Гванера, хоть и были приняты все меры, чтобы того не случилось, проросло. Плод, который никак не выдашь за ребенка Таллена, извлекла повитуха. Донна сама, в тайне от всех, нашла ее и уговорила, хотя Санара честно предупредила, что последствия могут быть плачевными. И взяла с принцессы клятву на крови, что Донна и ее родные никогда не будут преследовать повитуху. «Кто меня обидит, сам захлебнется в кровушке». Санара не понаслышке знала, как кричащие о помощи богатеи могут, получив ту самую помощь, стереть свидетеля своего позора с лица земли.

— Санара-лар, я не хочу, чтобы кто-то догадывался об изнасиловании. Иначе я никогда не вырвусь из Велирии, — Донна тогда еще не знала, что брат последует за ней.

Глава 13. Трудно быть королевой

Траур по почившему королю Дамарии отложил свадьбу еще на год.

Велирийцы волновались, что сын не подтвердит договоренностей отца, но Таллен остался верен слову. Его романтичные письма Донне, полные воодушевления и надежд на счастливое будущее, перечитывались всем двором, лишь принцесса оставалась к ним равнодушна. После посещения повитухи Санары Донна сделалась тенью самой себя. Ее ничто не радовало. Она вздрагивала, если к ней приближался Гванер, но в то же время страдала, когда тот надолго отлучался. Привязанность к брату ее убивала. Гванер же заглушал магическую тягу к сестре женщинами хоть как-то похожими на нее. А в свободное время строчил за Донну ответные письма, вкладывая в послания милые портреты принцессы, чтобы у нового короля проснувшийся огонь любви не угас.

Через год свадьба свершилась. Горячий жених не понял обмана. Как и положено, наутро после первой брачной ночи он нашел на простыне кровь, но его поразила холодность Донны. Какому мужчине понравится, что его супругу после каждого совокупления выворачивает наизнанку? И странная привязанность к брату тоже не могла не насторожить. Таллен неглупый король, поэтому, понаблюдав за женой, терзающейся смесью противоречивых чувств к Гванеру, решил поговорить с ней.

— Если хочешь, я вышлю твоего брата из страны. Я же чувствую, что ты его боишься, — слово «ненавидеть» Таллен, не желая обидеть супругу, обошел более нейтральным выражением.

— Нет! — Донна так рьяно воспротивилась, что супруг опешил. — Я не смогу жить без него! Я умру, если Гванер окажется далеко!

Расспросы и желание помочь оказались бессмысленными, лишь будили обоюдную боль. Всякий разговор по душам заканчивался истерикой королевы.

«Что ж, насильно мил не будешь», — рассудил король и более не стремился сблизиться с Донной. Он находил удовлетворение на стороне. Хорошо, что мудрый отец внес в договор условие расторжения брака: если в течение семи лет королева не понесет, она возвращается в свою страну без притязаний на принесенные в качестве приданого золотые рудники. Осталось лишь переждать каких-то шесть с половиной лет.

Гванер, видя, как рушатся его надежды, забил тревогу, и в дело вновь вмешался король Велирии. Явившись ко двору, Рубдрих попенял Таллену, что тот, не посещая спальню жены, грубо нарушает договор.

— Как Донна забеременеет, если вы спускаете семя на стороне? Я как мужчина вас понимаю — нелюбимая жена мало прельщает, а потому требую, чтобы вы посещали ее в определенные дни, когда зачатие наиболее вероятно. Также хочу предупредить, появление ваших бастардов Велирия расценит как объявление войны.

— Донна больше привязана к брату чем ко мне, — Таллен поморщился. Он не терпел давления со стороны. — И сама неохотно распахивает двери своей опочивальни.

— Вы сами виноваты, что супруга противится вам, — возразил Рубдрих. — Она смотрит на брата, потому что в нем, а не в вас, видит защиту. Она горела от любви, вспомните хотя бы письма, что Донна писала вам, а вы эту любовь убили. Велирийские женщины остаются верны мужьям, если в первую брачную ночь те разбудили в них страсть и желание любить своего избранника. У вас, увы, не получилось. И вовсе не постели жаждет моя дочь, стремясь к Гванеру, а братских объятий, утешения. Ей, в отличие от вас, не свойственны походы к любовникам. Надеюсь, вы хоть это заметили?

Чем еще можно ударить мужчину, как не обвинением в неспособности доставить удовольствие женщине? Таллен смутился. Неужели он в ту первую ночь был слишком нетерпелив и своими действиями навсегда отвратил от себя жену? Ведь это он целый год писал письма и жаждал заполучить красавицу Донну в жены!

Донна и Гванер подслушали тот разговор.

— Ты срочно должна забеременеть! Я найду тебе лучших лекарей.

Сколько их побывало в опочивальне королевы? Надежды, слезы. С появлением нового лекаря вновь надежды, и после продолжительного, а порой и болезненного лечения, опять слезы. Один лишь доктор Фурдик не принялся успокаивать и опаивать бесполезными лекарствами. Он сразу сообщил, что беременность невозможна.

— Я думаю, все предыдущие лекари молчали о причине невозможности оплодотворения, боясь вашего гнева, — Фурдик покосился на вошедшего в комнату Гванера. — Говорить правду — весьма опасное для жизни занятие. Проще выписывать отвары, назначать притирки или расслабляющие массажи, и поиметь кучу денег, чем обнаружить себя в реке с мешком на голове.

— Доктор, я жду правду, и обещаю, что не трону вас, — голос Гванера был лишен каких-либо эмоций. — Слово Велирийского принца.

— Я вижу, королева когда-то уже носила под сердцем ребенка. Последствия вмешательства в дела природы оказались пагубными и навсегда лишили возможности вновь зачать.

Гванер зыркнул на побледневшую сестру.

— Кто? От кого ты, потаскуха, понесла? И кто та тварь, что сделала тебя никчемной?

— Сначала выгони его! — взвизгнула королева, едва сдерживая себя, чтобы не вывалить всю правду в лицо брату.

— Ваше Высочество, вы обещали… — губы у Фурдика тряслись. Кто же знал, что вовсе не Таллен был отцом первого ребенка?

— Ты жив до тех пор, пока не открываешь рта, — наступал на доктора Гванер. Фурдик пятился к двери и готов был бежать, но боялся пропустить хоть слово, чтобы потом ненароком не нарушить его. — Тебе лучше держаться подальше от королевского двора, иначе я не сдержу обещания не убивать.

Близился срок расторжения брачного договора, а Донна, все еще надеющаяся, что Фурдик ошибся, никак не могла забеременеть.

Гванер, в голове которого созрел спасительный план, разузнал, где король предается любви со своими «шлюхами», и посетил Драконий замок. Конечно, совершенно случайно: проезжал мимо, увидел, что над башней развевается королевский флаг, а значит, Таллен там, и свернул поздороваться. На самом деле его целью был доктор Фурдик, который как-то, навещая свою кузину, обмолвился, что живет в Драконьем замке.

Прельстить доктора возвращением ко двору ничего не стоило. Условие поставлено лишь одно: Фурдик немедленно оповестит и примет оговоренные меры, если у короля появится «шлюха», похожая на Донну.

Через год от Фурдика пришло сообщение — задание выполнено, он сделал все, чтобы любовница короля забеременела. Существовали некие проблемы, но он их успешно устранил: подставил прозорливую Шер и отравил генеральшу, путающую все карты. Подменить напиток на возбуждающий, делающий первое же соитие «плодотворным», труда не составило и наказания не повлекло. Король на самом деле увлекся белокурой фавориткой.

Тяжко, ох, как тяжко далась королеве та тайная поездка в Драконий замок. Если бы не Фурдик с его успокаивающими каплями, она бы не выдержала. Хорошо, что смерть прибрала доктора к рукам, иначе совесть Донны съедало бы еще одно черное пятно.

— Как?! Драконий замок смыла Волна? — ее изумление не было поддельным, и Таллен это отметил.

— Кто-то снял магическую защиту, — король скорбел. Его лицо сделалось серым, взгляд потухшим. Но Таллен все равно поморщился, когда Донна обняла его, желая выразить сочувствие. Он навестил ее в покоях, держащую новорожденного ребенка в руках.

Королеву злило, что разрушение Драконьего замка затмило радость супруга от рождения сына. И ведь Гванер словом не обмолвился, что готовит убийство стольких человек! Когда она его спрашивала, что будет с любовницей короля, даже имени которой не знала, дабы полностью ту обезличить, брат огрызался, что эти проблемы не ее ума дело. Разве же Донна не понимала, насколько опасно оставлять за спиной свидетелей? И на что надеялась? Старалась не думать, гнала тревожные мыли, свалив черную работу на Гванера. Брат обо всем позаботится.

Вот и позаботился.

— У вас в Драконьем замке жил кто-то из близких? Я слышала, что в старой крепости остались лишь слуги. И вы, вроде, давно ее не посещали?

— Да, очень давно. Почти год. Оттого и скорблю, что не попрощался со своей кормилицей и Воканом. Я должен был их навестить, но граница не отпускала, — король склонился над Донной, опустившейся в кресло, провел ладонью по безволосой головке младенца. Тот, почувствовав прикосновение, скривился, завозился, заплакал. В комнату влетела Улься, забрала орущего ребенка и унесла к себе. — Отдыхай, Донна. Я благодарен тебе за сына.

— Жаль, что тела близких вам людей так и не нашли, — проявила она сочувствие, понимая, что не только по Вокану и кормилице страдает король. Любил ли он ту девочку, так похожую на нее? Может, Таллен вспомнил времена, когда горел от желания обладать велирийской принцессой в ту пору, когда она еще звалась его невестой? В такие моменты Донна особенно ненавидела своего брата. Он отнял у нее любовь, которую король дарил кому угодно, но только не ей.

Уходя, Таллен обернулся.

— День «Купели» назначен на завтра.

— Разве вы сомневаетесь, что это ваш сын?

— Нет, не сомневаюсь, но традиций следует придерживаться. Пусть народ знает, что Дрейг не… не бастард. Прости.

Донна лишь усмехнулась в ответ. Чего ей бояться? Никакая купель не докажет, что в ребенке нет велирийской крови. Дрейг ее сын и короля.

На следующий день младенца одели в белые одежды, головку прикрыли кружевным чепцом, завернули в пуховое одеяло и внесли в храм с золотыми куполами. Торжественно заиграл орган, замерли придворные и представители народа — посланцы со всех городов страны. Священник принял ребенка из рук королевы и возложил на «Купель». Мальчика, которого до того ни разу не назвали наследником, сноровисто раздели. Голенький, он закатился в плаче. Посинел от натуги, но никто не посмел его тронуть, пока отец и мать не рассекли ладони и не позволили их крови бежать по неглубоким канавкам. Специально или нет, но первым ребенка достиг ручеек матери, и «Купель» осветилась серебристым светом. На мгновение позже к магическому ритуалу присоединилась кровь короля, и старинный артефакт засиял золотом.

— Наследник родился! — возвестил священник и поднял младенца над головой. Принц Дрейг не замедлил окропить праздничные одежды служителя храма мочой.

Донна, не выдержав напряжения, потеряла сознание. Король едва успел ее подхватить.

— Бедняжка, она после родов слишком слаба, а тут еще пришлось отдать столько крови! — доктор Фурдик, единственный из лекарей, кому дозволялось прикасаться к королеве, а потому обошедшийся при родах без повитух, поспешил к Донне на помощь. Укрепляющие капли позволили молодой матери прийти в себя, но не лишили лица бледности.

— Спасибо за сына, Донна, — король поцеловал супругу во влажный висок. — Ступай, отдыхай.

Фурдик погиб через неделю после проведения ритуала «Купели». Его обезображенное тело нашли на дне ущелья. Как поведала дознавателям кузина доктора, Фурдик собирался посетить Драконий замок, дабы возложить погребальные венки на месте гибели его друзей. Венки валялись тут же, в обрыве. Допросили кучера, но он лишь пожал плечами.

— Мне не велели ехать вместе с доктором. Господин желал горевать в одиночестве. Кто же знал, что лошадь понесет и бричка вылетит с дороги? Коника жалко, умным был, ласковым. Ну и доктора тоже.

Кольца с рук Фурдика сняли и передали его единственной наследнице — той самой кузине, которая уж слишком яро оплакивала брата. Ее завывания слышали даже на улице.

— Скорбит, — сочувственно кивали головами соседи.

Когда дела с наследством были улажены, кузина продала свой маленький дом и уехала в неизвестном направлении.

Заменить Фурдика на одного из дамарийских лекарей королева не разрешила. Все они твердили, что зачатие ребенка невозможно, один лишь погибший доктор верил в нее. Лекаря прислали из Велирии — он приехал вместе с отцом Донны, который расстроился, не найдя свои черты в младенце, но проявил мудрость, не оповестив об этом счастливого отца.

Первое время Таллен бывал в покоях Донны довольно часто, но не потому, что желал возлечь с ней в постель, а лишь затем, чтобы подержать в руках сына. Позже, когда Дрейга оторвали от матери и переселили ближе к покоям короля, дорога к Донне вовсе забылась.

Но от его внимания не ушло, что ребенок сделал королеву мягче, как будто примирил с жизнью в Дамарии.

— Она хорошая мать, — доносили Таллену. — Всю себя отдает сыну. И что самое примечательное, старается брата не допускать до мальчика.

Подобные сообщения успокаивали короля, и он разрешал Донне с ребенком отлучаться из столицы. Дрейг должен с детства видеть, насколько огромно королевство, и как непросто им управлять. Во время отсутствия супруги с наследником Таллен тоже не сидел на месте и всей душой отдавался урегулированию проблем как внутри страны, так и на границах. Кто-то даже видел короля в форме капитана егерей, что говорило о его прямом участии в жизни армии.

Глава 14. Дознание

— Ваше Величество, Ваше Высочество… — на пороге кабинета принца Дрейга застыл взмокший от волнения управляющий замком Флорж — древней крепости, подаренной королевой своему брату. — Беда!

Улыбка медленно сползла с лица Донны. Вот и кончился тот небольшой отрезок времени, когда она могла без оглядки радоваться жизни.

— Убили лорда Гванера! Собственным ножом зарезали!

Дрейг выронил листки со стихами, и они белыми птицами разлетелись по кабинету.

Донна помнила красивый, велирийской работы нож, у которого имелось даже собственное имя — Оса. Его тонкое лезвие на самом деле можно было сравнить с безжалостным жалом насекомого. Брат с ним никогда не расставался, ловко обращался и хвастался, что Оса его слушается из-за селлара, вправленного в навершие. Именно этот нож он приставил к груди юной принцессы, и Донна захлебнулась в рыданиях, не в силах позвать на помощь. Не понимала тогда: кричи — не кричи, насилие одобрено отцом, а значит, никто не вмешается. Какая ирония, что Гванер принял смерть именно от Осы. Как не поверить в возмездие богов?

Воспоминания о подлом сговоре отца и сына против дочери вихрем пронеслись в голове Донны. Нет, ни за что она не вернется в Велирию. Здесь, под боком у Таллена, пусть и не видящего в ней женщину, ей гораздо спокойнее.

— Кто посмел? — спросила королева резко, чтобы отыграть выбранную роль до конца. Придется даже казнить спасителя, вместо того, чтобы отблагодарить за подаренную свободу.

— Никак разбойный люд нагрянул! Утром проснулись, а там… побоище. Все в крови.

— Украли что-нибудь ценное? — да и пусть бы все украли, за освобождение от брата Донна и большее отдать готова. Но надо держать лицо.

— Да нет, вроде. Наверное, не успели, — управляющий растерялся. Думал королева бросится в рыдания, вызовет советников, а она… Правильно говорят, каменная. И в радости, и в горе. Ни одна жилка на лице не дрогнет. — Только вот старуха Санара да…

Королева побледнела.

Управляющий вытер рукавом пот со лба. «Дождался проявления чувств. Сейчас начнется».

— Что Санара? Тоже убили?

— Убегла.

Донна подалась вперед. Ее тонкие пальцы сжали обивку подлокотников и сделались похожими на когти хищной птицы. Произошло худшее, что могло случиться. Не дай боги, повитуха откроет рот!

— Своими глазами хочу все видеть.

— Мама, я с тобой! Только распоряжусь, чтобы заложили экипаж! — Дрейг бросился к двери.

Королева покачала головой.

— Кто-то должен остаться в столице, сын. Боюсь, известие о смерти Гванера всколыхнет наших противников. На границе и так неспокойно.

— Я пошлю отцу туда весть!

— Жди меня здесь, Дрейг. Я сама справлюсь.

Красивейший из древних замков Флорж-Гар-Ре пугал тишиной, нарушаемой лишь хлопками траурных стягов, тревожимых ветром. Даже высокие стены, выложенные из светло-серого камня, в закатных лучах Лейрены казались мрачными. Тени многочисленных башен, подобно траурным лентам, полосовали пространство крепости.

Слуги, выстроившиеся у парадного входа по причине прибытия королевы, жались друг к другу и не смели поднять голов. Не уберегли своего господина, а потому со страхом ждали расправы. Вдруг предатель, пустивший отряд врага за крепостную стену, среди них. Никому не приходило в голову, что столько трупов после себя может оставить всего лишь один человек.

Донна прошла мимо жителей замка, как мимо пустого места. Черная кружевная накидка не скрыла ни бледности лица, ни презрительно сжатых губ. Что челядь против ее брата? Пыль под ногами. Спали, мерзавцы, не пришли на помощь Гванеру. Носа не высунули, когда стражников у дверей милорда будто бешенных псов в загоне по одному уничтожали. И после этого говорят, ничего не слышали? Да быть того не может!

— Где мой брат?

— В ледник снесли. А остальных вчера похоронили. Все ж таки три дня прошло, — управляющий замком знал, что королева ненавидит путешествовать по воздуху, а потому задержалась в пути дольше ожидаемого. Там, где на виверне достаточно нескольких часов, в карете и трех дней не хватит. Никто не понимал, отчего в Донне жила ненависть к драконам. То ли боялась самих ящеров, хоть и уверяли ее наездники, что те поддаются выучке и весьма разумны, то ли не могла пересилить страх высоты. — Считай, весь отряд стражи полег. Даже Верхир, что в подземелье дежурил, погиб. Этого, правда, придушили. Раздели зачем-то и придушили. Мы сначала думали, спит. А оно вона как.

Донна едва заметно дернула бровью.

— Кого Гванер держал в подземелье?

— Безумную старуху, что на непонятном языке шамкала, да оборванца никчемного. Так, шваль безродная.

— Снимите простыню, — Донна дождалась, когда брата, лежащего на застеленных ковром плоских глыбах льда, осветят факельным огнем. Подошла ближе, всмотрелась в обескровленное лицо. Губы покойника кривились в улыбке. Она помнила эту улыбку. В страшных снах, до самого рождения сына частенько тревожащих ее, Гванер-насильник улыбался так же.

— Что он делал перед смертью?

Управляющий замялся.

— Говорите, ну!

— Ваше Величество, мне неловко… — голос мужчины дрожал. Здоровый, широкий в плечах и красный лицом, он сгибался чуть ли не пополам, чтобы его ясно слышала королева.

— Гванер был не один?

— Никак нет. Ба… девка была. В его в покоях на полу женскую одежду нашли, — управляющий полез в карман, достал скомканный платок, вытер лоб. Изо рта пар валит — в леднике стоят все же, не под солнцем, а этот потеет. — Никак голой убежала.

— Покрывало унесла, сволочь, — экономка громыхнула ключами.

— Мы еще нашли длинный светлый волос, — кто-то за спиной подал голос. — Не такой как у господина, длинней и… другой.

Донна грустно усмехнулась.

— Очередная шлюха?

— Не похоже. Шлюху за грудки таскать не надо, — вновь заговорил управляющий, — а эта, похоже, сопротивлялась. Пуговки с мясом выдраны, хотя ткань на платье добротная. На нижней сорочке капли крови. То ли из носа, то ли из разбитого рта…

— Лорд был одет?

— Почти, — управляющий перешел на шепот. — Он только штаны спустил.

— Оставьте нас с Его Высочеством. Все.

Мужчина торопливо вдел факел в кольцо и, понукая сгрудившихся слуг, покинул погреб.

Донна подошла ближе к покойнику. Поправила роскошные волосы, что падали на лоб брата, провела по ним, будто расчесывая, пальцами. А потом, накрутив на ладонь, потянула вверх, заставляя голову подняться навстречу своим губам. Горячо зашептала в ухо Гванера:

— Ты получил свое, падаль. Нашлась та, что ответила. Жаль, что ограничилась только горлом.

Донна брезгливо вытащила руку из волос. Голова брата откинулась назад, явив страшную рану на шее.

Долго задерживаться в замке Донна не желала. К моменту ее отъезда прибыл Таллен с отрядом егерей. Дружеские объятия супругов, обмен словами, за которыми слишком мало истинных чувств. Никто не любил Гванера. И вряд ли кто-то будет оплакивать.

— Я найду убийц.

— Найди, мой супруг, и покарай.

«Вот и Таллен не выглядит удрученным. Деловит, споро расставил людей, сыплет поручениями. И форма капитана егерей ему идет. Почему он ее носит? Ведь по воинскому званию далеко не капитан».

— Крепись, Донна. Рубдриху я уже написал. Тело Гванера отправлю в столицу сегодня же.

— Отец заберет его на родину. Место Велирийского принца в семейном склепе, — Донна села в карету, грустно улыбнулась провожающему ее мужу. Даже спустя много лет все такой же подтянутый, с едва тронутыми сединой висками. Мазнула по красивому лицу взглядом.

«Жаль, все в прошлом. А ведь могло получиться…»

За поворотом, когда из крепости никто не мог видеть, королевская карета остановилась. В нее нырнул неприметный мужчина.

— Ну что там, Варс?

— Есть! — произнес шепотом мужчина и вытащил из-за пазухи завернутый в тряпицу предмет. Донна задвинула занавески и щелчком запалила светоч. В руках доверенного человека блеснул лезвием кинжал, рукоятку которого украшала голова беркута. — На нем кровь. Я думаю… нет, я уверен, кровь убийцы.

— Откуда это известно?

— Сам проверил, — похлопав по карману, вытащил амулет. Пусть тот был проще и гораздо меньших размеров, чем королевская «Купель», но указывал на родную кровь с большой точностью. — Я у каждого живого и мертвого в замке взял по капле. Ни одного совпадения.

— У мертвых? — королева нахмурилась. Понятно, что живые укололись, порезались, а то и вовсе не заметили, как у них во сне сцедили каплю крови — на то у Варса были всякие способы, вплоть до сонного порошка, но рыть могилы, пусть и свежие?

— Пришлось постараться, — хмыкнул Варс, и Донна невольно посмотрела на ногти своего собеседника, под которыми ожидала увидеть землю. Тот понял, ухмыльнулся. — Я ж не пес, чтобы когтями скрести. Я еще до похорон успел в замок проскочить.

Щелкнул замочек, и круглый амулет распался на две части.

— Здесь кровь, что поможет нам вычислить убийцу. Ну, или приведет к нему, — Варс ласково погладил пальцем одну из половинок. — Я кинжал в соседних с Его Высочеством покоях нашел. У самой стенки. Его, должно быть, чужак обронил. Потом смотрю, а на лезвии засохшая кровь. Дай, думаю, проверю.

— И что нам это дает? — в голосе Донны слышалось разочарование. — Всех в королевстве не проверишь.

— Зачем всех? — Варс светился гордостью. Из другого кармана, коих в его одежде пряталось немало, достал новую тряпицу. С довольным видом развернул и ее.

— Ты меня убить хочешь? — раздосадованная тем, что на ладони сыщика лежала всего лишь небольшая красная чешуйка, Донна откинулась на спинку сиденья. — Ты бы еще рыбью голову мне принес.

— Никак нет, Ваше Величество. То не рыбья чешуя! — мужчина бережно завернул «ценность» и спрятал. — Я сразу задался вопросом, каким способом посторонние смогли проникнуть в охраняемую крепость? А когда узнал, что хозяин содержал черную виверну, которую после той ночи никто не видел, отправился осмотреть ее пещеру. И что я обнаружил?

— Кто-то увел ее. Это я уже знаю.

— Знаете, да не все! Я нашел следы не одного ящера, а двух! Они топтались по кругу, точно танцевали! Но откуда взялся второй ящер? Кто на нем прилетел? И тут меня осенило, что та светловолосая су…, простите, девка, наверняка заодно с убийцей! Почему их дракона никто из живущих в крепости не видел? Черную виверну, однако, над морем заметили, хотя небо тучами затянуло, и ветер высокую волну поднял. По всему выходило, что прилетели враги со стороны гор. В ветреную погоду задача трудная и опасная, но для опытного наездника вполне выполнимая. Полез я осмотреться на скалы и вот тут понял, какое счастье мне привалило: я выколупал меж камней красную чешуйку. И теперь…

Донна вскинулась, как гончая, учуявшая след.

— И теперь мы сможем вычислить всех владельцев красных виверн!

— И проверить их кровь! Нам даже не нужно цедить ее у убийц, чтобы не спугнуть до поры до времени. Достаточно взять у любого родственника, чтобы понять, какое из семейств вступило в заговор. А там уже тайно и до старухи Санары добраться!

Довольная Донна сняла с пальца перстень. Варс прав. Брата убил кто-то из приближенных ко двору: содержание виверн слишком дорогое удовольствие. Такие траты немногим знатным людям по карману. Тем более опасно оставлять повитуху на свободе. Эх, если бы не клятва на крови, данная в минуту слабости! Жди теперь, когда старуха загнется под тяжестью лет.

— Прими мою благодарность, Варс Лузерий.

— Служу Велирии, моя королева!

Как же она была довольна, что отец прислал к ней верного человека, который подчинялся только ей. Гванер знать не знал, что неприметный конюх — один из опытнейших сыщиков Велирии. Вот и пригодился в тяжелый час.

Он приоткрыл занавесочку, выглянул в окно.

— Я здесь сойду.

Донна постучала, чтобы кучер остановился.

— Сегодня же начну сличать кровь. Тут недалеко имение лорда Церзи, а у него аж две виверны. И причина убить вашего брата имеется.

— Он соблазнил Фьюррен? — королева в сомнении приподняла бровь. Переспелая дочь надменного лорда не отличалась ни красотой, ни сколько-нибудь выдающимися данными. Рыхлая, с нездоровым цветом кожи и с вечным недовольством на лице. Совсем не во вкусе брата.

— Хуже. Жену.

Донна не сразу вспомнила улыбчивую леди Алетту Церзи — уже третью или четвертую супругу страдающего хромотой и отдышкой старика. Ожидаемо, та была блондинкой.

— А я навещу главу Тайного ведомства. Он быстрее добудет нужные сведения. Есть у меня к нему ключик.

Глава 15. Первый полет лорда Асдиша

Летать на ящере без седла совсем не так просто, как представлялось: жестко и холодно. Софью била крупная дрожь. Впереди сидящий Шезган обернулся.

— Держись за меня крепче! Милорд первый раз в воздухе, боюсь, кувыркнется! — крикнул он, решив немного слукавить. Понятно же, что, прижавшись друг к другу, можно хоть как-то сберечь тепло.

Соня тут же откинула всякий стыд и прилипла к Шезгану, крепко уцепившемуся за роговые пластины на холке ее недавнего любовника. Софья знала, что Эрли — дракон, но такого не оборота не ожидала. Нет, если посмотреть со стороны, то ящер выглядел великолепно — гибкое тело, красиво переливающаяся под лучами Лейрены красная с золотым чешуя, но, боги, как же на звериной шкуре неудобно сидеть голой попой!

— Сейчас согреешься! — утешил довольный Шезган попутчицу. Когда еще представится полетать на хозяине? И девчонка хороша. Мяконькая. — Я горячий!

Зря он это сказал. Дракон издал недовольный рев, крутанулся и… превратился в человека.

— А-а-а-а! — закричали в унисон два неудачливых седока. Правда, Шезгана тут же скинуло и, он продолжил полет самостоятельно, а Соня успела обхватить Эрли ногами.

Растерянность на лице лорда Асдиша быстро сменилась сосредоточенным выражением. Он крепко прижал к себе Софью и закрыл глаза.

— А-а-а! — напомнил о себе Шезган, усиленно машущий руками и извивающийся всем телом. — Мы все умрем!

Софья тоже крепко зажмурилась, ожидая удара о землю.

— Смерть пришла!!! — выкрикнул напоследок Шезган, и Соню, продолжающую цепляться за Эрли, с головой окунуло в воду.

— Ну, все-все! — ее, кашляющую, нахлебавшуюся вдосталь воды, хлопал по спине лорд Асдиш. Софья открыла глаза и обнаружила себя лежащей на берегу озера. Были бы иные обстоятельства, она залюбовалась бы его красотами — хрустально прозрачной водой, сквозь толщу которой просвечивали даже самые мелкие камешки, изумрудной зеленью травы, облепившей ровную чашу водоема, стройными елями, как и положено страже, выстроившимися на небольшом расстоянии от охраняемого ими объекта, легкой голубоватой дымкой, что путалась у ног разлапистых великанов. Но все впечатление от неземной красоты портил выброшенный на берег голый мужчина.

— Что за клятая жизнь! — отплевываясь, продолжал ворчать Шезган. — То лети без крыльев, то дыши под водой без жабр. А все она, ведьма! Тьма побери ее огоньки. Был дракон как дракон, а теперь сверкаю задом при всем честном народе.

— Ты и драконом сверкал задом, — вполне резонно заметил Асдиш, поднимаясь в полный рост и вглядываясь в стайку приближающихся к озеру людей. Ни тени смущения на лице.

«Лорду есть чем гордиться. Он будто герой из древних легенд, вырезанный из камня, — отметила Софья, быстро отжимая край и без того слишком короткой сорочки, а мокрая, она облепила тело второй кожей. — Развитые плечи, плоский живот… Не смотри ниже, глупая, не смотри».

— Так у меня хвост был, — не унимался Шезган. — Он прикрывал все, что срамно.

— Не прикрывал, — отрезал Асдиш, заставив бывшего ящера залиться краской. — Ты просто не видел из-за слишком большого брюха.

Софья перевела взгляд на бегущих к озеру людей. Кто с вилами, кто с оглоблями. Какой-то старик время от времени, пока хватало дыхания, размахивал саблей, но лишившись сил, все чаще опирался на нее, как на тросточку. Тросточка гнулась под тяжестью иссохшего тела, и бликовала, играя сталью в лучах светила.

Эрли протянул руку и помог Софье, продолжающей сражаться с так и льнущей к телу тканью, подняться.

— Может, опять портал? — выдавила она из себя, видя, что проигрывает бой, и сейчас с десяток людей разглядит просвечивающие через сорочку соски и… и прочие прелести.

— И лишить старика Вайчура такого удовольствия? Он впервые за пятьдесят лет нашел повод помахать саблей.

— Милорд? — престарелый боец, распознав в голом боге своего хозяина, в изумлении вздернул кустистые брови. Тяжело дыша, прижал руку к груди. — Какими судьбами?

— Так, пролетали мимо, — Эрли протянул руку к одному из подбежавших бугаев и пощелкал пальцами. Тот понял, быстро отбросил ненужную оглоблю и снял с себя жилетку. Софья, прячущаяся за лордом Асдишем, с благодарностью приняла подношение. Старик тоже было принялся стаскивать с себя узкий камзол, но на глаз определив, что никому из свалившейся с неба троицы тот не подойдет, оставил попытку расстегнуть сто и одну пуговицу.

— А где же ваш дракон? — обведя мутным взглядом озеро, старик растерянно воззрился на не смеющего вылезти из травы Шезгана. Тот робко помахал рукой.

— Дайте моему дракону тоже во что-нибудь одеться. Он у нас нынче весьма застенчивый: сотню лет светил голым задом и не знал об этом.

Широким шагом, не оглядываясь на суетливо натягивающего чужую рубаху Шезгана, лорд направился в сторону здания, чьи крыши возвышались над елями. Софья бежала следом, никак не успевая приноровиться к шагу Эрли. Он вел ее за руку и отпускать не собирался.

— Мы где? — наскоро оглядевшись и заметив за елями огромный, на два крыла и в четыре этажа особняк, спросила Софья. — Наверняка там уйма слуг, и все они после будут судачить о девке, приведенной хозяином на привязи.

Именно так Соня себя чувствовала, вынужденная бежать за Эрли. Тот недоуменно оглянулся, только сейчас заметив, как запыхалась его спутница, вынужденная одной рукой придерживать у горла огромный жилет, так и норовящий соскользнуть с плеча.

— Мы дома. Ничего не бойся.

Следующий шаг был сделан в моментально открывшийся портал, приведший их в огромные покои с широкой кроватью посередине.

— Милорд, а я? — донеслось сзади.

— Позаботьтесь о Шезгане, — кинул за спину Эрли, и портал тут же захлопнулся.

— Ну вот! Другое дело! — проворчала Софья, довольная уже тем, что в помещении не толпились слуги и никто не глазел на ее Эрли. — Зачем вы бросили нас в озеро? — спросила она, перекидывая вперед холодящие спину волосы. — Почему не сразу сюда?

Только тут она почувствовала, как замерзла. Обхватила себя руками и, не найдя ничего более приемлемого, потрусила к кровати, с которой сдернула покрывало и, забравшись в постель с ногами, укуталась в него. Зубы отстукивали марш «В бой, дамарцы!».

Эрли присел на корточки, взял в свои удивительно горячие ладони ее пальцы, подышал на них, согревая.

— Я думал, но боялся не рассчитать. Озеро большое, а кровать, по сравнению с ним, ничтожна. Не дай боги, спины переломали бы о доски полога. Еще Шезган летел достаточно далеко от нас. Его вообще могло ударить о комод. Нет, лучше в воду.

Софья посмотрела вверх. Добротный полог спускался вниз тяжелыми складками, перехваченными у столбцов золотыми витыми шнурами. Основательное сооружение. Все в этой комнате выглядело сделанным на века. Что широкий гардероб, что комоды и диваны, выстроившиеся вдоль стен, густо украшенных картинами. Высокие окна со светильниками в простенках, несколько дверей, ведущих в разные стороны, натертый до блеска пол и ковер, раскинувшийся цветным пятном у незажженного камина.

— Ты посиди здесь, я распоряжусь о горячей воде и пришлю к тебе служанок. Согреешься, — Эрли попытался подняться, но Софья не отпустила, потянула на себя. — Ну, что ты?

— Я испугалась. Правда. На самое ничтожное мгновение поверила, что мы разобьемся. И… и не смогла открыть портал. Со мной что-то случилось.

Эрли обнял ее, мокрую, дрожащую, сидящую в его постели в жилете с чужого плеча, пахнущую гарью и озерной водой.

— Все будет хорошо, ты просто выдохлась.

— А если нет? Если я выгорела? — она щелкнула пальцами в сторону камина, но тот не подернулся дымкой открывающегося портала, а продолжал равнодушно пялиться, раззявив пустой рот. — Вот видите! Ничего не получается!

Эрли накрыл ладонью сложенные для нового щелчка пальцы, посмотрел с нежностью в лицо Сони, заправил влажную прядь за ухо.

— Я читала, что с магами такое происходило, — зачастила, будто оправдываясь, Софья. Ее губы дрожали, и это привлекло к ним внимание лорда. — Давно, когда миром правили драконы и…

Она не договорила, порывисто вздохнула.

— Моей магии, — Эрли поцеловал глаза, набрякшие слезами, — хватит на нас двоих.

Неторопливой цепочкой поцелуев он прошелся от скул к губам, насладившись ими, спустился ниже, распаляясь сам и распаляя Софию. Она отчего-то сразу поверила, что все уладится, и успокоилась. Его магии хватит на двоих. «На нас двоих».

На пол полетели жилет и сорочка, тишину будили лишь звуки поцелуев и ответные стоны. Через некоторое время им обоим сделалось жарко, и любовники с радостью плавились в тесных объятиях. Что будет дальше, никто из них не задумывался, боясь нарушить тревожными мыслями прекрасный момент единения. Потом, все будет потом.

— Цыц отсюда, — старик, застывший у дверей с саблей наголо, отогнал любопытных служанок, пришедших к покоям милорда под благовидным предлогом: одна из них несла поднос с кувшином горячего молока, другая — чистое белье, а все для того, чтобы поглазеть на женщину, приведенную в дом лордом Асдишем. Первую на их памяти. Даже его невеста в особняке ни разу не появлялась.

— Дядька Вайчур, а правда, что милорд и его, кхм, спутница пришли совершенно голыми?

— Басни все это, Данка. Господин был одет в мундир, а его спутница в достойное леди платье. А кто говорит иное, получит нагоняй и удержание серебряного вира из ежемесячной платы за распространение порочащих имя Асдишей слухов. Так и передайте.

— А она красивая?

— Глаз не оторвать.

— А как же леди Грасия?

— Не знаешь, что ли, — скривила лицо рыжеволосая служанка, — господа ласкают одних, а женятся совсем на других. Кто-то блюдет чистоту, а кто-то в постель богатых с разбега прыгает.

— Ой, не о себе ли говоришь?

Из-за двери раздался протяжный, полный удовольствия мужской стон.

Рыжеволосая многозначительно усмехнулась.

— Будете болтать, лично по два вира удержу, — погрозился старик и чиркнув острием сабли по полу, грозно прошипел: — Кому сказано, цыц отсюда!

— Вы куда? — Софья сонно потянулась, потом резко встала, с удивлением глядя за окно. — Уже ночь?

— Шиповничек, ну ты здорова спать! — лорд Асдиш застегнул последнюю пуговицу сюртука. Согнул руки в локтях, поправляя манжеты. Влажные волосы были тщательно зачесаны, лицо чисто выбрито.

— А еще я здорова есть и пить. И искупаться бы не мешало, — Соня любовалась Эрли. Ей однозначно привалило счастье — оторвала такого красивого мужчину. Зажмурилась от удовольствия, вспоминая, насколько тот в постели неудержим. От его ласк и сейчас приятно ныло тело.

— Я прикажу, чтобы тебе нагрели воды, — он чмокнул разомлевшую после сна Софью. Рука, помимо воли, нырнула под одеяло и по-хозяйски помяла грудь. Софья прижала его пальцы, не желая отпускать.

— Не хочу поцелуй в лоб, — заявила она, подставляя губы. Получив свое, печально вздохнула. — Я, оказывается, и любить здорова.

— Я тоже, но дела ждут.

Вспомнив свой первый вопрос, вновь повторила его:

— А вы куда?

— Сначала к маме. Посмотрю, как она разместила людей в храме. Потом вернусь в Эль. Здесь тоже накопилось немало дел.

— А вы скоро вернетесь? — вроде и нельзя задавать такие вопросы, уж больно они смахивают на попытку контролировать мужчину, но что вылетело, то вылетело. — Наверное, слетаете туда и обратно?

Эрли покосился на Соню, и та под его взглядом смутилась. И как не сообразила? Раз лорд оделся, то наверняка не собирается обращаться драконом. А уж являться в храм в чем мать родила и вовсе неудобно.

— Нет уж, лучше порталами, — и, послав ласковую улыбку, скрылся за дверью.

А Софья закусила губу. Как же она сплоховала, забыв рассказать, кто является причиной всех несчастий в горном замке. Еще подумают, что пожар устроила она, Софийка, ведь огонь занялся именно в ее комнате. Вот же дуреха! Вместо того, чтобы предупредить, какую подлость совершила Грасия, тратила время на пустую болтовню. Ну не бежать следом за лордом, укутавшись лишь в покрывало? Поздно и глупо. Что подумают слуги? И так наделали много шума своим приземлением в озеро.

«Надо бы поискать хоть какую-то одежду».

Приняв решение положиться на рассудительность лорда Асдиша, Соня, волоча покрывало, направилась к пузатому гардеробу и, распахнув дверцу, уставилась на ряд ослепительно белых рубашек. Дорогих, с кружевом на манжетах и без, с фонтанами жабо и скромными складками, сшитых из нерубской тончайшей шерсти или восточного шелка, за рулон которого, помнится, на ярмарке запросили цену целой лошади и жеребенка в придачу. Вторая дверца явила камзолы, преимущественно темных цветов, но среди них едва ли насчиталась бы пара скромного кроя, без вышивки и россыпи драгоценностей. И ни одного намека на домашнюю одежду или хотя бы халат.

Рядом со сверкающим белизной, золотой канителью и драгоценными камнями мужским гардеробом, Софья как-то особенно неловко себя почувствовала. Застеснялась своей наготы и неприбранных волос, высохших и свалявшихся после сна. Она подняла с пола свою сорочку, но тут же раздосадовано скомкала ее: мало того, что та и так не отличалась чистотой, так еще, лазая по скалам, Соня порвала ее в нескольких местах.

Домой бы сейчас. Забраться в их с Геленкой шкаф, выбрать платье по душе, там же искупаться, чтобы не испытывать на себе любопытные взгляды. Вспомнились мамины руки, сноровисто заплетающие отросшую за время учебы косу. София гордилась густотой волос, а теперь то нечесаное безобразие на голове вряд ли можно было назвать красивым. А еще очень хотелось без суеты поразмыслить о произошедших с ней событиях и о ее месте в жизни лорда Асдиша. Как-то все закрутилось с того самого момента, как ее украл Гванер. И в спальню Эрли она шла как раз, чтобы получить ответы, а все запуталась еще больше.

— Миледи, вода готова, — легкий стук в дверь заставил вздрогнуть.

Божечки, ну почему именно сейчас ей не даются порталы? Где это сияние, через которое открываются двери в любой дом? Соня повернулась в сторону камина, пощелкала пальцами на разный манер. Все оказалось напрасным. Гоня отчаяние, она прислонилась лбом к холодной поверхности огромного, в полный рост, зеркала. Заметила на шее горящие красным следы поцелуев Эрли. Распахнула покрывало. Боги, только не это!

— Миледи, вы не спите? — дернули ручку двери.

— Мама, я хочу к тебе! — прошептала Соня. Уж Радуца не осудила бы, в каком бы виде ни увидела дочь. Полотенцем по спине стегнуть за то, что залезла на соседскую яблоню и порвала платье, да, могла, но любя. А потом дула бы на царапины, мазала их соком подорожника, поцеловала бы в лоб, укладывая на ночь…

— Миледи, мы войдем? — а голос совсем другой, третий. Взрослой женщины. Экономка? Боги, сколько их там столпилось? Сказать бы: «Все к демонам Тьмы!», скинуть с себя покрывало и гордо шагнуть навстречу жадным глазам, пусть рассматривают и осуждающе поджимают губы…

Соня постучалась лбом о зеркало и закрыла глаза. Представила то место, где сейчас хотела бы оказаться: их с Геленкой комнату — большую кровать, где сестра теперь спит одна, на столике разгоняет полночную тьму одинокая свеча, плохо освещая угловую полку с красками и альбомами. Букет садовых цветов на подоконнике, белые занавески.

Глава 16. Через зеркало

— Миледи, я вхожу, — в дверь сунула нос бойкая женщина в чопорном темном платье с накрахмаленным до хруста отложным воротником. Ее лисий взор быстро оценил и беспорядок на кровати, и распахнутые дверцы гардероба, и валяющееся на полу покрывало. — Миледи? — она, зыркнув на застывших у порога служанок, с жадностью ожидающих явления избранницы хозяина, поочередно открыла остальные двери. Исследовав небольшую умывальню, где спрятаться негде, перешла к кабинету. В нем тоже никого не оказалось. Ветер дернул занавески, заставив экономку кинуться к открытому окну. За решетчатым забором яростно лаяли собаки. — Неужто убежала?!

Вернувшись к гардеробу, женщина пересчитала рубашки и камзолы, выдвинула ящик с нижними сорочками, привычно перебрала и их, и только потом известила приковылявшего личного слугу Эрли о том, что гостья сбежала и, судя по тому, что даже ее сорочка осталась здесь, сбежала нагишом.

— Что я скажу милорду? — сокрушенно воскликнул Вайчур, служивший камердинером еще при отце молодого лорда. За всю свою долгую жизнь он ни разу не мог бы припомнить случая, чтобы гости покидали дом подобным образом.

— А может, он насильно ее здесь удерживал? А что? — рыжеволосая обвела взглядом присутствующих. — Мне Губач рассказал, как крепко лорд держал девушку, ведя ее от озера. Прям тащил за собой, боясь отпустить.

— Глупости говорите, — махнул рукой старик, — я слышал, что происходило в господских покоях. Насильно удерживаемые не воркуют нежным голосом.

— А куда ж она делась?

— Вот и я говорю, чудеса у нас творятся, — экономка погремела связкой ключей. — Я к конюху ходила, думала, может, он знает, когда милорд вернется, а тот заявил, что в глаза хозяина не видел, и лошади все на месте. И вообще, со двора никто не выезжал.

— Так что, господин здесь? — боязливо оглянулась рыжая служанка.

— Нет его, и гостьи лорда тоже нет, — экономка сложила руки на тощем животе. — Как появились ниоткуда, так и исчезли в никуда.

— А этот, третий, где?

Все посмотрели на Вайчура.

— Пока ел, жаловался на какую-то ведьму. Говорил, что был когда-то страшным драконом, а теперь дрянь-мужичишка. Выпил стакан вина и свалился замертво. Вроде, не хилый, а будто дитя. Насилу парни доволокли до гостевой комнаты. Я недавно заглядывал — от его храпа свечной огонь шатает.

— Что-то мне страшно, — зябко поежилась вторая служанка — Данка. — Не знаешь, чего ожидать. Ведьмы, драконы…

— Да, дела… — протянул Вайчур и на всякий случай проверил, на месте ли сабля. — Готовьтесь, девки, к большим переменам. Не к добру все это.

Софья выдохнула, когда большая компания, отгороженная от нее лишь тонким стеклом зеркала, покинула комнату.

— Ничего себе! — Соня дотронулась до холодной поверхности. Та была тверда и непроницаема. Постучалась лбом, но стекло осталось стеклом, даже рябью не пошло. И как это у нее получилось просочиться на обратную сторону?

— Мама!!! — раздался сзади противный, но тем не менее легко узнаваемый крик. Софья резко развернулась. Геленка, освещенная прикрученным огнем лампы, прижимала к себе одеяло и орала во всю глотку.

— Тише ты, это я, Софи! — Софья запрыгнула на кровать, чтобы зажать сестре рот, но та завизжала еще громче и засучила ногами, отбрыкиваясь от нападавшего.

За стеной послышались испуганные голоса, топот несущихся на подмогу людей. В дверь, запертую на крючок, затарабанили.

— Гелена! Я сейчас! — крикнул Пава Вежанский и со всего маха саданул по двери плечом. — Топор! Дайте топор! — крикнул он кому-то. Видимо, понял, что снести дверь будет не так просто.

— Доченька, что с тобой? — голос Радуцы срывался от страха.

— Па! Я сейчас окно вышибу! — оповестил Дарил. Послышался звон разбитого стекла. Младший брат то ли не рассчитал силушку, распахивая свое окно — как кратчайший путь на улицу, то ли не утруждал себя возней с щеколдами и сиганул прямо через стекло.

Понимая, что сейчас со всех щелей полезут родственники, Софийка с большим упорством принялась тянуть на себя одеяло, сестра же, со сна слабо соображая, сопротивлялась еще яростнее и не выпускала свое из цепких пальцев. Лишь когда топор принялся крушить дверь, Гелена, наконец, узнала близняшку.

— Напугала! Демонов тебе в приятели!

— Быстро подай хоть халат. В темноте не пойму, где он!

— Ты голая, что ли? — пятерня сестры прошлась по спине.

— Потом объясню!

— Ну ты даешь! — Гелена отшвырнула одеяло и, спрыгнув с кровати, направилась к трясущейся под напором двери. — Мам! Пап! Все хорошо! Я сейчас открою!

В комнату ввалилась вся семья. Сначала отец, еще разгоряченный, а потому не выпустивший из рук топора, потом Радуца, бросившаяся к дочери, чтобы убедиться, что с ней ничего страшного не случилось, следом, выбивая оконное стекло, снося занавески и горшки с цветами, ввалился Дарил, ну, и чинно, уже не торопясь, вошли все остальные, вплоть до племянников. Кто-то из них догадался сделать ярче лампу.

— Здрас-с-сти! — не ожидая столь «радостного приема», Соня натянула одеяло до носа.

— Доченька? — Радуца растеряно огляделась в поисках портальной двери. — Ты как здесь? И почему так поздно?

— Ты спроси у нее лучше, почему она голая! — Геленка сложила руки на груди. Все перевели взгляд на кровать. Софья накрылась с головой.

— Так! Ночь на дворе! Быстро по своим комнатам! — Радуца вытолкала всех, кроме снохи Катиши — жены старшего сына. Геленка сопротивлялась, ворча, что имеет право находиться в своей спаленке, но тоже оказалась за дверью.

— Мала еще взрослые разговоры слушать! — таков был вердикт матери. — На кушетке ночуй!

— Мы близнецы, ты забыла? — прокричала она в щель, оставленную топором, но дверь все равно не открылась.

Пока Радуца обнимала и целовала дочь, с которой явно что-то произошло, Катиша вытащила из комода простыню и залезла на подоконник, чтобы хоть как-то занавесить окно.

— Ну что там, мать? — подал через некоторое время голос Пава.

— Все хорошо, спать иди.

— А чего она голая?

— Искупаться пришла.

— А-а-а! Так бы сразу и сказали. А ну цыц, не подслушивай, — кому-то отвесили оплеуху и за дверью, наконец, угомонились.

— Рассказывай, — Радуца даже в полутьме видела, как загорелись щеки дочери. Соня опустила глаза.

— Все очень сложно, — начала она. — Я влюбилась в чужого жениха, и сама зазвала его в постель, — пусть прозвучит полуправда. Скандальная, она отвлечет от более страшного, случившегося с Софийкой Вежанской. Соня даже матери не решилась открыть чужие секреты. Ни к чему родным знать об убийстве брата королевы, испытанном ею страхе и о людях-драконах. — Потом он уехал, а я так сильно захотела домой, что… прошла через зеркало. Порталы у меня почему-то больше не получаются.

Все трое посмотрели на висящее на стене самое обыкновенное зеркало, купленное когда-то у старьевщика.

— Я не хотела, чтобы его слуги видели меня без одежды…

— А твоя, доченька, куда делась?

— В замке лорда Асдиша случился пожар, и платье сгорело.

— Замок спалила тоже ты? — голос матери был по-прежнему мягок, но она будто не с дочерью разговаривала, а перечисляла ничего не значащие цифры.

— Нет, невеста лорда. Из ревности.

Радуца помолчала, перевела взгляд на плечо дочери, где алел след от поцелуя. Соня запоздало прикрылась, чем вызвала только вздох матери.

— Катиша, сними со стены зеркало. И даже самые маленькие тоже убери. Хватит нашей Соне по чужим домам мыкаться. У нее свой есть.

— Мам, а как же…

— Как же чужой жених? — Радуца впервые проявила твердость. — Разве я с детства тебя не учила, что чужого брать нельзя?

— Но ты всего не знаешь! Грасия такая… Она меня чуть не убила!

— Я за отца твоего тоже убила бы, — Радуца поднялась. — Я все сказала. Ногой из дома не ступишь, пока школа не начнется.

— Мам…

— Я пойду. Воду приготовлю.

Как Софья не искала взгляда матери, больше та на нее не смотрела.

Жгучий стыд накрыл Соню с головой: творила что хотела, совсем не думая, как другие расценят ее поступки. Со стороны глядя, кругом неправа.

Плескалась она в ушате в полном одиночестве. Геленка было сунулась, понятное дело — из чистого любопытства, но мать ее прогнала.

Потянулись дни. Окна-двери починили, и ничто больше не напоминало о той странной ночи. Все в семье происходило как обычно, кроме того, что Радуца с Софьей не разговаривала. Гулять на площадь ее не пускала и даже на рынок с собой не брала, оставив в качестве наказания заботы по дому.

— Я настоящий селлар, — грустно усмехнулась Соня, вытирая пыль с полок, где хранились краски и рисунки Гелены. — Не хотела, чтобы слуги меня видели без одежды, и мое желание тут же исполнилось. Сетовала, что не получается открыть портал — пожалуйте, милая жемчужина, вот зеркало, ступайте, куда надумали. Страдала, что нет возможности без суеты поразмышлять о жизни — теперь времени вдосталь. Думай, не хочу.

Первое время Софья дикой рысью кидалась на стены, порываясь уйти из дома, чтобы вернуться к Эрли. Даже уговорила Гелену, пообещав отдать жемчуговое платье, принести зеркальце, но, когда получила его в руки, сама же разбила, ругая себя за проявленную слабость. Что же за кошка она такая, что не может справиться с собой! Готова бежать на край света, лишь бы увидеть мужчину, который ничего не обещал и в любви не клялся!

Верно, не обещал. Предупредил только, что жить ей, как любовнице, в одиночестве и без детей, от него ей рожать не позволят. Да, леди Кордович чуть не убила соперницу, но она боролась за принадлежащее ей по праву. Кто ее осудит? А Эрли… От династического брака не отказываются ради девчонки, возомнившей себя жемчужиной. Захотела помочь драконам вернуть магию и помогла. Нечего ждать вечного поклонения.

И может даже хорошо, что Софийку Вежанскую держат взаперти. Лорду Асдишу без нее проще. Вчера только по всему королевству развесили траурные флаги — тело Велирийского принца доставили в столицу. Даже их тихий городок бурлит, все гадают, кто же убил брата королевы.

Гелена влетела с этим известием на кухню, где Соня перебирала бобы.

— На рынке говорят, принца разбойники зарезали, а главной у них была атаманша, которой он в любви отказал.

Сердце замирало в предчувствии беды. Понятно, с чего вдруг пошли разговоры об атаманше — надо было забрать порванное Гванером платье с собой. А теперь, кто знает, не приведет ли оно к портнихе в Кужарах, а от нее к Вежанским? А еще Софья думала о стражнике, который видел беглецов и смог бы при случае опознать. Да мало ли какие еще следы они оставили в замке брата королевы?

Но больше всего душа болела за Эрли. Если догадаются, что виновник погрома лорд Асдиш, не миновать ему плахи. А потому Софья с особым пристрастием расспрашивала Гелену и Дарила о новостях, надеясь понять, не пора ли самой выйти из тени и отправиться в столицу, чтобы встретиться с Талленом Третьим. Но и здесь ее поступок неизвестно как обернется. Дозволят ли ей выступить на суде, а тем более встретиться с королем наедине? Не сгинут ли дневники, узнай королева об их существовании? И самое главное, не навредит ли она собственной семье, обнародовав тайну, которую Вежанские прятали столько лет?

— Вчера в наш город приезжали дознаватели, — после утренней прогулки сестра заглянула в погреб, где София укладывала в бочку огурцы для засолки. — Мой приятель сам слышал, как они расспрашивали губернатора о Велирийском принце.

— А губернатор Кужар тут при чем?

— А при том, что лорд Гванер, оказывается, два года назад останавливался в нашем городе. Представляешь? Я запросто могла встретиться с ним на центральной площади! Жаль, что тогда я не знала, как он выглядит.

— А теперь знаешь? — Соня сунула палец в рот: нечаянно чиркнула ножом, отрезая хвостик у огурца.

— Откуда? Но говорят, он красавцем был.

— Мерзавцем он был.

— Что? Что ты сказала? — Гелена наклонилась над бочкой, в которую по пояс сунулась Соня. И дернула ее Тьма за язык!

Встав на цыпочки, чтобы достать тряпкой до верхней полки, Соня нечаянно толкнула папку с набросками Гелены. Рисунки белыми голубями разлетелись в разные стороны. С одного из них на нее смотрел принц Гванер.

— Гелена, это кто? — Соня протянула сестре несколько рисунков, на которых улыбался, глядел задумчиво или хохотал брат королевы.

Сестра перебрала листочки. Ее губы растянулись в мечтательной улыбке.

— Красивый, да?

Софья промолчала. Сцепив зубы, она ждала, когда Геленка перестанет любоваться своими рисунками и ответит. Та, заметив, что сестра едва сдерживается, специально тянула время.

— Ну?!

— Не нукай! Я пытаюсь вспомнить, как его зовут. Гре… Гра… Забыла. Мы случайно встретились на ярмарке. Я как раз покупала краски, а он помог выбрать и даже доплатил пару серебрушек за более дорогие. У меня не хватало. Не делай большие глаза, для него и золотой вир пустяк, видела бы ты его перчатки. Потом мы выпили по чашке шоколада у тетушки Лотт и условились встретиться. Но вечером на площадь он не пришел, и я промерзла, сидя у фонтана. Я тогда путалась с Вальдом, так он мне прямо там сцену ревности устроил, дурак.

— Этот Гре-Гра видел, что ты его рисуешь?

— Конечно. Даже позировал. Потом похвалил и сказал, чтобы я берегла свои рисунки. Мол, для истории пригодятся. И рассмеялся. Жаль, что больше не встретились.

Глава 17. Короткая передышка

Рисунки Софья спрятала. Порывалась сначала сжечь, чтобы навсегда стереть из памяти так верно переданный сестрой взгляд Гванера, но не решилась. Никогда не догадаешься, что может пригодиться, тем более в той непростой й ситуации, в какой Соня оказалась сейчас.

Воспоминания лишили покоя. Стоило закрыть глаза, как виделось лицо Велирийского принца и его тонкая усмешка, словно он и после смерти грозился испортить ей жизнь. Беспокойство росло, и по большей части не за себя, а за лорда Асдиша. Как он там? Неужели совсем забыл и даже не ищет? Посмотреть бы хотя бы одним глазком, что с ним происходит.

Порталы по-прежнему не удавались. Будто передав возможность их сотворения Эрли, она вовсе утратила способность их создавать. Даже тот, последний, когда она спасалась от огня, вышел неправильным и удался не с первого раза, а на грани жизни и смерти.

И ведь нельзя сказать, что магия полностью перегорела. Смогла же она как-то протруситься через зеркало? Желание проверить себя заставило пуститься на поиски зеркала.

«И куда же их Катиша запрятала? — Соня тайком проникла в спальню брата и рылась в сундуках, поминутно умирая от страха, что ее застанут на месте преступления. Ладно мама, она вообще забыла, когда в зеркало смотрелась, ей достаточно взглянуть на себя в гладкую поверхность самовара, но вот невестка? Как она, молодая еще женщина, обходится без него?»

Выдвинула ящик с нехитрыми женскими премудростями, переставила коробку с гребешками и лентами, и под ней обнаружила маленькое зеркальце, вынутое из рамки, чтобы не занимало много места.

— Ага!

Соня дохнула на серебристый кругляш, вытерла о край фартука и воззрилась на собственное отражение. Глаза от возбуждения горят, а уши — предатели, алеют, выдавая стыд хозяйки, забравшейся без разрешения в чужую вотчину.

Сколько ни глазела, в зеркале ровным счетом ничего не происходило. Постучалась лбом, как когда-то, но и это «магическое» воздействие не помогло.

«А вдруг я увижу, как Эрли на кровати с Грасией милуется?» — от этой мыли бросило в жар. И такая ревность скрутила, что захотелось ни в чем не повинное зеркало швырнуть об пол, лишь бы не увидеть, как Эрли целует другую.

И увидела, точно смотрела не в зеркальце, а в подзорную трубу. Эрли лежал на кровати, закрыв лицо подушкой. В той самой комнате, откуда она сбежала от слуг.

От неожиданности Софья ахнула. Эрли отшвырнул подушку, поднялся на локтях и непонимающе оглядел комнату.

— Шиповничек?! Ты где?

И как только о края зеркальца не порезалась?

— Я здесь! — закричала и помахала рукой, хотя этого уж точно он не мог видеть.

Гад спрыгнул с кровати и закружился по комнате. Щелчком пальцев разжег сотни огоньков вокруг себя, чтобы разогнать тени по углам.

— Ух ты! — поразилась Соня новому умению лорда Асдиша. Восхищенным возгласом и привлекла к себе внимание. Эрли застыл у зеркала.

— Я тебя вижу… — произнес он и провел рукой по поверхности, явно не понимая, как такое может происходить.

— А то! — Соня с жадностью вглядывалась в любимое лицо. Вот и щетина отросла, и морщинки усталости у глаз пролегли. А еще пара глубокими складками застыла меж бровями. — Не все же только меня огоньками удивлять.

— Сейчас же иди сюда! — приказал Эрли, но тут же, спохватившись, сбавив тон, произнес едва слышным шепотом: — Или скажи, где тебя держат, я сам приду.

— Мама!!! Она опять в зеркало пялится и с кем-то разговаривает! — за спиной дикой кошкой взвыла Геленка. И блюдя наказы родительницы принялась вырывать из рук непокорной дочери запретную вещицу.

В комнату влетели Радуца со снохой. Обе уперли руки в бока: первая недовольная нарушением запрета, вторая, заметив коробку с лентами в неположенном месте, оскорбленная вмешательством в личную жизнь.

— Я слышала мужской голос! Он приказывал: «Иди сюда!»

Итогом был арест в собственной комнате. На неопределенное время. Для верности отобрали даже одежду и приставили сторожа.

— Бежать к любовнику надумала? — поинтересовался Дарил, накрепко вбивая гвозди длиной с полруки в раму окна. — Опозорить нас хочешь? Геленку из-за тебя замуж никто не возьмет.

— Да! — обиженно поддакнула сестра, переживая очередную неудачу на любовном фронте. Вот и причина нашлась, на которую можно списать очередной побег «жениха», даже не успевшего побывать в желанном для близняшки статусе.

На седьмой день пребывания в отчем гнезде Софью разбудил стук в дверь, но стучались не в ее комнату, а тарабанили снаружи. Геленка, оказавшаяся здесь же — должно быть настала ее очередь караулить бунтарку, кинулась к окну.

— О! — произнесла она, прилипнув носом к стеклу. — И чего это такой интересный господин к нам приперся?

— Кто там? — зашевелилась Софья.

— Наверное, дорогой ошибся. Особняки богатеев на соседней улице, — повернув нос в другую сторону, Геленка удивленно произнесла. — Хотя нет. Кареты не вижу. Как благородным да без кареты путешествовать? Пешком, что ли, пришел?

«Порталом еще можно, — Соня потянулась. Подумала и застыла, так и оставшись с поднятыми вверх рукам. — Эрли?! Это Эрли! Он умеет открывать порталы!»

Глянула в окно и понеслась в нелепой ночной сорочке, громко топая босыми ногами.

Отец уже был у двери. С топором в руках.

— Кто такие?! Почему спозаранку ломитесь?

Соня поднырнула под руку Павы и толкнула дверь. Взвизгнула и повисла на шее у Эрли.

— Пришел! — целовала куда попадя. — За мной пришел!!!

Он тоже крепко обхватил ее, прижал так сильно, что выбил дыхание.

— Мой лорд, а как же вы меня нашли?

— Успел заметить, кто на тебя набросился, — лорд Асдиш кивнул на Гелену, наскоро переплетающую косу. — Мы же уже знакомы?

— У меня таких знакомых пруд пруди, — с достоинством произнесла Гелена, выходя из тени. — На гуляниях кто только ни подходит с любезностями.

— Как? И ты?

— А кто еще? — вопросом на вопрос ответил Эрли и, отвлекшись на тех, кто застыл за Сониной спиной, вежливо, приветствуя, поклонился.

Выползая из объятий и одергивая рубашку, Соня повернулась к вывалившимся на крыльцо родственникам.

— Лорд Асдиш, разрешите представить мою семью. Папа, мама, — Пава стыдливо спрятал топор за спину, а Радуца изобразила корявое приседание, — наша любимая сноха Катиша, мои братья и племянники. А это, — Софья ласково посмотрела на улыбающегося Эрли и… растерялась. Как его представить Вежанским: мужчина мечты, знакомый дракон или просто друг?

На помощь пришел сам Эрли.

— Я лорд Эрли Кавардуза Асдиш, покровитель вашей дочери.

— Эрли как там? — переспросила, смущаясь, Радуца. — Каква…

— Кавардуза Асдиш, — поправил лорд с легкой улыбкой.

«Вот, оказывается, кем мне Эрли приходится, — расстроилась между тем Софийка. — П-п-покровитель». И ведь понимала, что по-иному принц крови назваться не мог, а потому выбрал самое нейтральное слово, за которым скрывается его отношение к ней, но было как-то обидно.

— Он вытаскивает меня из всяких передряг, — пояснила родителям посмурневшая Соня.

— Вот и познакомились, — руки Пава вновь держал на виду. Остро наточенный топор ловил косые лучи Лейрены и пускал по навесу над крыльцом зайчики. — Соблазнитель, значит…

— Покровитель, — поправила отца Соня, и на всякий случай встала перед Эрли. Тот положил руки на ее плечи и отодвинул в сторону.

— Я, лорд Эрли-Как-Там-Его-Асдиш, — Софья отметила вскинутый подбородок, гордый взгляд и покрасневшие кончики ушей, — прошу разрешения ухаживать за вашей дочерью. Обещаю и впредь вытаскивать ее из всяческих передряг, защищать и беречь, быть надежной опорой…

— А о любви он говорил? — Пава повернулся к Радуце. — Я что-то не расслышал…

— А как же невеста? — встряла Гелена. — Ну, та самая, которая из ревности пожар устроила?

Соня совсем не удивилась, поняв, что Геленка все-таки подслушивала тот давний разговор матери с блудной дочерью.

— Я уже навестил родителей бывшей невесты и поставил их в известность о разрыве помолвки, — Эрли сделал ударение на «бывшей». — Я свободен, иначе не посмел бы явиться в ваш дом. И последнее, что я хотел бы сказать…

— Последнее? — щеки у Софьи уже горели. Такого оборота она никак не ожидала.

— Первое, — обласкал лорд ее взглядом. Следующие слова явно предназначались застывшим в неверии родственникам. — Я, несмотря на несносный характер вашей дочери и умение попадать в нелепые ситуации, все-таки люблю ее.

Радуца громко всхлипнула и вытерла набежавшую слезу уголком фартука. Софья шагнула к матери и прижалась к ее груди. Пребывая в растерянности, еще не веря в правдивость происходящего, Соня снова прильнула к той, кто с детства распускал над ней крылья защиты и заботы — к душе семьи Вежанских. Вместе в радости и в горе.

— Вам не кажется, что как-то быстро все происходит? — Гелена наклонилась, чтобы видеть реакцию отца. — С одной помолвку разорвал, перед другой в любви объясняется. С чего бы это?

Софья обернулась на лорда Асдиша.

— Я вынужден торопиться уладить дела до того… — вполголоса произнес Эрли, обращаясь к Соне, — …до того, как за мной придут. Королева нашла Беркута.

— Откуда вы знаете? — задохнулась Софья, вспоминая, в каком месте они забыли нож.

— Я посетил Тайное ведомство.

— Мой кинжал? — Дарил раздвинул племянников и вышел вперед. — Ты пустила Беркута в ход?

— Да, Софья случайно метнула его в меня, — кивнул Асдиш. — И он остался в замке брата королевы.

— Я не понял, что происходит? — Пава перехватил топор поудобнее. — Кинжал Дарила приведет дознавателей в мой дом? Во что ты впуталась, Софья?

— Папа, я все объясню, — Софийка метнулась к отцу. — Давайте только зайдем. Не стоять же век у порога? Накроем стол, выставим угощение.

— Нет времени, Шиповничек, — покачал головой Асдиш. — Нужно спешить. Король узнал о расторжении помолвки с леди Кордович и ждет меня сегодня вечером с объяснениями. Это повод поговорить с ним без свидетелей. Пришла пора действовать.

— Я готова! — Софья торопливо сунула ноги в первые попавшиеся туфли.

— Куда?! — схватила ее за край ночной сорочки Радуца. — Ты хоть оденься. Негоже перед королем сверкать голым задом.

— А мы пока поговорим, — Пава Вежанский сделал широкий жест, приглашая гостя в дом. — Так что там по поводу внезапно почившего брата королевы?

Эрли покосился на топор, но все же пошел за мужчинами.

— Он убил Велирийского принца? — Радуца закрыл в комнату дочери дверь и прислонилась к ней спиной.

— Мам, ты не думай. Лорд Асдиш хороший. Он меня защищал, а теперь из-за подлеца Эрли могут казнить. За пролитую королевскую кровь одно наказание — смерть.

— Любишь его?

Дочь, смущаясь, кивнула.

— Я за него готова жизнь отдать.

Вздохнув, Радуца вышла из комнаты.

Софья прислушалась: из кухни доносились мужские голоса — возбужденный отца и нарочито спокойный Эрли.

— Возьми с собой, — Радуца положила на кровать тот самый короб, в котором издавна хранилось жемчуговое платье. — Дневники я сунула туда же.

— Оба? — Софья подняла глаза на мать.

— Оба. Пора королю знать, что происходит за его спиной. Моя сестра требует отмщения.

— Мам, — Софья все откладывала трудный разговор, но теперь, страшась будущего и не зная, как скоро доведется свидеться с родными, решилась, — мы нашли Велицу.

По тому, как дочь шагнула к ней и крепко обняла, Радуца поняла, что сестры нет в живых.

— Она погибла, защищая всех нас. Не выдала.

— Где… она?

— Ее прах покоится в склепе Асдишей, — видя удивленный взгляд, Соня поторопилась пояснить. — Когда весь этот ужас закончится, мы устроим ей настоящие похороны.

— Расскажи о Велице королю.

— Расскажу, мама. Обязательно расскажу.

Глава 18. Дневники фаворитки

Гелена сунула нос в дверь, когда Софья уже приготовилась к отъезду: собрала свой нехитрый гардероб, причесалась и оделась.

— Ненавижу перчатки! — Соня просто не привыкла их носить: пальцы вечно попадали не туда, обтянутая кружевом рука так и норовила схватиться за что-то пачкающееся. Вот кто ее толкнул сорвать поникший лепесток с цветка, горшок которого пострадал при штурме комнаты Дарилом? Дернула, не задумываясь. Зеленое пятно хоть и не сильно выделяется, но вряд ли отстирается. Пропали перчатки. А других, сообразно теплой погоде, нет. Да, в монастыре учили, что леди неприлично появляться без перчаток, куда бы она не отправилась, но на занятия их не надевали, а на балах леди Мирудской бывать не приходилось.

— Там твой Как-Его-Асдиш уже копытом бьет, — Гелена оценивающе осмотрела светлое платье с застежкой под горло и косу, что сестра на деревенский манер скрутила на голове. — Хотя, чего торопиться, если до столицы ехать чуть ли не неделю? Поздновато наведался, если хотел поспеть на вечерний королевский прием. И ты тоже удумала, вырядилась в светлое. Пока дотащитесь, будешь похожа на половичок на пороге.

— Нам не придется трястись в дороге. Есть пути покороче. Скинем где-нибудь вещи и сразу к королю.

— Ты ж порталы разучилась открывать? Зеркалами, что ли, попробуешь? А ну как с непривычки в зазеркалье застрянете?

Вроде и не собиралась осваивать новый путь, который получился лишь однажды, но Соня заволновалась. А вдруг на самом деле в одно зеркало войдет, а из другого не выйдет?

— Геленка, какая ты все же заноза! Теперь я точно в зеркало не сунусь.

— Скажи сестре спасибо. Я, можно сказать, жизнь тебе спасла, — спасительница потянулась к коробу, желая распустить ремни, чтобы посмотреть, что с собой забирает Софи, но мать дала по рукам.

— На, неси. Хоть какая-то от тебя польза. И не твое дело, как сестра с женихом до столицы доберутся. Ишь, нашлась упредительница!

— Не жених он ей еще. Ни единому его слову не верю. Вот увидите, вернется наша Софийка домой не солоно хлебавши. Кто тогда ее, порченную, замуж возьмет? Эх, зря ты, Дарил, размечтался, что переберешься в комнату сестры. До старости придется на чердаке спать.

— Я ли воспитывала эту дочь? — удручающе покачала головой Радуца, провожая взглядом вредную девицу.

— Не нужна мне твоя комната. Если надо, смело возвращайся, — Дарил легко подхватил баул с вещами. — А я по осени в армию пойду. В егеря. Братья зовут.

— Не сильно отец лорда донимал? — шепотом спросила Софийка, мучаясь любопытством, как прошло знакомство любимых мужчин.

— Вроде даже проникся, — повернул голову младший Вежанский. — Правда, меня быстро выставили.

— Правильно сделали. Придет время, я сама тебе все расскажу.

Лорд Асдиш ждал во дворе и внимательно слушал наставления Павы. Эта картина умилила Софью: принц крови внимает простому кузнецу. Ее даже потянуло всплакнуть, но стоило вспомнить, что предстоит встреча с королем, сентиментальное настроение моментально улетучилось. Последнее дело появляться перед отцом с распухшим носом и красными глазами.

Эрли, только сейчас заметив Софью, застыл. Она смущенно оправила новое платье, достаточно простое, украшенное лишь вышивкой по подолу, но чудесным образом превращающее ее в красавицу. Софья это знала, а потому рделась под восхищенным взглядом лорда Асдиша, румяная становясь еще притягательнее. Даже Пава Вежанский, смолкнув на полуслове, крякнул от гордости за дочь.

«Дерьма не держим!» — читалось в его глазах.

— Ну а где же ваши коники? — очнулся кузнец, мысленно обругав себя за неприличные слова.

— Полетим или через портал? — произнес непонятное для остальных Эрли.

— Давай лучше порталом, а то коса опять растреплется, — нашла причину отказаться от полета на драконе София. Не понимает Эрли, что без седла летать неудобно, да и баулы некуда пристроить. Не говоря уж о том, что приземлится лорд опять без всякой одежды. Но поймав улыбку, догадалась, что над ней просто посмеиваются. Какой дракон, если король назначил на сегодня? Только порталом и успеют.

— Как это полетим? — Радуца сделала большие глаза: с этих лордов станется удивить. Видела она как-то на ярмарке уродца, что за медяк демонстрировал зевакам крылья. Она тоже польстилась поглазеть на человека-птицу, но, заплатив, сильно разочаровалась. Подойдя ближе, заметила перо, болтающееся на самой обыкновенной суровой нитке. Ободрали гуся — вот и все чудо.

— Лорд шутит, мама.

— А вы, что же, тоже порталы открываете? — Геленка скривила губы. Вот почему всем всякая благодать дается: и богатство, и магия, а ей лишь сестра нерадивая, которая могла бы толикой счастья поделиться, так нет…

— Спасибо Софье, научила, — и опять взглядом по зарумянившемуся лицу невесты прошелся. У Гелены болезненно засосало под ложечкой. На нее бы кто так посмотрел.

Прощание было недолгим, но слезливым. Радуца переживала. Как сложится Софийкина судьба, примет ли ее доводы король или оттолкнет, как ненужную? Повезет ли любимому мужчине дочери сохранить голову, или сложит ее на плахе?

— Весточку хоть пришлите! — мать не выдержала, уткнулась лицом в платок, сдернутый с головы.

— Ой, я не понимаю! — передернула Гелена плечами после того, как клюнула сестру в щеку. — К чему столько переживаний? Вот как скажет государь, что не годиться наша Софи в жены Асдишам, тогда и горевать будем!

— Не скажет, — Эрли подхватил Сонин баул, она короб с жемчуговым платьем и, в последний раз помахав родным и близким, шагнули за ворота. И пропали. Никакой тебе двери или мерцания. Будто провалились.

— Ай да Асдиш! — восхитился Пава Вежанский, вставляя любимую трубку в рот. При госте стеснялся дымить. — Повезло нашей Софийке. Такой мужик за плечами!

Вышли из портала в знакомой комнате.

Эрли, бросив баул, привлек Соню к себе.

— Я скучал.

— Я тоже.

— Ты почему ушла? — его взгляд скользил по завиткам волос на лбу (как Софья не старалась зачесать непослушные локоны, они все равно выбились), по светлым бровям, едва преодолевая желание провести по ним пальцем, чтобы почувствовать их шелковистость, по светящимся радостью глазам, по ямочкам на щеках и губам, приоткрывшимся, чтобы ответить на вопрос. Не дал. Впился жарким поцелуем. Рукам заграбастал и без того льнущую к нему фигуру, притиснул к себе, чтобы почувствовала, сколь велико в нем желание обладать.

Соня застонала. Ответила на яростный поцелуй с не меньшей силой, потому как тоже соскучилась, сама потянулась к пуговкам, чтобы открыть шею, дать возможность целовать и там, и родинку на ключице, и ниже, где вершинки груди уже изнывали, требуя прикосновений. Грубых, нетерпеливых, ласковых, нежных, отчаянных.

— Мы помнем платье. Другого подходящего у меня нет, — говорила, а сама уже ненавидела и эту широкую юбку и ставший тесным лиф, и бесконечный ряд петелек.

— В пропасть! — нетерпеливые пальцы мучили пуговицы. — Откуда их столько? Я сейчас разорву это платье, пусть даже другого подходящего нет…

— А как же король?

— Король подождет. Нам нужнее.

И трещал ворот, и путались руки в метрах ткани, что портнихи с Цветочной улицы несколько дней расшивали завораживающими узорами.

— Зачем столько одежды? — пальцы рвали шелковые ленты, стягивающие корсет — милую вещицу, превратившуюся в последний бастион.

— Что же это такое, мой лорд? — ворчала Софья, вроде бы помогая, но больше мешая Эрли ослабить шнурок на панталонах. — Почему я с вами все время остаюсь голой?

— Когда все закончится, я порежу всю твою одежду на клочки, выгоню слуг — зачем нам чужие глаза? — и не позволю тебе кутаться даже в простыню. Я хочу наслаждаться, глядя на тебя, целовать, когда вздумается, где вздумается, и куда вздумается. Брать на всех возможных поверхностях, доводить нас обоих до исступления, не стесняясь срываться в крик. Смеяться и плакать от счастья. Спать тесно прижавшись, вдыхать аромат твоей кожи. Пахнуть тобой. Никуда не торопиться и не считать время.

— Разве такое возможно? — нагое тело приятно холодили простыни. Пальцы на ногах поджимались, и сладко ныл низ живота.

Эрли, лишь на секунду отрываясь от соска, покивал головой. В его глазах горели звезды.

— Я обещаю. Дай только время.

— О, дядюшка Вайчур опять оголил свою саблю! Знать, милорд вернулся. И не один!

Старик, нахмурившись, повернул голову в сторону лестницы, где две балаболки хихикали, прикрывая рот ладошками.

— Только лорд Асдиш расчехляет совсем иное оружие! — рыженькая вроде и шептала, но дерзкие слова, даже он, туговатый на ухо, расслышал. — И разит оно с не меньшим успехом!

Вайчур с удивлением посмотрел на свою саблю, будто в первый раз увидел, крякнул от досады и вложил в потертые ножны. И правда, зачем вытащил? Старик почувствовал себя списанным по возрасту боевым конем, который, едва заслышав горн, вскидывает голову, готовый лететь, ведомый седоком, в самую гущу сражений. Только за ним никто не придет, сколько ни гарцуй в дальнем стойле. Тряси гривой, не тряси, век твой на исходе. Жуй овес да вспоминай былое.

— Дуры девки, — старый слуга блеснул слезой и спешно отвернулся.

— Дядюшка Вайчур, мы же, любя! — рыжая подлетела, положила руки на плечи. Ласково заглянула в глаза. Старик тяжело вздохнул и, откуда только прыть взялась, запустил пятерню за глубокий вырез и с удовольствием пожамкал крепкую грудь.

— Ах ты баловник! — возмутилась рыжая, отскакивая в сторону.

— Мы и без оружия наголо удовольствие могем получать, — ответил старик и, ощерившись, блеснул железным зубом. — Дракон всегда остается драконом. Даже в немощи.

— А когда мы пойдем к королю? — Софья лежала на груди Эрли и расслабленно слушала, как стучит его сердце.

— Время есть. Таллен будет нас ждать в полночь.

— Так поздно?

— Светская жизнь во дворце начинается только с приходом темноты. Завершены все государственные дела, послы и советники распускают тугие шейные платки, дамы надевают откровенные платья. Блестят драгоценности, слышен смех, в воздухе густо пахнет розами. Их любит Донна, и каждый норовит если не принести с собой букет, то надушиться розовым маслом.

— Мне страшно, — Софья подняла голову, — мы идем в логово врага.

— Пока враг не знает, что мы его противники, он безопасен. Не бойся, — горячая ладонь легла на спину, спустилась вниз до изгиба бедра.

— Вы обо мне не все знаете, — вдруг решилась признаться Софья.

— Ты ходишь через зеркала — этого достаточно, чтобы знать, что ты необыкновенная.

— Я не дочь кузнеца. Я дочь Таллена.

— Я от тебя не откажусь, даже если ты порождение Тьмы, — Эрли приподнялся и чмокнул Соню в лоб.

— И у меня есть брат-близнец.

— Гелена — мужчина, одевающийся в платья?

— Нет, это Дрейг.

Эрли перестал улыбаться. Его ладонь, до признания лениво скользящая по спине, прекратила движение.

— Соня, это слишком опасное заблуждение. Не вздумай повторять его где не следует.

— Ты мне не веришь? — она выбралась из-под руки, на цыпочках добежала до своего короба, в нетерпении расстегнула ремни и вытащила дневники.

— Вот. Здесь все написано. Прочтите, до заката есть время.

— Пропасть! Дневников два, а не один! — выпалил Эрли и громко цыкнул, поняв, что сглупил. Отвалился на подушки, лишь бы не смотреть в расширившиеся от удивления глаза Софьи.

— Откуда вы знаете, что это дневники? Вы уже где-то видели их?

Эрли поднялся, кивнул головой, позволив, чтобы волосы упали на лоб. Тяжело признаться, что ты читал дневник Милены, тайно выкрав его в первый же день после помолвки с Грасией.

— Прости. Я без спроса забрал у тебя и через несколько дней вернул на место. Я должен был понять, кто такая Софья Мирудская.

— Вас не удивило совпадение? Софья Мирудская, Милена Мирудская?

— Тогда я уже знал, как ты сделалась леди Мирудской. Я посетил «Дикого вепря» и говорил с братом Милены. Гавар на удивление неприятный тип. Ты у него взяла дневники?

— Нет. Их принесла Велица вместе с корзиной с младенцем, — в Соне все клокотало. Эрли ей не верил, посчитал глупой девчонкой, стащившей в имении лорда Мирудского дневники и вообразившей себя дочерью короля, хотя она столько раз говорила ему об этом. — Так вот: Милена носила под сердцем не одного, а двух детей. Милена моя мама. Моя и принца Дрейга. Прочтите второй дневник. Он совсем короткий.

Лорд Асдиш читал, а Софья, укутавшись в простыню, наблюдала, как меняется его лицо. Хоть Эрли и пытался выглядеть бесстрастным, события роковой ночи и его не оставили равнодушным.

— Софья, — прошептал он, поднимая на нее полные боли глаза.

— Откройте последние страницы дневника, там записи кормилицы короля.

Когда книга выпала из рук Эрли, он подтянул к себе Соню и обнял так крепко, точно желал навсегда защитить от враждебного мира.

— Вы верите, что нас, детей, двое? Верите? — она шептала, глотая слезы.

— Верю. Но поверит ли король?

— У меня есть еще одно доказательство, — Соня вновь выбралась из кольца с трудом отпускающих ее рук. — Это жемчуговое платье из селларов. Во всяком случае, я так думала, когда впервые открыла портал. То самое, что король прислал Милене.

Соня извлекла из короба тяжелый наряд.

— Дома еще есть всякие королевские драгоценности, которыми Таллен баловал Милену, но, я думаю, королю достаточно будет увидеть это платье.

— Софья, я не возьму тебя с собой. Один неосторожный взгляд на Дрейга, одно вырвавшееся слово, и ты окажешься в опасности. Слишком невероятную тайну хранят дневники фаворитки.

— Нет, я должна увидеть отца. Пожалуйста, не лишайте меня возможности встретиться с ним.

— Соня-Соня-Соня, — во взгляде Эрли читалось сожаление. — Боюсь, что ты ошибаешься, и Дрейг не твой брат — он в первые же дни своей жизни прошел «Купель». Мои родители присутствовали при обряде. Уж кому как не леди Асдиш зорко следить за правильностью ритуала, но и она не усомнилась. Я даже не хочу думать, куда Гванер и королева дели первого сына Таллена. В голове не укладывается, как можно погубить столько душ из ревности к фаворитке?

— Нет, Дрейг мой брат. Я это почувствовала! Тогда, на моем первом и единственном балу! Что там купель? Сердце, — она стукнула кулаком в грудь, — сердце не обманешь.

— Милая, успокойся, — Эрли поднялся, желая заставить Соню вернуться в постель. Она яростно раскидывала вещи из своего баула. — Что ты ищешь?

— Платье. Мне нужно платье, чтобы идти к королю.

Вытащив серое с белым воротничком — то платье, в котором ее прозвали Шиповничком, Соня прижала мятую ткань к лицу и разрыдалась.

— Я готова идти голой, лишь бы все королю рассказать. Ты не понимаешь, как я ждала этого случая! Прах Велицы требует отмщения! Моя мама требует отмщения! Вокан и та маленькая девочка, которую убил живучий гад Фурдик, требуют отмщения!

— Ну-ка, расскажи мне подробнее о докторе Фурдике, — Эрли поднял плачущую Соню на руки и отнес к кровати.

Через час лорд Асдиш позвонил в колокол. На его зов в дверях выросла фигура старика Вайчура.

— Приготовьте горячую воду и позовите служанок.

Старик посмотрел на притихшую, кутающуюся в простыню гостью лорда.

— Будете купаться, милорд. Вдвоем? Изволите нагреть большую купальню?

— Нет, по отдельности. Леди Мирудскую подготовить к визиту во дворец со всей тщательностью.

— Лантон уже здесь. И швея битых четыре часа дожидается, — в голосе Вайчура звучал укор.

— Всем сказать, что вознаграждение утраивается.

— Кто такой Лантон, и зачем здесь швея?

— Ну ты же не хочешь предстать перед отцом в школьном платье и нечесаная? Я позаботился о твоих нарядах: тебе сшили с дюжину платьев.

— А как швея узнала мой размер?

— Ты оставила здесь свою рубашку, помнишь?

— Вы все заранее продумали, да? — Соня перевела глаза на лежащее на полу светлое платье, на котором от силы сохранилась половина пуговок.

— Все будет хорошо. Если Фурдик на самом деле не умер, мы выкопаем его из-под земли. Он единственный живой свидетель преступления Донны и Гванера. Если Таллен поверит, никакой королевский суд нам не страшен. Закон «Кровь за кровь» не действует, если подсудимый встал на защиту королевской дочери.

— А как же король Велирии? Он не спустит такой обиды. Начнется война из-за рудников…

— Донне в нашем королевстве не место. По брачному договору, если она не родит в течение семи лет, рудники остаются во владении Дамарии навсегда. Осталось только узнать, как они обманули «Купель».

— И поможет нам в этом Фурдик?

— Сначала поговорим с королем. И есть у меня еще один козырь в кармане, — Эрли многозначительно улыбнулся.

— Кто?

— Бабушка Санара. Она первая мне шепнула, что Донна бесплодна и не может иметь детей.

Глава 19. Свобода леди Кордович

— Ты нашел Санару?

— Да, старуха в родовом имении Кавардуза. Туда сейчас перебралась их дочь, леди Зайлери Асдиш. Ее замок в горах сгорел.

— Кавардуза сильный род, — Донна побарабанила пальцами по гладкой столешнице. Королева принимала своего тайного гостя в малом кабинете. — Они своего из рук не выпустят.

— Да, я два дня кружил вокруг да около, даже пытался пробраться в телеге с сеном, но меня обнаружили.

— Вижу, — королева грустно усмехнулась, а Варс Лузерий осторожно потрогал синяк, расползшийся на пол-лица. — Значит, Кавардузы и Асдиши… А как ты на них вышел?

— Так по красному дракону и вышел. А потом в храм, принадлежащий их роду, заглянул, вроде как помолиться за здравие леди Зайлери, едва не погибшей от огня. Тут-то и обнаружил принадлежащую Асдишам «Купель». И так удачно получилось — со следами крови.

— Мало ли какая там могла быть кровь? — Донна скептически выгнула бровь.

— Зря сомневаетесь, Ваше Величество. Я со священником говорил, тот аж возмутился: «Как можно, чтобы в господскую купель какого-то постороннего ребенка клали!». Мне бы и слюны или, скажем, слез кого-то из Асдишей хватило, чтобы артефакт, батюшкой вашим выданный, использовать, а тут такая удача!

Варс вытащил из нагрудного кармана цепочку, на конце которой болталась сфера. Щелкнул замочком и продемонстрировал королеве содержимое. Слабое свечение обеих половинок не оставляло сомнений — убийца Гванера кто-то из рода Кавардуза Асдишей.

— Кого последним в «Купели» проверяли?

— Священник посмотрел по книге. Выходит, лорда Эрли — он самый младший из Асдишей и Кавардуза.

— То-то я думаю, зашевелились они в последнее время. Помолвку с Кордовичами расторгли, к королю на прием напросились… Дай-ка я поговорю кое с кем.

Донна, не поднимаясь, дотянулась до колокольчика. Варс скользнул за ширму, отделявшую официальную часть кабинета от приватной. Там стоял низкий стол, сервированный для одной персоны. Поерзав в кресле и вытерев руку о камзол, Лузерий наполнил хрустальную рюмку с королевскими вензелями до верха и торопливо выпил, закусив ломтиком дурно-пахнущего сыра — такого, как он любил, с синими прожилками плесени. Крякнул от удовольствия и затих, прислушиваясь к голосу своей покровительницы. Та как раз приказывала вызвать к себе леди Грасию Кордович — невесту, от которой отказались Асдиши.

— Я, кровь из носа, но найду пути добраться до старухи, — морщась от кислого лимона, последовавшего за второй рюмкой, произнес Варс. — Сегодня же попробую договориться с охранником. Есть там один, жадный до денег, выпивки и женщин. Заприметил уже.

— Найди, — королева стояла у ширмы и смотрела на пальцы конюха, крепко обхватившие горлышко графина. Она так и видела, как они сомкнутся на такой же тонкой шее старухи. Сейчас не до клятв, данных по неосторожности. Ну, будут у двенадцати богов вопросы, когда Донна Велирийская предстанет перед Вратами. Ответит как получится. Земную жизнь надо прежде всего налаживать, а уж потом думать о том, где душа найдет пристанище после смерти. — Очень прошу, найди.

— Нет, не один он в замок вернулся. Мне верный человек шепнул, — пальцы Грасии нервно теребили заплаканный платочек. Час мести настал. Она дома об стены стукалась, не находя себе места. Все губы в кровь искусала, думая, как бы побольнее ударить по Асдишам. Как же вовремя о ней вспомнила королева! — Приволок оборванцев каких-то: старуху, молодуху да мужика в одежде стражника. А, да, еще кости с собой какие-то притащили. Их в склепе спрятали. Девка та, Софья, почти голышом прибыла. Лишь кафтан с чужого плеча. И в эту же ночь, гадина, в постель к моему жениху нырнула. Ну, я и не вынесла оскорбления: спалила ее и замок. Тьме на радость.

— Сильна! — Донна откинулась на спинку кресла и оглядела свою посетительницу. И как она раньше не замечала, что дочь на советника совсем не похожа. У того глаза рыбьи, кожа тонкая до прозрачности, а эта смугла и черноглаза. Красива, нечего сказать, правда запястья для благородных кровей несколько крупноваты да шея коротковата. Маменька ее так и вовсе будто колобок из сдобного теста печеный. Мямля. Пальцы словно колбаски. А эта с звериной хваткой. Ишь, как глаза зажглись, стоило вспомнить, как недругам отомстила. — Тело соперницы нашли?

— Откуда? В этот раз огонь похлеще был, чем в монастыре. Сразу стеной непроходимой встал. Сама едва спаслась.

— Разве тебе мой брат покойный не говорил, что черные жемчужины силу хозяйского неприятия чувствуют? В монастыре ты лишь приказ исполняла, вялой рукой селлар в комнату однокласснице подкинула, а тут, наверное, со всей злобы швырнула?

— Так и есть. Ненависть меня сжигала…

— Вот и полыхнуло. Не боишься за душу умершей девки и поджог ответ держать?

— Боюсь, — Грасия потупила глазки. Ткань платка трещала, так ее рвали пальцы. — Эрли вчера у отца был, помолвку расторг и счет за замок выставил. Придется три наших городских дома продать и имение на юге вместе с десятью деревнями.

— Любит тебя отец, — хмыкнула королева, — я бы за такие выкрутасы убила. Как же ты так неаккуратно?

Леди Кордович скривилась.

— Я даже свидетельницу им привела, которая видела, как девка сама себя спалила, но…

— Не поверили?

— Одна сумасшедшая старуха вмешалась. Что-то леди Асдиш на ухо шепнула, та и велела мне дознание учинить, — крупная слеза сорвалась и оставила след на муаровой ткани, плотно обтягивающей грудь.

— Отпиралась бы до последнего. Нет же показаний против тебя. Соперница погибла…

— Сглупила я, — лицо Грасии залилось краской. Стыдно вспомнить, как сильно сглупила. — Оставила ключ от комнаты, где девку закрыла, в кармане своего халата.

— Его и обнаружили?

Собеседница кивнула.

— Ваше Величество, помогите мне, пожалуйста …

— После того, что ты натворила, мне даже встречаться с тобой не следовало.

— Но меня сюда тайно доставили… И потом… И потом, я вам еще пригожусь.

— Чем это? — королева смотрела брезгливо.

— Я буду вашими глазами и ушами. Если велите кого-то убить, убью не задумываясь…

— А чего задумываться? Опыт уже имеешь. Невинную душу, что стала на твоем пути, одним махом руки погубила.

— Так вы сами ту душу когда-то не пожалели.

— Меня к своим деяниям не приплетай! — королева резко наклонилась вперед, уперлась руками в стол и хищной птицей воззрилась на Грасию. И такой в этот момент она показалась страшной, что леди Кордович невольно шагнула назад. — Какую это душу я не пожалела?

— Помните, два года назад был осенний бал, где Ваше Величество разгневались на принца из-за того, что он вольно танцевал с незаконнорожденной дочерью лорда Мирудского? Такой светленькой в белом платье с вышитыми канарейками по подолу?

— А! Бастардка вора и взяточника? Так ты ее, выходит, спалила?

— Тварь она. К чужому жениху в постель обманом пробралась.

— Говоришь, бастардка вместе с лордом и старухой в замок заявилась? — переспросила Донна Грасию, с силой скручивающую в руках платок. Он резал девичьи ладони подобно корабельному канату и тут же впитывал в себя кровь.

— Так и есть. В мужском камзоле на голое тело.

Королева надолго задумалась. Она сопоставляла сказанное Грасией с произошедшим накануне.

— Когда замок Асдишей сгорел? Неделю назад?

Все сходилось. Тут и думать нечего. Лорд Асдиш убил Гванера, а Мирудская как раз и была той девкой, что платье у брата в спальне оставила. Из одной кровати в другую прыгнула, да не рассчитала, нарвалась на разгневанную невесту. Туда ей, дуре незаконнорожденной, и дорога. Тьма прибери ее душу.

— Вы поможете мне, Ваше Величество? Ведь коснись дело королевского дознания, я могу припомнить, кто мне черные жемчужины дал…

— Ты говори да не заговаривайся, — королева швырнула колокольчик в сжавшуюся от страха Грасию. — Нет моей вины в твоих преступлениях, и те черные жемчужины я никогда в руках не держала. Потрудись вспомнить, кто тебе их подсунул.

— Так ваш брат…

— Вот именно. Брат дал, и он бы ответил, если бы не умер. А я чиста перед тобой и богами.

Недовольная Донна выбралась из кресла, погремев ключами, открыла дверцу потайного шкафа, спрятавшегося за картиной.

— Вот, — швырнула бумаги на стол, — читай!

— Что это?

— Лорд Гванер тщательно записывал, о чем ему доносили, и что сам узнавал. Есть здесь пометка и о черных жемчужинах. Он предложил, а ты не отказалась, польстившись на королевскую поддержку.

Пальцы у Грасии дрожали, когда она взяла первый лист. Текст перед глазами расплывался, и девушка наспех смахнула слезу. Прочла страницу, другую.

Королева следила за ней с интересом кошки, когтем прижавшей мышиный хвост. «Мышь» то вздыхала, то хлюпала носом, то шептала слова, силясь понять их смысл. Потом вдруг смертельно побледнела.

— Ч-ч-что?! — Грасия руками поискала стул и тяжело опустилась на него, несмотря на то, что королева никогда не позволяла садиться в своем присутствии.

Донна приблизилась к жертве. И хоть была она хрупкой женщиной, нависла над поверженной Грасией черной скалой.

— То. Будешь, тварь, знать, как угрожать мне.

— Нет! Не может быть! — леди Кордович закрыла ладонями лицо.

— Спроси у отца, если бумагам не веришь. В лоб спроси. А сейчас пошла вон! Вызову, если понадобишься.

Грасия поднялась со стула и пошаркала к выходу из кабинета. Медленно, будто раненное животное. Постояла у закрытой двери, пошарила по ней, пытаясь отыскать ручку. Обернулась, ища на лице королевы сочувствие или хотя бы смягчение, но не нашла ничего, кроме отвращения.

Как ее вывели из дворца, не запомнила. Очнулась, когда кто-то крикнул, чтобы посторонилась. Отъезжающая карета едва не задела колесом. Двое нарядных гостей, только-только прибывших на вечерний королевский прием, поднимались по освещенной факельным огнем лестнице.

— Эрли? — хотела было кинуться к жениху, узнанному по повороту головы, но вспомнила, что вчера он сделался «бывшим». Но кто это вышагивает рядом с ним? Неужели… Нет, не может быть… Шиповничек?! Не погибла, значит. Выбралась, а теперь идет к королю…

Грасия до боли сжала кулаки. Это она с Эрли под руку должна была подниматься по королевской лестнице. Она, а не безродная девка…

И вдруг молнией полыхнули слова, пришедшие на ум сразу же, стоило отложить бумаги, заполненные корявым почерком Гванеровского сыщика: «Я теперь никто».

На странице отчета друг за друга цеплялись лишающие дыхания, рвущие сосуды и ломающие кости буквы: «Леди Грасия Кордович была Тайным советником удочерена». Она, белая кость, голубая кровь, на самом деле дочь господской служанки, умершей в родах, и заезжего наемника.

На колокольне, где золотом отливали купола, ударили двенадцать раз. Колокольный гул точно разбудил, заставил Грасию двигаться быстрее.

— Леди, вы куда? Туда нельзя! — служка, спускающийся по винтовой лестнице, попытался остановить, но леди Кордович была не из слабых. Ударила так, что крепкий служитель храма сполз по стеночке.

На самом верху ночной ветер дыхнул в лицо, заставил почувствовать вкус свободы.

Грасия зло выдернула шпильки из своей прически, тряхнула головой, позволяя темным волосам взметнуться крыльями.

«У меня есть крылья. Я свободна!»

Шаг в темноту и запоздалое сожаление.

— Ваше Величество! Я не успел! — в кабинет, который Донна собралась покинуть, влетел ее секретарь. Королева иногда поручала ему тайные дела. Простые, не требующие особых навыков.

— Что такое, Доклен? — она поморщилась. Только-только выпроводила Варса и собралась присоединиться к сыну на вечернем приеме, как новая заминка.

— Леди Грасия Кордович разбилась! Я даже не успел вызвать карету…

— Боги! Упала с лестницы, что ли? Надеюсь, ей оказали помощь?

— Не с лестницы, Ваше Величество, — лицо секретаря шло пятнами. — Она шагнула с колокольни!

— Грасия покончила жизнь самоубийством?! — Донна не могла поверить. М-да, не рассчитала она силу высокомерия избалованной девчонки. Стало быть, дочь Тайного советника не захотела мириться с тем, что в ней течет кровь служанки? А ведь именно по этой причине ей было отказано в праве бороться за сердце принца. И именно удочерение послужило причиной шантажа, сделавшего лорда Кордовича послушным псом. — Прими Тьма ее душу.

Когда секретарь вышел, Донна подошла к зеркалу. Поправила и без того идеально лежащие волосы.

— Туда ей и дорога, — произнесла, нисколько не жалея запутавшуюся молодую женщину. А дышать-то стало легче. Нет Грасии, нет свидетеля поджога в монастыре и причастности к нему королевской крови. — Нет, не пойду на прием. Сейчас все кинутся смотреть труп, а потом примутся судачить, что толкнуло несчастную девушку на столь страшный шаг.

Это даже хорошо: Грасия своей смертью отвлечет всю знать столицы. Придворные с особым удовольствием будут мыть кости Эрли Асдишу, так подло поступившему с невестой, станут ломиться с визитами в имение рода Кавардуза, где остановилась его мать, и в этой круговерти не заметят смерти дряхлой старухи, уснувшей и не проснувшейся. Яд в чашке молока сделает черное дело.

Глава 20. Во дворце

Эрли вел Софью к малому залу и чувствовал, как у нее дрожат пальцы. Он посещал вечерние приемы не раз и знал, что поговорить с королем наедине не удастся. Вокруг трона свои танцы, в которых солирующую партию исполняют люди, заинтересованные не столько в благополучии королевства, сколько действующие на благо своего рода. Завистники, злопыхатели и ничтожное количество тех, кто проявляет живое участие. Дворец не то место, где лорд Асдиш хотел бы растить своих детей, и просто чудо, что принц Дрейг не превратился в заносчивого болвана, которому все дозволено. А теперь выходит, что они с Софией близнецы.

Эрли взглянул на Софью. Полыхающий на щеках румянец просто кричал о том, как сильно волнуется его хозяйка.

— Не трусь! — шепнул лорд Асдиш спутнице, замершей перед распахнутыми дверями. Та благодарно посмотрела на него и ступила, будто нырнула в холодную воду, на ковровую дорожку, ведущую через весь зал к трону. Здесь каждый посетитель приема оказывался как на ладони.

Сотни глаз провожали молодую пару. Треск вееров, приглушенные возгласы и шепот, похожий на змеиное шипение — все это мешало сосредоточиться, отвлекало и даже пугало. Софью бросало то в жар, то в холод. Дневники, лежащие в парчовом мешочке, вдруг сделались невероятно тяжелыми и оттягивали локоть. Сможет ли она передать их королю? Возьмет ли тот достаточно потрепанные записи? Что сделает, когда прочтет? А если не прочтет, как заставить узнать судьбу фаворитки?

Королева — вот еще кого опасалась Софья. Если Донна будет рядом с Талленом, не захочет ли она взглянуть, что находится в парчовом мешочке, переданном из рук в руки? Как тогда вести себя? Сказать, что подарок сугубо для короля? Или попытаться вырвать дневники из ее рук?

Соня грустно хмыкнула, представив драку с королевой. Но слава богам, кресло по левую руку от Таллена Третьего оказалось пустым.

Проходя мимо посольской группы, отличающейся от всех остальных гостей национальной одеждой королевства Токрай, Софья заметила среди них Дрейга. Ее сердце забилось чаще. Она не видела близнеца с того самого злополучного бала и не могла не отметить, как сильно он изменился. Повзрослел, возмужал. Теперь принц еще больше походил на своего отца. Софья улыбнулась, услышав, как свободно брат изъясняется на токрайском — видимо, способность к языкам у них у обоих от кого-то из родителей.

Размышления о брате отвлекли, и Софья не заметила, как миновала оставшийся отрезок пути до трона.

— Ваше Величество, разрешите представить вам леди…

Лорд Асдиш не успел договорить, а Софья присесть в поклоне, когда в глубине зала истерично вскрикнула женщина. Таллен Третий, чей взгляд только-только сосредоточился на Софии, что вогнало ее в еще большую краску, отвлекся.

Ей показалось невежливым по отношению к королю поворачиваться спиной, но по тому, как близстоящие люди вдруг двинулись к выходу, поняла, что случилось нечто необычное, причем вне стен зала. Теперь помимо треска вееров слышались ахи, причитания, а кто-то из особо чувствительных дам даже терял сознание, что вызывало еще большую суету и гам.

— Что там? — шепотом спросила Софья, но Эрли лишь качнул головой и незаметно для остальных успокаивающе сжал ее пальцы.

Через некоторое время к королю подбежал офицер в егерской форме и, пригнувшись низко, чтобы его слышал только Таллен, отчитался.

— …колокольня …служка …лица не разобрать… — долетали до Сони обрывки фраз, но ее мало интересовала суть происходящего. Она, пользуясь моментом, рассматривала отца.

Софийка Вежанская не раз видела портреты короля — только в монастыре их насчитывалось шесть, а потому отметила, что вживую он выглядит не так блестяще, как его изображают подобострастные художники. Сеть морщин у глаз, как у человека, привыкшего щуриться под лучами Лейрены — тут вспомнилось, что Таллен чаще находится где-нибудь на границе, чем во дворце, причем в капитанской форме, что говорило о его нежелании выделяться. Написанные маслом картины утаивали незначительную, но уже заметную седину в волосах, утративший четкость овал лица и резкие складки у рта. Что поразило — на удивление яркие глаза, словно за плечами короля не было без малого пятидесяти лет жизни. Улавливала она хоть какие-то сходство с собой? Скорее нет, чем да. Пусть цвет глаз и похож, но форма совсем другая. Нос у короля с горбинкой, а у нее прямой. Об остальном и вовсе говорить не приходилось. Разве можно мужскую фигуру сравнивать с женской? Ну, с натяжкой можно записать в плюсы, что король в задумчивости точно так же, как Софья, поджимал губы.

Таллен окинул шушукающуюся толпу придворных рассеянным взглядом. На что-то решившись, хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и поднялся.

— На сегодня прием окончен, — произнес он, не глядя на стоящих столбами лорда Асдиша и Софью, и в сопровождении двух генералов покинул зал.

Эрли раздраженно выдохнул и крепче обычного сжал пальцы Сони. Она подняла глаза и заметила на его лице едва скрываемое разочарование. Без слов сделалось понятно, что из-за происшествия где-то там прием закончился раньше времени. Столько надежд и страхов, обернувшихся провалом.

— Лорд Асдиш, — перед ними появился человек в егерской форме, — Его Величество просит пройти вас в рабочий кабинет. Спутницу можно оставить на попечение второй фрейлины Ее Величества леди Вантюш.

Пожилая дама с чопорно вздернутым носом определила себя как ту саму фаворитку едва заметным наклоном головы.

— Следуйте за мной, леди…

— Эрли… — в глазах Сони плескалась мольба.

— Нет, леди останется, — лорд Асдиш встал за спиной своей спутницы и положил ладони на ее плечию. — Присутствие леди Мирудской при беседе с королем обязательно. У нее весьма важное послание для Его Величества.

— Что за послание? Я не могу передать его сам? — лейтенант профессиональным взглядом обыскал фигуру Софьи, лишь на мгновение задержавшись на болтающемся на ее предплечье мешочке.

— Нет, — Соня постаралась, чтобы ее голос не дрожал, — у меня документы государственной важности, которые не должны попасть в чужие руки.

И ведь не лукавила!

Лейтенант колебался несколько секунд, но все же согласился с важными доводами: показал ладонью, чтобы гости направились в ту же сторону, куда совсем недавно удалился король.

Вторая фрейлина королевы проводила их долгим взглядом.

Рабочий кабинет располагался в противоположном крыле. Небольшой, уютный, с чернильным прибором и стопкой бумаг на столе, с парой кряжистых кресел и диваном, с разбросанными по ковру подушками, тускло поблескивающими атласом и бархатом в свете единственной лампы. Пустой зев камина с безделушками на полке — наверняка разожженный в нем зимними вечерами огонь делал комнату еще уютнее, зашторенные занавеси с королевским гербом по центру, пузатое бюро на кривых ножках и стул с висящим на нем кителем капитана егерей.

Таллен Третий сидел на диване, отвалившись на мягкую спинку.

— А, Эрли! Заходи, — он убрал ладони от лица, и Соня поняла, как должно быть смертельно устал король. Если на людях он еще держался, то сейчас не стеснялся ни расстегнутой жилетки, ни ослабленного ворота, ни снятых сапог. — Садись в кресло. Не бойся наступить на подушки. Я иногда лежу на полу. В последнее время все сильнее болит спина.

— Ваше Величество, я не один.

Король настороженно посмотрел на Софью, вышедшую из-за спины Асдиша.

— Красивая дева застала короля разбитым. Позор мне, — произнес Таллен и попытался застегнуть жилет, но, не сладив даже с одной петлей, махнул рукой. — Я целый день провел в седле и, кажется, что до сих пор скачу. Ну что же вы стоите, проходите, занимайте кресла.

Софья уже знала о нелюбви короля летать на драконах. Как думалось, с той самой поры, когда он был дружен с виверной по имени Хоули.

— Ты просил меня о встрече, — король все же сел прямо. Посмотрел на свои босые ноги и покачал головой. — Милая, подай плед. Он лежит в кресле у стола. Да-да, не смейтесь, я иногда кутаюсь. А что вы хотите? Возраст. Кровь уже не такая горячая.

Соня нашла мышиного цвета плед на подлокотнике. Его вязали какие-то заботливые руки. Мягкий, он так и манил завернуться в него и потереться о шерсть щекой.

— Подарок любимой женщины, — произнес король ничуть не стесняясь признаваться в порочной связи. Ведь Донну никак нельзя было отнести к любимым. Будто поняв, что только что о нем подумала гостья, поспешил объяснить: — Его вязала моя кормилица. Велицы давно нет рядом, а ее руки по-прежнему согревают.

Софья запнулась о подушку и едва не упала.

— Осторожно! — Таллен дернулся помочь, но, увидев, что гостья удержалась на ногах, успокоился.

- Мой король! — начал Эрли, намереваясь выложить цель визита, но правитель Дамарии не дал договорить. Серьезный вид гостя заставил Таллена иронично задрать бровь.

— Не пугай меня, Асдиш. Так и кажется, что ты сейчас сделаешь мне предложение руки и сердца. Клянусь, если ты пообещаешь, что все это закончится постелью, я соглашусь. Лишь бы ты не храпел. Пропасть! Я все время забываю, что с нами дама. Еще подумает невесть что.

— Софья понимает, что вы устали и вам все равно где и с кем спать.

— Софья, значит, — король улыбнулся на попытку Сони выбраться из кресла и сделать достойный поклон. — Вот и познакомились. Лейтенант передал, что у вас находятся бумаги государственного значения.

— Да, это правда, — подтвердила Софья и поспешила распутать завязку на парчовом мешочке. Когда она передавала королю записи Милены, пальцы у нее дрожали.

— Что это? — король наскоро пролистал страницы первого дневника. — Женский роман? Зачем он мне?

— Его писала Милена Мирудская, ваша фаворитка. Не знаю, помните ли вы ее. Она погибла в Драконьем замке во время последней Волны.

— Мой король, — Асдиш приподнялся и протянул отброшенный в сторону второй дневник, — я думаю, вам следует начать с конца. Здесь оставила свои записи Велица.

— Да?

Пришлось помочь королю найти нужную страницу, он никак не понимал, где же среди пустых листов послание его кормилицы.

Углубившись в чтение, он лишь раз поднял напряженный взгляд

— Это ужасно, — наконец, произнес он. Его лицо сделалось еще бледнее. — Вы не могли бы оставить меня наедине с этими дневниками?

— Да, Ваше Величество, — оба гостя подскочили со своих кресел.

— Не уходите из дворца. Я распоряжусь, чтобы вам отвели покои. Хочу, чтобы вы были под рукой. Я вызову, как только соберусь с силами.

Наступило утро, а король так и не пригласил к себе пребывающую в нетерпении пару. Им выделили разные комнаты, но Эрли пришел к Соне и отказался уходить, несмотря на побелевшие от злости губы второй фрейлины королевы.

Она, в раздражении покидая гостевые покои, прошипела фразу, которая дала пищу для ума на всю ночь:

— Еще одну не успел схоронить, как вторую тащит в постель.

— Кто-то умер? — поинтересовался Асдиш и получил в ответ полный яда взгляд. Лишь на рассвете Эрли сумел разговорить часового, зачем-то поставленного у их двери.

— Я не спрашиваю, зачем ты здесь…

— Приказано охранять!

— … но ответь, что вчера произошло во дворце? Кто-то умер?

Известие о том, что дочь Тайного советника покончила жизнь самоубийством, ввергло Соню и Эрли в сумеречное состояние. Все размышления приводили к одинаковому финалу: Грасия отважилась на страшный поступок из-за разорванной помолвки. Вина легла на плечи обоих неподъемным грузом. Соня плакала.

Жалко ли ей было Грасию? Конечно да. Смерть молодой женщины, какой бы она ни была, не могла оставить равнодушной.

— Мы погубили ее.

— Соня, не говори так. Не мы толкали ее с колокольни. Многие пары расстаются, но мало кто идет топиться или вешаться. Я чувствую, что здесь что-то иное. Причина более серьезная. Посуди сама: разбиться чуть ли не на ступенях королевского дворца, позволить всем знакомым глазеть на твое искалеченное тело, какая женщина пойдет на это намеренно? В смерти мало приятного. Нет, здесь поступок импульсивный, не дающий возможности принять правильное решение.

— Но тогда кто довел Грасию до смерти?

— Я думаю, со временем причина откроется. Лорд Кордович серьезный человек, который достойно принял мои аргументы против брака с Грасией. Он не будет вешать голословные обвинения. Он разберется.

— Его Величество король Таллен Третий, — двери распахнулись и в них вошел король. Он переоделся, волосы после купания все еще оставались влажными, но печать бессонной ночи тенью лежала на его лице.

Софья слезла с кровати, где, так и не сняв платье, куталась в покрывало, торопливо поискала сброшенные туфли, но не найдя их, присела в глубоком поклоне. Таллен смотрел только на нее.

— Как вас зовут? Назовите свое полное имя, — ломаным голосом — таким говорят, когда во рту пересохло, спросил король. Он подошел так близко, что Софья, захоти она встать на цыпочки и заглянуть в глаза, нашла бы там свое отражение. Король взял ее за плечи и повернул к свету. Лучи Лейрены с утра были ласковыми, но все равно ослепляли. — Как вас зовут? — Таллен в нетерпении тряхнул ее за плечи.

— Софья Мирудская.

Он долго-долго всматривался в лицо девушки. Она, не выдержав, произнесла:

— Говорят, у меня глаза отца.

Король свел брови к переносице.

— Я хочу убить ее.

— Кого? — Эрли подошел ближе. Он уже мысленно прощался с жизнью. Если, защищая Соню, он поднимет руку на короля, их точно казнят.

— Донну. Жаль, что Гванера уже пожирает Тьма, я бы сам убил его. Но так или иначе, он получил свое.

— В смерти Велирийского принца виноват я, — Эрли выдохнул, расставаясь с мучавшей его тайной. — Это меня разыскивают люди из Тайного ведомства. Гванер похитил Софью, чтобы надругаться над ней. Я не мог допустить подлости…

Король выпустил из своих рук Соню. Она потерла плечи — наверняка там останутся синяки.

— У меня есть вопросы, — произнесла она, зябко потирая стопу о стопу. Ноги замерзли на каменном полу.

— Я пока не готов к диалогу, — Таллен отошел к окну. Провел пальцем по стеклу, и Софье показалось, что он вывел невидимую букву «М». — Сейчас все слишком сложно, но станет еще сложнее.

Эрли нашел туфли Сони и, встав на одно колено, помог их надеть.

— В свое оправдание могу сказать лишь одно, — продолжил король, разглядывая нахохлившихся птиц, сидящих на одной ветке — ночью шел дождь и утро выдалось прохладным. — Я не знал, что Милена беременна. Фурдик уверял, что она набралась терпения и ждет, когда я улажу свои дела. А они никак не кончались. То бунт в вольных поселениях, то провокации на границе, то мятеж среди наемников. Да и Донна требовала внимания…

Таллен так и не повернулся.

— Будет суд. Я уже запер Донну в ее покоях. Она не выйдет оттуда, пока не признается, куда дела моего старшего сына.

— Нет никакого старшего сына, — Соня подошла к отцу и щекой прижалась к его спине. Он дернулся, но не потребовал отстраниться. — Донна так и осталась бесплодной. У нас есть свидетель.

Спина короля сделалась твердой будто доска из дуба.

— Дрейг? Разве он не наш с Донной сын?

— Нет, — Софья вздохнула. — Я не знаю, как королева с братом обманули «Купель», но Дрейг ваш с Миленой ребенок. Он и есть мой брат-близнец.

Плечи Таллена облегченно опустились.

— Нам следует найти Фурдика, — как же Соне хотелось обнять этого мужчину, на которого невольно обрушила ужасающую правду. Но она не решалась. Пусть теперь он знает, что является ей отцом, но он остается правителем. И те нежности, что с радостью принимал от дочерей кузнец, королю могут показаться лишними, если не оскорбительными. — Только доктор прольет свет на давнюю историю. Он неотлучно находился рядом с похитителями младенца.

— Но… — король повернулся. — Уж кому как не Эрли знать, что знаменитый доктор похоронен на королевском кладбище.

— Он жив, — мягко произнесла Софья. — И это мы знаем точно.

— Если так, я выкопаю его из-под земли. Обещаю, — с этими словами Таллен покинул комнату.

— Не уезжайте из столицы. Это приказ короля, — в комнату заглянул давешний лейтенант. Не в пример Таллену, вид он имел потрепанный. Видимо, ему так и не удалось поспать.

Глава 21. За что боги разгневались на драконов

— Кто из них дракон? Ваша мама дракон? — Соня трусила, а потому без умолка задавала вопросы.

Эрли верно рассудил: в переломное для королевства время (а дневники однозначно указывали, что наследник-бастард, а потому не имеет права претендовать на трон) лучше всего собрать самых дорогих ему людей в одном месте — в особняке лорда Кавардуза, деда по материнской линии. Не следовало скидывать со счетов и желание познакомить родных со своей «подопечной». Порталом лорд Асдиш пользоваться не рискнул, решил добираться традиционным способом — в карете. Во-первых, с собой они везли вещи на все случаи жизни: как для путешествия, так и для приема в королевском дворце, а вываливаться из портала с баулами в руках в доме, где еще не видели леди Мирудскую, было бы не очень прилично; во-вторых, особняк Кавардуза смело можно было назвать бастионом. Дед — бывший военный, ушедший на покой при наградах и высоких чинах, а потому он умело организовал охрану по всем фортификационным правилам, и теперь дом запросто выдержал бы полугодовую осаду. В-третьих, Эрли понимал, что Соне необходимо свыкнуться с мыслью, что она предстанет перед древнейшим родом, представители которого, хочешь не хочешь, будет ее оценивать. Что говорить, лорду Асдишу самому требовалась небольшая передышка, чтобы кое в чем разобраться — и это было в-четвертых, почему оба тряслись в карете.

— Нет, мама не дракон.

— А очень похожа. Ой, простите…

— Среди нас мало осталось драконов-женщин. После первой Большой волны основная их часть погибла или сделалась вивернами, и мы, чтобы совсем не вымереть, обратили свой взор на человеческих женщин.

— Вот повезло-то!

— Кому?

— Всем человеческим женщинам. И в первую очередь мне. Перепало так перепало! Небось до этого носы воротили от нас, — услышав, как Эрли смеется, Софья поспешила перевести разговор в иное русло. — Значит, ваш дедушка по отцовской линии — дракон…

— И его дед и прадед тоже, — Эрли сидел напротив Софьи и улыбался. Она волновалась, а от этого становилась еще милее. — Заметь, мы и до того не воротили нос от женщин. Просто не брали их замуж.

— Ну, с этим-то правилом вы, лорд Асдиш, до сих пор не спешите расстаться.

Эрли сделал вид, что не услышал и продолжил гнуть свою линию:

— Как можно пройти мимо таких красоток?

— Каких таких красоток?

— Хитрых.

— Я хитрая?! — Соня ни на минуту не сомневалась, что она красотка, особенно в новом платье из летящего шелка, которое ей посоветовал надеть Эрли.

— Конечно. Я распинался перед твоими родными, как буду холить и лелеять их дочь, даже выдавил из себя, что люблю, а ты…

— А что я?

— Да вот гадаю: любишь — не любишь?

— Разве и так не понятно?

— Любишь? — рот Эрли растянулся в широкой улыбке.

— Нет.

Улыбка исчезла.

— А что между нами было, как не любовь?

— Внезапно вспыхнувшая страсть, — Соня старательно загибала пальцы, — влечение мужчины-дракона к хитрой красотке, освоение новых форм общения, м-м-м, приятных… очень приятных форм (здесь, чтобы показать степень приятности, загнулись сразу два пальца), передача обретенных человеческой женщиной магических навыков недотепе дракону… Мне еще перечислять, мой лорд?

— За что ты так со мной?

— А не надо «выдавливать» слова любви. Ишь, выдавливал он, — Соня надула губы и отвернулась к окну. Эрли, скрывая улыбку, отвернулся к другому.

А за окном было на что посмотреть. Округ Эль поражал архитектурой, показным богатством и разнообразием стилей зеленых парков. Причудливо подстриженные деревья и кусты спорили с красотой самих зданий, украшенных скульптурами и лепниной, а решетки, преграждающие путь непрошенным гостям, смело можно было назвать творением кружевниц, если бы те вдруг принялись переплетать не податливые нити, а железные прутья.

Привыкнув к толчее мелких городов, Соня с удивлением смотрела на пустынные улицы, где изредка встречались конные экипажи. Казалось, что люди в округе Эль вовсе не живут. Лишь раз за весь путь она заметила играющих на лужайке детей, и то навряд ли следили за их играми родители, уж слишком скромно были одеты сопровождающие нарядных чад женщины.

«Наверно, город оживает ночью, когда открываются двери богатых домов, дающих прием прекрасным лордам и леди, увешанным драгоценностями, и тогда экипажам на улицах не протолкнуться. Интересно, эти особняки всегда принадлежали людям или достались им в наследство от драконов?».

— Вы сказали, что большинство ваших женщин погибло во время первой Большой волны, а за что боги так крепко рассердились на драконов?

Эрли нахмурился, и Соня запоздало поняла, что спросила о причинах давней катастрофы наследника того самого короля, коли уж Эрлигар — последний представитель королевского рода драконов.

— Простите…

— За что? — лорд Асдиш поднял на Соню задумчивый взгляд. Ее вопрос заставил его вспомнить историю, которую рассказал ему отец, а тому его отец, а предыдущий пращур и вовсе был свидетелем ужаса, а потому сохранил без прикрас сведения, рисующие всю неприглядность произошедшего.

— Я, наверное, влезаю в семейные тайны.

— Я расскажу. Лучше, чтобы ты услышала их от меня, чем от кого-либо. У нас есть время, — Эрли задернул занавески на окнах, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он знал, что в полумгле кареты его едва ли будет видно, но это к лучшему: пусть Софья слушает голос, а не читает эмоции по лицу.

Лорд Асдиш говорил размеренно, не лепил слова в кучу, но картинка в голове Софьи рисовалась яркой, живой, и речь, странным образом подстроившись под видение, тоже делалась иной, расцвеченной, хотя сам рассказчик специально краски туда не добавлял.

История случилась чуть ли не пять веков назад. В те времена миром правили драконы, и король, о котором сейчас пойдет речь — назовем его просто Дракон, славился невероятной любвеобильностью, которую оправдывал своей звериной сущностью.

Кстати, именно этот Дракон, защищая интересы истинных наследников трона, ввел закон, запрещающий править не только бастардам, но и женщинам. От тех и других он ожидал подвоха, а потому старался обезопасить собственный зад. Как не задуматься о правилах, когда ты так неосторожно потакаешь собственной прихоти? Какой королеве понравится, что супруг ведет себя вольно и подвергает ее жизнь опасности: а вдруг одна из фавориток возжелает занять ее место? Или хуже того, супруге самой захочется сесть на трон, пока муж ходит павлином вокруг очередной смазливой девы? Никогда не стоит сбрасывать со счетов женскую ревность.

А так все при деле: королева бережет наследника — ее единственную гарантию, что она не закончит жизнь в монастыре, любовницы не устраивают склок, чей отпрыск достоин престола драконов, а сами отпрыски, число которых оказалось не так велико, как ожидалось — всего-то двое, довольствуются милостью отца, давшего им титул и защиту. Все продумал король, но забыл, что не все допустимо в мире, за которым наблюдают двенадцать богов.

Какие только красавицы не побывали в постели правителя: от знатных леди, стремящихся обольстить короля в надежде поправить дела своих отцов, до бесправных крестьянок, очутившихся под ним из-за сиюминутного порыва. К некоторым любовницам Дракон возвращался вновь и вновь, других забывал наутро, стоило лишь утратившей невинность красавице покинуть покои. Деньгами, а порой и значимыми должностями, затыкал он рты мужей и женихов тех дев, кого возжелал.

Но не все стремились потакать могущественному Дракону. Нашлись и такие, что счастье и честь не променяли бы ни на какие сокровища, а потому берегли своих женщин от взора короля.

— Ты кто такая? — Дракон кружил вокруг дивной красавицы, спешившейся у лесного ручья, чтобы напоить белогривого коня. Ярко-синий бархат платья оттенял бледную кожу, медного цвета волосы, украшенные самодельной короной-венком с такими же рыжими ягодами, трепал легкий ветер, а робкие пальцы убирали с лица выбившиеся локоны.

Губы, сочные как те ягоды, приоткрылись — девушка искала ответа, не желая называть своего имени.

Дракон бросил взгляд на коня, но не нашел ни на сбруе, ни на седле знак принадлежности к роду. Да и в пропасть имя женщины! Он хотел ее, и этого было достаточно. Король будто наяву видел, как проведет рукой по высокой груди, пока еще закрытой гладкой тканью, как насладится широко распахнувшимся глазами, где будет плескаться удивление, что с ней допустили подобную вольность. А он закроет ее губы поцелуем, опрокинет на лесной мох и, дав немного посопротивляться, что только разгорячит и без того кипящую кровь, усмирит. Что-что, а лишать прелестниц воли ему не впервой. Самой же понравится!

Незнакомка грозилась карой, даже пыталась ударить, когда вскочить на коня не удалось, но Дракон только смеялся. Ему кого-то бояться? Да он не знал никого, кто был сильнее его.

Когда все закончилась, Дракон снял с руки первое попавшееся кольцо — взамен любого из его колец продадут хоть город, хоть дюжину деревень, и вложил в ладонь девушки. Ее пальцы сжались, пряча то, что даровал бесцеремонный любовник.

— На бастарда, — прошептал он, сонно притягивая к себе деву и утыкаясь лицом в ее пахнущие раздавленными ягодами волосы. Она лежала на его плаще не шевелясь, лишь вздымающаяся грудь, на которую король по-собственнически наложил руку, указывала, что незнакомка жива. Засыпая, король самодовольно рассмеялся:

— Ты ведь кричала. И вовсе не от боли. Меня не обмануть.

Дракон проснулся на закате, и не сразу понял, где находится. А когда вспомнил, вскочил, но ни медноволосую красавицу, ни белогривую лошадь не нашел.

— Ушла? — и столь сладкой ему показалась их нечаянная связь, что потратил не один день, чтобы отыскать беглянку. Но как найти по столь нелепым приметам: волосы красны как ягоды, а грудь размером с чашу его ладони? А лоно… Нет, о ее лоне он никому не расскажет.

Шли годы, но образ лесной красавицы никак не выходил из головы. И ведь странное дело, после встречи с ней, на других женщин король не смотрел. Будто приворожили его и оставили мучиться от неудовлетворения.

Минуло лет шестнадцать-семнадцать, и вдруг сосед, чье королевство никогда не проявляло агрессии, а потому считалось слабым, пошел на Дамарию войной. Действовал Токрайский правитель дерзко и решительно, и в первый же день отобрал золотоносные рудники, на которые, сколько помнил себя драконий мир, зарились недруги. Кто владел шахтами, не знал недостатках в деньгах, а потому охранялись они с особым тщанием. А тут первый же наскок и обидное поражение.

Драконы еще не успели собраться с силами, чтобы отбить рудники, как Токрайский наглец отхватил приличный клок земли с участком реки, что делала петлю как раз в сторону границы. Он не только перекрыл путь из южных морских портов к столице, но и запер суда с провизией и жизненно необходимым товаром, что заставило жителей Элькасии затянуть потуже пояса.

Быстро организовать доставку драконы не смогли, поскольку никогда, хоть и летали, не позволили бы себя использовать как скотину, а потому караваны двинулись по долгому сухопутному пути, что, может быть, и вселяло надежду, что Элькассия выстоит, но подтачивало веру в своих крылатых правителей.

Дракон неистовствовал. Выходило, или переноси столицу на юг, куда кинулась вся знать, или терпи большие убытки. Хлеб взлетел в цене, не говоря уже о мясе, без которого ящерам не прожить. Начались брожения. А если смута охватила столицу, то что уж говорить об окраинах?

Токрайский наглец словно только и ждал, когда власть драконов пошатнется, и в самый тяжелый момент на правах сильного предложил переговоры, но Дракон воспринял призыв как попытку его унизить.

— Какой-то щенок хочет, чтобы я встал на колени и просил о пощаде? Нет! Только сила! Свое отберем силой! — король так ударил по столешнице, что разломил дерево пополам.

Горячку пороть все умеют. Что только драконы ни делали, чтобы вернуть свое, но не получалось пробиться к рудникам ни по земле, ни по воздуху. А сосед, не дождавшись парламентеров, принялся захватывать новые территории. И действовал он умело, принимая настолько невероятные по дерзости решения, что драконы против него казались мечущейся по небу стайкой воробьев, и еще больше проигрывали в глазах людей.

— Да человек ли он? — на этот раз под кулак Дракона попала колонна, вырезанная из голубого мрамора. Она осыпалась, распугав и без того растерянных придворных.

Поняв, что от горе-вояк толку мало, Дракон направился к храму, что уже в те времена блистал золотыми куполами. Немало виров вложил он в дом, где святили двенадцать богов, и теперь рассчитывал на их помощь.

— Святой отец, — король стоял на коленях перед единственным, кто мог видеть его в столь уничижительной позе, — объясни мне, неразумному твоему сыну, как отбить рудники?

— Никак, — взгляд главы храма поражал холодом. — Ты сам отдал подаренный богами магический оберег Токрайцу. Теперь кольцо бережет его, а не тебя. Сколько бы ты драконов туда ни наслал, враг твой неуязвим.

Нахмурился Дракон. Выставил перед собой пятерню и непонимающе воззрился на кольца, что украшали каждый палец. Не знал он им счета, каждое утро надевал те, что приглянулись шибче других. Да и не придавал он большого значения храмовому кольцу — видать, во время коронации от волнения не расслышал, насколько оно ценно.

— Но как мой оберег мог оказаться у врага?

Глава 22. Возмездие

Вернулся Дракон во дворец темнее тучи, велел выворотить все запасники, но отыскать храмовое кольцо. А когда оберег не нашелся, король вызвал к себе советника. Он один из всех царедворцев происходил из людского рода, но его отличали недюжинный ум и способность уладить любое скверное дело.

— Лорд Мервид, как вернуть свое? Пока кольцо богов у Токрайца, нам с ним не сладить.

— Мой повелитель, вы сами ответили на свой вопрос: нужно вернуть кольцо или… исхитриться убить его носителя.

— Так оберег же…

— Он отведет стрелу и нож, болезнь и немощь, но против стихии любой оберег бессилен. Разрушьте плотину, что выше рудников, и направьте реку в шахты, — Мервид произносил страшные слова, а сам, не пряча любопытства, наблюдал, как на них реагирует Дракон. Тот вздрогнул, будто сам ощутил холод воды и нехватку воздуха, схватился рукой за душный ворот. — По донесениям наших лазутчиков, Токраец раскрыл свой шатер в одной из выработанных пещер, там его и настигнет смерть.

— Но в рудниках люди! Много людей! Те, кто когда-то верой и правдой служили мне! — король помнил свои рудники. Сам не раз спускался, видел, что рудокопов в шахтах как муравьев. И как допустить затопление рудников, если на пути потока окажутся несколько деревень и город со звонкой колокольней? Ох, как же он любил слушать Завейские колокола! Неужели их звон сделается погребальным?

— Иного пути нет! — с поклоном отвечал Мервид. — На одной чаше весов рудники и пара поселений, а на другой — вся Дамария. Токраец не остановится. Слышали, его разведку заметили далеко на юге?

Помотал головой Дракон, точно пытался все дурные мысли из нее выкинуть, зарычал от бессилия, но поставил подпись на бумаге, где посредством красивой вязи букв обрывал не одну тысячу жизней. Жаль, что не видел он мелькнувшее в глазах советника торжество, иначе бы понял, что единственный из людей, оказавшийся так близко к трону, долгие годы готовил месть своему повелителю.

И время пришло. Куда побежали люди, чтобы укрыться от огня, которым их поливали драконы? Правильно — в рудники, как делали не раз. Токраец последовал туда же. И погиб, когда бешенная река, вырвавшись из русла, забила все проходы. Колокола на звоннице Завейска били до последнего, пока их вместе со звонарем не накрыло водой. У Дракона, наблюдавшего за буйством стихии с высоты, еще месяц гудело в ушах.

Вода сошла на третий день. Оставшиеся чудом в живых вытаскивали из рудников погибших и под надзором драконов хоронили в общей могиле, предварительно осматривая, не найдется ли у кого на пальце кольца-оберега.

Нашли. Юноша был медноволос и неуловимо похож на Дракона.

— Токрайский наглец? — король стоял растерянный над распростертым телом и никак не мог взять в толк, как, по сути, совсем еще ребенок смог победить его, Дракона.

Мать Токрайца появилась из-за тумана, что под лучами Лейрены подымался от напитавшейся водой земли. Подошла, не видя никого вокруг, кроме лежащего без движения сына. Встала перед ним на колени, покачалась в безмолвии, что былинка на ветру, потом поцеловала в холодный лоб.

Поднявшись, протянула злополучное кольцо королю.

— Мой сын хотел, чтобы отец пришел к нему как к равному по силе. Вот ты и пришел. И сил в тебе сейчас столько же, сколько в моем мертвом мальчике.

Узнав женщину, в чьих волосах теперь было больше седины, чем краски ягод, Дракон понял, что из-за неуместной гордыни, отказавшись от переговоров, убил собственного сына, пусть и не знал о его существовании. И так королю сделалось горько, что он закрыл лицо ладонями, чтобы никто не видел выступивших слез.

Когда он плакал в последний раз? В раннем детстве? Когда бежал к матери, чтобы та поцелуями иссушила слезы? Нет рядом с ним человека, кто бы помог вынести, не дать сломиться под ударами судьбы.

Королева? Нет, не поможет. Не привыкла видеть слабым, да и не захочет проявлять участие. Сама участия так и не дождалась. Не любит и не любима.

И обнаружил король, что совсем одинок. В погоне за сладострастием растерял и душевную теплоту, и привязанность к одной-единственной женщине, которая могла бы сейчас поцелуями иссушить слезы. Нет такой в череде любовниц, а та, что стоит и смотрит страшно, теперь ни за что не простит.

А тела все несли и несли.

«Положил столько жизней и ради чего? — ужаснулся король, будто прежде не осознавал, какие отдает команды. — Чтобы вернуть рудники? А оказалось, достаточно было прийти и поговорить с сыном, который, как настоящий дракон, хотел продемонстрировать отцу силу? Ладно, мальчишка был неопытен и горяч, но умудренному жизнью Дракону кто мешал принять верное решение?»

— Не будет тебе покоя! — обернулась мать, увозя сына на простой повозке. Дракон видел, как она поправила прилипшие ко лбу мальчика волосы. — Не успокоишься, пока не найдешь среди тысяч песчинок жемчужину, которая вернет драконам силу. И пусть она окажется мала и ничтожна, но ты отдашь за нее жизнь.

Не надел Дракон больше на палец кольцо-оберег. Не смог. А через несколько дней обрушилась на южное побережье, куда подались драконы из голодной столицы, первая Большая волна. Она окончательно низвела славу драконов как о непобедимых тварях, и позволила людям понять, что боги от всемогущих ящеров отвернулись.

Смута охватила страну. Драконы еще пытались вернуть веру людей в себя и, помня о проклятии медноволосой, кинулись искать самую сильную жемчужину среди тех сестер, что прежде были песчинками. Народ же, передавая из уст в уста слова горюющей матери, на свой манер разукрасил историю: мол, встретится дракону дева, что своим поцелуем вернет силу.

Тут обнаружилось, что жемчужины, раздобытые перед самой Волной, исполняют желания, а поскольку драконы прежде всего мечтали защитить прибрежные селения от Волны, то над самыми уязвимыми раскрылись щиты, могущие противостоять ударам стихии. Правда, значительно позже выяснилось, что селлар не только дарует исполнение желания, но и отнимают у загадавшего жизнь. Многие драконы, участвующие в возведении куполов, так и не увидели результат своих трудов. Просто не дожили до очередного прихода Волны.

Преступление короля, положившего на весы гордость против жизни людей, вскоре обернулось еще большей трагедией.

День за днем магические способности драконов таяли. Это побудило с приходом очередной Волны пуститься на хитрость: на поиск самой сильной жемчужины они отправлялись парами — один в виде человека седлал другого в виде ящера, чего прежде драконами никогда не допускалось. Наверное, боги долго смеялись, когда драконы обнаружили, что больше не могут обернуться. Кто-то навсегда остался человеком, а кто-то превратился в ездовую тварь — виверну.

Король, съедаемый виной, желая самолично вернуть драконам былую славу, оставил трон, как он думал, временно. Подписав договор со своим советником, он четко оговорил, когда и кто из его наследников, если ему самому не суждено дожить до того дня, сможет вернуть себе корону. Но нет ничего более постоянного, чем временное: дети советника Мервида до сих пор правят Дамарией.

— Теперь ты знаешь начало бесславной истории падения драконов.

— И я знаю ее конец, — Соня пересела к Элри и дослушала рассказ, прижавшись щекой к плечу любимого мужчины. — Но у меня есть вопросы.

— Только быстро, мы уже подъезжаем.

— Выходит, я из рода советника?

— Выходит, что так.

— А за что советник мстил своему королю?

— Причина всему опять-таки женщина. Не надо было Дракону объявлять право первой ночи на свадьбе малозначащего служаки, имя которого потом, когда приблизил к себе уже убеленного сединами мудреца, и не вспомнил.

— Он отомстил за невесту? Какая изощренная месть: ты отнял у меня право первой ночи, я отниму у тебя трон. Не удивлюсь, если мой пра-пра-пра не сам подлил масла в огонь, натравив Токрайца на Дамарию.

— Такое возможно. Есть свидетельства переписки между советниками обоих королевских дворов.

— Простите, что сейчас думаю только о себе: надеюсь, невеста Мервида не понесла в ту ночь от короля?

— Нет, его семя, к счастью, прорастало не всегда, иначе королевство разорилось бы, обеспечивая всех бастардов Дракона.

— Уф, хоть здесь мне повезло!

Эрли непонимающе изогнул бровь.

— Я бы не хотела обнаружить, что вы мой кузен. Пусть и дальний.

— Да, но есть иная печаль: мы с тобой являемся представителями противоборствующих сторон. Я — законный наследник Дракона, который согласно договора должен занять трон, а ты — дочь отца, который навряд ли захочет отдать власть. Я даже боюсь спрашивать, на чьей ты стороне.

— Я пока не разобралась, — Соня ни за что не дала бы шанс Эрли узнать, как она к нему относится. Женщины, которым объясняются в любви про между прочим, тоже умеют мстить.

— Меня интересует другое, как звали Дракона? Кто нашел самую сильную жемчужину, — Софья постучала себя по груди, — мы уже знаем из дневников Милены. Это виверна Хоули. А вот где и как закончил свою жизнь король, из-за своей гордыни подвергший Дамарию опасности, покрыто туманом тайны.

— Вот как раз о нем тебе все до последнего известно, — голос Эрли сделался грустным. — Из тех же самых дневников. Вовсе не виверна, как о том думал Таллен, жила в Драконьем замке, а мой пра-пра-прадед — король Хоулигар.

— Тот самый ящер Хоули? Не может быть! Более пятисот лет? Драконы столько не живут!

— Не живут, если не загадали желание селлару. Сохранилось его прощальное письмо к королеве, где он написал, что добровольно обращает себя в ящера, чтобы исправить то, что натворил. Он не мог на нее взвалить управление страной, поскольку когда-то сам ограничил доступ женщины к трону, а наследник… На троне не могла сидеть виверна. Оставался еще внук, но тот был совсем мал. Теперь ты понимаешь, насколько сильно было его стремление исправить положение. Хоулигар не думал, что уходит навсегда. Временно. Все его шаги были рассчитаны на то, что он уходит временно.

— А кем была та медноволосая женщина?

— Ее прятал от короля отец — губернатор города со звонкой колокольней. Хоулигар не поверил ей, когда она сказала, что является невестой Токрайского принца. Что невесте наследника соседнего государства делать в лесу Дамарии? Губернатор Завейска нарушил закон королевства, не попросив дозволения у правителя выдать красавицу-дочь за наследника Токрая. Вседозволенность Хоулигара сыграла с ним злую шутку. Он все-таки получил медноволосую деву, но потерял трон.

— Значит, Токрайский принц оказался великодушен, поскольку принял за своего сына бастарда Хоулигара?

— Они любили друг друга. Любящий мужчина может простить многое.

— Кроме предательства?

— Трудно назвать насилие предательством.

Софья спрятала глаза, уткнувшись в плечо Эрли.

— Таллен точно также поступил с Миленой. Захотел и взял. Я, как ни стараюсь, не могу оставаться равнодушной к судьбе Хоулигара. Он жизнью длинной в пятьсот лет, одинокой, безмолвной, ограниченной сводами одной пещеры, когда из друзей рядом лишь двое — наследник советника и его фаворитка, полностью расплатился за бездумную молодость.

— Я тоже не могу осудить его. Он все-таки нашел самую сильную жемчужину, которая поцеловала одного дурака.

— Я обязательно попрошу этого дурака, когда он вернет себе власть, быть более человечным.

— В дураке предостаточно человеческой крови, чтобы быть милосердным и справедливым.

— И еще. Я страстно желаю, чтобы этот человек запретил право первой ночи.

— Кто-то совсем недавно, соблазняя дурака, тоже воспользовался этим правом.

— В последний раз. Пусть этот случай, когда кто-то более сильный заявляет свои права в ущерб слабым, будет последним.

— Он будет последним, клянусь.

Когда кучер распахнул двери, у семейства Кавардуза вытянулись лица. Их внук Эрли держал в объятиях девицу и страстно ее целовал. Сидящая на коленях девица отвечала с не меньшим рвением.

Дед лорда Эрли, генерал в отставке, кашлянул. От этого знака проявления недовольства обычно вздрагивал целый полк рослых гвардейцев, но белокурая птичка лишь торопливо поправила на груди платье и, широко улыбаясь, протянула руку, позволяя помочь ей выбраться из кареты.

— Разрешите представиться, — произнесла она, приседая в поклоне, — подопечная лорда Эрли Кавардуза Асдиша. Обещаю своего покровителя холить и лелеять, поскольку я люблю этого несносного гордеца. А еще я та самая жемчужина, которую пятьсот лет искали драконы.

— Нашли на свою голову, — проговорила бабушка лорда Эрли, яростно обмахиваясь кружевным платочком.

— Мама, осторожно, леди Мирудская — незаконнорожденная дочь короля, — прошептала матушка лорда Асдиша и, напустив на лицо приветливое выражение, взяла подопечную сына под локоть.

Дед только крякнул и незаметно для всех отвесил потомку истинных драконов подзатыльник.

— Нашел себе пару. Два армейских сапога.

Эрли был безобразно счастлив.

— Она меня любит. Слышал, дед, так и сказала!

— Поздравляю. Хоть кому-то из нашей семьи повезло.

Бабушка, услышав последнюю фразу, обернулась и испепелила генерала Кавардуза взглядом.

Одним словом, приняли Софью хорошо.

Глава 23. Как найти доктора Фурдика

Эрли и ее подопечную в доме лорда Кавардуза ждал сюрприз. Трудно его назвать приятным, поскольку сдохла хозяйская кошка каких-то очень редких кровей. Но в то же время этот сюрприз нельзя было назвать плохим: отравленное молоко предназначалось старушке Санаре, которая прежде чем отхлебнуть из чашки самой, угостила всеобщую любимицу, сердобольно налив той в блюдечко.

Отравитель был вычислен, но не пойман — побросав нехитрое имущество в коттедже, где жили слуги и стража, предатель растворился где-то на узких улочках Сии, куда отпросился якобы проведать приятеля по армейской службе.

— Я достану подлеца, даже не сомневайтесь, — пообещал дед, стоя у могилы кошки в окружении домочадцев. — Но мне одно неясно, за что вас, дражайшая Санара, хотели угробить?

Как бывший вояка, лорд Кавардуза не всегда выбирал правильные слова.

Бабушка Санара благодарно взглянула на него и произнесла фразу, которая заставила всех присутствующих напрячься:

— Я знаю тайну королевы Донны! — потрясла она скрюченным пальцем над головой, а потом чуть ли не скороговоркой добавила: — И чем я быстрее поделюсь тайной с вами, тем меньше у меня шансов отправиться к праотцам.

— Всех не перебьют, — заверил дед и приготовился слушать. Его супруга — леди Ганна тут же забыла о платочке, коим вытирала безутешные слезы и притиснулась ближе, чтобы расслышать все до мельчайших подробностей, а потом поразмыслить над жизнью чужестранки, наверняка состоящей из одних секретов. Если сравнивать двух женщин почтенного возраста, стоящих по правую и левую руку от лорда Кавардуза, то их смело можно было представить единицей и ноликом, но лишь по форме, а не по значению математической величины. Сухонькая Санара являлась полной противоположностью румянолицей Ганны, но обе нуждались в защитнике, коим благородно выступал генерал, готовый раскинуть крылья над всяким нуждающимся в его помощи.

— Спасибо за доверие, — произнесла леди Ганна, внося свой вклад в поддержку Санары. Бабушка Эрли была не из робкого десятка, благодаря чему и вышла замуж за бравого капитана. Без ее напора он еще год ходил бы вокруг смешливой плюшечки и вздыхал. — В хорошей компании и у Тьмы веселей.

Их дочь — леди Зайлери Асдиш, пошедшая статью скорее в отца, чем в мать, а потому ростом превосходившая всех женщин, в том числе Софью, достала откуда-та из-за пояса блокнот с огрызком карандаша:

— Для истории, — пояснила она.

— Итак, бабушка Санара, — приступил к выведыванию тайны Эрли, подав старушке локоть, чтобы она оперлась на него, — мы вас все внимательно слушаем.

— Донна бесплодна! — выпалила повитуха и победно оглядела слушателей. — И сама родить не могла!

— Фи, — махнула на нее платочком бабушка Эрли, — эта тайна давно всем известна. Нам ее Зайлери еще неделю назад открыла. Расскажите лучше, милочка, как королева смогла обмануть «Купель». Вот это действительно загадка.

Санара расстроилась так, будто кубок, только что выигранный ею на скачках, незаслуженно передали всаднику, пришедшему вторым. Вздохнув, огорченно покачала головой.

— Есть. Есть какой-то жуткий способ. Одна моя старинная клиентка нечаянно обмолвилась. Она согрешила и умоляла, чтобы ее избавили от нежеланной беременности. А я отказалась — срок оказался очень уж большим. Так она раздраженно топнула ногой: «Придется пожертвовать служанкой». Ну, я и задумалась, как это малыш, который родится не от мужа, связан с какой-то служанкой? Ответ я получила через полгода: моя подружка, тоже повитуха, похвасталась, что помогала принимать роды у той самой леди, и была щедро одарена. Я возьми и спроси, похож ли ребеночек на лорда? Товарка моя смутилась: «Похож, не похож, а Купель показала, что младенец обоим родителям родной».

— Вот! — потрясла платочком бабушка Эрли. — Я так и знала, что Донна и ее брат что-то с ребеночком сотворили! Ни одному Велирийцу верить нельзя!

— Но как же? Я сама видела, как королева полоснула себе по ладони ножом! — леди Зайлери сунула за пояс не пригодившуюся книжицу. — Сотни глаз следили за выполнением обряда. Ну не фокусники же они?

— Еще какие фокусники! — платочек леди Ганны прикрыл ее нос, чтобы погасить подтверждающий верность слов чих. — Но жертвоприношение? Даже для Гванера это чересчур!

— Я думаю, мы получим все ответы, как только найдем доктора Фурдика, — завладел всеобщим вниманием лорд Асдиш. — Он увез чужого ребенка из Драконьего замка и был с Донной до последнего.

— Выходит, та суета, что творилась во дворце, оказалась поддельной? — леди Зайлери растеряно оглядела присутствующих. — Но леди Скворелл выносила из комнаты окровавленные простыни, переданные ей доктором Фурдиком. И крики слышала. Ей ли не знать, как кричит рожающая женщина, если она сама шестерых на свет произвела.

— Кто-нибудь из фрейлин заходил в комнату роженицы во время…гм… процесса? — Эрли заставил мать задуматься.

— Нет… Постойте, да, была! Первая фрейлина!

— Та самая велирийка, которую Донна привезла с собой? — леди Ганна скривила лицо. — Преданная собака никогда не выдаст хозяйку. Но о каком таком чужом младенце идет речь? И откуда взялась выдумка, что Фурдик жив? Помнишь, дорогой, мы ходили с тобой на его похороны?

Минута славы перепала и Соне, она вкратце рассказала о дневниках Милены и встрече с привидениями в Драконьем замке.

— Я только одного не поняла, — когда рассказ был окончен, старушка Санара постучала по дереву, под которым похоронили кошку, клюкой, привлекая тем внимание. — Если чуть ли не половина города знает о тайне Донны, почему отравить хотели именно меня?

— Мало ли кто и что говорит? Нет свидетельства, нет доказательств, — леди Зайлери возмущенно передернула плечами. — Сразу после объявления о долгожданной беременности королевы тоже поползли слухи о спектакле с ее стороны. Мол, подушку привязывает, потому Таллена к себе не пускает.

— А он и не стремился, — леди Ганна поджала губы.

— Но «Купель» сразу прекратила все разговоры, — напомнила неоспоримый факт дочь. — А вы, Санара, единственный живой свидетель добрачной связи Донны с мужчиной. Ее жизнь здесь, в Дамарии, началась с обмана, и королева не хочет, чтобы ее уличили в этом. Только начни разматывать цепочку вранья, и всплывет все самое неприглядное и позорное.

— Ну да, ну да, — бабушка Эрли припомнила день, когда толпы людей стянулись ко дворцу, чтобы увидеть жену Таллена — залог крепкого мира с Велирией. — После их первой ночи многие ходили посмотреть на следы невинности Донны. Выходит, и тут нас велирийцы обскакали!

— Однако давайте вспомним повод, почему мы здесь собрались. Приглашаю всех к столу, — лорд Кавардуза гостеприимно протянул ладонь в сторону накрытого в садовой беседке стола. — Помянем невинно убиенную.

— Хорошая была кошечка, — вспомнила о платочке леди Ганна и торопливо прижала его к глазам.

— Спасительница, — выдохнула Санара и поспешила следом за хозяйкой и ее дочерью.

— Я охрану по периметру усилил. Мышь не проскочит, — шепнул лорд Кавардуза на ухо внуку. Если бы Соня желала представить, как Эрли будет выглядеть в старости, достаточно было приглядеться к отставному генералу: что высокий рост, что густая грива волос, что характерный прищур глаз, вроде бы изучающий мир пристально, но в то же время с какой-то иронией, хитринкой. Он же, заметив, что Софья обернулась, пихнул Эрли плечом. — Но постелили мы вам с леди Мирудской отдельно. Так что не обессудь.

На следующий день из дворца прислали посыльного с пакетом на имя лорда Асдиша. Эрли, разломив королевскую печать, показал Софье послание, где значился адрес леди Шер с припиской: «Расспросите ее о кузине Фурдика».

— Мы поедем к леди Шер? Той самой первой фаворитке Таллена? — не могла поверить Соня. Дневник словно оживал, и скоро не останется героев, кто так или иначе не повлиял бы на судьбу Милены Мирудской, и с кем ее дочери не пришлось бы столкнуться. — О! Так это на другой стороне королевства! Аж на границе с Хазами.

Хазами — страна-пустыня, где в редких оазисах росли диковинные фрукты, а мужчины частенько женились на собственных сестрах, чтобы не делиться теми немногими благами, что оставляла им немилосердно жгучая Лейрена.

— Ты же однажды открыла портал в Хазами, — напомнил Эрли. — В ту ночь, когда заявила на меня права, помнишь?

Соню передернуло. Если бы не ее острое желание осуществить задуманное, отчего все остальное отодвигалось как несущественное, она бы до смерти испугалась той любопытной змеи.

— Я попробую еще раз, но, боюсь, у меня ничего не получится. Вот только если зеркалами…

— Не надо зеркалами. Я был в городе, где живет леди Шер, и открою портал в их храм. Надеюсь, пески окончательно не засыпали его.

За стенами храма гудел ветер, а в стекла била мелкая пыль. Оказавшись перед алтарем, за которым застыли фигуры двенадцати богов, Соня затравленно огляделась. Чудилось, что некая сила, не признающая богов, пытается ворваться в их обитель, а потому столь яростно сотрясаются двери.

— Дети мои, — служитель храма, появившийся точно из-под земли, распростер руки — в этом жесте читалось и приглашение встать на колени, дабы пригнуться перед могуществом богов, и вопрос, какими судьбами гости забрели в самый окраинный храм королевства. — Все ли у вас хорошо? И что привело на край земли?

Эрли первый опустился на колени и склонил голову — хочешь что-либо узнать, выполни желание собеседника. Соня последовала за ним с неохотой. Ей было трудно даже самой себе объяснить, почему она с таким нежеланием заглядывает в любой из храмов, даже в родной на горе Сипун, что уж говорить про прочие. Она шла в храмы понукаемая Радуцей, и почти не испытывая при этом трепета. А после того, как выяснилось, что боги наслали Волну на людей и драконов, желая проучить всего лишь одного короля, Софья и вовсе винила их в жестокости и несправедливости. Стоило представить, как измученная Милена, придерживая стянутый простынями живот, тащится по темному подземелью, а на нее обрушивается немилосердная Волна, так и вовсе хотелось кричать: «Да, я чужая! И выжила не благодаря вам, а вопреки!».

В общем, у Софийки Вежанской были свои счеты к богам, а потому она, вставая на колени, злилась.

— Спасибо, отец. Мы пребываем в благополучии, — Эрли говорил мягко. Ему тоже не доставляло удовольствия отчитываться перед сверлящим настороженным взглядом священником. И дернуло открыть портал именно сюда? — А заглянули мы к вам узнать, где находится дом леди Шер. Вы же всех своих прихожан знаете в лицо?

— Зачем вам понадобились изгнанницы? — еще больше озаботился святой отец.

Софья едва не переспросила «Изгнанницы?», удивляясь что о бывшей фаворитке Таллена священник говорит во множественном числе, но Эрли незаметно пнул ее башмак своим.

— Да, мы хотим навестить леди Шер и ее компаньонку. У нас для них прощальное письмо старой подруги. Прошу вас, отец, помолитесь о душе благородной и смелой леди Велицы, — в чашу для подношений перекочевал мешочек с вирами.

— В вечерней же молитве упомяну, — святой отец спрятал деньги в складках балахона. — Домик леди Шер и леди Фурдик сразу же за храмом.

Эрли вновь пнул Софью, предупреждая рвущийся из нее возглас. На этот раз священник заметил поступок гостя, но рассудил желание переспросить иначе:

— Не ошибетесь — у изгнанниц короля хоть какие-то цветы растут, у других прихожан голая земля. Здесь мало что приживается. И мало кто… Ах, вот еще! Не побрезгуйте! — из сундука у высокой кафедры извлекли два лоскута тонкой ткани. — Сегодня дует файзил, без накидки на лицо нельзя — песок сразу набьется в глаза и рот.

Произнес и задумался. Эрли не стал ждать, когда святой отец поинтересуется, а как, собственно, они сумели добраться до храма, не наглотавшись пыли, поэтому, намотав полупрозрачную ткань на лицо Сони, а потом себе, смело рванул дверь.

Им открыла леди Шер. Софья сразу узнала ее по густо подведенным глазам и высоко сбитой прическе. И хоть годы взяли свое — в черных волосах вились змейки седины, а по морщинкам вокруг губ расползлась красная помада, бывшая любовница короля оставалась великолепной.

— Я в окно видела, как вы вышли из храма, — произнесла она, приглашая в дом. Ее быстрый взгляд оценил дорогое сукно дорожной одежды, хорошо сшитую обувь и красоту мужчины. На Соню она взглянула мельком, как на нечто досадное рядом с тем, с кем хотелось кокетничать. Женщина даже в преклонных годах остается женщиной. — Чай, мараздук? Ох, извините, вы, должно быть, не знаете, местный напиток вполне себе утоляет жажду. Кисленький такой, с приятными пузырьками на кончике языка… Правда, он немного хмельной и после него так и хочется пошалить…

— Мы пришли сюда не шалить, — Софья свела брови на переносице. — Нас к вам направил король.

Эрли вздохнул и потрепал надувшуюся подругу по плечу.

— Мы хотели бы расспросить леди Фурдик об ее погибшем кузене, — выложил карты на стол лорд Асдиш, раз уж Софья против того, чтобы он отведал мараздук. Не шалить так не шалить.

Глаза леди Шер вспыхнули опасным огнем, и подобная реакция Эрли насторожила. То ли бывшей фаворитке не понравилось, что о ней вспомнил король, то ли не желала, чтобы ее компаньонку расспрашивали о докторе. «Второе!» — сделал лорд Асдиш вывод после того, как леди Шер подхватила юбки и чуть ли не бегом кинулась по крутой лестнице на второй этаж. Ох, как же ему хотелось потихоньку проникнуть следом, но скрипучие ступеньки не позволили бы подслушать разговор двух старых подруг.

— Кхм, — кашлянула Соня и, сунув руку в карман дорожного платья, извлекла на свет круглое зеркальце — то самое, что хранилось в комоде Катиши. — А что? — произнесла она, понизив голос. — Удобно. Главное, чтобы у них наверху было зеркало.

— А если заметят? — также шепотом спросил Эрли, всматриваясь в гладкую поверхность, в которой высветилась небольшая чистая комнатка с аккуратно застеленной кроватью, живыми цветами в вазе, с флаконами, коробочками, баночками и милыми сердцу статуэтками. Сразу сделалось понятно, что они оба осматривают комнату, принадлежащую леди Шер. А вот голоса слышались совсем из другого помещения. Бывшая фаворитка говорила торопливо, порой слышались истеричные нотки, но вот слова разобрать не удавалось. — Сейчас! — Софья закрыла глаза, мысленно настраиваясь на зеркало в соседней комнате, но ничего не вышло. — Там нет зеркал! Не может быть, чтобы леди Фурдик ни разу не захотела на себя взглянуть!

— Она совсем старая, за семьдесят. Чего там рассматривать?

— Ой, смотри!

Дверь в комнату леди Шер приоткрылась, и просунувшаяся в щель рука стянула с крюка на стене нечто похожее на мочало.

— Сейчас, сейчас, идем! — нарочито веселый возглас леди Шер заставил Софью спрятать зеркало в кармане. — Что же вы стоите, надо было пройти к столу! Ах, какая я стала рассеянная! Даже не предложила! Вы, должно быть, устали с дороги!

Как только расселись по местам — свободным оставался еще один стул, со стороны лестницы послышались шаркающие шаги: в комнату спустилась неопрятного вида старуха с париком, похожим на мочало, на голове.

— Леди Фурдик? — приподнялся со своего стула Эрли. Та манерно подала руку, затянутую в несвежего вида перчатку. Кружево кое-где лопнуло и являло покрытую пятнами морщинистую кожу.

— Лорд Асдиш, — представился Эрли, склоняясь для поцелуя руки, чего на самом деле делать не стал. — А это моя невеста леди Софья.

Соня зарделась и тут же покрутила в голове мысль: «Соврал ради случая или на самом деле считает меня невестой?». Додумать не дал скрипучий голос леди Фурдик.

— Как там столица и наш король?

— Грядут события, а потому и столица, и король в напряжении, — Эрли ловил на лице дряхлой дамы хоть какой-то отклик на его слова, но та лишь потерла руки, будто они у нее зябли. Кружево на печатках, явно знававших лучшие времена, опасно натянулось. Тяжело опустившись на стул, старуха сначала положила ладони на стол, потом убрала их с глаз. Леди Шер пододвинула ей чашку с горячим чаем, и сестра доктора, наконец, нашла чем занять свои руки.

— И какие такие события ждут Дамарию? — спросила у Эрли леди Шер, аккуратно отпивая из чашечки, так уместно смотрящейся в тонких пальцах бывшей фаворитки. — Неужели принцу подобрали невесту?

— Нет, свадьба Дрейга откладывается на неопределенный срок, поскольку король узнал, что принц бастард.

Каблук леди Фурдик ритмично застучал об пол, и Шер пришлось положить руку на прыгающее колено подруги, чтобы успокоить ее.

— И как же Таллен узнал о подлом обмане? — голос бывшей фаворитки оставался певуч и нежен.

— К королю попали дневники Милены Мирудской, — Софья смотрела на пляшущие колени леди Фурдик во все глаза. Но неловкое движение Эрли отвлекло — он нечаянно сбил чашку со стола, опрокинув ее содержимое на платье старухи. Та взвизгнула и попыталась оттянуть прилипшую к животу ткань, но лорд Асдиш, оказавшийся ближе всех, вместо того, чтобы помочь, совершил невероятное — сунул руку между ее ног.

— Здравствуйте, доктор Фурдик, — произнес Эрли, не отпуская визжащую и забившуюся словно птица, попавшая в силки, старуху. — С воскрешением!

Глава 24. Превратности судьбы

— Улься, что делать? — Донна металась по огромным покоям, но нигде не находила места. — Что делать?

— Ох, что же делать, моя хорошая? Что же делать? — Ульрисия сидела на диванчике, сложив на объемном животе руки и неотрывно следила за хаотическими, точно полет мухи, передвижениями королевы. Первая фрейлина переживала за хозяйку, но ничем, кроме повторяемых эхом ответов и полных страданий вздохов, помочь не могла.

Визит Таллена случился неожиданно — на рассвете, когда весь дворец еще спал. Король вошел стремительно, и, едва сдерживая ярость (это было заметно по дрожи пальца, указующего на полураздетую Донну), произнес:

— Неделя срока. По истечении его хочу услышать, куда вы дели моего первого сына.

— Мой король, о каком первом сыне вы говорите? — голос венценосной супруги звенел на высоких нотах — предвестниках истерики. Улься сжала на груди руки, волнуясь, как бы Донну не хватил удар. — Принц Дрейг наш единственный ребенок.

— Повторю еще раз: через семь дней и ни минутой больше хочу услышать, куда вы дели ребенка, похищенного в Драконьем замке, — произнес и удалился. Самолично хлопнул дверью так, что портрет Гванера с траурной лентой по углам сорвался со стены и вывалился из рамы. Взбешенная королева подлетела к нему и острым каблуком несколько раз ударила по красивому лицу брата, превратив его в зияющую дыру.

Через час, немного успокоившись, Донна рванула на себя ручку, чтобы вызвать кого-нибудь из фрейлин, впервые не откликнувшихся на звон колокольчика — и только тут обнаружила, что дверь накрепко заперта. Королева забарабанила в нее кулаками, но снаружи донесся лишь надтреснутый от волнения голос секретаря, сообщившего, что Таллен Третий велел никого не впускать и не выпускать. Чтобы Ее Величество поняли всю серьезность положения, добавил, что у двери стоит человек, записывающий каждое слово обеих сторон.

— А как же еда? — хоть Улься и волновалась за королеву, о хлебе насущном всегда заботилась с особым тщанием.

Ответом прозвучал страшный грохот: кто-то с силой молотил по двери.

— Поберегись! — предупредили с той стороны, и нижняя часть двери расщепилась, явив остро наточенное лезвие топора, которое через пару ударов пробило достаточно широкое отверстие, куда тут же просунули поднос с кувшином воды и куском хлеба.

— Что это? — Улься от возмущения сорвалась в крик. — Черствый хлеб? Какое оскорбление Ее Величества!

— Его Величество оскорблен не меньше, — прозвучал чей-то бесстрастный голос. — А потому велел передать, что скудность пищи позволит вам быстрее найти правильные слова.

— Мама! Что это? Немедленно откройте! — возмущение принца Дрейга вселило в материнское сердце надежду, но прозвучавший следом отказ сжал его железными клещами:

— Не велено!

Дрейг не стал ложиться на живот, чтобы заглянуть в отверстие, а потому Донне пришлось воззриться на маячившие за дверью сапоги из тончайшей оленьей кожи.

— Сынок! Твой отец, должно быть, сошел с ума! Собери совет! По состоянию здоровья король не может править страной. Тебе нужно все взять в свои руки! — сапоги замерли, и Донна поняла, как глубоко поражен ее словами принц. — Не слушай бред, что несет Таллен! В нем нет и капли правды!

— Мама…

— Срочно отправь посыльного к своему деду Рубдриху. Скажи, пусть Велирия поспешит к нам на помощь!

— Мама… — сапоги исчезли. В наступившей тишине Донна расслышала торопливый скрип пера. Все ее распоряжения слово в слово будут переданы Таллену. Со злости королева ударила по двери кулаком.

— Все! Дрейг убежал, — Улься оттащила Донну от двери, уложила на диван, принялась растирать ее заледеневшие руки. И это летом-то! — Боги, что же теперь будет?

— Война будет. Таллен забыл, как силен мой отец.

— Слишком молод Дрейг, чтобы занять трон.

— Ничего, я его вразумлю. Рубдрих поможет. У нас есть неделя, отец успеет подтянуть войска к границе.

День ожидания растянулся в вечность, но никто так и не появился под дверью, чтобы выпустить королеву на волю. Второй день пролетел в слезах и битье зеркал, ваз и милых сердцу безделушек. На третий день были вспороты все перины и подушки. Пух летал по покоям и стелился на пол красивым снегом. Третий день — в уверенности, что вот сегодня-то она точно обретет свободу. Донна вздрагивала при каждом звуке и бежала к двери, надеясь, что Совет принял правильное решение. Ну не безумство ли это, искать какого-то первенца, которого на самом деле не существует? Дрейг — единственный ребенок короля и Донны, что видели все придворные в день проведения ритуала в храме. В конце концов за восемнадцать лет Донна сама поверила, что Дрейг ее сын. Четвертый день застал ее в оцепенении. Она так и не встала с постели и отказалась от еды. На пятый кто-то сунул под дверь записку «Скоро!», что вселило надежду. Донна с удовольствием съела весь хлеб, не оставив и кусочка Ульсе, которая с удивлением обнаружила, что платье ей велико, а значит, пришло время придумать хоть какую-то версию того, почему Донна незадолго до родов побывала в Драконьем замке.

— А вдруг нашелся свидетель, что видел вас там?

— Они все погибли. Гванер почистил за собой.

— А вдруг кто выжил? Давайте попробуем сосчитать, сколько человек оставалось в замке после вашего отъезда, — не унималась Первая фрейлина.

— Я сказала, нет никого из них в живых. Не спаслись бы даже при большом желании, — королева прижалась лбом к холодному стеклу. В окно бы выбраться, но когда-то сама настояла, чтобы поставили решетки. Дура, брата боялась: видела же, как его трясет рядом с ней. — Гванер убрал даже тех, кто знал о беременности фаворитки.

— А Фурдик не мог сболтнуть? Или записочку какую оставить?

— Он Гванера больше смерти боялся, — королева поморщилась, вспоминая, как перед ней лебезил докторишка. — Брат во дворце все его вещи через сито просеял, в доме его кузины, после ее отъезда, даже стены вскрыл. Нет, не мог он…

— Кузина? Эта та, которая сразу после похорон собрала вещички и скрылась? Уж не она ли?

Донна застыла. Ведь искал кузину Фурдика Гванер. Искал да не нашел… А когда слух пошел, что та подалась в монастырь, он вроде туда верного человека послал. Королева бросилась к секретному ящику. Отодвинув картину, едва открыла — руки тряслись, и ключ не попадал в замочную скважину. Улься подскочила, помогла. Бумаги Гванера Донна не удержала: исписанные листки рассыпались по полу веером, перемешались с легким пухом, что лез стоящим на коленях женщинам в глаза и рот.

— Вот! Вот! — нашла нужную Донна. — Смотри, тут рукой брата написано. Дата как раз через месяц после похорон Фурдика, — от волнения ее речь получалась рваной, с придыханием. — Ему прислали весточку, что его кузина находится в монастыре Святой Веры и в мир возвращаться не собирается.

— Неужто спряталась, а теперь, как змея, ужалила? Не могу поверить, что этот глупец с единственной родственницей тайнами делился! Ведь догадывался же, что те тайны смертельные!

— Он до последнего не верил, что у Гванера получится, иначе не трясся бы так, стоя у «Купели». Ох, как же мне не хватает Лузерия! Сейчас бы послала его в монастырь Святой Веры, чтобы разузнал, приходили ли к ним люди короля, — Донна все еще перебирал листы, будто в них искала подсказку, потом с отвращение бросила: наткнулась на описание фантазий брата, выбравшего себе новую белокурую жертву, похожую на нее. И ведь никогда Донна не интересовалась, что стало с теми девочками. — На Гванера буду все сваливать, — наконец решила она. — Знать ничего не знаю, куда звал, туда и шла. Доверяла мерзавцу.

У двери послышался шорох. Потом кто-то уронил связку ключей и выругался.

— Подмога? — подняла брови Улься.

— Тише! Не кричи, — королева прильнула ухом к двери, прислушиваясь, как стоящий за порогом перебирает ключи, выискивая нужный.

— Бежать будем? — рядом топталась Первая фрейлина. Ее громкий шепот резал слух. — Может собрать чего? Драгоценности какие?

— Все брось, ничего не надо. Уйдем налегке, — вроде и сомневалась, верны ли ее предположения, а на самом деле уже чувствовала вкус свободы. Зачем кому-то из стражи короля возиться с замком? Ясное дело, пришли спасать королеву, а оттого не знакомы им ключи. Даже думать не хотелось, куда делись охранники и тот, кто так противно скрипел пером. — Отец все равно все вернет. Дрейга на трон посадит.

Ульрисия выцепила из гардероба два плаща — один подала Донне, в другой сама укуталась. Попыталась отряхнуться от вездесущего пуха, но он поднимался в воздух при каждом движении и лип к одежде намертво.

— Сюда! — за дверью стоял кто-то, укутавшийся в такой же темный плащ: ни лица рассмотреть под капюшоном, ни возможности определить возраст. Да и к чему Донне рассматривать посланника свободы?

— Веди! — Первая фрейлина вышла вперед.

— В этот проход, — незнакомец махнул рукой и побежал в темноту.

Петляли по бесконечным узким коридорам, должно быть, служебным, не для гостей и не знатных обывателей дворца. Куда-то поднимались, потом спускались.

Королева потеряла всякие ориентиры. Сначала пыталась понять, где находится, а потом махнула рукой: мало ли какими проходами пользуются слуги? Ей никогда интересно и не было. А сейчас хоть через царство Тьмы, лишь бы на свободу выбраться. А там уж отец возьмет на себя все беды. Или прижмет Таллена, чтобы вел себя с супругой как полагается, или начнет войну. Ему, как дирижеру королевского военного оркестра, подчиняются все приграничные земли — только взмахни палочкой и зародится смута.

Донна видела в ту пору, когда ходила «беременной», как отец умело отвлекал ее мужа от походов к любовнице в Драконий замок: тут деньгами нищету подогреет, и та начнет горланить о свержении власти, там тайно людей зашлет, чтобы потравить воду в колодцах и поднять крестьян против своих же соседей-завистников, тут военную вылазку организует, да с кровью и жертвами. Вот и метался Таллен между столицей и приграничными землями, вовсе не имея времени, чтобы навестить свою фаворитку. Как уверял Фурдик, король и вовсе не знал, что прилипшая к нему девка понесла от него.

Эх… Все должно было сладиться по Гванеровскому сценарию, даже родной отец, король Велирии не догадывался, что внук не от дочери, а тут на тебе, чуть ли не через двадцать лет всплыла давняя история! Кто же это королю нашептал, что она, Донна, забрала младенца из Драконьего замка?

«Найду гадину, самолично удушу!»

Хорошо хоть Таллен не догадывается, что Дрейг не ее сын. «Купель» все сомнения отринула.

— Чего ты там копаешься?! — королева недовольно обернулась — опять Ульрисия отстала!

— Уф, не могу, — Первая фрейлина задыхалась, потела и останавливалась чуть ли не через шаг, чтобы вытереть лицо краем плаща. — Скоро уже? — срывающимся голосом крикнула она застывшему тенью незнакомцу. Но провожатый не ответил, распахнул дверь, откуда повеяло затхлым запахом подземелья и, не дожидаясь, когда его спутницы пойдут следом, заторопился вниз.

Факелы чадили, потрескивали и почти не освещали дорогу. Лестница казалась бесконечной. Низкие потолки пугали висящими гирляндами летучих мышей. Благо, ни одна из них не сорвалась в полет, иначе Донна не выдержала бы, закричала от ужаса, который и без того холодил ее нутро и делал шаг скованным.

— Вода? Откуда столько? — остановившись перед черным подземным озером, королева вытерла лоб платком. Уже и не помнила, когда последний раз так же торопилась. Наверное, тогда же, когда впервые увидела Таллена — захватчика Велирийского штаба в горах: тот же страх перед неизвестностью, та же суета и бешенный бег следом за повозкой, уносящейся прочь. Как еще успела запрыгнуть? А ведь тогда казалось, отец намеренно бросил ее. Неужели и в этот раз оставит без помощи, избавившись как от ненужной ноши?

Молчаливый провожатый смело вошел в воду и побрел, мощно раздвигая ее бедрами.

— Я не могу! Я боюсь! — запричитала Улься, когда, ступив в воду, обнаружила, что та ей по пояс. Плащ моментально сделался неподъемным.

— Брошу тебя здесь, — зло кинула ей королева. — А чтобы не болтала, еще и утоплю как суку!

Угроза подействовала, Ульрисия заторопилась.

Провожатый ждал с другой стороны подземного озера, молча показал пальцем на лестницу, ведущую вверх и… растворился в темноте.

— Эй, ты куда? — дернулась за ним Первая фрейлина, но королева удержала.

— Он свою работу сделал. Там свет, — она показала пальцем на крутую лестницу, заканчивающуюся чуть приоткрытой дверью.

— Ох, осилю ли? Ноженьки мои ноженьки, — запричитала Улься, наспех отжимая подол платья. Плащ она потеряла где-то в черной воде, а шарить руками, чтобы отыскать, побоялась.

— Не ной. Свобода рядом.

— Так, может, зря бежим? — фрейлина пыхтела точно боевой конь, несущийся на врага. Правда, это единственное сравнение, что подходило и грациозному животному, и грузной женщине: ее тяжелый, через силу, шаг поразил бы даже умирающую клячу. — Бегущий всегда виноват.

— Запоздало опомнилась, — произнесла королева, первой достигнув вершины лестницы. Донна распахнула дверь с хорошо смазанными петлями и застыла.

— Что? Что там? — Ульрисия прибавила шаг, но едва не оступилась. Ее терзали нехорошие предчувствия: уж больно прямой сделалась спина королевы.

Донна не ответила. Шагнула вперед с обреченностью висельника.

В просторном помещении, в самом его центре, освещенный тысячами огней, на одиноком кресле сидел Таллен Третий.

— Ва-ва-ваше Величество, — неловко присела Первая фрейлина, но король не посмотрел в ее сторону. Все его внимание было отдано замершей ледяной статуей супруге.

— Ровно столько же бежала по подземелью Милена, пытаясь спастись от Волны. Слабая после тяжелых родов, в лихорадке, истекающая кровью.

Глава 25. Суд

Король хлопнул в ладони, и помещение начало заполняться. Внесли несколько кресел, поставив их по левую и правую руку от Таллена, затем стулья, разместив их веером за его спиной.

Донну заставили отступить, бухнув перед ней тяжелую скамью. Грубую, крестьянскую, еще не отполированную задами. Королева отказалась садиться, но, когда в зал вошел Дрейг — бледный, с расстегнутым воротом, к которому постоянно тянул руки, будто задыхался, ее ноги подкосились.

Улься придержала за локоть, помогла Донне опуститься на скамью. Сама села рядом, служа, скорее, подпоркой, чем советницей. Кто поможет бедной королеве, когда даже сын прячет от нее глаза?

Что происходило далее, казалось Донне страшным сном. По стуку королевского посоха в помещение входили люди. Один за другим. Останавливались перед королем и начинали говорить. Кто цедил слова, едва скрывая злобу, кто говорил еле слышным голосом, поскольку трудно вспоминать тот ужас, который происходил с несчастными по воле Гванера и его сестры, а кто-то до сих пор боялся и не верил, что вершится правосудие.

Истощенная старушка, в которой трудно было признать некогда пышущую здоровьем повитуху Санару, не скрывала ничего, хотя тема была настолько интимной, что лицо Дрейга пошло пятнами. Теперь он знал, что Донне пришлось пережить, и как убили ее любовь к Таллену, но как же сильно королева надеялась, что он не поверит, что чужой ей. Ведь свершился обряд «Купели», и тысячи глаз в просторном храме видели, как она сияла, признав обе крови родными. И пусть попробуют доказать обратное: Гванера нет, того колдуна, что забрал жизнь какой-то невинной девушки в обмен на желание, пусть и неправедное, тоже. Некому рассказать, некому предъявить свидетельство обмана.

Донна с болью смотрела на Дрейга, мечтала, чтобы тот поднял глаза и увидел всю глубину ее любви, но нет. Он лишь раз выплыл из оцепенения, и то взглянул не на мать, а на того, кто вызвал у собравшихся в зале людей вдох удивления. Она тоже перевела взгляд на дверь и страшно вскрикнула: в помещение входил оживший лорд Фурдик. Старый, трясущийся то ли от немощи, то ли от страха доктор.

Донна потеряла сознание, а потому не слышала, что он рассказывал, иначе поняла бы, как мало этот свидетель знает.

Придя в себя, ощущая жар в щеках, по которым вволю нахлестала Ульрисия, произнесла:

— Я ни в чем не виновата. Это все Гванер! Брат нашел колдуна, он же заговорил черную жемчужину. Они с колдуном, а не я, принесли в жертву девственницу, — Донна перевела взгляд на принца. Мальчишка тоже смотрел на нее во все глаза, не желая верить тому, что происходит. Однако слова матери рушили его мир. Отец никогда не уделял ему столько времени, сколько им занималась Донна, а теперь выходило, что вместо нее рядом с ним жило само Зло.

Почувствовав, что происходит в душе сына, Донна взмолилась:

— Дрейг, я твоя единственная мать, я! Пусть не течет в тебе моя кровь, роднее нас никого нет!

Улься толкала в плечо, пытаясь остановить неуправляемый поток слов, но Донна не слышала, торопилась откреститься от брата и призвать к разуму сына: ведь она всегда была любящей матерью, он того отрицать не может!

— Так вот почему я нащупал жемчужину в отвалившейся пуповине младенчика! — воскликнул взволнованный открытием доктор. — Да, господа, она была черной! Но как же хотелось бы узнать подробности: о свойствах, что даровала Его Высочеству эта жемчужина! Вдруг он стал колдуном? А может, с годами проявились некие неприятные черты характера?

Дрейг соскочил с места — пылкий нрав не дал усидеть, но Таллен успокоил сына одним взглядом.

— Зачем вы говорите гадости, доктор Фурдик! — Улься тоже не выдержала, поднялась, сжала кулаки, готовая кинуться на злопыхателя. Не она ли выхаживала младенчика, когда он болел? Не ее ли усилиями Донна и Дрейг сделались роднее родных? — Не было ничего страшного в той жемчужине! Не было!

— А девственницу за что погубили? — не унимался доктор — его дряблая кожа на шее мелко тряслась. — То не зло ли?

— Сам знаешь, любой селлар требует отдать часы, а то и годы жизни! Кто из колдунов пойдет на смерть, коль потребуется выполнить столь сложное желание, как подмена крови?

— Ну да, ну да, вот и нашли дурочку.

— Не знаю, как в Дамарии, у нас в Велирии многие бедные семьи лишний рот с радостью отдадут, лишь бы самим выжить. Да и что с чахоточной девственницы возьмешь? Не Гванер, так сама через полгода загнулась бы, а так пользу принесла…

— Кому? — голос Дрейга был тих, но лучше бы он кричал. — Кому ее смерть принесла пользу?

— Дамарии и принесла! Так и жили бы твои родители бездетный парой, а тут на тебе — наследник. И ни у кого не возникало сомнений, пока рот не открыл этот лжец!

— Я лжец?! — Фурдик аж взвился. Сухонькая ножка, обтянутая узкой штаниной, заплясала, задергалась — принялась отстукивать дробь. — Да я жизнь свою берег! Как нашел в пуповине черную жемчужину, так сразу и понял — бежать надо! Здесь колдовством страшным смердит!

— Леди Ульрисия, — перебил спор Его Величество, — расскажите нам, что нес в себе черный селлар?

Первая фрейлина, поняв, что еще сильнее ухудшила и без того тяжелое положение королевы, растерялась. И дернула ее Тьма вступить в перепалку с этим надутым индюком! И что теперь делать: правду говорить или выкручиваться?

— Давай уж! — обреченно произнесла Донна.

— Гванер обмолвился, чтобы мы не тряслись в храме, вели себя будто ничего странного не произошло. Мол, колдун обещал, «Купель» найдет кровь Донны родной, главное, чтобы с ритуалом не тянули. Пока пупок на месте, хоть кровь курицы лей — даже ее признают матерью. Вот мы и обрадовались, когда Ваше Величество изволили чуть ли не в первый день провести ритуал.

— Дрейг мой сын? — после таких признаний даже в этом родстве можно было усомниться.

— Даже не сомневайтесь! Мы бы не стали какого попало подкидыша в принцы брать.

— Улься, замолчи… — Донна закрыла лицо руками.

— А что теперь со мной будет? — подал голос доктор. Он устал стоять, а присесть ему не предложили. Старость гнула спину и лишала твердости ног. — Я ничего от Вашего Величества не скрывал, признался во всем, что содеял. И как только узнал от лорда Асдиша, что требуется помощь, без промедления на подмогу явился!

Король поморщился.

— Почему же вы не пришли на подмогу настоящей матери Дрейга? Бросили ее умирать от кровотечения…

— Так она ж была обречена! Я ж видел, как кучер по приказу Гванера селлары из глаз дракона топором повырубил… Если бы остался, сам бы под Волну попал, а так ребеночку — вашему сыночку, в дороге помощь оказал. Ни много ни мало три дня в пути провели. У него колики начались, едва не выдал криком, когда я его потайным входом в королевские покои нес. Кормилицу опять-таки кто нашел?

— Как жемчужина у принца в пуповине оказалась?

— Я ж не все время с младенцем рядом находился, сон и доктору нужен. Должно быть, Гванер озаботился. Я ж говорю, только потом нащупал, когда пупочек в королевскую раку клал. Полюбопытствовал. Селлар, должно быть, и сейчас там.

Король приподнял указательный палец, и помещение тут же покинул офицер в егерской форме. Через некоторое время он вернулся, держа в руке раку — золотую шкатулку, отдаленно похожую на гроб.

— Жемчужина на самом деле есть, — шепнул офицер Таллену Третьему.

— Я же говорил, — приосанился доктор.

— Лорд Фурдик, вы знали, что та женщина в Драконьем замке…

— Милена, Ваше Величество! Ее звали Милена, — доктор подобострастно поклонился, помогая королю вспомнить имя давнишней любовницы.

— Вы знали, что Милена носила под сердцем двойню?

Доктор побледнел. Облизал враз высохшие губы.

— Нет, не знал, — ножка опять заплясала ходуном. — Не стану скрывать, слышал какой-то нехарактерный шум, но, чтобы понять, что их двое… Вечная память малютке и ее матери.

— Не сметь, — спокойно, но твердо произнес король. Фурдик от страха затрясся. — Малютка выжила, но вовсе не благодаря вам.

Дверь отворилась, и в зал вошла Софья.

Королева, пребывающая в сумеречном состоянии, выплыла из него и криво усмехнулась.

— Еще одна лгунья. Вежанская, Мирудская… Теперь кто?

Король ответил за Софью.

Он поднялся с места, подошел к волнующейся девушке, протянул руку, а когда та вложила свою ладонь, прикоснулся к ней губами.

— Господа, разрешите представить, Ее Высочество принцесса Софья — моя дочь.

Сделав приглашающий жест рукой, подозвал к себе принца Дрейга.

— Познакомьтесь.

— Мы знакомы, отец. Это та самая девушка, за которую я тебя просил.

— На которую рассердилась твоя… кхм… мать?

Дрейг кивнул.

— Ну, я вроде бы о ней позаботился, приставил человека следить, чтобы ее не обижали, — король перевел взгляд на находящегося в зале лорда Асдиша. Тот поднялся с места.

— Я следил, — улыбнулся Эрли. — И до сих пор слежу.

— Я вижу, — согласился Таллен. — Спасибо.

— Так что со мной будет? — напомнил о себе Фурдик. Его ладонь лежала на груди, где с перебоями билось сердце. — Я могу вернуться в столицу?

— Казнить бы, — король смерил взглядом сжавшегося доктора. — Еще неизвестно, кого мы похоронили вместо доктора, и где его кузина… Жива ли вообще?

— Кузина в монастыре Святой Веры, можете проверить, она там под именем девы Марфы. Девственницей же до старости дожила, ею и помрет. А покойник, как водится, взялся из покойницкой. Я купил помершего бродягу за золотой вир, отмыл и обрядил в собственный камзол. Вот и вся недолга.

— Тоже в монастырь пойдешь грехи замаливать. Вот и вся недолга, — король потерял интерес к Фурдику, однако Софья не готова была так быстро простить убийцу матери.

— И все? Пусть этот кровопийца живет в монастыре и радуется? А кто ответит за жизнь юной девочки-служанки, загубленной им в Драконьем замке? А кто утешит сестру Велицы, которая так и не дождалась ее возвращения? Предателям и душегубам место на плахе.

— Вся в отца, — произнес Таллен. — В моего отца, твоего деда. Тот тоже вечно всех на плаху посылал.

Оглянувшись на задыхающегося от ужаса доктора, произнес:

— Ему и так немного осталось. Леди Шер призналась, что доктора съедает смертельная болезнь. Но мы не из тех, кто отказывает немощным в помощи, правда, дочь?

Фурдика унесли — ноги старика уже не слушались.

В комнату вошел офицер с папкой в руках и протянул ее королю.

— У меня в руках бумаги Гванера, — Таллен развязан красную ленту, и Донну передернуло от осознания, что сейчас все узнают унизительную правду о насилии, убийствах и вседозволенности ее брата. — Убегая, ты забыла их спрятать.

Королева с трудом, но поднялась со скамьи. Гордо задрала подбородок.

— Я готова выслушать приговор. Довольно театра! Признаю, что потворствовала Гванеру, но иначе не могла. Мы, велирийские женщины, всегда верны… семье, — она не хотела еще раз озвучивать причину, по которой пребывала во власти насильника. — Я приму любое решение, Ваше Величество.

На этот раз Софья воздержалась. На ее взгляд сама плаха не заслуживала такого преступника, поскольку Соня видела в Донне лишь зло. Но она не могла не вспомнить, что для Дрейга та была любящей и заботливой матерью.

Отложив бумаги, Его Величество произнес:

— Я верну вас вашему отцу. Пусть он сам решает, какой вы достойны судьбы.

— Нет! — закричала Донна. Ее вечно бледное лицо пошло пятнами. — Нет! Разрешите мне остаться. Я тоже уйду в монастырь. В свой монастырь! Буду учить девочек!

— Чему, Донна, ты их научишь? — король покачал головой. Его глаза были серы, как замерзшее озеро. — Одна из них после визита к тебе руки на себя наложила. Отец до сих пор не может отойти от горя. Хочешь еще кому-то жизнь испортить? Нет, ступай к себе. Пусть Рубдрих сам тащит такое ярмо.

Донна завыла, вцепилась в свое лицо, оставляя на нем глубокие борозды. Вновь оказаться во власти отца, который возложит на нее вину за проваленное дело? Он не простит ей потерянные рудники. Насмешки она еще стерпела бы, но вот презрение, обращение с собой, как с прокаженной, Донна не снесет.

Король протянул руку дочери, кивнул сыну, думая, что тот захочет задержаться и попрощаться с той, что столько лет была рядом, но Дрейг пошел следом за отцом. Но перейдя в центральную часть дворца, свернул в свои покои. Софья, отпросившись взглядом у Эрли, побежала за принцем.

— Вернуть хочет? — король обернулся на детей.

— Утешить. И самой утешиться, — Эрли вздохнул. У него на эту ночь были иные планы.

— Да, им есть о чем поговорить.

Софья уснула, крепко обняв брата. Слуги потихоньку, чтобы не разбудить всхлипывающих даже во сне близнецов, вынесли тарелки с остатками пищи (принцы крови, странное дело, сегодня ели прямо на ковре) и плотно затворили двери. Король приказал Их Высочества не беспокоить.

— Эрли, ты бы тоже поспал, — после долгого разговора с лордом Асдишем, король разжег в камине огонь. Таллен никак не мог согреться — не спасал даже плед, подаренный Велицей.

Эрли лишь покачал головой. Сколько всего произошло, беспокойные мысли не дадут уснуть.

Оказывается, Таллен совсем не догадывался, что виверна Хоули тот самый великий король драконов Хоулигар — его, Эрли, пра-пра-прадед. И теперь Таллен Третий точно знал, к кому после его смерти перейдет трон Дамарии. Дрейгу королем в любом случае не стать. Что будет с его сыном — так далеко он не загадывал. Пусть мальчик сам выберет дорогу. Бедствовать точно не придется. Собирался же он в Токрайскую академию, жаловался, что не может путешествовать: удел наследника быть рядом с троном, чтобы не стать чужим в королевстве, которым предстоит управлять. Теперь это место займет лорд Асдиш.

— Время есть. Я и сам был бы не против отправиться куда-нибудь учиться, — Эрли не спешил круто менять свою жизнь — Таллен не из тех правителей, кого следовало убирать силой. Да и ни к чему: Дамария процветала. — Драконам многое предстоит. Я не жалею, что Хоулигар когда-то отдал трон людям. Испытание богов сделало драконов более человечными. Что может быть ничтожней и беспомощней новорожденной девочки, а древний дракон отдал за нее жизнь.

— Да, виноватый король все-таки нашел свою жемчужину. Боги приняли его жертву, — Таллен поправил кочергой полено. — Знаешь, я до сих пор со страхом жду приближения Селлара. Вдруг вновь поднимется Большая волна?

— Не поднимется. Драконы сполна заплатили. Возродившийся источник в Драконьем замке тому доказательство.

— Я слышал, магия тоже вернулась?

— Пока только ко мне, но, думаю, когда каждый дракон пройдет через Очищающий источник, мы вновь сделаемся единым народом.

— Магия должна быть благом, а не орудием власти и безнаказанности, — в голосе короля прозвучало сомнение. Эрли рассказал ему историю Хоулигара, позволившему себе пренебречь дарами богов и сотнями людских жизней.

— Мы выучили свои уроки. А что касается верности одной женщине, то, клянусь, Софья для меня всегда будет единственной. Она удивительная. Никто, кроме нее, не додумался бы применить к мужчине право первой ночи.

Таллен в удивлении повернулся к лорду Асдишу. Разыгравшийся огонь ярко осветил его профиль.

— Да, так и сказала, на правах сильнейшего объявляю своему вассалу, то есть мне, право на первую ночь.

— Теперь я нисколько не сомневаюсь, что она моя дочь. Кстати, я стыжусь своего давнего поступка.

— В этом Софья совсем другая. Она и не вздумает стыдиться. И я не позволю.

— Вы любите друг друга. Это все меняет.

— А вы? Вы так и не познали любви? — Эрли произнес и тут же покачал головой. — Простите, я не должен был спрашивать.

— Ничего. На правах будущего родственника можно, — мягко улыбнулся король. — Я полюбил, но слишком поздно понял это. Даже прислал своей избраннице платье из жемчуга, в котором хотел бы повести ее к алтарю. Но Донна объявила, что беременна и все изменилось… — Таллен поднялся, подошел к походной сумке, висящей на спинке стула рядом с простым мундиром. Достал оттуда дневники фаворитки — Эрли узнал их по обложке.

— Верни их Софье. Пусть она сама решит, давать их Дрейгу или нет.

— Как он?

— Он подавлен. Дрейг не такой сильный как Софья. В этом он больше похож на Милену, чем на меня, — король провел ладонью по обложке дневника. Будто стирал с него пыль времени.

Эрли увидел в его движениях нерешительность, точно Таллен никак не мог произнести того, что собирался.

— Я… — и замолчал, вновь отойдя к камину. Эрли, желая подтолкнуть, выбрался из кресла и встал рядом. Король вместо слов распахнул записи фаворитки и показал лорду Асдишу прячущуюся под обложкой тоненькую, на несколько страниц, книжицу.

— Это еще один дневник. Правда, на этот раз жены капитана егерей Тиля Удачливого. Его фамилию давно заменили на прозвище, поскольку среди офицеров нет человека более удачливого в бою и в жизни. Я хочу, чтобы записи этой доброй женщины прочли мои сын и дочь.

— Я отнесу им.

— Потом, когда встанет Лейрена. Они наверняка сейчас спят. Им не довелось лежать в одной колыбели, но близнецы есть близнецы — больше их никто не посмеет разлучить, — произнеся это, король покинул свой кабинет.

Оставшись один, лорд Асдиш опустился на диван, стянул ставшие тесными сапоги и, откинувшись на подушки, углубился в чтение дневника жены капитана егерей. Эрли не давал покоя вопрос, почему король настаивает, чтобы записи простой домохозяйки прочла Софья? Что за тайны скрываются за неказистой обложкой?

Глава 26. Дневник жены Тиля Удачливого

«Я не знаю, откуда у меня взялось желание делиться мыслями с дневником. Может, виной тому странные сны, которые все чаще и чаще вторгаются в мою жизнь, а может одиночество. Ведь при всей моей любви к Тилю я одинока. Я не ропщу, поскольку таких жен, как я, в приграничном городке немало. Наши мужья все время пропадают на службе, а мы ждем их с замиранием сердца, особенно в дни, когда по Рамсверу ползут слухи о нападении на погранотряд или о схватке с вооруженными до зубов контрабандистами. Последние переправляют по горным тропам варику — каменную смолу, что ценна чуть ли не больше золота, особенно в корабельном деле: смажь ею днище любой посудины, и та сделается непотопляемой.

Но не о смоле я хотела рассказать тебе, мой дневник, а о съедающем меня одиночестве. Его я особенно остро ощущаю, когда вижу пятерых дочерей моей соседки, старшей из которых всего восемь. Их мать Мариса день и ночь в заботах. Постирать, приготовить еду, уделить внимание маленьким, наставить старшеньких — как только рук хватает?

Хорошо, что она отпускает своих «принцесс» в наш дом.

— Хоть отдохну от этого шума-гама, — говорит Мариса, и я ловлю в ее глазах затаенное смущение. Я и сама смущаюсь: все выглядит так, будто, заманивая детей, пытаюсь урвать кусочек чужого счастья.

Но чего перед тобой, мой дневник, таиться? Так и есть. Боги детей мне не дали, а играя с чужими, я возмещаю живущие во мне материнские потребности.

«Материнские потребности» — написала и задумалась. Откуда у женщины — дочери простого вояки, берутся такие заумные слова? Очень многое, связанное с прошлым, вызывает у меня вопросы. Один из них — умение играть на бюваре. Понятно, что родители стремились дать мне в руки инструмент для заработка. Видимо, отец не хотел, чтобы я всю жизнь зависела от милости мужа и могла сама о себе позаботиться. «Учительница игры на бюваре» звучит куда благороднее, чем содержанка. Разве рядом со мной мало таких, кто остался без кормильца? Король велик, он поддерживает вдов и сирот, оказавшихся у черты бедности по вине лазутчиков и контрабандистов, но куда надежнее уметь и самой зарабатывать деньги.

Учительница из меня получилась так себе, но бювар привлекает соседских девочек — больших любительниц потанцевать. Как призналась Мариса, они чуть ли не с утра начинают канючить, чтобы она отпустила их ко мне. Я не против. Особенно в дни, когда Тиля нет дома.

Для этой цели муж Марисы, сержант Гайд, даже сделал в саду калиточку, чтобы малышам не пришлось бежать через улицу, где день и ночь рыскают сторожевые собаки — так издавна заведено в нашем городке. Своих они не трогают, но за детей все равно боязно.

Тиль опять уехал. Прижимаю к лицу его рубашку и вдыхаю любимый запах. Сердце откликается, начинает биться чаще. Я такая дурочка. Скоро сорок, а веду себя как романтическая барышня, которой важен каждый знак.

У роз поникли головки — Тиль тоже скучает, ведь цветы принес он.

Его домашние башмаки стоят носами на улицу — приедет нескоро (я быстро разворачиваю их носами к дому, поторапливаю время).

Грабли оставил в саду — не трогаю, не заношу в сарай, пусть видит, что они его ждут. Как и деревья, роняющие листву.

— У нас с Гайдом будет ребенок, — Мариса мнет уголок фартука. Ее щеки полыхают. Я радостно обнимаю, и ее отпускает. Она начинает говорить-говорить-говорить: — Муж думает, на этот раз точно будет мальчик. У нас даже имя припасено — Тиль. Гайд уверен, что наш малыш с этим именем окажется таким же удачливым. Мы безмерно уважаем твоего супруга…

— Просто замечательно!

Плечи у Марисы мягкие, ее приятно обнимать. Волосы щекочут щеку, я убираю их и понимаю, что опять плачу. Не плакать! Пора бы уже привыкнуть! Но отчего так сильно тянет низ живота? Охаю, хватаюсь за него.

— Ой, прости! Говорил же мне Гайд, не лезь! — Мариса простодушна. Что на уме, то и на языке. — А я отвечаю, как не сказать? Хуже будет, если Ена сама увидит, еще подумает, что мы, как чужие, ей в последнюю очередь сказали!

— Все правильно. Мы с Тилем вам не чужие…

Она помогает добраться до кровати, где я сворачиваюсь калачиком. Мне стыдно, но ничего поделать не могу. Накрываюсь с головой. Жду, когда Мариса уйдет и вою уже в голос. Я даже не знаю, чего там больше: боли, которая терзает мое тело, или досады, что пустота в животе никуда не денется.

— Вот! Не встает уже неделю!

Разлепляю глаза, вижу Марису, которая опять привела гарнизонного доктора.

— Ну, милочка, что на этот раз?

— Я призналась ей, что беременна, и вот… — соседка расстроена, прячет глаза. У нее и так хлопот выше головы, а тут я.

— Не надо счастье превращать в вину, — говорю я и задыхаюсь от горечи лекарства. Доктор подносит стакан с водой к пересохшим губам. У меня, должно быть, жар. — Это все сны.

— Вернулись кошмары? — доктор ставит на стол бутылочку с успокоительной настойкой. — Принимать будете перед сном.

— Да. Меня опять крутит в темной воде, я захлебываюсь, но из последних сил пытаюсь схватить жемчужину, чтобы загадать желание.

— Какое желание? — голос доктора мягок, глаза внимательные. Я вытянулась, он мнет мне живот. Мой пустой живот.

— Не знаю. Наверное потому, что так и не поймала жемчужину. Откуда такие сны, доктор?

— Вы когда-то пережили сильное потрясение. Возможно, оно связано с гибелью ваших родителей.

Это правильно. Скорее всего так и было. Когда теряешь кого-то из близких, вот так, сразу, трудно остаться в твердой памяти и светлом уме. Только что они были рядом, смотрели любящими глазами, а через мгновение ты понимаешь, что их уже нет в живых. Никого. Только ты одна и эта пустота в животе…

— Я даже лиц их не помню. Только фигуры. Мама была большой, гораздо выше отца. Он называл ее ласково «моя дракониха».

— А отец? Что вы помните о нем?

— Медведь, — откуда-то всплывает это слово. Доктор хмурится, что-то быстро записывает в блокноте.

— Тиль! Я так тебя ждала!

От мужа пахнет походной жизнью, дымом. Он скидывает китель, хватает меня на руки и кружит.

— Ты опять похудела? Скоро станешь легче перышка.

— Тиль, пусти! Дай хоть вытащу горшок! — мне приятны объятия мужа, но в печи булькает овощное рагу. Или пусть вовсе сгорит?

— Я сам, — он хватает с крючка полотенце, отворяет заслонку и тянется за котелком. А я смотрю и не могу насмотреться, как под рубашкой бугрятся мускулы, как, развернувшись ко мне, муж ловит мой взгляд и улыбается.

Мы забываем об овощах и остывающем мясе.

Мое тело горит от поцелуев, но я все равно требовательна.

— Еще! Еще! И здесь поцелуй, и здесь.

Будто пытаюсь заполучить его нежность впрок.

— Знаешь, я вспомнила, что мой отец выглядел как медведь. Широкие плечи, борода лопатой.

— А меня не вспомнила? — Тиль поднимается на локте, всматривается в мое лицо. Мне стыдно, очень стыдно, но я не помню, как Тиль за мной ухаживал, как сделал предложение, как я переехала в городок на горном перевале, где стоит королевский гарнизон.

— Пожалуйста, расскажи еще раз, как ты меня полюбил, — я опрокидываю мужа на подушку, кладу голову ему на грудь и слушаю стук сердца.

— Ты мне понравилась с первого взгляда. Красивая, нежная, ты танцевала в окружении подруг. Твое лицо светилось счастьем, и я так сильно захотел тебя, что …

— Украл. Ты меня украл. И я отдалась тебе в первую же ночь.

Легкая тень скользит по лицу Тиля, я это вижу. Я всегда в этот момент поднимаю голову и смотрю на мужа. Я уже знаю, что была против, Тиль признался, но он настоял. С тех пор мы не расстаемся. Тиль не раз просил у меня прощения за первую ночь, а я в ответ целовала его.

— Расскажи, как все было, когда ты меня раздел?

Обычно здесь он уходит от ответа, но не в этот раз.

— Я не раздевал. Задрал юбку и все.

— Все произошло стоя?

— Нет, ты лежала, — он хмурится. — Ена, все.

— Тебе неприятно вспоминать о нашем первом разе?

— Я был ужасен. Ненасытен и эгоистичен.

— Зато сейчас ты совсем другой. Я тебя перевоспитала.

Память. Как же я мечтаю, чтобы память вернулась. Я устала по крупицам собирать сведения о себе. Кто я? Каким была ребенком: спокойным или непослушным? Став взрослой, жила с родителями или отдельно? Я уже тогда работала учительницей? Что случилось той ночью, когда они погибли? Я видела их смерть или мне сообщили о ней? Что послужило причиной помутнения рассудка: горе или болезнь, из которой я едва выкарабкалась?

Я чувствую, что разгадка где-то в моих снах, всегда одинаково страшных: меня несет черная вода, а вокруг, словно светлячки, крутятся яркие жемчужины. Я пытаюсь поймать хотя бы одну, но они проскальзывают сквозь пальцы. Холод сковывает мое тело, но я сопротивляюсь. Даже задыхаясь, я понимаю, что спасение в жемчужине, которой надо загадать желание.

Если я вспомню это желание, я вспомню и все остальное.»

Эрли, закрывая тощую книжицу, вздохнул. Он переживал за Соню, которой придется узнать, что Милена жива, но не помнит ни ее, ни Дрейга. Записи жены капитана егерей трудно назвать дневниками. Неожиданно начала и так же неожиданно бросила, но за ничтожно малым количеством страниц скрывалась история потерянной женщины. Без прошлого, с зыбким настоящим и неопределенным будущим.

— Кто этот Тиль Удачливый?

Король пришел в полдень. Он понимал, что его дети после чтения дневников захотят узнать больше. Они сидели на диване рядом, прижавшись друг к другу, их пальцы были переплетены. В глазах светились страх и надежда.

Эрли не выдержал, встал за спиной Софьи, положил на ее плечи ладони. Она благодарно потерлась о них щекой.

— Это мое прозвище со времен военной академии. Нас было семеро друзей, все из разных сословий, и я ничем не хотел выделяться. Эти же друзья помогли мне, когда я привез Милену в Рамсвер. Ограниченное число людей знает, что капитан Тиль Удачливый — это король Таллен Третий. Не спрашивайте, как нам удалось сохранить тайну, я и сам иногда удивляюсь. Но доктора строго запретили Милене волноваться, и я не хотел, чтобы страшное прошлое ворвалось в ее жизнь. Она сама придумывает его, а я не мешаю.

— Она считает, что Велица и Вокан ее родители? — Соня опять плакала.

— Я не стал разубеждать ее, иначе мне пришлось бы рассказать и остальное. О свадьбе с Дикреем, о предательстве брата и моем равнодушии. Если бы она узнала об имении «Дикий вепрь», я не смог бы ее удержать, она рвалась бы туда, но ничего, кроме боли, такое пришлое не принесет. За тот год, что Милена прожила в Драконьем замке, Велица и Вокан на самом деле сделались ее родителями. Только очень близкие люди пойдут за нас на гибель.

— Отец, ты женился на Милене? Она называет тебя мужем.

Таллен опустился в кресло. Казалось, что силы покинули этого несгибаемого мужчину.

— Я воспользовался тем, что она не помнит прошлого, а, значит, могла забыть нашу свадьбу.

— Как она выжила? Как сумела спастись? — Софья комкала в руках платок, который ей протянул Эрли. Забыв, для чего платок предназначен, она вытирала слезы кулаком.

— История спасения Милены до сих пор остается загадкой. Ее нашел в расщелине у тайной тропы один из моих охотников. Ольсон же обнаружил, что в ее руке была зажата жемчужина. Она до сих пор цела. Я вделал ее в кольцо, которое Милена называет обручальным.

— Значит, она все-таки загадала желание? — Софья порывисто поднялась, но брат потянул ее назад, заставил сесть.

— Нам приходится только догадываться какое. Но то, что она выжила — не иначе как чудом не назовешь. Ольсон уже готовился рассказать мне о гибели фаворитки, но нащупав пульс, спрятал ее: в Драконий замок прилетел принц Гванер. Его виверна долго кружила над скалами, выискивая тела жителей замка, и я благодарен Ольсону, что тот не выдал себя. Если бы не его чутье, что Гванеру нельзя доверять, что велириец неспроста примчался в замок сразу после Волны, я потерял бы жену и друга, — король закрыл глаза. Соня громко всхлипнула. — Я кругом виноват. Рядом со мной змеи свили гнездо, а я оставался слеп.

— Из-за нее ты так редко бывал во дворце? — принц Дрейг заметно злился. Он, как и когда-то Соня, не воспринимал Милену как мать. Сейчас она была человеком, из-за которого сын редко видел отца. Дрейг остро чувствовал себя осиротевшим.

Таллен не ответил, лишь кивнул.

В комнату зашел секретарь королевы.

— Ваше Высочество, — похоронным голосом обратился он к Дрейгу, — вы просили предупредить: Ее Величество покидают дворец.

Принц поднялся с места.

— Я попрощаюсь… с этой женщиной. Нет, — он выдернул свою ладонь из рук сестры, — сопровождать меня не нужно. Со мной уже ничего плохого не случится. Я сам. Я должен…

Таллен проводил глазами так быстро повзрослевшего сына.

— Он любил Донну.

— Она была ему матерью, — поддержала короля Софья. Прошло слишком мало времени, чтобы Дрейг осознал, какую чудовищную роль Донна сыграла в его судьбе. — Ваше Величество…

— Отец. Называй меня отцом.

— Отец, дайте Дрейгу время, и он сам придет к вам. Как я пришла.

— Я так и сделаю. Спасибо.

— Что будет дальше? — Софья облизала пересохшие губы и с благодарностью приняла протянутый Эрли стакан. — Я не спрашиваю о нас с лордом Асдишем: тут все понятно, я выйду за него замуж, даже если он будет против…

— Я не дамся.

— Софья, прекрати, — мягко улыбнулся Таллен. Милена в ее возрасте была совсем другой — робкой, застенчивой, эта же точно пошла в деда, правившего Дамарией твердой рукой. Соня — королева с деревенскими замашками. Ну ничего. Лорд Асдиш перевоспитает ее. Даст понежиться и возьмет в жесткие рукавицы. С такими, как Софья, иначе нельзя.

— Я о всех нас. О Милене, о Дамарии, о драконах, — Соня мстительно посмотрела на Эрли, — которые только притворяются домашними котами…

— Все своим чередом, милая. Сначала дождемся Дрейга.

Дверь распахнулась, и на пороге застыл взъерошенный секретарь Донны.

— Его Высочество отбыл вместе с королевой.

Глава 27. Драконье сокровище

— Вы не пошлете за принцем? — лорд Асдиш шагнул к королю, который пошатнулся, сраженный неожиданным известием, но Таллен решительно отверг помощь.

— Дрейг сделал свой выбор.

— Нет! Не может быть! — Софья вклинилась между мужчинами. — Я разговаривала с ним всю ночь. Поступок Донны уязвил Дрейга, он воспринял его как предательство. А предателей не прощают!

— Софья, — король убрал упавший на лицо дочери локон, — Дрейг не такой как ты. Там, где ты находишь обман, он будет искать оправдание. У моего сына слишком доброе сердце, и я всегда сомневался, сможет ли он в трудный час принять правильное для страны решение. Не возобладают ли чувства над разумом. Сегодня ты видела прямое тому доказательство. Я даже где-то рад, что Дрейг оказался бастардом. Трон должен отойти более зрелому правителю. Твой Эрли справится.

Произнесенная речь точно лишила короля сил. Таллен тяжело опустился в кресло, и тут только Софья поняла насколько сильно на короля подействовал поступок принца. И что еще больше удивило — отец посчитался с выбором сына и отпустил его.

— Неужели мы ничего не предпримем? — Соня развернулась к лорду Асдишу. — Позволим этой змее увести чистого душой мальчика?

— Милая, — Эрли говорил тихо, чтобы немного поумерить пыл Софьи, — ты забываешь, что Дрейгу столько же лет, сколько тебе, и он способен отвечать за свои поступки. Но, — лорд Асдиш не мог поступить иначе, видя, как злится его дикая кошка, — если ты непременно хочешь поучаствовать в судьбе брата, не лучше ли отправиться прямиком к Дамарско-Велирийской границе? Там у тебя появится еще один шанс вернуть близнеца.

— Да! Уж я найду слова, не сомневайтесь!

— Нисколько не сомневаюсь, — Эрли подтолкнул горячащуюся девушку к двери, желая оставить короля наедине с его мыслями.

— Вы сейчас же прикажете заложить экипаж? — Соня, оказавшись за дверями отцовского кабинета, с сомнением оглядела свое платье, в котором провела ночь. От жесткого корсета болела спина, но мятая одежда и кривобокость вовсе не повод отказаться от погони. — Как думаете, они далеко успели уехать?

— Мы их не только догоним, но даже сможем переодеться, — Эрли щелкнул пальцами, и перед досадливо выдохнувшей Софьей открылся проход к дверям особняка лорда Кавардуза.

— Как только утратила дар открывать порталы, все время о них забываю, — произнесла она и, кокетливо передернув плечами, шагнула в объятия бабушки Эрли.

— Ничего не говорите! Я все уже знаю! — пухлая рука обвила талию пассии внука. — Санара нам рассказала, как приперла доказательствами Донну! Пусть теперь катится в свою Велирию.

— Уже покатилась. И прихватила с собой Дрейга, — Соня обиженно надула губы.

— Что ты говоришь, деточка? Не могу поверить! Ау! Где вы все? — оборачиваясь, крикнула леди Ганна, на мгновенье оглушив Софью. — Слышали последнюю новость? Донна забрала с собой сына!

— Вновь украла ребенка, гадюка! — Санара, появившись откуда-то из-под лестницы, потрясла клюкой.

— Догнать и отбить! — кинул клич лорд Кавардуза, шаря по тому месту, где в бытность военной службы болтались сабля или кинжал, но которых он лишился из-за смены мундира на мягкий домашний халат.

— Мы займемся этим чуть погодя, — остудил родственников Эрли. — Пока хорошо бы ополоснуться и немного отдохнуть. Ночь оказалась слишком тяжелой.

Как и предупреждал дед, Эрли и его «гостья» занимали разные комнаты. Мало того, покои находились в противоположных крылах огромного особняка, что нисколько не мешало живому общению через портал. Главное, как уяснили молодые, вовремя разойтись по своим местам и желательно расправить простыни на второй половине кровати, или в крайнем случае, изобразить звезду — любительницу поваляться и измять всю постель.

— Я буду у тебя через полчаса, — шепнул Эрли, поворачивая от центральной лестницы к своей, ведущей в западное крыло. — Не одевайся.

— Любите брать тепленькими, мой дракон?

— В основном голенькими и влажными, мое сокровище.

— Не вытираться, что ли? — простодушно спросила Соня, перевесившись через перила: из-за огромной люстры, висящей между лестницами, она видела только ноги Эрли.

Сапоги замерли. Вскоре показалась рука, которая погрозилась пальцем.

— Не о том думаешь, девочка. Хотя… хотя можешь не вытираться. Я слижу с тебя все капли.

— Ганна, вы слышали? — Санара, застыв у одной из колонн, подпирающих свод холла, подозвала к себе закадычную подругу.

— Что? Что он ей сказал? — бабушка Эрли приложила ладонь к уху.

— Что через девять месяцев у вас будет правнук, — громкий шепот эхом взмыл ввысь.

Леди Ганна расплылась в улыбке, но быстро собралась, вернув себе чопорное выражение лица.

— Тише! Лорд Кавардуза до сих пор верит, что я поборница морали. Будем держать маску.

— Будем держать кулачки, — поправила Санара.

— Я не готова стать бабушкой! — донеслось из соседней гостиной. С шумом захлопнулась дверь, подкрепляя протест леди Зайлери.

— О, Эрли! — слизывание капель так понравилось Соне, что она еще раз сбегала в купальню. — Я на небесах!

— Не улетай слишком далеко, мы еще не закончили.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​- Разве? Боюсь надоесть небесам своими частыми визитами. А еще переживаю, не опоздаем ли мы на границу?

— Не о том думаешь, — Эрли перевернул «подопечную» на живот и медленно, заставляя ее замереть, провел языком по ложбинке вдоль позвоночника. Добравшись до шеи, прикусил самое чувственное место, и подул на него, что вызвало волну мурашек. Соня, ахнув, выгнулась кошкой, и оба полушария ее груди тут же попали в капкан проворных рук.

— О, Эрли!

Пальцы дракона, наигравшись с твердыми горошинами сосков, плавно переместились к талии, ласково огладили ягодицы и заставили развести ноги.

Тела сомкнулись, задвигались ритмично. Вскоре совместное дыхание участилось, предвосхищая приближение кульминационного момента, и когда рука Эрли, обвив тело Сони, лишь дотронулась до жемчужины, хранящейся между нежными лепестками, этот самый апогей у строптивой любовницы наступил. Не такой яркий, как предыдущий, но окончательно лишивший сил. Стоны «сокровища» подтолкнули к вершине наслаждения и самого дракона.

— Я тоже переживаю, не опоздаем ли мы на границу? — произнес задыхающимся голосом Эрли, отваливаясь на подушки. Соня подползла к ненасытному любовнику и упал ему на грудь.

— Я просто не смогу встать, придется нести меня на ручках.

— Легко, — лорд Асдиш перехватил податливое тело «сокровища» и шагнул в открывшийся портал.

— Куда?! — заверещала Соня, ярко представив, как они голые оказываются на границе, вызвав оторопь не только у Дамарийских пограничников, но и у короля Велирии, который наверняка будет встречать дочь на противоположной стороне реки Вардаф.

Но Эрли не спешил показывать всему свету красоту возлюбленной, а потому они оба ухнули в небольшой бассейн с прохладной водой — именно такая купальня примыкала к покоям лорда Асдиша. В особняке Кавардуза давно было известно, как драконы любят водную стихию, а потому сразу после замужества дочери западное крыло переоборудовали, стремясь угодить могущественному зятю. Теперь покои отца занимал их дражайший внук.

— Ух! — произнесла Соня, отплевываясь и протирая глаза — Эрли окунул ее с головой. — Балуют вас, мой лорд! Видели бы вы мою купальню: жалкий ушат и пара кувшинов с горячей и холодной водой.

— Разрешаю тебе приходить сюда. Купаться вдвоем всегда приятно, — его руки опять заскользили по телу Сони.

— Мой дракон, вы ненасытны! — Софья попыталась вырваться из железной хватки, но оставила потуги: драконы никогда не упускают свое.

— Извечные собиратели сокровищ умеют наслаждаться свалившимся на их голову богатством, — прошептал он в самые губы Сони и вновь завладел ими. «Сокровище» для порядка еще немного потрепыхалось, но природа взяла свое. Вода волнами переплескивалась через край чаши, а звонкое эхо разносило полные сладострастия стоны.

— Это кто так? — подняв глаза от карты, разложенной на столе, спросил лорд Кавардуза.

Секретарь, не раз участвовавший с хозяином в боевых операциях, отложил книгу учета, по которой проводил ревизию в библиотеке, и, по-военному вытянувшись, отчеканил:

— Наши с боем берут редут.

— Редут, надеюсь, не вражеский? — уточнил бывший вояка.

— Никак нет. Судя по крикам, сдается с удовольствием.

— Ну и ладненько, — кивнул головой дед Эрли. — Поднимись, братец, прикрой плотнее двери в покои лорда Асдиша. Не ровен час леди Ганна услышит.

— Конец тогда всяким редутам, — подтвердил секретарь и поспешил на второй этаж.

— О, Эрли! — лорд Асдиш взял в руки гребень и примерялся, как бы половчее расчесть свое сокровище, сидящее на невысоком пуфе. Желание припустить романтизма в отношения боролось с боязнью причинить боль. Мокрые волосы возлюбленной опускались до самого копчика и оставляли на теле капельки воды. Что делать с капельками и телом лорд уже знал, теперь стремился освоить прочие ловкие способы приручения женщины.

Он запустил гребень в волосы и, еще не таща его вниз, заглянул в лицо любимой. Не найдя в нем признаков неудовольствия, повел по всей длине. Потом с удивлением рассматривал вырванный клок волос.

— Тебе не больно?

— Нет, — произнесла Соня, быстро смахнув с щеки предательницу-слезу. — Продолжайте, мой лорд!

Софья тоже пыталась доставить Эрли удовольствие. Раз уж ему непременно хочется расчесать ее волосы, она потерпит.

— Боюсь, здесь я безнадежен.

— Нельзя быть во всем совершенством, — успокоила Соня своего дракона, отбирая у него гребень. Ловко расчесав волосы, произнесла слово, облегчившее жизнь обоим: — Готово!

Одевался каждый у себя, осознавая, что любовные игры могут растянуться до бесконечности, а граница ждать не будет.

Стоя на пригорке, откуда хорошо обозревались и дорога, по которой прибудет Донна, и мост с полосатыми шлагбаумами, где вытянулись по струнке пограничники, Соня думала о судьбе королевы, едущей на Родину с позором. Как ее встретит отец, что сделает, узнав, что Дрейг не родной внук? Как переживет крушение надежд?

Софья Мирудская, несмотря ни на что, благословляла свою судьбу: та дала ей двух отцов, и оба оказались достойными людьми. Детство вспоминалось счастливым и солнечным, а девочка Софийка даже не догадывалась, сколь многим пожертвовали родители, чтобы сберечь неродное дитя. Она ни разу не почувствовала себя чужой в семье Вежанских и, благодарная за безвозмездную любовь, не отказалась бы от родственных связей с семьей кузнеца, сколь высоко бы сама ни взлетела.

«А каким было детство Эрли?» — Соня посмотрела на стоящего рядом мужчину. Тот тоже думал о чем-то своем. Пронзительный ветер, дующий с гор, трепал волосы и заставлял щуриться.

«Боги, как же я его люблю!»

— Мой лорд, а где ваш отец? — как странно, что она ни разу не поинтересовалась судьбой его родителя. — Вы так много рассказываете о вашем пра-пра, но ни словом не обмолвились о лорде Асдише.

— Он погиб на охоте.

— Простите, я не знала, — Соня растерялась, но Эрли притянул ее к себе и поцеловал в макушку.

— Мама не любит вспоминать день, когда сделалась вдовой. Она и слова этого не приемлет, потому как верит, что отец однажды вернется. Его тела так и не нашли. Снежная лавина пощадила только Шезгана — дракон оказался слишком далеко от хозяина и не успел спасти его. Сейчас я думаю, если бы отец умел летать, избежал бы столь страшной смерти? Получается, проклятие Хоулигара и здесь сыграло злую шутку…

— Теперь все изменится, — Софья не знала, как загладить свою вину. Ну почему она не спросила об отце Эрли у леди Ганны? Бабушка наверняка рассказала бы о давней трагедии, и теперь бы не пришлось краснеть и подыскивать слова. — Драконы сделаются прежними.

— Да, Очищающий огонь напомнит им, какая кровь течет в их жилах.

— Наверно, не каждый решится шагнуть в пламя, — Соня с сомнением покачала головой. Она помнила, каким грандиозным столбом взвился Источник. — Как драконам понять, выдержат они жар или нет? А вдруг в них той драконьей крови — капелька?

— Тут каждый решает за себя. Без прохождения Источника ты никогда не узнаешь, дракон ты на самом деле или нет. Я первый покажу пример.

— А магия? Она достанется драконам вместе с крыльями?

— Источник разбудит дар каждого смельчака. У всех он окажется разным: кто-то нырнет в портал, кто-то начнет плеваться огнем…

— О! А разве это способность не каждого дракона?

— Нет, только дракона-воина.

— А что еще могли драконы?

— Почти все.

— А через зеркала ходили?

— Н-нет, — покопался в памяти Эрли, — не припомню такого. Пророки были, создатели артефактов, целители, но вот сведений о зеркальщиках я не встречал.

— Как всегда. Как что-то непонятное, то получите, Софийка Вежанская, и живите как хотите! Лучше бы я была целительницей, — удрученно вздохнула Соня. — Хоть что-то полезное. Что толку подслушивать-подсматривать и вываливаться в тех местах, где тебя не ждут? А так я просунула бы руку под вашу рубашку, погладила бы по этому страшному шраму…

— Его оставил твой Беркут…

— Неправда! Это след от пики, а от Беркута тоненькая ниточка! — Соня бесцеремонно распахнула ворот рубахи и потыкала в то место, по которому чиркнул кинжал брата. — Вот, видите! Ой!

— Что? — Эрли скосил глаза.

— Я только потрогала, а шрам исчез.

— Потрогай еще здесь, — лорд Асдиш еще больше расстегнул рубашку. Соня не поверила, поискала подвох в глазах Эрли, но тот был как никогда серьезен. — Ну же!

Боязливо, будто ей предлагают погладить ядовитую змею, Софья ткнула пальцем в безобразный шрам, оставленный лорду Асдишу на память в замке Гванера.

— Ой, он побелел, — Соня смелее провела по контуру недавно затянувшейся раны. Та будто стиралась под пальцами новоявленной «целительницы». Сначала исчезла краснота, за ней и сам бугрящийся шрам. — Ух ты! Я и такое могу?

— Ты же жемчужина. Селлар. Чего пожелала, то и произошло.

— Надо бы мне поумерить свой пыл, мало ли чего я пожелаю? Хотя… — она взмахнула руками, и Эрли от неожиданности отпрянул. — Желаю, чтобы один вредный дракон на мне женился!

Лорд Асдиш прислушался к себе, выискивая не свойственные ему желания, и облегченно выдохнул.

— Нет, не работает.

Соня сникла.

— Какой-то неправильный я селлар.

— Милая, оставайся лучше целительницей. У меня еще много шрамов, — как мог, утешил ее лорд Асдиш.

На границе возникло оживление, и это отвлекло Софью от переживаний.

Глава 28. Две женщины, две судьбы

Дорожное платье темной расцветки было подобрано для краткосрочного путешествия как нельзя лучше: его Соня оценила лишь тогда, когда увидела медленно приближающуюся к границе процессию.

— Я совсем забыла, что вместе с Донной на родину возвращается Гванер, — Софья вжалась в плечо лорда Асдиша, тот нашел ее руку и, утешая, сжал.

Черный катафалк с телом младшего брата Донны ехал первым. За ним тянулась вереница карет велирийцев, покидающих Дамарию вместе со свергнутой королевой. Завершал скорбную процессию Дрейг. Его скакун, будто чувствуя настроение хозяина, вяло перебирал ногами.

— Смотри! — Эрли кивнул в сторону Велирийской границы. Софья встала на цыпочки, чтобы рассмотреть группу всадников, замерших довольно далеко от моста.

— Почему они не подъезжают ближе? — Соня видела, как развеваются на ветру привязанные к пикам траурные ленты. На красных знаменах кривил морду вышитый золотом лев. С таким же лицом застыл выделяющийся мощью и горделивым видом всадник. — Кто это?

— Сам король Велирии. Рубдрих Первый встречает дочь.

Король, только что заметивший появившуюся с другой стороны границы процессию, поднял руку в перчатке. Повинуясь его жесту, всадники разъехались в стороны, освобождая путь повозке с водруженной на ней огромной железной клеткой.

— Ужас, — тихо произнесла Софья, поняв, для кого предназначается клеть. — Неужели он это сделает?

— Донна виновата, и Рубдрих всему миру хочет показать, как он относится к ее преступлениям. Благодаря ей он лишился всего: надежд, внука и рудников.

— Но он же сам позволил сыну изнасиловать собственную дочь. Сам отправил ее в Дамарию.

— Кто теперь это докажет? Гванер мертв, а Донна… считай, она тоже мертва.

Между тем с Дамарской стороны границы тоже произошла заминка. Хотя катафалк уже миновал разграничивающую королевства черту, Донна так и не решилась въехать на мост.

Софья закусила губу. Она не могла равнодушно смотреть на Дрейга, спешившегося с лошади и пробирающегося к матери, застывшей в окружении соотечественников. Его светлые волосы тормошил ветер и кидал в бледное лицо.

— Я пойду к нему!

— Не смей! — лорд Асдиш больно вцепился в плечо вырывающейся Софьи.

Соня опять плакала. Как же много она плакала в последние дни! Наверное, слезами она возмещала все то счастье, что сверх меры получила за всю свою предыдущую жизнь! Боги, дайте ей силы выстоять, видя, какая боль съедает ее доброго брата!

Тот подошел к Донне, но вопреки ожиданиям не позволил обнять себя приободрившейся матери. Резко вытянул руку, чтобы остановить ее порыв. Что-то произнес побелевшими губами и кивнул в сторону, куда тут же повернула голову королева.

Соня перевела взгляд туда же: за мостом к развилке дорог приближалась еще одна группа всадников. Серые одежды, серые лица, к седлам некоторых приторочены серые же знамена.

— Кто они?

— Орден кающихся, — Эрли сощурил глаза. — М-да, не ожидал такого шага от Дрейга. Поступок взрослого человека.

— Что это значит? Что?! — Софья, требуя ответа, вцепилась в камзол задумавшегося лорда Асдиша.

— Вызвав Орден кающихся, он не позволил унизить мать. Дрейг догадывался, что Рубдрих не простит дочь.

— Что будет с Донной дальше?

— Дальше? — Эрли посмотрел в горящие глаза Сони. Он помнил, что ее сердце требует отмщения. Странное дело, Милена наверняка не пожелала бы смерти Донне, но дочь, кровь от крови ее, не была столь всепрощающей. — Дальше Донне предстоит выбор: свернет она направо — к отцу, где ее ждет железная клетка, или налево — к представителям Ордена, который с состраданием примет новую последовательницу. Донне обрежут волосы, обрядят в серые одежды и заставят до самой смерти возносить молитвы богам, прося их о помиловании. Ограничение во всем: в еде, в передвижении, в желаниях.

— Страшный выбор…

— Нет, Дрейг не простил Донну, как думает твой отец. Он позволил сохранить ей жизнь и получить надежду на прощение.

— А если Рубдрих попробует отбить дочь?

— Он проиграет. Силы Ордена столь велики, что не один король склонял перед ними колени.

Соня пригляделась и заметила, что монахи вооружены не хуже воинов короля.

— Королева уходит, — в голосе Эрли звучали грустные ноты, и Соня понимала его. Донна была противоречивой натурой: в ней ужасное соседствовало с великим, огромная любовь к сыну переплеталась с ненавистью к таким как Софья, но она была истинной королевой.

Донна шла в одиночестве. Ни один из велирийцев не последовал за ней. Даже леди Ульрисия, положившая на свою королеву молодость, позабывшая о собственной семье и мечте о будущем с детьми и мужем, не поддержала ее, осталась стоять в числе прочих — растерянных, не понимающих, что делать и куда идти.

На развилке Донна чуть помедлила. И всем показалось, что она все-таки пойдет навстречу отцу, неспешным шагом продвигающемуся в ее сторону. Рубдрих знал, как трудно сделать выбор между позором и той же смертью, только растянутой на годы, поэтому призывно махал дочери рукой. Улыбка его при том была как у палача, обещающего мгновенную смерть.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Но, нет, королева гордо вскинула подбородок и повернула к мрачно ждущим ее всадникам в сером. Один из них, протянув Донне руку, одним махом закинул ее за свою спину и, пришпорив коня, двинулся в сторону гор.

Донна обернулась, выискивая глазами сына. Нашла, но не получила ни долгого взгляда, ни последнего взмаха рукой. Прямая спина принца была ей сродни пощечины.

Наверное, Софью будет долго преследовать полный отчаяния взгляд Донны. Зря лорд Асдиш думает, что у Софийки Вежанской каменное сердце. Она такая же слабая, как и ее брат-близнец, иначе бы не рыдала сейчас, уткнув лицо в ладони.

«Велица, ты слышишь меня? Велица! Твои убийцы получили по заслугам!» — Соня пыталась вернуть себя к правильным мыслям, но они ускользали, и опять перед глазами вставал растерянный взгляд гордой королевы, которую так и не простил горячо любимый сын.

Катафалк с телом Гванера доехал до отряда короля Рубдриха. Кавалькада развернулась и отправилась восвояси. Вскоре пограничная полоса опустела: какие-то кареты нашли более привлекательным обратный путь, какие-то двинулись в глубь Велирии.

— Я хочу увидеть мать! — Софья вздрогнула. Занятая своими мыслями, она не почувствовала, что к их маленькой компании присоединился Дрейг. Она обняла брата и позволила себе не заметить, как вздрагивают его плечи.

Приграничный городок поразил обилием зелени. Высокие ели точно воины оберегали фруктовые деревья и цветущие кусты. Открылся Рамсвер внезапно — дорога стелящаяся по дну ущелья вывела к небольшому плато с громоздящимися на нем строениями. Остроконечные крыши, храм с колокольней, на въезде длинный барак с горделивым флагом Дамарии, марширующие на утоптанной площадке пограничники, и зычный голос офицера, отдающий неопытным новобранцам команды.

— Весенний набор, — пояснил Таллен. Сейчас он не выглядел как король. Собранные в хвост волосы, потертый на локтях капитанский мундир, растоптанные сапоги и смеющиеся глаза делали из него повидавшего виды вояку, чей срок окончания службы совсем скоро.

«Он здесь счастлив!» — догадалась Софья. Ее сердце тут же пустилось вскачь, предвкушая встречу с женщиной, давшей им с братом жизнь. Как все пройдет? Что скажет Дрейг? Как их встретит Милена? Давать или не давать ей дневники фаворитки? Не сделают ли они хуже, поведав Милене ее же историю?

Таллен тоже сомневался, выдержит ли сердце любимой, если сразу сказать, кто пожаловал к ней в гости. Одно известие о том, что соседка беременна, едва не свело Милену в могилу, что уж говорить о признаниях, где Тиль сделается королем Дамарии, а близнецы — ее собственными детьми?

— Тиль! — она выскочила на улицу, словно только и занималась тем, что караулила мужа. Простоволосая, в поспешно снимаемом фартуке, босая. Она повисла на шее мужа и лишь после того, как он сдержанно хмыкнул, обратила внимание на гостей. — Ой, извините! Не ожидала! У нас обычно не бывает чужих!

И густо покраснела, поняв, что своими словами могла обидеть молодых людей с интересом разглядывающих ее.

— Простите!

Но Таллен не дал вконец засмущаться, обнял за плечи и повел в дом. Небольшой, уютный с садом и огородом, резным штакетником.

— Вы не суетитесь, пожалуйста, — Софья перехватила руку, судорожно завязывающую на талии фартук. — Мы все принесли с собой. Дрейг, заноси.

Принц застыл истуканом в дверях и не сразу услышал сестру. Поняв, что тот нескоро придет в себя, корзины перехватил лорд Асдиш. Поставил их на скамью и помог выложить угощения на стол, на расторопно расстеленную скатерть.

— Ой, что же вы меня смущаете! — всплеснула руками Милена. — У меня и обед готов. Сейчас горяченького поедим.

И так она это по-деревенски произнесла, что Соня ощутила себя дома. Дома у Радуцы. Та же скороговорка, те же простые слова.

Таллен сидел во главе стола и только посмеивался.

— Откуда такие будете?

— Какие такие? — Соня была бы не Соня, если бы не уточнила.

— Красивые, молодые, счастливые. Лишь у него боль в глазах плещется, — она указала на Дрейга, так и не отлипшего от дверного косяка.

— Он совсем недавно узнал потрясшее его известие. Еще не отошел.

— А я тебе сливовицы налью, — Милена вскочила на табуретку и потянулась к бутылке, прячущейся за занавеской на высокой полке. — Она у нас с Тилем лечебная. Стоит пригубить, как все беды кажутся пустяком. Я сама делала. С любовью. Оттого и легко пьется.

— А с головой потом как? — лорд Асдиш улыбался.

— Голова на месте остается. Это ведь главное? — Милена ловко откупорила бутыль, разлила по рюмочкам. — Тиль, чего сидишь? Помоги вытащить котелок из печи.

Дрейг во все глаза смотрел, как отец, сняв с крюка полотенце, полез за заслонку. Как дул на руки, все-таки обжегшись, как удивлялся, когда Софья провела по ожогам пальцем и уняла боль.

— Она у нас теперь целительница, — не преминул заметить лорд Асдиш.

— Ох, что же это я! — Милена поставила на стол стопку тарелок. — Совсем голову от смущения потеряла. Тиль, представь мне наших гостей.

— Это брат с сестрой — Софья и Дрейг. Они близнецы. А это лорд Асдиш, он, к-хм, друг нашей Софьи.

— О, очень приятно! Я никогда не видела живых лордов! А вы случайно нашему королю не родственником будете?

Улыбающийся Эрли покосился на Софью.

— Буду. Когда-нибудь обязательно буду.

— Слово даешь? — тут же поймала его за язык «целительница». — Благородным не след от своих слов отказываться!

— Ну что с ней сделаешь? — Эрли тяжело вздохнул и полез в карман. — Милая Софья…

— Ой, что-то мне после такого вступления страшно, — Соня отступила на шаг, что позволило лорду Асдишу встать на колено.

— …не примете ли вы мое сердце вместе с этим кольцом?

У Софийки Вежанской загорелись глаза. Камень на кольце сверкал так ярко, что Лейрена, увидь она его, обзавидовалась бы. Момент, который Соня ждала так долго, наступил. Но ее, наверное, перекрутило бы, если бы она тут же дала ответ.

— Пап, как думаешь, согласиться или еще помучить, как он меня мучил?

— Папа? — Милена схватилась за сердце.

Вот так радостное событие едва не превратилось в печальное.

— Дневники! — Тиль моментально превратился в короля. Требовательный жест рукой. — Дайте дневники!

Софья, оцепеневшая от сделанной ошибки, не могла сдвинуться с места, но на выручку пришел Эрли. Он просто вывернул на пол содержимое принесенного с собой короба и протянул Таллену дневники.

— Мое платье?! — взгляд Милены сосредоточился на лежащем на полу платье. — Это же мое жемчуговое платье!

Она наклонилась и подняла тяжелую вещь.

— Здесь еще не хватает одного крючка, — Милена продемонстрировала всем едва заметную дырочку. — Я сломала его, пытаясь натянуть платье на огромный живот…

Платье с грохотом тысячи жемчужин выскользнуло из рук бывшей фаворитки, а ее ладони опустились на фартук.

— У меня был большой живот, и я ходила как утка, — она беспомощно перевела взгляд на мужа. — Тиль, у нас родились дети. Двое! Мальчик и девочка… Софья. Я назвала ее Софьей.

— Милая, я привел наших детей к тебе.

— Но как это возможно?

— Идем, милая. Я все расскажу.

Таллен обнял жену и увел в спальню. Она у двери еще раз обернулась на лежащее на полу платье.

Близнецы опять плакали. Лорд Асдиш спрятал кольцо в карман. Оставил заготовленное признание в любви до лучших времен.

Глава 29. Самый главный дар Софьи

Милена вышла из комнаты заплаканная. Смутившись от того, что люди, ожидавшие ее, встали с мест, поправила ладонью волосы, скрепленные на затылке узлом, и одернула фартук. Спохватившись, развязала его и бросила на скамью.

Соня не могла не поддержать человека, на которого штормом обрушилось прошлое, она подскочила и крепко обняла растерянную женщину. Та, не зная, как себя вести, нерешительно погладила дочь по спине.

— Дрейг, чего ты застыл? Иди к нам.

Юноша несмело приблизился, но был втянут в объятия настойчивой рукой сестры.

— Извините меня, — прошептала Милена, — извините. Я так виновата! Не уберегла вас, не смогла отстоять.

— Ты ни в чем не виновата, мама. Дрейг! Ну!

Дрейг тяжело сглотнул.

— Это вы нас простите, — произнес он, — что не почувствовали, не поняли, не искали.

Король, проявив деликатность, вышел, потянув за собой и лорда Асдиша.

— Что дальше? — спросил его Эрли.

— Возьму Милену с собой во дворец.

— Сможет ли она там жить? После глуши…

— Я поселю ее в гостевом домике и ограничу круг общения. Я, дети, пара служанок. Как обвыкнется, переедет в мои покои, — король спустился в палисадник, отломил веточку с куста, повертел ее в руке. — Я собираюсь жениться на Милене. Мечты должны сбываться.

— Чьи мечты? — лорд Асдиш сел на скамейку и, подставив лицо лучам Лейрены, вдохнул полной грудью. В горах воздух опьяняет.

— Мои, ее. Когда я заказывал белое платье, то видел Милену, идущую в нем к алтарю. Как странно, что именно оно врезалось ей в память. Не присылаемые мной драгоценности, не редкие цветы, а платье, которое она ни разу не смогла надеть, — оборвав листочки, король бросил ветку и сел рядом с Асдишем. — Знаешь, что за жемчужины пришиты к платью?

Эрли открыл глаза и повернул голову.

— Нет.

— Короля Хоулигара. Он собирал их пятьсот лет. Я не удивлюсь, если половина из них настоящие селлары.

— Почему вы так думаете?

— Милену спас селлар, пойманный ею в последний момент. Их было много в той пещере, целые горы, мы… мы даже зачали близнецов на россыпи их, — король грустно улыбнулся.

— Вы, наверное, уже знаете, какое Милена загадала желание?

— Да, она вспомнила. «Я не умру, пока не найду своих детей».

Как и предполагал король, «жена Тиля Удачливого» очень быстро освоилась во дворце — в этом ей помогли дети. Дрейг сначала сторонился, погруженный в свою меланхолию, но не выдержал напора деятельной сестры. Вскоре он ходил в гостевой дом с удовольствием, а спустя неделю переехал туда, последовав примеру Софьи и лорда Асдиша. Принц чувствовал, как отогревается его душа рядом с любящими людьми, которые совсем недавно даже не подозревали о существовании друг друга.

А его близняшка ни на миг не сомневалась, что в этом им помогает не только родная кровь, но и магия: Софийка Вежанская, как истинный селлар, загадала, чтобы ее новая семья получилась такой же крепкой и счастливой как у Павы с Радуцей. Она, в отличие от Дрейга, другого типа отношений не знала.

— Не веришь, что я могу исполнять желания? Вот скажи, чего ты хотел бы больше всего? — донимала она брата, когда тот делался задумчивым и замирал, уставившись в одну точку. — Разве ты не слышал — я волшебная жемчужина! Спроси у лорда Асдиша, он расскажет тебе о моих талантах.

— Наслышан. Вся столица гудит, что ты ящерицу превратила в человека, — принц отмер и вспомнил, что кормил рыб. Он отломил новый кусок от булки и бросил в пруд. Рыба жадно заглотила размякший мякиш.

— Шезган был драконом, а не ящерицей, — обиделась Соня, но не умея долго дуться, через минуту невыносимого молчания потребовала подробностей. — А о чем еще сплетничают?

— Что ты, вызывая призраков, развалила Драконий замок. И сейчас из него бьет в небо столб огня. Говорят, в хорошую погоду его видно с колокольни Золотого храма.

— Ну, здесь почти правда: я разбудила Источник. Теперь каждый дамарский мужчина может проверить, ящерица он или настоящий дракон. Тебе не советую.

Дрейг испепелил сестру взглядом.

— Ладно, не обижайся. Я действительно не советую прыгать в Огненный источник, если ты не уверен, что в тебе течет драконья кровь.

Опять помолчали. Софья ковыряла носком землю. Нащупав камешек, пнула по нему. Дрейг зашипел от боли.

— Ой, прости! Дай подую? — ей было неловко — под коленом близнеца расползалось кровавое пятно.

— Софа, уймись, — брат, бросив остатки булки ненасытной рыбе, похромал к беседке.

— Дай хоть перевяжу. Ой, а ты знаешь, я теперь целительница. До чего ни дотронусь, вмиг заживает. Даже старые шрамы исчезают.

Дрейг лишь махнул рукой.

Постояв и посмотрев, как уже целая стая рыб терзает дармовую добычу, поплелась к гостевому дому. Соня скучала. Отец занимался государственными делами, мама отдыхала после обеда, а Эрли умчался в Драконий замок, где затеял ремонт. Обещал быть после ужина.

— Бездна побери этот камень, — ворчала Софья, наматывая круги вокруг клумбы, не зная, чем себя занять. — Вечно у меня все через колено. А ведь так приятно беседовали…

Дрейг явился к ней ночью, поскребся в дверь, а когда заспанная Соня открыла, прошел в покои.

— Ты одна?

— Да, — Софья обернулась на кровать, чтобы убедиться, что Эрли успел уйти к себе. — «Пропасть! Он забыл обувь!».

Мужские сапоги, брошенные у дивана, вовсю компрометировали незамужнюю девицу.

— Что-то случилось? — спросила она в лоб, чтобы стереть с лица брата ехидную улыбку.

— Случилось, — было заметно, что Дрейг вообще не ложился спать: несвежая рубашка, взъерошенные волосы и след молока над верхней губой.

«Боги, какой он еще ребенок!»

— Скажи, а ты ожоги можешь убирать?

— Ну… вообще-то не пробовала. Ты обжегся? — Соня повертела ладони близнеца, но не нашла ни покраснения, ни волдырей. — Молоко было горячим? Покажи язык!

— Софа, перестань! — Дрейг выдернул руку из ее цепких пальцев. — Я не о себе прошу, а о Ювении.

— А! О той самой девочке из Макуж, которая едва не сгорела в монастыре?

В глазах брата светилась такая мольба, что Софья не выдержала.

— Подожди, я оденусь!

Дрейгу пришлось отвернуться, потому что Соня не мешкая схватилась за пояс халата, занятая идеей, как бы помочь той несчастной девочке, что имела несчастье заинтересовать пятнадцатилетнего принца.

— Мы куда? — Дрейг едва поспевал за сестрой.

— К Эрли. Лорд Асдиш — вот, кто нам нужен!

Эрли непонимающе уставился на ввалившихся в его покои близнецов.

— Куда вас доставить?

— Откройте, пожалуйста, портал в Макужи! Нам туда срочно надо!

— Босиком? — Эрли посмотрел на торчащие из-под платья голые ступни.

— Ох, Тьма! — выругалась Соня и побежала назад.

— Макужи — это где? — крикнул он ей вдогонку.

— Посмотрите у папы в кабинете! Там я видела карту Дамарии!

Таллен и сам ненадолго переехал в гостевой домик, название которого звучало обманчиво: на самом деле, стоящее в парковой зоне строение имело три этажа. Король чувствовал, что его птенцы скоро разлетятся. Софья выйдет замуж за лорда Асдиша, если тот, конечно, повторит свое предложение, с которым Эрли отчего-то тянул, а Дрейг только ждал разрешения «Лети!», чтобы пуститься изучать мир, как он давно мечтал.

Когда Софья вернулась обутая, Эрли уже разложил на ковре принесенную Дрейгом карту.

— А что-нибудь кроме названия города ты знаешь? — Соня пребывала в нетерпении. Вот вроде все есть для спасения первой любви брата, а портал в точное место открыть не получится. Не плутать же им по окраинам, в надежде попасть к нужному дому.

Принц полез во внутренний карман и вытащил перевязанные розовой лентой конверты.

— Ты еще больший романтик, чем я, — уважительно взглянул на изящный бант лорд Асдиш. Софья фыркнула. Она прекрасно помнила, как Эрли драл ей волосы.

— Мы переписывались, — смутился Дрейг. — Ювения как-то упомянула, что ее дом стоит на холме, рядом с древней крепостью, а внизу, у реки, единственная в их краях мельница.

— Мельница? Выходит, дом твоей Ювении может находиться только в этом месте. Смотри, река лишь краем задевает Макужи. Так… — Эрли взял в руки карту, повертелся вокруг своей оси. — Лейрена утром светит мне в левый глаз, значит… значит нам туда!

Он указал пальцем направление, и тут же открыл портал: темная вода хлынула прямо на ковер.

— Боюсь, мы изменили русло реки… — Соня отступила от быстро растекающейся лужи.

— Тихо! Слышите скрип? — Дрейг задрал палец. — Это наверняка мельница!

— А не могли бы вы, мой лорд, открыть портал чуточку правее?

Эрли мог, и вскоре все трое ступили на дощатый настил.

Их пустили в дом после долгих переговоров. Лорд Асдиш был убедителен, но выиграл принц Дрейг, который просто выкрикивал имя Ювении до тех пор, пока она сама не появилась на балконе и не уговорила отца убрать вооруженных слуг.

— Я бы открыл портал в ее комнату, — доверительно сообщил Эрли, — но посчитал это нарушением светских правил. Мужчины у кровати незамужней девушки, да еще ночью…

— Угу. Вы, мой лорд, как никто другой знали, где находятся покои Ювении. А если бы мы оказались в спальне ее матери?

— В чем причина столь позднего визита? — отец Ювении качнул головой в ночном колпаке.

— Отец, это же Дрейг… — шею девушки прятал настолько высокий ворот, что он закрывал даже скулы. Но какой затаенной радостью сияли ее глаза! Огромные и прекрасные. Дрейг не мог от них оторваться. Он даже сделал шаг вперед, точно находясь в сомнамбулическом сне, но его отрезвил полный ненависти голос хозяина дома:

— Тот самый, что испортил жизнь моей дочери?

— Я пришел забрать леди Ювению, — принц расправил плечи. — Если потребуется — силой.

— Мы так не договаривались, — возмутился Асдиш. Он еще никогда не выступал в роли похитителя. Ну, почти. Если не считать ту ночь, когда он вызволял Софью из лап Гванера.

— Я люблю ее, — произнес Дрейг так, будто это оправдывало все его слова и поступки. — Давно и безнадежно. И мне все равно, какие у нее следы от ожогов!

— Подождите-подождите! — заметив, как у отца сжались кулаки, вперед выступила Софья. — Не будем горячиться. Позвольте сначала поговорить с Ювенией.

Дочь умоляюще посмотрела на отца, и тот дрогнул.

— Хорошо! Но только недолго. Нечего моей дочери забивать мозги сказками о счастливой жизни. Я ни за что не поверю, что Донна допустит их отношения.

— Вы, должно быть, еще не слышали, Донны больше нет, — тихо проговорил Дрейг. — Она ушла в монастырь, и я теперь свободен в выборе.

Софья подошла к дивану. Села сама, потянула за собой Ювению. Изуродованные шрамами руки были словно лед.

— Что вы хотели мне сказать? — так и не дождавшись, начала сама Ювения.

— Не сказать, а показать. Смотрите, — Софья провела по ладони бывшей ученицы монастырской школы подушечками пальцев, потом по второй. Глаза ее собеседницы расширились.

— Я не понимаю…

— Шрамов больше нет. Кожа гладкая точно шелк. Расстегните теперь воротник.

— Нет! Нельзя, чтобы Дрейг видел меня такой…

— Он отвернется.

Если бы Софья не была подготовлена, на ее лице отразился бы ужас. Какое же черствое должно быть у человека сердце, покусившегося на красоту молоденькой девушки!

— Не плачь, милая, сейчас все пройдет.

— Горячо. Очень горячо…

Соня гладила и гладила кожу Ювении, но полностью убрать следы ожога никак не получалось. Руки уже болели и наливались невероятной тяжестью, так и хотелось опустить их, но Софья боялась, что, если она отступится, то ничего уже исправить не сможет. Откуда-то она знала, что боги дали ей всего один шанс.

Некстати вспомнилось, как она перегорела, открывая порталы, как совсем недавно обнаружила, что не может подглядеть за Эрли через зеркало, утратив и этот дар. Теперь пришел черед магии целительства. И это ее последняя возможность сделать счастливым измученного человека.

«А вдруг я не бесконечный селлар? Вдруг мне отведено ограниченное число попыток изменить что-либо в лучшую сторону?»

— Все Софья, хватит, — лорд Асдиш взял ее ладони в свои. Даже в неярком свете лампы было заметно как она осунулась: черные круги пролегли под глазами. — Ты убиваешь себя.

Когда они уходили, Дрейг обнимал плачущую от счастья Ювению. Ну и что, что на плечах кое-где остались едва заметные следы ожога. Шея полностью очистилась! А ведь девочка из Макуж уж забыла, какая красивая на самом деле.

После той ночи Софья не вставала три дня. Даже пришлось вызывать лекарей, которые как один огласили диагноз «физическое и моральное истощение».

— Этот дар тоже от меня ушел, — произнесла Соня, когда Эрли на утро четвертого дня принес ей цветы. Она сидела на краю кровати. Жалкая, враз похудевшая, с опущенной головой. Ковыряла какую-то царапину на своей руке. — Видите, не заживает.

— Милая, — лорд Асдиш опустился перед ней на корточки и положил ладони на острые коленки, — ты посмотри на все с другой стороны. Боги в самый нужный момент награждают тебя каким-нибудь ценным даром, а потом, когда ты выполняешь свое предназначение, даруют тебе что-то новое. Еще более значимое.

— Думаете? — она подняла на него глаза.

— Конечно. Ты захотела доказать, что Дрейг твой близнец, и боги позволили тебе встретить Вокана и Зулейку, которые подсказали, что Фурдик вовсе не умер.

— Да. Медведь еще так странно ответил: то ли жива Милена, то ли нет.

— Все правильно: она выжила, но не помнила себя.

— Расскажите еще что-нибудь о задумках богов. Мне так спокойно рядом с вами.

— Ты хотела помочь драконам, и вот проснулся Источник.

— А еще я взяла и объявила самому главному дракону право на первую ночь. На это тоже меня толкнули боги?

— Даже не сомневайся. А как иначе мы разбудили бы спящую магию? Целомудренными поцелуями в щечку? Нет, здесь нужна была страсть. И звездная ночь над головой.

— И крики любопытного дракона.

— Дурочка. Он нас прикрывал. Иначе бы весь замок сбежался посмотреть, кто орет во все горло.

— Я орала?

— Еще как.

— Ну ладно. А когда я научилась ходить через зеркала? Что этим хотели сказать боги?

— Боги позволили тебе побыть с родными и без суеты подумать о нас, о наших отношениях.

— Меня мама ругала за распутство, — Соня капризно скривила губы.

— Иногда ушат холодной воды направляет мысли в нужную сторону. Я, например, понял, что жить без тебя не могу.

— А я мечтала выйти за вас замуж и почти ответила «да», но ничего не получилось. Боги были против? Почему они не позволили исполниться этому желанию?

— Они все рассчитали правильно. Своим «Пап, соглашаться или ну его?», ты подтолкнула память Милены. Запомни, милая, твой главный дар — делать людей счастливыми.

— Значит, мои целительские способности появились только для того, чтобы я сделала Дрейга счастливым?

— Да. Его и Ювению. Я уверен, теперь они никогда не расстанутся.

— Эх, а я хотела подразнить в школе наших чопорных гусынь! В монастыре от меня почти все отвернулись. Еще бы, бастардка казнокрада! Представляешь, что было бы, если бы я им объявила, что теперь я выбираю, кто из них достоин называться невестой принца.

— Эх, Шиповничек-Шиповничек, какая же ты еще маленькая.

— О, Эрли! Я прям петь готова! Как же ты все ловко объяснил! Я приношу счастье!

— Осталось одарить им еще одного человека.

— Кого? Геленку? Ну уж нет, пускай сама добивается!

— Нет, меня.

Эрли протянул Соне ладонь, на которой блестело кольцо.

— Так, на коленях я уже стою, — стук коленей об пол подтвердил правдивость слов. — Теперь речь.

— Поромантичней, пожалуйста, мой лорд!

— Милая Соня, выходи за меня замуж.

Соня жмурилась от счастья, улыбалась во весь рот, но… Шиповничек еще та мстительница.

— А можно подумать?

— Нет, подумать времени нет.

— Почему это? Я слышала, уважающие себя леди никогда сразу на шею не бросаются.

Эрли не собирался слушать разглагольствования о всяких уважающих себя леди. Он наклонился к Сониному уху и прошептал:

— Если мы не поторопимся, наш сын родится бастардом. Ты же не хочешь лишить первенца права на трон?

— Откуда первенец? Какой первенец?

— Соня-Соня, я же дракон. Я. Его. Учуял. Ты, милая, с недавнего времени пахнешь совсем по-другому.

— С какого-такого недавнего? — Соня задумалась. В суете последних недель она и не заметила, что зори к ней так и не пришли.

— Я еще не очень хороший дракон, поэтому учуял всего три дня назад. Ну так что? Будем делать меня счастливым или пусть родится бастард?

— Где кольцо?

— В какой руке? — Эрли выставил два кулака. — Угадаешь, возьму замуж. Нет — ну так тому и быть.

Соня заволновалась. А вдруг не угадает? И почему, глупая, сразу не согласилась?

— В этом? Нет-нет, в этом! Ой, как же страшно! Эрли, а нельзя просто преподнести мне его на открытой ладони? Так все делают.

— Но ты же не все. Ты у меня жемчужина.

— Боги! Помогите и на этот раз! — Соня шлепнула по кулаку и взвизгнула от радости. Кольцо оказалось там. Пока она хлопала в ладоши, точно такое же кольцо из другого кулака исчезло в кармане камзола. Лорд Асдиш ни за что не позволил бы, чтобы у него родился бастард.

Глава 30. Прощание с Велицей

Прошел месяц. Драконий замок наполнился голосами.

Каменной виверне вновь вставили в глазницы селлары, и теперь стоило Эрли появиться у ворот, как она извещала на всю округу: «Король велик!». Лорд Асдиш досадливо морщился, но ничего поделать не мог.

Жизнь в замок возвращалась. Стучали молотки, визжали пилы, садовники, заполняя как и встарь помещения цветами, носили кадки с рассадой. Подъезжали телеги с мебелью и прочей утварью, делающей дом жилым. Таллен Третий вернул Драконий замок его законному владельцу. Как и многие другие строения, что за пятьсот лет поменяли законных хозяев. Пришло время отдавать долги.

А Лорд Асдиш меж тем готовился к грандиозному событию, которое должно было свершиться накануне свадьбы: испытание драконов Источником. Большинство семейств громких фамилий, значившихся в списках, как истинные драконы, получили письма с приглашением отправить в Драконий замок тех, кто хотел бы вернуть себе крылья или человеческое лицо — в этой части приглашение больше касалось ездовых виверн.

С магией обстояло немного сложнее — обращение с ней требовало осторожности, а потому Эрли сбился с ног, собирая ученых, историков и преподавателей, могущих по старинным источникам восстановить уникальную систему обучения. Магическую академию для драконов для начала назвали более скромно — школа.

От посещения замка Флорж-Гар-Ре, где планировалось открытие той самой школы магии, Софья наотрез отказалась. Она никогда не смогла бы находиться в доме, где ее мучил Гванер, и где умерла Велица.

Кормилица короля, наконец, обрела покой. На похороны съехались все, кто ее любил и помнил. Семья Вежанских робела, стесняясь и загрубевших от работы рук, и новой одежды, такой непривычно дорогой и непрактичной. Одна Гелена чувствовала себя в своей телеге: быстро научилась командовать слугами, капризничать и безошибочно определять кандидатов в мужья.

Старшие братья в егерских парадных мундирах несли караул у гроба Велицы. Радуца тихо вытирала слезы и думал-думала-думала о судьбе своей сестры, отвлекаясь лишь тогда, когда к ней подходили с соболезнованиями. Софья сидела рядом и держала ее за руку.

Приехала леди Шер. Траурные одежды и заплаканные глаза сделали ее старше, но все равно не смогли убить в ней красавицу. Постояв у гроба, она заняла место рядом с Соней — Пава Вежанский галантно освободил стул и, стыдливо пряча трубку в кулаке, пошел «подышать свежим воздухом».

— Лорд Фурдик скончался неделю назад, — срывающимся от рыдания шепотом произнесла первая фаворитка короля, и Софья поняла, насколько сильно леди Шер была привязана к доктору. Она не отказала ему от дома, хотя на суде узнала о зловещей роли в жизни обитателей Драконьего замка. — Теперь с его грешной душой разбирается сама Тьма.

— Как он умер? — Соне было интересно, как покидают мир предатели: готовят ли боги им особую смерть? Может, отмеряют мучения полной ложкой? Или оставляют наказание на потом, когда человек окажется во Тьме, и где его измучает бесконечная агония?

— После суда доктор уже не был прежним, — леди Шер поднесла надушенный платочек к носу, осторожно промокнула его. — Он замкнулся, почти не разговаривал. Я пошла переодеться к ужину, когда услышала грохот. Опрокинулся стул, а доктор стоял, облокотившись о стол. «Сердце», — сказал он, сделал два шага в мою сторону и упал. Так и умер на полу. В нелепом женском платье и чепце, — поймав удивленный взгляд собеседницы, бывшая фаворитка грустно улыбнулась. — Старик не смог расстаться с вещами, к которым за годы маскарада привык. Да и как объяснить соседям, что пятнадцать лет в моем доме скрывался мужчина? Его так и похоронили под именем Клаудии Лафой Фурдик.

Леди Шер обвела взглядом прибывающих в храм людей.

— А кто это сейчас стоит у гроба? — оживилась она, заметив коренастого мужчину. — Ну, с той рыжеволосой девушкой. Не Палек ли?

— Да, — Софья поднялась, ее лицо осветилось радостью. — Это Палерий с моей подругой!

— О, Софья, как же мы испугались, когда тебя унес черный ящер! А потом получили известие от лорда Асдиша, что с тобой все хорошо, но мы все равно не успокоились, пока не дождались от него полного отчета. А теперь вы с ним поженитесь, да? — не давая Софье открыть рот, Ремма протянула ей руку, на безымянном пальце которой блестело кольцо с прозрачным камешком. — Ой, Сонька, я такая счастливая! Палерий сделал мне предложение, и я согласилась. Бабушка сказала, что в «Жабьем болотце» просто необходимо иметь хоть одного деятельного мужчину, иначе все порастет тиной.

— А Каси приедет?

— Спрашиваешь! — Ремма тряхнула рыжими локонами. — Раз здесь твой брат, Касилия непременно объявится.

— Причем тут брат? — Соня посмотрела на застывших у гроба братьев. Ларий, сохраняя каменное лицо, подмигнул ей. — И… и когда успели?

— А вот успели. Они еще на весеннем балу у губернатора познакомились. Но тебя же там не было…

— И молчали?

— А чего кричать? Ты вот тоже не больно много о себе рассказываешь.

— Ну, я… Я, наверное, когда-нибудь стану королевой. Не сейчас, а лет через двадцать, когда Таллену Третьему надоест править Дамарией.

— Сказочница, — Ремма потрепала Соню по щеке. — Вечно ты витаешь в облаках.

— Разве?

— Вспомни хотя бы, как рассказывала о своем доме. Мама то, папа сё! Будто каждый день к ним наведывалась, а сама за два года за стены монастыря ни ногой.

— А-а-а… — Софья погладила щеку, на которой остался красный след.

— Пойду к своему королю, а то эта старая карга скоро на нем повиснет. Палек да Палек. Какой он ей Палек? Палерий!

— Это леди Шер. И вовсе она не старая карга, а красиво стареющая женщина.

— Ну и пусть себе красиво стареет подальше от моего жениха. Ой, смотри, Его Величество Таллен Третий! — голос Реммы потонул в шуме отодвигаемых стульев, шепоте и шелесте платьев — люди поднимались со своих мест, чтобы приветствовать поклоном короля и его спутницу. — А кто это рядом с ним?

— Будущая жена.

— А с предыдущей все уже уладили?

— Она ушла в монастырь.

— Ой, — Ремма толкнула Соню в бок, — король смотрит на нас!

— Он смотрит на меня.

— Чего это?

— Таллен мой отец.

— Уф, хватит врать. Это уже не смешно…

— Зря не веришь. Теперь я вместо Донны буду принцу Дрейгу невест подбирать. Хочешь, посодействую?

— Зачем мне принц? У меня Палек есть, — Ремма передернула полными плечами. — Пойду я, не ровен час жениха какие-нибудь бабушки уведут. А ты продолжай мечтать, принцесса, — чмокнув Соню в щеку, подруга убежала к разговаривающему с леди Шер Палерию.

А Софья направилась к отцу. По пути к ней присоединились лорд Асдиш и Дрейг с Ювенией, и все четверо застыли перед правящей четой. Нет, Милену еще не объявили невестой Таллена Третьего, но в Дамарии, наверное, только несмышленые младенцы не знали, что она давно ему жена. История их любви, обрастая подробностями, уже жила своей жизнью не только во дворце, но и в каждой таверне по королевскому тракту.

Милена обласкала детей взглядом.

— Я так переживаю, — прошептала она. — Боюсь не выдержать и разрыдаться в голос. Я ведь вспомнила, как Велица уходила с корзиной в руках. А теперь мне предстоит проводить ее.

Как только король в окружении близких подошел к гробу, хор запел прощальную песнь. Звонкий мальчишеский голос, возносящийся к самому куполу, откуда на смертных взирали лики двенадцати богов, выдавил слезу даже у самого стойкого. Таллен погладил парчу, закрывающую мощи кормилицы.

— Как бы я хотела увидеть Велицу вновь, обнять ее и сказать спасибо, — Милена потерла жемчужину на кольце, как делала не раз, когда скучала по Тилю Удачливому.

— И я хотела бы сказать ей спасибо! — эхом откликнулась Софья и смахнула слезу. Лорд Асдиш посмотрел на невесту с беспокойством, и она, почувствовав взгляд, перевела глаза на него, но тут же закрыла рот ладонью: за спиной Эрли стояли две фигуры.

— Мама, ты видишь это? — она дотронулась до руки Милены и кивнула в сторону появившихся из ниоткуда призраков. Те медленно приближались.

— Велица? — произнесла Милена, не веря своим глазам. — Вокан?

— Милая наша девочка, — дракониха провела по щеке Милены рукой, и сотни снежинок упали на ее траурное платье. — Помни, мы любим тебя. И тебя, — на этот раз рука Велицы коснулась Софьи. — И тебя, — кормилица погладила застывшего истуканом Дрейга.

Вокан улыбался, но и он ронял слезы-льдинки — они горошинами скатывались по его одежде.

— А тебя я полюбила с первого взгляда, — Велица повернулась к Таллену. — Совсем седым стал, — она тронула его волосы, и те покрылись инеем. — Что бы ни говорили, ты мой сын, и с моим молоком ты впитал…

— … честь, достоинство и совесть, — произнес за нее король и притянул кормилицу к себе. Обнял крепко, не боясь замерзнуть: разве руки матери причинят зло своему чаду? — И я люблю тебя, мама.

Пусть то было неправдой, но Велица просияла.

Вокан протянул ей руку, а когда кормилица повернулась к своему медведю, он повел ее к Вежанским, что в нетерпении топтались за спинами королевской семьи.

— Радуца?

Радуца закрыла лицо руками. В тишине храма, а хор оборвал свое пение, слышался ее голос, твердивший только одно: «Нет, нет, нет!».

— Что «нет», сестра? — спросила Велица, беря Радуцу за плечи.

— Я не верила! Я до последнего не верила, что ты умерла! Что это там в гробу? Всего лишь кости, а они не могут быть моей старшей сестрой! Я надеялась, я очень надеялась, что однажды ты постучишь в нашу дверь и скажешь: «Я пришла, сестра, накрывай на стол!».

— Я пришла, сестра! Все так, — Велица обняла рыдающую жену кузнеца. — Я пришла, и ты накроешь на стол, пусть и поминальный. Пава! Спасибо за все. Берегите друг друга.

Кузнец расстроенно кивнул и сунул пустую трубку в рот. Велица улыбнулась.

Лучи Лейрены, яркие, острые будто спицы, пронзили пространство храма. Послышался хрустальный звон.

— Нам пора! — Велица обернулась на эти лучи. — Боги ждут нас.

Мазнув по собравшимся вокруг нее людям взглядом, где плескалась щемящая нежность, дракониха вложила пальцы в руку Вокана, и медведь повел ее вперед, к лучам. И они растворились в них, услышав на прощание, как сотни голосов произнесли: «Спасибо!». Каждому из присутствующих было за что благодарить этих двоих. Если бы не их подвиг, Большая волна продолжала бы опустошать южное побережье Дамарии, а старый дракон Хоулигар так и не выполнил бы своего предназначения.

Прошел еще один месяц. Осень уже вступила в свои права, но еще не спешила сдернуть с деревьев листву и заполонить небо тучами.

Драконий замок встречал гостей. Все желающие испытать себя Очищающим огнем не вместились, а потому нарасхват оказались места в деревне, где вновь воспрянул духом Кухмир — старый корчмарь.

— Былые времена возвращаются. Скоро в нашей деревне не останется ни одного никчемного дома! И я не удивлюсь, если через десяток лет тут вырастет драконий город. То-то заживем! — Кухмир крутил ус, но за вселяющими надежду речами не забывал следить, как служанки вытирают пыль с рамок рисунков Милены. — Осторожнее, ты, безрукая! Как повесила? Почему у тебя море сверху, а небо снизу? Эти картинки нынче на вес золота. Их рисовала сама невеста короля!

Которую неделю королевство гудело от радостного известия: Таллен Третий женится, изгнав велирийку-обманщицу из Дамарии. А новая королева своя, родная!

— Принца Дрейга жалко! — обернулась на Кухмира та, что безрукая. — Был наследником, а теперь оказался бастардом! Не видать, бедняжечке, трона!

— Трона не видать, а какую-нибудь важную должность при дворе отхватит. Не зря тут же укатил в Токрай. Мол, всегда мечтал мир посмотреть. А сам в ихнюю академию поступил, чтобы дипломатию изучать.

— А кто теперь наследник-то?

— Мне тут один постоялец сказывал, что после правления Таллена век драконов придет. А старшим у них лорд Кавардуза Асдиш.

— Что-то боюсь я при драконах жить! Как бы не съели! — забеспокоилась одна из служанок, спускаясь с лестницы, где выставляла на подвешенном к потолку колесе новые свечи.

— А чего их бояться? Люди как люди! А перекинется он в дракона, близко не подходи, иначе крылом иль лапой зашибет. Я что, виверн этих не видел? Разве что ума теперь у них прибавится, а так никакого изменения.

— Дядька Кухмир, а можно мы вечером в Драконий замок сбегаем? Очень уж хочется поглазеть, как из людей драконов будут делать.

— Я тебе сбегаю! А кого в подавальщицы определим? Хромую курицу? Вы, девки, приготовьтесь: поработать придется на славу.