Ее кровь, его тьма

Глава 17

Михаель

Я вырвался из особняка как зверь, которого загнали в угол. Ноги сами несли меня, голова была пуста, а в груди грохотал один вопрос: куда бежать, если не к решению? Я знал, куда идти.

Но потом я понял, что это далеко не глупость. Я ждал, когда она снимет свои маски и попросит власти и богатства, а она просит не для себя, стесняя меня все ближе к границе принятия того, что она меня начала восхищать. Она, человек, который смертен. Ее жизнь, как лист на дереве, который я по своей прихоти могу сорвать и который увянет в считаные часы.

Ее самоотверженность, ее высокие моральные принципы и верность своим убеждениям — все это горело в ее взгляде, когда она молила о смерти. Последнее я четко видел в ее глазах. И это пугало.

Я испытывал её, намеренно создавал вопросы и наблюдал за ответом. Мы шли пешком, и она не жаловалась. Даже когда яд играл в ней и возбуждение рвалось на поверхность, она держала себя. Усталая, но выдержанная. Она заботилась обо мне, и это слышалось в её голосе — забота, тонкая и простая. Её слуга любила её — и это тоже говорило о ней многое. Она не просила для себя. Её просьба была для людей. И самое страшное — когда она произнесла ту фразу о смерти, я увидел в ней отголосок самого себя.

Я был так зол, как она посмела упомянуть мою любимую. Пусть она думает, что прошло триста лет с того события, для меня это все было как вчера.

Все еще больно, чтобы отпустить. Я потерял контроль, неосознанно причинил ей боль, всеми своими стремлениями пытаясь защитить самое дорогое, что было у меня внутри.

Но именно в этот момент, когда ее выкрутило от боли, когда обычно в этом месте люди просили пощадить их, умоляли, были готовы на все, она просит убить ее…

Я увидел в ее глазах свое отражение. Мне стало страшно, а это чувство было мне настолько чуждо, что я удивился. Словно я вдруг увидел самую уязвимую часть себя, ту, что почти тысячу лет скрывал даже от собственной сущности.

Конечно, я не думал в тот момент, когда она меня разбудила, что все так обернется. Я вообще там плохо соображал, ведомый жаждой, готовый разорвать ее на части. Я еле смог удержаться, чтобы не испить ее до суха. Лишь мой самоконтроль позволил оставить ее в живых.

Я знал, что вожделение станет ее спутником, но яд не зарождает любви и глубоких чувств. Я разозлился, думая, что она не понимает разницы. Она умна, я видел это. Но она и смела. Настолько, чтобы быть честной с собой о своих чувствах.

Все сжималось внутри от ее вида. Даже сейчас перед глазами стояло ее лицо и этот отверженный взгляд. Мне было страшно от мысли, что ее слова правда и у нее ко мне действительно зародились чувства. Тогда то, что я делал с ней… нет, мне оправданий на это нет.

Договор не предполагал, что она должна была отдать мне кровь. Он предполагал услугу за услугу. Мне эту услугу была оказана ее предками, мужчина, что сокрыл мою женщину, который помог вывести ее в другой город, пока я пытался понять, кто плетет заговоры против меня. И тогда это действительно спасло ее и дало мне время. И как я понимаю, возможность воспользоваться правом попросить у меня услугу передавалась из поколения в поколение, которым и воспользовалась Верна, когда у нее не оказалось выхода.

Я испил ее крови лишь потому что в ином случае бы просто убил. Моя вампирская сущность не оставила мне там выбора.

Я думал оставаться рядом, давать утешение ее телу. Не скажу, что мне не нравилась эта близость. Она была красивой, послушной, дерзкой, что тоже рождало во мне желание.

Но я думал, что это игра не так серьезна и глубока для нее. Когда-то я бы смог ее оставить, для ее тела, охваченного ядом, это привело бы к страданиям, но рано или поздно это бы прошло. Я думал, что найдётся в каком-то времени мужчина, который сможет заменить меня в этой близости и помочь ей справиться. Тогда бы я и исчез.

Сейчас я сожалел о том, что получилось все именно так. И мне хотелось избавить ее от этих страданий. Я должен узнать, есть ли противоядие.

Пока я направлялся по знакомой тропе к склепу, я задумался о своих мотивах. Почему я так отреагировал? Для чего я это делаю? И, преодолевая расстояния на огромной скорости, я вдруг остановился, словно на меня вылился ушат воды, когда я осознал, что если бы ее слова были неискренни, то я бы расстроился?

Я еще раз вспомнил ее взгляд, изгибы ее тела, ее строптивость и то, как она ластилась ко мне, и я почувствовал наслаждение, желание, и вдруг захотелось, чтобы она вновь оказалась в моих объятиях.

Какое я мог дать определение тому, что я чувствовал? Я хочу избавить ее от яда, чтобы увидеть истинность ее намерений. Что я буду делать с этим — я пока не знал, поэтому продолжил свой путь за ответами.

Я вспомнил лицо моей возлюбленной. Ее звали Эллара. Ее последнее дыхание на моих руках. Та боль, что захватила все мое естество. Я так сильно любил ее. И это чувство не сравнится с тем, что я ощущаю сейчас. Могу ли я это назвать симпатией? Привязанностью? Может мне просто нужно чуть больше времени?

Тогда я решил умереть сразу, как ее не стало. Не прошло и пару дней. Тогда я пришел к Эрику, к которому сейчас я и направляюсь, и он сказал, что моё существование — большее проклятие, чем для других вампиров.

Я был практически неуязвим к тем средствам, которые использовали охотники, когда хотели убить нас. Если бы я тогда мог так просто умереть, то возлюбленный моей сестры не отказал бы себе в таком удовольствии. Он охотился на нас и, по злой воле судьбы, стал нам подобным. Моя кровь, все моё вампирское естество сильнее меня, когда дело касается смерти. Это абсолютная защита, помимо моей воли.

Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как схоронить себя заживо, подавляя инстинкты и ждать, когда моё тело рассыпется в пыль, сколько бы для этого не потребовалось тысяч лет. Смысла существовать я для себя не видел.

На Верну же сейчас я невероятно зол, так как в ее руках не вечность, а всего какой-то несчастный век. Как можно разбрасываться своей жизнью из-за того, кого знаешь так недолго?

Или во мне играла боль потери, и я не хотел терять ещё раз? Ведь мне нет дела до остальных людей. Только эта девчонка сумела вывести меня на такие эмоции.

Мне нужно успеть, пока не поздно, сделать всё возможное, чтобы нейтрализовать яд. И обратиться мне было можно только в одно место с этим вопросом — к моему создателю. Одному из прародителей всех вампиров.