Фаворит-5. Родная гавань

Глава 7

Гвардия умирает, но не сдается!

Пьер Камбронн

Гизляр

2 июня 1735 года

Суета в порту Гизляра к ночи только усилилась. Генерал-майор Лесли, как и было запланировано ранее, выставил ультиматум городу. Всё просто: сдавайтесь или смерть. И время на подумать было только лишь до утра. Так что уже с первыми лучами солнца мог начать штурм. Ну или раньше. По мне, так чего тянуть. Да и генерал-майор так же думает. И когда начнется штурм в том числе зависит и от меня. Так что работаем…

Русских боялись и татары, и турки. Не сказать, что дружелюбно к нам относились и представители других народов, проживающих в Крымском ханстве. Все понимали, что Россия, вошедшая в силу, с которой крымчакам уже никак не совладать, станет вести себя примерно так же, как и татары ранее. Разоряли же татары Москву. Да и за Козельск с сожженной Рязанью и другими городами отвечать надо. Такие преступления не имеют срока давности! Объявляли же себя крымские татары единственными правомерными потомками монголо-татар!

Уже ходили разговоры, что всех жителей ханства поверстают в рабы, посадят на землю, что для татар было смерти подобно. Ну и, как полагается в таких случаях, были страшилки чуть ли не про изнасилованных и после этого распятых младенцев. Вполне для меня знакомая ситуация. Даже в будущем во всякие подобные глупости люди верили, что уж говорить про современность.

И вот в этой суете даже как-то прошло мимо, что галера греческого купца Алексиса Дамиониса вышла из бухты и бросила якорь в стороне. Будто бы спасалась от чего-то. При этом моих бойцов там уже не было.

Нанять гребцов на галеру стало задачей, которая даже не потребовала от нас особого решения. Были в городе люди, которые готовы сесть на вёсла, лишь бы уехать из города. И дело даже не в том, что греки, которые сейчас заменили моих бойцов на вёсла настолько боятся прихода русских.

Напротив, пусть греки о таких вещах говорили только между собой, но было ясно, что они многого ждут от прихода Российской империи. По крайней мере, при грабеже и разорении татар для других может сработать принцип: «Кто был никем, тот станет всем». И кому же этим «всем» не становиться, как не единоверцам-грекам!

У каждого свои резоны, мотивы. Ну а я не стал разочаровывать и разубеждать. Вряд ли пока можно было говорить о том, что Россия пришла в Крым прочно и навсегда. Пока мы еще только подошли к первому, после Перекопа, крупному городу. Да и турки свое слово не сказали, татары полностью не разгромлены. Но игра идет, инициатива на нашей стороне. А это уже не так мало.

Мы рассредоточились в порту. Мы — это, если без отряда Фролова, тридцать три человека. Ну и я, дядька Черномор. Прям, как в сказке. Жаль, что на нас не чушуя, как жар горя, а теплые и очень жаркие халаты. Учитывая, что под ними еще и наша одежда, то жуть… Килограмма три воды с меня сойдет точно.

Большей частью мы уже скрывались за грудами мусора, которые здесь, в порту, образовались. Даже те, кто получил «счастливый билет» и готовился к отплытию, всё равно не теряли надежды вывести как можно больше своего добра.

Вот и получалось, что они в итоге бросали тюки прямо здесь, у причалов и в целом в порту. Ну, а те, кто облизывался на всё это, пока не решались приступить к присвоению чужого имущества. Все были на взводе, и получить по шее за мародёрку никому не хотелось… Да тут казалось, скоро могут начаться драки за косой взгляд, не то что за кражу.

Уже было далеко за полночь. Знатоки говорили, что вот-вот и начнется рассвет. Я считал, что еще около часа до появления первых лучей солнца. Но все равно решил, что пора…

— Начинаем! — сказал я.

Информация практически моментально разлетелась по всем нашим укрытиям, дошла и до бойцов, которые всё ещё скрывались среди толпы. Условные знаки в батальоне, особенно среди моих ближних бойцов, давно усвоили.

Ожидание всегда мучительно. И вот…

— Что стоите, правоверные? — закричали в толпе на татарском языке. — Русские пошли на приступ, никого щадить не будут, вырежут людей и сожгут город! Берите лодки и плывите к кораблям! Турки не посмеют стрелять — Султан приказал всех правоверных вывозить в Стамбул!

Это в спокойной обстановке, когда люди не находятся в поисках того самого последнего шанса уцелеть, когда они не в стрессе, паники. Вот тогда подобные слова, крики могли бы подвергнуться критике. А того, кто кричит, эти же люди и растерзали бы.

Но те, кто в ночи всё ещё находился в порту, все они ждали хоть чего-то, может быть, знак от Аллаха, послание как спастись. Ведь молились, взывали к помощи. И тут начинают кричать, что какой-то шанс спастись есть. Отчаявшиеся, но готовые ранее на все, люди будут верить любому. Ибо иного решения нет. И придут злые русские и всех вырежут.

Это как в будущем американцы уходили из Афганистана, и афганцы, понимали, что новая власть, талибы, за ними придут и спросят. И тогда обманутые люди цеплялись за обшивку самолётов, покидающих страну. Чувство страха многогранно, и в поисках путей спасения зачастую притупляется разум. И тогда люди готовы подвергать себя ещё большей опасности, используя смертельные и крайне спорные способы спасения.

Но толпа не сразу ринулась к лодкам, которых было немалое количество, так как всё ещё продолжалась погрузка на корабли, чтобы уже через несколько часов большим караваном выйти из города по направлению к Османской империи. И вот две группы, казалось бы, отчаявшихся людей, но на самом деле решительных и знающих, что им делать, ринулись к лодкам. Конкретно к двум лодкам, стоящим чуть в стороне и там уже сидели люди, охраняли.

Это были люди Фролова, усиленные некоторыми моими бойцами, которые умели плавать. На самом деле, большой проблемой было найти более-менее сносных пловцов. Когда всё это закончится, отправлю всех на озеро учиться плавать.

Лодки, гружённые якобы тюками с одеждой, а на самом деле внутри их были бочонки с порохом и с горючей смесью, первыми отправились в сторону стоящих на жёсткой сцепке боевых кораблей турок.

Не научило ещё уму-разуму их Чесменское сражение, когда был в реальности сожжён турецкий флот, стоящий на такой же сцепке. Ничего, учебное пособие уже спешно направлялось к боевым кораблям. Там такая смесь, что водой не потушить. Может только песком засыпать. Но песок на кораблях мог быть только в крюит-камере. Да еще и додуматься до такого нужно.

По примеру диверсантов последовали и другие люди. Послышались выстрелы, крики, проклятия. Турецкое охранение, которое уже свыклось с обстановкой, находилось в полудрёме и не сразу отреагировало на резко изменившуюся ситуацию.

На кораблях также не были готовы к подобному развитию событий. Так что лодки стремительно приближались к фрегатам и галерам противника. В этот раз, в отличие от первого нашего похожего опыта под Данцигом, гребцы отрабатывали настолько слаженно, что хоть в гонках участвуй.

Ну так, гребля стала одной из частей боевой подготовки бойцов. Это — и развитие мускулатуры, и выносливость, ну и сам навык, который, как видно, всё-таки через год пригодился. Вот так же нужно и с плаванием.

— Прыгай! — не выдержал я и прошипел сквозь зубы.

Конечно же меня не слышали. Я находился в метрах четырёхстах, или больше, от ближайшего турецкого корабля. Да и не стремился я докричаться. Говорил тихо, лишь для себя.

Наступал критический момент. Нужно максимально мощно произвести десяток гребков, а потом правильно, чтобы не замедлить ход лодок, прыгнуть в воду — и как можно дальше и быстрее устремиться от будущего эпицентра взрыва и огня.

— Бах-бах! — с одного из турецких фрегатов прозвучало два выстрела.

Вот же, всё-таки какой-то гад предусмотрительный на ближайшем фрегате нашелся! Имел заранее заряженные пистолеты.

— Бах! — прозвучал ещё один выстрел в сторону диверсантов.

Было крайне плохо видно и невозможно оценить, достигли ли пули своих целей. Я наблюдал лишь только смутные силуэты, плохо различимые в предрассветной дымке, или остатках ночного тумана. Поэтому я и не видел, спрыгнули ли в воду мои бойцы, все ли это сделали.

В это время раздавались и другие выстрелы, но, как мне показалось, не по русским диверсантам. Лодок на воде было уже более чем предостаточно, чтобы говорить об их множестве. И то, что первые две являются на самом деле брандерами, не факт, что турки поняли.

— Ба-бах! — с одного из фрегатов, слава богу, что не с того, который сейчас подвергался атаке, прогремел пушечный выстрел.

Вот тут я увидел, как картечью смело тех людей, которые устремились за помощью к своим союзникам, но союзники вмиг стали врагами. Каждый спасает свою шкуру. И нужно будет об этом обязательно и написать в своих «записках о Крымской войне» и распространить среди татар. Пусть хоть у кого-то возникнет четкое чувство отвращение к своим турецким союзникам. Вообще в этом направлении нужно очень плотно работать. Не только же страхом держать Крым… Ох, далековато я заглядываю.

— Давай! — в своих мыслях я чуть не пропустил кульминацию событий.

Бойцы стали нырять, покидая свои лодки. А те…

— Ба-ба-бах! — прозвучал оглушительный взрыв, кратно громче, чем до того выстрелила пушка.

Моментально загоревшаяся горючая смесь дождём обрушилась на ближайший к лодкам диверсантов фрегат. Кляксы смеси не стекали по обшивке корабля, они были тягучими, успевали поджечь одну доску, чуть сползли, и другая загоралась. И таких плямок множество. Так что и речи не могло быть, чтобы даже организованная команда смогла в своей работе за живучесть корабля, потушить огни.

— Ба-бах! — последовал ещё один взрыв, исходящий от второго брандера.

И пространство вокруг резко осветилось. Увиденное мне не особо понравилось. Лучше всего я был бы доволен, наблюдать за сражением с борта корабля. И мы могли бы взять на абордаж один фрегат под покровом ночи. Но в данном случае жесткая сцепка нам только в ущерб. Уже скоро команды других кораблей нас бы вырезали.

Так что, за неимением возможности заполучить мечту, я бы предпочёл видеть развалившийся турецкий корабль, который ещё к тому же и горел бы. Но нет, у фрегата лишь немного разворотило деревянную обшивку сбоку, куда ударили брандеры.

Так что надежда на уничтожение корабля лишь только взрывом покидала меня, оставляя место для зарождающейся надежды сжечь корабль, с помощью горючей смеси из смолы, масла и нефти. И не один корабль, а все, кто стоит в сцепке

И вот тут, похоже, всё для нас выглядело куда как оптимистичнее.

— Кашин, действуй! — командовал я, начиная второй этап операции.

Двадцать восемь бойцов отправились на другое задание. Благо, что недалеко. Все наши цели были рядом — или в самом порту, или около него. Я же с пятью бойцами пока оставался и смотрел за тем, как разгораются турецкие корабли. Моё укрытие было на чердаке одного из небольших складов, уже наполовину пустого, без чего-либо существенного и ценного. Находиться сейчас внизу было очень опасно.

Будто те тараканы, из многих щелей выбегали вооружённые турки и татары. Хотя, вроде бы, тараканы наоборот — когда включается свет, разбегаются в разные стороны. Значит, это были тараканы наоборот. Или мотыльки, которые на свет слетаются. И так же бестолково ведут себя. Мотыльки ударяются о светильник, а вооруженные люди вообще были в растерянности.

Начался ещё больший хаос, но только уже кровавый. Неорганизованные, не понимающие, что вообще происходит, вооружённые люди почти сразу стали применять меры насилия. Полилась кровь. Можно было бы долго рефлексировать по поводу того, что это мои действия спровоцировали разворачивающуюся кровавую баню. Но на войне, как на войне!

И не я сейчас стреляю и рублю всех тех бедолаг, которые теперь уже и не знают, куда бежать, мечутся, периодически наталкиваясь на турецкие ятаганы или татарские сабли. Это так защитники ведут себя по отношению к тем, оборонять кого должны.

Задачей Кашина было взять под свой контроль наиболее крупный склад вооружения турецкого гарнизона. И, отправляя Ивана на это задание, я был уверен, что он справится. Сейчас же, когда наблюдал в свете, исходящем из горящего корабля происходящее, уверенности во мне прибавлялось.

Вокруг начинался такой беспредел, которому можно было бы приписать лозунг: «Спасайся, кто может!». Только спасения никакого не было. Русские войска должны были увидеть зарево, и наши конные отряды, как и штурмовики, должны были идти на приступ, на самом деле не самой могучей крепости города. Не был готов Гизляр к войне. Ханство не ожидало такой прыти от нас, русских. Надеялись, наверное, что будет что-то вроде походов Василия Голицына, в первый из которых даже до Перекопа русские войска не дошли.

Взять и быстро отплыть подальше от горящего корабля, тем более в условиях жёсткой сцепки, практически невозможно. Тем более, если это парусники. Ситуацию для турок наверняка усугубляло ещё и то, что они явно решили отдохнуть перед утренним выходом в море.

И теперь они, пока окончательно проснутся, пока в бессилии что-либо сделать, будут метаться из стороны в сторону, злейший враг человечества — огонь (он же и ближайший друг людей) сожрёт турецкую эскадру в городе.

— Захватить бы хоть один кораблик, — бурчу под нос, стараясь в подробностях рассмотреть в зрительную трубу происходящее.

Не оставляло чувство упущенных возможностей. Даже один турецкий фрегат в Чёрном море, ставший русским — это было бы величайшим подспорьем для всего русского флота. А ещё я не лишён честолюбия, и было бы приятно, если бы в истории остался тем, кто даст будущему Черноморскому русскому флоту первый фрегат.

Но разум возобладал. И теперь мы жгли турецкий флот. Огонь уже перекинулся на рядом стоящую галеру, дальше — на соседний фрегат. Со стороны моря было не просто светло. Рассмотреть было нелегко, что там происходит — слишком ярко. Но я увидел, что на скамьях галер начались схватки. Нет, это не диверсанты Фролова вступили в бой. Они, как я надеюсь, уже плывут к берегу целыми и невредимыми. Рабы на галерах не захотели ни за грош гореть в огне.

Посмотрев немного левее, я подумал, как бы не было какого-нибудь международного скандала. Недалеко от турецких кораблей стояла ещё и галера венецианцев. Они, насколько мне было известно, решили поступить похожим образом, как и Алексис — скупали за бесценок то, что смогут продать у себя на родине за приличные деньги. Что ж, жажда наживы погубила их, так как венецианцы вспыхнули следующими.

— Бах! Бах! Бах! — вдалеке я смог различить звуки пушечных выстрелов.

Значит, Лесли не подвёл. Он повёл русские войска на город. И теперь остаётся лишь продержаться до прихода своих.

— Уходим! — сказал я, резко поднимаясь и направляясь к лестнице, приставленной к чердаку.

Я уже понял, что турецким боевым кораблям, и не только боевым, не спастись. Огонь охватил четыре судна и спешно перекидывался на другие.

Я скинул тюрбан, который был не то чтобы просто неудобным, а, скорее, ненавистным головным убором. В руке пистолет, ещё два за поясом. Холодного оружия, если не считать спрятанный под халатом немалого размера нож, у меня не было. Слишком много вопросов могло возникнуть у турок и татар, если бы приказчик торговца носил саблю, не говоря уже о шпаге.

— Бах! — выстрелил вперёд немного опережающий меня боец.

— Бах! Бах! Бах! — последовали и другие выстрелы, когда неожиданно на нас выскочила группа из восьми вооружённых, с бешеными глазами, турок.

Четверо врагов были ранены или убиты, оставалось же ещё четверо. А у нас нет холодного оружия. Понимая, что выхватить пистолет не успеваю, резко ухожу в сторону, а там, где я был, со свистом пролетает турецкий ятаган.

— Хух! — на выдохе бью турка в челюсть.

Успеваю расслышать приятный для моих ушей хруст костей врага. Турок заваливается, а я успеваю подхватить у него ятаган. Вот теперь я ещё и с холодным оружием. Тяжёлый, неудобный, или скорее непривычный. Я-то рад был, прежде всего, наличием холодного оружия, хотя уже привык больше колоть, чем рубить. Но уверенности появляется чуть больше.

— Бах! — звучит ещё один пистолетный выстрел, завершающий разгром небольшой турецкой группы.

— Пистолеты зарядить, ятаганы взять! — командую я, но мои пять бойцов и без того уже обчищают турок.

Хотел сделать замечание, что некогда шарить по карманам, но решаю, что две секунды, которые понадобятся для того, чтобы срезать с пояса мешочки с серебром или с золотом, сильно погоды не сделают. А то, что мои бойцы будут богатеть — считаю только положительным аспектом. Смелость и дерзость должны хорошо оплачиваться!

— Вперёд! — командую я.

Жду, когда один боец меня немного опередит, и в таком же порядке, где я — посередине нашего небольшого построения, выдвигаемся в сторону ранее разведанного оружейного склада.

Вокруг светло, словно днём. Выстрелы и взрывы со стороны укреплений города слышны уже более отчётливо. А уже мы дошли до склада.

Останавливаемся, пока не выходя на просматриваемое со скрала пространство. Мало ли, свои же пульнуть могут. И легко. Ибо нечего тут ходить без пароля!

— Гвардия! — громко произношу я пароль.

— Не сдаётся! — последовал ответ.

— Кашин, ко мне! — тут же приказываю я, выбегая из укрытия к своим.

Вокруг самоотверженно работают мои бойцы. Вокруг склада быстро возводятся баррикады. Доски, какие-то тюки с вещами, несколько телег — всё это уже выставлено по периметру.

— Ваше высокоблагородие! — запыхавшись, говорит Кашин.

При этом он не отвлекается, помогает тянуть пушку. Скорее, даже фальконет [малую пушку].

— Вот, командир, — говорит Кашин, с самодовольной улыбкой указывая на пушку. — Таких там пять.

— Сколько фузей на складе? — внутренне радуясь добыче, всё же не отхожу от делового тона.

— На роту будет! — отвечает Иван Кашин.

— Командуй солдатами, чтобы заряжали всё, — командую я.

— Бах! Бах! Бах! — прозвучали пистолетные выстрелы справа.

Я пригнулся и сразу же развернулся в ту сторону. Двое вооружённых татар корчились в предсмертных судорогах.

— Таких здесь немало! Уже с два десятка побили! — говорил, словно бы хвастался, Кашин. — Выскакивают малыми кучками. Мы их стреляем, как зайцев.

— Если у врага найдётся хоть один неглупый офицер, то они скоро придут подрывать этот склад, — сказал я.

— Уже были одни, мы отогнали, — сообщил Кашин.

Прошло пять минут, не больше, но они были такими тягучими, словно прошёл целый час. Зарево в порту становилось ещё более ярким. И даже не было заметно, что на востоке начинает всходить солнце.

Пожар переметнулся в порт, где уже горели несколько построек. Мимо нас все чаще пробегали люди, спасаясь от пожара, который для многих оказывался большей опасностью, чем идущие на штурм города русские войска.

С нашей стороны выстрелы звучали в таких людей только в том случае, если они целенаправленно приближались к нам. Мирные? Гражданские? Да, возможно, среди них больше было тех, кто надеялся не на силу оружия, а уже уповал только на волю Аллаха или Господа Бога. Но и у нас не было центра сбора ни пленных, ни беженцев. У нас был особо охраняемый объект.

— Турецкий отряд на четыре часа, прячется за соседним домом. До полусотни! — выкрикнул один из бойцов, задача которого была следить за обстановкой с крыши большого склада оружия.

— Направь туда пушки! — приказал я Кашину, который с момента моего появления здесь не отходил от меня ни на секунду.

И всё-таки у противника нашлись те люди, которые понимали, что такое честь, не желающие, чтобы оружие досталось русской армии. Ну да я и не считал ни турок, ни татар трусливыми идиотами. Просто мы стали сильнее, неожиданнее, дерзкими.

С криками турки отчаянно рванулись в атаку. Успел заметить, что здесь было ещё не менее двух десятков татар. И не пятьдесят было врагов, а как бы не под сотню.

— Бах! Бах! — выстрелили две пушки, и железные шарики, скорее всего, французской выделки, полетели в сторону напирающего неприятеля.

Первые ряды бегущих толпой турок снесло, словно косой.

— Бах! Бах! Бах! Бах! — тут же начали разряжать французские и турецкие ружья мои бойцы.

Но турки с татарами бежали. Они лишь ненадолго замедлялись, чтобы не споткнуться о тела своих товарищей. Наверняка понимали — всё, теперь им деваться некуда. А зверь, загнанный в угол, чаще всего кидается вперёд.

— Бах! Бах! Бах! — уже в ход пошли пистолеты моих бойцов.

И вот один турок взлетает на наши наспех сооружённые баррикады. Ловко забирается на них.

— Бах! — разряжаю и я свой пистолет.

Попадаю турку в ногу, и он кубарем летит с верха перевёрнутой телеги. Но на спину ему уже полезли другие враги.

Пистолетные выстрелы звучат, стреляют и ружья. Единицы противника падают с наших баррикад, так и не спустившись вниз. Единицы… Другие же уже внизу, вперёд — с клинками.

— В штыки! — командую я.

Стоящий рядом плутонг солдат делает слаженный залп и быстрым шагом направляется к прорвавшемуся противнику. Я иду рядом, уже со шпагой. Нашёл на складе и такое оружие.

Звук ударяющегося металла предвещает начало рукопашной схватки. Это самое сложное и жестокое, что случается на войне. На меня, видимо определив, что я офицер, устремляются сразу два турка. Вынужденно делаю три шага назад, разрывая дистанцию. Один из турков вырывается вперёд. Он заносит для удара свой ятаган, но я успеваю провести атаку. Делаю выпад, чуть ли не сажусь в шпагат, но достаю парня и прокалываю живот одному из своих противников. Молодого парня, с выпученными от боли глазами, отталкивает в сторону его же сослуживец.

Второй уже сбоку. Ничего не успеваю, кроме как опрокинуться на землю и перекрутиться в сторону. Турецкий ятаган рассекает пространство, где только что был я. Турок на мгновение теряет ориентацию. Я использую это время для того, чтобы достать последний оставшийся заряженный пистолет.

— Бах! — стреляю, не целясь.

Успеваю удивиться, что попал прямо в голову. Враг заваливается на спину, а меня обходит ещё один плутонг бойцов, устремляющихся в штыковую атаку. Слышу выстрелы, доносящиеся где-то за остатками турок. Не верю, что такое может быть, но рациональное мышление подсказывает, что к нам пришли на помощь.

— Бах! Бах! Бах! — стреляют мои бойцы.

— Ба-бах! — отправляет в полёт картечь ещё одна пушка.

И тут турки дрогнули. Их оставалось вряд ли больше трёх десятков. И они врассыпную побежали прочь.

— Гвардия! — услышал я крик голоса Фролова.

— Не сдаётся! — почти в унисон ответили многие русские гвардейцы.

От автора:

Новинка от Гурова и Старого!

1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить — возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра — или погибну снова

https://author.today/reader/475541/4451330