Книга 4. Фельдагент

Глава 13

— Однако, почтенная Власта, — хмуря брови, чуть наклонился я к старухе, — есть ещё один аспект, тобой, увы, не учтённый. Эльфы эльфами и бомбёжки бомбёжками, но только эта твоя Вратка и гномов собственными руками на тот свет не раз отправляла. Кого зарезала, кого в колодце, вон, возле дома утопила. И, думаю, она этими жертвами не обойдётся, ещё и других гномов жизни лишит. Неужто и такое тебя не трогает?

— Колодец она зря осквернила, спорить не стану. — Вслед за мной посмурнела Жихариха. — Да токмо насколь верны слова твои про то? Её ли в том вина?

— Не сомневайся, с покойниками я лично общение имел. Можно сказать, всё собственными глазами видел. И с колодцем, и с другими смертями твоя постоялица крепко связана.

— Из видоков, что ли, будешь? — Вопросительно подняла брови старушка.

— Как и братец мой сводный. — Я указал на Тимона.

— И этот тоже? — с сомнением прищурив левый глаз, пристально вгляделась Жихариха в сидевшего напротив орка. — Тогда ясно, с чего это вдруг медик да хозяйственник за шпионами гоняются. Выходит, по родству способность-то передалась. Отец, что ли, тоже из видоков у вас?

— Только дед, — уверенно выдал Тимон факт из выдуманной комитетом легенды.

— Слыхала я, — кивнула бабка, буравя меня взглядом и будто пытаясь высмотреть сквозь черепушку фрагмент мозга, отвечающий за способности медиума, — что больно уж редки среди орков такие умельцы. А в нашем, мол, народе их и того меньше. Повезло тебе, выходит.

— Можно сказать и так, — пожал я плечами. — А ещё я чувствую настроение собеседников. И твоё тоже.

— Мысли-то, выходит, — прищурилась Жихариха, — еще не читаешь?

— А что, и такое умение возможно? — удивился я.

— Будешь через Непрухин ехать, навести тётку мою двоюродную, — вместо ответа выдала Жихариха. — Бабкой Ведарой её кличут. Травками да корешками она сызмальства промышляет, от матери своей веды переняв. Она тебя нужным отваром-то и угостит, коли привет от меня передашь. Глядишь, и выйдет из тебя путнее чего. Тебе, милок, — перевела она взгляд на орка, — отвар тот не пойдёт. Он только на гномий род действует. Ну, вот, может, ещё на полукровке скажется.

— А откуда ты знаешь, — напрягся вдруг Тимон, — что мы в Непрухин дальше поедем? Откуда информация?

— Слова-то какие заумные. — Жихариха поморщилась и передразнила орка: — «Инфомация». А куда ж вам ещё податься-то? Прибыли вы, я слышала, с севера. На востоке враг к нам подбирается, туда вам путь заказан. А на юг да запад дорога только одна и идёт. К тому ж проходила я как-то мимо этого самого стола, — прихлопнула бабка ладонью по столешнице перед собой, — когда Вратка на нём карту смотрела. Большую да подробную, про все места наши, будто добытчиками-прознатчиками составленную. Вот и видала я, как она, ноготочком-то поведя, на Непрухин путь наметила.

— И у тебя, — скривился орк, — это не вызвало никаких подозрений? Девка, что пришла работу искать, при тебе карту изучала, а ты и словом никому не обмолвилась?

— А меня никто о том и не спрашивал. — Насупилась бабка. — А ежели б даже, к примеру, ты спросил, всё равно не поведала бы. Посколь, вот в который уж раз убеждаюсь, каверзный вы, орки, народец. Завсегда поначалу гладко стелите, да после жёстко спать-то. А брат твой, хоть и полукровка, но, по глазам его вижу, разумения он глубокого да правильного. И поболее твоего в жизни смыслит да чувствует. Он и постоялицу мою, ежели споймает, сперва понять попробует. И, как ты, по острогам да казематам сразу не потащит.

— Ну, — развёл я руками, — спасибо на добром слове. И за информацию спасибо. За знания, в смысле. Мы тогда с тобой попрощаемся да дальше по делам отправимся. А тебе, вот, премия за помощь.

Шагнув к столу, выложил перед тёткой Властой мелкий золотой кругляш. Глазом моргнуть не успел, как старуха с мастерством заправского фокусника сгребла монету и запрятала в складках одежды.

— Не пойму вот я никак, — поднял брови Тимон, — вроде только что орков хулила да за гномов горой стояла, а жиличку свою на золото променяла и не поморщилась. Не жалко своих-то продавать?

— Ты, милок, — стрельнула в орка недобрым взором старуха, — глупость свою на вид-то не выставляй. Я тебе так обскажу: случается, что и гном гному рознь немалая. На кого-то хоть молиться начинай, а иному лишь на каторге и место. Может, изредка и среди орков порядочного кого встретить можно. Да только ты вот точно не из них будешь. Жиличке своей я на слово поверила, документов не спрашивала. Дочка она товарки моей али нет, не проверяла. И ежели каверзу какую девка учинила, пускай то на её совести и будет. А я своё честное имя блюду, зла не творю и никаких своих не продаю. Посколь эльфы с нами испокон рядом жили, дружбу водили, да своими никогда не были.

— А эльфы тут при чём? — Не обращая внимание на грубоватую подначку тётки Власты, удивился орк. — Я ж тебе про жиличку толкую.

— Так кто ж тебе, дурню, сказал, — театрально всплеснула руками старуха, — что она гномьего рода будет?

— Ты же сама сказала, — возмутился орк, — что она дочь твоей давней подруги.

— А я что, — одарила его невинным взглядом старуха, — по-твоему, всю жисть только с гномами должна была дружбу водить? У меня в знакомцах даже гоблины имеются, чтоб им неладно было. Жулик на жулике ведь.

Я всё это время сидел с открытым ртом, как и Тимон, пребывая в полном недоумении. И лишь последнее замечание вредной старухи помогло немного справиться с сумбуром, образовавшемся в голове.

— Так значит, — наконец-то сообразил я, — твоя старая подруга из эльфов будет?

— Это я старая, — поморщилась тётка Власта, — а, по меркам эльфов, Вышемиле-то до старости далече ещё.

— А Вратка, — сообразил я, — имя не полное. Я правильно понимаю?

— Ясное дело, Вратомила она по прозванию полному. Но как она мне при встрече назвалась, так я к ней после и обращалась.

— Так почему же, — разморозился до этого порядочно оторопевший Тимон, — ты от всех утаила, что жиличка твоя эльфийских кровей, да ещё и карту местности изучала⁈ Тут же самому распоследнему дуралею ясно должно быть, что дело нечисто!

— А не мой это наказ, — ехидно заявила бабка, — понимать, где чистые дела, а где нет. Вот тебе положено, ты и разбирайся. А меня не трожь и не тревожь, у меня своих забот хватает. Радуйся, что, вон, товарищу твоему помогла да открылась.

— Тьфу на тебя, старая! — Махнул орк в сердцах рукой, позабыв про вежливое обхождение. — Нужна ты кому, трогать тебя.

— Вот и ступай тогда, милок, восвояси. — В этот раз «милок» у бабки прозвучал очень даже как-то оскорбительно. — Всё что хотела, я поведала. Более мне тебе сказывать нечего.

Тимон хотел что-то ответить, но я ухватил его за рукав и, вытянув из-за стола, потянул к двери. А заодно махнул рукой Варгонсо, чтобы тот вместе со своими орлами тоже на выход отправлялся.

— Не кипятись, остынь, — вытащив на крыльцо приятеля, похлопал я его по плечу, — а то, вон, дымиться уже начал. Какого лешего ты с бабкой закусился?

— Юлит старуха, — хмуро глянул на меня орк, — нутром чую, недоговаривает. То философии всякие разные разводит, а то знакомицу свою за мзду малую под приговор подводит. Я б эту змеюку за хвост да на сковородку, чтоб всю правду повыведать.

— Согласен, — пожал я плечами, — бабка она мутная и та ещё заноза. И ещё я не сомневаюсь в твоих способностях выпытать из любого упрямца всё, что угодно. Но к чему нам лишняя жестокость? Бабке и без того нелегко живётся. А всё, что нам нужно было, мы и так узнали.

— Пропадёшь ты когда-нибудь через своё мягкосердие, — тяжело вздохнул орк, спускаясь с крыльца, — вот помяни моё слово. Старуха покрывала врага, никому про жиличку словом не обмолвившись. Стало быть, пособник врага и тоже враг. А врагов жалеть нельзя.

— Злой умысел не доказан, — не согласился я, шагая за Тимоном к калитке. — Да и я в ней злобы не чувствую. Немного алчности, немного печали и целый вагон желчи. Но нет ни злобы, ни коварства. Может, и недопетрила бабка про шпионские замыслы постояльцы своей. Может, сомневалась и не знала, к кому обратиться. Да мало ли, короче.

Мы вышли на улицу. Вечерело по-зимнему рано. Холодная вьюжная хмарь залила округу противной серостью, навевая уныние и тоску.

— А каждому подозреваемому, — поёжившись, продолжил я мысль, — нож к горлу приставлять глупо, жестоко и не особо непрофессионально, потому как бессмысленно. Ты его пытать начнёшь и уши резать, а он, лишь бы боли избежать, такого с три короба наплетёт, что сам потом не рад будешь в путанице его перепуганного вранья разбираться. Отправила бы нас бабка по ложному следу, к гадалке не ходи.

— Можно подумать, — орк зло сплюнул в колодец, мимо которого как раз проходил, — эта грымза и за деньги нам наврать не могла. Может, специально нас по ложному следу в Непрухин гонит, а девка на самом деле совсем в другую сторону подалась. Тем более, как ты сам говоришь, ей и дороги не нужны вовсе. Она на своих санях разве что через лес не проедет.

— И такое возможно. Но, кажется мне, ты сейчас больше злишься, потому как бабка на твою лесть не повелась и в разговоре мне, а не тебе, предпочтение выказала. Я-то знаю, что ты мужик хороший, а вот для неё, ты сам слышал, все орки на одно лицо и доверия не заслуживают.

— Это ли не повод в ренегатстве её заподозрить и уличить? — Никак не хотел успокаиваться Тимон. — Выходит ведь, что ей и альянс не по душе.

— Да подозревай ты её в чём хочешь, — отмахнулся я, — а уличать я никого не собираюсь. Мне это нафиг не нужно, и это не моя война. И вообще, чем больше я тут, тем мутнее мне эта война кажется. Тут и впрямь у каждого своя правда и всяк кулик своё болото хвалит. Давай не будем лезть в дебри местных разборок и просто сделаем свою работу.

— А я вообще не уверен, — косо глянул на меня орк, — что запретное оружие надо у альянса искать. Эта старуха, — Тимон кисло поморщился, — лишь редкое исключение из тех гномов, что костьми лягут за свой край, лишь бы эльфам его не отдать. А мы, орки, помогаем выстоять тем героям, что на фронте гибнут. Потому и не получается у ушастых, как ни старайся они, альянс наш побить. Не в оружии тут дело, а в духе воинов, я так смыслю. Вполне так может статься, что напрасно нас сюда заслали, по ошибке.

— Всё может быть, — не стал я спорить, поскольку и самого такие же мысли посещали. — Но мы с тобой и сражений пока толком не видели, чтобы об оружии хоть как-то судить. Хотя те реактивные снаряды, что по нам дирижабль запустил, мне тоже подозрительными показались.

— Вот видишь, — обрадовался Тимон.

— Вижу, — кивнул я. — Но, с другой стороны, в моём родном мире один народ изобрёл порох, и ракеты, когда другие ещё на мечах сражались да из луков друг в друга пуляли. Так что, не факт.

— Ладно, уболтал, — отмахнулся Тимон, — будем дальше носом землю рыть. Ну или снег, в нашем случае. Куда мы теперь?

— Как куда? — удивился я. — Самое время заявиться на званый ужин. Варгонсо, — обернулся я к капралу, — найдите нашего мехвода да вместе с ним тащите свои задницы в кабак, а заодно озаботьтесь ночлегом. Сдаётся мне, дальше в путь мы лишь поутру отправимся.

Ни капрал, ни его бойцы от такой перспективы отнекиваться не стали и радостно отвалили от нас ещё на подходе к дому градоправителя.

— Вы, оба два, какого трогла сюда заявились⁈ — выпучив глаза и зло шипя, накинулся на нас мгновенно подскочивший Вдырко, едва мы скинули в прихожей шляпы и пальто на руки какому-то ординарцу и прошли в обеденный зал при штабе. — Да ещё не в парадной форме! Вам, господа офицеры, место в кабаке, а отнюдь не на рауте для высшего света и старшего комсостава.

Мы с Тимоном оглядели зал. Все накрытые для фуршета столы были сдвинуты к дальней от окон стене, а по освободившемуся в центре пространству, непринуждённо беседуя, неспешно и беспорядочно фланировали, напоминая броуновское движение частиц, компании невероятно расфуфыренных особ, как в форменной, так и в цивильной одежде. Павлины нервно бы закурили в сторонке при виде этих манерных зазнаек.

В основном тут, конечно же, присутствовали гномы. На вскидку, персон пятнадцать — двадцать военных и гражданских. Орков, если не считать Тимона, было всего трое, и все действительно старшие офицеры. Причём, в парадной форме лишь один, а двое в обычной полевой, разве что чистой и наглаженной. Не наврала нам леди Амена.

С дамами дело тоже обстояло негусто. Я насчитал пять молодых, нарядно одетых и ярко напомаженных, красоток, весело снующих по залу и жеманно строящих глазки мужской части этого сборища. Ну и ещё я заметил парочку дам довольно преклонного возраста, чинно сидящих на диванчике с краю, неторопливо потягивающих игристое винцо из высоких фужеров и явно перемывающих косточки всем остальным собравшимся.

— Невольно возникает вопрос, — процедил сквозь зубы Тимон, сверху вниз глядя на чуть ли не брызжущего слюной тайногвардейца, — что в таком случае здесь делаешь ты, поручик?

— Для тебя «твоё высокочинство господин комиссар-поручик», — надув щёки, поправил орка резко попунцовевший Вдырко. — Кроме того, хоть я и не обязан перед тобой отчитываться, так уж и быть, изволю сообщить, что приглашён сюда самим бригадным генералом Пошвырко.

— Мы тоже приглашены. — Вступился я за Тимона.

— И это кем же? — тут же перевёл на меня взгляд зло набычившийся гном.

Но ответить я не успел.

— Ах, господа, какая радость! — Принеся с собой ауру сладко-ароматного парфюма и сверкая улыбкой, к нашей троице весьма своевременно подоспела леди Амена. — Бесконечно счастлива, что вы приняли моё приглашение. Пойдёмте, я познакомлю вас с мужем и представлю обществу.

Стоило больших усилий, уходя, не показать язык оторопевшему Вдырко. Хотя торжествующе-надменный взгляд от Тимона этот недоумок, растеряно застывший столбом, напоследок всё же заработал.

Последующие несколько часов мы провели совершенно бестолково, знакомясь с верхнекарасинским комсоставом, разговаривая ни о чём с местной знатью да флиртуя с улыбчивыми дамами, уделяющими нам куда больше внимания, чем собственным мужьям и кавалерам.

Уверен, причиной тому была не только наша с Тимоном выдуманная репутация столичных повес, ибо среди старших офицеров наверняка и по-настоящему таковых имелось в достатке. В гораздо же большей степени на шумный успех, несомненно, влияло наше иномирское происхождение. Дамы слетались на нас, как мухи на мёд, а сопровождавшие их господа кидали косые взгляды, полные недоумения и недовольства.

Особое неблаговоление к нам почему-то выказывал один бригад-майор из бронеходчиков — гном довольно высокого роста, нереально широкоплечий и ужасно веснушчатый. Его парадный китель украшало множество орденов и медалек, а сапоги были начищены и отполированы так, что отраженный от них свет резал глаза.

Потягивая игристое вино из высокого фужера, этот тип без конца нервно поглаживал свою длинную рыжую бороду, смешно поделённую надвое и заплетённую в косички, и беспрестанно буравил нас с Тимоном тяжёлым взглядом исподлобья.

Про Вдырко я и вовсе молчу. Тот весь изошёл на желчь, но высказать нам что-либо не решался. Да у него и подступиться к нам шанса не было — дамы устроили настоящую осаду, безудержно галдящую и отвечающую звенящим радостным смехом на каждую, пусть даже самую неуклюжую, шутку, отпущенную мною или Тимоном.

Потусив какое-то время вместе с орком, я оставил его в окружении очаровательных барышень, наседающих на моего приятеля со всех сторон и отнюдь не пугающихся его хищной пилорамы. Сам же, безоговорочно капитулировав, всё внимание уделил леди Амене, взвалившей на свои красивые плечики заботу о моём нескучном досуге. И даже ближе к окончанию вечера, перейдя в «бальную залу», несколько раз составил очаровательной гноме пару в танцульках, благо те оказались до нелепого просты и легки в исполнении.

Леди Амена сияла радостью, нежно щебетала о чём-то пустячном и буквально пожирала меня трепетным взором, однозначно дающим понять о благостном расположении и безудержно-страстном желании гномы одарить меня теплом нежной близости.

Я совершенно не был против. Господин Жменько, отправившийся, со слов леди Амены, до самого утра играть в карты с иными господами, меня совершенно не заботил. Этот напыщенный гном с огромным пузом и большим, похожим на рыхлую картошку, угреватым сизым носом, обдав меня при знакомстве волной надменного зазнайства и сильным запахом перегара, вызвал одну лишь стойкую неприязнь, совсем чуть-чуть не дотягивающую до отвращения.

Да и вообще, я всегда считал, что держи себя мужья в надлежащей форме и уделяй должное внимание своим жёнам, те не искали бы на свою задницу приключений, надеясь восполнить недостающий драйв с кем-нибудь на стороне. Хотя бывало, конечно, знавал я и дамочек, которых тянуло в чужую постель даже при мужьях, безмерно этих гулён любящих и всецело их опекающих. Но это, скорее, исключение из правил.

Леди Амена исключением явно не была, и мои иномирские флюиды, скорее всего, лишь поспособствовали нескрываемому стремлению гномы, плюнув на своего борова-алкаша, завязать интрижку. И ей отнюдь не составило труда очаровать меня, пленив своей обворожительной красотой и плещущейся во взгляде сексуальностью. Я даже и не подумал противиться желанию хозяйки провести для меня небольшую экскурсию по дому.

Понятное дело, сперва мы, покинув шумное сборище, вполне благопристойно бродили по анфиладам второго этажа. Держа под ручку тесно прижимающуюся ко мне леди Амену, я послушно следовал её указаниям направления, по пути без устали нахваливая изысканный вкус хозяйки, обустроившей столь роскошный и уютный интерьер.

Затем мы добрались до большого зимнего сада со сводчатой стеклянной крышей, под которой даже в нынешние морозы прекрасно себя чувствовали душистые можжевельники, туи, какие-то буйно разросшиеся экзотические кусты с огромными яркими цветами на шипастых ветках и даже невысокие пальмы с раскидистыми широколистными кронами.

Следуя за своей дамой и забредя по извилистым, засыпанным светлой каменной крошкой, тропинкам в самые дебри сада, я обнаружил, что целью нашего путешествия оказалась чудесная рукотворная полянка, меблированная несколькими кофейными столиками, забавными креслами-качалками и шикарным мягким диваном. Вот этот-то диван и приютил нас на какое-то время, позволив леди Амене безбоязненно и всецело погрузиться в мои объятия, а после и отдаться неудержимо поглотившей нас страсти.