Глава 3

Я стоял, смотрел, как они возятся, и внутри у меня уже начинало закипать. То, что эти пацаны и девчонки никогда в жизни не держали грабли и даже кисти, я понял почти сразу.

Я вздохнул, подошёл ближе и сказал громко, чтобы каждый услышал:

— Вы что, никогда ничего не красили и не убирали, что ли?

Кирилл поднял глаза, будто вопрос поставил его в тупик.

— Нет, — ответил он. — Никогда.

— А батя не учил? — уточнил я.

— Да у меня батя бутылку водки даёт соседу по общаге, — ответил парень с усмешкой. — Тот приходит, всё делает, чё по дому.

— А у меня батя, что не для того учился, чтобы руки марать.

— А у меня мама мастера на час вызывает. Говорит, дешевле, чем потом стены переделывать, потому что у бати руки из жопы растут.

Раздался дружный смех. Я дал молодым пару секунд повеселиться, потом резко оборвал гомон.

— Цыц, разговорчики!

Тишина встала мгновенно.

Я посмотрел на них внимательно, понимая, что передо мной стояло поколение, которое ничего не знало про мозоли, про запах краски, про тяжесть железа в руках. Ни один не понимал, что значит «сделать сам». У всех — сервисы, мастера, кнопки на телефоне.

Перекос времени, если так можно сказать, был налицо. Молодёжь, воспитанная ещё на советских идеалах, привыкла всё делать своими руками.

Подавляющая часть мужиков умела делать практически всё — и по дому что починить, и движок, если надо, перебрать, и косметику в квартире навести. А эти… вон, на кисть смотрят, как на древнее орудие пыток.

Я вздохнул, взял у Кирилла грабли, проверил зубья.

— Так, мужики, один раз показываю. Потом чтоб не было этих ваших «а я не знал». Делать всё равно надо, но с вашими темпами проще руками листья собирать. Поняли, нет?

— Поняли, Владимир Петрович, — ответили ученики.

— Ну смотрите внимательно. Вот грабли, вот земля. Не надо её гладить или бить. Движение должно быть уверенное.

Я сжал черенок и сделал пару уверенных, чётких движений. Листва и мусор пошли ровным валом, сухо зашуршав под зубьями. В пару взмахов я собрал больше, чем они всей бригадой за пять минут.

Пацаны молча наблюдали.

— А потом вот так, — я зачерпнул граблями кучку и ловко направил её в раскрытый мешок. — Всё. Дальше ногой прижали, чтобы не вылетало, и следующий круг. Всё понятно? — спросил я, глядя по очереди каждому в глаза.

— Да, Владимир Петрович! — ответили хором и, что удивительно, почти без издёвки.

— Ну тогда делайте, — сказал я, протягивая грабли обратно.

Кирилл попробовал повторить — неловко, но уже без той растерянности.

— Вот, другое дело, — хмыкнул я. — Учиться никогда не поздно. Сегодня грабли, завтра кисть, а там, глядишь, и до жизни дойдём.

Я отошёл, наблюдая, как они снова принимаются за дело, уже с интересом. Ребята начали повторять, сначала как-то неуверенно, сбиваясь, а потом, чёрт возьми, у них стало получаться. Листва пошла в мешки.

— Смотрите, Владимир Петрович, получается!

— Получается, потому что не умничаешь, а делаешь, — заверил я. — Красавчик.

Я подошёл к тем, кто должен был заниматься покраской. Картина, как я уже говорил, хоть стой, хоть падай.

Ребята сразу замерли. Один из них, щуплый, с чёлкой, оторопело поднял кисть и спросил:

— Что, неправильно делаем, Владимир Петрович?

— Мужики, ладно, — сказал я, — что вы ни хрена не умеете — дело житейское. Но башку-то включить можно? Соображалка у вас где? Вы ж видите, что не так должно быть!

Они переглянулись.

— Понимаем, Владимир Петрович, — протянул тот, что с чёлкой. — Только мы ж не бабы — маникюр делать не умеем. Откуда нам знать, как это правильно-то? А Милана хрен забила.

Кстати, Милана. Я нашёл взглядом девчонку: та отошла к забору, продолжая с кем-то разговаривать по телефону. И вдобавок достала из кармана какую-то хреновину и в буквальном смысле её сосала, выпуская дым… бульбулятор, что ли?

Я подошёл к девчонке.

— Зая, тут тема такая, я пока не знаю, когда освобожусь, физрук лютует. Но если тебе так не терпится, приедь к школе и меня забери…

Она осеклась и не договорила, потому что я выхватил у неё телефон. Нажал на отбой и протянул ей телефон обратно.

Милана обернулась и выпучила на меня глаза. Бульбулятор, или что это там у неё, девчонка спрятала в карман. Она явно напряглась, готова к тому, что я начну её отчитывать. В воздухе, кстати, пахло чем-то вроде персика — такой вот химозный и не самый приятный запах.

— Не понял: я думал, ты мне покраску организуешь, пацанам пример покажешь, — улыбнулся я.

Было поползновение девчонку отсчитать, не скрою, но я решил зайти с другой стороны.

— Владимир Петрович, да мне тут один козёл позвонил, я отвлеклась…

Определилась бы хотя бы для себя: это козёл или зая? Или один хрен — зоопарк, и разницы, как назовёшь, нет?

— Давай, Милан, включайся, — сказал я. — А если ты думаешь, что я тебя за что-то отсчитывать буду, то не угадала. Ты девочка взрослая и, думаю, сама понимаешь, что сосать эту хреновину на школьном дворе не надо.

Милана улыбнулась уголками губ.

— А если мне нравится сосать… — она невинно заморгала глазками. — Всякую, как вы говорите, хреновину, Владимир…

Отчество она добавлять не стала. Я понял, куда наклонит, и медленно покачал головой.

— Не стоит.

— А может, — она смерила меня взглядом, — всё-таки стоит?

— Милана, — холодно ответил я. — Не вынуждай меня дважды повторять.

— Ой, подумаешь, у нас с тобой лет пять разница, — она закатила глаза и, демонстративно жуя жвачку, пошла к малярам.

Горячая, блин, штучка. Я с минуту постоял, размышляя. Привыкла, зараза, что одним своим видом кружит голову мужикам.

Потом развернулся и медленно пошёл обратно к турникам. Милана, кстати, никуда не ушла, но снова залипла в телефоне. И оторвала от экрана взгляд только когда поняла, что я вернулся.

— Мужики, а вы у себя во дворе турники когда-нибудь красили? — спросил я, ещё ища хоть какие-то точки соприкосновения.

— А нафига нам что-то красить? — отозвался Смирнов. — Есть же управляющая компания. Это их зона ответственности.

Я посмотрел на него, потом на остальных. Те молчали, кто-то даже кивнул в знак согласия.

Я подошёл ближе, взял у Смирнова кисть. Ну не привык я на кого-то проблемы вешать.

— Знаешь, я тебе так скажу. Я если во дворе вижу облезлую стену, я не ищу никакую компанию. Беру кисть, тряпку — и крашу.

— Почему? — искренне удивился Смирнов.

— Потому что твой двор — это твоя зона ответственности. И если он обшарпанный, значит, и ты внутри такой же. Так и со школой. Смотри сюда.

Я взял кисточку. щетина торчала, как старый веник, засохшая краска превратила её в камень.

— Почему у вас ни черта не выходит? Да потому что кисть должна быть «живая»!

Я подошёл к банке с растворителем, опустил туда кисть, слегка повертел. Через пару секунд старая краска начала сходить, щетина снова стала мягкой, податливой.

— Видите? Замочил — и снова как новая, — я подмигнул Милане. — Как человек: если мозги промыть, то и думать начнёт.

Парни прыснули от смеха, но внимательно смотрели. Милана чуть вспыхнула румянцем.

Я вытащил кисть, стряхнул лишнее и кивнул на турник:

— А теперь, прежде чем красить, поверхность надо подготовить. Не так, как вы делали — тыкнул и пошёл размазывать. Если грязь не убрать, краска слезет через пару дней.

Я взял ветошь, макнул её в растворитель, провёл по металлу. Тряпка сразу почернела.

— Вот вам и чистенький турник, — сказал я, вытирая его насухо. — А теперь наносим краску тонким слоем, не жадничаем. Первый слой — как грунтовка, он цепляется за металл. Второй ляжет ровнее, а третий уже даст тот цвет, который мы хотим.

Я провёл кистью, краска легла ровно. Пацаны стояли, заворожённо глядя. Один не выдержал:

— Владимир Петрович, так вы же почти ничего не закрасили!

— А это только первый слой, братцы. Потом схватится — и вторым пойдём. Не гоните, красьте с умом. В общем, пробуйте. Вы тоже научитесь. Только для этого надо не ждать управляющих компаний, а начать с себя.

Я положил кисточку, вытер руки о тряпку, смоченную растворителем.

— Берите тряпки, протирайте железо, потом красьте, как я показал.

Парни взяли инструменты, стали пробовать. Получалось криво: где-то мазки шли вразнобой, где-то краска ложилась комками, но теперь они хотя бы старались.

— Милана, а тебе особое приглашение нужно? — я покосился на девчонку.

— Владимир Петрович, за мной сейчас типочек подскочит, можете меня отпустить?

— Отпустить ты можешь сама себя: вон те ворота покрась — и можешь идти.

— А если я в краске перепачкаюсь, а мне в рестик идти…

— Аккуратно делай, не спеши — и не испачкаешься. А твой типочек, если ты ему нужна, подождёт, — заверил я.

Милана закатила глаза, буркнула что-то про то, что её Амиран не станет ждать, но кисть взяла.

Амиран, блин… я сдержался и ничего не сказал. Дурочки малолетние, не понимают, что чаще всего такие вот Амираны с девчонками играются и по-серьёзному такие отношения с девчатами вроде Миланы не рассматривают. Так, поматросил и бросил. Хотя способностям таких вот Амиранов убеждать многие бы позавидовали.

Ладно, у неё своя голова на плечах, чужие мозги ей в череп не вставишь. Поживёт — сама поймёт, как жизнь устроена. А я, если начну объяснять, то ещё и козлом останусь.

Я наблюдал, как пацаны начали красить и из движения становились увереннее. Смирнов, нахмурившись, поддел кистью слишком много краски, но потом сам понял и исправил.

— Вот, другое дело, — похвалил я.

За работой время, как водится, пролетело незаметно.

Краска уже ложилась ровно, листья шуршали под граблями, ученики работали и напевали себе под нос Ирину Салтыкову, чья песня играла из открытого окна машины.

У меня совсем вылетело из головы, что мы ждём курьера.

— Владимир Петрович! — окликнул Кирилл, запыхавшись. — Там курьер приехал, а Сани до сих пор нет. Что делать будем?

Курьер, паренёк с квадратным жёлтым рюкзаком за спиной, уже действительно стоял у ворот. Я глянул на часы, подмечая, что Сани нет уже около часа.

— Здорово, брат, — сказал я, подходя. — Можно рассчитаться наличкой?

Курьер покачал головой, вытащил наушник из одного уха.

— Нет, только по карте, у нас так в системе, — сказал он и вставил наушник обратно в ухо.

— А может, не в службу, а в дружбу? За чаевые метнёшься, положишь на свою карточку, сам оплатишь, а я тебе сверху добавлю? — предложил я решение.

Курьер снова вытащил наушник, посмотрел на меня уже внимательнее.

— Нет, к сожалению, так не получится. Мне ещё на другой заказ ехать.

— А если я тебе потом по телефону бабки скину, есть вариант? Под честное слово. Ну или загляни ко мне, как второй заказ отвезёшь, а я пойду деньги на карту закину.

Курьер на меня уставился, явно с удивлением.

— Н-нет, нельзя.

Я помолчал пару секунд, глядя, как ветер поднимает пыль у его ног. Вот тебе и цифровая эпоха… а ведь раньше такие вещи решались просто — слово дал, и всё.

— Ладно, сейчас решим.

Я оглянулся — Марина стояла у турников, помогая ребятам красить. Она держала банку с краской, волосы выбились из-под резинки, на щеке осталось голубое пятнышко краски. Настоящая малярша, блин.

— Марин! — позвал я. — Выручай, пожалуйста. Сможешь оплатить заказ со своей карты? Саня как вернётся, так деньги сразу отдам, слово даю. Ну или я тебе сейчас из своих дам.

Марина подошла, вытирая руки салфеткой, и посмотрела на меня с лёгкой тревогой:

— Владимир Петрович, а если он не вернётся?

Я усмехнулся.

— Саня? А куда он денется? Вернётся. Я таких, как он, за километр чую. Он просто запоздал. Кидать пацан точно не станет.

— Да я не про это… — Марина поколебалась секунду. — Ладно, сейчас переведу.

Она достала телефон, открыла приложение, курьер сунул ей свой телефон экраном. Пара движений пальцем — и всё было готово.

— Оплата прошла, спасибо.

— Спасибо тебе, брат, — сказал я, хлопнув его по плечу. — Давай поосторожнее на дороге, мир нынче нервный.

Курьер кивнул, оставил еду и ушёл к своему скутеру.

Марина тем временем стояла, протирая пальцы салфеткой.

— Только, Владимир Петрович, пожалуйста, не забудьте вернуть, — сказала она с лёгкой улыбкой.

— Ну, если забуду, — можешь меня краской облить, — ответил я. — И не в шутку, а как стены в спортзале — в три слоя.

Марина хихикнула, но на её лице явно застыло беспокойство.

— Чего такое? Еда не нравится? — я покосился на несколько пакетов, стоявших на земле.

— Да нет, просто… я думаю, где Саша. Банкомат-то тут недалеко, минут пять ходьбы. Я, когда шла сюда, видела, что они работают. Да и если бы не работали, он бы снял прямо в отделении банка — оно там же, я его знаю, оно всегда открыто.

Я усмехнулся, стараясь разрядить обстановку:

— Ну, мало ли. Банк-то может и работает, а может — хрен его знает, вдруг ограбление случилось?

Марина хмыкнула, но тревога не ушла. У меня, признаться, тоже кольнуло в груди что-то нехорошее. Шуткой я прикрыл беспокойство, но сам уже насторожился. Саша ушёл давно.

— Ладно, сейчас звякну этому растяпе, может, где застрял.

Я достал телефон, набрал его номер. Сигнал пошёл сразу — значит, телефон не выключен. Уже хорошо, что нет вот этого «абонент — не абонент».

Только вот никто не ответил.

Марина стояла рядом, теребя свой телефон в руках.

— Я тоже звонила, Владимир Петрович, — шепнула она. — Трубку не берёт. Но там же недалеко… может, просто не слышит?

Я позвонил ещё раз. Секунды тянулись, потом звонок снова сбросился.

— Не берёт, — повторил я тихо.

Повисла пауза. Ребята вокруг, не чувствуя тревоги, переговаривались, возились с мешками с листьями и с краской.

Я заставил себя усмехнуться:

— Может, парень деньги взял да прогулял. Молодой, всякое бывает — в голову лезет всякая дурь.

Марина сразу качнула головой.

— Нет, вы, Владимир Петрович, плохо знаете Сашу, — заверила она. — Он очень хороший мальчик.

Скромный, старательный. И вообще ему тяжело в классе, его там… ну, не совсем принимают. Да вы и сами говорили, что кого-то кинуть ему и в голову не может прийти.

Говорил… права Марина, конечно.

— Ладно, если ещё через полчаса не появится — пойду сам искать.

Она чуть успокоилась, но телефон всё равно не убрала.

Я же посмотрел на ребят — те уже приметили пакеты с едой и ждали отмашку.

— Всё, народ, перерыв. Перекусим — и снова за дело.

Пацаны заулыбались, кто-то крикнул:

— Владимир Петрович, а пиццу с чем взяли?

— Ну подойди и посмотри!

Сразу зашуршали пакеты, запахло едой.

На траве разложили картонку, поставили коробки с пиццей, напитки. А ещё вытащили какую-то белую коробку, из которой шёл странный запах. Вроде бы рыба, но не жареная, а сырая.

— А это что за фигня? — поинтересовался я.

— Роллы! — радостно ответил Кирилл.

Я присел на корточки, открыл крышку и недоверчиво посмотрел. Внутри оказались аккуратные цилиндрики из риса и ещё что-то розовое, зелёное и какие-то водоросли.

— Рыба в рисе? Варёная хотя бы?

— Не всегда, там сырая бывает, но свежая!

Я промолчал. Хотя хотелось возразить, что рыба, которая не видела сковороды, — это так себе еда. Прямой путь к глистам, прости, что скажешь.

Марина протянула мне коробку поближе:

— Попробуйте, Владимир Петрович. Вы правда никогда не ели?

— Да как-то не доводилось, — сказал я, глядя на всё это подозрительно. — Я больше по классике: селёдка, картошка, лук.

— Попробуйте, — повторила Марина, — зря вы так. Это вкусно, правда.

— Ладно, — уступил я. — Где вилка?

— Вилки тут нет, едят палочками.

Я взял палочки, покрутил в пальцах, но эти скользкие деревянные штуки жили своей жизнью. Попробовал взять ролл — тот соскользнул и упал обратно.

— Давайте я помогу, — предложила Марина.

Она взяла палочки, ловко подцепила ролл и подняла.

— Вот так. Его надо чуть окунуть в соевый соус, — сказала она, макая ролл в маленькую баночку. — А сверху можно положить немного васаби — это такая японская горчица.

— Понял, — кивнул я.

— Откройте рот, — сказала она, улыбаясь.

Я послушно приоткрыл рот. Ролл покачнулся в воздухе, палочки в её руках слегка дрогнули, и я успел заметить, как у Марины вдруг побелели губы.

— Саша… — прошептала она.

Я обернулся.

И всё вокруг будто застыло…

На входе в школьный двор стоял Саша. Тот самый Мылов, которого мы уже ждали целый час.

Рубашка порвана, очки наперекосяк, одно стекло треснуло, лицо грязное, волосы взъерошены, на коленке ссадина.

Ролл соскользнул из палочек, упал прямо на землю, разлетевшись рисом и рыбой.

Я поднялся и пошёл к пацану.

— Саша…

Он стоял, дышал тяжело, глаза под красными линзами были растерянные, но в них застыли боль и обида.

Загрузка...