Глубокая ночь. Генри лежит посреди пентаграммы. Голый, прикованный к полу, с рунической вязью вырезанной по всему его телу ножом. Вокруг пентаграммы собрались влиятельные люди города и всего королевства, они распростёрли руки над головами, поют древнюю песнь, и качаются из стороны в сторону, глаза их запрокинулись, в глазницах виден лишь белок, они не в сознании, они спят, они сомнамбулы. И только один среди всего собрания не спит – его величество Август четвёртый, король Фриласа, старикашка пятидесяти лет отроду, он стоит вне круга, сжимает в руке древний ритуальный нож, которым вырезал руны на теле Генри. Август ждёт конца ритуала, ждёт, когда великий демон явится в этот мир и спасёт королевство Фрилас от голода, чумы, войны, бандитов, восстания крестьян, и бедности… много от чего нужно спасать Фрилас, и в жертву почему-то был выбран именно Генри, наследный и единственный сын короля Августа Четвёртого.
Ритуал получался очень могущественным. В жертву был принесён не абы кто, а сам наследный принц, девственник, чист душой и телом… так думал его отец. В этом и был просчёт, никто не знал истинную личину Генри, никто из замка не был с ним близок… а Генри был тем ещё извращенцем. Завсегдатай борделей, любитель ввязываться в драки, он был силён душой и телом, а нравом свободен как ветер. Он не собирался нести эту жертву, и для того чтобы он был спокоен во время ритуала, Генри опоили парализующим ядом, но дух его они не сломили, и это было главной ошибкой Августа Четвёртого!
Чтобы ритуал прошёл удачно, нужно лишить сосуд души, воли и желания сопротивляться демону. В древних скрижалях рунами выбито, что юноши принесённого в жертву необходимо кастрировать, вырезать язык, и пытать с месяц лишая воли полностью и окончательно… но Август пощадил сына, ему казалось, что демон, который придёт в этот мир, будет настолько силён, что его сын Генри просто не сможет ему воспротивится.
Однако…
– Пусти!
– Нет. Я хочу жить.
– Пусти говорю!
– Неееет! Пошёл вон из моего тела туда, откуда ты пришёл!
– Ну пусти… прошу.
– Хм… другого поведения я ожидал от всесильного демона.
– …
– Но никак не просьб.
– …
Генри лежал в пентаграмме, слушал завывания дворян. Он не мог пошевелиться, не мог даже открыть глаза, но разум его работал, и он всё понимал. В какой-то момент, из неоткуда в его голове появился чужой голос, хриплый, уставший голос. Чужой голос. Он просил, он умолял Генри о помощи, и в то же время пытался отнять его тело, то чувство доселе Генри не знакомое, как чужая воля тянет кривые руки к его сердцу и пытается сжать, но Генри не даётся, каким-то чудесным образом отбивается. В его планы не входила смерть сегодня, там значилась одна сладкая… обнажённая мулатка на шёлковых простынях, но никак не смерть! Девушка ждёт его в уговоренном месте, уже всё оплачено и там не хватает лишь самого Генри… а он тут, вынужден бороться за собственную жизнь. Гадство! В высшей мере Гадство!
– Пусти меня… прошу… хотя бы немного…
– Как можно пустить в себя демона немного? Ты как себе это представляешь?
– Позволь мне попасть в твоё сердце, просто позволь и… я дам тебе свои силы… я награжу тебя…
– Скорее откупишься, но что именно ты мне предлагаешь?
– Демону нельзя говорить о своей силе, иначе эта самая сила станет слабее.
– Похоже на пустой трёп, только бы не рассказывать правду…
– Да не вру я! Прошу… мне очень надо укрыться… меня убьют, если поймают, а сейчас я бессилен, пока не обрёл сосуд. Ну же, помоги мне… и я буду тебе обязан.
Генри прикинул в уме все варианты. На самом деле вариантов у него особо-то и не было. Если сейчас он не впустит в себя демона, то отец наверняка повторит ритуал. Грустно всё это получается, несправедливо. Почему дети монархов должны нести всю ответственность за государство и народ? Родись Генри девочкой, то его бы не раздумывая отдали в жёны какому-нибудь богатому и влиятельном дворянину, или монарху другого государства, и плевать на чувства самого Генри, он должен нести на себе эту непосильную ношу. Конечно хорошо, что он не родился девчонкой, у парня в этом мире больше прав, к девочкам никто не прислушивается, они что-то вроде домашних животных или прислуги, даже если ты принцесса, то единственная твоя роль – это греть постель мужу, да рожать наследников.
Однако, разница не велика. Генри родился парнем, но также вынужден нести на себе ответственность за народ и королевство. Честно говоря, парень совсем не понимал, как именно ужасный демон спасёт королевство от многочисленных проблем, что на него навалились. Ужасный демон скорее пожрёт народ и поселится в их же замке, притягивая из своего мира других демонов, постепенно распространяя заразу по всему королевству, а затем и дальше. Так уже было раньше, не даром древние скрижали велено было уничтожить, но разве его отец, сам король Август Четвёртый, именуемый Мудрым, а в народе называемый тупым… разве королю кто-то указ? Отец схватился за этот шанс, как за единственный, ведь больше он просто не мог ничего придумать. С каждым днём его власть слабела всё сильнее, и только в собственном замке, охраняемом армией стражи, он чувствовал себя королём… однако отца это не устраивало, и он очень хотел вернуть власть над королевством, за тем и нужен был демон.
Однако, похоже на призыв откликнулся совсем не тот, кого ждал Август Четвёртый. Насколько мог судить Генри, демон был не очень силён, раз он даже не смог захватить контроль над телом самого Генри.
Может по этой причине, а может за неимением других вариантов, Генри всё же решился впустить демона в своё сердце, и как только это произошло, письмена, вырезанные на теле Генри, засияли синим огнём и ритуал был завершён. Древняя песнь затихла. И дворяне, исполнявшие ритуал, стали медленно приходить в себя.
Август четвёртый, король Фриласа, стоял в стороне, смотрел на своего сына… вернее уже на демона, и улыбался. Похоже вскоре все проблемы будут решены, и он вновь станет полноправным королём Фриласа.
Однако…
Когда в Генри вселялся демон, он почувствовал сразу несколько вещей: во-первых – он словно стал цельным, словно всю жизнь чего-то не хватало в его сердце и вот эта часть появилась и заполнила собой пустоту; во-вторых – он ощутил невероятное жжение по всему своему телу, он бы завопил на весь зал, будь у него возможность завопить, но парализующее зелье такой возможности не давало; в-третьих – Генри вновь услышал знакомый голос демона, но звучал он уже громче и ближе, от этого голоса словно прохладный ручеёк растекался по телу Генри, это было приятно, и голос этот произнёс:
– Хлопни в ладоши, человечишка… нам пора отсюда тикать!
– Но я не могу, я же скован зельем!
– А ТЫ ПОПРОБУЙ, ГЛУПЕЦ!
И Генри попробовал, его руки словно были из камня, они никак не хотели отрываться от земли, однако оторвались, и Генри в самом деле удалось тихонечко хлопнуть, к удивлению, собравшихся вокруг дворян, и к ещё большему удивлению отца Генри – короля Августа Четвёртого.
После хлопка, Генри объяло синее пламя и…
Он исчез. Но только для тех, кто был в том каменной зале. Для самого же Генри мир мигнул синим пламенем, и вот он уже в знакомых стенах, где рядом с его распростёртым на полу телом стоит кровать, и красивая загорелая ножка свисает с края этой кровати, и большим пальчиком тычет в голову Генри.
– Эй… принц! Ты жив? Учти, что мой испуг тебе дорого обойдётся! Я чуть в обморок не упала, когда ты здесь появился! И как тебе вообще удалось это провернуть?! Что за шарлатанские фокусы?! – девушка щебетала без остановки. Это, пожалуй, единственная черта в Софи, которая Генри раздражала. – И что за иероглифы по всему твоему телу?! И почему ты голый? – девушка на миг остановилась и слегка смутилась. – Хотя нет… почему ты голый я как раз-таки понимаю, однако эти иероглифы… это уже слишком странно! Что с тобой творится Генри?!
Вопрос очень хороший, как раз над этим сейчас и думал сам Генри. Что же с ним творится? Каким образом он оказался в знакомом борделе, если только что лежал посреди ритуального круга в одной из каменных зал дворца? Причиной всему конечно же был демон, и то, что сам Генри хлопнул в ладоши… это точно должно что-то значить, иначе зачем демон просил Генри сделать это?
– Мне нужны от тебя какие-то… объяснения! – воскликнул Генри внутри себя.
– Не переживай. Всё максимально просто. Это моя сила, в этом её суть… ну ты понял, что говорить прямо я о ней не могу, но ты же не настолько туп… пусть и человечишка, ты должен был уже догадаться.
– Да… да, кажется я понял. Ты каким-то образом перемещаешься из одного места в другое, как это делают маги, только без заклинания. Но почему именно бордель? Конечно я не против, но… всё же почему?
– Потому что ты о нём думал перед смертью, как раз в тот момент, когда я пришёл в этот мир и стал бороться с тобой, за право занять тело… ты думал, как раз об этом месте, и это уже мне нужно задавать вопрос, почему ты хотел попасть сюда?
– Кхм… ну…
– ПРИНЦ! Вы скажете мне хоть что-нибудь?! Явились сюда неожиданно, испугали меня безумно, и сейчас просто сидите и молчите! Что вообще… а в прочем ладно, я просто позову Люсильду, пусть она с этим разбирается! А с меня довольно вашего молчания и этого взгляда в пустоту!
Вот за что Генри любил Софи – так это за её пылкий характер. Но любил он это в постели, а не в моменты ссоры! К тому же, вспомнив монструозную тётушку Люсильду, хозяйку этого притона, Генри мгновенно позабыл о беседе с демоном, вскочил с пола и погнался за Софи, с целью остановить, пока не стало слишком поздно. К счастью, Софи не успела выйти из комнаты, и Генри поймал её у самого выхода. Он схватил Софи за плечи. Развернул к себе и крепко впился в нежные губы…
Поцелуй получился столь сильным и страстным, что после него обоим любовникам пришлось взять небольшую паузу и отдышаться, а дальше… происходило то, за что Генри страстно, до невозможности, любил Софи… и то самое, за что была выплачена весьма крупная сумма золотом.
Казалось бы, откуда у Генри могли взяться деньги на оплату этих самых услуг? Тем-более, учитывая те факты, что Софи стоила дорого, а королевство прозябало в бедности. Тут всё очень просто, бедность в понятии королевства штука весьма вольная, ведь то, что для обычных крестьян кажется огромным богатством, то для дворянина кажется сущей мелочью, которую не жалко потратить и на коня; так и бедное королевство считается бедным лишь среди других королевств, в то время как казна его отнюдь не пуста, и золото там имеется, и измеряется мешками, а не монетами.
После доброй сладкой ночи Софи уснула. Был почти рассвет, но Генри уснуть не смог. Он сидел подле кровати, голова его покоилась на шёлковых простынях. Он смотрел в потолок своими ясными голубыми глазами и никак не мог понять суть природы возникновения в его душе тоски и пустоты, после долгого потрясающего соития, после которого ему всегда раньше было хорошо, сейчас же он тосковал, все его движения казались механическими, как полезной бывает тренировка на мечах или езда на коне, так и это занятие этим самым вместе с Софи, впервые за всё время не принесло Генри никакого душевного удовольствия. И почему так? Этим вопросом и задавался Генри, а мысли его прочитал демон, сидящий внутри, он же на вопрос и ответил, ведь ему совершенно надоело слушать, как парень плутает в догадках, не в состоянии выдержать тяжесть тоски:
– Не переживай, человечишка, все твои проблемы возникли… скажем так, из-за меня.
– Что?
– Да-да, не убивайся так, это я занял часть твоего сердца, которая пустовала, ту самую, которая отвечала за инстинкт сношения и привязанности к самкам.
– То есть ты… это ты! Это из-за тебя лучшее занятие на свете, то, ради чего я жил эту жизнь, теперь не приносит никакого удовольствия?!
– Ты перебарщиваешь, человечишка… к тому же я тебя спас, и ты мне теперь обязан.
– Насколько я помню ты тоже от чего-то бежал, так что кто кому ещё обязан?! Да и зачем мне жизнь без любви?!!
– Да брось ты… есть же и другие грехи, как-нибудь ублажишь себя иначе.
– И как спрашивается?! А самое главное, на что?!! Доступ к казне папеньки мне теперь закрыт! Как только я появлюсь во дворце, меня сразу же схватят и проведут новый ритуал!
– Нет! Этого допускать никак нельзя!!! – голос демона показался Генри испуганным. – К тому же… у меня есть одна мысль на счёт злата… ты же помнишь, как выглядит место где у вас лежит злато? Ты же бывал там, верно?
– Допустим…
Чуть позже, утром этого же дня, казначей королевской казны не досчитался в этой самой казне одного маленького мешочка, в котором хранилось золото.
Утрата денег грозила казначею эшафотом, ведь мешочек с золотом предназначался для уплаты новой партии бочек с Броманским вином – любимым вином самого Августа Четвёртого, короля Фриласа!
Это на первый взгляд незначительное событие повлекло за собой ряд других. Во-первых, королевский казначей был безжалостно обезглавлен, но пусть вас не печалит его судьба, он был не чист на руку и частенько списывал себе в карман лишние монеты, пользуясь непроходимой тупостью своего монарха.
Во-вторых, в королевстве не оказалось лишнего мешка с золотом на покупку новой партии Броманского вина, любимого вина короля, которое можно было пить как изысканный виноградный сок, быстро и весело пьянеть, а на утро не страдать головной болью. Лишившись столь большой утраты как Броманское вино, ну и ещё слегка погоревав о потере наследного принца Генри, Август Четвёртый удивил всё королевство, и даже несколько соседних, решив жениться на сорокалетней старухе, герцогине Генриетте Дасконис.
Где это видано, чтобы сам король женился на женщине, которой вот-вот умирать?! Сорок лет – это возраст предпохоронный, это тот период, когда дворянки начинают подбирать себе достойный гроб! И тем удивительней, что сам Король решил жениться на покойнице! Всем без исключения было очевидно, что король польстился на богатство рода Дасконис, наследницей которого и является пожилая Генриетта. Однако даже учитывая этот факт, по всему Фриласу целый год ходили мерзопакостные слухи, и люди не прекращали дивиться такому решению своего монарха. И продолжалось это ровно до того момента, пока у Генриетты не родилась дочь.
Всё изменилось в этот день. 17 Июля, 933-его года с рождения Великого Дракона, в день, когда на небе бушевала страшная гроза, родилась на свет девочка с глазами цвета стали, по имени Аэлла.
Когда Август Четвёртый, уже отнюдь не молодой, пятидесятилетний король, увидел свою дочь… что-то изменилось в его душе, что-то закололо у него под сердцем, а когда малышка с интересом посмотрела в глаза своему отцу, Август был сражён окончательно и уже бесповоротно. Он захотел защитить это дитя любой ценой, и подарить своей дочери Аэлле достойное королевство. Однако, стоило королю созвать совет министров и выслушать реальный расклад дел, как его величество мгновенно скис…
Королева Генриетта, нашла супруга рыдающим, с зажатым в руках полупустым кубком, наполненным Броманским вином, в их королевской опочивальне. Впервые за год король нарушил клятву данную королеве в день их свадьбы: больше не пить. И Генриетта была в не себе от ярости!
Однако…
Выбив из супруга причину такого жалкого плебейского поступка, Генриетта сменила гнев на милость, помогла избитому напрочь супругу подняться с пола, об который она же, буквально только что, лупцевала того головой своими нежными женскими руками, и молвила такие вот слова:
– То, что ты не сдержался… это конечно же! плохо… но раз уж причины твоего поступка мне понятны, и даже милы сердцу… то я тебя прощаю, и более того, я помогу тебе решить проблемы королевства!
– Генриеттушка, милая.... – великий монарх бросился целовать свою супругу, но был остановлен лёгким толчком, от которого чуть не свалился обратно на пол. А Генриетта невозмутимо продолжила:
– Но всё это только ради нашей дочери и её будущего!
И Великий Герцогский дом Дасконис, владения которого входили в состав аж четырёх королевств, к словам которого прислушивались, представителей которого уважали, а мощной армии безумно боялись, тот самый Великий Дом Дасконис! бросил все имеющиеся ресурсы, начинаю от золота и кончая бесспорным влиянием, на восстановление жалкого королевства Фрилас и вызволенные того из долгов.
И королевство в самом деле изменилось к лучшему, как изменился вместе с ним и монарх этих земель – Август Четвёртый. Короля вдруг стали волновать все дела королевства, решать которые ему помогали представители дома Дасконис, король безжалостно карал нечистых на руку министров. С помощью армии дома Дасконис Король очистил королевство от шаек бандитов, погасил несколько восстаний и окончил десятилетнюю войну с соседом. И более того, для обычного люда снизили налог, из других стран были приглашены богатейшие купцы, которым предлагали пониженные таможенный сборы и полное отсутствие налоговых поборов первые несколько лет, если те в свою очередь будут торговать на землях Фриласа. И это подействовало. За два года Фрилас изменился полностью, и люди жившее в королевстве стали верить в лучшую жизнь, все люди: крестьяне, дворяне, торговцы и ремесленники, все…
но не Генри.
Он пытался найти радость в выпивке. В одном неплохом трактире, где звучала флейта.
Милая девушка, с короткими чёрными волосами, в шляпке с приколотой алой розой, она играла на флейте, печальная песнь лилась в этих стенах, и завсегдатаи плакали, а Генри пил, и вспоминал прошлое. Он знал, что у его отца родилась дочь, он слышал от людей вокруг, что жизнь в королевстве становится лучше, но Генри не верил, не верил до последнего, не верил до этой ночи…
Когда он пьяный явился в замок.
На шатающихся ногах он переместился в свою старую спальню, где всё изменилось, где в углу комнаты стояла колыбельная, в которой мирно спало дитя… спало до того момента, пока не учуяло запах гари и амбре дешёвого поила. А когда малышка открыла глаза и увидела склонившегося над собой чужака, в замке поднялся звонкий и пронзительный детский крик.
Над потолком комнаты сгустились тучи, в центре замка, прямо с потолка вдруг полился дождь, омывая холодной водой Генри и всю вычурную детскую мебель. Раскрылись тяжёлые дубовые двери, в спальню вбежала стража. Генри успел схватить малышку на руки, прежде чем на него наставили острые алебарды. Стража не рискнула тронуть ночного гостя, пока в руках у него наследная принцесса. А малышка не унималась, она брыкалась и визжала, намереваясь во что бы то ни стало вырваться из рук Генри, но тот крепко держал, не выпуская сестру.
Дождь в комнате усиливался. Тучи на потолке сгущались, послышался настоящий гром и в спину Генри очень неприятно щёлкнула миниатюрная молния. Вместе с болью к Генри пришло понимание, что чертовщина, происходящая в комнате, происходит из-за малышки, его сестра оказалось одарённой магией.
Очень скоро в спальню вбежал растрёпанный, но очень нервный Август Четвёртый, вбежал не один, а в сопровождении дополнительной стражи и слуг. В комнате сразу стало тесно.
– Генри… мальчик мой, ты жив!!! – завопил Август, как только удалось ему рассмотреть незваного гостя.
– Я пришёл забрать свою сестру… – Генри едва выговаривал слова, пьяный язык с трудом его слушался.
– Но зачем же?! Зачем тебе понадобилась Аэлла?!
– Ты… ты сделаешь с ней… ик… тоже самое, что сделал со мной.... ты проведёшь с ней… ик… ритуал…
– Но позволь, мальчик мой, сейчас всё иначе!
Одной этой фразой Август Четвёртый сразил Генри наповал. Её тон, то как отец тянулся к этому ребёнку, его настоящее беспокойство и волнение… чувства нельзя было скрыть, Август по-настоящему любил сестру Генри, любил, и ни за что бы не решился скормить малышку демонам. Её нет.
Но не Генри.
Юноше ещё никогда не было так горько. Горечь жгла его горло, заставляла слезиться глаза и тяжёлыми быстрыми ударами била по сердцу.
Однако, он нежно положил малютку в кровать. Хлопнул в ладоши, не глядя больше в сторону своего отца, он исчез в вспышке синего пламени.
Оказавшись на крыше древнего собора, излюбленного места, где он часто сидел по вечерам, с большой высоты любуясь видом города и заката, Генри разрыдался горькими пьяными слезами.
Он остался на крыше до самого утра. Пытаясь успокоиться, пытаясь проглотить горькую правду о том, что его отец никогда его не люби…