Желанная Шести

Всякому своя милая хороша

Агний попросил меня закрыть глаза и бережно повел через пышные объятия леса. Я чувствовала себя странно: воздух, прежде морозный, теперь был наполнен обещанием тепла и овевал меня, как весенний ветерок.

– Теперь можешь открыть глаза, – его дыхание нежным напевом коснулось моего уха.

Улыбка украсила мои губы, и я повиновалась, застыв в благоговейном изумлении. Передо мной расстилалась захватывающая дух картина: под ветвями деревьев расстилалась живописная поляна, утопающая в переливах цветущих фиалок, танцующих на легком ветерке. Их аромат, пряный и неуловимый, заворожил меня, словно сама природа пожелала создать этот райский уголок, не тронутый временем.

– Как такое возможно, что здесь сейчас лето? – проговорила я едва слышно, восхищаясь окружающей меня красотой.

– Земли возле поместья уже много веков находятся в плену зимнего времени, – пояснил волколак, сохраняя спокойный, задумчивый взгляд. – Но стоит отойти чуть дальше, и можно заново открыть для себя тепло времен года.

Он протянул мне руку, и, когда я, краснея, стыдливо вложила свою ладонь в его, то услышала его легкий смешок. С радостью в сердце мы двинулись по петляющей лесной тропинке.

Я сбросила туфли, смех сорвался с моих губ, и я помчалась вперед без оглядки. Остановившись, я закружилась вокруг себя в головокружительном вихре, и мир вокруг меня расплылся. Я не желала, чтобы это время заканчивалось. Время, когда я единолично распоряжалась своим телом, когда могла самостоятельно двигаться, выражать свои мысли, говорить и… чувствовать.

Как раз в тот момент, когда я была на грани потери равновесия, руки Агния обхватили меня, без труда удерживая на месте при вращении с улыбкой, озаряющей его лицо.

Он мягко поставил меня на землю и мы опустились под сенью древних деревьев. Я смотрела на небо, теряясь в потоке перистых облаков, а его глаза, полные нежного чувства, неотрывно глядели на меня.

Внезапно меня охватила тревожная мысль.

– Агний, как тебе удалось покинуть пределы поместья? Ведь сейчас не твой черед для вылазок! – я вцепилась в его руку, на моем лице застыло отчаяние.

Его смех прозвенел, как колокольчики на ветру, а на щеках появились ямочки.

– Я и забыл, как это приятно, когда о тебе волнуются, – промолвил он, убирая прядку волос с моей щеки. Его глаза—каждый иного цвета—захватили меня в плен, увлекая в свои глубины.

Я боролась с румянцем, который грозил вот-вот выступить. Мой взгляд упал на его обнаженную грудь, точеный изгиб живота и край меховой накидки, волнующе прикрывавшей нижнюю часть его тела. Он воплощал в себе саму суть запретного порока.

– Моя очередь на вылазку наступила сегодня. Казимир вернулся домой вчера вечером.

Я содрогнулась от холодной дрожи. Возвращение Казимира было сопряжено с немалой угрозой для меня. В последний раз, когда он выпустил свою ярость, это был жестокий сеанс безумия, в котором моя жизнь оказалась на волоске от гибели. Что он сделает со мной, когда увидит живой и невредимой?…

Я зажмурила глаза, с губ сорвался вздох. Пальцы Агния провели тонкую дорожку от моего виска к глазам, словно желая запечатлеть в памяти каждую мою черточку.

– Агний… Я боюсь за свою жизнь. Казимир… он напал на меня в прошлый раз, – наконец решилась признаться я с дрожью в голосе.

Выражение лица мужчины внезапно осунулось, во взгляде зародилась недобрая моровая дымка.

– Что он сделал?… Он ведь не причинил тебе вреда?

Я покачала головой, и на меня нахлынули воспоминания, кровавые и преследующие.

– Вурдалак воскресил воспоминания о его мертвой невесте, разжигая в нем неистовую ярость. Он привязал меня к Алатырь-камню и окатил святой водой.

Я содрогнулась, воспоминание о случившемся полоснуло меня по душе. Через мгновение руки Агния обхватили мое лицо, заставляя встретиться с ним взглядом.

– Впредь говори мне обо всем, что с тобой происходит. Клянусь, Казимир больше и пальцем тебя не тронет. Это я тебе обещаю. С тех пор как погибла Сияна, он подчинился зверю внутри себя, превратившись в порождение скорби и безумия.

– Меня преследуют сны о ней. Сияна… что на самом деле постигло ее? – мой голос дрогнул, я надеялась услышать опровержение моим кошмарам в его словах. – Прошу, расскажи мне все. Я хочу знать.

Агний тяжело выдохнул, склонив голову, светлые локоны скрыли его глаза.

– Мы были чудовищами задолго до того, как обрели их обличья. Наши сердца—некогда порочные и жестокие—не могли спокойно смотреть на ее счастье с Казимиром. Когда же судьба обернулась против нее, мы бездействовали, зная, что она обречена на верную погибель в мороз.

В этот миг я заметила, как переменился лик Агния—его безмятежная маска рассыпалась, обнажая груз мучительных воспоминаний, которые давно терзали его по ночам.

– За те месяцы, что я провела под одной крышей с вами, я сумела многое узнать о каждом из вас, – задумчиво протянула я, проводя пальцами по шелковистым лепесткам цветов. – Вы храните темные истории—истории, сотканные из самой природы ваших страхов. Мучения, которым вы себя подвергаете, – жестокое эхо воспоминаний об этих историях. Я считаю, что прежде всего вы должны найти в себе силы простить самих себя.

Моя рука, немного подрагивающая от нерешительности, коснулась его пальцев.

Взгляд Агния затмился печалью.

– Ты говоришь истину, милая Шура. Безусловно, ты права. Но как простить себя, если сострадание было отнято у нас в тот момент, когда мы приняли свою вторую природу? Однако ты… – он улыбнулся мне теплой улыбкой, пробившейся сквозь мрачные тени. – Ты многое изменила. Прожив так долго на этой земле, я понял одну вещь: на свете существуют только любовь и страх, и ничего больше. Если мы прокляты своими страхами, то только любовь может служить нам спасением. И это не любовь к себе; это любовь, дарованная другому. И поэтому я с ужасом думаю о том, что могу потерять тебя, боясь, что мои слова или поступки могут изменить то, как ты меня воспринимаешь.

– Ты никогда не задумывался о том, что страх – это тот источник, из которого проистекает всякая храбрость?

Агний снова одарил меня понимающей улыбкой, кивнув.

Когда мы улеглись на травяной покров, я прижалась к его груди, и ритмичное биение его сердца стало для меня отрадой. Агний, убаюканный безмятежностью момента, погрузился в дремоту. Мой взгляд скользнул по созвездию родинок, украшающих его грудь и шею. Увлекшись прослеживанием их узоров пальцем, я забыла о том, что он погрузился в сон.

– Помнишь, что я говорил о родинках? – его голос был тихим шелестом, веки по-прежнему были закрыты.

– Что это следы от поцелуев, подаренных сужеными в прошлой жизни?

Он улыбнулся в ответ, заключая меня в свои объятия.

– Твой душевный свет затмевает все мои дурные мысли, которые я когда-либо вынашивал.

– Дурные мысли? У тебя? С трудом верится, что в тебе есть хотя бы намек на это. Ты кажешься… безупречным.

– Кажешься… Это определяющее слово, – отозвался он с ноткой меланхолии в тоне.

– Я отказываюсь соглашаться с этим.

– Не вынуждай меня убеждать тебя в обратном, Шура. Я бы никогда не пожелал причинить тебе страдания.

– Причинить страдания? Что ты имеешь в виду?

Мое излишнее любопытство разгорелось: я увидела, как стремительно расширяются его зрачки.

– Я проигрывал этот диалог в своей голове бесчисленное количество раз… Словно я прожил три жизни за это время, – признался мужчина, опуская глаза—золотистые пряди волос рассыпались каскадом, скрывая его лицо от моего внимательного взгляда. – Я возжелал тебя с такой силой, что душа моя воспылала. Каждый раз, когда вижу тебя, с тех пор как ты появилась на пороге нашего дома, я горю нестерпимым желанием. Мой зверь пробуждается при одном только виде тебя, он также как и я алчет обладать тобой—здесь и сейчас. Но поддаться этому первобытному порыву я себе никогда не позволю.

Резким, исступленным движением Агний наотмашь ударил себя по лицу, отчего из его носа побежала пунцовая струйка. Он наспех стер кровь рукавом шубы, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– Шура, не уповай на меня. Не доверяй ни одной душе в стенах поместья.

– Какая проникновенная речь, Агний! Если бы только твои слова имели под собой почву искренности, – раздался голос, пронизанный насмешкой.

Моран медленно вышел из тени деревьев, аплодируя.

– Ты также намеревался открыть ей, как заманил в ловушку суженую Казимира? – его ухмылка расширилась, когда я отшатнулась, инстинктивно пытаясь укрыться за спиной Агния. – Знаешь ли ты, дорогая Шура, что в ту роковую ночь не Казимир был в очереди на вылазку? В ту ночь Агний должен был отправиться на охоту. Однако Казимир крепко поссорился со своей невестушкой, поскольку она слишком много времени проводила в обществе нашего благородного Агния. Похоже, наш приятель питает особую тягу к повторению былых ошибок.

– Что бы он ни говорил, это лишь средство поселить в тебе смуту, Шура. Не верь его словам, – негромко произнес Агний, и его пальцы с оберегающей нежностью сжали мои.

Взгляд Морана стал более хищным, когда он устремил его на меня.

– Я всегда возвращаю то, что принадлежит мне по праву, на свое законное место. Я говорю о тебе.

– Как он смог покинуть территорию поместья? – прошептала я Агнию с замиранием сердца.

Агний прищурился, принюхиваясь. Внезапно, словно пораженный каким-то озарением, он подался вперед.

– Что ты сделал с Ратишей?!

Моран с глумливой усмешкой ответил: – Я просто сделал то, на что ни у кого из вас не хватило бы духу. Пришлось воспользоваться кровью щенка, чтобы на несколько часов выйти за пределы нашего милого домика. Занятно, да?

Поначалу роль крови Ратиши в его рассказе ускользала от меня, но потом меня осенило – леденящее осознание. Ратиша не был связан теми же цепями проклятья, что и остальные; он обладал свободой покидать поместье по своему желанию. Таким образом, его кровь могла теоретически дать Морану возможность задержаться за пределами поместья без серьезных последствий.

– Сколько крови ты у него забрал? – прорычал Агний, в его глазах вспыхнула ярость. Моран лишь ухмыльнулся, потешаясь над его беспокойством.

– А я задам обратный вопрос: как долго, по-твоему, он протянет без четверти своей крови?

Агний резко выдохнул, его глаза на мгновение прикрылись. Я ухватилась за его руку, сердце тревожно ёкнуло.

– Ты сможешь помочь ему?

Он сдержанно кивнул.

– Надеюсь, что смогу. Но ему, без сомнения, потребуется переливание крови.

– Урок преподан, – хлопнув в ладоши, заявил Моран, поворачиваясь к нам спиной. – Только представь, что ждет других, если ты посмеешь выйти за пределы резиденции без моего на то разрешения. Игрушки должны оставаться на своих полках, иначе последствия постигнут тех, кто им дорог.

С этими словами он перевоплотился в волка и скрылся в глубине леса.

***

В порыве отчаяния я мчалась по тускло освещенным коридорам поместья, направляясь к покоям Ратиши. Не постучавшись, я влетела в его спальню.

Он лежал на кровати, бледный и залитый потом, его левая рука до локтя была замотана бинтами. Мои кулаки сжались—Моран заплатит за это.

Опустившись на колени рядом с кроватью, я почувствовала, как на меня наваливается груз безнадежности. Ратише нужно переливание крови, но проклятие, сковавшее волколаков, лишает их возможности оказать помощь; их кровь навлечет проклятие и на него. Я бы все отдала, чтобы помочь ему, но моя собственная кровь, запятнанная ядом вурдалака, была бы еще смертельнее, чем анемия, с которой он боролся.

Я коснулась лба Ратиши, ощутив холод его кожи. Он лежал не шелохнувшись, лишенный сознания. Я хотела поцеловать его в лоб, но, стоило мне склониться к нему, как что-то внутри меня затрещало. Мое зрение на мгновение померкло, а затем вновь обрело ясность.

«Время вышло, милая. Я вернулась, Шурочка. Соскучилась по мне?» – раздался в голове голос вурдалака, и зловещая усмешка отдалась в моем сознании.

Как же замечательно снова оказаться в теле прелестной девы. Что она собиралась тут делать? Тайком поцеловать мальчишку в лоб? Как банально!..

Зависнув над лицом Ратиши, я приблизилась и прильнула теплым поцелуем к его заледеневшим губам.

– Ты мой любимец, волчонок. Придется тебя выручить, – прошептала я, поднимаясь с вновь обретенной силой.

Спускаясь по парадной лестнице, я испытывала чувство предназначения сполна. Из гостиной доносились звуки жаркого спора Юргиса и Кирилла.

– Это искусство, Кирилл, или можно выкинуть это к чертям собачим? – воскликнул Юргис, швыряя что-то на ковер с пестрым узором.

Кирилл испуганно ахнул, а затем послышались новые шуршащие звуки.

– Да как ты смеешь! Ты что, незрячий? Как ты можешь не видеть, что это художественное произведение???

– Значит, я слепой, ибо вижу лишь то, что твое «произведение искусства» будет пылать пуще дров! – рассмеялся Юргис, и их препирательства продолжились, пока я скользящим шагом проследовала мимо них в обеденный зал.

Там, во главе внушительного дубового стола, восседал Моран с бокалом вина в руке. Слева от него сидел Казимир с непроницаемым выражением лица, читая книгу.

Когда я вошла, общая обстановка переменилась. Взгляд Казимира столкнулся с моим, костяшки его пальцев побелели на переплете фолианта, выдавая бушующие внутри него чувства.

– Ты что-то хочешь? – осведомился Моран, с деланным безразличием потягивая вино.

– Да, – невинно улыбнувшись, сообщила я, подходя ближе. – Я хотела бы отужинать с тобой. Можно?

Моран выразительно вздернул бровь, и с его губ сорвался смешок.

– Восхитительная просьба. Прилежные игрушки несомненно поощряются. Можешь присоединиться ко мне.

– Благодарю. Но прежде чем мы начнем трапезу, я хочу благословить наш стол молитвой.

Подойдя к Морану, я опустилась перед ним на колени.

– Я хочу помолиться за тебя, мой хозяин.

Тишина воцарилась в зале, и даже потрескивающий камин, казалось, затих в ожидании.

Неожиданно Моран ухватил меня за подбородок, приподнимая так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

– В какие игры ты задумала играть со мной?

– Игры? Как же я могу не захотеть помолиться за тебя, хозяин? Ты спасал мою жизнь бесчисленное количество раз, больше, чем я того заслуживаю. Когда ты не позволил багровой реке забрать мои годы, когда расправился с упырями, напавшими на меня в лесу, или когда я потеряла самообладание из-за голода своей новой природы—ты всегда и везде приходил за мной.

Я опустила ладони на его колено, заглядывая в суровые черные очи.

Моран смерил меня взглядом из-под густых блеклых ресниц.

– Начинай.

Я прижалась щекой к его колену и прикрыла глаза, зная, что Моран по-прежнему блаженно не ведает, что Шура никогда бы не произнесла молитву за его душу. Он считал, что мы с Шурой по-прежнему боремся за это тело, не ведая, что мы давно стали самостоятельными владельцами этого тела.

– Да будет благословен твой дух, дорогой господин, и пусть всегда ты будешь в добром здравии. Пусть твое сердце найдет утешение, а желаемое воплотится в жизнь. Я молю рок судьбы даровать тебе силу и мудрость, и обретения покоя в окружающем тебя хаосе. Аминь.

Выражение лица Морана было трудно разобрать, он лишь молча провел ладонью по моей голове.

– Довольно. Займи свое место за столом.

Я кивнула, поднимая на него взгляд, в моих глазах плескались невысказанные намерения.

– Я бы хотела сидеть ближе к тебе, хозяин.

Он вскинул бровь, бросив взгляд на Казимира, который все это время упорно хранил молчание.

– Ты мне больше не нужен. Оставь книгу и уходи. Теперь у меня есть кому читать мне набожные сказки. – пока он говорил, его пальцы мучительно сжались на моей талии.

Казимир не удостоил меня и взглядом, резко поднявшись и оттолкнувшись от стола с выражением подавляемой злости.

– Садись, или я передумаю, – рявкнул Моран, отпустив меня сразу же. Но стоило мне двинуться с места, как за платье грубо дернули, и я тут же оказалась в его руках, оказавшись на его колене.

– Хозяин желает, чтобы я сидела у него на коленях? – прошептала я с боязливой ноткой в голосе.

Моран криво ухмыльнулся, его взгляд теперь был устремлен на мое лицо с поистине хищной силой.

– Мне нравится, когда ты так меня величаешь. Это возбуждает.

Я слабо заулыбалась, проводя пальцами по его распущенным волосам. Белые пряди напоминали свежевыпавший снег. Как у того лиса, Кумы…

– Что за злодейство сотворил с тобой этот вандал? – пробормотала я с тревогой во взгляде. – Чтобы так отрезать эти чудесные локоны…

– Под «вандалом» ты подразумеваешь Агния?

– Да. Как Кирилл дорожит своими картинами, называя Юргиса вандалом за намерение сжечь их, так и я отношусь к Агнию в том же свете за то, что он осквернил то, что дорого мне… – прошептала я, скользнув пальцами по его груди.

– Если ты вурдалак, говорящий от имени Шуры, то передай ей, что я отдаю предпочтение ее замене. Настоящая Шура может отправляться туда, откуда явилась. – его слова прошелестели у моих губ, как манящее обещание.

– Боюсь, мы неразделимы, – шепнула я, мягко погладив его по щеке. К моему удивлению, Моран прикрыл глаза, склонив голову навстречу моей ласке.

– Но я останусь рядом с тобой, хозяин. Я никогда не уйду от тебя.

Я наклонился ближе, мои губы уже были готовы прижаться к его губам.

Однако он вдруг распахнул глаза и с ожесточением вцепился в мой загривок. Я ахнула, подчиняясь его властной манере.

– Мне решать, останешься ли ты рядом со мной или нет.

– И что же ты решил, хозяин?

Я облизнула нижнюю губу, так как в горле все пересохло.

Моран внимательно наблюдал за мной, его хватка все крепче сжималась, а во взгляде разгоралась смесь ненависти и желания.

Быстрым движением он притянул меня к себе для поцелуя, его губы впились в мои с пылом, от которого у меня перехватило дыхание.

Но я никак не откликнулась; вместо этого по моим щекам потекли слезы, и я прижалась к нему, уткнувшись носом в его шею.

– Что это за дьявольщина? – прохрипел он мне на ухо.

– Я мечтаю испробовать твоей ласки, как ничего другого в этом мире, поверь мне, хозяин. Но Шура внутри меня подавляет меня своим горем. Она оплакивает Ратишу; они были так близки…

– Этот щенок должен скончаться из-за ее неповиновения!

– Не вини Шуру за ее непослушание. Она не так умна, как хочет казаться. Боюсь, она не усвоит этот урок. Или, что еще хуже, после гибели Ратиши она может взбунтоваться еще больше.

—Я чую, ты хочешь что-то предложить.

– Верно, хозяин. Ты видишь меня насквозь с удивительной ясностью. Да, у меня есть план. Ратиша должен быть спасен, исцелен, а затем освобожден. Ты изгонишь его из поместья, ибо ему здесь не место. При этом будет создаваться впечатление, что он бросает Шуру, равнодушный к ее беде.

Я выгнула спину под его пальцами, прижимаясь к нему еще плотнее. На губах Морана заиграла лукавая улыбка, а сам он наблюдал за мной с угрюмым удовлетворением.

– Агний уже занимается щенком.

– О, хозяин, этого недостаточно. Ему нужно переливание крови-переливание человеческой крови.

– Среди нас нет ни одного человека. Значит, щенок обречен.

– Только если я не отправлюсь в ближайшую деревню на небольшую охоту. Я быстро вернусь. Разреши мне отправиться. – я прижалась к костяшкам его пальцев щекой, не сводя с него глаз. – Тогда Шура будет спокойна, и я смогу в полной мере предаться своим желаниям с тобой. Единственный мужчина, который будет обладать мной… – я завороженно воззрилась на него в ожидании.

– Юргис! – внезапно проревел Моран, и его голос гулко разнесся по залу.

Через мгновение рыжеволосый высунулся из дверей, приподняв брови и осматривая сцену со смесью недоумения и легкого презрения.

– Скажи Агнию, чтобы сегодня оставался дома. Шура отправится в пригород, а ты будешь оберегать ее своей жизнью, – приказал Моран.

Мое сердце забилось от восторга, когда я взглянула на него, а он лишь коротко усмехнулся, после чего поднялся.

– Возврати ее мне к рассвету, – распорядился волколак, выходя из столовой.

Я поднялась с колен и с ехидной ухмылкой повернулась к Юргису.

– Ну что, рыжик? Готов хорошенько развлечься со мной на свободе?

Парень прочистил горло и с неохотой покосился на меня.

– Не женщина—хитрая лисица.