Жребий некроманта. Надежда рода

Пролог

Всепоглощающий ужас обуял меня, когда я ощутил все прелести свободного полёта. Балкон становился всё дальше и дальше, а ветер настойчиво засвистел в ушах. В груди же разлилась какая-то горечь. Как же нелепо может оборваться жизнь…

Всего четверть часа назад я в обществе Машки живёхонький стоял на балконе панельной девятиэтажки. Крепкий морозец пробирался под мою футболку и холодил разгорячённое пивом тело. А в моих мутных глазах царила лёгкая тоска.

Вот всегда, как выпью, так хоть волком вой. Тянет меня куда-то. Прочь от всей этой рутины. То ли пиратом хочется стать и бороздить моря, то ли — вместе с гномами добывать рубины. Но на дворе через десяток минут наступит две тысячи двадцать первый год. И наступит он не где-нибудь в Средиземье, а на старушке Земле.

Я тяжело вздохнул и хмуро посмотрел на порозовевшую Машку. Она зябко поёжилась и обхватила себя за худенькие плечи. Мы с ней познакомились на четвёртом курсе университета, то есть уже пару лет назад.

— Вань, пошли ко всем, в комнату, холодно же. Там все танцуют, — пропищала она, состроив жалобную мордашку. — Да и президент скоро речь толкать будет. Может, хоть в этом году скажет что-то новое.

— Ты иди. А я ещё подышу, — пожалел я её и жадно пригубил пиво из бутылки, которую держал в руке.

— Да ты чего опять такой хмурый? На тебя снова депрессняк напал?! — мгновенно взорвалась Машка, топнув почти детской ножкой по ветхому балкону. — Уходить тебе надо из морга. Ты из-за работы там стал таким. Да и что это вообще за работа для молодого парня?

— Тихая работа, — усмехнулся я, глянув на таинственно сверкающую луну. — Постояльцы не шумят.

— Мне иногда кажется, что ты вообще не от мира сего, — продолжила бурчать девушка, объятая праведным гневом. Её щёчки окончательно раскраснелись, а глазки заблестели, точно две голубые звёздочки.

— Мне тоже, — поддакнул я совершенно искренне и криво улыбнулся.

— А этот мир тебя любит. Вот смотри, — она нежно провела пальчиками по двум стародавним шрамам на моём правом предплечье. — Всего пара царапин, а ведь ты под машину попал. Кто-то на небесах оберегает тебя.

— Или кто-то внизу не хочет, чтобы я вернулся, — сострил я и пьяно захохотал.

— Да ну тебя, — притворно обиделась девушка и сложила руки на груди.

Но обижалась Машка недолго. Она вообще не умела долго обижаться. Уже спустя пару минут она с заговорщицким видом достала из кармана небольшую коробочку в подарочной упаковке, протянула её мне и с озорной улыбкой сказала:

— Открой. Надеюсь, тебе понравится.

— Что там? — заинтересовался я. И с досадой вспомнил, что подарок для неё забыл в пуховике. Жаль. А то бы сейчас вышло вполне романтично. Девушки любят розовые сопли.

— Открой, открой! — возбуждённо поторопила меня Машка. Она едва не приплясывала от нетерпения, будто у неё резко взбунтовался мочевой пузырь.

— Ладно, уговорила, — весело произнёс я, по варварски разодрал яркую обёрточную бумагу и открыл коробочку.

Внутри обнаружился небольшой медный амулет на бечёвке. Я удивлённо хмыкнул и поднёс его к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Он оказался в виде солнышка и таинственно поблёскивал в свете луны. Хм, что-то у меня сегодня всё таинственное.

Машка оживлённо протараторила, выпуская изо рта облачка пара:

— Я его в антикварном магазине купила! Правда крутой? На нём ещё есть какие-то полустертые иероглифы.

— Вроде, это руны, — неуверенно произнёс я, многомудро хмуря брови.

Символы на амулете предательски расплывались перед моими глазами, намекая на то, что я уже слегка перебрал. Но «made in China» ни на одной из сторон украшения, кажется, не было. Похоже, вещица реально интересная. Мне такие штуки нравятся.

Я ещё раз с досадой вспомнил о подарке для Машки. Мда… она, конечно, сделает вид, что набор бомбочек для ванной это её заветная мечта с самого детства. Но мы-то все понимаем, что Иван с подарком не угадал…

В эту секунду начали бить куранты. И их звук вызвал у девушки панический вопль:

— Всё! Пропустили Путина!

— В следующем году послушаем его. И в следующем, и в следующем… — иронично утешил я её и хотел повернуться, чтобы открыть балконную дверь. Но та сама резко распахнулась от молодецкого пинка. Следом на балкон вывалился крупный парень лет тридцати. На нём оказался не застёгнутый китайский пуховик и чёрная вязаная шапка набекрень. А его глазки-маслины сверкали от выпитого алкоголя. Крупные лошадиные зубы скалились в нехорошей усмешке, а ноздри хищно раздувались.

— Вот ты где! — со злой радостью выдохнул он, сверху вниз глядя на съёжившуюся Машку. В воздухе появился устойчивый запас дешёвой водяры, табака и удушливой туалетной воды. — А я тебе везде ищу… Хорошо Витька позвонил и сказал, что ты здесь.

— Артур, между нами всё кончено, — пробормотала девушка и храбро вытянулась во весь свой невеликий рост. — Ты зря сюда пришёл.

— Ничего не кончено! — рявкнул он, нависнув скалой над Машкой. Та испуганно прижалась к перилам и беспомощно посмотрела на меня.

— Дружище, не кипятись, — мирно произнёс я.

— А ты ещё кто такой?! — рыкнул Артур и повернул ко мне свою башку. Его тяжёлое дыхание ударило в мой нос. И оно было настолько мерзким, что у меня чуть слёзы на глазах не навернулись.

— Иван, — просипел я, стараясь дышать через раз.

— Да мне по херу кто ты такой! — злобно зарычал ублюдок и попытался толкнуть меня рукой в грудную клетку. Но я каким-то чудом успел отбить её и, действуя на рефлексах, приголубил его бутылкой пива. Стекло разбилось об низкий лоб мужика и во все стороны полетели пенные брызги. А сам Артур пошатнулся, но сука не упал. Он яростно зарычал, будто дикий зверь и схватил меня за грудки своими граблями. А я от души ударил его лбом в нос. Послышался приятный хруст и по губам козла заструилась кровь. Но он опять не вырубился. И даже не отпустил меня. Наоборот — резко навалился на меня всей своей многокилограммовой тушей. И дальше случилось страшное… Мы перевалились через ограждение.

Машка истошно заорала с быстро удаляющегося восьмого этажа:

— Ваня, ты куда?!

Я с ужасом вторил её крикам, мигом протрезвев:

— Твою ма-а-а-ать! Я же столько-о-о ещё-ё-ё не сдела-а-ал! Хочу жи-и-ить!

Больше я ничего не успел проверещать. Моё тело с сочным хрустом шмякнулось на асфальт рядом с Артуром. И меня явно не хило так расплескало под окнами «Пятёрочки». Наверное, кровь брызнула во все стороны, а мозги залили весь асфальт. Но я ничего этого не увидел. Даже удара не почувствовал. Сознание трусливо оставило меня.

По моим внутренним ощущениям я открыл глаза сразу же после падения. Но пейзаж уже успел круто измениться. Москва куда-то пропала. А я валялся не на асфальте, не на больничной койке и даже не на адской сковородке. Нет, всё мимо. Моя тушка возлежала под покрывалом на вполне обычной кровати в какой-то деревенской избе. А на меня с колченогой табуретки обрадованно взирал дед в белой рубахе навыпуск и лёгких хлопковых штанах.

Старик оказался бородат и довольно крепок, несмотря на преклонный возраст. И глядел он на меня добрыми голубыми глазами, обосновавшимися на изборождённом морщинами простодушном лице. Его мясистый красный нос с синими прожилками нависал над толстогубым ртом. А шикарная розовая плешь оказалась обрамлена редкими седыми волосами.

Дедок неожиданно улыбнулся. Его улыбка была открытой и искренней, хотя каждый второй зуб незнакомца пал в неравной борьбе с возрастом.

Я автоматически улыбнулся ему в ответ и стал лихорадочно осматривать небольшую комнату. Она оказалась всего около двенадцати квадратных метров. Стены покрывали зелёные обои с белыми ромашками. Дощатый пол был выкрашен светло-коричневой краской и на нём лежали вязаные полосатые половики. В дальнем углу стояло кресло с вытертыми подлокотниками. А возле него обнаружил столик, на котором красовался древний радиоприёмник. Такой сейчас хрен где найдёшь.

Неожиданно дед радостно прокряхтел под мерное тиканье часов с кукушкой:

— Очнулся?

— Нет. Кажись, брежу, — честно признался я не своим голосом. Прежде у меня был мужской, хрипловатый голос, а этот оказался высоким и звонким.

— Сколько пальцев видишь? — спросил сощурившийся старик и показал растопыренную пятерню.

— Пять, — буркнул я и почему-то полушепотом поинтересовался: — А я вообще где?

— В Калининске, — бодро ответил незнакомец, поиграв кустистыми бровями, которым позавидовал бы и Брежнев.

— Охренеть! А как я тут оказался? — шокировано выдохнул я, выпучив глаза.

В моей голове сразу же возник целый ворох вопросов. С какой это стати меня вывезли из Москвы? В каком-то провинциальном Калининске медицина лучше? Или меня уже осудили за непредумышленное убийство и отправили в колонию-поселение?

Старик в это время стал подробно рассказывать, степенно поглаживая седую бороду:

— Давеча я с Марьей Петровной по ягоды отправился в лес наш. Он тут недалече. Пяток километров от городской стены. Ну, как водится, сели на телегу и поехали…

— На телегу? В провинции всё так плохо? Ладно, хрен с ним. Дедушка, вы давайте сразу по сути, без этих — долго ли коротко ли, — нервно поторопил я его, сгорая от нетерпения.

— Экая, вы молодёжь торопливая, — укоризненно покачал старик плешивой головой. Его лысина превосходно отражала дневной свет, льющийся из единственного окна. — Ну, ежели хочешь коротко, то получай. Нашли мы тебя в овраге.

— В овраге? А что я там делал? — ещё сильнее вытаращил я глаза, словно хотел избавить от них.

Мой мозг сейчас пребывал в состоянии ступора. Серое вещество как-то совсем не хотело соображать, будто отправилось в отпуск.

— Лежал, голышом, — пожал покатыми плечами дед и вдруг полез рукой в карман. — Вот, кстати, при тебе было.

Он достал из штанов оплавленный медный кругляшок. Я даже не сразу признал в нём тот самый амулет, который мне подарила Машка. Металл будто побывал под воздействием высокой температуры. Он искривился и кое-где потёк. А «лучики» солнца сплавились воедино.

Я взял амулет из мозолистых пальцев старика и подозрительно проговорил

— Дед, а ты меня не разыгрываешь? Может, проспорил кому? Или настойки дерябнул, да пришла в голову весёлая мысля? Может, тебя Артур подговорил?

— Какие розыгрыши? Я похож на шутника?! — осерчал старик и нахмурил кустистые брови. — Я, вообще-то, потомственный дворянин! Зовут меня Макар Корбутов! Я в Калининске не последний человек, между прочим! А вот ты кем будешь? Благородных ли кровей, аль простых?

— Ты дворянин? — поразился я, уронив челюсть на кровать. Да что же это в провинции делается? По телику об этом не говорили.

Старик уловил моё искреннее изумление. Грустным взглядом посмотрел на залатанное покрывало, чуть стушевался, опустил глаза и нехотя проговорил:

— Да, сейчас у моего рода не самые лучшие времена. Из всей семьи только я остался, жена моя Марья Петровна, да три сына, — тут он поднял загоревшийся взгляд и приподнято добавил: — Но я младшего своего, Алексашку, в этом году, ближе к осени, в Царьград отправлю. Он будет поступать в Императорскую академию магии!

— Иллюзионистом будет? Фокусником? Кролики из шляпы и прочая ерунда? — отвлечённо пробормотал я. И уже в третий раз сильно ущипнул себя за предплечье. Опять не сработало. Я всё никак не просыпался.

Хм… А почему у меня рука такая тонкая, будто меня последний раз кормили в том году? Да ещё этот подростковый голос… Я резко откинул покрывало. Твою мать! Моё тело усохло, словно я вернулся в те дни, когда ещё не открыл для себя качалку. Но хорошо хоть моя тушка оказалась целой и невредимой. И на ней даже не было новых шрамов. Старые-то остались. Это, кстати, добавляло ещё большей фантастики тому, что сейчас творилось со мной и вокруг меня. Что же мать вашу происходит?!

А дед между тем ворчливо заметил:

— Жарко стало? Это всё Марья Петровна. Я ей говорил, что не надо тебя накрывать. Чай жара какая за окном.

— Жара? — полузадушено просипел я, уже устав удивляться. — Сейчас не зима?

— Какая зима? — хохотнул дед и махнул рукой. — Лето в самом разгаре.

— Всё, это дурка, — обескураженно прошептал я себе под нос и патетично обхватил голову руками. — Год-то сейчас хоть какой?

— Одна тысяча девятьсот десятый от Рождества Христова, — уверенно отчеканил Макар, как-то странно посмотрев на меня. — А ты чего? Запамятовал?

— Забыл. Всё забыл, — взвинчено промычал я и серьёзно попросил старика: — Дед, ударь-ка меня изо всех сил.

— За что? — выпучил тот глаза.

— Можешь мне поверить, есть за что, — страстно заверил я Макара и подставил физиономию для удара.

— Нет, я тебя бить не буду. Тем более ты и так головой повредился. Юродивых трогать нельзя. Церковь не велит.

— А зеркало-то у тебя есть? — убито пробормотал я, расстроенно глянув на старика.

Мне всё больше казалось, что крыша напрочь покинула меня. Хотя, возможно, я сейчас лежу в больнице, и в моих венах гуляет какая-то ядрёная химия. Она-то и создала удивительно правдоподобный бред. Я не мог отличить его от реальности. Мой нос улавливал даже запахи! И деду не мешало бы помыться.

Он чуть обиженно проговорил:

— Как же не быть зеркалу? Есть, сейчас принесу.

Макар грузно поднялся с табуретки и вышел из комнаты. А я тут же вскочил с кровати и подлетел к обычному окну с деревянной рамой. Отодвинул занавеску и глянул наружу. Там обнаружился плодоносящий сад, огороженный глухим забором из досок. Нет, это точно не Москва.

В эту секунд вернулся Макар. Он скользнул по мне недовольным взглядом, но ничего не сказал. Молча вручил небольшое овальное зеркальце в резной оправе и присел на табуретку.

Я поспешно взглянул на своё отражение и увидел себя пяти-шестилетней давности, когда мне было лет шестнадцать-семнадцать. Чёрные короткие волосы, пронзительные карие глаза, прямой нос, мазки угольных бровей и волевой подбородок. А взгляд — упрямый, саркастичный. Правда, сейчас, офигеть какой растерянный.

Макар проговорил, с лёгким прищуром посмотрев на меня:

— Нагляделся?

— Угу, — угрюмо проронил я, звонко ударив себя по щеке. Нет, опять не проснулся. А ведь боль была вполне правдоподобной. Аж в ухо отдало и там что-то зазвенело.

— Что же с тобой случилось? Ты хоть что-нибудь помнишь? — вкрадчиво спросил дед, настороженно поглядывая на меня.

— Неа, — отрицательно покрутил я головой.

Старик поразмыслил немного, подёргал себе за бороду и задумчиво выдал:

— Я вот что мыслю. Попались тебе по пути лихие людишки. Они ограбили тебя, тюкнули по голове и оставили в лесу на съедение волколакам.

— Волколакам? Может, волкам?

— Может, и им, — пожал плечами Макар. — Смотря кто бы быстрее успел.

Я тяжело вздохнул и горестно промычал себе под нос:

— Ох, Ваня, в другой мир ты попал, как есть попал. Клянусь святым Лавкрафтом, пусть пучины морские ему будут пухом. Уж больно всё здесь выглядит реально. И если деда можно подговорить ради шутки, то лето за окном и моё новое тело — хрен подделаешь. А что же стало с Артуром? Да к чёрту его. Мне-то, что теперь делать?