Хозяин леса 2

7

Говорят, что мероприятия подобного толка — это ярмарки тщеславия. На ярмарках же что-то вроде продавать должны? А эти напыщенные морды, что продают?

Жаль конечно, что не удалось подъехать к красной ковровой дорожке на танке. Интересно, смог бы парковщик отогнать военную технику от входа потом? Ну и ошарашенные лица обывателей очень бы хотелось увидеть. А там их собралось видимо невидимо. Вот в чем их интерес? Зачем все эти люди бросили дела, и пришли постоять вдоль заграждения? Вживую увидеть самых богатых и знаменитых? Какой в этом смысл? Я понимаю: поговорить, выяснить, что это за человек. В чем ваши мысли с ним сходятся, а в чем нет. Это интересно. А вот так — тупо вопить, когда каждая следующая блестящая машина открывает пассажирские двери — это как вообще? Обезьяний стайный инстинкт?

Самое удивительное, воплями и аплодисментами встретили даже нас с Хельгой. Можно подумать, кто-то из этих… людей нас знал. Но нет. Достаточно было дорогущего родстера, шикарного платья моей спутницы, и золотого блеска высших орденов Федерации.

А еще камеры. Их было прямо до неприличия много. Больше сотни — точно. Они, как пчелы роились в местах, откуда на входящих во дворец Свободы гостей был наилучший ракурс. Сновали буквально под ногами, вились вокруг головы. Так и подмывало схватить одну такую машинку, и сжать в кулаке до хруста. Чтоб только брызги пластика в разные стороны полетели.

Искушение победил. Просто представил, какие будут заголовки сетевых СМИ на следующий день. «Кровожадная натура отставного военного!», «Дикарь в военной форме», «Варварская выходка полковника». Зачем мне такая слава. Довольно и того, что я приехал. Хотя для какой цели, все еще не понимал.

Под вопли толпы, сопровождаемые роем летающих камер, мы медленно поднялись по укрытым красным ковром ступеням, и вошли в здание. Дворец Свободы — не жилое здание. Его собственник — Федерация, и служит он для одной единственной цели: для проведения массовых торжественных мероприятий. Приемов, встреч правительственных делегаций, награждений и всего такого в этом роде. Дворец невозможно арендовать и устроить в нем свою собственную, частную вечеринку. Он, как бы олицетворение Федерации. Воплощенный в металл, камень и стекло символ власти. Вроде знамени, древко которого воткнуто в захваченный у врага холм.

Заботой о здании заняты роботы. Персонал исключительно электронный и контролируется напрямую планетарным Управляющим. В том числе и система безопасности. При пересечении невидимой грани, порога дверей, на комм пришло сообщение, напоминающее, что обладание, и тем более — применение, оружия на территории здания является преступлением, и наказание последует незамедлительно. Недопустимы так же любые проявления агрессии. Таких писем я еще ни разу не получал. Хотя за долгую жизнь успел побывать в разных местах. В том числе в помещениях подобного этому Дворцу статуса.

Управляющий обладал какой-то информацией? Или в числе приглашенных на мероприятие есть явные враги? С чего это мега компьютер решил закрутить гайки больше обычного? Немотивированная агрессия — это еще, допустим, понятно. В Уголовном Кодексе она называется злостным хулиганством и налагает адекватное наказание. Но оружие! Это уже за пределом основных статей Конституции. Каждый гражданин, получивший разрешение на оружие, имеет право защищать свою — и окружающих — жизнь всеми доступными способами. Иными словами: имея в кармане пистолет, ничто мне не помешает пристрелить грабителя, напавшего в темном переулке. И мне за это потом ничего не будет.

Ограничение конституционных прав — это нонсенс. Я с таким прежде не сталкивался. Пистолета у меня с собой не было. Но я ведь и сам, в некотором роде — оружие.

— Веселенькое дело, — промурлыкала Хельга. — Нас что? Закинули в банку с ядовитыми скорпионами?

— И даже раздавить их запрещают, — улыбнулся я. — Буду банальным, но я как чувствовал, когда не хотел сюда ехать.

— Может быть так вообще принято? — шевельнула бровями женщина. — Мы с тобой совсем не завсегдатаи таких тусовок. Может, в их среде — это в порядке вещей?

Я только улыбнулся в ответ. Потому что не знал правильный ответ.

Предъявлять приглашение не потребовалось. Сканеры считали информацию с наших нейролинков, нас сверили со списком, и врата распахнулись. Мы с Корсак переглянулись, и решительно вторглись внутрь Дворца. Хельга предвкушающее улыбалась, а я рыскал глазами по толпе наряженного народа в поисках знакомых. Воспитанные люди здороваются. Тем более на таких вот сборищах. Кроме того, знакомцы определяют принадлежность к группе. Нас с подругой здесь мало кто знал. И следовало как-то определить себя в Космосе местной политики.

Серводроид предложил напитки. Пить спиртное не собирались, но здесь все были с чем-то таким в руках, и мы решили не выделяться. Так и шли сквозь толпу — в обширном зале собралось, по меньшей мере, тысяча человек — оберегая золотистый напиток в сверкающем стеклянными снежинками узоров хрустальном бокале.

Первым на глаза попался высокий сенатор Стерлинг. Я уже хотел повести спутницу в какую-нибудь другую сторону, чтоб даже случайно не столкнуться с неприятным человеком, но разглядел того, с кем он общался. И удивился. Потому что Стерлинг оживленно беседовал с полковником Раухбаумом. Причем незаметно было, чтоб военный тяготился компанией.

— Это же командующий? — удивилась не меньше меня Хельга. — Верно?

— А рядом с ним тот самый сенатор Стерлинг, который пытается отобрать у меня лес.

— Оу! Интересная комбинация, — в задумчивости выговорила лейтенант полиции. — Если они заодно, становится понятно, откуда у второсортных бандитов мог взяться бластерный повторитель.

— Это серьезное обвинение, — качнул я головой. — Раухбаум здесь на Авроре представляет всю военную машину Федерации. А Стерлинг, хоть и сволочь, но депутат от планеты в Федеральном Сенате. Логичным будет предположить, что люди такого положения будут отлично знакомы друг с другом.

— Тем не менее, моя версия тоже вероятна. Логично? — заспорила Хельга.

— Несомненно. Но встревать в их разговор мы не будем. С полковником я был бы рад переговорить, а вот сенатор…

— Кто его вообще выбрал?

— Народ, — пожал плечами я. — Знаешь статистику? В голосовании с каждым годом участвует все меньше граждан. Людям становится это не интересно.

— Или все равно.

— Или так, — кивнул я. — Признак стабильности. Какие бы депутаты не заседали в Сенате, в жизни простых обывателей ничто не меняется.

— Это называется застоем, — фыркнула Корсак. — Старые колонии застаиваются. Экспансия Федерации больше не волнует души граждан. Им теперь интересна только их жизнь. Только их маленький мирок.

— Если в этом мирке хорошо, то почему бы и нет?

— Отец говорил… цитировал кого-то, наверное. Говорил, что трудные времена рождают сильных людей. Сильные люди делают мир лучше. В лучшем мире рождаются слабые люди. Слабые люди создают трудные времена…

— Заумная чушь, — улыбнулся я. Мы продолжали бесцельный променад по гигантскому залу, и разговаривали. Еще я высматривал Лилу. Она собиралась провести презентацию фонда, и хотелось на это взглянуть. — Люди все разные. Какие бы времена не были — трудные или лучшие — среди триллионов всегда найдутся и сильные, и слабые. Если общественно-политическая система помогает первым и заботится о вторых, все в полном порядке.

— Только не нужно меня агитировать за идеалы Федерации, — легонько толкнула меня локтем в бок женщина. — Я присягу давала. И считаю, что, из всех представленных в мире форм правления, наша наиболее близка к идеалу.

— Но не идеальна?

— Абсолют невозможен в мире людей. Это Натали так говорит. Она тоже считает, что все люди разные, и это разнообразие способствует выживаемости вида куда лучше, чем все достижения цивилизации.

— А! Философия. Извини, но я никогда не был в ней силен.

— Слышал о последних исследованиях генома человека? — вдруг решила резко сменить тему Хельга. — Не у нас. В одной из соседних стран. Их ученые открыли механизм адаптации человека к совершенно различным условиям существования. Имеется в виду: притяжение, процент кислорода в воздухе, уровень освещенности и влажности…

— Заманчиво, правда? — вскинул я брови. — Вместо того, чтоб переделывать планеты под стандарт, изменить самих жителей. Гигантская экономия средств, но проигрыш в далекой перспективе. Я так считаю.

— А что в этом такого? Сам же видел людей рожденных на том же Марсе, или космических станциях. Скажешь, что они не отличаются от живущих на планетах класса «А» или «Б»?

— Видел. Потому и говорю, что этот вариант неприемлем. Во всяком случае, как государственная программа. Представляешь, к чему это может привести? Уже сейчас обитатели станций испытывают трудности на дне гравитационного колодца. Если же, как ты сказала: адаптация достигнет предела? Люди с хрупкими костями? Люди с огромными легкими, способными получать требующееся даже из сильно разряженной атмосферы? Люди-рыбы? Люди-птицы… Все они смогут обитать только там, где рождены. Разве это не печально? Умышленно лишить человека свободы выбора!

— Это если забыть о техническом уровне цивилизации, — давно заметил, что Хельга готова спорить о чем угодно. Даже если понимает, что не права. — Скафандры, например. Зато представь, насколько меньше потребуется возить с собой ресурсов кораблям, где экипажи состояли бы из людей привычных к низкому качеству дыхательной смеси…

— Все равно, — покачал я головой. — Человек хорош в любых условиях, и без всяких адаптаций генома. Хрупкая, но невероятно приспособляемая тварь. Уж мне-то поверь… О! Лилу. Пошли, я вас с ней познакомлю.

Журналистка разговаривала с незнакомым мужчиной. Среднего роста, ничем не примечательная — какая-то серая — внешность. Даже обычный, отнюдь не праздничный, не парадный костюм. Облик, казалось, прямо заявлял: я здесь не как гость, я здесь по работе.

Лилу, в вечернем — в пол — платье из струящегося и переливающегося перламутром шелка, рядом с неприметным господином смотрелась прямо-таки принцессой. Хотя, и это, признаться, меня успокоило, пляшущие в глазах бесенята выдавали в девушке прежнюю хулиганку и раздолбайку.

Она заметила нас издалека, и тут же махнула ладонью, чтоб мы не стеснялись подойти. Ну и объяснила что-то «серому» господину.

— Полковник! — воскликнула журналистка, когда мы с Хельгой подошли. — Как хорошо, что вы все-таки выбрались из своей провинции!

— Есть у меня подозрение, — криво усмехнулся я. — Что за это приглашение я должен благодарить тебя.

— Конечно меня, — и не подумала отказываться Лилу. — Как иначе было вытащить вас в Лунебург. Здесь столько дел. Столько людей хотели бы с вами встретиться, и обсудить крупные вложения в фонд…

— Чудеса, — не удержался я. — То черная полоса, то белая…

— Главное, чтоб это все не закончилось хвостом, — мило улыбаясь, тихо проговорила Корсак.

— Полковник Ронич, позвольте представить вам моего папу. Арчибальд Лукошин. Директор регионального представительства корпорации «Бигфуд». Отец, это тот самый полковник в отставке, и герой Федерации, Станислав Ронич. Хозяин последнего леса.

— А еще — резервный командующий гарнизоном, — мягко выговорил «серый». — Наслышан. Жаль, что наша встреча произошла в этом неприятном месте. Хотелось бы поговорить в более подходящем месте. Как на счет отобедать вместе? Например, завтра?

Как это у него получается? Он не повышал голос, не принимал пафосных поз, и не блистал богатством напоказ. Просто слегка улыбался и негромко выговаривал слова чуть мягче, чем это принято делать на Авроре. И его слушали. За какие-то мгновения он полностью завладел нашим вниманием.

— Почему бы и нет, — кивнул я. — Если есть повод для беседы…

— Да-да, — отзеркалил мой кивок директор. — Конечно-конечно. Но поговорим об этом завтра. Хорошо?

— Договорились, мистер Лукошин.

Я вспомнил, где именно принято так забавно смягчать общий язык. На Артемиде — столичной планете Федерации. Волшебный, сказочный и, к сожалению, полузакрытый мир, словно специально созданный для проживания человеческого вида. Если где-то и может существовать рай, то это как раз там.

— Оставляю вам дочь на попечение, — снова мягко улыбнулся Арчибальд, извинился и скрылся в толпе.

— Какой интересный человек, — вздохнула Корсак, чуть прищурилась, и впилась взглядом в Лилу. — Вы сказали, он ваш папа?

— Да, — легкомысленно отмахнулась журналистка. — Не обращайте внимания. У него странные для Лунебурга принципы. Считает, что раз он наемный менеджер большой компании, а не владелец бизнеса, то и наряжаться на такие приемы будет неприемлемо. Вроде как, богатой одеждой он сможет принизить значение корпорации.

— Даже само существование принципов вызывает уважение, — выдал я. — У многих людей и этого нет.

— Ты не представишь меня своей знакомой? — напомнила о себе Корсак.

Я прямо волосками, дыбом вставшими на спине, почувствовал ее ревность. И хуже всего, что совершенно не представлял, что с этим делать.